— Может быть, и нет, если телевизор работал громко, — сказал Марино.
   — Я бы услышал все равно. Тут кругом тихо, особенно по ночам. Поживите немного здесь, и начнете замечать малейшие отклонения. Даже если телевизор включен, а окна плотно закрыты.
   — В ту ночь вы слышали звук проезжавшей машины? — спросил Марино.
   Он немного подумал, затем сказал:
   — Проехала одна незадолго до того, как Проклятый начал царапаться в дверь. Полиция спрашивала меня об этом. У меня было ощущение, что тот, кто был в этой машине, пристрелил моего пса. Офицер, составлявший доклад, также подумал об этом. По крайней мере, так он предположил.
   Джойс помолчал, глядя в окно.
   — Может быть, просто какой-нибудь парень.
   В гостиной пробили часы, затем наступила тишина, ее нарушал звук падающих из крана капель. У мистера Джойса не было телефона. Вокруг мало соседей, ни одного, кто жил бы поблизости. Мне было интересно, есть ли у него дети. Непохоже, чтобы он завел себе другую собаку или кошку. Не было признаков, чтобы здесь жил кто-то, кроме него.
   — Старый Проклятый был не нужен, но мог доставлять удовольствия. Он привык задавать жару почтальону. Я, бывало, стоял в гостиной у окна и смотрел, смеясь до слез. Это, скажу вам, было зрелище. Толстенький, небольшой почтальон поглядывал по сторонам, до смерти боясь вылезать из своего маленького почтового грузовичка. Проклятый бегал вокруг, щелкая зубами. Это продолжалось минуту-две, затем я выходил во двор, указывал пальцем, и Проклятый убегал, зажав хвост между ног.
   Джойс глубоко вздохнул, в пепельнице лежала забытая цигарка.
   — Так много низости кругом.
   — Да, сэр, — согласился Марино, откидываясь на спинку стула. — Низость и подлость повсюду, даже в таком чудесном и спокойном месте, как это. В последний раз я был здесь, должно быть, около двух лет назад, за несколько недель до Дня всепрощения, когда в лесу нашли убитую пару. Вы помните?
   — Конечно. — Мистер Джойс кивнул. — Никогда не видел подобного переполоха. Я заготавливал дрова в лесу, когда мимо промчались полицейские машины, мигая огнями, должно быть, целая дюжина, и пара машин «скорой помощи».
   Он помолчал, задумчиво глядя на Марино.
   — Что-то не припомню, чтобы я там вас видел. Затем, обратив внимание на меня, сказал:
   — Полагаю, вы тоже были там?
   — Была.
   — Так я и думал. — Он, казалось, был доволен. — Подумал, что где-то я уже видел вас, и все это время пытался вспомнить, где это я мог видеть вас раньше.
   — Вы ходили в лес на место, где были найдены тела? — спросил Марино.
   — Когда столько полицейских машин проехало мимо моего дома, разве мог я усидеть на месте. Я не мог представить, что там происходит. В том направлении нет соседей, только лес. Я подумал: вряд ли это охотник, которого могли застрелить, — слишком много полицейских. Поэтому завел свой грузовичок и поехал следом. Нашел офицера, стоявшего около машины, и спросил, в чем дело. Он сказал, что несколько охотников нашли тела двух человек. Затем он поинтересовался, где я живу. Потом ко мне приходил следователь и задавал вопросы.
   — Вы, случайно, не помните имени следователя? — спросил Марино.
   — Боюсь, что нет.
   — Какие вопросы он задавал?
   — В основном хотел узнать, видел ли я кого-нибудь в окрестностях, особенно в то время, когда пропала молодая пара. Насчет незнакомых машин, что-то в этом роде.
   — Вы видели?
   — Ну, я много думал после его ухода и иногда, время от времени, до сих пор вспоминаю, — сказал мистер Джойс. — Итак, в ту ночь, когда, как полагала полиция, пропала и была убита молодая пара, я не слышал ничего, что отложилось бы в памяти. Иногда я возвращаюсь рано. Возможно, я заснул. Но кое-что я вспомнил примерно месяц назад, после того как нашли ту другую пару в начале года.
   — Дебору Харви и Фреда Чини? — спросила я.
   — Да, девочку, чья мать важная персона. Марино кивнул.
   Мистер Джойс продолжал:
   — Это убийство заставило меня вновь задуматься о тех, кого нашли здесь, и это засело у меня в голове. Если вы обратили внимание, когда проезжали, то перед домом висит почтовый ящик. Ну вот, я неважно себя чувствовал примерно за пару недель до того, как тогда, несколько лет назад, были убиты девочка и парень.
   — Джим Фримэн и Бонни Смит, — сказал Марино.
   — Я маялся простудой, всего ломало, тело болело так, словно с головы до ног ныли зубы. Дня два я, должно быть, пролежал в постели, не было сил сходить и забрать почту. В тот вечер, про который я рассказываю, я сварил себе суп и почувствовал себя лучше. Поэтому я пошел взять почту. Было, наверное, часов девять, может, десять вечера. Как раз когда я шел обратно к дому, я услыхал эту машину. Черную, как смола, и разглядел человека за рулем, пробиравшегося по дороге с погашенными фарами.
   — В каком направлении ехала машина? — спросил Марино.
   — В том.
   Мистер Джойс указал на запад.
   — Другими словами, он выезжал оттуда, из леса, в направлении шоссе. Может быть, это ничего не значит, но помню, что в тот момент это показалось мне странным. Во-первых, там ничего не было, кроме леса и полей. Я решил, что это молодежь, которая ездила выпивать, отдыхать или еще что-нибудь.
   — Вы хорошо рассмотрели эту машину? — спросила я.
   — Среднего размера, темного цвета. Черная, или темно-синяя, или, может быть, темно-красная.
   — Новая или старая? — спросил Марино.
   — Не знаю, новая ли, во всяком случае — не старая. Также не из этих, иностранных.
   — Почему вы так решили? — спросил Марино.
   — По звуку, — спокойно ответил мистер Джойс. — Эти иностранные машины работают не так, как американские. Двигатель гудит громче, пыхтят сильнее, не знаю, как описать, но могу отличить. Знаю, вы приехали на американской машине, может быть, на «форде» или на «чеви». Та машина, что проехала мимо с погашенными огнями, работала очень тихо, звук был мягкий. По виду она напоминала мне новую модель «альбатроса», но не могу утверждать. Может, это был «коугар».
   — То есть спортивная, — сказал Марино.
   — Зависит от того, как вы смотрите на это.. С моей точки зрения, «корветт» — спортивная машина, а «альбатрос» или «коугар» — так, причуда.
   — Могли бы вы сказать, сколько человек сидело внутри этой машины? — поинтересовалась я.
   Он отрицательно покачал головой.
   — Нет. Не знаю. Было довольно темно, да я и не приглядывался.
   Марино достал из кармана блокнот и стал листать его.
   — Мистер Джойс, — сказал он, — Джим Фримэн и Бонни Смит пропали двадцать девятого июля, в субботу. Вы уверены, что видели машину накануне? Уверены, что не после?
   — Так же уверен, как то, что я сижу перед вами. Я знаю потому, что заболел, я уже говорил. Начал заболевать на второй неделе июля. Я помню потому, что тринадцатого июля день рождения моей жены. В день ее рождения я всегда ходил на кладбище положить цветы на могилу. Сразу же после возвращения с кладбища стал странно себя чувствовать. На следующий день я свалился и не мог выбраться из кровати.
   Он помолчал.
   — Должно быть, пятнадцатого или шестнадцатого, когда я вышел из дома за почтой и увидел машину.
   Марино вынул из кармана солнцезащитные очки, собираясь уезжать.
   Мистер Джойс, человек, умудренный жизненным опытом, спросил:
   — Вы полагаете, что есть что-то общее между этими убитыми парами и моей собакой?
   — Мы пытаемся во многом разобраться. Будет лучше, если вы никому не расскажете о нашей беседе.
   — Ни слова, нет, сэр.
   — Буду весьма признателен.
   — Заезжайте снова, когда сможете, — сказал он. — Приезжайте в июле, пойдут томаты. У меня есть сад, лучшие томаты в Вирджинии. Но не ждите лета, если соберетесь, приезжайте раньше. В любое время. Я всегда здесь.
   Стоя на крыльце, он смотрел нам вслед. Пока мы двигались по грязной дороге к шоссе, Марино высказал свою точку зрения:
   — Меня заинтересовала машина, которую он видел за две недели до убийства Бонни Смит и Джима Фримэна.
   — Меня тоже.
   — Что касается собаки, то тут у меня есть сомнения. Если бы собаку застрелили неделями, даже месяцами раньше исчезновения Джима и Бонни, то, полагаю, мы могли предположить, что движемся в нужном направлении. Но, черт подери, Проклятый был застрелен за добрых пять лет до того, как стали погибать пары.
   «Зоны убийства», — подумала я. Может быть, мы действительно натолкнулись на нечто.
   — Марино, тебе не кажется, что мы имеем дело с человеком, для которого выбор места преступления играет большую роль, чем выбор жертв?
   Он посмотрел поверх меня, прислушиваясь.
   — Этот индивидуум может потратить немало времени на поиск подходящего места, — продолжала я. — Когда он его находит, он начинает охоту, устраивает засаду около места, которое тщательно выбирает. Главную роль играет место и время года. Собака мистера Джойса была убита в середине августа. В самое жаркое время года, но не в охотничий сезон. Каждая из пар была убита по окончании охотничьего сезона. В каждом случае тела обнаруживали недели, месяцы спустя, в охотничий сезон. Находили охотники. Такова схема.
   — Ты считаешь, что убийца выезжал на поиски места для убийства, когда на него напала собака, увязалась за ним и спутала ему планы? — Он посмотрел поверх меня и задумался.
   — Я просто высказываю пришедшие в голову соображения.
   — Не обижайся, но мне кажется, что это предположение можно сразу же выбросить в окно, если этот тип выслеживал пары годами, прежде чем перейти к делу.
   — Думаю, этот индивидуум имеет очень богатое воображение.
   — Может, тебе стоит приступить к работе над его портретом? Ты начинаешь походить на Бентона.
   — А ты начинаешь вести себя так, словно списал Бентона со счетов.
   — Нет. Просто сейчас я не в настроении иметь с ним дело.
   — Он все еще твой партнер, Марино. Мы с тобой не единственные, на кого оказывается давление. Не будь излишне строг к нему.
   — Определенно у тебя сегодня день бесплатных советов, — сказал он.
   — Радовался бы, что они бесплатные, потому что тебе потребуются всевозможные советы.
   — Как насчет обеда?
   Время близилось к шести вечера.
   — Сегодня у меня тренировка, — мрачно ответила я.
   — Полагаю… Полагаю, именно этим ты и посоветуешь мне заняться.
   Мысль о тренировках заставила нас обоих потянуться за сигаретами.
   Несмотря на все мои старания ехать быстрее, чтобы добраться до Вествуда вовремя, я опоздала на урок по теннису. Одна из застежек на моих спортивных туфлях лопнула, рука неуверенно держала ракетку. Наверху работал мексиканский буфет, а это означало, что смотровая галерея была забита народом, который, уплетая фирменные «такос» и потягивая из бокалов «маргаритас», наблюдал за моим унижением. Запоров пять подач подряд, послав мячи за пределы площадки, я начала подгибать колени и замедлять поворот корпуса. Следующие три мяча попали в сетку. Прием мяча был жалким, об ударах из-за головы лучше не вспоминать. Чем сильнее я старалась, тем хуже получалось.
   — Ты открываешься слишком рано, а удар наносишь слишком поздно.
   Тед подошел ко мне.
   — Слишком отклоняешься назад, недостаточна проводка мяча вперед. И что получается?
   — Надеюсь преодолеть трудности, — проговорила я. Мое разочарование перерастало в гнев.
   — Твоя ракетка сильно развернута вперед. Раньше отводи ракетку назад, поворачивай плечо, шаг, направляй удар вперед. Старайся подержать мяч подольше на ракетке.
   Выйдя со мной на линию удара, он показал, как надо бить, подав несколько мячей над сеткой. Я с завистью за ним следила. У Теда были рельефные мускулы, как у скульптур Микеланджело, совершенная координация движений. Он без особых усилий мог так закрутить мяч, что тот, по его желанию, либо перелетал вам через голову, либо падал у самых ног. Мне интересно, осознают ли великолепные атлеты, как должны себя чувствовать на их фоне все остальные.
   — Большинство твоих проблем заключено в твоей голове, доктор Скарпетта, — сказал он. — Ты где-то витаешь и хочешь стать Мартиной, когда гораздо лучше, если бы ты была сама собой.
   — Ну, знаешь. Я уверена, черт подери, что не смогу быть Мартиной, — пробормотала я.
   — Не настраивай себя исключительно на выигрыш очков, делай все возможное, чтобы не проиграть их. Играй умно, соберись, держи мяч в игре, пока не ошибется оппонент или не предоставит тебе возможность для хорошего удара. В этом смысл игры. Игры клубного уровня не выигрывают — их проигрывают. Тебя побеждают не потому, что выигрывают у тебя больше очков, а потому, что ты проигрываешь больше очков, чем они. — Глядя на меня вопросительно, он добавил: — Готов поспорить, что ты не столь нетерпелива на работе. Ты в состоянии отразить любой мяч и безошибочно работать хоть целый день.
   На этот счет я не была уверена, однако тренерские советы Теда привели к обратному результату. Мое внимание полностью отключилось от тенниса.
   Играй умно.
   Стоя под душем, я повторяла про себя эту фразу.
   Нам не одолеть убийцу. Всаживать пули и выступать в печати — это тактика нападения, которая не сработала. Требовалось немного оборонной тактики. Преступники, которым удается избежать задержания, не умны, а удачливы. Они тоже допускают ошибки. Все преступники допускают ошибки. Надо просто распознать эти ошибки, разобраться в их значении и определить, что было совершено преднамеренно, а что нет.
   Я думала о сигаретных окурках, которые мы находили около тел. Убийца оставлял их намеренно? Возможно. Были ли они ошибкой? Нет, потому что они были бесполезными как доказательства, мы не могли установить их владельца. Червонные валеты, оставленные в машинах, не были ошибками. На них не было отпечатков пальцев, и, очевидно, цель состояла в том, чтобы заставить нас думать так, как хотел, чтобы мы думали, человек, оставлявший эти карты. Выстрел в Дебору Харви, уверена, был ошибкой.
   Наконец, прошлое преступника. Я рассматривала его сейчас. Не сразу же он преобразился из законопослушного гражданина в опытного преступника. Какие грехи совершил он до этого, какие дьявольские дела?
   Наверняка восемь лет назад он мог застрелить собаку старика. Если я права, тогда он допустил еще одну ошибку, потому что этот инцидент дает возможность предположить, что он местный, а не новый человек в округе. Этот вывод заставил меня задуматься: а убивал ли он раньше?
 
   На следующее утро, сразу же после собрания персонала, я попросила Маргарет, нашего аналитика-компьютерщика, дать мне распечатку по всем случаям убийств, совершенных в радиусе пятидесяти миль вокруг Кэмп Пири за последние десять лет. Хотя я не искала специально парных случаев убийств, но именно такой случай имел место.
   Номер СО104233 и СО104234. Я никогда не слышала об этих делах, которые велись за несколько лет до моего приезда в Вирджинию. Возвратившись в кабинет, я закрыла двери и стала просматривать материалы с возрастающим интересом. Джилл Харрингтон и Элизабет Мотт были убиты семь лет назад в сентябре, через месяц после того, как застрелили собаку мистера Джойса.
   Обеим девушкам было по двадцать с небольшим лет, когда они исчезли четырнадцатого сентября в пятницу вечером. Их тела были обнаружены на следующий день на церковном кладбище. Через день нашли принадлежащий им «фольксваген», припаркованный на стоянке мотеля, расположенного на дороге № 60 в Лайтфуте неподалеку от Вильямсбурга.
   Я изучила отчеты о вскрытии и диаграммы тела. Элизабет Мотт получила выстрел в шею, после этого ей был нанесен удар ножом в грудь и перерезано горло. Она была полностью одета, не было следов сексуального насилия, пуля не была обнаружена, на запястьях имелись следы от веревок. У нее не было ран, которые она могла получить обороняясь. Отчет о состоянии тела Джилл говорил об обратном. На ее теле имелось множество порезов, полученных при сопротивлении. Они располагались на кистях и предплечьях, имелись порезы на лице, отмечены следы удара пистолетом по голове, ее блузка была разорвана. Очевидно, она отчаянно сопротивлялась, ей было нанесено одиннадцать ножевых ударов.
   Согласно заметкам из газет, приобщенным к делу, обеих девушек в последний раз видели в гриль-баре «Якорь», где они пили пиво приблизительно часов в десять вечера. Я представила, что там они встретили своего убийцу, «доброго дядю из бара». Вместе с ним они покинули бар и направились в мотель, около которого позднее была обнаружена машина Элизабет. В какой-то момент он силой принудил их ехать на кладбище, где и убил.
   В этом «сценарии» было много такого, что я не могла понять. Полиция обнаружила кровь на заднем сиденье «фольксвагена», что крайне трудно объяснить. По типу кровь не соответствовала крови ни одной из девушек Если кровь принадлежала убийце, то что же могло произойти? Боролся ли он с одной из жертв на заднем сиденье? Если да, то почему не были обнаружены также следы и ее крови? Если обе девушки сидели на переднем сиденье, а он сзади, то как он получил ранение? Если он поранился на кладбище, когда боролся с Джилл, то при такой версии развития событий также много неувязок. После убийства он должен был отогнать их машину к мотелю. В этом случае его кровь должна была бы остаться на месте водителя, а не на заднем сиденье. Наконец, если он собирался убить девушек для удовлетворения своей сексуальной похоти, почему не сделал этого в номере мотеля? И почему тесты на присутствие спермы в телах жертв дали отрицательный результат? Две женщины и мужчина? Развлечение на троих? Я полагала, что немало повидала за время работы. Позвонив в кабинет аналитиков-компьютерщиков, я попросила Маргарет:
   — Мне нужна еще твоя помощь, — сказала я, — дай мне, пожалуйста, список всех дел, связанных с убийствами, где отмечается присутствие наркотических препаратов, которые расследовал детектив округа Джеймс-Сити Р. П. Монтана. Мне нужна эта информация очень срочно, пожалуйста.
   — Сейчас. — Я слышала, как ее пальцы забегали по клавиатуре.
   В распечатке было указано шесть убийств, расследование которых проводил Монтана. Имена Элизабет и Джилл Харрингтон также находились в этом списке, поскольку вскрытие дало положительную реакцию на алкоголь. В каждом случае показатель был незначительным, менее 0, 05. Кроме того, у Джилл положительным оказались тесты на хлордиазепоксид, активный наркотик, содержащийся в лекарственном препарате либриум.
   Взяв телефон, я набрала номер следственного управления округа Джеймс-Сити и попросила Монтану. Мне сказали, что он теперь капитан и переведен в Министерство внутренних дел. Мой звонок переключили туда.
   Я собиралась действовать осторожно. Если всплывет, что я считаю, что убийство двух девушек может быть связано со смертью других пяти пар, я боялась, что Монтана насторожится и не станет говорить.
   — Монтана, — ответил глубокий голос.
   — Говорит доктор Скарпетта, — представилась я.
   — Здравствуйте, док. В Ричмонде все еще продолжают стрелять друг в друга? Понимаю.
   — Похоже, лучше не стало, — согласилась я. — Я исследую убийства, жертвы которых были в состоянии интоксикации наркотическими препаратами, — пояснила я цель своего звонка. — Могу ли задать один-два вопроса относительно ряда прошлых дел, расследованием которых вы занимались, учтенных в нашем компьютере?
   — Давайте, спрашивайте. Но это было давно. Могу быть недостаточно точным относительно отдельных деталей.
   — Я, главным образом, заинтересована в сценариях совершения преступления, деталях в момент смерти. Большинство расследованных вами дел приходится на период, когда меня не было в Ричмонде.
   — О да, в те дни трудился док Кагни. Работать с ним, я вам скажу, это было нечто, — рассмеялся Монтана. — Никогда не забуду, как он копался в телах без перчаток. Его не беспокоило ничто, кроме детей. Не любил вскрывать тела детей.
   Я начала уточнять информацию с распечатки, и то, что рассказывал Монтана о каждом деле, не удивляло меня. Беспробудное пьянство и домашние проблемы приводили к тому, что муж стрелял в жену, или к другой форме развода по типу Смита-Вессона — так именовала подобные случаи полиция. Нагрузившийся до краев игрок был до смерти избит пьяными партнерами во время ссоры за партией в покер. Отец, с тридцатипроцентным содержанием алкоголя в крови, застрелен своим сыном. И так далее. Я оставила дела Джилл и Элизабет напоследок.
   — Отлично помню, — сказал Монтана. — Судьба. Пожалуй, это все, что могу сказать относительно происшедшего с теми двумя девушками. Не сказал бы, что они относились к категории любительниц поразвлечься в мотеле с парнем, подцепившим их в баре. Обе закончили колледж, имели неплохую работу, умные, привлекательные. По моему мнению, парень, с которым они встретились, должен быть поразительно ловким. Я всегда подозревал, что это кто-то из приезжих, не местный.
   — Почему?
   — Потому что, будь он местный, думаю, мы смогли бы разыскать подозреваемого. Скорее всего, какой-нибудь убийца, на счету которого уже несколько жертв, но это мое частное мнение. Знакомится с женщинами в барах и убивает их. Может быть, парень, который много ездит, посещает разные города и селения, затем уезжает.
   — Сопровождалось ли убийство ограблением? — спросила я.
   — Не похоже. Сначала, просматривая дела, я подумал, что девчонки употребляли наркотики и пошли купить их с каким-нибудь типом, может быть, согласились встретиться с ним на вечеринке в мотеле или обменять наличные на кокаин. Но ни деньги, ни украшения не пропали. Не смог я отыскать ничего такого, за что с ними могли бы рассчитаться.
   — Из доклада токсиколога видно, что, кроме алкоголя, в крови Джилл Харрингтон был обнаружен либриум. Вам что-нибудь известно относительно этого?
   Он на мгновение задумался.
   — Либриум? Нет. Не знаю.
   Я ничего больше не спросила и поблагодарила его. Либриум — терапевтический препарат, применяемый как успокаивающее средство для снятия напряжения и состояния тревоги. У Джилл могла болеть спина от растяжений, полученных при занятиях спортом, или же психосоматические явления, например, спазмы кишечника. Предстояло найти лечившего ее врача. Я позвонила одному из медицинских экспертов в Вильямсбурге и попросила его направить мне факсом лист из «Желтого справочника», в котором перечислены все фармацевты, практикующие в регионе. Затем я позвонила Марино.
   — У тебя есть друзья в полиции Вашингтона? Кто-нибудь, кому ты можешь доверять? — спросила я.
   — Есть пара парней. Зачем они тебе?
   — Мне важно поговорить с Эбби Торнбулл. Но, полагаю, не совсем удобно звонить ей.
   — Конечно, если не хочешь, чтобы наверняка узнали о твоем звонке.
   — Правильно.
   — Если тебя интересует мое мнение, — добавил он, — не стоит с ней беседовать.
   — Я тебя понимаю. Но я не передумаю, Марино. Мог бы ты связаться с одним из своих друзей, направить его к ней домой и попросить ее связаться со мной?
   — Думаю, ты совершаешь ошибку. Но ладно. Устрою.
   — Просто попроси его передать, что я хочу поговорить с ней. Хочу, чтобы она немедленно связалась со мной.
   Я дала Марино ее адрес.
   К этому времени по факсу пришли нужные мне копии из «Желтого справочника», которые принесла Роза. Оставшуюся часть дня я обзванивала аптеки, в которых Джилл могла приобретать лекарства в Вильямсбурге. Наконец нашла одного аптекаря, в архивных записях которого значилось ее имя.
   — Она была вашим постоянным клиентом? — спросила я аптекаря.
   — Конечно. Элизабет Мотт — тоже. Они обе жили неподалеку отсюда, в жилом комплексе около дороги. Приятные молодые девушки, никогда не забуду.
   — Они жили вместе?
   — Подождите, — молчание. — Не похоже. Различные адреса и номера телефонов, хотя в том же жилом комплексе. В Старом городе, около двух миль отсюда. Это неплохое место, там живет много молодежи, студентов колледжа «Вильям и Мэри».
   Он рассказал мне историю болезни Джилл. На протяжении трех лет Джилл приносила рецепты на различные антибиотики, лекарства от кашля, другие препараты, назначаемые при обычных простудах, респираторных заболеваниях, воспалениях мочевого тракта, которыми болеют все люди. Примерно за месяц до смерти она приходила в аптеку с рецептом на сеприн, который она, видимо, не принимала, потому что в момент смерти триметроп-рим и сульфаметоксазол не были обнаружены в крови.
   — Вы когда-нибудь отпускали ей либриум? — спросила я.
   Я ждала, пока он просмотрит свои материалы.
   — Нет, мадам. В записях не указано. Возможно, его прописывали Элизабет, подумала я.
   — А ее подруге Элизабет Мотт? — продолжала я спрашивать. — Обращалась ли она с рецептами на либриум?
   — Нет.
   — Есть ли другая аптека, которой могли пользоваться эти девушки?
   — Боюсь, не смогу вам помочь, просто не знаю.
   Он дал мне имена владельцев других аптек, располагавшихся поблизости. В большинство из них я уже звонила, а звонки в другие аптеки подтвердили, что ни одна из девушек не обращалась к ним с рецептом на либриум. Сам либриум не играл в деле существенной роли, но вопрос, кто и почему его прописал, сильно меня беспокоил.

Глава 12

   В то время, когда было совершено убийство Элизабет Мотт и Джилл Харрингтон, Эбби Торнбулл являлась репортером раздела уголовной хроники в Ричмонде. Я могла спорить, что Эбби не только помнила эти дела, но, возможно, знала о них больше капитана Монтаны.
   На следующее утро она позвонила по телефону-автомату и оставила номер, где, как она сказала Розе, будет ждать моего звонка в течение пятнадцати минут. Эбби настаивала, чтобы я позвонила из «безопасного места».