Страница:
И все-таки верим в пришельцев, ждем их и давно уже заготовили сотни вариантов приветственных речей в честь Посещения.
А Посещение-то, возможно, давным-давно уже состоялось. Мысль не новая, но не всегда не новое значит – неверное. Ждем кораблей, порхающих с небес на площади наших городов, предвидим мудрых, ясноглазых, большеголовых, несущих Знание – а на деле все, быть может, гораздо проще.
Про Одинцова никогда не слышали? Так послушайте, это ведь не выдумки, это правда. Вот только доказать он ничего не может. Поначалу пытался: ходил, говорил, убеждал, письма писал, а потом махнул рукой и продолжает в свободное время разводить аквариумных рыбок. А что ему остается делать?
И так вот всегда: уставимся в небо, ждем не дождемся какой-нибудь там кометы Галлея и не замечаем того, что буквально под носом пролетает. А ведь если разобраться: что нам в этой самой комете Галлея вкупе со всякими там «Де Кок – Параскевопулос» или «Швассман – Вахман 1»?
Под ноги надо внимательней смотреть. По сторонам.
Ну ладно, об Одинцове. Пока Эдгар ищет вход во двор магазина «Детский мир». А то ведь так можно до бесконечности.
Остановимся.
Потому что шоссе блестело в свете фар, как рыбья чешуя, и «дворники» на ветровом стекле неустанно занимались утренней гимнастикой. Сквозь мелкий дождь расплывчато светились квадраты окон у дороги – возникали впереди неясным сиянием и уносились назад, словно кто-то тащил их на веревочке. Равномерный гул мотора гипнотизировал, настойчиво предлагая продолжить прерванный, самый сладкий утренний сон, и Одинцов постоянно до слез зевал, не отрывая, однако, взгляда от предательски скользкого асфальта. Встречные грузовики, презрительно фыркая, обдавали его «Москвич» синим дымом и бежали дальше по своим трудовым делам, уверенно налегая на дорогу огромными колесами.
Паршивенькое серое утро робко старалось растолковать нахальной ночи свои права, пока, правда, без особой надежды на успех, поэтому Одинцов чуть не проскочил мимо человека, махнувшего рукой с обочины. Одинцов затормозил и принялся выполнять очередной затяжной зевок. Когда он кончил зевать и протер глаза, оказалось, что попутчик уже шуршит плащом, устраиваясь сзади.
– До Москвы?
– Да, – не сразу отозвался попутчик, перестая шуршать и затих.
«Москвич» вновь набрал скорость и погнался за отступающей ночью, а Одинцов, рассудив, что разговор – лучшее средство прогнать сонливость, приступил к универсальной метеорологической увертюре.
– Погодка-то, а? – бросил он первые слова на конвейер разговора. – Через месяц, глядишь, заметет.
Он сокрушенно покачал головой, подумав о гололеде и вероятном резком скачке кривой на графике дорожно-транспортных происшествий. Попутчик молчал. Одинцов бросил взгляд в зеркальце и обнаружил, что тот съежился в уголке, подняв до ушей воротник плаща.
«Иностранец, что ли?» – удивился Одинцов, разглядывая смуглое длинноносое лицо и поспешно перевел глаза на дорогу – при такой видимости, да в дождь зевать не положено, а то мигом кувыркнешься в кювет. Как сосед Петр Федотыч. Не успел обзавестись «Жигулями» – красивой малиновой машинкой, игрушкой, да и только – как загремел и колеса вверх. Сам, слава Богу, отделался синяками, но машина, малиновая игрушка, ой-ей-ей!..
– Не за билетом, случайно? – вновь запустил конвейер Одинцов.
– Что? – не понял незнакомец.
– Я говорю, не за билетом на хоккей в Москву-то? – повторил Одинцов, осторожно выводя «Москвич» из-за кормы автобуса, ползущего вдоль обочины. – Как раз к открытию успеем, а то потом очередища будет аж безнадежная.
– Нет, не за билетом, – лаконично отозвался незнакомец.
– А я вот специально встал пораньше, – сообщил Одинцов. – «Спартачок» должен сегодня причесать эти Вооруженные Силы.
Он помолчал и огорченно добавил:
– Хотя что-то не получается в последнее время.
– Я не на хоккей. Целил прямо в Москву, да немного перепутал, промахнулся, – наконец-то, кажется, разговорился незнакомец. – Еще многие ошибаются. Дело новое. Вот и добираемся, кто как сумеет.
«Точно, иностранец!» – решил Одинцов.
– А что, застряли на наших дорогах? Сейчас на проселочные лучше не соваться, разве что на тракторе или танке. Для «фольксвагена» или там «ситроена» они малость тяжеловаты. Похуже ралли «Париж – Дакар».
Одинцов со вкусом произнес заграничные названия и улыбнулся, довольный собой.
– Я без машины.
Одинцов изумленно посмотрел в зеркальце.
«Вот чудак, неужто пешком ходил? Впрочем, иностранцы – народ своеобразный...»
– Наверное, в музеи?
– И в музеи тоже, – уклонился попутчик от прямого ответа.
Одинцоов сбавил скорость на повороте и пристроился за колонной мокрых «КрАЗов», тащивших, подобно верблюдам, горбы песка в своих вместительных кузовах. Дачные домики сменились заводскими корпусами и просторными дворами автоколонн.
– Извините, а откуда вы к нам?
Незнакомец зашуршал плащом.
– Джаньяхара.
«Джаньяхара, Джаньяхара... В Африке, что ли? Или где-нибудь возле Индонезии? Островное какое-нибудь государство. Спросить бы, да неудобно. Будет потом по мне, темному, обо всех судить. – Одинцов покосился в зеркальце. – Ладно, вернусь, у сына спрошу. Кстати, билеты... – Одинцов посмотрел на часы. – Как раз успею», – решил он и негромко замурлыкал песню о великолепной пятерке и вратаре.
Телевизор совсем не то, даже цветной. Настоящий болельщик должен быть там, в реве трибун, всем телом, невольным напряжением мускулов участвовать в том захватывающем, берущем за душу действе, что зовется Хоккеем. Здоровенные ловкие черти в ярких свитерах носятся по площадке в пылу сражения, а под перекрытиями мечется эхо – это чиркают по льду коньки, это шайба врезается в бортик, это стучат клюшки, это кричат тренеры... Настоящий болельщик должен быть частицей того тысячеголосого, неистового, что требует: «Шай-бу! Шай-бу!» – и удовлетворенно гремит: «Мо-лод-цы!» – или же оглушительно свистит, да так, что кажется – тяжелая крыша, дрогнув, вот-вот взлетит и затеряется в небесах. Хоккей – это...
– Спасибо, я здесь выйду.
Одинцов очнулся от хоккейных грез. Его «Москвич» уже бежал в разноцветной реке машин по пригородному проспекту.
– Не за что.
Он подрулил к тротуару. Незнакомец вышел и остановился, одергивая плащ. Одинцов помахал ему рукой и, приоткрыв дверцу, крикнул сквозь уличный шум:
– Вернетесь к себе – привет от нас вашему народу!
Незнакомец обернулся, кивнул. Голос его раздался совсем близко, словно он по-прежнему сидел в машине.
– Обязательно передам привет от землян.
Он заспешил к метро, опустив голову, а Одинцов обнаружил на заднем сиденье маленькую безделушку, выпавшую из кармана незнакомца. Или оставленную с умыслом.
Одинцов привез ее домой, и показывал во время своих хождений и разговоров, и описывал в письмах, а потом ее забрал пришедший в гости к внуку соседский пацан, когда Одинцов уже вернулся к своим аквариумным рыбкам, и никто так и не узнал, что это был портативный инопланетный аналог нашего пока еще не созданного Рога Изобилия.
Впрочем, в отношении того, что никто не знал, сказано не совсем точно, потому что Эдгар все-таки узнал. Но безделушка уже надежно потерялась.
*
Для того, чтобы отыскать вход во двор «Детского мира», Эдгару пришлось отшагать квартал прямо, а потом квартал направо. Он прошел под длинной аркой и очутился во дворе.
С тыльной стороны «Детский мир» выглядел не так привлекательно, как с фасада: взору являлись стены с отвалившейся местами штукатуркой, пыльные окна служебных помещений, серые ворота склада, запертые висячим замком внушительных размеров. Являлись взору также два чахлых ясеня и уголок для курения, состоящий из столбиков от скамейки и вмурованной в асфальт железной бочки тревожного красного цвета. У чахлых кустов стояли переполненные мусорные баки, валялись растерзанные коробки из-под импортной обуви, обрывки оберточной бумаги с надписями «Благодарим за покупку» и разбитые флаконы из парфюмерного отдела. Еще во дворе находился деревянный стол для игры в домино и неподалеку от мусорных баков – летающая тарелка.
Белая с синим ободком тарелка размером с автомобиль «Запорожец», очень похожая на перевернутые тарелки предприятий общественного питания, лежала на асфальте и не подавала никаких признаков жизни, а также ничем не обнаруживая свое инопланетное происхождение.
Эдгар подошел к ней, дотронулся до гладкой поверхности и убедился, что летающий объект сделан из материала, аналогичного или очень похожего на материал, из которого делают посуду на наших земных предприятиях. В дальнем от Эдгара секторе верхней части тарелки синей краской была начертана стилизованная елочка, стояла большая буква «Б», далее следовал загадочный символ «2-с», наискосок располагался равносторонний треугольник с вписанной в него цифрой «3», а напротив – цифра «5».
Проанализировав эту информацию, Эдгар предположил следующее:
елочка является символом планеты и свидетельствует о том, что тарелка прибыла с планеты, покрытой хвойными лесами;
большая буква «Б» означает или первую букву названия планеты или само название;
символ «2-с» недвусмысленно указывает на то, что планетная система пришельца имеет два солнца, а значит, скорее всего, визит нанесен от 61-й звезды Лебедя, в определенный период внушавшей человечеству определенные подозрения (или надежды);
равносторонний треугольник с вписанной в него цифрой «3» нес информацию о том, что система состоит из трех обитаемых планет («3»), существа с которых и вытворяли всякие чудеса в Бермудском треугольнике (знак «треугольник»), а цифра «5» (или «отлично») бодро сообщала о том, что в системе 61-й Лебедя все в полном порядке.
Поразмыслив еще немного, Эдгар пришел к выводу, что пришельцы в целях камуфляжа могли просто скопировать условные обозначения продукции земного фаянсового предприятия. Например, «2-с», возможно, указывало на качество, то есть сорт, присваиваемый товарной продукции.
Эдгар присел и попытался заглянуть под тарелку, надеясь обнаружить двигатели, но тарелка очень плотно лежала на асфальте. Он обошел ее в поисках входа, но вход визуально не наблюдался. Тарелка казалась выброшенной на помойку бракованной игрушкой, не нашедшей спроса в магазине «Детский мир».
Ходим мы по земле, а тарелки летают – вот ведь странная штука какая...
Эдгар задумчиво посвистел, потом постучал в гладкий бок тарелки и в ней сразу открылся вход. Часть тарелочного бока подалась назад и отъехала в сторону – и Эдгар заглянул внутрь. Внутри находились два кресла, руль, педали, похожие на автомобильные, приборная панель со спидометром, индикатором расхода горючего, большой красной кнопкой запуска и тумблером для переключения скоростей. Изнутри тарелка была совершенно прозрачной. Над креслами болтались широкие ремни безопасности. В одном кресле лежала газета «Советский спорт», в другом – листок, вырванный из ученической тетради. На листке небрежным почерком было написано: «Когда же ты раздобудешь Необходимые Вещи?» Подпись, равно как и обращение, отсутствовала.
Это было уже второе напоминание о Необходимых Вещах. Видимо, наступала пора что-то предпринимать для их обнаружения, но Эдгар никак не мог вспомнить, где ему приходилось сталкиваться хотя бы с намеком на них.
Тем не менее в нем крепла уверенность, что сегодня утром он видел что-то, связанное с Необходимыми Вещами. Вот только что?
Он забрался внутрь тарелки, сел за руль и, недолго думая, ткнул в большую красную кнопку, не позаботившись о том, чтобы пристегнуть ремни безопасности – и тут же поплатился. Тарелка резко подпрыгнула и Эдгар проверил головой прочность потолка. По упругости потолок очень походил на фаянс.
Дальнейшие опыты с кнопкой, педалями, рулем и тумблером не дали никакого положительного результата. Тарелка подпрыгивала (умудренный Эдгар цеплялся за руль), но не взлетала. Шестьдесятпервозвездолебедевцы, вероятно, имели хорошую привычку оставляя средство передвижения, забирать с собой ключ зажигания.
Эдгар задумчиво забарабанил пальцами по приборной панели и сквозь прозрачный бок тарелки увидел, как дверь служебного входа открылась и в ней показался грузчик в фирменном синем халате с изящными белыми буквами «ДМ» на нагрудном кармане. Грузчик был благообразным, невысоким, черноволосым, в возрасте до тридцати. В руке грузчик держал три черные коробочки, которые Эдгар опознал как упаковку французской туалетной воды для мужчин.
Эдгар был невидим для работника «Детского мира», не обратившего, впрочем, никакого внимания на летающую тарелку с открытым люком. Вообще-то по тарелке не видно было, что она летающая. Грузчик сделал несколько шагов по двору, остановился у железной бочки и закурил.
Он курил и иногда посматривал на часы, и досмотрелся-таки, потому что из-под арки торопливой походкой вышел столь же благообразный молодой человек в джинсах, черной блестящей куртке и спортивной шапочке голубого цвета. Молодой человек очень знакомо покашливал и Зпгар угадал в нем Голубого Рыцаря.
Голубой Рыцарь деловито подошел к Грузчику, деловито поздоровался, деловито вложил деньги в карман с изящными белыми буквами «ДМ», деловито извлек из-под куртки полиэтиленовый пакет со знакомой пышноволосой звездой эстрады (у Эдгара заныло сердце при виде этого пакета, из которого не так давно выглядывали батон и горлышко молочной бутылки), так же деловито уложил туда коробочки с дефицитом и собрался откланяться, но тут Эдгар не выдержал. Он выпрыгнул из неопознанного летающего объекта, прилетевшего с планеты Б и направился к месту проведения операции «деньги – товар».
Увидев постороннего, Грузчик метнул окурок в железную бочку и принялся отрешенно взирать на мусорные баки, а Голубой Рыцарь нахмурился. Будь у него копье, он непременно бы им потряс.
– Добрый день, – сказал Эдгар, подходя к участникам операции.
– Посторонних не обслуживаем, – процедил Грузчик, продолжая разглядывать мусорные баки.
– Семь дней и семь ночей прошло после Троицы, и лежал теперь путь назад, в старый замок Эскладоса Рыжего, что побежден был Рыцарем со львом в честном бою, – ни к селу ни к городу нараспев затянул Голубой Рыцарь, потом добавил, хмуро глядя на Эдгара: – Между прочим, по-другому не достать.
– Где Юдифь?
Голубой Рыцарь помрачнел еще больше.
– А вот этого спрашивать не надо. Не следует. Семь дней и семь ночей мечи звенели, семь дней и семь ночей кони храпели в Камелоте славном, городе Артуровом, семь дней и семь ночей над столами поднимались кубки тяжелые с добрым вином, и лица красавиц улыбками озарялись в факельном свете, и королева Геньевра махала белым платком.
Эдгар попытался вставить слово, но Голубого Рыцаря понесло. Грузчик переводил глаза с него на Эдгара и обратно.
– Махала платком государыня Геньевра, приветствуя достойнейших из достойных, сильнейших из сильных, отважнейших из отважных. Семь дней и семь ночей веселье шло и турниры рыцарские при дворе короля Артура, и лежал теперь путь назад, долгий путь сквозь угрюмый лес, лес Броселианд, что тенью тяжелой пал на королевство Артурово...
Он внезапно замолчал.
– «Юдифи» нет, – пробормотал Грузчик. – «Клеопатра» есть, так ее в отделе навалом и очередь небольшая.
– Где Юдифь? – повторил Эдгар.
Голубой Рыцарь усмехнулся.
– Найдете Необходимые Вещи – и будет Юдифь там, где вам захочется. Возможно.
Он с достоинством раскланялся и деловитой походкой удалился под арку. Ходил он очень быстро, вероятно, потому, что чувствовал себя необычайно легко без доспехов.
Эдгар выжидающе посмотрел на Грузчика, а Грузчик воззрился на перевернутую вверх дном тарелку, неестественно изобразил изумление и предложил Эдгару сигарету. Грузчик мог находиться на холоде долго, так как под халатом у него был надет пушистый синий свитер.
Эдгар машинально взял сигарету, еще раз внимательно изучил безмятежную физиономию Грузчика, словно только что его как следует разглядел и, улыбаясь, медленно произнес:
– Значит, дефицит?
– Значит, дефицит, – подтвердил Грузчик и тоже улыбнулся.
Они постояли, покурили. Эдгар ждал.
И дождался.
Потому что когда ждешь, всегда чего-нибудь да и дождешься. Пусть даже совсем не того, что ждал. Важно, что ожидание не пропадает впустую. Хотя можно ждать конца света, а дождаться дождичка в четверг.
Или ждать обещанного, пусть и три года, а дождаться свиста, издаваемого обыкновенным речным раком.
Итак, Эдгар дождался.
– Кое-что о дефиците, – наконец молвил Грузчик. – Повторяю: кое-что. В двух словах. Учитывая вон ту штуковину, – он кивнул на тарелку. – Буквально вчера. Вернулся с работы, свет в комнате включил, а там привет – пришелец. Сидит, понимаешь, в кресле, конечности под себя подобрал и мерцает этак неторопливо – голубая звезда да и только. Кайфует.
«Добрый вечер, – говорю, – брат по разуму». – «Здравствуйте», – отзывается. С таким небольшим акцентом спикает, картавит к тому же слегка, но вообще прононсейшен – будь здоров! «Пардон, – говорит, – за вторжение». – «Ничего, – отвечаю. – Будьте как дома». Сел тоже, закурить предложил. Этикет знаем. Он отказался, сидим, в общем, молчим. Я себе дымлю, он конечностями пошевеливает. «Издалека, – спрашиваю, – к нам будете?» А он аж из центра Галактики. Потолок! Не на своих, мол, восьми, добрался, а через подпространство, значит. Киваю я ему и дальше веду светскую беседу. Спрашиваю, как там у них в центре, в метрополии, значит. А он вдруг аж зеленый весь сделался, с обивкой кресельной слился и моргалку свою единственную закрыл.
Ну, думаю, все, потух! Откинулся. Нет, слышу, отвечает. «Хреново, – говорит, – у нас. Я потому и осмелился» – и все такое прочее. Ну я сразу: чем, мол, могу? Ничего такой пришелец. Не жлоб какой-нибудь. Окраску клево менял и застенчивый такой. Ну, думаю, надо выручать корешка. Он моргалку растопырил и говорит: «Видите ли, – говорит, – сока нет у нас яблочного». Я прибалдел немного и говорю: «Совсем, что ли, нет?» А он кивает печально. Дожди, мол, сильные шли, лванов развелось как грязи. Начали, мол, импортировать с Флавии, а там переворот, завал, границы закрыли и все эти дела. А у него гости должны собраться. Мол, только что звездочку очередную кинули, ну, естественно, всех шишек наприглашал. Что, мол, за гульня без сока? Хобот, мол, нечем обмывать. Весь пятнами покрылся, я думал, точно хана ему, а он: «Спасибо, – говорит, – подсказали, что здесь бывает. Далековато, конечно, с переходами, но что делать? Без сока-то совсем труба! – И опять замерцал голубой звездой. – Хорошо, – говорит, – линию сюда бросили в интересах трудящихся». Представляешь? Я говорю: «В чем дело, брат по разуму? У меня этого сока навалом. Топай на кухню и греби сколько нужно».
Ну тут он разве что блеять от счастья не начал. Благодарностей кучу наговорил, да с кресла, да в клубок, да ходом на кухню. И я доволен, ей-богу! Приятно, черт возьми, кого-то выручить в трудную минуту.
Вернулся он. Говорит, что сок, мол, уже отправил и опять извиняться начал. Пожелтел аж. Прости, мол, друг, за беспокойство, напряженность полей огромная, перегрузки, то да се, выползти, мол, только в твоей хате можно. Мол, планировали станцию на пустыре, а я здесь хибару соорудил. А потом говорит: «Знаете, мафики у нас бесподобные. Потолочные. Будет время – заскочите к нам на Орию, гипертуннель прямо у гнезда выходит». В общем, отчалил.
Я шасть-шасть по полкам – сигарет последняя пачка. Елки-палки! Надо, значит, тоже рвать кой-куда, своего-то табачку нет. Наведываемся тут на одну планетку через подпространство. Лишь бы друг Серега дома был. Конечностями передними шасть по полке, шапки для голов прихватил – и сюда!
Эдгар посмотрел на Грузчика и обнаружил, что из воротника фирменного синего халата торчат две черноволосые головы. Головы поморгали четырьмя глазами и улыбнулись двумя ртами.
– Будь здоров, приятель! – хором продекламировади головы Грузчика и ловко сплюнули под ноги.
Грузчик рысцой добежал до летающей тарелки, еще раз улыбнулся и сказал левым от Эдгара ртом:
– А звездочка-то все-таки не та, что ты предполагал. Шестьдесят вторая Лебедя!
Потом добавил правым от Эдгара ртом:
– Но рассуждал ты неплохо.
Жаргон выдавал его с обеими головами. Перегибал Грузчик с жаргоном. Слишком уж под нас подделывался.
Он скрылся в тарелке, люк задвинулся, тарелка приподнялась и повисела немного над мусорными баками, и круто пошла над двором, набирая высоту, и Эдгар помахал ей вслед.
Потом он еще немного постоял во дворе магазина «Детский мир», раздумывая, кто где сейчас может быть. И выходило по его расчетам так, что Марсианский Сфинкс располагался на Марсе, в районе Кидонии, Дракон во дворе автотранспортного предприятия, Хрипловатый, Но, Впрочем, Не Лишенный Приятности Голос пребывал где-то неподалеку, Голубой Рыцарь ловил такси или маялся на троллейбусной остановке, намереваясь отвезти домой дефицит, Юдифь... О Юдифи Эдгар заставлял себя не думать. Двойник, вероятнее всего, сидел в своей кухне у окна и, злорадно улыбаясь, листал книгу И. С. Шкловского «Вселенная, жизнь, разум», покуривая при этом сигарету «Опал» и успевая наблюдать за особями женского пола, идущими по проспекту к промтоварному магазину; Похмельная Личность, избавившись, наконец, от состояния похмелья и переопохмелившись, обсуждала в пивном баре перспективы московского «Спартака» в свете притязаний соперников; отражение трудилось над третьей частью повести «Прогулка обыкновенная», а Черноволосая Сбладательница сидела в субботней компании, дымя сигаретой и положив на колени книгу М. Булгакова «Мастер и Маргарита», так, чтобы видно было название.
Кто там еще остался? Ах, да, остался Грузчик, который управлял летающим подобием тарелки, вероятно, держа путь к 62-й звезде Лебедя и одновременно ухитряясь строчить отчет о проделанной работе. Странной, конечно, была его задержка до субботы, но, наверное, он рассчитывал на отгул в понедельник.
Все чем-нибудь занимались.
Эдгар в раздумье немного побродил по двору «Детского мира». Во дворе было тихо, пустынно и несколько одиноко.
Пустынно все в округе среди синеющих снегов – лишь вдалеке грозят равнине руки затерянных столбов. Беззвучно все в округе, давно растаял шорох слов – лишь еле слышно раздаются стуки замерзших проводов. Недвижно все в округе. Застыли росчерки следов – лишь на снега ложатся тени-духи ползущих облаков.
Синеющих снегов не было. Равно как и проводов, следов и облаков.
Хотя это тоже был континуум. Континуум воображения. И не менее реальный, чем континуум, претендующий на звание единственно реального.
Эдгар покинул двор «Детского мира», вновь прошел под аркой, втайне надеясь услышать Хрипловатый, Но Не Лишенный Приятности Голос – но не услышал. Под аркой не наблюдалось никого, кроме упитанного серого кота. Серый кот явно о чем-то размышлял – слишком уж сосредоточенный был у него вид. Возможно, он еще в начальных классах постиг единую теорию поля и решил СРТ-теорему, а люди, к сожалению (к сожалению людей), не обращали на него никакого внимания. Так, мяукает себе что-то – и пусть мяукает. А может быть, это мяуканье заключает ценнейшую для нас информацию. А мы лишь изредка, в приливе чувств, погладим носителя этой ценнейшей информации, а то и камнем запустим. А ведь, возможно, усы – это вовсе не усы, а антенны, которые позволяют серому коту общаться с другими котами и информировать свою далекую планету о наблюдениях за нами, аборигенами. Тысячи разведчиков кошачьей планеты бродят по Земле, втираются в доверие и собирают информацию о нас, людях.
А потом? Что потом?
По неизвестному нам сигналу они в планетарном масштабе захватят власть в свои лапы, поработят нас и будут кидать нам куски рыбы (притом не самые вкусные), иногда поить молоком, снисходительно почесывать своими лапами за нашими ушами и... забивать камнями. Вот так.
Серый кот проводил Эдгара взглядом и усы его шевельнулись. Эдгар вышел из-под арки и чуть не столкнулся с Юдифью. Улочка была довольно узкой и безлюдной, и ветерок трепал репродукцию с картины «Джоконда», прикнопленную к двери табачного киоска.
Юдифь предстала в сером пальто и вязаной шапочке. Она неузнавающе посмотрела на Эдгара и намеревалась идти дальше по своим делам.
– Юдифь? – пробормотал Эдгар. – Куда вы?
Юдифь недоуменно подняла брови и резко спросила:
– В чем дело, гражданин?
– Куда вы, Юдифь?
Юдифь осмотрелась, но поблизости никого не было, а за стеклом табачного киоска висела записка: «Приду через час». Юдифь отступила на шаг и нахмурилась.
– Во-первых, я не Юдифь. – Она явно прикидывала, чем бы запустить в Эдгара. – А во-вторых, какое вам дело, куда я иду?
– Извините, – миролюбиво ответил Эдгар. – Просто вы очень похожи на одну мою знакомую и мы с ней как раз собирались посетить кафе «Снежинка».
Складочка между бровями Юдифи медленно исчезла. Она с интересом посмотрела на Эдгара и заколебалась.
– Там очень вкусное мороженое, – наступал Эдгар. – Недалеко, буквально за углом.
– Хорошо, – согласилась Юдифь и в глазах ее засветилась улыбка. – Только ненадолго.
– Конечно!
И они отправились в кафе.
В кафе он помог Юдифи снять пальто, и она оказалась в том самом платье, в котором навсегда успокоила Олоферна и явилась на работу на комбинат бытовых услуг. Они прошли мимо сонного вахтера, поднялись на второй этаж, пересекли зал и сели за столик у стеклянной стены. Посетителей было не слишком много, играла тихая музыка, официантки в белых фартучках бесшумно разносили вазочки с мороженым – в общем, кафе очень располагало к неторопливой беседе.
А Посещение-то, возможно, давным-давно уже состоялось. Мысль не новая, но не всегда не новое значит – неверное. Ждем кораблей, порхающих с небес на площади наших городов, предвидим мудрых, ясноглазых, большеголовых, несущих Знание – а на деле все, быть может, гораздо проще.
Про Одинцова никогда не слышали? Так послушайте, это ведь не выдумки, это правда. Вот только доказать он ничего не может. Поначалу пытался: ходил, говорил, убеждал, письма писал, а потом махнул рукой и продолжает в свободное время разводить аквариумных рыбок. А что ему остается делать?
И так вот всегда: уставимся в небо, ждем не дождемся какой-нибудь там кометы Галлея и не замечаем того, что буквально под носом пролетает. А ведь если разобраться: что нам в этой самой комете Галлея вкупе со всякими там «Де Кок – Параскевопулос» или «Швассман – Вахман 1»?
Под ноги надо внимательней смотреть. По сторонам.
Ну ладно, об Одинцове. Пока Эдгар ищет вход во двор магазина «Детский мир». А то ведь так можно до бесконечности.
Остановимся.
Потому что шоссе блестело в свете фар, как рыбья чешуя, и «дворники» на ветровом стекле неустанно занимались утренней гимнастикой. Сквозь мелкий дождь расплывчато светились квадраты окон у дороги – возникали впереди неясным сиянием и уносились назад, словно кто-то тащил их на веревочке. Равномерный гул мотора гипнотизировал, настойчиво предлагая продолжить прерванный, самый сладкий утренний сон, и Одинцов постоянно до слез зевал, не отрывая, однако, взгляда от предательски скользкого асфальта. Встречные грузовики, презрительно фыркая, обдавали его «Москвич» синим дымом и бежали дальше по своим трудовым делам, уверенно налегая на дорогу огромными колесами.
Паршивенькое серое утро робко старалось растолковать нахальной ночи свои права, пока, правда, без особой надежды на успех, поэтому Одинцов чуть не проскочил мимо человека, махнувшего рукой с обочины. Одинцов затормозил и принялся выполнять очередной затяжной зевок. Когда он кончил зевать и протер глаза, оказалось, что попутчик уже шуршит плащом, устраиваясь сзади.
– До Москвы?
– Да, – не сразу отозвался попутчик, перестая шуршать и затих.
«Москвич» вновь набрал скорость и погнался за отступающей ночью, а Одинцов, рассудив, что разговор – лучшее средство прогнать сонливость, приступил к универсальной метеорологической увертюре.
– Погодка-то, а? – бросил он первые слова на конвейер разговора. – Через месяц, глядишь, заметет.
Он сокрушенно покачал головой, подумав о гололеде и вероятном резком скачке кривой на графике дорожно-транспортных происшествий. Попутчик молчал. Одинцов бросил взгляд в зеркальце и обнаружил, что тот съежился в уголке, подняв до ушей воротник плаща.
«Иностранец, что ли?» – удивился Одинцов, разглядывая смуглое длинноносое лицо и поспешно перевел глаза на дорогу – при такой видимости, да в дождь зевать не положено, а то мигом кувыркнешься в кювет. Как сосед Петр Федотыч. Не успел обзавестись «Жигулями» – красивой малиновой машинкой, игрушкой, да и только – как загремел и колеса вверх. Сам, слава Богу, отделался синяками, но машина, малиновая игрушка, ой-ей-ей!..
– Не за билетом, случайно? – вновь запустил конвейер Одинцов.
– Что? – не понял незнакомец.
– Я говорю, не за билетом на хоккей в Москву-то? – повторил Одинцов, осторожно выводя «Москвич» из-за кормы автобуса, ползущего вдоль обочины. – Как раз к открытию успеем, а то потом очередища будет аж безнадежная.
– Нет, не за билетом, – лаконично отозвался незнакомец.
– А я вот специально встал пораньше, – сообщил Одинцов. – «Спартачок» должен сегодня причесать эти Вооруженные Силы.
Он помолчал и огорченно добавил:
– Хотя что-то не получается в последнее время.
– Я не на хоккей. Целил прямо в Москву, да немного перепутал, промахнулся, – наконец-то, кажется, разговорился незнакомец. – Еще многие ошибаются. Дело новое. Вот и добираемся, кто как сумеет.
«Точно, иностранец!» – решил Одинцов.
– А что, застряли на наших дорогах? Сейчас на проселочные лучше не соваться, разве что на тракторе или танке. Для «фольксвагена» или там «ситроена» они малость тяжеловаты. Похуже ралли «Париж – Дакар».
Одинцов со вкусом произнес заграничные названия и улыбнулся, довольный собой.
– Я без машины.
Одинцов изумленно посмотрел в зеркальце.
«Вот чудак, неужто пешком ходил? Впрочем, иностранцы – народ своеобразный...»
– Наверное, в музеи?
– И в музеи тоже, – уклонился попутчик от прямого ответа.
Одинцоов сбавил скорость на повороте и пристроился за колонной мокрых «КрАЗов», тащивших, подобно верблюдам, горбы песка в своих вместительных кузовах. Дачные домики сменились заводскими корпусами и просторными дворами автоколонн.
– Извините, а откуда вы к нам?
Незнакомец зашуршал плащом.
– Джаньяхара.
«Джаньяхара, Джаньяхара... В Африке, что ли? Или где-нибудь возле Индонезии? Островное какое-нибудь государство. Спросить бы, да неудобно. Будет потом по мне, темному, обо всех судить. – Одинцов покосился в зеркальце. – Ладно, вернусь, у сына спрошу. Кстати, билеты... – Одинцов посмотрел на часы. – Как раз успею», – решил он и негромко замурлыкал песню о великолепной пятерке и вратаре.
Телевизор совсем не то, даже цветной. Настоящий болельщик должен быть там, в реве трибун, всем телом, невольным напряжением мускулов участвовать в том захватывающем, берущем за душу действе, что зовется Хоккеем. Здоровенные ловкие черти в ярких свитерах носятся по площадке в пылу сражения, а под перекрытиями мечется эхо – это чиркают по льду коньки, это шайба врезается в бортик, это стучат клюшки, это кричат тренеры... Настоящий болельщик должен быть частицей того тысячеголосого, неистового, что требует: «Шай-бу! Шай-бу!» – и удовлетворенно гремит: «Мо-лод-цы!» – или же оглушительно свистит, да так, что кажется – тяжелая крыша, дрогнув, вот-вот взлетит и затеряется в небесах. Хоккей – это...
– Спасибо, я здесь выйду.
Одинцов очнулся от хоккейных грез. Его «Москвич» уже бежал в разноцветной реке машин по пригородному проспекту.
– Не за что.
Он подрулил к тротуару. Незнакомец вышел и остановился, одергивая плащ. Одинцов помахал ему рукой и, приоткрыв дверцу, крикнул сквозь уличный шум:
– Вернетесь к себе – привет от нас вашему народу!
Незнакомец обернулся, кивнул. Голос его раздался совсем близко, словно он по-прежнему сидел в машине.
– Обязательно передам привет от землян.
Он заспешил к метро, опустив голову, а Одинцов обнаружил на заднем сиденье маленькую безделушку, выпавшую из кармана незнакомца. Или оставленную с умыслом.
Одинцов привез ее домой, и показывал во время своих хождений и разговоров, и описывал в письмах, а потом ее забрал пришедший в гости к внуку соседский пацан, когда Одинцов уже вернулся к своим аквариумным рыбкам, и никто так и не узнал, что это был портативный инопланетный аналог нашего пока еще не созданного Рога Изобилия.
Впрочем, в отношении того, что никто не знал, сказано не совсем точно, потому что Эдгар все-таки узнал. Но безделушка уже надежно потерялась.
*
Для того, чтобы отыскать вход во двор «Детского мира», Эдгару пришлось отшагать квартал прямо, а потом квартал направо. Он прошел под длинной аркой и очутился во дворе.
С тыльной стороны «Детский мир» выглядел не так привлекательно, как с фасада: взору являлись стены с отвалившейся местами штукатуркой, пыльные окна служебных помещений, серые ворота склада, запертые висячим замком внушительных размеров. Являлись взору также два чахлых ясеня и уголок для курения, состоящий из столбиков от скамейки и вмурованной в асфальт железной бочки тревожного красного цвета. У чахлых кустов стояли переполненные мусорные баки, валялись растерзанные коробки из-под импортной обуви, обрывки оберточной бумаги с надписями «Благодарим за покупку» и разбитые флаконы из парфюмерного отдела. Еще во дворе находился деревянный стол для игры в домино и неподалеку от мусорных баков – летающая тарелка.
Белая с синим ободком тарелка размером с автомобиль «Запорожец», очень похожая на перевернутые тарелки предприятий общественного питания, лежала на асфальте и не подавала никаких признаков жизни, а также ничем не обнаруживая свое инопланетное происхождение.
Эдгар подошел к ней, дотронулся до гладкой поверхности и убедился, что летающий объект сделан из материала, аналогичного или очень похожего на материал, из которого делают посуду на наших земных предприятиях. В дальнем от Эдгара секторе верхней части тарелки синей краской была начертана стилизованная елочка, стояла большая буква «Б», далее следовал загадочный символ «2-с», наискосок располагался равносторонний треугольник с вписанной в него цифрой «3», а напротив – цифра «5».
Проанализировав эту информацию, Эдгар предположил следующее:
елочка является символом планеты и свидетельствует о том, что тарелка прибыла с планеты, покрытой хвойными лесами;
большая буква «Б» означает или первую букву названия планеты или само название;
символ «2-с» недвусмысленно указывает на то, что планетная система пришельца имеет два солнца, а значит, скорее всего, визит нанесен от 61-й звезды Лебедя, в определенный период внушавшей человечеству определенные подозрения (или надежды);
равносторонний треугольник с вписанной в него цифрой «3» нес информацию о том, что система состоит из трех обитаемых планет («3»), существа с которых и вытворяли всякие чудеса в Бермудском треугольнике (знак «треугольник»), а цифра «5» (или «отлично») бодро сообщала о том, что в системе 61-й Лебедя все в полном порядке.
Поразмыслив еще немного, Эдгар пришел к выводу, что пришельцы в целях камуфляжа могли просто скопировать условные обозначения продукции земного фаянсового предприятия. Например, «2-с», возможно, указывало на качество, то есть сорт, присваиваемый товарной продукции.
Эдгар присел и попытался заглянуть под тарелку, надеясь обнаружить двигатели, но тарелка очень плотно лежала на асфальте. Он обошел ее в поисках входа, но вход визуально не наблюдался. Тарелка казалась выброшенной на помойку бракованной игрушкой, не нашедшей спроса в магазине «Детский мир».
Ходим мы по земле, а тарелки летают – вот ведь странная штука какая...
Эдгар задумчиво посвистел, потом постучал в гладкий бок тарелки и в ней сразу открылся вход. Часть тарелочного бока подалась назад и отъехала в сторону – и Эдгар заглянул внутрь. Внутри находились два кресла, руль, педали, похожие на автомобильные, приборная панель со спидометром, индикатором расхода горючего, большой красной кнопкой запуска и тумблером для переключения скоростей. Изнутри тарелка была совершенно прозрачной. Над креслами болтались широкие ремни безопасности. В одном кресле лежала газета «Советский спорт», в другом – листок, вырванный из ученической тетради. На листке небрежным почерком было написано: «Когда же ты раздобудешь Необходимые Вещи?» Подпись, равно как и обращение, отсутствовала.
Это было уже второе напоминание о Необходимых Вещах. Видимо, наступала пора что-то предпринимать для их обнаружения, но Эдгар никак не мог вспомнить, где ему приходилось сталкиваться хотя бы с намеком на них.
Тем не менее в нем крепла уверенность, что сегодня утром он видел что-то, связанное с Необходимыми Вещами. Вот только что?
Он забрался внутрь тарелки, сел за руль и, недолго думая, ткнул в большую красную кнопку, не позаботившись о том, чтобы пристегнуть ремни безопасности – и тут же поплатился. Тарелка резко подпрыгнула и Эдгар проверил головой прочность потолка. По упругости потолок очень походил на фаянс.
Дальнейшие опыты с кнопкой, педалями, рулем и тумблером не дали никакого положительного результата. Тарелка подпрыгивала (умудренный Эдгар цеплялся за руль), но не взлетала. Шестьдесятпервозвездолебедевцы, вероятно, имели хорошую привычку оставляя средство передвижения, забирать с собой ключ зажигания.
Эдгар задумчиво забарабанил пальцами по приборной панели и сквозь прозрачный бок тарелки увидел, как дверь служебного входа открылась и в ней показался грузчик в фирменном синем халате с изящными белыми буквами «ДМ» на нагрудном кармане. Грузчик был благообразным, невысоким, черноволосым, в возрасте до тридцати. В руке грузчик держал три черные коробочки, которые Эдгар опознал как упаковку французской туалетной воды для мужчин.
Эдгар был невидим для работника «Детского мира», не обратившего, впрочем, никакого внимания на летающую тарелку с открытым люком. Вообще-то по тарелке не видно было, что она летающая. Грузчик сделал несколько шагов по двору, остановился у железной бочки и закурил.
Он курил и иногда посматривал на часы, и досмотрелся-таки, потому что из-под арки торопливой походкой вышел столь же благообразный молодой человек в джинсах, черной блестящей куртке и спортивной шапочке голубого цвета. Молодой человек очень знакомо покашливал и Зпгар угадал в нем Голубого Рыцаря.
Голубой Рыцарь деловито подошел к Грузчику, деловито поздоровался, деловито вложил деньги в карман с изящными белыми буквами «ДМ», деловито извлек из-под куртки полиэтиленовый пакет со знакомой пышноволосой звездой эстрады (у Эдгара заныло сердце при виде этого пакета, из которого не так давно выглядывали батон и горлышко молочной бутылки), так же деловито уложил туда коробочки с дефицитом и собрался откланяться, но тут Эдгар не выдержал. Он выпрыгнул из неопознанного летающего объекта, прилетевшего с планеты Б и направился к месту проведения операции «деньги – товар».
Увидев постороннего, Грузчик метнул окурок в железную бочку и принялся отрешенно взирать на мусорные баки, а Голубой Рыцарь нахмурился. Будь у него копье, он непременно бы им потряс.
– Добрый день, – сказал Эдгар, подходя к участникам операции.
– Посторонних не обслуживаем, – процедил Грузчик, продолжая разглядывать мусорные баки.
– Семь дней и семь ночей прошло после Троицы, и лежал теперь путь назад, в старый замок Эскладоса Рыжего, что побежден был Рыцарем со львом в честном бою, – ни к селу ни к городу нараспев затянул Голубой Рыцарь, потом добавил, хмуро глядя на Эдгара: – Между прочим, по-другому не достать.
– Где Юдифь?
Голубой Рыцарь помрачнел еще больше.
– А вот этого спрашивать не надо. Не следует. Семь дней и семь ночей мечи звенели, семь дней и семь ночей кони храпели в Камелоте славном, городе Артуровом, семь дней и семь ночей над столами поднимались кубки тяжелые с добрым вином, и лица красавиц улыбками озарялись в факельном свете, и королева Геньевра махала белым платком.
Эдгар попытался вставить слово, но Голубого Рыцаря понесло. Грузчик переводил глаза с него на Эдгара и обратно.
– Махала платком государыня Геньевра, приветствуя достойнейших из достойных, сильнейших из сильных, отважнейших из отважных. Семь дней и семь ночей веселье шло и турниры рыцарские при дворе короля Артура, и лежал теперь путь назад, долгий путь сквозь угрюмый лес, лес Броселианд, что тенью тяжелой пал на королевство Артурово...
Он внезапно замолчал.
– «Юдифи» нет, – пробормотал Грузчик. – «Клеопатра» есть, так ее в отделе навалом и очередь небольшая.
– Где Юдифь? – повторил Эдгар.
Голубой Рыцарь усмехнулся.
– Найдете Необходимые Вещи – и будет Юдифь там, где вам захочется. Возможно.
Он с достоинством раскланялся и деловитой походкой удалился под арку. Ходил он очень быстро, вероятно, потому, что чувствовал себя необычайно легко без доспехов.
Эдгар выжидающе посмотрел на Грузчика, а Грузчик воззрился на перевернутую вверх дном тарелку, неестественно изобразил изумление и предложил Эдгару сигарету. Грузчик мог находиться на холоде долго, так как под халатом у него был надет пушистый синий свитер.
Эдгар машинально взял сигарету, еще раз внимательно изучил безмятежную физиономию Грузчика, словно только что его как следует разглядел и, улыбаясь, медленно произнес:
– Значит, дефицит?
– Значит, дефицит, – подтвердил Грузчик и тоже улыбнулся.
Они постояли, покурили. Эдгар ждал.
И дождался.
Потому что когда ждешь, всегда чего-нибудь да и дождешься. Пусть даже совсем не того, что ждал. Важно, что ожидание не пропадает впустую. Хотя можно ждать конца света, а дождаться дождичка в четверг.
Или ждать обещанного, пусть и три года, а дождаться свиста, издаваемого обыкновенным речным раком.
Итак, Эдгар дождался.
– Кое-что о дефиците, – наконец молвил Грузчик. – Повторяю: кое-что. В двух словах. Учитывая вон ту штуковину, – он кивнул на тарелку. – Буквально вчера. Вернулся с работы, свет в комнате включил, а там привет – пришелец. Сидит, понимаешь, в кресле, конечности под себя подобрал и мерцает этак неторопливо – голубая звезда да и только. Кайфует.
«Добрый вечер, – говорю, – брат по разуму». – «Здравствуйте», – отзывается. С таким небольшим акцентом спикает, картавит к тому же слегка, но вообще прононсейшен – будь здоров! «Пардон, – говорит, – за вторжение». – «Ничего, – отвечаю. – Будьте как дома». Сел тоже, закурить предложил. Этикет знаем. Он отказался, сидим, в общем, молчим. Я себе дымлю, он конечностями пошевеливает. «Издалека, – спрашиваю, – к нам будете?» А он аж из центра Галактики. Потолок! Не на своих, мол, восьми, добрался, а через подпространство, значит. Киваю я ему и дальше веду светскую беседу. Спрашиваю, как там у них в центре, в метрополии, значит. А он вдруг аж зеленый весь сделался, с обивкой кресельной слился и моргалку свою единственную закрыл.
Ну, думаю, все, потух! Откинулся. Нет, слышу, отвечает. «Хреново, – говорит, – у нас. Я потому и осмелился» – и все такое прочее. Ну я сразу: чем, мол, могу? Ничего такой пришелец. Не жлоб какой-нибудь. Окраску клево менял и застенчивый такой. Ну, думаю, надо выручать корешка. Он моргалку растопырил и говорит: «Видите ли, – говорит, – сока нет у нас яблочного». Я прибалдел немного и говорю: «Совсем, что ли, нет?» А он кивает печально. Дожди, мол, сильные шли, лванов развелось как грязи. Начали, мол, импортировать с Флавии, а там переворот, завал, границы закрыли и все эти дела. А у него гости должны собраться. Мол, только что звездочку очередную кинули, ну, естественно, всех шишек наприглашал. Что, мол, за гульня без сока? Хобот, мол, нечем обмывать. Весь пятнами покрылся, я думал, точно хана ему, а он: «Спасибо, – говорит, – подсказали, что здесь бывает. Далековато, конечно, с переходами, но что делать? Без сока-то совсем труба! – И опять замерцал голубой звездой. – Хорошо, – говорит, – линию сюда бросили в интересах трудящихся». Представляешь? Я говорю: «В чем дело, брат по разуму? У меня этого сока навалом. Топай на кухню и греби сколько нужно».
Ну тут он разве что блеять от счастья не начал. Благодарностей кучу наговорил, да с кресла, да в клубок, да ходом на кухню. И я доволен, ей-богу! Приятно, черт возьми, кого-то выручить в трудную минуту.
Вернулся он. Говорит, что сок, мол, уже отправил и опять извиняться начал. Пожелтел аж. Прости, мол, друг, за беспокойство, напряженность полей огромная, перегрузки, то да се, выползти, мол, только в твоей хате можно. Мол, планировали станцию на пустыре, а я здесь хибару соорудил. А потом говорит: «Знаете, мафики у нас бесподобные. Потолочные. Будет время – заскочите к нам на Орию, гипертуннель прямо у гнезда выходит». В общем, отчалил.
Я шасть-шасть по полкам – сигарет последняя пачка. Елки-палки! Надо, значит, тоже рвать кой-куда, своего-то табачку нет. Наведываемся тут на одну планетку через подпространство. Лишь бы друг Серега дома был. Конечностями передними шасть по полке, шапки для голов прихватил – и сюда!
Эдгар посмотрел на Грузчика и обнаружил, что из воротника фирменного синего халата торчат две черноволосые головы. Головы поморгали четырьмя глазами и улыбнулись двумя ртами.
– Будь здоров, приятель! – хором продекламировади головы Грузчика и ловко сплюнули под ноги.
Грузчик рысцой добежал до летающей тарелки, еще раз улыбнулся и сказал левым от Эдгара ртом:
– А звездочка-то все-таки не та, что ты предполагал. Шестьдесят вторая Лебедя!
Потом добавил правым от Эдгара ртом:
– Но рассуждал ты неплохо.
Жаргон выдавал его с обеими головами. Перегибал Грузчик с жаргоном. Слишком уж под нас подделывался.
Он скрылся в тарелке, люк задвинулся, тарелка приподнялась и повисела немного над мусорными баками, и круто пошла над двором, набирая высоту, и Эдгар помахал ей вслед.
Потом он еще немного постоял во дворе магазина «Детский мир», раздумывая, кто где сейчас может быть. И выходило по его расчетам так, что Марсианский Сфинкс располагался на Марсе, в районе Кидонии, Дракон во дворе автотранспортного предприятия, Хрипловатый, Но, Впрочем, Не Лишенный Приятности Голос пребывал где-то неподалеку, Голубой Рыцарь ловил такси или маялся на троллейбусной остановке, намереваясь отвезти домой дефицит, Юдифь... О Юдифи Эдгар заставлял себя не думать. Двойник, вероятнее всего, сидел в своей кухне у окна и, злорадно улыбаясь, листал книгу И. С. Шкловского «Вселенная, жизнь, разум», покуривая при этом сигарету «Опал» и успевая наблюдать за особями женского пола, идущими по проспекту к промтоварному магазину; Похмельная Личность, избавившись, наконец, от состояния похмелья и переопохмелившись, обсуждала в пивном баре перспективы московского «Спартака» в свете притязаний соперников; отражение трудилось над третьей частью повести «Прогулка обыкновенная», а Черноволосая Сбладательница сидела в субботней компании, дымя сигаретой и положив на колени книгу М. Булгакова «Мастер и Маргарита», так, чтобы видно было название.
Кто там еще остался? Ах, да, остался Грузчик, который управлял летающим подобием тарелки, вероятно, держа путь к 62-й звезде Лебедя и одновременно ухитряясь строчить отчет о проделанной работе. Странной, конечно, была его задержка до субботы, но, наверное, он рассчитывал на отгул в понедельник.
Все чем-нибудь занимались.
Эдгар в раздумье немного побродил по двору «Детского мира». Во дворе было тихо, пустынно и несколько одиноко.
Пустынно все в округе среди синеющих снегов – лишь вдалеке грозят равнине руки затерянных столбов. Беззвучно все в округе, давно растаял шорох слов – лишь еле слышно раздаются стуки замерзших проводов. Недвижно все в округе. Застыли росчерки следов – лишь на снега ложатся тени-духи ползущих облаков.
Синеющих снегов не было. Равно как и проводов, следов и облаков.
Хотя это тоже был континуум. Континуум воображения. И не менее реальный, чем континуум, претендующий на звание единственно реального.
Эдгар покинул двор «Детского мира», вновь прошел под аркой, втайне надеясь услышать Хрипловатый, Но Не Лишенный Приятности Голос – но не услышал. Под аркой не наблюдалось никого, кроме упитанного серого кота. Серый кот явно о чем-то размышлял – слишком уж сосредоточенный был у него вид. Возможно, он еще в начальных классах постиг единую теорию поля и решил СРТ-теорему, а люди, к сожалению (к сожалению людей), не обращали на него никакого внимания. Так, мяукает себе что-то – и пусть мяукает. А может быть, это мяуканье заключает ценнейшую для нас информацию. А мы лишь изредка, в приливе чувств, погладим носителя этой ценнейшей информации, а то и камнем запустим. А ведь, возможно, усы – это вовсе не усы, а антенны, которые позволяют серому коту общаться с другими котами и информировать свою далекую планету о наблюдениях за нами, аборигенами. Тысячи разведчиков кошачьей планеты бродят по Земле, втираются в доверие и собирают информацию о нас, людях.
А потом? Что потом?
По неизвестному нам сигналу они в планетарном масштабе захватят власть в свои лапы, поработят нас и будут кидать нам куски рыбы (притом не самые вкусные), иногда поить молоком, снисходительно почесывать своими лапами за нашими ушами и... забивать камнями. Вот так.
Серый кот проводил Эдгара взглядом и усы его шевельнулись. Эдгар вышел из-под арки и чуть не столкнулся с Юдифью. Улочка была довольно узкой и безлюдной, и ветерок трепал репродукцию с картины «Джоконда», прикнопленную к двери табачного киоска.
Юдифь предстала в сером пальто и вязаной шапочке. Она неузнавающе посмотрела на Эдгара и намеревалась идти дальше по своим делам.
– Юдифь? – пробормотал Эдгар. – Куда вы?
Юдифь недоуменно подняла брови и резко спросила:
– В чем дело, гражданин?
– Куда вы, Юдифь?
Юдифь осмотрелась, но поблизости никого не было, а за стеклом табачного киоска висела записка: «Приду через час». Юдифь отступила на шаг и нахмурилась.
– Во-первых, я не Юдифь. – Она явно прикидывала, чем бы запустить в Эдгара. – А во-вторых, какое вам дело, куда я иду?
– Извините, – миролюбиво ответил Эдгар. – Просто вы очень похожи на одну мою знакомую и мы с ней как раз собирались посетить кафе «Снежинка».
Складочка между бровями Юдифи медленно исчезла. Она с интересом посмотрела на Эдгара и заколебалась.
– Там очень вкусное мороженое, – наступал Эдгар. – Недалеко, буквально за углом.
– Хорошо, – согласилась Юдифь и в глазах ее засветилась улыбка. – Только ненадолго.
– Конечно!
И они отправились в кафе.
В кафе он помог Юдифи снять пальто, и она оказалась в том самом платье, в котором навсегда успокоила Олоферна и явилась на работу на комбинат бытовых услуг. Они прошли мимо сонного вахтера, поднялись на второй этаж, пересекли зал и сели за столик у стеклянной стены. Посетителей было не слишком много, играла тихая музыка, официантки в белых фартучках бесшумно разносили вазочки с мороженым – в общем, кафе очень располагало к неторопливой беседе.