Андрей стал ходить на паперть, как на работу. Был он приветлив с попрошайками, зла никому не делал, и потому нищие вскоре стали с ним здороваться и принимать за своего.
Через неделю подошёл предводитель:
– Настоятель храма просил передать, чтобы ты на утреннюю службу не приходил.
– Твои козни?
– Упаси бог! Речи твои не всем нравятся. Видно, нажаловался кто-то из прихожан.
– Тогда спасибо за предупреждение!
– Долг платежом красен, может быть – и ты когда-нибудь мне поможешь.
Однако Андрей хотел убедиться, что его не обманули.
Следующим утром он оделся прилично, нанял извозчика. Подъехав к храму, встал поодаль, но так, чтобы хорошо проглядывалась паперть – возвышение перед входом в церковь.
Прибыл вовремя: буквально через четверть часа служба закончилась, и стали выходить прихожане. Наблюдать стало труднее.
Внезапно раздался стук копыт, из-за угла выехали несколько польских всадников и направили своих коней к храму. Они спешились и взбежали по ступенькам. Ну да, его, Андрея, искали. Но прихожане, раздав милостыню, чинно удалились. Никто не юродствовал, не говорил пророчеств.
Побегав по паперти и хлестнув со злости плётками пару некстати подвернувшихся нищих, поляки удалились.
– Езжай на торг, – попросил возчика Андрей.
Для себя он сделал два вывода. Нельзя долго на одном месте крамольные речи говорить, раз в пять дней храмы менять надо. И второй: у настоятеля есть информатор, скорее всего – среди поляков или наших бояр, приближённых к самозванцу, но отнюдь не до конца ему верных. Занятно, надо с батюшкой с глазу на глаз переговорить. Глядишь – полезный контакт появится.
Андрей походил по торгу, нашёл скоморохов – рядом с ними всегда толкался народ. Странствующие артисты показывали из-за ширмы короткие представления. Главным действующим лицом всегда был Петрушка и его визави – то купец, то стрелец, а то и боярин.
Сценки были едкие, смешные. Скоморохи высмеивали людские пороки – жадность, лживость, прелюбодеяние. Но и о царевиче не забывали – была у них короткая сценка. Народ плакал со смеху, показывал на Петрушку пальцами, хватался за бока. Сценка была рискованной – ведь выступали на Красной площади, под боком у самозванца. И что удивило Андрея – никто не бросился за стражей, дабы поймать хулителей.
Нет, играть роль юродивого здесь очень рискованно. К тому же народ пришёл повеселиться и его призывы может не воспринять.
Андрей вернулся домой, переоделся в попрошайку и направился к другой церкви. Но тут нищие даже рядом с собой не позволили ему встать, вытолкали с паперти взашей. Ну не драться же со всеми разом?
Андрей перешёл к другой церкви, благо их в Москве хватало, едва ли не в каждом квартале. Тут прихожан было поменьше, впрочем – как и попрошаек. Но и прихожане были победнее, милостыню бросали в колпак медными монетами и полушками. Зато и отклик на его «проповеди» был более горячий. Слушали внимательно, а когда он смолк, раздался выкрик:
– Ещё давай! Режь правду-матку!
Когда прихожане разошлись, к нему подошёл сгорбленный и совсем седой старик из попрошаек.
– Знаешь старую монгольскую пословицу? Кто говорит правду, умирает не от болезни.
– Не знал, – усмехнулся Андрей, – приму к сведению.
Он быстро пересчитал скудное подаяние. На не очень сытный обед хватит. И, расспросив, где находится ближайшая харчевня, Андрей отправился туда. Сделав заказ, он оплатил его, как и всегда, вперёд. Ну не верили слуги в его платёжеспособность, не внушал он им доверия. А с другой стороны – и их понять можно. Съест он обед, а денег рассчитаться нет. Это не товар, который можно забрать. Побить, конечно, могут.
Пока ожидал заказ, всмотрелся в хозяина за стойкой и замер от шока. Владелец заведения вертел в руках сотовый телефон. Посетители не обращали внимания на странную вещицу, поскольку не видели таких никогда.
Но не Андрей. Он подошёл к хозяину. Неужели, как и он, владелец харчевни переместился во времени? Это удача!
– Занятная штука, – осторожно сказал он.
– Вот гад!
– Это ты мне? – удивился Андрей. – Но я же тебе худого слова не сказал.
– Не тебе! Тот, кто продал это мне, – гад ползучий!
– Можно посмотреть?
– Гляди.
Едва Андрей взял телефон в руки, как сразу узнал его. Марка, модель, царапина слева на пластмассовом корпусе – это его аппарат. Только как он сюда попал? Андрей попробовал его включить – тщетно. Аккумулятор сел в ноль.
Андрей вернул телефон хозяину.
– Красивая вещица.
– Только не играет. Третьего дня был тут у меня один. Пообедал, а платить нечем. Шкатулку мне предложил, сказал – музыкальная. Музыку играет, светится. Я и купился на обман. А шкатулка только один раз пропиликала, и всё. Сломалась, верно.
Разочарованный Андрей сел за стол, а тут и еду принесли. А ведь как обрадовался, когда телефон увидел! Как же, современник его! Дудки!
Он поел и пошёл к выходу.
– Отдам шкатулку кузнецу, пусть починит, – сказал ему вслед хозяин.
Андрей вздохнул. Да уж, кузнец починит…. Там только кувалды и не хватает.
Он пошёл по улице – абсолютно без цели. До вечерней службы было время.
Впереди него остановился крытый возок, и из него выглянул пассажир.
– Григорий, ты?
– Если ты меня спрашиваешь, то – да, я на самом деле Григорий.
– Иди сюда, садись.
Андрей подошёл с некоторой опаской – его под именем «Григорий» знали только трое князей.
В возке и в самом деле на мягкой кожаной подушке сидел князь Голицын.
– Садись. Едва узнал тебя, богатым будешь! Трогай! – это он кучеру.
Возок тронулся, закачался на ухабах дороги.
– Что-то ты надолго исчез, Гриша.
– По-моему, князь, у вас одна говорильня. Кружок вышивки – ты уж прости, Василий Васильевич.
Князь нахмурил лоб:
– Не припомню, чтобы я называл себя.
– Брось, князь! Я не первый день живу и сразу понял, кто со мной говорил.
– И кто же другой, кроме Куракина?
– Князь Шуйский.
– Верно. Слухи до меня доходить стали, что какой-то юродивый небылицы на самозванца народу вещает. Я почему-то о тебе сразу подумал. Так?
– Не скрою, я тот юродивый.
– Ну да, одежонка на тебе в самый раз. Только рано ты начал. Мы через своих людей в Польше уже до Сигизмунда довели нужные нам сведения.
Андрей показал на кучера.
– Не бойся. Он слышит, но никому ничего не скажет – язык у него обрезан.
Андрея передёрнуло.
– Король на самозванца зол, ногами топал, повелел ни единого злотого в поддержку Дмитрия не давать. Вроде бы отряд гусар хотел в Москву послать, да остыл. И свадебка скоро будет, переписка между голубками оживлённая идёт.
– Отец её всё надеется миллион получить?
– Похоже. Сам в Москву собирается с дочерью.
– И не жалко дитя родное?
– Да за такие деньги он всех девок отдаст. Ты самовольство своё заканчивай. В народе и среди бояр настроения ещё не те, не созрел народ. Ни за грош погибнешь. Поляки схватят, отведаешь пыток, а то и сразу зарубят. Ты лучше ко мне приди.
Князь рассказал, как найти его дом.
– Куракин не уверен в себе, он ничего не решает. Про Шуйского умолчу. Я сразу понял – у тебя голова работает. Саблей махать желающие найдутся, в нужный момент из Великого Новгорода и Ярославля люди придут, а умную голову на плечах не каждый боярин или князь имеет. Даже дворянство за сечу давалось, или по наследству звание получали. Только ведь указом царским ума не добавишь. Почёт и должность при дворе – это да. Только у нас дело поважнее будет.
– Буду.
– Вот и славно. Только рубище своё до поры до времени сними и на гвоздик повесь. Да и слуги мои в такой одежде тебя за калитку не пустят.
– Понял. – Андрей на ходу спрыгнул с подножки возка. Похоже, из всей троицы княжеской Голицын умнее всех. И действовать они начали так, как Андрей советовал. Хотя не факт, могли и сами додуматься. Они царедворцы и плести интриги большие мастаки.
Как князь и советовал, Андрей убрал своё рубище под кровать. Переодевшись в приличное платье, он причесался и умаслил бороду. Теперь и не скажешь, что юродивый, вполне приличного вида горожанин – то ли приказчик из купеческой лавки, то ли мастеровой. Сверху накинул кафтан – не новый, но чистый, по крайней мере, мёрзнуть не будет. Одетый в рубище, он мёрз на паперти. Осень в Москве выдалась прохладная, и дырявая одежонка не грела.
Андрей направился к князю Голицыну – ведь приглашал. По пути зашёл к цирюльнику – бороду оправил, волосья на голове слегка подровнял и совсем стал похож на человека.
Он нашёл дом князя, представился холопу у ворот. Его впустили во двор, – видимо, Голицын не забыл предупредить прислугу.
Холоп ушёл доложить.
Князь принял его сразу – он сидел в кресле за дубовым столом. Комната тоже была обшита дубовыми планками и оттого казалась тёмной.
– Лёгок на помине, – слегка усмехнулся князь, – садись. Ты вроде в языках понимаешь? Сочти! – Он протянул Алексею лист бумаги.
Тот взял протянутый лист, пробежал глазами, знакомясь с текстом.
– Чего молчишь? Не разумеешь?
Андрей перевёл текст. Письмо явно писал писарь – буквы выведены каллиграфическим почерком. Но послание продиктовано, скорее всего, самим самозванцем и предназначалось оно Мнишеку. Лжедмитрий призывал приехать в Первопрестольную Марину и её отца Юрия. Причём из письма было понятно, что он согласен на свадьбу по католическому канону. Ещё самозванец просил привести с собой наёмников или охочих людей, ибо среди бояр московских – да и не только – недовольство.
– Всё? – Князь слушал внимательно.
– Всё, до последней буквы. Как письмо к вам попало? Это ведь не список, настоящее.
– Мои люди гонца случайно перехватили, в сумке у него нашли.
– Давно?
– А тебе зачем? Али мысль какая есть?
– Есть. Гонцом переодеться и самому в Польшу съездить, передать письмо Мнишеку-отцу в руки.
– Смысл какой? Не пойму!
– Он же ответ напишет, узнаем о замыслах.
– А если гонец слова секретные знает или Юрий его самого в лицо знает? На плаху попадёшь!
– Гонец-то жив?
– Жив покамест, в погребе сидит.
– В твоём тереме? – удивился Андрей.
– Нет, конечно, в десяти верстах от Москвы. Зачем интересуешься?
– Гонца допросить можно. Он расскажет, был ли у Мнишека и есть ли слова секретные. А может, самозванец на словах велел что-нибудь передать.
– Рискованно! Надо послание гонцу отдать, пусть вручит Мнишеку. Письмо-то мы сочли.
– Он же всё расскажет польскому воеводе и самозванцу.
– Не в его интересах, сам может башку на плахе потерять. Только действовать надо быстро. Гонца-то утром ещё взяли, задержка как-никак.
– А ещё бы настоятельно попросить на обратном пути ответ показать.
– Там же печать восковая!
– В первый раз, что ли? Свечкой подплавим.
– Да ты просто мошенник!
– Я очень любопытный. Едем?
Князь позвонил в колокольчик и велел готовить коней и людей.
Через четверть часа кавалькада из шести всадников выехала из дома. Впереди князь, за ним – его люди, а замыкающим ехал Андрей: скакать рядом с князем ему было не по чину.
Через полчаса они въехали в деревеньку, и князь уверенно направился к самому большому дому. Оказалось, там проживал его родственник, обедневший боярин.
Охрана князя осталась во дворе, а сам князь и Андрей вошли в дом.
Встретивший их хозяин вопросительно посмотрел на Голицына.
– Можно, свой человек, – понял князь его немой вопрос относительно Андрея.
– Я так понимаю – вы за гонцом?
– Именно. Пусть его сюда приведут.
Холопы притащили связанного гонца. Это был чистокровный поляк, вполне сносно говорящий по-русски.
Князь сразу, без экивоков, спросил его:
– Жить хочешь?
– Кто же не хочет? Хочу!
– Я предлагаю тебе взять послание и отвезти его к воеводе Мнишеку.
– Вы меня отпускаете? – удивился поляк.
– А чем мы рискуем? Ты отвезёшь письмо, но о нашей встрече благоразумно умолчишь. А когда будешь возвращаться назад, снова заедешь сюда. Мы полюбопытствуем содержанием его, и ты поедешь дальше. А за задержку получишь монету золотом.
– Лучше две, – тут же начал торговаться поляк.
– И одной-то много, – укорил его князь. – Мы тебе жизнь сохраняем, это уже немало. И ты ничем не рискуешь.
– Пся крев, договорились.
Поляка развязали, письмо уложили в заплечную сумку и вывели гонца во двор. Холопы привели ему коня – его успели накормить и напоить.
Поляк вскочил в седло, и лошадь сорвалась с места.
– Как думаешь, вернётся? – спросил князь. Непонятно было только, кого он спрашивал.
Ответил боярин, хозяин дома:
– Вернётся! Я ляхов знаю, воевал с ними несчётно. Деньги они сильно любят. И этот – тоже.
– Хм… Сколько времени надо, чтобы гонец обернулся?
– Недели полторы-две. Хотя неизвестно, сколько он там пробудет – у воеводы.
– Ладно. Григорий, через десять дней – даже на пару дней раньше – будь здесь. Поживёшь у боярина. Ежели гонец прибудет, прочитаешь письмо. Только аккуратно! Гонцу золотой отдашь.
– Исполню. – Андрей склонил голову.
– Толмач, что ли? – спросил хозяин.
– Аз есмь.
– А вдруг не по-ляшски напишут?
– Осилю.
– Надо же!
Князь махнул рукой, слуги подвели коня, и вся кавалькада прежним построением рванула в Москву.
Уже во дворе у князя тот сказал:
– Ко мне пока не ходи, через неделю явишься – получишь коня и деньги. Дорогу, надеюсь, в деревню запомнишь.
– Как хоть хозяина зовут?
– Никифор Бутурлин.
Андрей откланялся. Юродствовать князь ему запретил, а больше заняться было нечем, и потому все дни он отсыпался и думал. В голову лезли разные планы свержения самозванца и его устранения. Но все варианты страдали одним недостатком – не было доступа к Лжедмитрию. Через охрану поляков и двух десятков верных Дмитрию стрельцов не пробиться.
Однако после долгих размышлений у Андрея появилась одна сумасшедшая идея. Надо организовать народные волнения или толпой идти к Кремлю, скажем – с челобитной. Лжедмитрий не преминет выйти к народу, успокоить его, пообещать наказать виновных. Вот тут его и… Только повод серьёзный для волнений нужен – вроде «соляного бунта». Но нет ничего невозможного, повод можно придумать, спровоцировать.
Наум-купец удивлялся:
– Ты, Андрей, часом не заболел какой-нибудь хворью?
– А что, заметно?
– Целыми днями лежишь. Не простудился ли на своей паперти?
– Не хожу туда уже несколько дней.
– А то бы я баньку истопил…
– Я сам истоплю.
– Во! Узнаю прежнего Андрея! А то всё лежишь, молчишь… Али беда какая?
– Типун тебе на язык, Наум.
И в самом деле, подозрительно. То каждый день в рваньё и обноски одевался, ходил, как на службу, а сейчас днями и ночами напролёт в комнате прячется. Наум уж подумал: не натворил ли чего неприятного? Андрей – он такой, он может.
Тем временем Андрей истопил баньку, обмылись, а опосля их – супружница купеческая с детьми пошла. Наум же с Андреем вечер за столом провели. Купец пиво свежее выставил да балыки осетровые на заедки. Давненько они так не сиживали – всё дела, заботы.
А на следующий день Андрей оделся потеплее и направился к князю.
– Я уже беспокоиться начал, – встретил его князь.
– Как договаривались.
Князь позвонил в колокольчик и сказал вошедшему холопу:
– Лошадь приготовь, оседлай – для него.
Холоп поклонился и вышел, а князь выложил на стол две золотые монеты.
– Одну гонцу отдашь, другая – на всякий случай. С Богом!
– Список привезти или на словах?
– Как получится.
По уже знакомой дороге Андрей добрался до села, постучал в ворота.
Хозяин оказался дома. Они поздоровались, боярин приказал увести коня в конюшню и задать овса. Задержавшись на секунду, погладил жеребца по выхоленной морде:
– Узнаю бегунка, из княжьей конюшни.
– Своим не обзавёлся пока, да и по чину не положено, – отступил на шаг Андрей.
Ожидание тянулось долго, однако гонца всё не было. Или случилось что-то непредвиденное, или он струхнул и решил ехать в Москву напрямик. Этот вариант был хуже всего. Передав послание от Мнишека Лжедмитрию, он вполне может привести поляков в деревню.
Никифор и сам это понимал, потому как Андрей обнаружил за амбаром маленькую медную пушку, развёрнутую стволом к воротам. Сунув руку в короткий ствол, он нащупал там тряпичный пыж. Умно! Дробом или картечью заряжена, ядром на короткой дистанции большого урона не нанесёшь.
Андрей попросил боярина:
– Мне бы какое-нибудь оружие – вроде сабли.
Через неделю подошёл предводитель:
– Настоятель храма просил передать, чтобы ты на утреннюю службу не приходил.
– Твои козни?
– Упаси бог! Речи твои не всем нравятся. Видно, нажаловался кто-то из прихожан.
– Тогда спасибо за предупреждение!
– Долг платежом красен, может быть – и ты когда-нибудь мне поможешь.
Однако Андрей хотел убедиться, что его не обманули.
Следующим утром он оделся прилично, нанял извозчика. Подъехав к храму, встал поодаль, но так, чтобы хорошо проглядывалась паперть – возвышение перед входом в церковь.
Прибыл вовремя: буквально через четверть часа служба закончилась, и стали выходить прихожане. Наблюдать стало труднее.
Внезапно раздался стук копыт, из-за угла выехали несколько польских всадников и направили своих коней к храму. Они спешились и взбежали по ступенькам. Ну да, его, Андрея, искали. Но прихожане, раздав милостыню, чинно удалились. Никто не юродствовал, не говорил пророчеств.
Побегав по паперти и хлестнув со злости плётками пару некстати подвернувшихся нищих, поляки удалились.
– Езжай на торг, – попросил возчика Андрей.
Для себя он сделал два вывода. Нельзя долго на одном месте крамольные речи говорить, раз в пять дней храмы менять надо. И второй: у настоятеля есть информатор, скорее всего – среди поляков или наших бояр, приближённых к самозванцу, но отнюдь не до конца ему верных. Занятно, надо с батюшкой с глазу на глаз переговорить. Глядишь – полезный контакт появится.
Андрей походил по торгу, нашёл скоморохов – рядом с ними всегда толкался народ. Странствующие артисты показывали из-за ширмы короткие представления. Главным действующим лицом всегда был Петрушка и его визави – то купец, то стрелец, а то и боярин.
Сценки были едкие, смешные. Скоморохи высмеивали людские пороки – жадность, лживость, прелюбодеяние. Но и о царевиче не забывали – была у них короткая сценка. Народ плакал со смеху, показывал на Петрушку пальцами, хватался за бока. Сценка была рискованной – ведь выступали на Красной площади, под боком у самозванца. И что удивило Андрея – никто не бросился за стражей, дабы поймать хулителей.
Нет, играть роль юродивого здесь очень рискованно. К тому же народ пришёл повеселиться и его призывы может не воспринять.
Андрей вернулся домой, переоделся в попрошайку и направился к другой церкви. Но тут нищие даже рядом с собой не позволили ему встать, вытолкали с паперти взашей. Ну не драться же со всеми разом?
Андрей перешёл к другой церкви, благо их в Москве хватало, едва ли не в каждом квартале. Тут прихожан было поменьше, впрочем – как и попрошаек. Но и прихожане были победнее, милостыню бросали в колпак медными монетами и полушками. Зато и отклик на его «проповеди» был более горячий. Слушали внимательно, а когда он смолк, раздался выкрик:
– Ещё давай! Режь правду-матку!
Когда прихожане разошлись, к нему подошёл сгорбленный и совсем седой старик из попрошаек.
– Знаешь старую монгольскую пословицу? Кто говорит правду, умирает не от болезни.
– Не знал, – усмехнулся Андрей, – приму к сведению.
Он быстро пересчитал скудное подаяние. На не очень сытный обед хватит. И, расспросив, где находится ближайшая харчевня, Андрей отправился туда. Сделав заказ, он оплатил его, как и всегда, вперёд. Ну не верили слуги в его платёжеспособность, не внушал он им доверия. А с другой стороны – и их понять можно. Съест он обед, а денег рассчитаться нет. Это не товар, который можно забрать. Побить, конечно, могут.
Пока ожидал заказ, всмотрелся в хозяина за стойкой и замер от шока. Владелец заведения вертел в руках сотовый телефон. Посетители не обращали внимания на странную вещицу, поскольку не видели таких никогда.
Но не Андрей. Он подошёл к хозяину. Неужели, как и он, владелец харчевни переместился во времени? Это удача!
– Занятная штука, – осторожно сказал он.
– Вот гад!
– Это ты мне? – удивился Андрей. – Но я же тебе худого слова не сказал.
– Не тебе! Тот, кто продал это мне, – гад ползучий!
– Можно посмотреть?
– Гляди.
Едва Андрей взял телефон в руки, как сразу узнал его. Марка, модель, царапина слева на пластмассовом корпусе – это его аппарат. Только как он сюда попал? Андрей попробовал его включить – тщетно. Аккумулятор сел в ноль.
Андрей вернул телефон хозяину.
– Красивая вещица.
– Только не играет. Третьего дня был тут у меня один. Пообедал, а платить нечем. Шкатулку мне предложил, сказал – музыкальная. Музыку играет, светится. Я и купился на обман. А шкатулка только один раз пропиликала, и всё. Сломалась, верно.
Разочарованный Андрей сел за стол, а тут и еду принесли. А ведь как обрадовался, когда телефон увидел! Как же, современник его! Дудки!
Он поел и пошёл к выходу.
– Отдам шкатулку кузнецу, пусть починит, – сказал ему вслед хозяин.
Андрей вздохнул. Да уж, кузнец починит…. Там только кувалды и не хватает.
Он пошёл по улице – абсолютно без цели. До вечерней службы было время.
Впереди него остановился крытый возок, и из него выглянул пассажир.
– Григорий, ты?
– Если ты меня спрашиваешь, то – да, я на самом деле Григорий.
– Иди сюда, садись.
Андрей подошёл с некоторой опаской – его под именем «Григорий» знали только трое князей.
В возке и в самом деле на мягкой кожаной подушке сидел князь Голицын.
– Садись. Едва узнал тебя, богатым будешь! Трогай! – это он кучеру.
Возок тронулся, закачался на ухабах дороги.
– Что-то ты надолго исчез, Гриша.
– По-моему, князь, у вас одна говорильня. Кружок вышивки – ты уж прости, Василий Васильевич.
Князь нахмурил лоб:
– Не припомню, чтобы я называл себя.
– Брось, князь! Я не первый день живу и сразу понял, кто со мной говорил.
– И кто же другой, кроме Куракина?
– Князь Шуйский.
– Верно. Слухи до меня доходить стали, что какой-то юродивый небылицы на самозванца народу вещает. Я почему-то о тебе сразу подумал. Так?
– Не скрою, я тот юродивый.
– Ну да, одежонка на тебе в самый раз. Только рано ты начал. Мы через своих людей в Польше уже до Сигизмунда довели нужные нам сведения.
Андрей показал на кучера.
– Не бойся. Он слышит, но никому ничего не скажет – язык у него обрезан.
Андрея передёрнуло.
– Король на самозванца зол, ногами топал, повелел ни единого злотого в поддержку Дмитрия не давать. Вроде бы отряд гусар хотел в Москву послать, да остыл. И свадебка скоро будет, переписка между голубками оживлённая идёт.
– Отец её всё надеется миллион получить?
– Похоже. Сам в Москву собирается с дочерью.
– И не жалко дитя родное?
– Да за такие деньги он всех девок отдаст. Ты самовольство своё заканчивай. В народе и среди бояр настроения ещё не те, не созрел народ. Ни за грош погибнешь. Поляки схватят, отведаешь пыток, а то и сразу зарубят. Ты лучше ко мне приди.
Князь рассказал, как найти его дом.
– Куракин не уверен в себе, он ничего не решает. Про Шуйского умолчу. Я сразу понял – у тебя голова работает. Саблей махать желающие найдутся, в нужный момент из Великого Новгорода и Ярославля люди придут, а умную голову на плечах не каждый боярин или князь имеет. Даже дворянство за сечу давалось, или по наследству звание получали. Только ведь указом царским ума не добавишь. Почёт и должность при дворе – это да. Только у нас дело поважнее будет.
– Буду.
– Вот и славно. Только рубище своё до поры до времени сними и на гвоздик повесь. Да и слуги мои в такой одежде тебя за калитку не пустят.
– Понял. – Андрей на ходу спрыгнул с подножки возка. Похоже, из всей троицы княжеской Голицын умнее всех. И действовать они начали так, как Андрей советовал. Хотя не факт, могли и сами додуматься. Они царедворцы и плести интриги большие мастаки.
Как князь и советовал, Андрей убрал своё рубище под кровать. Переодевшись в приличное платье, он причесался и умаслил бороду. Теперь и не скажешь, что юродивый, вполне приличного вида горожанин – то ли приказчик из купеческой лавки, то ли мастеровой. Сверху накинул кафтан – не новый, но чистый, по крайней мере, мёрзнуть не будет. Одетый в рубище, он мёрз на паперти. Осень в Москве выдалась прохладная, и дырявая одежонка не грела.
Андрей направился к князю Голицыну – ведь приглашал. По пути зашёл к цирюльнику – бороду оправил, волосья на голове слегка подровнял и совсем стал похож на человека.
Он нашёл дом князя, представился холопу у ворот. Его впустили во двор, – видимо, Голицын не забыл предупредить прислугу.
Холоп ушёл доложить.
Князь принял его сразу – он сидел в кресле за дубовым столом. Комната тоже была обшита дубовыми планками и оттого казалась тёмной.
– Лёгок на помине, – слегка усмехнулся князь, – садись. Ты вроде в языках понимаешь? Сочти! – Он протянул Алексею лист бумаги.
Тот взял протянутый лист, пробежал глазами, знакомясь с текстом.
– Чего молчишь? Не разумеешь?
Андрей перевёл текст. Письмо явно писал писарь – буквы выведены каллиграфическим почерком. Но послание продиктовано, скорее всего, самим самозванцем и предназначалось оно Мнишеку. Лжедмитрий призывал приехать в Первопрестольную Марину и её отца Юрия. Причём из письма было понятно, что он согласен на свадьбу по католическому канону. Ещё самозванец просил привести с собой наёмников или охочих людей, ибо среди бояр московских – да и не только – недовольство.
– Всё? – Князь слушал внимательно.
– Всё, до последней буквы. Как письмо к вам попало? Это ведь не список, настоящее.
– Мои люди гонца случайно перехватили, в сумке у него нашли.
– Давно?
– А тебе зачем? Али мысль какая есть?
– Есть. Гонцом переодеться и самому в Польшу съездить, передать письмо Мнишеку-отцу в руки.
– Смысл какой? Не пойму!
– Он же ответ напишет, узнаем о замыслах.
– А если гонец слова секретные знает или Юрий его самого в лицо знает? На плаху попадёшь!
– Гонец-то жив?
– Жив покамест, в погребе сидит.
– В твоём тереме? – удивился Андрей.
– Нет, конечно, в десяти верстах от Москвы. Зачем интересуешься?
– Гонца допросить можно. Он расскажет, был ли у Мнишека и есть ли слова секретные. А может, самозванец на словах велел что-нибудь передать.
– Рискованно! Надо послание гонцу отдать, пусть вручит Мнишеку. Письмо-то мы сочли.
– Он же всё расскажет польскому воеводе и самозванцу.
– Не в его интересах, сам может башку на плахе потерять. Только действовать надо быстро. Гонца-то утром ещё взяли, задержка как-никак.
– А ещё бы настоятельно попросить на обратном пути ответ показать.
– Там же печать восковая!
– В первый раз, что ли? Свечкой подплавим.
– Да ты просто мошенник!
– Я очень любопытный. Едем?
Князь позвонил в колокольчик и велел готовить коней и людей.
Через четверть часа кавалькада из шести всадников выехала из дома. Впереди князь, за ним – его люди, а замыкающим ехал Андрей: скакать рядом с князем ему было не по чину.
Через полчаса они въехали в деревеньку, и князь уверенно направился к самому большому дому. Оказалось, там проживал его родственник, обедневший боярин.
Охрана князя осталась во дворе, а сам князь и Андрей вошли в дом.
Встретивший их хозяин вопросительно посмотрел на Голицына.
– Можно, свой человек, – понял князь его немой вопрос относительно Андрея.
– Я так понимаю – вы за гонцом?
– Именно. Пусть его сюда приведут.
Холопы притащили связанного гонца. Это был чистокровный поляк, вполне сносно говорящий по-русски.
Князь сразу, без экивоков, спросил его:
– Жить хочешь?
– Кто же не хочет? Хочу!
– Я предлагаю тебе взять послание и отвезти его к воеводе Мнишеку.
– Вы меня отпускаете? – удивился поляк.
– А чем мы рискуем? Ты отвезёшь письмо, но о нашей встрече благоразумно умолчишь. А когда будешь возвращаться назад, снова заедешь сюда. Мы полюбопытствуем содержанием его, и ты поедешь дальше. А за задержку получишь монету золотом.
– Лучше две, – тут же начал торговаться поляк.
– И одной-то много, – укорил его князь. – Мы тебе жизнь сохраняем, это уже немало. И ты ничем не рискуешь.
– Пся крев, договорились.
Поляка развязали, письмо уложили в заплечную сумку и вывели гонца во двор. Холопы привели ему коня – его успели накормить и напоить.
Поляк вскочил в седло, и лошадь сорвалась с места.
– Как думаешь, вернётся? – спросил князь. Непонятно было только, кого он спрашивал.
Ответил боярин, хозяин дома:
– Вернётся! Я ляхов знаю, воевал с ними несчётно. Деньги они сильно любят. И этот – тоже.
– Хм… Сколько времени надо, чтобы гонец обернулся?
– Недели полторы-две. Хотя неизвестно, сколько он там пробудет – у воеводы.
– Ладно. Григорий, через десять дней – даже на пару дней раньше – будь здесь. Поживёшь у боярина. Ежели гонец прибудет, прочитаешь письмо. Только аккуратно! Гонцу золотой отдашь.
– Исполню. – Андрей склонил голову.
– Толмач, что ли? – спросил хозяин.
– Аз есмь.
– А вдруг не по-ляшски напишут?
– Осилю.
– Надо же!
Князь махнул рукой, слуги подвели коня, и вся кавалькада прежним построением рванула в Москву.
Уже во дворе у князя тот сказал:
– Ко мне пока не ходи, через неделю явишься – получишь коня и деньги. Дорогу, надеюсь, в деревню запомнишь.
– Как хоть хозяина зовут?
– Никифор Бутурлин.
Андрей откланялся. Юродствовать князь ему запретил, а больше заняться было нечем, и потому все дни он отсыпался и думал. В голову лезли разные планы свержения самозванца и его устранения. Но все варианты страдали одним недостатком – не было доступа к Лжедмитрию. Через охрану поляков и двух десятков верных Дмитрию стрельцов не пробиться.
Однако после долгих размышлений у Андрея появилась одна сумасшедшая идея. Надо организовать народные волнения или толпой идти к Кремлю, скажем – с челобитной. Лжедмитрий не преминет выйти к народу, успокоить его, пообещать наказать виновных. Вот тут его и… Только повод серьёзный для волнений нужен – вроде «соляного бунта». Но нет ничего невозможного, повод можно придумать, спровоцировать.
Наум-купец удивлялся:
– Ты, Андрей, часом не заболел какой-нибудь хворью?
– А что, заметно?
– Целыми днями лежишь. Не простудился ли на своей паперти?
– Не хожу туда уже несколько дней.
– А то бы я баньку истопил…
– Я сам истоплю.
– Во! Узнаю прежнего Андрея! А то всё лежишь, молчишь… Али беда какая?
– Типун тебе на язык, Наум.
И в самом деле, подозрительно. То каждый день в рваньё и обноски одевался, ходил, как на службу, а сейчас днями и ночами напролёт в комнате прячется. Наум уж подумал: не натворил ли чего неприятного? Андрей – он такой, он может.
Тем временем Андрей истопил баньку, обмылись, а опосля их – супружница купеческая с детьми пошла. Наум же с Андреем вечер за столом провели. Купец пиво свежее выставил да балыки осетровые на заедки. Давненько они так не сиживали – всё дела, заботы.
А на следующий день Андрей оделся потеплее и направился к князю.
– Я уже беспокоиться начал, – встретил его князь.
– Как договаривались.
Князь позвонил в колокольчик и сказал вошедшему холопу:
– Лошадь приготовь, оседлай – для него.
Холоп поклонился и вышел, а князь выложил на стол две золотые монеты.
– Одну гонцу отдашь, другая – на всякий случай. С Богом!
– Список привезти или на словах?
– Как получится.
По уже знакомой дороге Андрей добрался до села, постучал в ворота.
Хозяин оказался дома. Они поздоровались, боярин приказал увести коня в конюшню и задать овса. Задержавшись на секунду, погладил жеребца по выхоленной морде:
– Узнаю бегунка, из княжьей конюшни.
– Своим не обзавёлся пока, да и по чину не положено, – отступил на шаг Андрей.
Ожидание тянулось долго, однако гонца всё не было. Или случилось что-то непредвиденное, или он струхнул и решил ехать в Москву напрямик. Этот вариант был хуже всего. Передав послание от Мнишека Лжедмитрию, он вполне может привести поляков в деревню.
Никифор и сам это понимал, потому как Андрей обнаружил за амбаром маленькую медную пушку, развёрнутую стволом к воротам. Сунув руку в короткий ствол, он нащупал там тряпичный пыж. Умно! Дробом или картечью заряжена, ядром на короткой дистанции большого урона не нанесёшь.
Андрей попросил боярина:
– Мне бы какое-нибудь оружие – вроде сабли.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента