— Хорошо, Владимир Павлович, через пять минут я буду готов. Оперативная группа уже выехала?
   — Да, уже на месте. За вами я послал машину. Она будет ждать вас у подъезда. Потом доложите.
   В машине Истомин невольно задремал. И за ним вновь гнались какие-то страшные бородатые люди. Они громко кричали и улюлюкали. Для них погоня была очередным развлечением. Для него же — вопросом жизни и смерти. Страх гнал его вперед, заставлял карабкаться по каким-то горным кручам, раздирая вкровь ноги и руки. Наконец, он выбился из сил и бандиты его схватили и подвели к краю глубокой пропасти. Вожак бородатых, самый мерзкий и страшный из них, кривясь в нехорошей усмешке, спросил:
   — Сам прыгнешь, или тебе помочь? — И громко расхохотался. И горное эхо, будто издеваясь надо Валерием, многоголосо отозвалось: «А-а-а! А-а-а!»
   — Но почему?! Что я вам сделал?! — спросил он.
   — Ты хлюпик и слабак! — презрительно сказал главарь и плюнул ему под ноги. — А слабаков мы сбрасываем в пропасть, чтобы не мешали жить другим...
   — Валерий Спартакович, приехали, — услышал он сквозь сон голос водителя Володи Званцева и проснулся. Приснится же такое!
   Во дворе пятиэтажки на улице Станиславского, где произошло убийство, было уже много оперативников, милицейских машин. Две из них освещали фарами четвертый подъезд дома. Истомин пробрался ближе. В в тамбуре подъезда навзничь в луже крови лежал труп молодого мужчины лет двадцати пяти в джинсовом костюме. Над трупом склонился незнакомый судебно-медицинский эксперт и что-то негромко диктовал следователю по особо важным делам облпрокуратуры Михаилу Дмитриевичу Краснову. Тот сидел на раскладном стульчике, положив папку на колени и писал протокол осмотра места происшествия. С Михаилом Дмитриевичем Валерий был давно знаком, расследовал ни одно уголовное дело. Но полгода назад у Краснова случился инфаркт. После выхода из больницы ему предлагали перейти на прокурорскую работу, но он остался на следствии. Хорошим он был человеком, надежным и основательным. Истомин подошел, поздоровался.
   — А, Валера! Привет! — обрадовался встрече Михаил Дмитриевич. — И тебя выдернули из постели? Как жизнь молодая? Бьет ключем и все больше по голове, да?! — Краснов заливисто рассмеялся. Да, с чувством юмора, как сказал бы его закадычный друг Сергей Иванович Иванов, у него явная напряженка.
   Валерий из вежливости улыбнулся.
   — Кто он такой? — спросил, кивнув на труп.
   Краснов ракрыл папку, достал из неё удостоверение, протянул мне.
   — Вот, полюбуйся.
   Истомин раскрыл удостоверение, прочел:
   — Литвиненко Александр Григорьевич, помощник депутата Государственной Думы Крылова В.Г.. — Спросил: — Кпылров — депутат от ЛДПР?
   — Он самый, — кивнул Краснов. — Теперь представляешь, какой они поднимут шум вокруг этого убийства. Попытаются использовать его, чтобы взять реванш за поражение на выборах в облсовет.
   — Это уж точно, — согласился Валерий. — Эти шустрые ребята обязательно попытаются сделать это убийство политическим. Есть какие версии?
   — Для версий пока слишком мало данных, Валера, — развел руками Краснов. — Возможно, что очередная разборка мафии. Однако, как говорится, поживем — увидим.
   — Есть свидетели?
   — Увы, — раздался за спиной Истомина хрипловатый голос. К ним подошел оперуполномоченный по особо важным делам областного управления милиции Сергей Колесов, поздоровался за руку с Валерием. — Я обошел все квартиры. Никто ничего не видел и не слышал.
   — Крылов жил здесь один? — спросил я.
   — Нет, — ответил Колесов. — Прописан он на улице Есенина у своих родителей. А здесь, со слов той же Хвостовой, совсем недавно поселился с Аллой Заикиной. Я звонил в квартиру, но никто не ответил.
   — Странно, — задумчиво проговорил Михаил Дмитриевич. — Где же она может быть ночью? Может быть у неё работа ночная?
   — Нет. Их соседка Хвостова говорит, что Заикина актриса какого-то театра.
   — Странно, — повторил Краснов. Обратился к эксперту. — Максим Максимович, посмотри, в карманах у него должны быть ключи.
   Тот похлопал по карманам куртки потерпевшего, сказал:
   — Да, есть. — Достал связку ключей, протянул Краснову.
   Тот передал ключи Истомину и сказал:
   — Вот что, ребятки, пока я здесь осматриваю труп, берите понятых и осмотрите квартиру Заикиной. Что-то не нравится мне все это. Очень не нравится.
   Колесов ушел за понятыми, а Валерий поднялся на четвертый этаж и позвонил в квартиру Заикиной. «Тай, ра-ра, ра-рай, ра-ра. Ра-ри, ра-рай, рари-ра-рай, ра-ри», — раздалась за дверью мелодия знакомого полонеза. Ни ответа, ни привета. Сел на ступеньку и стал ждать. Что там их ждет за этой вот металлической, обитой фигурной рейкой дверью? Все может быть. За три с лишним года работы следователем прокуратуры он ко многому привык. Однако до сих пор вид крови вызывал у него тошноту. Видно, с этим уже ничего не поделаешь.
   Наконец пришел Сергей в сопровождении понятых: тщедушного пожилого мужчины и дородной женщины неопределенного возраста. Истомин открыл открыл дверь, вошел в коридор и включил свет. Их взорам открылась мрачная картина. В квартире все было перевернуто вверх дном — преступники что-то искали. Труп хозяйки — красивой девушки, лежал в комнате на диване. Платье было разорвано в клочья. Многочисленные синяки говорили о том, что жертву перед смертью долго пытали. А чтобы она не кричала, рот заклеили скотчем. Крови не было. Вероятно, она была задушена.
   А Валерий смотрел на убитую, а в голове вновь зароились сомнения: "А может быть правы экзестенциалисты? Может, жизнь, действительно, бессмысленна и абсурдна? Есть лишь череда событий и поступков на ход которых человек не может повлиять, так же, как и объяснить их. Что может человек, когда в его жизни уже все заранее предопределено? Разве знала эта девушка ещё вчера, что сегодня умрет от руки убийцы? Но это должно было непременно случиться. И это случилось. Это, как данность, как неизбежность.
   — Господи! Чего деется-то! — запричитала понятая, вернув его к действительности.
   — Сергей Петрович, — попросил он Колесова, — сообщи Краснову о нашей находке и попроси судмедэксперта подойти к нам, как освободится.
   — Добро, — кивнул тот и направился к двери.
   А Истомину пора было приниматься за дело. Он огляделся. Чего же искали преступники в квартире? Это лишний раз доказывает, что убийства Литвиненко и Заикиной ни к какой политике отношения не имеют. Интересно, нашли они то что искали? Раскрыл дипломат, достал из него бланк протокола осмотра места происшествия. Записал фамилии и адреса понятых. Пора начинать осмотр.
   Валерий прошел к входной двери. Она была двойной. Внешняя металлическая закрывалась на два замка, а снаружи ещё и на солидную задвижку. Открыть её снаружи, когда дома хозяйка, нет никакой возможности. Следовательно дверь открыла сама Заикина. А это могло означать лишь одно — убийцы её хорошие знакомые. Это значительно повышает шансы их найти. Это могли быть старые друзья, родственники, деловые партнеры как Заикиной, так и Литвиненко. И все же, что могли искать убийцы в квартире? Деньги? Драгоценности? В таком случае, зачем нужно было убивать Литвиненко? Нелогично. Впрочем, тот мог знать кто это сделал и назвать преступников. Возможно. Возможно также, что убийц и их жретвы связывали какие-то деловые отношения, которые и явились причиной случившегося. Эта версия казалась более предпочтительной.
   Истомин прошел на кухню. Там были чистота и порядок. На плите стояли кастрюли, накрытые махровым полотенцем — Заикина ждала возвращения Литвиненко. Здесь преступников не было. Почему? Они знали заранее, что не найдут на кухне того, что им нужно? Скорее всего, что так. И это странно. Ведь на кухне можно с неменьшим успехом спрятать любую вещь. Может быть, выдвинутые ящики шифоньера и рабросанные вещи — лишь инсцинировка ограбления? Вполне вероятно.
   Он вернулся в комнату. Понятые сидели в углу на стульях и испуганно следили за его действиями. На спинке одного из стульев висела небольшая дамская сумочка. Снял, раскрыл. В одном отделении нашел губную помаду, зеркальце, флакон пробных духов, пачку сигарет «Петр Первый», зажигалку, в другом — небольшую записную книжку и шариковую ручку. В книжке обнаружил какие-то непонятные записи:
 
   "Б.К. 50 т.б.
   500 — 25 (15 — К.К.) — 10 т.б.
   В.П. 100 т.б.
   1 — 50 (30 — К.К.) — 20 т.б.
   И.Н. — 1,5 — 75 т.б.
   0,5 — 25 (15 — К.К) — 10 т.б.
   —  — -
   40 т.б.
 
   Б.К. 120
   1 30
   В.П. — 1,5 40
   1 30
   Т.И. 60
   0,5 15
   И.Н. 120
   1 30
   —  — -
   145"...
 
   И так далее. Что означают эти записи Валерий ещё не знал, но интуитивно чувствовал, что поймал удачу, что именно они ответят на многие вопросы.
   В комнату вошли Колесов, Михаил Дмитриевич, судебно-медицинский эксперт и технический эксперт в форме капитана милиции. Оглядевшись, Краснов озадаченно проговорил:
   — Дела-а!... Похоже, прежде чем расправиться с Крыловым, убийцы нанесли визит его сожительнице. Что же они здесь потеряли?
   — Может быть, это? — Истомин протянул записную книжку Заикиной.
   Михаил Дмитриевич полистал книжку, почмокал полными губами, вопросительно взглянул на Валерия.
   — Что означают эти записи?
   — Трудно пока сказать, — пожал тот плечами. — Вероятно Заикина вела какую-то свою бухгалтерию.
   — Где ты её нашел?
   — В дамской сумочке Заикиной.
   — А где эта сумочка находилась?
   — Висела на спинке стула.
   Краснов вновь почмокал губами, почесал затылок, проговорил раздумчиво:
   — Тогда, вряд ли преступники догадывались о её существовании. Иначе бы они непременно заглянули в сумочку. Нет, если они и искали что в квартире, то что-то более существенное и материальное. А не связаны ли эти записи с её работой? — Краснов повернулся к Колесову. — Кстати, Сергей Петрович, ты узнал в каком театре работала потерпевшая?
   — Да. В театре-студии «Рампа».
   — В таком случае, совершенно непонятно, что могут означать эти записи. Одно лишь ясно — они никак не связаны с её работой.
   — Это так, — согласился Колесов. — Возможно она где-то прирабатывала, — высказал он предположение. Сейчас же актрисы, сами знаете, сколько получают.
   Немного подумав, Михаил Дмитриевич кивнул.
   — Тоже верно. Это, Сергей Петрович, надо срочно выяснить. — Он положил записную книжку в папку. Сказал деловито: — Приступим к детальному осмотру. Авось ещё чего найдем.
   Осмотр они закончили, когда уже совсем рассвело. На улицах было тихо. Лишь первые полупустые автобусы нарушали утреннюю тишину. Несмотря на ранее утро уже было жарко и душно. На своем веку Валерий не смог припомнить такого жаркого лета. Впрочем, и век у него был пока недолгий. Двадцать пять лет — ничто в сравнении с вечностью. Осмотр отвлек его от неуютных мыслей. И вот, он буквально физически прочувствовал, как они возвращаются. Чтобы хоть как-то привести их в порядок, Истомин решил пройтись пешком.

Глава третья: Осмотр места происшествия.

   Узнав от шефа, что Шмыгов застрелился, Беркутов понял, что самоубийство Аристархова, как и художника — ничто иное, как тщательно подготовленные убийства. Определенно. Сидит сейчас где-то в темном углу этакий здоровущий паучина, вдоволь напившийся чужой кровушки, и посмеивается над всеми, будучи уверенным, что до него не доберутся.
   Поделился своими соображениями с Рокотовым. Тот глубоко задумался, затем сказал:
   — Но ведь Аристархова мог убить и Шмыгов, а затем застрелиться. Отчего ты отвергаешь эту версию?
   — Тот, кто за всем этим стоит, как раз и стремиться, чтобы мы так подумали. Более того, я почти уверен, что именно он и организовал ссору между Аристарховым и Шмыговым.
   — У тебя есть доказательства, что это так?
   — Пока лишь внутреннее убеждение. Интуиция, так сказать. Но она меня ещё никогда не подводила.
   — Так уж и никогда? — усмехнулся Рокотов.
   — Это как же понимать ваши слова, господин полковник? По-моему, Дмитрий Беркутов заслужил того, чтобы ему доверяли в этом ведомстве. Или я не прав? Если не прав, то пусть старшие товарищи меня поправят.
   — Прав, прав, — рассмеялся Владимир Дмитриевич.
   — Спасибо. Я отчего-то был уверен, что услышу именно этот ответ. Это лишний раз доказывает, что, говоря об интуиции, я ничего не выдумывал.
   — Это хорошо. Но только нам нужны конкретные факты. А пока у тебя нет даже оснований полагать, что Аристархова убили.
   — А то, что Шмыгов вчера пытался на меня выйти? Уверен, что ему что-то стало известно или он догадался о причинах убийства своего друга.
   — Но это лишь твои предположения. К сожалению, они так и могут ими остаться. — Немного подумав, полковник сказал: — Хорошо, Дмитрий Константинович, я тебя освобождаю от всех прочих дел. Займешься только этими. Даю неделю. Через неделю доложишь. А там — посмотрим.
   «Напросился, называется, — с тоской подумал Дмитрий, вернувшись в свой кабинет. — Дураков не сеют, не пашут — сами родятся. Это определенно обо мне».
   С чего же начать? Прежде всего, надо познакомиться с материалами по самоубийству Шмыгова.
   «Мутант» после вчерашней подлянки, вел себя сносно и благополучно докатил Беркутова до академгородка. Но на проспекте Лаврентьева попал в автомобильную пробку — впереди приключилась какая-то авария. До прокуратуры пришлось добираться дворами.
   Прокурор района Сергей Павлович Варнецов, моложавый подтянутый и энергичный мужчина, лет сорока, узнав о причине визита Дмитрия, озадачился:
   — А отчего вас заинтересовало это самоубийство?
   — Видите ли, Сергей Павлович, позвчера ночью погиб друг Шмыгова, бизнесмен Аристахов — якобы выбросился из окна. У нас есть основания полагать, что это инсценировка.
   — Вот как! — заинтересовался прокурор. — И вы полагаете, что Шмыгова тоже могли?
   — Я пока ничего не полагаю. Просто, хотел бы познакомиться с материалами.
   — Да-да, это конечно. — Он нажал на одну из клавиш телефона, проговорил: — Валерий Борисович, зайдите ко мне с материалом по самоубийству Шмыгова.
   Через минуту в кабинет вошел высокий спортивного телосложения парень. Вежливо поздоровался с Беркутовым. Подошел к столу и выложил перед прокурором тощую папку.
   — Вот, Сергей Павлович. Это материал по самоубийству.
   — Это наш следователь Валерий Борисович Слепцов, — представил прокурор следователя Беркутову.
   Дмитрий встал, протянул руку Слепцову.
   — Старший оперуполномоченный управления уголовного розыска Беркутов Дмитрий Константинович.
   — Очень приятно, — пробасил следователь и так жиманул руку Дмитрия, что вызвал в его душе бурю эмоций.
   «Этот парень в детстве наверняка мучил бедных кошек, — решил он. — Тогда-то и проснулись в нем садисткие наклонности. Определенно».
   — Садитесь, Валерий Борисович, — сказал прокурор, указывая на стул. — Расскажите, что удалось выяснить по данному факту?
   Следователь неспеша сел, пригладил на макушке торчащий вихор, откашлался, проговорил:
   — Ничего особенного. Типичное самоубийство.
   — Я вас пока не просил делать выводы, — несколько раздраженно сказал Варнецов. — Расскажите, что удалось установить.
   Слепцов нехорошо усмехнулся, покраснел. Видно было, что парень с характером и ещё доставит прокурору массу неудобств.
   — Труп Шмыгова сегодня в шесть утра обнаружила его жена Вера Витальевна, вернувшаяся из поездки на Алтай.
   — Она ездила поездом? — спросил Беркутов.
   — Нет, на своей машине.
   — А зачем она туда ездила?.
   — Навещала своих родителей.
   — Что за причина заставила её возвращаться ночью?
   Следователь зло взглянул на Дмитрия. Вопрос ему явно не понравился. Хмуро ответил:
   — Этого я не знаю.
   Беркутов решил до конца отомстить следователю за потрепанное самолюбие при рукопожатии.
   — Она не захотела говорить или вы не спрашивали?
   От этого вопроса Слепцов даже сжал свои пудовые кулаки, как бы давая понять, что если мент не прекратит над ним издеваться, то он непременно пустит их в ход, и не посмотрит на прокурора и все такое.
   — Не спрашивал, — проговорил он с таким выражением лица, будто выплюнул горькую пилюлю. — И прошу меня не перебивать. Выслушайте, а потом задавайте вопросы.
   Не знал следователь, что подобным тоном с Беркутовым не рискует разговаривать даже начальство.
   — Это, конечно, пожалуйста, — простодушно разулыбался Дмитрий. — Но только на что же здесь обижаться? Не понимаю. Женщина гостит у родителей, и, вдруг, срывается на ночь глядя, спешит домой, а вы даже не поинтересовались, что её заставило это сделать? Странно все это, и весьма. В данной ситуации даже вокзальный бомж бы поинтересовался, а следователю прокуратуры до лампочки. И еще, понимаете ли, обиды строим!
   Слепцов втянул в мощные легкие едва ли кубометр воздуха, долго держал его в себе, затем, с шумом выдохнул. Повернулся к прокурору, спросил с раздражением:
   — Павел Сергеевич, мне дадут возможность продолжать?
   Прокурор, улыбаясь, с удовольствием наблюдал за происходящим. В лице Беркутова он нашел союзника в борьбе со строптивым подчиненным. Как же ловко тот его срезал! И поделом! Поделом!
   — Но ведь согласитесь, Валерий Борисович, что Дмитрий Константинович прав, — проговорил он. — Вы допустили непозволительный ляп.
   — Ну, хорошо! — не выдержав, возмутился следователь. — Виноват я! Признаю! Что мне из-за этого прикажите делать? Стреляться, как тому Шмыгову? Так что ли?!
   От этой мелодраматической фразы прокурор недовольно поморщился, сухо сказал:
   — Продолжайте, мы вас слушаем.
   — Так вот, в шесть утра Вера Витальевна вернулась домой и обнаружила труп мужа в его мастерской. Он покончил с собой встрелом из двух стволов обреза, вставив их в рот.
   — А где он взял обрез? — спросил Дмитрий.
   — Чтобы легче было осуществить задуманное, он обрезал ствол своего охотничьего ружья двенадцатого калибра. В его мастерской есть столярный верстак. На нем найдены стволы ружья и ножевка по металлу.
   — Когда это произошло?
   — Судмедэксперт полагает, что вчера вечером, где-то в районе шести-восьми часов. Более точно будет установлено при вскрытии.
   — Шмыгов оставил какую-нибудь записку, письмо?
   — Нет. Никакой записки мы не нашли.
   — Кто-нибудь слышал звук выстрела?
   — Нет, никто. Коттедж Шмыгова находится на отшибе. Кроме этого, в это время на улице довольно шумно. Есть ещё вопросы?
   — Вопросов больше нет. Значит вы считаете, что это типичное самоубийство?
   — Уверен в этом. — Слепцов встал. Повернулся к прокурору. — Я могу идти, Павел Сергеевич?
   * * *
   В самих материалах ничего нового к тому, что уже сказал следователь, Беркутов не нашел и решил съездить в коттедж Шмыгова, хотелось самому посмотреть мастерскую художника и поговорить с его женой.
   Коттедж располагался в глубине соснового бора и представлял собой большой двухэтажный особняк. Действительно, до ближайших соседей было метров тридцать, никак не меньше. Поэтому немудрено, что выстрела никто не слышал.
   К счастью, хозяйка оказалась дома. Это была молодая довольно миловидная шатенка. Лицо её было заплаканным и несчастным. Дмитрий поздоровался и протянул ей удостоверение. Она мельком взглянула в него, вернула.
   — Проходите, Дмитрий Константинович, — проговорила равнодушно.
   Они прошли в большой квадратный зал, обставленный старинной мебелью. На стенах висели многочисленные картины в тяжелых золоченых рамах — все больше портреты каких-то людей.
   — Присаживайтесь, пожалуйста, — сказала Шмыгова, указав на одно из массивных кресел. Сама села в другое. — Слушаю вас?
   — Вера Витальевна, можно задать вам несколько вопросов?
   — Да-да, конечно.
   — Вы сегодня вернулись рано утром?
   — Да, я об этом уже говорила следователю.
   — Я читал ваше объяснение. А что заставило вас возращаться домой ночью?
   — Я вчера позвонила домой и муж мне сообщил, что погиб Михаил Киприянович Аристархов. Потому я и вернулась.
   — Вы не запомнили время?
   — Где-то около четырех.
   — Он не сказал каким образом погиб Аристархов?
   — Нет. Я его спросила: «Как это случилось?» От ответил, что это не телефонный разговор. Был очень взволнован.
   — Вы хорошо знали Аристархова?
   — Конечно. Он был нашим другом. До гибели его жены они часто бывали у нас в гостях.
   — А не говорил вам муж, что у него с Аристарховым накануне его смерти произошла ссора?
   — Нет, ничего такого он не говорил. Сказал, чтобы я срочно возвращалась.
   — Для вас смерть мужа явилась неожиданностью?
   — Конечно. До сих пор не могу понять, — почему он это сделал?
   — Можно мне посмотреть его мастерскую?
   — Конечно. Это на втором этаже. Я вас провожу.
   Вслед за Шмыговой по крутой деревянной лестнице Беркутов поднялся в мастерскую художника. Она занимала весь второй этаж. Пахло краской, клеем, скипидаром. Кресло-качалка, где все и произошло, было закрыто покрывалом. Пол рядом с ним тщательно вымыт. У дальней стены стояли многочисленные картины без рам. В ближнем левом углу — верстак.
   — А для чего Павлу Александровичу был нужен верстак? — спросил Дмитрий.
   — Он любил все делать сам — и подрамники, и рамы, и так, — по хозяйству.
   Беркутов подошел к верстаку. В тисках был зажат отпиленный ствол ружья, лежала ножевка по металлу, рядом с тисками возвышалась небольшая горка металлических опилок. Этот свинтус Слепцов был настолько уверен в самоубийстве Шмыгова, что не удосужился это изъять. Дмитрий взглянул в стволы. Они были чистыми и смазанными. Все говорило за то, что их отпилил сам хозяин. И в этот момент Дмитрий обратил внимание на крохотное темное пятнышко на полу рядом с верстаком. Беркутов заволновался, даже встал на колени, чтобы внимательнее его рассмотреть. Трудно пока сказать, что это такое. Но его интуиция ему прямо сказала: «Парень, это пятнышко сделает тебя знаменитым. Оно ответит на все мучившие тебя вопросы». И Дмитрий заволновался ещё больше.
   — Вера Витальевна, не смогли бы вы пригласить кого-то из соседей? — обратился он к хозяйке.
   — Это ещё зачем? — насторожилась та.
   — Я хотел бы изъять все это, — он указал рукой на верстак.
   — Да, но зачем? Следователю с самого начала было всю ясно. Он сказал, что это типичное самоубийство.
   — Это его личное дело, но я с ним не совсем согласен, и не стал бы спешить с выводами. Так вы пригласите понятых? Или мне сделать это самому?
   — Хорошо, я сейчас кого-нибудь поищу. — Шмыгова направилась к выходу.
   — Да, Вера Витаельевна, прихватите потом два полиэтиленовых пакета и кусочек ватки, — крикнул ей вдогонку Беркутов.
   Минут через пять в мастерской появились две пожилых женщины в сопровождении Шмыговой.
   — Вот, Дмитрий Константинович, то, что вы просили, — она протянула ему два пакета и кусок ваты.
   — Спасибо, Вера Витальена. — Дмитрий оторвал небольшой кусок ватки и, наклонившись, стер пятнышко на полу. Понюхал.
   «Дело теперь конечно за экспертами. Но провалиться мне на этом самом месте, если это не ружейная смазка!» — весело подумал.
   Дал понюхать ватку женщинам — у них более тонкое, не испорченное никотином, обоняние. Все трое подтвердили его догадку, сказав, что вещество на ватке пахнет машинным маслом.
   — А это что-то значит? — спросила Шмыгова.
   Надо отдать ей должное — держалась она молодцом. Дмитрий аккуратно положил кусочек ваты в полиэтиленовый пакет.
   — Если эксперты подтвердят мою догадку, то это будет означать, что вашего мужа убили, Вера Витальевна, — не утерпел он, чтобы не похвастаться. На его слова последовала довольно странная реакция хозяйки.
   — Слава Богу! — воскликнула она и расплакалась. Видя удивление на лице Беркутова, принялась сбивчиво объяснять: — Видите ли, Дмитрий Константинович, может быть, это трудно понять, но только я рада... Извините, я кажется совсем сошла с ума, если такое... Конечно же, смерть Павла Александровича для меня огромное горе. Но вместе с тем, была возмущена его поступком... Понятно?
   — Не совсем.
   — Мы оба были верующими. А вы ведь знаете, как Господь относится к таким... Думала, что ему это не простится... А теперь... А теперь у него будет все хорошо.
   — Давайте, подожем заключения экспертизы, Вера Витальевна, — решил Беркутов вернуть её на землю. Он клял себя последними словами за несдержанность. А что если эксперты скажут, что это скипидар или что-то в этом роде. Как он после этого будет смотреть ей к глаза. То-то и оно. Придурок — это величина постоянная. Его куда не помести, он везде будет придурком, даже в Африке. Определенно.
   Он смел опилки во второй пакет. Теперь ни нюхать, ни «лизать» их не стал, полностью полагаясь на акторитетное мнение экспертов. Затем, как положено, оформил протокол изъятия и отправился в управление восстанавливать отношения с Толей Коретниковым.
   Увидев Беркутова Анатолий потемнел лицом, заиграл желваками и засучил кулаками. По его реакции Дмитрий понял, что Коретников звонил веселой вдове.
   «Ой, блин, что сейчас будет!» — невольно подумал.
   Он теперь пожалел, что решил обратиться к Коретникову. Дело в том, Анатолий, несмотря на свою несолидную, можно даже сказать, несерьезную внешность, был классным специалистом и имел массу друзей среди экспертов. Поэтому Дмитрий надеялся с его помощью побыстрее протолкнуть проведение экспертиз. Сейчас же эти надежды были под серьезным сомнением. Определенно. Однако, коль взялся за гуж, не говори, что не дюж. Надо попробовать спасти положение. Нарисовав на лице радостную улыбку, воскликнул: