Обратно я добирался точно так же. Сменялись гребцы, оставалась лишь лодка да я со своим грузом. До Москвы добрались быстро, за два с половиной дня.
   Когда я зашел в дом, Настя, развернув мои сумки, ахнула:
   – Да ты из Франции меньше привез! Вот тебе и Нижний Новгород!
   Я приказал истопить баньку, перекусил, помылся и завалился спать. Устаешь все-таки в дороге, да и погода была мерзкая: холодно и сыро, совсем не для путешествий. Дома отогревался и отсыпался два дня, затем объехал свои предприятия.
   На водочном заводике уже вовсю кипела работа над заказом Алтуфия, надо было сделать за неделю три тысячи бутылок, по срокам вроде успевали. Через неделю прибыл приказчик от Алтуфия, водку к тому времени приготовили. Приказчик расплатился, рабочие начали грузить ящики на подводы. Со слов приказчика, купец будет в Москве через месяц, если водка хорошо будет продаваться, сделает еще заказ. Ну что же, оптом сбывать лучше – меньше головной боли.
   А вообще-то стоит подумать о расширении водочного заводика, уже сейчас он работает почти на пределе возможностей, если большие заказы из Нижнего будут регулярными, нам придется ограничить в поставках Москву, а мне бы этого не хотелось. Я поговорил со своим управляющим, спросил, что надо для расширения производства. Помещений хватало, требовалось оборудование и бутылки.

Глава 3

   Вот и выпал первый снег. На улице стало светло и чисто – так, что от света резало глаза. Изо рта при дыхании вырывался пар, под ногами похрустывал ледок. Наступила зима. В это время стихали войны, снижалась торговая и деловая активность. На телеге уже не проедешь, на санях еще рано – снега мало, а под снегом земля еще не промерзла. Вот в такую пору, когда бы только на теплой печи лежать, к моим воротам подъехал, проваливаясь в снег и грязь, экипаж, запряженный четверкой лоснящихся лошадей в дорогих попонах. Из кареты, пыхтя и отдуваясь, вылез толстый вельможа. Покрой камзола выдавал иноземца, на плечи была накинута соболья шуба – это уж московская погода заставила. Вельможа важно прошествовал к дому, холоп проводил его ко мне в комнату, помог снять шубу. Посетитель расшаркался, уселся в предложенное кресло и на ломаном русском языке начал разговор:
   – Я имею честь представлять короля Англии, Шотландии и Ирландии Якова. По слухам, доносящимся до наших ушей от послов, а также от французского двора, вы, Юрий Кожин, очень искусный лекарь. Король Яков вот уже около полугода болен, его осматривали лучшие медики Англии, Испании и Франции, но назначенное лечение не помогает. Король специально прислал меня в Московию за вами.
   Да, была охота в такую погоду ехать в Англию… Ближний свет!
   Вельможа терпеливо ожидал ответа, на его лице не отражалось никаких эмоций. Я решил отказаться – деньги после посещения Нижнего Новгорода у меня были, а поездка в Англию – это ведь не на один месяц.
   – Вы знаете, я сейчас занят, у меня много больных, бросить которых я не могу.
   – Да это же король! Это не простой смертный, он не может ждать!
   – Его лечат лучшие английские врачи, – возразил я, – а я тоже не Господь Бог!
   Вельможа помрачнел лицом.
   – На Балтике нас ждет специально посланный военный корабль. Я просто не могу вернуться один, без лекаря! Меня ждут крупные неприятности.
   – Хорошо. Сколько заплатит король за лечение?
   – Я думаю, что пятьдесят золотых – это серьезная сумма…
   – Пятьдесят? Да ваш король скупердяй! Король французский Людовик за лечение сына заплатил вдвое больше. За лечение короля я прошу двести, и не меньше, причем половину сразу, авансом.
   Вельможа задумался.
   – Я должен посовещаться с послом, – сухо сказал он и с тем и отбыл.
   Они что, думают, что если он король английский, я задаром должен тащиться за тридевять земель через неспокойное в это время года Балтийское море, отрываясь от семьи на пару месяцев? Да нижегородский купец Алтуфий больше дал, а не король, однако! Жадноваты короли – сделал я вывод.
   Прошло два дня, на третий у ворот появился знакомый экипаж. Из него, сопровождаемый слугой, вышел английский вельможа и проследовал в дом. Поздоровавшись и усевшись, вельможа важно кивнул слуге, тот сделал шаг от двери, вытащил кожаный мешочек и положил на стол. Зазвенели монеты.
   – Попрошу пересчитать в моем присутствии и написать расписку.
   Я пересчитал и написал расписку. Вельможа перечитал ее и спрятал за обшлаг рукава.
   – Когда вы будете готовы к выезду?
   – Завтра с утра жду вас.
   – Хорошо!
   Собрал инструменты, дорожное платье, поговорил с Анастасией и дал распоряжение Сидору, который оставался за главного в мое отсутствие.
   Честно говоря, ехать не очень хотелось: томила какая-то неясная тревога. Ночь прошла беспокойно, с бурными ласками Анастасии, как всегда перед моими долгими отлучками.
   Утром подъехал возок, уже не на колесах, а на полозьях. Я, провожаемый домочадцами‚ вышел, Сидор нес сумку с инструментами и баул с вещами. Попрощавшись, сел в крытый возок, поехали.
   Дорога на санях была более комфортабельной, чем на колесах, но вельможа всю дорогу ехал и стонал, ругаясь по-английски, видно проклиная всю Россию с ее дорогами, морозами и снегом. До Ревеля добирались долго, дней десять, за это время вельможа со своим нытьем мне ужасно надоел: дорога и еда в придорожных трактирах его не устраивали, он мечтал быстрее добраться до цивилизованной Англии. Однако вот и Ревель, порт, английский военный корабль – бриг, если я не путаю.
   Когда мы с вельможей по трапу поднялись на борт, команда построилась, а капитан‚ вытащив шпагу, салютовал нам, из чего я сделал вывод, что вельможа чинов не маленьких. Нас развели по каютам‚ и судно тут же устремилось в путь.
   Почти все время штормило, туманы часто окутывали горизонт‚ и матросы до изнеможения скалывали образующийся на палубе и многочисленных веревках лед. Через неделю пути впереди показалась земля, команда забегала шустрее, приводя потрепанный переходом корабль в пристойное состояние. Я же почти все время просидел в каюте, на палубе ветрено, холодно, на нижние палубы меня вежливо, но твердо не пустили, видимо, опасались, что я могу высмотреть какой-либо военный секрет.
   Сбросив основные паруса, на одном лишь носовом корабль медленно входил в устье Темзы. В приветственном салюте громыхнули пушки корабля и береговых батарей с крепости. Мы пришвартовались, подогнали карету‚ и я с вельможей отправились в королевский замок. На улице был туман, но я во все глаза рассматривал окрестности. Вот и Биг Бен, его я узнал сразу.
   Мы въехали во дворец и почти сразу же прошли в покои короля. Камердинер доложил о нас, и двери спальни открылись. Вельможа церемонно поклонился, сделал несколько шагов и поклонился снова. Я повторил его движения – со своим уставом в чужой монастырь не ходят. В огромной спальне на кровати под балдахином возлежал мой пациент – мужчина лет сорока пяти-пятидесяти, бледное лицо с усиками, синеватые мешки под глазами. Король о чем-то заговорил с сопровождавшим меня вельможей. Отдельные слова я мог понять, все-таки учил язык в школе и институте, но смысл всей речи от меня ускользал. Появился переводчик, сказал, что мне дозволяется говорить с королем, но это великая честь и я должен быть краток. Расспросив короля Якова о жалобах, я попросил раздеться и осмотрел его. Диагноз был ясен: аденома простаты, надо оперировать. Вот почему английские врачи не смогли помочь: травы в данном случае не помогут, в лучшем случае несколько облегчат состояние. Все это я попросил точнее и подробнее перевести королю. Тот со вниманием выслушал, задал кучу вопросов – сложно ли это, больно ли, какие у меня гарантии и так далее. Я отвечал как можно правдивее – операция тяжелая, шанс на выздоровление есть, гарантий дать никаких не могу‚ я не Господь Бог. Монарх надолго задумался, как всякому человеку ему не хотелось ложиться под нож‚ и он старался поторговаться:
   – Говорят, ты искусный лекарь, надо обойтись без операции, я еще не слишком стар.
   Со всем возможным почтением я постарался объяснить, что без операции не обойтись, с каждым месяцем состояние будет ухудшаться и в дальнейшем даже операция может не помочь. Король взял время на раздумье, меня отвели в отведенную мне комнату и покормили. Обед‚ прямо скажем‚ не королевский – жареный цыпленок, тушеные овощи и кислое красное вино. Ладно, пока король будет думать, лягу спать.
   Ночью ко мне прибежал взволнованный слуга, что-то говоря по-английски. Я и без переводчика понял, что не ужинать зовут, взял инструменты и пошел за слугой. Король в ночной рубашке и колпаке стоял над горшком, тщетно пытаясь помочиться. Спальню оглашали стоны и крики. Слабый, однако, народец эти английские короли. Я бужом вывел мочу, король сразу успокоился и улегся спать, потоптавшись, я пошел в свою комнату и последовал его примеру.
   Утром меня не тревожили, я всласть выспался на хорошей перине. Встав, умылся, сходил в туалет. Слуги, видя, что я уже проснулся‚ принесли овсяную кашу с изюмом и вино, от которого у меня еще вчера была изжога. Черт побери, кормежка у французов мне понравилась значительно больше, про вино я вообще промолчу! Интересно, а что пьют англичане? И вдруг в памяти мелькнуло – эль! Вот что надо попросить у слуг, а не это вино. Но до эля дело не дошло, проснувшись, король потребовал лекаря. Дозрел, видно, за ночь. Переводчик монотонно бубнил:
   – Его величество обдумало ваше предложение и изволяет высочайшее согласие, но обязательно присутствие английского хирурга.
   Я не возражал, и операцию решили провести на следующий день. В этот же день я отлеживался в постели, к спиртному не притрагивался, мысленно проигрывая ход операции. С утра заявился приятного вида старичок в мантии, переводчик представил его как королевского хирурга Патрика. Через переводчика я попытался выяснить уровень подготовки англичанина – делал ли он подобные операции, оказалось – нет, но рад будет посмотреть. Лучше бы помощь оказал, чем учиться, да еще на короле. Но выбирать не приходилось. Я вкратце пересказал ход операции, мы пришли в медицинскую комнату, оказывается‚ во дворце была такая – с примитивным операционным столом, скудным набором инструментов. Под руки привели короля, мы вдвоем с Патриком уложили его на стол, я напоил августейшего настойкой опия, вместе с англичанином вымыли руки. Все свои действия я пояснял подробно, пока возражений или вопросов не было. Обработав живот высокопоставленного пациента спиртом, приступили к операции. Патрик внимательно смотрел, причем даже оказывал маленькую помощь, промокая кровь салфетками или держа крючки для расширения раны. Послойно разрезав кожу, мышцы, стенки мочевого пузыря, я добрался до простаты. Этот доступ к аденоме называется в медицине чрезпузырным. Вылущил узел простаты, все аккуратно зашил. На операцию ушло около полутора часов, закончилось все благополучно. Король постанывал, но пульс и дыхание были удовлетворительными. Наложили повязку‚ и по знаку Патрика четверо дюжих гвардейцев‚ осторожно переложив короля на ковер, унесли в королевскую опочивальню. Мы с Патриком вымыли руки, затем он набил трубку табаком и предложил мне. Давненько я не курил, даже запаха табака давно не ощущал. На Руси табак еще не был распространен, церковь относилась к курению резко отрицательно, предавая анафеме.
   Усевшись, мы закурили по трубочке. Табак оказался хорош – легкий, ароматный, с привкусом то ли дуба, то ли еще какого-то дерева. Сделав затяжку, я удивился, затем одобрил:
   – Very good!
   Эти слова даже при моем скудном словарном запасе я знал. Лицо Патрика расплылось в самодовольной улыбке:
   – Вест-Индия! – Он поднял указательный палец.
   Я очень давно не курил, с непривычки слегка закружилась голова. Патрик достал бутылку, разлил спиртное по рюмкам. Мы выпили – это оказалось отменное виски. Я одобрительно поднял большой палец. Патрик захохотал и хлопнул меня по плечу. Затем через переводчика я ответил на его многочисленные вопросы: и чем протирал живот‚ и как вылущивал узел. Разговор продолжался долго, часа два; когда я попытался сообщить, что не помешает проведать пациента, Патрик удивился:
   – А зачем? У его постели будут бессменно дежурить два врача, при ухудшении состояния вас немедленно известят, единственная просьба – не уходить из дворца, дабы вас можно было быстро найти. Такие руки, как у вас‚ – Патрик завистливо покосился на мои руки‚ – надо беречь, они стоят значительно дороже золота.
   Он не предполагал, что в далекой Московии могут быть хирурги такого уровня. И как член Британского общества хирургов, просит разрешения подробно описать ход операции на собрании. Я великодушно разрешил‚ чувствуя усталость, причем больше сказывалось нервное напряжение: все-таки король, владыка половины мира (если считать колонии), так что любая ошибка могла мне дорого обойтись.
   Утром, не надеясь на английских коллег‚ пошел взглянуть на пациента. Король постанывал, капризничая‚ но на то он и монарх; повязка была почти сухой. Я пощупал лоб, все-таки небольшая температура имелась. Дав некоторые указания двум врачам в зеленых камзолах и потребовав себе переводчика, я отправился побродить по дворцу: не каждый же день приходится бывать в гостях у английского короля. К тому же дворец французского короля Людовика мне так и не удалось осмотреть. Меня проводили в картинную галерею, где были портреты всех родственников короля, осмотрел доспехи и оружие, причем кое-что смог надеть на себя – так, ради интереса. Затем отправился обедать. Меня обслужили быстро, вежливо, но как-то безразлично. У всех слуг каменные, ничего не выражающие лица. То ли вышколены во дворце, то ли все англичане такие.
   Уныло прошла неделя, король начал вставать, легко самостоятельно мочиться. По-моему, он обо мне и не вспоминал. Дня через три совместно с Патриком в присутствии переводчика я осмотрел короля Якова, признал его состояние удовлетворительным, в моих услугах он больше не нуждался. Патрик был со мной согласен. Я напомнил королю, что хорошо бы со мной рассчитаться‚ и попрощался. Часа через два в мою комнату вошел королевский казначей, скривясь, отсчитал золотые и попросил расписку, которую я незамедлительно ему выдал. Да, порядок в Англии был, это не французский двор, уж я-то мог сравнить. Следом после ухода казначея вошел вельможа, что сопровождал меня по пути в Англию, объяснил, что во дворе ждет экипаж, который отвезет меня в порт; корабль готов, капитан предупрежден‚ и меня доставят в любой порт на побережье Балтики. Мы раскланялись, я собрал свои немудреные пожитки и сумку с инструментами и вышел. Сопровожденный слугой, который нес сумки, сел в экипаж и направился в порт, по дороге снова разглядывал улицы, дома, мосты; тумана в этот день не было.
   У пристани стоял прежний бриг, вахтенный матрос позвал дежурного офицера, тот узнал меня‚ и я поднялся на борт. Меня поместили в ту же каюту, бриг поднял паруса и вышел в море. Ветер был небольшой и ход был невелик. Но постепенно земля скрывалась из виду. Я стоял на палубе, наблюдая, как матросы четко и быстро выполняют команды.
   Вдали показались паруса трех кораблей, они шли встречным курсом, быстро сближаясь. Капитан со старшим офицером долго смотрели в подзорные трубы, взволнованно переговариваясь. Засвистела боцманская дудка, матросы резво забегали, заскрипели люки орудийных портов. Похоже, корабли были неприятельские. Я подошел к старшему офицеру и указал рукой на корабли, он коротко бросил:
   – Испания!
   Вот дела, не хватало встрять в морской бой! Тем более что противостояние одного корабля трем неприятельским навевало нехорошие предчувствия. Я просто стоял и глазел, как испанцы обходят нас слева и справа. Слева по ходу надвигались два судна, по размеру вроде нашего – кажется‚ каравеллы, а справа тяжеловесной тушей подходил огромный галеон. Порты всех орудий открыты, было уже видно, как на палубе суетятся матросы. Если сейчас грохнут, нам капут! С галеона засемафорили флажками, на английском бриге спустили паруса‚ и мы остановились. Вокруг капитана собрались офицеры, матросы с боцманом стояли у мачт, все ждали дальнейшего развития событий. От галеона отвалила шлюпка, стала приближаться к нам. Сам галеон – здоровенное судно с тремя рядами орудийных портов по борту – находился не более чем в кабельтове. Было видно, как испанский капитан стоит на корме и наблюдает за нами в подзорную трубу.
   Шлюпка подошла, с брига сбросили веревочный трап‚ и испанцы полезли на корабль. Первым на палубу поднялся молодой испанский офицер в расшитом золотом синем мундире, за ним посыпались матросы, вооруженные короткими абордажными саблями, но сопротивляться никто и не думал. Офицер подошел к англичанам, протянул руку‚ и капитан отдал ему свою шпагу. Испанец повернулся к галеону и помахал шпагой в ножнах. Как я понял, мы попали в плен. Мои нехорошие предчувствия, еще там, в Москве, меня не обманули. Похоже‚ и деньги плакали‚ и сам теперь в испанском плену окажусь. И дернуло же меня связаться с англичанами!
   От галеона отвалила еще одна шлюпка, на палубу взобралась новая партия испанцев. Офицеров разоружили, отвели в кормовую каюту; меня, после непродолжительного диалога капитана и испанского офицера‚ поместили к ним же. Матросов заперли в трюме. И у трюма, и у кают с офицерами поставили вооруженных часовых. По судну чувствовалось, что оно делает поворот; испанцы подняли паруса – и в окружении трех испанских судов английский бриг направился на юг, в Испанию.
   Английские офицеры вели себя спокойно, достали из шкафчика виски или бренди, уселись на пол и, неспешно переговариваясь‚ занялись поглощением алкоголя. Было такое ощущение, что они не больно-то переживали по поводу плена. Для военного любой страны это позор, сдача вместе с судном без боя – позор вдвойне. Конечно, война в Европе идет давно и воюющие страны от нее подустали, но не до такой же степени! Может быть, выдержка у англичан отменная? Скорее всего после окончания военных действий их обменяют на испанских пленных или выкупит английская казна. Я же сам по себе, обо мне английский король беспокоиться не станет. Может, по прибытии на место требовать интернирования? Россия сейчас ни с одной страной Европы не воюет, а с Испанией не воевала никогда, капитан судна должен подтвердить, что меня доставили из России и везли обратно, ни в каких военных действиях я участия не принимал. Другой вопрос – поверят ли пленному англичанину испанцы, а если и поверят, захотят ли отпустить? О жестокости испанцев разговоров было полно, слухи докатывались и до России. Могут посадить гребцом на галеры, век тогда не освободишься, тем более ростом и силой я не обижен.
   За размышлениями я не заметил, как наступили сумерки. Изредка, небольшими группами нас выводили в туалет, дали питьевой воды. Офицеры улеглись в каюте на пол и дружно захрапели. Ко мне же сон не шел, я крутился на жестких досках пола и строил планы своего освобождения. Ничего разумного в голову не приходило – ну не бросаться же с корабля в открытое море! С тем под утро и уснул.
   Нас в каюте никто не беспокоил, только в полдень принесли питьевой воды и сухарей. К вечеру по палубе раздался топот ног матросов, захлопали опускаемые паруса. Один из офицеров стоял у кормового окна, сказал, что узнает эти берега – мы приближаемся к Картахене, одному из портов Испании. Мимо проплыли обросшие мхом валуны портовой крепости, из амбразур торчали внушительные чугунные стволы крепостных пушек. Корабль мягко стукнулся о причал, пришвартовались.
   Часа через два открылась дверь‚ и нас поодиночке стали выводить из каюты. Стоящие у входа матросы накидывали веревочные петли на шею, связывали руки. Мы образовали цепочку связанных между собой людей. Спереди и сзади встали матросы из охранения, на плече у каждого висел мушкет, в руке – обнаженная абордажная сабля. По трапу нас согнали на причал, где уже находились связанные матросы‚ и погнали в город. Среди матросов и офицеров раздавались возгласы «Картахена»: видно, кто-то из них ранее посещал этот порт и город, но мало кто тогда знал, что придется вернуться в ином качестве.
   Мы поднимались в гору; не доходя до города, свернули на боковую дорогу‚ через километр уткнулись в ворота крепости. Команда судна была слишком велика, чтобы поместить ее в городскую тюрьму‚ и нас решили заточить в крепости. Ворота со скрипом распахнулись, нас провели по территории. Пока мы медленно переставляли ноги, я старался рассмотреть‚ где что находится: вдали крепостная стена с пушками, почти в центре – трехэтажное каменное здание‚ вероятно, здесь располагаются комендант крепости и различные службы. У небольшого домика толпятся солдаты, в руках у них миски с похлебкой – тоже понятно, что кухня. Крепость была окружена только тремя стенами, с четвертой стороны – гора с довольно крутыми склонами. В горе – небольшая дверь под охраной часового. Надо запомнить на всякий случай – скорее всего склад, вот только какой‚ артиллерийский или продовольственный? Больше толком ничего рассмотреть не удалось.
   Нас затолкали в подвал, предварительно сняв веревки, да и зачем они были нужны? Под самым потолком находились маленькие оконца с толстыми решетками, единственную железную дверь остались снаружи охранять двое часовых. Причем наша импровизированная тюрьма внутри крепости, где полно солдат, шансов сбежать отсюда тоже нет, оставалось ждать удобного случая. В подвале было прохладно и сыро, на полу валялась слежавшаяся солома, в углу пищали крысы, с потолка капало. С непривычки заснуть здесь было тяжело, но сморенный усталостью, я нашел себе местечко, лег и погрузился в глубокий сон.
   Утром вызвали капитана и принесли воды с сухарями. Во время дележки сухарей я заметил у некоторых матросов ножи. Нас не обыскали на судне, крепостные вояки понадеялись на моряков: не видно в руках сабель и шпаг, а на плечах – мушкетов, да и ладно. Вернулся капитан; переговорив с офицерами‚ подошел ко мне. Насколько я смог понять‚ из всей команды заинтересовались мной. Как бы интерес этот не вышел боком, испанцы – большие любители жестоких пыток. Не успел я обдумать слова капитана, как пришли за мной, определили безошибочно, ведь я единственный был в гражданской одежде, офицеры и матросы английского брига носили форму.
   Меня повели в трехэтажное здание в центре крепости. Я как можно незаметнее попытался передвинуть оставшийся у меня пистолет подальше, чтобы он был хорошо прикрыт полой камзола. В большой комнате на первом этаже за столом сидели два синьора. Один был уже стар и сед, но строен и подвижен, в расшитом золотом камзоле и широкополой шляпе, второй – значительно моложе и упитанней, тоже в военной форме. Испанцы начали разговор на английском, но я поспешно сказал: «Ноу» и развел руками; продолжили на испанском, немецком, но я лишь разводил руками и повторял: «Русо, Московия». Наконец седой сделал знак‚ и меня снова увели в подвал.
   До вечера меня никто не беспокоил, но уже утром снова препроводили в комендатуру. Все те же лица, но прибавился еще один мужчина, неподвижно сидящий в углу на стуле. Одет был скромно, если не сказать бедно, причем в гражданскую одежду. «Переводчика отыскали», – догадался я. И точно, испанец спросил, кто я такой и как попал на английский военный корабль, переводчик говорил с акцентом, но понять его было можно. Я объяснил, что я лекарь из Московии, звать меня Юрий Кожин, по приглашению английского короля был в Англии, чтобы лечить короля Якова. После того, как переводчик перевел, седой расхохотался.
   – Неужели в Англии перевелись хорошие врачи, что из далекой Московии, где люди ходят в шкурах зверей, надо было приглашать лекаря? Чем ты можешь подтвердить свои слова?
   Я‚ недолго думая‚ сообщил:
   – На английском корабле в сумке мои медицинские инструменты и награда за лечение – сто золотых монет. Пусть ваши люди проверят.
   При упоминании о золотых монетах глаза обоих испанцев жадно блеснули. Больше меня ни о чем не спрашивали и снова отправили в подвал. Я старался идти медленно, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом; в подвале воздух был влажным, спертым, вонючим из-за скученности и отсутствия туалета.
   На следующий день меня снова повели к коменданту. На этот раз, кроме троих уже известных мне лиц присутствовал еще один, судя по подобострастному поведению испанских офицеров – довольно важная шишка. На его лице застыла гримаса презрения к окружающему миру, глазки злобно посверкивали. На столе лежала моя сумка с медицинскими инструментами, было видно, что в ней копались.
   – Мы проверили твои слова, московит, в сумке действительно лекарские инструменты, но сумку ты мог взять с собой для того, чтобы укрыть тайные дела, признавайся!
   – Мне не в чем признаваться, я только лечил короля!
   – Мы подозреваем, что ты являешься тайным посланником московитского царя Михаила, посещал Англию, чтобы сговориться о союзе Московии и Англии в совместной войне против Испании.
   – Нет, я не тайный посланник, все что я умею, это лечить, причем очень хорошо, если вы можете проверить, то я лечил сына французского короля Людовика.
   Испанцы переглянулись.
   – Проверка займет слишком много времени, за лекарем не будут посылать военный корабль во время войны, здесь кроется какая-то тайна. Скажи, зачем ты был в Англии, какие грамоты передал королю Якову, или послание было только на словах? О чем сговариваются московитский царь Михаил и английский король?