Страница:
Я вскочила с кровати, и мы побежали к двери в ванную. Модестов заглянул первым:
— Его нету! Куда он мог деться? Денис! Ты тут мохнатого мужика не видел? — спросил он у выползающего из кухни и жующего бутерброд Дениски.
— Нет. А он должен быть?
— Да! В ванной!
— Не знаю, оттуда никто не выходил, — пожал плечами сын.
— Видение, — заключил Модестов.
— Галлюцинации, — подтвердила я и пальцем покрутила у виска.
В тот день мы возвращались из Агентства на метро. Заскочили в последний вагон нашей электрички, и толпа поглотила нас.
Вдруг Модестов выпучил глаза и как завороженный уставился куда-то за моей спиной:
— Опять началось!
— Что началось?
— Видения.
— Ты достал! Кто на этот раз? — Я быстро оглянулась и обомлела: Матерь Божия!
Галлюцинации посещают теперь не одного Модестова. Зараза передалась и мне, хотя уж кого-кого, но не меня можно было подозревать в слабом рассудке и вытекающей из этого склонности ко всяческим видениям.
— Ты тоже видишь? У тебя по религиозной тематике? — обрадовался Модестов.
Он почувствовал себя специалистом по галлюцинациям и, видимо, уже успел составить разные их классификации. Модестов начал подпрыгивать, пытаясь заглянуть мне через плечо.
— Тихо. Сейчас спугнешь! У меня — два бомжа, а у тебя?
— И у меня два бомжа! — в восторге сообщил Модестов.
Итак, нам обоим привиделось одно видение, причем самое, наверное, нелепейшее из всех известных мировой психиатрии. В дальнем конце вагона, тесно прижавшись друг к другу и в некотором отчуждении от брезгливой общественности, стояли два бомжа.
Бомжи как бомжи, никто из пассажиров ни в жизнь не догадался бы, что в метро буянят потусторонние силы… Оно и понятно, этот полтергейст был сделан специально для нас: только мы с Модестовым знали, что это никакие не бомжи, а плод воспаленного воображения. На одном бомже было лицо Каширина, а на другом — физиономия Шаховского. Будь на оборванцах свиные рыла, это не так бы нас поразило. Еще бы! Знать, что твои добрые коллеги сидят сейчас в Агентстве и режутся от скуки в нарды, и одновременно видеть их воспроизведенный облик на асоциальных личностях.
— Спокойно. Может, это не галлюцинация? — Модестов жестом старого зануды поправил очки на носу. Он это делал всегда, когда хотел пофилософствовать.
— Ага. Ты хочешь сказать, что это настоящие Каширин с Шаховским?
— Нет, — Модестов поднялся на цыпочки и еще раз внимательно посмотрел на видение, — нет, это исключено. Наш Шаховский повыше будет, а у Каширина — щетина.
Я оглянулась и возразила:
— Так у того бомжа нет щетины.
— Вот именно! А у Каширина — есть.
Я утром видел. Так вот. У меня есть научное обоснование: ты согласна, что социальный статус накладывает отпечаток на внешность индивида? Так? И веками складывалось, что у дворян — одни черты лица, у крестьян — другие, мы, интеллигенты, тоже выглядим по-своему. Так? И все дворяне были похожи на дворян, крестьяне на крестьян, а мы, соответственно, на интеллигенцию.
— Не понимаю, к чему ты клонишь…
— А ты смотри. Дело в том, что Каширин и Шаховский, как бы так сказать помягче… из маргиналов. И нет ничего удивительного в том, что некоторые черты их внешности можно встретить у многих представителей низшей социальной прослойки.
— Ты хочешь сказать, что это не бомжи похожи на Каширина и Шаховского, а Каширин и Шаховский похожи на бомжей?
— Точно! Только ты им не говори, что это я сказал. Каширин и Шаховский случайно вырвались из своей привычной социальной среды, и природа еще не успела зафиксировать этот рывок вверх во внешности наших коллег. Может быть, в следующем колене…
Ну ни фига себе теория. Хотя это кое-что объясняет, и уж лучше так, чем жить постоянно в ожидании видений и санитаров из «дурки». Со мной, в таком случае, все в порядке, а вот Модестов меня беспокоит. У него же это не впервой, и того мохнатого мужика ни на какую социальную дифференциацию не спишешь.
Целый день Модестов ходил гордый собой, но к вечеру сам отрекся от своей теории и решил смириться с галлюцинациями. И все опять из-за бомжа. Возвращаясь домой, я заметила во дворе у мусорного бочка еще одну оборванную личность. Внимательно присмотревшись, я подвела к нему Модестова.
Ровно минуту муж удрученно молчал. Потом выдавил из себя:
— Ты его тоже видишь?
— Да!
— Это галлюцинация.
— И те тогда — тоже?…
— Да. И те тоже, — смирился Модестов.
Он повернулся и печально пошел к подъезду. Бомж был как две капли воды похож на самого яркого представителя русской интеллигенции Михаила Модестова.
Улица жирно лоснилась под светом нашего фонарика. Дождь закончился всего несколько минут назад, и очертания всех предметов просматривались только благодаря блестящим каплям, обосновавшимся на проводах, ветках, клочьях травы на газоне и карнизах. Темнота была абсолютная, что, в принципе, характерно для 12 часов осенней ночи. Луна болталась где-то на небе, плотно прикрытая облаками. Модестов шел сзади и шмыгал носом. Ему почему-то совсем не понравилась моя идея изловить канализационных воров на месте преступления. Но мне удалось его убедить в успехе нашего дела. Наконец мы дошли до густого кустарника, примеченного еще днем.
— Полезли туда!
— Там мокро, — захныкал Модестов.
— Ничего. — Туг я заметила, что Модестов достал из сумки бинокль:
— Зачем это тебе?
— Как зачем? Разглядеть его лицо.
— Во-первых, в темноте ты ничего не увидишь, а во-вторых, его лицо ты разглядишь, когда будешь задерживать. — Увидев, как недоуменно блеснули в темноте очки Модестова, я повторила:
— Будешь, будешь.
Со вздохами Модестов занял позицию в недрах кустарника.
— Пока мы тут люки сторожим, неизвестно, чем твоя старуха занимается, — бурчал Модестов.
— Не старуха, а тетя, — обиделась я за родственницу. — Да, тетя странная, но то, что она моя родня, еще не значит, что она ведьма.
Честно говоря, тетя мне самой не нравилась.
— Лучше бы за ней последили… — заговорщицки прохрипел из кустов Модестов.
— У тебя припадок профессионализма.
В твоем возрасте это может вылиться в манию. Ты меня-то хоть ни в чем не подозреваешь?
Модестов ничего не ответил, только внимательно посмотрел на меня. В его взгляде появилось новое выражение.
— А что, это объяснило бы многие вещи… — задумчиво произнес он, продолжая всматриваться в меня.
— На что ты намекаешь?
— Тихо, кто-то идет!
В противоположном конце улицы появился силуэт. Силуэт, одетый в длинное темное пальто медленно скользил по мостовой, да так, что казалось, что он парит над ней. Ночной прохожий приближался прямехонько к нашему люку. Тут осенняя туча грузно сползла с диска полной луны, и осветилось лицо незнакомца. Я вздрогнула.
— Это тетка! Я же говорил… — пропищал Модестов.
— Ты думаешь, это она тырит люки?
— А что она делает ночью на той улице, где должны похитить люк? Таких совпадений не бывает.
— Логично.
Но хитрая тетка сделала вид, что ее нисколько канализационные люки не интересуют, и прошла мимо нашей засады. Так же бесшумно, словно призрак, Геновера поплыла дальше в непроглядный мрак бульвара.
— Давай я пойду за ней, а ты оставайся следить за люком. — Я подумала, что хоть Геновера мне и тетя, это отнюдь не значит, что я не должна интересоваться ее жизнью.
Даже наоборот, было бы невежливо совсем не проявлять к родственнице интерес. Какими средствами этот интерес проявлять — уж мне выбирать. Пусть даже путем шпионажа…
— Нет, лучше я пойду за ней.
— Иди.
— Нет, я лучше останусь. — Модестов предпочел компании моей тетки одиночество в кустах.
Двигаться так же бесшумно, как и тетка, у меня не получалось, поэтому я держалась в некотором отдалении от крымской родственницы. Место для прогулки она выбрала исключительно грязное — раздолбанный тротуар местами уходил из-под ног, и я оказывалась по щиколотку в луже. Единственное, что успокаивало — промокать дальше было некуда.
Интересно, куда это она? Судя по направлению — на Волковское кладбище… Господи, опять этот бред! Неужели я и сама верю, что Геновера ведьма?
Сзади раздался топот.
— Нонна, подожди, — прохрипел кто-то совсем рядом.
Я оглянулась и увидела бледное лицо и огромные от страха глаза Модестова.
— Ты оставил пост?
— Я испугался… за тебя. Одна, на пустынной улице, кругом расхитители канализационных люков…
— За меня? Ну-ну. Ладно уж, пошли.
Тетка шла, не оглядываясь. В конце улицы действительно замелькали знакомые очертания… могильные кресты… Тетушка чесала прямиком туда.
— Модестов, шабаш в какое время года происходит?
— Весной, а что?
— На кладбищах?
— Нет, на Лысой горе.
— Странно, почему мы идем на кладбище?…
— Куда мы идем? — после минутной паузы медленно спросил Модестов.
— На кладбище.
— Почему?
— Потому что. Видишь, куда она идет?
— У меня куриная слепота. Я в темноте вообще ничего не вижу. Но мы ведь на кладбище не пойдем?
— Пойдем. Мы ведь за ней следим.
Это же святотатство. Праздно разгуливать среди могил могут только сатанисты, ведьмы, параноики и…
— Журналисты.
У кладбища Модестов остановился. Теткин силуэт неумолимо отдалялся, грозя затеряться среди памятников и хилой кладбищенской растительности. Я потянула мужа за руку.
— Нет. Я туда не пойду. Это грех, — уперся он.
«А Спозаранник пошел бы», — невольно подумалось мне, но вслух я ничего не сказала. Бросив поскуливающего Модестова у ворот, я бросилась вслед за теткой. Она уже успела скрыться за памятниками, и я шла почти наугад, прислушиваясь, старалась отделить посторонние звуков от чавканья грязи под моими ногами. Но посторонних звуков не было, я была единственная, кто производил шум в этой мертвецкой тишине.
Кругом мерцали зеленоватые огоньки гнилушек. Мне померещилось, что теткин силуэт мелькнул немного правее моего маршрута, за старинным резным крестом. Я кинулась туда, но земля разверзлась у меня под ногами, и я упала. В полете попыталась схватиться за скользкий памятник, но гравитация оказалась сильнее моей слабой хватки. Упала, правда, на размытую почву кладбищенской тропинки. На одежде и лице осталось килограмма три грязи, на руке — царапина.
Вдруг с той стороны, где исчезла тетка, кто-то истошно закричал. Я поспешила на крик, но, не успев пройти и десяти метров, запуталась в могильных плитах. Теперь я не знала, ни где кричали, ни где тетка, ни где я…
С кладбища я выбиралась полчаса. Тетка как сквозь землю провалилась! В поисках выхода я обошла кладбище раза три. Ни одной живой души! Модестов верно ждал меня у входа. Я была злая как черт и, судя по всему, выглядела так же, потому что Модестов при моем появлении попятился назад, крестясь.
— Пошли! — рявкнула я, не особо церемонясь.
— Нонночка! — Модестов был вне себя от счастья. В этот момент я подумала, что мне повезло с мужем. Кто бы еще согласился ждать меня у кладбища?
Назад мы шли без фонарика, на ощупь.
Не ради конспирации — чтоб людей не пугать. Но и даже без света мы заметили, что «наш» люк исчез. Это было уж чересчур.
Значит, тетка и правда заодно с похитителями. Ее поход на кладбище и вопли над могилами были всего лишь отвлекающим маневром. На который мы, как дураки, купились. Впрочем, почему мы?
— Модестов! Этот люк на твоей совести!
— Чудеса! Когда я уходил, он еще был на месте.
— Был, был… Гораздо интереснее, где он есть сейчас…
— Может, у тетки? Пошли, изымем. С понятыми.
Предложение было признано рациональным, и Модестов реабилитировался.
…В квартиру мы заходили на цыпочках, не включая света. План взятия тетки с награбленным был разработан по дороге. Как все гениальное, он был прост: она заходит с люком, мы ее хватаем и прессуем.
— Стоп! А как быть с понятыми? — Модестов традиционно внес хаос в стратегию.
— Дениску разбудим.
— Нужно два.
— Будет три! — Я выразительно посмотрела на Модестова, потому как знала, что он сейчас будет говорить, что двойняшки еще маленькие, у них режим, и они не имеют право выступать понятыми. Ну и что? Маленькие, зато объективные. Но Модестов промолчал.
Тут скрипнула дверь в теткиной комнате, и появилась она сама, волоча за собой здоровый грязный мешок с чем-то тяжелым и зловонным. Мы вжались в темноту. Геновера скрылась в ванной.
— Почему ты ее не задержал? — Я первой подала голос.
— Ты думаешь, там был люк? — шепотом отозвался Модестов.
— А что?
— Думаю, что-то похуже, — многозначительно ответил он.
— Полагаешь, она что-то выкопала?
— Да. Или — кого-то. Может, не надо ее сейчас задерживать? Она ведь к хищению люка непричастна. И вообще, чего ты к ней прицепилась? Каждый имеет право… делать, что ему нравится.
Модестов едва не сказал «имеет право выкапывать трупы». Нас обуял ужас…
Сквозь сон я услышала, как звонит телефон. Автоматически накинув халат, выбросила тело в коридор. Тетка из своей комнаты тоже хищно бросилась к телефону, теряя по дороге тапки, но я ее опередила. Звонят ведь мне в квартиру, и есть шанс, что хотят услышать именно меня.
— Алло!
— Добрый день! Александру Филипповну можно? — спросил незнакомый мужской голос.
— Кого? — шепотом спросила тетка.
Я прикрыла ладонью трубку:
— Какую-то Александру Филипповну…
— Это меня, меня. — Она вырвала трубку у меня из рук. — Алло?
Геновера так выразительно посмотрела на меня, что я предпочла скрыться в комнате, демонстративно хлопнув дверью. Пусть знает, кто в доме хозяйка. И раз я хозяйка, никто ведь не запретит мне стоять там, где я хочу? Я встала впритык у двери и приложила ухо к щели. Совершенно случайным образом до меня стали доносится обрывки фраз: двести долларов, очень выгодно, хорошая работа, полкило серебра, клянусь родней и т. д.
Я поняла так, что она взялась сотворить какое-нибудь чудо, например, полкило драгметаллов всего за двести долларов, и если у нее ничего не получится, то нам — ее родне — придется худо. И что Александра Филипповна — ее творческий псевдоним. Дениска донес, что этот звонок «Александре Филипповне» — далеко не первый. Все это было очень странно.
…Горностаева сидела на подоконнике, покачивая ногами и задумчиво куря. Рядом дымилась чашка кофе. Изредка она поднимала на меня глаза, пристально смотрела, говорила: «Понятно» — и продолжала курить. Никто из посторонних и не подумал бы, что она думает, но тем не менее это было именно так. Только ей я рискнула рассказать о том, что творится у меня в квартире. Во-первых, она самая рассудительная, во-вторых, не будет смеяться.
— Ведьма, говоришь?… — наконец произнесла она.
— Нет, это Модестов так считает. И кошки. И соседи. И тот мохнатый тип из ванной, наверное, если его спросить.
— А она сама что говорит?
— А что, надо было поинтересоваться?
— Конечно, в первую очередь.
— Ну, понимаешь, это как-то нетактично: «Дорогая тетушка, а вы случайно не ведьма? Не вас ли видели прошлой ночью на месте преет… то есть на Лысой горе»? Честно говоря, я за ней маленько пошпионила. Помимо кладбища… Порылась в комнате, послушала, с кем она по телефону разговаривает. Геновера почему-то представляется Александрой Филипповной. Ей много звонили, особенно в первые дни. А потом, Дениска говорит, звонки прекратились, и она сама стала пропадать где-то целыми днями.
— Знаешь, я думаю, что если слежка ничего не дала… Да, да, ничего существенного. Надо к ней внедриться!
— Как?
— Просто. Скажи ей, что тоже хочешь заниматься колдовством, что почувствовала зов предков или что-то в этом роде. Она тебя посвятит в таинство, и ты наконец узнаешь, что у тебя творится дома.
Идея мне неожиданно понравилась. Правильно, пусть посвятит. В конце концов, может быть пригодится в жизни поколдовать.
Может быть, удастся решить проблему со Спозаранником. Приворожу его, пусть знает, как прятаться в подсобке.
— Хочешь, я тебе погадаю? Дай руку. О, на сердце у тебя неспокойно. Приворожил тебя один добрый молодец. — Тетка, пыхнув «Беломором», взяла в свою когтистую руку мою ладонь.
— Да ну, какой там молодец, — пробормотала я, внутри вся похолодев, — у меня же Модестов.
Но для тетки Модестов был не аргумент.
Пронзив меня взглядом рентгенолога, она продолжала:
— Ледяное у него сердце. Опасайся. Хочет он над тобой полную власть иметь, власть не над телом, а над душой.
— А тело кому? — ляпнула я с досады.
Интересно, чем это Спозараннику тело мое не приглянулось? Ладно, хватит, надо переходить к делу:
— Трудная у вас работа…
— Да не жалуюсь. — Геновера насторожилась.
— Странно, что в Питере нашлось столько поклонников вашего мастерства…
Тетя вскинула на меня дикий взгляд и туманно пробормотала:
Таких везде хватает.
— Знаете, я давно уже чувствую тягу к подобного рода делам…
— Каким делам?
— Ну этим, оккультным. — Я почувствовала себя двоечницей.
Геновера криво усмехнулась:
— А, к этим… — Она встала и в глубоком раздумье прошлась по комнате. Повернувшись спиной к столу, тетя серьезно произнесла:
— Не каждому это дано.
— Ничего, я способная. — Чувство радости переполняло меня: сейчас произойдет смычка двух ведьм.
— А как ты думаешь, чем я занимаюсь?
— Колдовством!
— В принципе, можно и так назвать. — Тетя повернулась и посмотрела на меня. В ее взгляде я уловила нежность… Нет, не нежность… сочувствие, скорее. — Ты точно хочешь мне помочь?
— Конечно, я ведь в отпуске, делать нечего, на работе заданий не дают, — уверенно врала я. — Скучно! Я бы могла зелья замешивать для начала…
— Нет, колдовство будет на втором этапе, — перебила она маня, — сначала мы будем заниматься теми делами, в которых нет ничего мистического. На первый взгляд.
— А когда колдовать?
— Скоро.
Наутро мы с Геноверой отправились на работу. Выяснилось, что этап, предшествующий колдовству, — это всего-навсего предпринимательство. Оказалось, что тетя работает на Фонд поддержки малоимущих слоев населения, учрежденный на деньги кубинского миллиардера и базирующийся в Крыму. Она ездит по всем городам России и открывает филиалы Фонда, основная задача которого — способствование стремительному росту благосостояния народонаселения России. «У нас в стране такая ситуация, что народу надо помогать зарабатывать», — сказала тетя, и я с ней согласилась.
Для этих благородных целей тетушка сняла офис на Невском. Как объяснила Геновера, там проводятся семинары среди малоимущих, которых тут же оптом и трудоустраивают.
— Но, если бы ты знала, Нонна, как мне трудно одной убеждать их, что это выгодно, что в этом мире надо зарабатывать собственной головой, — Геновера остановила меня на лестнице между вторым и третьим этажами роскошного особняка, — обывателей так трудно наставить на путь свободного предпринимательства. Они крутом видят обман.
— И они, в принципе, правы… — заметила я.
— Что?!
— Ну, сейчас столько обманщиков развелось.
— А… Ну да… — Тетка задумалась. — Да.
В общем, ты должна мне помочь. Подыграть, что ли. Я буду читать лекцию, а ты сиди в аудитории, я тебе подмигну, и если ты сообразишь, что делать, то будем работать дальше.
— А, ну, конечно, ради благого дела, — согласилась я, в душе аплодируя себе за столь успешное внедрение.
В небольшом кабинете на обитых красным бархатом скамеечках сидели малоимущие. Вообще-то, на малоимущих они были мало похожи: нормальные дядьки, очень прилично одетые и упитанные.
Тетка начала учить народ зарабатывать довольно резко:
— Добрый день. Я вам скажу сразу: если вы не чувствуете в себе способность зарабатывать много денег, то прошу удалиться из зала.
Таковых не нашлось. Геновера продолжила:
— Ваша работа заключается в изготовлении ювелирных изделий. Материал будет вам выдан — отдельные элементы из серебра самой высшей пробы. Материал уникальный и суперсовременный, изделия из него очень модные и имеют огромный спрос на рынке. Но это — уже моя проблема. Именно с реализации этих изделий мы и будем получать финансирование на проведение аналогичных семинаров. Это вас уже не касается.
Тетка кинула на стол пачку журналов:
— Вот можете взглянуть, что собой представляет ваша будущая работа.
Народ потянулся к столу так торопливо, словно это были уже живые деньги. Тетка посмотрела на меня и выразительно подмигнула. Я ей улыбнулась в ответ. Она еще раз подмигнула. Тут я вспомнила и тоже кинулась за журналами. Журналов не досталось, и мне пришлось вырвать один из рук зазевавшейся малоимущей. Интерес к будущей работе у несознательных обывателей возрастал на глазах.
— Мы вас обучим, как из этих серебряных колечек делать разнообразные изделия, вариантов — тысячи. Заработок с одного изделия — триста долларов. За месяц вы можете сделать два, а то и три таких украшения. — Тетка опять мне подмигнула.
— А как вы будете выбирать достойных для этой работы? — выкрикнула я.
— Хороший вопрос. Ваше желание заработать — главный критерий. Наш Фонд выбирает среди неработающих только тех, кто впоследствии, заработав с нами первоначальный капитал, сможет самостоятельно развить дело. Главное — ваше желание и способность видеть перспективу.
Тетка окинула взглядом аудиторию. Глаза малоимущих горели. Она опять подмигнула.
— И как можно выразить это желание?
— Просто. Надо записаться и подтвердить готовность оплатить залог.
— Какой залог?! — вырвалось у меня уже без теткиных подмигиваний.
Она посмотрела на меня как на идиотку:
— А вы думали, я вам отдам полкило чистого серебра без залога?! А если вы уйдете и не вернетесь? Мы и так скостили сумму залога всего до двухсот долларов. Двести долларов за кулек серебра!
Взоры малоимущих, полные упреков, устремились на меня. Я замолчала. Все чего-то ждали. Тетка опять подмигнула. Я просияла и бросилась записываться в ювелиры. Толпа рванула за мной.
Аншлаг был полный. Тетка была довольна, а меня мучили смутные сомнения.
…Про полтергейст, сопутствующий росту благосостояния народа и странствующий из города в город вместе с тетей, я пока не выяснила. Ничего, может, завтра мы дойдем до этапа колдовства.
…Не доходя несколько сот метров до офиса, тетка вдруг остановилась.
— Нонночка! Я совершенно забыла, — сказала она, — забыла взять контракты. Я сейчас сбегаю домой, а ты пока иди. Возьми с них деньги и попроси подождать новых желающих. Я скоро буду.
Я пожала плечами и пошла к офису. Я не могла не согласиться — тетка имела право распоряжаться мною, как хотела, таковы уж издержки внедрения.
В офисе малоимущие томились в нетерпении. Когда я им заявила, что уполномочена Александрой Филипповной принять деньги и раздать кульки с серебром, народ выстроился в очередь. Я успела принять тысячу долларов, когда… на моих запястьях защелкнулись наручники.
— Всем оставаться на своих местах! Происходит задержание опасного преступника! — заорал кто-то.
Малоимущие заголосили.
Я подняла глаза и увидела перед собой моего старого знакомого, опера из РУБОПа Славика Петрова. Он тоже взглянул на меня и матерно выругался.
В ходе эмоциональных и не слишком корректных разъяснений выяснилось, что тетушка Геновера — старая аферистка, а я здорово встряла. Меня задержали в момент совершения мошеннических действий. Тетушка зарабатывала тем, что под предлогом работы выдавала под большой залог мелкие железные колечки, утверждая, что этот материал — драгоценнейшее хирургическое серебро. То есть получается, что мы зарабатывали… Только теперь я поняла смысл некоторых теткиных фраз, странные телефонные звонки, ее чертову скрытность… и какая я была дура.
— Что ты здесь делаешь? — орал мой приятель.
— Внедряюсь…
— Где она?
— У меня дома. Была, уже наверное…
— Быстро туда, — скомандовал он, — может, успеем.
— Не успеем, блядь! — выразил свое мнение товарищ, ворвавшийся с рубоповцами и внешностью больше напоминавший того, с кем они должны бороться.
— Может, попробовать найти ее по объявлениям о работе Фонда в других городах? — робко предложила я, когда Славик отпихнул от меня жаждавших крови малоимущих.
— Мы уже пытались так сделать, — ответил оперативник, — но беда в том, что она никогда не повторяется. Она в разных городах крутила разные темы: в Вологде организовала «Храм судьбы» — гадала и снимала порчу неудачникам, в Твери представлялась монашкой из Свято-Троицкого монастыря и «снимала» деньги на помощь богоугодному заведению с местных коммерсантов, в Тамбове продала несуществующий вагон презервативов бандитам…
— Не бандитам, бля, а предпринимателям, — поправил товарищ с бандитской внешностью.
— Да, предпринимателям, — поправился Слава, покосившись на товарища. — В общем, в каждом из городов было возбуждено дело по факту ее преступлений, но поймать тетку никому еще не удавалось. Вот тот товарищ — из Волгоградского УБЭПа, там — группа следователей из Перми, а Семен, — Петров кивнул на бандита, — представитель бизнес-группировки Тамбова. У всех у них к твоей тете накопилось очень много вопросов… Как я понял, ты ее в данный момент замещаешь?
— Его нету! Куда он мог деться? Денис! Ты тут мохнатого мужика не видел? — спросил он у выползающего из кухни и жующего бутерброд Дениски.
— Нет. А он должен быть?
— Да! В ванной!
— Не знаю, оттуда никто не выходил, — пожал плечами сын.
— Видение, — заключил Модестов.
— Галлюцинации, — подтвердила я и пальцем покрутила у виска.
***
В тот день мы возвращались из Агентства на метро. Заскочили в последний вагон нашей электрички, и толпа поглотила нас.
Вдруг Модестов выпучил глаза и как завороженный уставился куда-то за моей спиной:
— Опять началось!
— Что началось?
— Видения.
— Ты достал! Кто на этот раз? — Я быстро оглянулась и обомлела: Матерь Божия!
Галлюцинации посещают теперь не одного Модестова. Зараза передалась и мне, хотя уж кого-кого, но не меня можно было подозревать в слабом рассудке и вытекающей из этого склонности ко всяческим видениям.
— Ты тоже видишь? У тебя по религиозной тематике? — обрадовался Модестов.
Он почувствовал себя специалистом по галлюцинациям и, видимо, уже успел составить разные их классификации. Модестов начал подпрыгивать, пытаясь заглянуть мне через плечо.
— Тихо. Сейчас спугнешь! У меня — два бомжа, а у тебя?
— И у меня два бомжа! — в восторге сообщил Модестов.
Итак, нам обоим привиделось одно видение, причем самое, наверное, нелепейшее из всех известных мировой психиатрии. В дальнем конце вагона, тесно прижавшись друг к другу и в некотором отчуждении от брезгливой общественности, стояли два бомжа.
Бомжи как бомжи, никто из пассажиров ни в жизнь не догадался бы, что в метро буянят потусторонние силы… Оно и понятно, этот полтергейст был сделан специально для нас: только мы с Модестовым знали, что это никакие не бомжи, а плод воспаленного воображения. На одном бомже было лицо Каширина, а на другом — физиономия Шаховского. Будь на оборванцах свиные рыла, это не так бы нас поразило. Еще бы! Знать, что твои добрые коллеги сидят сейчас в Агентстве и режутся от скуки в нарды, и одновременно видеть их воспроизведенный облик на асоциальных личностях.
— Спокойно. Может, это не галлюцинация? — Модестов жестом старого зануды поправил очки на носу. Он это делал всегда, когда хотел пофилософствовать.
— Ага. Ты хочешь сказать, что это настоящие Каширин с Шаховским?
— Нет, — Модестов поднялся на цыпочки и еще раз внимательно посмотрел на видение, — нет, это исключено. Наш Шаховский повыше будет, а у Каширина — щетина.
Я оглянулась и возразила:
— Так у того бомжа нет щетины.
— Вот именно! А у Каширина — есть.
Я утром видел. Так вот. У меня есть научное обоснование: ты согласна, что социальный статус накладывает отпечаток на внешность индивида? Так? И веками складывалось, что у дворян — одни черты лица, у крестьян — другие, мы, интеллигенты, тоже выглядим по-своему. Так? И все дворяне были похожи на дворян, крестьяне на крестьян, а мы, соответственно, на интеллигенцию.
— Не понимаю, к чему ты клонишь…
— А ты смотри. Дело в том, что Каширин и Шаховский, как бы так сказать помягче… из маргиналов. И нет ничего удивительного в том, что некоторые черты их внешности можно встретить у многих представителей низшей социальной прослойки.
— Ты хочешь сказать, что это не бомжи похожи на Каширина и Шаховского, а Каширин и Шаховский похожи на бомжей?
— Точно! Только ты им не говори, что это я сказал. Каширин и Шаховский случайно вырвались из своей привычной социальной среды, и природа еще не успела зафиксировать этот рывок вверх во внешности наших коллег. Может быть, в следующем колене…
Ну ни фига себе теория. Хотя это кое-что объясняет, и уж лучше так, чем жить постоянно в ожидании видений и санитаров из «дурки». Со мной, в таком случае, все в порядке, а вот Модестов меня беспокоит. У него же это не впервой, и того мохнатого мужика ни на какую социальную дифференциацию не спишешь.
Целый день Модестов ходил гордый собой, но к вечеру сам отрекся от своей теории и решил смириться с галлюцинациями. И все опять из-за бомжа. Возвращаясь домой, я заметила во дворе у мусорного бочка еще одну оборванную личность. Внимательно присмотревшись, я подвела к нему Модестова.
Ровно минуту муж удрученно молчал. Потом выдавил из себя:
— Ты его тоже видишь?
— Да!
— Это галлюцинация.
— И те тогда — тоже?…
— Да. И те тоже, — смирился Модестов.
Он повернулся и печально пошел к подъезду. Бомж был как две капли воды похож на самого яркого представителя русской интеллигенции Михаила Модестова.
***
Улица жирно лоснилась под светом нашего фонарика. Дождь закончился всего несколько минут назад, и очертания всех предметов просматривались только благодаря блестящим каплям, обосновавшимся на проводах, ветках, клочьях травы на газоне и карнизах. Темнота была абсолютная, что, в принципе, характерно для 12 часов осенней ночи. Луна болталась где-то на небе, плотно прикрытая облаками. Модестов шел сзади и шмыгал носом. Ему почему-то совсем не понравилась моя идея изловить канализационных воров на месте преступления. Но мне удалось его убедить в успехе нашего дела. Наконец мы дошли до густого кустарника, примеченного еще днем.
— Полезли туда!
— Там мокро, — захныкал Модестов.
— Ничего. — Туг я заметила, что Модестов достал из сумки бинокль:
— Зачем это тебе?
— Как зачем? Разглядеть его лицо.
— Во-первых, в темноте ты ничего не увидишь, а во-вторых, его лицо ты разглядишь, когда будешь задерживать. — Увидев, как недоуменно блеснули в темноте очки Модестова, я повторила:
— Будешь, будешь.
Со вздохами Модестов занял позицию в недрах кустарника.
— Пока мы тут люки сторожим, неизвестно, чем твоя старуха занимается, — бурчал Модестов.
— Не старуха, а тетя, — обиделась я за родственницу. — Да, тетя странная, но то, что она моя родня, еще не значит, что она ведьма.
Честно говоря, тетя мне самой не нравилась.
— Лучше бы за ней последили… — заговорщицки прохрипел из кустов Модестов.
— У тебя припадок профессионализма.
В твоем возрасте это может вылиться в манию. Ты меня-то хоть ни в чем не подозреваешь?
Модестов ничего не ответил, только внимательно посмотрел на меня. В его взгляде появилось новое выражение.
— А что, это объяснило бы многие вещи… — задумчиво произнес он, продолжая всматриваться в меня.
— На что ты намекаешь?
— Тихо, кто-то идет!
В противоположном конце улицы появился силуэт. Силуэт, одетый в длинное темное пальто медленно скользил по мостовой, да так, что казалось, что он парит над ней. Ночной прохожий приближался прямехонько к нашему люку. Тут осенняя туча грузно сползла с диска полной луны, и осветилось лицо незнакомца. Я вздрогнула.
— Это тетка! Я же говорил… — пропищал Модестов.
— Ты думаешь, это она тырит люки?
— А что она делает ночью на той улице, где должны похитить люк? Таких совпадений не бывает.
— Логично.
Но хитрая тетка сделала вид, что ее нисколько канализационные люки не интересуют, и прошла мимо нашей засады. Так же бесшумно, словно призрак, Геновера поплыла дальше в непроглядный мрак бульвара.
— Давай я пойду за ней, а ты оставайся следить за люком. — Я подумала, что хоть Геновера мне и тетя, это отнюдь не значит, что я не должна интересоваться ее жизнью.
Даже наоборот, было бы невежливо совсем не проявлять к родственнице интерес. Какими средствами этот интерес проявлять — уж мне выбирать. Пусть даже путем шпионажа…
— Нет, лучше я пойду за ней.
— Иди.
— Нет, я лучше останусь. — Модестов предпочел компании моей тетки одиночество в кустах.
Двигаться так же бесшумно, как и тетка, у меня не получалось, поэтому я держалась в некотором отдалении от крымской родственницы. Место для прогулки она выбрала исключительно грязное — раздолбанный тротуар местами уходил из-под ног, и я оказывалась по щиколотку в луже. Единственное, что успокаивало — промокать дальше было некуда.
Интересно, куда это она? Судя по направлению — на Волковское кладбище… Господи, опять этот бред! Неужели я и сама верю, что Геновера ведьма?
Сзади раздался топот.
— Нонна, подожди, — прохрипел кто-то совсем рядом.
Я оглянулась и увидела бледное лицо и огромные от страха глаза Модестова.
— Ты оставил пост?
— Я испугался… за тебя. Одна, на пустынной улице, кругом расхитители канализационных люков…
— За меня? Ну-ну. Ладно уж, пошли.
Тетка шла, не оглядываясь. В конце улицы действительно замелькали знакомые очертания… могильные кресты… Тетушка чесала прямиком туда.
— Модестов, шабаш в какое время года происходит?
— Весной, а что?
— На кладбищах?
— Нет, на Лысой горе.
— Странно, почему мы идем на кладбище?…
— Куда мы идем? — после минутной паузы медленно спросил Модестов.
— На кладбище.
— Почему?
— Потому что. Видишь, куда она идет?
— У меня куриная слепота. Я в темноте вообще ничего не вижу. Но мы ведь на кладбище не пойдем?
— Пойдем. Мы ведь за ней следим.
Это же святотатство. Праздно разгуливать среди могил могут только сатанисты, ведьмы, параноики и…
— Журналисты.
У кладбища Модестов остановился. Теткин силуэт неумолимо отдалялся, грозя затеряться среди памятников и хилой кладбищенской растительности. Я потянула мужа за руку.
— Нет. Я туда не пойду. Это грех, — уперся он.
«А Спозаранник пошел бы», — невольно подумалось мне, но вслух я ничего не сказала. Бросив поскуливающего Модестова у ворот, я бросилась вслед за теткой. Она уже успела скрыться за памятниками, и я шла почти наугад, прислушиваясь, старалась отделить посторонние звуков от чавканья грязи под моими ногами. Но посторонних звуков не было, я была единственная, кто производил шум в этой мертвецкой тишине.
Кругом мерцали зеленоватые огоньки гнилушек. Мне померещилось, что теткин силуэт мелькнул немного правее моего маршрута, за старинным резным крестом. Я кинулась туда, но земля разверзлась у меня под ногами, и я упала. В полете попыталась схватиться за скользкий памятник, но гравитация оказалась сильнее моей слабой хватки. Упала, правда, на размытую почву кладбищенской тропинки. На одежде и лице осталось килограмма три грязи, на руке — царапина.
Вдруг с той стороны, где исчезла тетка, кто-то истошно закричал. Я поспешила на крик, но, не успев пройти и десяти метров, запуталась в могильных плитах. Теперь я не знала, ни где кричали, ни где тетка, ни где я…
С кладбища я выбиралась полчаса. Тетка как сквозь землю провалилась! В поисках выхода я обошла кладбище раза три. Ни одной живой души! Модестов верно ждал меня у входа. Я была злая как черт и, судя по всему, выглядела так же, потому что Модестов при моем появлении попятился назад, крестясь.
— Пошли! — рявкнула я, не особо церемонясь.
— Нонночка! — Модестов был вне себя от счастья. В этот момент я подумала, что мне повезло с мужем. Кто бы еще согласился ждать меня у кладбища?
Назад мы шли без фонарика, на ощупь.
Не ради конспирации — чтоб людей не пугать. Но и даже без света мы заметили, что «наш» люк исчез. Это было уж чересчур.
Значит, тетка и правда заодно с похитителями. Ее поход на кладбище и вопли над могилами были всего лишь отвлекающим маневром. На который мы, как дураки, купились. Впрочем, почему мы?
— Модестов! Этот люк на твоей совести!
— Чудеса! Когда я уходил, он еще был на месте.
— Был, был… Гораздо интереснее, где он есть сейчас…
— Может, у тетки? Пошли, изымем. С понятыми.
Предложение было признано рациональным, и Модестов реабилитировался.
…В квартиру мы заходили на цыпочках, не включая света. План взятия тетки с награбленным был разработан по дороге. Как все гениальное, он был прост: она заходит с люком, мы ее хватаем и прессуем.
— Стоп! А как быть с понятыми? — Модестов традиционно внес хаос в стратегию.
— Дениску разбудим.
— Нужно два.
— Будет три! — Я выразительно посмотрела на Модестова, потому как знала, что он сейчас будет говорить, что двойняшки еще маленькие, у них режим, и они не имеют право выступать понятыми. Ну и что? Маленькие, зато объективные. Но Модестов промолчал.
Тут скрипнула дверь в теткиной комнате, и появилась она сама, волоча за собой здоровый грязный мешок с чем-то тяжелым и зловонным. Мы вжались в темноту. Геновера скрылась в ванной.
— Почему ты ее не задержал? — Я первой подала голос.
— Ты думаешь, там был люк? — шепотом отозвался Модестов.
— А что?
— Думаю, что-то похуже, — многозначительно ответил он.
— Полагаешь, она что-то выкопала?
— Да. Или — кого-то. Может, не надо ее сейчас задерживать? Она ведь к хищению люка непричастна. И вообще, чего ты к ней прицепилась? Каждый имеет право… делать, что ему нравится.
Модестов едва не сказал «имеет право выкапывать трупы». Нас обуял ужас…
***
Сквозь сон я услышала, как звонит телефон. Автоматически накинув халат, выбросила тело в коридор. Тетка из своей комнаты тоже хищно бросилась к телефону, теряя по дороге тапки, но я ее опередила. Звонят ведь мне в квартиру, и есть шанс, что хотят услышать именно меня.
— Алло!
— Добрый день! Александру Филипповну можно? — спросил незнакомый мужской голос.
— Кого? — шепотом спросила тетка.
Я прикрыла ладонью трубку:
— Какую-то Александру Филипповну…
— Это меня, меня. — Она вырвала трубку у меня из рук. — Алло?
Геновера так выразительно посмотрела на меня, что я предпочла скрыться в комнате, демонстративно хлопнув дверью. Пусть знает, кто в доме хозяйка. И раз я хозяйка, никто ведь не запретит мне стоять там, где я хочу? Я встала впритык у двери и приложила ухо к щели. Совершенно случайным образом до меня стали доносится обрывки фраз: двести долларов, очень выгодно, хорошая работа, полкило серебра, клянусь родней и т. д.
Я поняла так, что она взялась сотворить какое-нибудь чудо, например, полкило драгметаллов всего за двести долларов, и если у нее ничего не получится, то нам — ее родне — придется худо. И что Александра Филипповна — ее творческий псевдоним. Дениска донес, что этот звонок «Александре Филипповне» — далеко не первый. Все это было очень странно.
***
…Горностаева сидела на подоконнике, покачивая ногами и задумчиво куря. Рядом дымилась чашка кофе. Изредка она поднимала на меня глаза, пристально смотрела, говорила: «Понятно» — и продолжала курить. Никто из посторонних и не подумал бы, что она думает, но тем не менее это было именно так. Только ей я рискнула рассказать о том, что творится у меня в квартире. Во-первых, она самая рассудительная, во-вторых, не будет смеяться.
— Ведьма, говоришь?… — наконец произнесла она.
— Нет, это Модестов так считает. И кошки. И соседи. И тот мохнатый тип из ванной, наверное, если его спросить.
— А она сама что говорит?
— А что, надо было поинтересоваться?
— Конечно, в первую очередь.
— Ну, понимаешь, это как-то нетактично: «Дорогая тетушка, а вы случайно не ведьма? Не вас ли видели прошлой ночью на месте преет… то есть на Лысой горе»? Честно говоря, я за ней маленько пошпионила. Помимо кладбища… Порылась в комнате, послушала, с кем она по телефону разговаривает. Геновера почему-то представляется Александрой Филипповной. Ей много звонили, особенно в первые дни. А потом, Дениска говорит, звонки прекратились, и она сама стала пропадать где-то целыми днями.
— Знаешь, я думаю, что если слежка ничего не дала… Да, да, ничего существенного. Надо к ней внедриться!
— Как?
— Просто. Скажи ей, что тоже хочешь заниматься колдовством, что почувствовала зов предков или что-то в этом роде. Она тебя посвятит в таинство, и ты наконец узнаешь, что у тебя творится дома.
Идея мне неожиданно понравилась. Правильно, пусть посвятит. В конце концов, может быть пригодится в жизни поколдовать.
Может быть, удастся решить проблему со Спозаранником. Приворожу его, пусть знает, как прятаться в подсобке.
***
— Хочешь, я тебе погадаю? Дай руку. О, на сердце у тебя неспокойно. Приворожил тебя один добрый молодец. — Тетка, пыхнув «Беломором», взяла в свою когтистую руку мою ладонь.
— Да ну, какой там молодец, — пробормотала я, внутри вся похолодев, — у меня же Модестов.
Но для тетки Модестов был не аргумент.
Пронзив меня взглядом рентгенолога, она продолжала:
— Ледяное у него сердце. Опасайся. Хочет он над тобой полную власть иметь, власть не над телом, а над душой.
— А тело кому? — ляпнула я с досады.
Интересно, чем это Спозараннику тело мое не приглянулось? Ладно, хватит, надо переходить к делу:
— Трудная у вас работа…
— Да не жалуюсь. — Геновера насторожилась.
— Странно, что в Питере нашлось столько поклонников вашего мастерства…
Тетя вскинула на меня дикий взгляд и туманно пробормотала:
Таких везде хватает.
— Знаете, я давно уже чувствую тягу к подобного рода делам…
— Каким делам?
— Ну этим, оккультным. — Я почувствовала себя двоечницей.
Геновера криво усмехнулась:
— А, к этим… — Она встала и в глубоком раздумье прошлась по комнате. Повернувшись спиной к столу, тетя серьезно произнесла:
— Не каждому это дано.
— Ничего, я способная. — Чувство радости переполняло меня: сейчас произойдет смычка двух ведьм.
— А как ты думаешь, чем я занимаюсь?
— Колдовством!
— В принципе, можно и так назвать. — Тетя повернулась и посмотрела на меня. В ее взгляде я уловила нежность… Нет, не нежность… сочувствие, скорее. — Ты точно хочешь мне помочь?
— Конечно, я ведь в отпуске, делать нечего, на работе заданий не дают, — уверенно врала я. — Скучно! Я бы могла зелья замешивать для начала…
— Нет, колдовство будет на втором этапе, — перебила она маня, — сначала мы будем заниматься теми делами, в которых нет ничего мистического. На первый взгляд.
— А когда колдовать?
— Скоро.
***
Наутро мы с Геноверой отправились на работу. Выяснилось, что этап, предшествующий колдовству, — это всего-навсего предпринимательство. Оказалось, что тетя работает на Фонд поддержки малоимущих слоев населения, учрежденный на деньги кубинского миллиардера и базирующийся в Крыму. Она ездит по всем городам России и открывает филиалы Фонда, основная задача которого — способствование стремительному росту благосостояния народонаселения России. «У нас в стране такая ситуация, что народу надо помогать зарабатывать», — сказала тетя, и я с ней согласилась.
Для этих благородных целей тетушка сняла офис на Невском. Как объяснила Геновера, там проводятся семинары среди малоимущих, которых тут же оптом и трудоустраивают.
— Но, если бы ты знала, Нонна, как мне трудно одной убеждать их, что это выгодно, что в этом мире надо зарабатывать собственной головой, — Геновера остановила меня на лестнице между вторым и третьим этажами роскошного особняка, — обывателей так трудно наставить на путь свободного предпринимательства. Они крутом видят обман.
— И они, в принципе, правы… — заметила я.
— Что?!
— Ну, сейчас столько обманщиков развелось.
— А… Ну да… — Тетка задумалась. — Да.
В общем, ты должна мне помочь. Подыграть, что ли. Я буду читать лекцию, а ты сиди в аудитории, я тебе подмигну, и если ты сообразишь, что делать, то будем работать дальше.
— А, ну, конечно, ради благого дела, — согласилась я, в душе аплодируя себе за столь успешное внедрение.
В небольшом кабинете на обитых красным бархатом скамеечках сидели малоимущие. Вообще-то, на малоимущих они были мало похожи: нормальные дядьки, очень прилично одетые и упитанные.
Тетка начала учить народ зарабатывать довольно резко:
— Добрый день. Я вам скажу сразу: если вы не чувствуете в себе способность зарабатывать много денег, то прошу удалиться из зала.
Таковых не нашлось. Геновера продолжила:
— Ваша работа заключается в изготовлении ювелирных изделий. Материал будет вам выдан — отдельные элементы из серебра самой высшей пробы. Материал уникальный и суперсовременный, изделия из него очень модные и имеют огромный спрос на рынке. Но это — уже моя проблема. Именно с реализации этих изделий мы и будем получать финансирование на проведение аналогичных семинаров. Это вас уже не касается.
Тетка кинула на стол пачку журналов:
— Вот можете взглянуть, что собой представляет ваша будущая работа.
Народ потянулся к столу так торопливо, словно это были уже живые деньги. Тетка посмотрела на меня и выразительно подмигнула. Я ей улыбнулась в ответ. Она еще раз подмигнула. Тут я вспомнила и тоже кинулась за журналами. Журналов не досталось, и мне пришлось вырвать один из рук зазевавшейся малоимущей. Интерес к будущей работе у несознательных обывателей возрастал на глазах.
— Мы вас обучим, как из этих серебряных колечек делать разнообразные изделия, вариантов — тысячи. Заработок с одного изделия — триста долларов. За месяц вы можете сделать два, а то и три таких украшения. — Тетка опять мне подмигнула.
— А как вы будете выбирать достойных для этой работы? — выкрикнула я.
— Хороший вопрос. Ваше желание заработать — главный критерий. Наш Фонд выбирает среди неработающих только тех, кто впоследствии, заработав с нами первоначальный капитал, сможет самостоятельно развить дело. Главное — ваше желание и способность видеть перспективу.
Тетка окинула взглядом аудиторию. Глаза малоимущих горели. Она опять подмигнула.
— И как можно выразить это желание?
— Просто. Надо записаться и подтвердить готовность оплатить залог.
— Какой залог?! — вырвалось у меня уже без теткиных подмигиваний.
Она посмотрела на меня как на идиотку:
— А вы думали, я вам отдам полкило чистого серебра без залога?! А если вы уйдете и не вернетесь? Мы и так скостили сумму залога всего до двухсот долларов. Двести долларов за кулек серебра!
Взоры малоимущих, полные упреков, устремились на меня. Я замолчала. Все чего-то ждали. Тетка опять подмигнула. Я просияла и бросилась записываться в ювелиры. Толпа рванула за мной.
Аншлаг был полный. Тетка была довольна, а меня мучили смутные сомнения.
…Про полтергейст, сопутствующий росту благосостояния народа и странствующий из города в город вместе с тетей, я пока не выяснила. Ничего, может, завтра мы дойдем до этапа колдовства.
***
…Не доходя несколько сот метров до офиса, тетка вдруг остановилась.
— Нонночка! Я совершенно забыла, — сказала она, — забыла взять контракты. Я сейчас сбегаю домой, а ты пока иди. Возьми с них деньги и попроси подождать новых желающих. Я скоро буду.
Я пожала плечами и пошла к офису. Я не могла не согласиться — тетка имела право распоряжаться мною, как хотела, таковы уж издержки внедрения.
В офисе малоимущие томились в нетерпении. Когда я им заявила, что уполномочена Александрой Филипповной принять деньги и раздать кульки с серебром, народ выстроился в очередь. Я успела принять тысячу долларов, когда… на моих запястьях защелкнулись наручники.
— Всем оставаться на своих местах! Происходит задержание опасного преступника! — заорал кто-то.
Малоимущие заголосили.
Я подняла глаза и увидела перед собой моего старого знакомого, опера из РУБОПа Славика Петрова. Он тоже взглянул на меня и матерно выругался.
В ходе эмоциональных и не слишком корректных разъяснений выяснилось, что тетушка Геновера — старая аферистка, а я здорово встряла. Меня задержали в момент совершения мошеннических действий. Тетушка зарабатывала тем, что под предлогом работы выдавала под большой залог мелкие железные колечки, утверждая, что этот материал — драгоценнейшее хирургическое серебро. То есть получается, что мы зарабатывали… Только теперь я поняла смысл некоторых теткиных фраз, странные телефонные звонки, ее чертову скрытность… и какая я была дура.
— Что ты здесь делаешь? — орал мой приятель.
— Внедряюсь…
— Где она?
— У меня дома. Была, уже наверное…
— Быстро туда, — скомандовал он, — может, успеем.
— Не успеем, блядь! — выразил свое мнение товарищ, ворвавшийся с рубоповцами и внешностью больше напоминавший того, с кем они должны бороться.
— Может, попробовать найти ее по объявлениям о работе Фонда в других городах? — робко предложила я, когда Славик отпихнул от меня жаждавших крови малоимущих.
— Мы уже пытались так сделать, — ответил оперативник, — но беда в том, что она никогда не повторяется. Она в разных городах крутила разные темы: в Вологде организовала «Храм судьбы» — гадала и снимала порчу неудачникам, в Твери представлялась монашкой из Свято-Троицкого монастыря и «снимала» деньги на помощь богоугодному заведению с местных коммерсантов, в Тамбове продала несуществующий вагон презервативов бандитам…
— Не бандитам, бля, а предпринимателям, — поправил товарищ с бандитской внешностью.
— Да, предпринимателям, — поправился Слава, покосившись на товарища. — В общем, в каждом из городов было возбуждено дело по факту ее преступлений, но поймать тетку никому еще не удавалось. Вот тот товарищ — из Волгоградского УБЭПа, там — группа следователей из Перми, а Семен, — Петров кивнул на бандита, — представитель бизнес-группировки Тамбова. У всех у них к твоей тете накопилось очень много вопросов… Как я понял, ты ее в данный момент замещаешь?