Страница:
Но любовь к Отечеству есть сила живая, светящая, согревающая. Она сообщает всем действиям человеческим чистоту и возвышенность, словам искренность и правду, мыслям определенность, намерениям крепость, отдаленным планам и предположениям близость и удобоисполнимость, – и на все кладет печать одной ей свойственной красоты и привлекательности. И народ – не предубежденный, прямодушный – сердцем понимает эти возвышенные качества дел из любви к нему исходящих, и по чувству взаимности влечется к человеку, объемлющему его своею любовью. И сам этот человек становится для него олицетворением любви и совершенства и врезывается всегда в его воображении, увековечивается в его памяти, и имя его переходит из уст в уста, из рода в род.
Этого великого счастья достиг Михаил Дмитриевич в немногие годы своей непродолжительной жизни. Мы видели, какие массы народа наполняли улицу перед домом, где лежало тело его в первое время после его смерти; на всех лицах были написаны скорбь и отчаяние; народ, казалось, хотел бы вырвать его из самых челюстей смерти. Это – любовь за любовь. Но не забудьте, что это любовь народа христианского, православного. На следующее утро мы видим иное ее проявление: ко всем алтарям московских церквей принесены пред литургией во множестве просфоры и поминания: «О упокоении новопреставленного раба Божия Михаила». И это пойдет из рода в род. Что может быть прекраснее и утешительнее этого выражения любви народной?
Да будет, Господи, эта народная молитва очистительною жертвой за грехи почившего! Ради любви его к нашему православному Отечеству, ради любви к нему народа Твоего, ради слез наших и сердечной молитвы нашей о нем, паче же ради Твоей бесконечной любви, благоволителъно приемлющей чистую любовь человеческую во всех ее видах и проявлениях, – будь к нему милостив на суде Твоем праведном!
В дни народной скорби и печали среди официальных соболезнований, телеграмм и панихид, заказанных по незабвенному герою по всей России, на памяти провожавших «белого генерала» в последний путь остался полный душевного надрыва выкрик: «Хоть мертвый дождался почестей!»
И действительно, тотчас после похорон один из кораблей российского военного флота корвет «Витязь», дабы «великие доблести связывали войско и флот общими памятованиями», по указу Александра III был переименован в «Скобелев».
Уже 2 июля 1882 года гласный Санкт-Петербургской думы А. Петров внес в управу предложение ассигновать пять тысяч рублей для конкурса на написание лучшей биографии М. Д. Скобелева. По мнению Петрова, биография должна быть изложена в общедоступной форме. При этом не один факт из жизни народного героя не должен быть пропущен и дана историческая оценка его деятельности. На этом же заседании было решено обратиться с письмом к сестре «белого генерала» княгине Н. Д. Белосельской-Белозерской. «Милостивая государыня, княгиня Надежда Дмитриевна! Гласные Санкт-Петербургской Городской Думы, проникнутые глубоким чувством горести при известии о кончине доблестного героя Русской земли, брата Вашего Сиятельства Михаила Дмитриевича Скобелева, и желая увековечить память его, единогласно постановили: войти с ходатайством, в установленном порядке, о разрешении: во-первых, наименовать часть Английской набережной от здания Правительствующего Сената до Николаевского моста, „Скобелевскою“, во-вторых: поставить в Петербурге памятник Михаилу Дмитриевичу Скобелеву, в-третьих: открыть на сооружение памятника подписку по всей России; со стороны же города Петербурга назначить на этот предмет двадцать пять тысяч рублей...»
Время шло, но эти предложения оставались без ответа. Английская набережная так и осталась Английской. Лишь в начале XX столетия одна из небольших пригородных улиц Петербурга с несколькими невзрачными домами, ведущая свое начало от станции Удельная, стала именоваться Скобелевским проспектом. Памятнику также не суждено было появиться в Петербурге.
Уже в конце 1882 года А. А. Нотович утверждал, что «скоро поставят памятники Скобелеву в Петербурге и в Москве». Но московские выборные не соглашались с решением Петербургской думы: «Скобелев, как народная слава, народный герой, принадлежит к народной столице и постановка памятника в Петербурге лишена всякого смысла».
В ход был пущен один из нелепых аргументов: дескать, Скобелев не любил Петербург. Какой Петербург? Официальный – несомненно, но ведь и власть предержащие не слишком жаловали Скобелева. Но город, где он родился и вырос, Михаил Дмитриевич любил. В этой любви было что-то особое. И всякий раз, заводя разговор о Петербурге, Скобелев непременно начинал его так: «А помнишь?..» Вспомнить Скобелеву было что. И он не единожды признавался близким, что одним из любимейших его занятий на Зеленых горах были мысленные прогулки по северной столице. В Петербурге его тянуло и к сестрам. Блестящие столичные красавицы (Надежда вышла замуж за князя К. Э. Белосельского-Белозерского, Зинаида – за принца Е. М. Лейхтенбергского, Ольга – за графа В. П. Шереметева) души не чаяли в брате, и только у них он находил домашнее тепло и уют, которого был напрочь лишен в своей холостяцкой жизни.
Сестры бережно хранили память о покойном и вели обширную благотворительную деятельность.
В 1905 году к бессчетному числу российских благотворительных организаций прибавился Комитет имени генерал-адъютанта Скобелева, который выдавал пособия воинам-инвалидам, потерявшим на войне способность к труду. Основательницей и первой председательницей Комитета стала княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская-Белозерская. Вот что писалось в обращении организаторов Комитета к россиянам:
Ежегодно с особым постоянством в России и за рубежом появлялись многочисленные публикации, в которых освещались жизнь, военные подвиги, взгляды и суждения Скобелева на войну и политику, на передел Балканских территорий, обоснованные предсказания будущих военных столкновений. В 1914 году, когда общеевропейская бойня в конечном итоге переросла в Первую мировую войну, вспомнили пророческие слова Скобелева: «Европе грозит опасность великой войны – она неизбежна. Берлинский трактат топчется в грязь Австрией. России нет причин быть довольной этим трактатом... Я не имею вражды против Германии, но почему не удерживает она Австрию от посягательств? Славяне одного желают: остаться славянами; они не хотят быть мадьяризованы, германизованы или быть под властью иезуитов... Россия единственная страна в Европе, где достаточно идеализма, чтобы воевать из-за чувства. Ее народ не уклоняется от жертв за веру и братство...»
Нашлось немало добровольцев, принявшихся за описание жизни и деятельности Скобелева. На любительской сцене была сыграна историческая драма «Белый генерал». Факт красноречивый – интерес к личности Скобелева и его загадочной смерти был огромен. К слову, в адрес русских художников было произнесено немало резких слов. Никто из них не удосужился создать портрет «белого генерала». Целиком взваливать вину на мастеров кисти все-таки нельзя. Вероятней всего, необычайная мнительность Михаила Дмитриевича стала преградой для создания на холсте его образа.
Военным повезло значительно больше. В их руках находились бесценные свидетельства: приказы, записки, реляции и донесения Скобелева. К тому же, пребывали во здравии очевидцы славных дел «белого генерала», и недостатка воспоминаний о нем не было. Так складывалась огромная литература о Скобелеве, в которой фундаментальные труды и исследования занимали едва ли не одну треть. К изучению боевого наследия Скобелева приложили руку видные военные теоретики: А. Н. Кашкаров, И. А. Чанцев, А. К. Пузыревский, Г. А. Леер, А. М. Зайончковский. И хотя Скобелев выигрывал сражения, а Суворов и Кутузов – войны, эти историки ставили «белого генерала» вровень с ними.
Попытки возвеличить имя Скобелева наталкивались на глухое сопротивление тех, кто и при жизни принижал заслуги «белого генерала». С чьей-то подачи на страницах газет стали появляться высказывания, что как политик Скобелев был слаб, да и во всех его высказываниях содержится более авантюризма, нежели здравого смысла. Этим борзописцам ироничный Козьма Прутков дал на страницах журнала «Век» достойную отповедь: «...У нас имеется особый класс людей, – в особенности между пишущей братией, которые сами, прости за выражение, просто воняют от пороков, – и эти-то люди первыми выступают обличителями...»
Направленность этих слов была известной. С газетой «Голос» и ее заискивающей перед Западом тональностью не единожды скрещивали перья лучшие журналисты России. Изрядно доставалось от них и автору «Этюда по характеристике нашего времени и его героев» Григорию Градовскому, во время русско-турецкой войны подвизавшемуся корреспондентом названной газеты. Скобелев, видимо, раскусив мелкую душонку Градовского, отгородился от назойливого писаки стеной недоступности. А уж это «белый генерал» делать умел.
Но злопамятный корреспондент, не имевший возможности открыто охаивать Скобелева при жизни, отплатил ему после смерти «Этюдом». Что представляет собой это творение, можно судить по нескольким высказываниям, взятым из книги, вышедшей в Санкт-Петербурге в 1884 году:
Однако наибольшее внимание сестры Михаила Дмитриевича, Скобелевский комитет сосредоточили на помощи калекам. В его Уставе говорилось, что он «имеет целью... открыть повсеместно сбор пожертвований для составления скобелевского капитала... Старший из потомков М. Д. Скобелева всегда состоит почетным членом комитета, а место товарища председательницы сохраняется навсегда за начальником Николаевской Академии Генерального штаба... Все члены совета комитета (6 человек) исполняют свои обязанности безвозмездно...»
Полнейшее бескорыстие, неутомимые труды и открытость Скобелевского комитета, для деятельности которого Академия[56] предоставила удобные помещения, снискала ему поддержку всей России. Комитет имел свои аптечный и книжные склады, инвалидные дома, столовые, патронажных сестер, готовых в любую минуту откликнуться на призыв о помощи. Скобелевский комитет не упускал из виду и такой важный вопрос, как создание памятника. К 1907 году Россия имела только один монумент, связанный с русско-турецкой войной 1877-78 гг. В Москве, на Ильинской площади, в Лубянском сквере, ровно через десять лет после завершения блокады и падения Плевны, был открыт памятник гренадерам, павшим в боях у этого болгарского города. Архитектору В. О. Шервуду удалось проникнуться пафосом незабываемого события, а постоянно наполненные деньгами две кружки для сбора пожертвований «В пользу увеченных гренадер и их семей», стоявшие на чугунных подставках, стали свидетельством душевной отзывчивости москвичей и гостей столицы.
Но воистину небывалый размах памятливости проявил болгарский народ. Братские могилы русских и болгарских воинов были окружены постоянным вниманием, скромные кресты, пирамиды из камня с непритязательными надписями, доски в храмах со словами благодарности освободителям, улицы, названные именами героев, – вот лишь краткий перечень знаков признательности, которые закрепляли неразрывную связь времен. Светлой памяти «белого генерала» было посвящено открытие в 1883 году в городе Виддине гимназии, названной его именем.
Тридцатилетие победы над Турцией дало новый импульс, и перед взорами жителей столицы Болгарии – Софии 30 августа 1907 года предстал величественный памятник «Царь-Освободитель» (скульптор Арнольд Дакки). На первый взгляд, скульптура императора, восседающего на коне, кажется чрезмерно статичной, но такое впечатление исчезает, когда взгляд останавливается на пьедестале. Наиболее яркие эпизоды кровавой войны полны внутреннего напряжения, лики сподвижников государя Александра II отважны и решительны. Среди них «белый генерал» – М. Д. Скобелев – пожалуй, наиболее колоритная фигура. Болгары не забывали «белого витязя на белом коне», а всенародная любовь к нему выразилась в создании в Плевне парка-музея под открытым небом. Время многомесячной боевой страды в нем словно замерло. Вот – несгибаемый майор Горталов, возле редута, у которого пал смертью храбрых, вот дом, где Осман-паша сдал саблю Александру II, невдалеке бюст первого губернатора Плевны.
Увы, в России создание памятника Скобелеву чрезвычайно затянулось. Болгаро-сербская делегация, прибывшая в столицу России по случаю тридцатилетия окончания русско-турецкой войны, изумленно спрашивала устроителей торжества: «А где же у вас памятник Скобелеву?» Ответ нетоудно предугадать. Всеобщее недоумение и ропот должен был смягчить приказ по военному ведомству за № 563 от 2 ноября 1907 года.
Петербургская дума еще в апреле 1901 года решила установить памятник Скобелеву на обширной площади, которая должна была образоваться после завершения строительства Троицкого моста. Как известно, на другой стороне Невы, обращенный лицом к Марсову полю, стоит бронзовый Суворов (скульптор – Козловский). По мысли петербургских думцев, памятники обоим русским полководцам, приравненных в значимости для России, должны были олицетворять славу русского оружия, а Нева – символизировать рубежи Отечества, служению которому отдали жизни Суворов и Скобелев.
Итак, вопрос о местах памятников в обеих столицах был решен, была создана компетентная комиссия, а вскоре на ее суд было представлено более двух десятков проектов. Из них заслужили внимание только четыре, а первую премию завоевал доселе не известный широким кругам скульптор, подполковник А. П. Самонов. Конкурс поставил окончательную точку в споре между Москвой и Петербургом. Предпочтение было отдано Первопрестольной, хотя все детали памятника отливались в столице, а затем перевозились в Москву.
К 24 июня 1912 года памятник Скобелеву был смонтирован и при большом скоплении народа торжественно открыт. Ритуал был такой. После провозглашения хором и московским священством вечной памяти рабу Божьему Михаилу Дмитриевичу Скобелеву, великий князь Михаил Александрович, брат государя Николая II, скомандовал параду: «Слушай, на караул!», и памятник, с которого упало покрывало, предстал перед собравшимися во всем своем величии и красоте. Раздался марш кавалергардов, под который «белый генерал» начинал свою службу Отечеству, и войска церемониальным маршем прошествовали мимо статуи всадника, стремительно несущегося вперед. По традиции под песнопение «Тебе Бога хвалим» памятник был освящен, а затем состоялось вручение акта о передаче памятника Московской городской думе.
Городской голова А. И. Гучков, принимая документ, сказал: «Памятник, сооруженный Скобелеву, является символом геройской доблести русской армии, одним из вождей коей был великий Скобелев, плоть от плоти и кровь от крови великого русского воинства, во все времена самоотверженно служившего обожаемому царю и дорогой Родине. Москва, древняя столица России, счастлива, что на ее долю выпало быть хранительницей памятника, этого драгоценного народного достояния».
Тверская площадь была переименована в Скобелевскую.
Скобелевский мемориальный ансамбль, как иногда называли памятник, буквально утопал в ярких цветах и венках, среди которых выделялся один, с лентой на болгарском языке. Надпись гласила: «Ловеч, Плевна, Шейново – незабвенному витязю освободительной войны, славному генералу М. Д. Скобелеву – благодарный болгарский народ». Посланцы Ферганской области из города, носящего имя Скобелева, возложили к подножию монумента венок с надписью на ленте: «Белому генералу, умиротворившему Фергану, обогатившему туземное население, вплетшему жемчужину Востока в корону русского царя».
Легенда России
Этого великого счастья достиг Михаил Дмитриевич в немногие годы своей непродолжительной жизни. Мы видели, какие массы народа наполняли улицу перед домом, где лежало тело его в первое время после его смерти; на всех лицах были написаны скорбь и отчаяние; народ, казалось, хотел бы вырвать его из самых челюстей смерти. Это – любовь за любовь. Но не забудьте, что это любовь народа христианского, православного. На следующее утро мы видим иное ее проявление: ко всем алтарям московских церквей принесены пред литургией во множестве просфоры и поминания: «О упокоении новопреставленного раба Божия Михаила». И это пойдет из рода в род. Что может быть прекраснее и утешительнее этого выражения любви народной?
Да будет, Господи, эта народная молитва очистительною жертвой за грехи почившего! Ради любви его к нашему православному Отечеству, ради любви к нему народа Твоего, ради слез наших и сердечной молитвы нашей о нем, паче же ради Твоей бесконечной любви, благоволителъно приемлющей чистую любовь человеческую во всех ее видах и проявлениях, – будь к нему милостив на суде Твоем праведном!
В дни народной скорби и печали среди официальных соболезнований, телеграмм и панихид, заказанных по незабвенному герою по всей России, на памяти провожавших «белого генерала» в последний путь остался полный душевного надрыва выкрик: «Хоть мертвый дождался почестей!»
И действительно, тотчас после похорон один из кораблей российского военного флота корвет «Витязь», дабы «великие доблести связывали войско и флот общими памятованиями», по указу Александра III был переименован в «Скобелев».
Уже 2 июля 1882 года гласный Санкт-Петербургской думы А. Петров внес в управу предложение ассигновать пять тысяч рублей для конкурса на написание лучшей биографии М. Д. Скобелева. По мнению Петрова, биография должна быть изложена в общедоступной форме. При этом не один факт из жизни народного героя не должен быть пропущен и дана историческая оценка его деятельности. На этом же заседании было решено обратиться с письмом к сестре «белого генерала» княгине Н. Д. Белосельской-Белозерской. «Милостивая государыня, княгиня Надежда Дмитриевна! Гласные Санкт-Петербургской Городской Думы, проникнутые глубоким чувством горести при известии о кончине доблестного героя Русской земли, брата Вашего Сиятельства Михаила Дмитриевича Скобелева, и желая увековечить память его, единогласно постановили: войти с ходатайством, в установленном порядке, о разрешении: во-первых, наименовать часть Английской набережной от здания Правительствующего Сената до Николаевского моста, „Скобелевскою“, во-вторых: поставить в Петербурге памятник Михаилу Дмитриевичу Скобелеву, в-третьих: открыть на сооружение памятника подписку по всей России; со стороны же города Петербурга назначить на этот предмет двадцать пять тысяч рублей...»
Время шло, но эти предложения оставались без ответа. Английская набережная так и осталась Английской. Лишь в начале XX столетия одна из небольших пригородных улиц Петербурга с несколькими невзрачными домами, ведущая свое начало от станции Удельная, стала именоваться Скобелевским проспектом. Памятнику также не суждено было появиться в Петербурге.
Уже в конце 1882 года А. А. Нотович утверждал, что «скоро поставят памятники Скобелеву в Петербурге и в Москве». Но московские выборные не соглашались с решением Петербургской думы: «Скобелев, как народная слава, народный герой, принадлежит к народной столице и постановка памятника в Петербурге лишена всякого смысла».
В ход был пущен один из нелепых аргументов: дескать, Скобелев не любил Петербург. Какой Петербург? Официальный – несомненно, но ведь и власть предержащие не слишком жаловали Скобелева. Но город, где он родился и вырос, Михаил Дмитриевич любил. В этой любви было что-то особое. И всякий раз, заводя разговор о Петербурге, Скобелев непременно начинал его так: «А помнишь?..» Вспомнить Скобелеву было что. И он не единожды признавался близким, что одним из любимейших его занятий на Зеленых горах были мысленные прогулки по северной столице. В Петербурге его тянуло и к сестрам. Блестящие столичные красавицы (Надежда вышла замуж за князя К. Э. Белосельского-Белозерского, Зинаида – за принца Е. М. Лейхтенбергского, Ольга – за графа В. П. Шереметева) души не чаяли в брате, и только у них он находил домашнее тепло и уют, которого был напрочь лишен в своей холостяцкой жизни.
Сестры бережно хранили память о покойном и вели обширную благотворительную деятельность.
В 1905 году к бессчетному числу российских благотворительных организаций прибавился Комитет имени генерал-адъютанта Скобелева, который выдавал пособия воинам-инвалидам, потерявшим на войне способность к труду. Основательницей и первой председательницей Комитета стала княгиня Надежда Дмитриевна Белосельская-Белозерская. Вот что писалось в обращении организаторов Комитета к россиянам:
«Среди великих людей России одно из почетнейших мест несомненно принадлежит скончавшемуся двадцать пять лет тому назад генерал-адъютанту Михаилу Дмитриевичу Скобелеву. Истинно русский в душе, горячо любящий Родину, беспредельно преданный ей, бесспорно обладавший крупным военным талантом, М. Д. Скобелев немало способствовал укреплению мощи нашего Отечества, развитию его величества, утверждению его славы, поддержанию его чести...Не сидели сложа руки и участники славных ратных дел Скобелева. И пока между городскими властями Москвы и Санкт-Петербурга шел бесконечный спор, в небольшом литовском местечке Ораны, где Скобелев последний раз участвовал на маневрах, в артиллерийских лагерях в 1885 году на средства, собранные офицерами и солдатами, был воздвигнут памятник – стилизованная древнеримская колонна с могучим орлом на вершине. На чугунных плитах красовались надписи: «Михаилу Дмитриевичу Скобелеву» и «Непобедимому вождю и незабвенному начальнику»[55].
Чем культурнее народ, чем выше его цивилизация, тем больше чувствует он потребность засвидетельствовать дань своего уважения к великим сынам своим, тем больше сознает он обязанности чтить память таких людей, принимать меры для ее увековечения и к глубокому распространению сведений о делах и жизни этих героев...»
Ежегодно с особым постоянством в России и за рубежом появлялись многочисленные публикации, в которых освещались жизнь, военные подвиги, взгляды и суждения Скобелева на войну и политику, на передел Балканских территорий, обоснованные предсказания будущих военных столкновений. В 1914 году, когда общеевропейская бойня в конечном итоге переросла в Первую мировую войну, вспомнили пророческие слова Скобелева: «Европе грозит опасность великой войны – она неизбежна. Берлинский трактат топчется в грязь Австрией. России нет причин быть довольной этим трактатом... Я не имею вражды против Германии, но почему не удерживает она Австрию от посягательств? Славяне одного желают: остаться славянами; они не хотят быть мадьяризованы, германизованы или быть под властью иезуитов... Россия единственная страна в Европе, где достаточно идеализма, чтобы воевать из-за чувства. Ее народ не уклоняется от жертв за веру и братство...»
Нашлось немало добровольцев, принявшихся за описание жизни и деятельности Скобелева. На любительской сцене была сыграна историческая драма «Белый генерал». Факт красноречивый – интерес к личности Скобелева и его загадочной смерти был огромен. К слову, в адрес русских художников было произнесено немало резких слов. Никто из них не удосужился создать портрет «белого генерала». Целиком взваливать вину на мастеров кисти все-таки нельзя. Вероятней всего, необычайная мнительность Михаила Дмитриевича стала преградой для создания на холсте его образа.
Военным повезло значительно больше. В их руках находились бесценные свидетельства: приказы, записки, реляции и донесения Скобелева. К тому же, пребывали во здравии очевидцы славных дел «белого генерала», и недостатка воспоминаний о нем не было. Так складывалась огромная литература о Скобелеве, в которой фундаментальные труды и исследования занимали едва ли не одну треть. К изучению боевого наследия Скобелева приложили руку видные военные теоретики: А. Н. Кашкаров, И. А. Чанцев, А. К. Пузыревский, Г. А. Леер, А. М. Зайончковский. И хотя Скобелев выигрывал сражения, а Суворов и Кутузов – войны, эти историки ставили «белого генерала» вровень с ними.
Попытки возвеличить имя Скобелева наталкивались на глухое сопротивление тех, кто и при жизни принижал заслуги «белого генерала». С чьей-то подачи на страницах газет стали появляться высказывания, что как политик Скобелев был слаб, да и во всех его высказываниях содержится более авантюризма, нежели здравого смысла. Этим борзописцам ироничный Козьма Прутков дал на страницах журнала «Век» достойную отповедь: «...У нас имеется особый класс людей, – в особенности между пишущей братией, которые сами, прости за выражение, просто воняют от пороков, – и эти-то люди первыми выступают обличителями...»
Направленность этих слов была известной. С газетой «Голос» и ее заискивающей перед Западом тональностью не единожды скрещивали перья лучшие журналисты России. Изрядно доставалось от них и автору «Этюда по характеристике нашего времени и его героев» Григорию Градовскому, во время русско-турецкой войны подвизавшемуся корреспондентом названной газеты. Скобелев, видимо, раскусив мелкую душонку Градовского, отгородился от назойливого писаки стеной недоступности. А уж это «белый генерал» делать умел.
Но злопамятный корреспондент, не имевший возможности открыто охаивать Скобелева при жизни, отплатил ему после смерти «Этюдом». Что представляет собой это творение, можно судить по нескольким высказываниям, взятым из книги, вышедшей в Санкт-Петербурге в 1884 году:
«Русское общество в 1876 году под влиянием застоявшейся энергии, под гнетом неудовлетворенности и тоски, ринулось на войну, набросилось на внешние идеалы, думая в освобождении других найти почву для достижения своих стремлений и мечтаний. Что же удивительно, что тому же влечению подпали и отдельные личности подобно Скобелеву...В противовес авторам, подобным Градовскому, Скобелевский комитет разработал широкую программу книгоиздания. Солдатская библиотека включала в себя небольшие по объему книжки, правдиво рассказывающие о жизненном пути «белого генерала», его подвигах и заслугах перед Отечеством, а многие издания являлись кладезем воспоминаний современников, чтивших память о Скобелеве. Без сомнения, книги находили душевный отклик в солдатских сердцах.
Сама жажда войны и воинственных треволнений, стяжавшая Скобелеву среди его почитателей прозвище «поэта войны»... это скорее всего признак довольно ограниченного ума или очень узкого развития...
Скобелев не выделялся из общего уровня и даже долее и более других обнаруживал пренебрежительное отношение к туркам и легкомысленные взгляды на общие условия и последствия войны...
Ранее произнесенных речей, из которых, впрочем, одна парижская внушена французскими интересами, никаких политических убеждений в Скобелеве и его деятельности не усматривалось...»
Однако наибольшее внимание сестры Михаила Дмитриевича, Скобелевский комитет сосредоточили на помощи калекам. В его Уставе говорилось, что он «имеет целью... открыть повсеместно сбор пожертвований для составления скобелевского капитала... Старший из потомков М. Д. Скобелева всегда состоит почетным членом комитета, а место товарища председательницы сохраняется навсегда за начальником Николаевской Академии Генерального штаба... Все члены совета комитета (6 человек) исполняют свои обязанности безвозмездно...»
Полнейшее бескорыстие, неутомимые труды и открытость Скобелевского комитета, для деятельности которого Академия[56] предоставила удобные помещения, снискала ему поддержку всей России. Комитет имел свои аптечный и книжные склады, инвалидные дома, столовые, патронажных сестер, готовых в любую минуту откликнуться на призыв о помощи. Скобелевский комитет не упускал из виду и такой важный вопрос, как создание памятника. К 1907 году Россия имела только один монумент, связанный с русско-турецкой войной 1877-78 гг. В Москве, на Ильинской площади, в Лубянском сквере, ровно через десять лет после завершения блокады и падения Плевны, был открыт памятник гренадерам, павшим в боях у этого болгарского города. Архитектору В. О. Шервуду удалось проникнуться пафосом незабываемого события, а постоянно наполненные деньгами две кружки для сбора пожертвований «В пользу увеченных гренадер и их семей», стоявшие на чугунных подставках, стали свидетельством душевной отзывчивости москвичей и гостей столицы.
Но воистину небывалый размах памятливости проявил болгарский народ. Братские могилы русских и болгарских воинов были окружены постоянным вниманием, скромные кресты, пирамиды из камня с непритязательными надписями, доски в храмах со словами благодарности освободителям, улицы, названные именами героев, – вот лишь краткий перечень знаков признательности, которые закрепляли неразрывную связь времен. Светлой памяти «белого генерала» было посвящено открытие в 1883 году в городе Виддине гимназии, названной его именем.
Тридцатилетие победы над Турцией дало новый импульс, и перед взорами жителей столицы Болгарии – Софии 30 августа 1907 года предстал величественный памятник «Царь-Освободитель» (скульптор Арнольд Дакки). На первый взгляд, скульптура императора, восседающего на коне, кажется чрезмерно статичной, но такое впечатление исчезает, когда взгляд останавливается на пьедестале. Наиболее яркие эпизоды кровавой войны полны внутреннего напряжения, лики сподвижников государя Александра II отважны и решительны. Среди них «белый генерал» – М. Д. Скобелев – пожалуй, наиболее колоритная фигура. Болгары не забывали «белого витязя на белом коне», а всенародная любовь к нему выразилась в создании в Плевне парка-музея под открытым небом. Время многомесячной боевой страды в нем словно замерло. Вот – несгибаемый майор Горталов, возле редута, у которого пал смертью храбрых, вот дом, где Осман-паша сдал саблю Александру II, невдалеке бюст первого губернатора Плевны.
Увы, в России создание памятника Скобелеву чрезвычайно затянулось. Болгаро-сербская делегация, прибывшая в столицу России по случаю тридцатилетия окончания русско-турецкой войны, изумленно спрашивала устроителей торжества: «А где же у вас памятник Скобелеву?» Ответ нетоудно предугадать. Всеобщее недоумение и ропот должен был смягчить приказ по военному ведомству за № 563 от 2 ноября 1907 года.
« 25 июня текущего года исполнилось двадцать пять лет со дня кончины генерал-адъютанта Скобелева.Следом за этим приказом Николаевская Академия Генерального штаба получила высочайшее разрешение на проведение сбора средств на создание памятника Скобелеву. Заметим, что к этому времени Москва располагала уже значительной суммой в несколько десятков тысяч рублей, а начиналось все с мизерных пожертвований. Газета «Русь» постоянно сообщала о поступающих средствах. Так, в день первой годовщины смерти Скобелева на памятник «белому генералу» пожертвовали: «М. Ф. Проскунин – 5 р., А. Г. Поликарпов – 2 р., И. А. Пынеев – 5 р., Н. С. Обрезков – 3 р., Л. М. Назаров – З р. Итого 18 р., а с прежними – 710 рублей». При этом редакция покорнейше просила «господ жертвователей избегать присылки пожертвований ценными вещами, продажа коих и затруднительна и большей частью невыгодна». Определилась Московская дума и в месте установки памятника – Тверская площадь возле дома градоначальника.
Имя его неразрывно связано с историей завоевания наших среднеазиатских владений. Большая часть походов и экспедиций... прошли при его участии или под его руководством, – и память о Михаиле Дмитриевиче Скобелеве должна вечно жить в Туркестанском крае, а особенно в Ферганской области... и в городе Новом Маргелане, где он был первым военным губернатором.
Во внимание к изложенному Государь Император в 23-й день октября Высочайше повелел... областной город Ферганской области Новый Маргелан именовать впредь – город Скобелев».
Петербургская дума еще в апреле 1901 года решила установить памятник Скобелеву на обширной площади, которая должна была образоваться после завершения строительства Троицкого моста. Как известно, на другой стороне Невы, обращенный лицом к Марсову полю, стоит бронзовый Суворов (скульптор – Козловский). По мысли петербургских думцев, памятники обоим русским полководцам, приравненных в значимости для России, должны были олицетворять славу русского оружия, а Нева – символизировать рубежи Отечества, служению которому отдали жизни Суворов и Скобелев.
Итак, вопрос о местах памятников в обеих столицах был решен, была создана компетентная комиссия, а вскоре на ее суд было представлено более двух десятков проектов. Из них заслужили внимание только четыре, а первую премию завоевал доселе не известный широким кругам скульптор, подполковник А. П. Самонов. Конкурс поставил окончательную точку в споре между Москвой и Петербургом. Предпочтение было отдано Первопрестольной, хотя все детали памятника отливались в столице, а затем перевозились в Москву.
К 24 июня 1912 года памятник Скобелеву был смонтирован и при большом скоплении народа торжественно открыт. Ритуал был такой. После провозглашения хором и московским священством вечной памяти рабу Божьему Михаилу Дмитриевичу Скобелеву, великий князь Михаил Александрович, брат государя Николая II, скомандовал параду: «Слушай, на караул!», и памятник, с которого упало покрывало, предстал перед собравшимися во всем своем величии и красоте. Раздался марш кавалергардов, под который «белый генерал» начинал свою службу Отечеству, и войска церемониальным маршем прошествовали мимо статуи всадника, стремительно несущегося вперед. По традиции под песнопение «Тебе Бога хвалим» памятник был освящен, а затем состоялось вручение акта о передаче памятника Московской городской думе.
Городской голова А. И. Гучков, принимая документ, сказал: «Памятник, сооруженный Скобелеву, является символом геройской доблести русской армии, одним из вождей коей был великий Скобелев, плоть от плоти и кровь от крови великого русского воинства, во все времена самоотверженно служившего обожаемому царю и дорогой Родине. Москва, древняя столица России, счастлива, что на ее долю выпало быть хранительницей памятника, этого драгоценного народного достояния».
Тверская площадь была переименована в Скобелевскую.
Скобелевский мемориальный ансамбль, как иногда называли памятник, буквально утопал в ярких цветах и венках, среди которых выделялся один, с лентой на болгарском языке. Надпись гласила: «Ловеч, Плевна, Шейново – незабвенному витязю освободительной войны, славному генералу М. Д. Скобелеву – благодарный болгарский народ». Посланцы Ферганской области из города, носящего имя Скобелева, возложили к подножию монумента венок с надписью на ленте: «Белому генералу, умиротворившему Фергану, обогатившему туземное население, вплетшему жемчужину Востока в корону русского царя».
Легенда России
История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. И все же сделаем попытку и призовем на помощь воображение. Представим, что Скобелев (а ведь мы помним, как высоко отзывались светила русской науки о цепком и аналитическом уме нашего героя) волею обстоятельств стал ученым. Можно убежденно сказать, что и в данном случае он не затерялся бы среди массы тружеников в храме Науки, а рядом с его именем непременно звучали бы эпитеты: выдающийся, незаурядный.
Не станем сожалеть о неоправдавшихся надеждах русских знаменитостей – природа наградила Скобелева множеством талантов. Случись так, что он отдал бы свои силы служению музам (а ведь близко знавшим Скобелева иногда казалось, что сам Господь вложил в его душу чудный дар восприятия прекрасного), и тогда бы Искусство в его лице получило или виртуозного музыканта, или поэта, наделенного особым гармоническим ладом.
Судьбе было угодно, чтобы Скобелев стал военным. Своей жизнью он зачеркнул весьма нелестное мнение об общей массе русских офицеров и генералов. Что греха таить, в армейской среде скалозубы не переводились никогда. И вот явился Скобелев. Вникнем в его слова: «Мой символ краток: любовь к Отечеству, наука и славянство». Если первое понятие занимало большую часть помыслов любого из патриотов России и прочно вошло в официальные лозунги, то от слова «наука» веяло необъяснимостью. Между тем смысл его был настолько емким, что Михаилу Дмитриевичу не единожды приходилось растолковывать его.
Тогда как другие слепо копировали далеко не самые лучшие образцы, Скобелеву не требовалось ничего иного, кроме овладения опытом своих учителей. «Белый генерал» учился не меньше, а больше других, и так продолжалось до конца дней его. И даже явное подражание и заимствование, например у Наполеона, обретало у Скобелева свою окраску и русскость. На этом фундаменте Скобелев строил свою жизненную философию и свою военную доктрину.
Она впитала в себя как рыцарство, шедшее от Великого князя Киевского Святослава, бросавшего противнику вызов: «Иду на вы», так и поучения Владимира Мономаха о величии Руси. В этом нравственном кодексе удаль и отвага, жажда подвига, неизменно сопутствовавшие былинным богатырям, занимали особое место.
Народ, который, как известно, на мякине не проведешь, облегченно вздохнул. Провидение даровало России полководца своеобразной русской закваски, наделенного обостренным чувством справедливаости и доброты. И не случайно, что черты древних воителей – сокрушителя зла Георгия Победоносца и русского генерала Скобелева слились в народном сознании в единый облик – белого витязя на белом коне. Таким его видели в пламени сражений, таким он взошел на вечный пьедестал.
Лавры победителя Турции при мощной поддержке сиятельной родни достались великому князю Николаю Николаевичу. Но брат Царя-Освободителя, даже став генерал-фельдмаршалом, не мог соперничать со Скобелевым во всенародном признании. Скобелев, на зависть многим, стал национальным героем России и Болгарии уже при жизни.
Фольклор – душа народа, золотой кладезь памяти о былом. И то, с какой быстротой героическое время: русско-турецкая война, Ахал-Текинская экспедиция воплотились в песнях и сказаниях, свидетельствовало – русскому народу бесконечно дороги как незабвенные события, так и их творцы.
Не станем сожалеть о неоправдавшихся надеждах русских знаменитостей – природа наградила Скобелева множеством талантов. Случись так, что он отдал бы свои силы служению музам (а ведь близко знавшим Скобелева иногда казалось, что сам Господь вложил в его душу чудный дар восприятия прекрасного), и тогда бы Искусство в его лице получило или виртуозного музыканта, или поэта, наделенного особым гармоническим ладом.
Судьбе было угодно, чтобы Скобелев стал военным. Своей жизнью он зачеркнул весьма нелестное мнение об общей массе русских офицеров и генералов. Что греха таить, в армейской среде скалозубы не переводились никогда. И вот явился Скобелев. Вникнем в его слова: «Мой символ краток: любовь к Отечеству, наука и славянство». Если первое понятие занимало большую часть помыслов любого из патриотов России и прочно вошло в официальные лозунги, то от слова «наука» веяло необъяснимостью. Между тем смысл его был настолько емким, что Михаилу Дмитриевичу не единожды приходилось растолковывать его.
Тогда как другие слепо копировали далеко не самые лучшие образцы, Скобелеву не требовалось ничего иного, кроме овладения опытом своих учителей. «Белый генерал» учился не меньше, а больше других, и так продолжалось до конца дней его. И даже явное подражание и заимствование, например у Наполеона, обретало у Скобелева свою окраску и русскость. На этом фундаменте Скобелев строил свою жизненную философию и свою военную доктрину.
Она впитала в себя как рыцарство, шедшее от Великого князя Киевского Святослава, бросавшего противнику вызов: «Иду на вы», так и поучения Владимира Мономаха о величии Руси. В этом нравственном кодексе удаль и отвага, жажда подвига, неизменно сопутствовавшие былинным богатырям, занимали особое место.
Народ, который, как известно, на мякине не проведешь, облегченно вздохнул. Провидение даровало России полководца своеобразной русской закваски, наделенного обостренным чувством справедливаости и доброты. И не случайно, что черты древних воителей – сокрушителя зла Георгия Победоносца и русского генерала Скобелева слились в народном сознании в единый облик – белого витязя на белом коне. Таким его видели в пламени сражений, таким он взошел на вечный пьедестал.
Творец военной реформы Дмитрий Алексеевич Милютин как-то промолвил: «Обустройство российской армии требует идей и людей». И те и другие рождались в муках времени. Вскоре на горизонте русской военной мысли заблистали дарования М. И. Драгомирова и Г. А. Леера, перечисление трудов которых заняло бы несколько страниц, а для самих сочинений потребовалось с добрый десяток книжных полок. Однако ни Драгомиров, прославившийся при переправе через Дунай, ни Леер, обладавший энциклопедическими знаниями, национальными героями так и не стали.
Казалось, русская природа
Его из меди отлила
И в руки меч ему дала
Во славу русского народа.
Лавры победителя Турции при мощной поддержке сиятельной родни достались великому князю Николаю Николаевичу. Но брат Царя-Освободителя, даже став генерал-фельдмаршалом, не мог соперничать со Скобелевым во всенародном признании. Скобелев, на зависть многим, стал национальным героем России и Болгарии уже при жизни.
Фольклор – душа народа, золотой кладезь памяти о былом. И то, с какой быстротой героическое время: русско-турецкая война, Ахал-Текинская экспедиция воплотились в песнях и сказаниях, свидетельствовало – русскому народу бесконечно дороги как незабвенные события, так и их творцы.