— Я нахожу ваше поведение довольно забавным, Монтейт, — сказал наконец маркиз шутливым тоном. — И я умираю от желания узнать, почему вы назвали меня хищником, дружище. А? Никак не могу взять в толк, что могло дать повод для такого заключения. Что касается вашего поведения в целом, то я даже начинаю думать, что, может быть, вы таким образом хотите казаться старше? Может, поэтому вы решили ни за что ни про что оскорблять всех джентльменов, которым выпало счастье попасть на ваш острый язычок? Сейчас вам едва ли больше двадцати одного года. Если вы хотите отпраздновать свой будущий день рождения, то вам нужно подумать о ваших манерах и быть осторожнее в выражениях.
   Хэтти усиленно подыскивала слова, которые могли бы разъярить его. Она никак не могла объяснить себе его поведение. Почему все-таки он не решается взять ее за горло и встряхнуть как следует? Она снова собралась с духом, напустив на себя как можно больше холодности и высокомерия.
   — Ошибаетесь, ваша светлость. Все совсем не так, — сказала она, задиристо вздернув подбородок. — Если вы имеете в виду себя, то в вашем лице я оскорбляю не джентльмена, а всего лишь титулованную особу. Разницу между тем и другим я прекрасно знаю, несмотря на мой возраст. Теперь вы меня поняли?
   Этого Джейсон Кэвендер уже не мог вынести. Он свирепо схватил молодого человека за хрупкое запястье и, сам того не желая, вывернул руку, тут же осознав, что со своей силищей может сломать ему кость. Он не стал дальше выкручивать ему запястье. В глазах молодого человека он увидел боль. Однако тот не издал ни единого звука, только смотрел вниз, на руку маркиза. Смотрел холодно и бесстрастно. Как бы маркиз ни старался казаться беспристрастным, он снова был потрясен.
   Хэтти держалась из последних сил, чтобы не вскрикнуть. Длинные, прямоугольные на концах пальцы маркиза прочным кольцом сомкнулись вокруг ее запястья. «Я добилась своего», — решила она. Приподнятое настроение заставило ее на секунду забыть про боль. Но тут маркиз внезапным сильным рывком притянул ее к себе. Теперь их лица находились в нескольких дюймах друг от друга.
   — Я нахожу предосудительными ваши дурные манеры и эти сцены, Монтейт, — сказал он мягко. — Вы провоцируете меня. Сознательно. Но я спрашиваю себя: почему? Что заставляет вас делать это, молодой человек?
   Имя Дэмиана было готово сорваться у нее с губ, но она совладала с собой. Он не заслужил ее объяснений. И он не услышит их от нее до тех пор, пока она не пошлет пулю в его безжалостное сердце. Когда кровь хлынет из его ран, тогда и только тогда он узнает, почему он обречен на смерть.
   — Вот вы где, лорд Гарри! Что вы тут делаете? Выясняете отношения с его светлостью? Уж не хотите ли вы сказать, лорд Оберлон, что Монтейт ошельмовал вас в фаро? Это невероятно, потому что в этом ему нет никакой нужды. Он превосходный игрок, никогда не знающий поражений.
   Услышав голос своего приятеля, Хэтти с досады прикусила нижнюю губу. Лорд Оберлон отпустил ее руку. Напоследок он даже не удосужился взглянуть на нее. Видимо, больше не считал нужным тратить на нее свое драгоценное время. Одному Богу было известно, как ей хотелось в глаза назвать его убийцей, бесчестным человеком, повинным в гибели ее брата. С каким удовольствием она сказала бы ему, что хочет убить его. Пока же, наблюдая, как он, подобно хамелеону, на глазах превращается в скучающего джентльмена, она могла только мысленно поклясться, что день возмездия еще наступит.
   — Нет, Брэндон. Насколько мне известно, в фаро Монтейт играл честно. За карточным столом он не прибегал к шулерским приемам. Мы говорили не об этом. Мне он был интересен с других сторон. И то, что мне хотелось узнать, я, кажется, выяснил.
   Сказав это, Джейсон переключился на подошедшего мистера Скаддимора:
   — Как родители, Скаддимор? Надеюсь, с ними все в порядке! Отец уже поправился после той неудачной охоты? Трудно им, должно быть, обходиться без вашего присутствия.
   Скадди почтительно поклонился, польщенный тем, что маркиз удостоил его чести заговорить с ним:
   — Вы очень любезны, ваша светлость. Я тронут вашим вниманием. С родителями все в порядке. Сейчас уже нет повода для беспокойства. Отец ходит без посторонней помощи и довольно бодро. И я не слышал от них жалоб на то, что им сильно меня не хватает.
   Маркиз сочувственно кивнул и обратился к сэру Гарри:
   — Передайте мои наилучшие пожелания вашей очаровательной сестре и Жюльену, Брэндон. Я загляну к ним в ближайшее время. Ну а с вами, лорд Гарри, — он снова посмотрел на Хэтти, — мы, несомненно, еще поговорим. Поразмыслите на досуге над тем, что я вам сказал, приятель. Думайте, прежде чем что-то говорить. Ваш язык не доведет вас до добра. — С этими словами он шутливо приложил руку к голове и с равнодушным видом удалился.
   — Что все это значит? — спросил сэр Гарри, глядя ему вслед.
   — Ничего. Лучше скажите, сколько шампанского вы еще выпили в мою честь? А то у меня появилось двадцать гиней. Мой скромный выигрыш в фаро. Я полагаю, что надо их прокутить. Вперед, Макдуф[4]!
   — Макдуф? — переспросил Скадди. — Я с ним не знаком. А что, этот парень тоже любит шампанское? Если нет, то нечего брать его с собой!

Глава 12

   Джейсон Кэвендер бросил в чашку кусочек сахара и размешал свой крепкий испанский кофе. Прежде чем проглотить порцию любимого напитка, он с наслаждением вдохнул его густой и необычно терпкий аромат. Несмотря на начало десятого, за окном было еще довольно уныло. Ничто в это ненастное зимнее утро не предвещало, что остальной день будет менее хмурым. В небольшой комнате с длинными французскими окнами, где он обычно завтракал, было слышно завывание ветра; его порывы били по стеклам тяжелыми и звонкими каплями дождя. Из-за плотной завесы воды треугольный парк, расположенный как раз напротив городского дома маркиза на Беркли-сквер, имел вид расплывчатого пятна. В такую отвратительную погоду маркиз предпочел бы оставаться в постели.
   «Унылый, по-видимому, будет день, — подумал он, наливая себе вторую чашку кофе. — Несчастный Спайверсон». Он живо вообразил себе сутулого тощего мужчину — своего управляющего, который, должно быть, в это время был уже в пути. На сером фоне дождливого и ветреного утра его мысленному взору предстала согбенная фигура в промокшем, лоснящемся от старости черном костюме и квадратное лицо с прилипшими редкими седыми волосами.
   Лорд Оберлон, щедро плативший своему управляющему, давно знал о его скупости. Поэтому сейчас он не сомневался, что Спайверсон скорее согласится заработать себе воспаление легких, чем расстанется с несколькими шиллингами на экипаж.
   Маркиз ладонями обхватил чашку с кофе, поднялся из-за стола и подошел к камину. Он уже было собрался сказать дворецкому, чтобы тот вернул управляющего обратно, но в последний момент подавил это желание. Хотя управляющий, без сомнения, закрыл бы глаза на подобный каприз богатого господина, маркиз не желал быть похожим на своего покойного отца и тем более не собирался перещеголять его. Он помнил, как отец походя мог отменить назначенную встречу, бросить все дела и отправиться на пирушку к друзьям или выбирать новую лошадь для верховой езды. После смерти отца маркиз навел порядок в доме и с тех пор никогда не позволял себе опускаться до праздности и лени, считая зазорным пренебрежение своими прямыми обязанностями. Однако на этот раз искушение было слишком велико. После вчерашнего возлияния голова раскалывалась от боли. Да и в целом он чувствовал себя неважно. За минувшие сутки он почти не отдыхал. Сначала устроил себе продолжительную ночную прогулку, добираясь на нетвердых ногах от «Уайтса» до Пемберли-стрит, где жила Мелисанда. Ввалился к ней в два часа ночи, разбудил ее и устроил настоящий погром в спальне. Потом вылез из ее постели, снова оделся и, все еще пошатываясь, на заре в этот неприветливый холодный день отправился к себе на Беркли-сквер.
   Размышляя на трезвую голову после подобных оргий, он всякий раз признавался себе, что они являются для него чем-то вроде опия. Он понимал, что это не лучший способ хоронить неприятные воспоминания, но в то же время считал, что это лучше, чем ничего. Оставалось только сожалеть, что человек не может достигнуть мудрости, зрелости и умеренности, не пройдя через боль и страдания. Никто еще не придумал такого средства, которое быстро и без последствий избавляло бы от тоски и ощущения безысходности.
   Он повернул голову к двери, заслышав тихие шаги дворецкого. Своим обостренным слухом он был способен улавливать даже свистящее дыхание экономки, миссис Джервил, когда она находилась на расстоянии десяти футов от двери его комнаты. Он уже давно привык ко всем звукам в доме, где родился и вырос. Они были неотъемлемой частью его жизни. Но ни эти звуки, ни сознание присутствия в доме давно знакомых людей не скрашивали его одиночества. В такие дни и минуты, как сейчас, он переживал его особенно тяжело.
   Никто из близких и друзей не понимал, что для него значило его непродолжительное супружество, а он не испытывал большого желания рассказывать о нем. Должно быть, большинство людей, давно знавших его, смотрели на его внезапный отъезд в Италию после смерти жены как на способ избавиться от огромного горя. И это его вполне устраивало.
   Осторожные кошачьи шаги дворецкого затихли перед самой дверью, и через секунду послышался приглушенный стук в дверь. Маркиз посмотрел на часы: «Черт побери — Спайверсон пришел раньше времени».
   — Войдите, Рэббел.
   Маркиз поставил пустую чашку на стол.
   — Ваша светлость… — начал дворецкий, топчась на месте и оглядываясь назад. Из-за своего крючковатого носа и торчащих рыжих волос он был похож на хохлатого корнуоллского петушка.
   — Знаю, Рэббел, — со вздохом прервал его маркиз. — Будьте любезны, скажите Спайверсону, что я скоро буду. Пусть подождет меня в конторе. И вот еще что, помогите ему просушить одежду. Не дай Бог, простудится и сляжет с воспалением легких.
   — Это не Спайверсон, ваша светлость, — сказал Рэббел, скрывая ухмылку. — Это граф Марч. Он уже идет сюда.
   — Глазам своим не верю! Сен-Клер! — воскликнул маркиз, поднимаясь с кресла и направляясь навстречу другу. — Боже, какая сила подняла вас с постели в такую рань и в такое утро?
   — Резонный вопрос, Джейсон, — заметил граф, энергично встряхнув ему руку. — Действительно, я опасался застать вас в постели, как и подобает нормальному человеку в этот час. Тем более в столь скверную погоду.
   — Да, погода хуже некуда. Дернуло же управляющего отправиться ко мне, невзирая на ветер и слякоть. Поэтому и я на ногах. Присаживайтесь, Жюльен. Надеюсь, вы выпьете со мной чашечку кофе?
   — С превеликим удовольствием. Хотите угостить меня вашим испанским чудом? Так оно и есть, — изрек граф, взяв чашку и сделав большой глоток кофе. — Полагаю, что вы не откажетесь поделиться со мной рецептом. Может быть, сделаете мне такой подарок к Рождеству?
   — Боюсь, тогда у вас не будет предлога зайти ко мне.
   Граф улыбнулся и поудобнее устроился в кресле.
   — Как вам показалась Италия, Джейсон?
   Маркизу хотелось сказать ему, что для него Италия была обычной страной, точнее, местом, где он собирался уединиться, и что с равным успехом он мог бы совершить путешествие в другие страны, безразлично какие, например в Россию. Но он не стал этого говорить.
   — Если честно, то не в моем вкусе. Слишком жарко. Конечно, никто не станет отрицать, что красота Флоренции не может не вызывать восхищения. И все-таки я не в восторге. Я никак не мог отделаться от ощущения… как бы это сказать… Словом, мне постоянно казалось, что я ступаю по земле, сплошь усыпанной какими-то перезрелыми фруктами.
   — Персиками, например, — сказал граф. — У меня при упоминании об Италии почему-то всегда возникает образ персика.
   Граф Марч был осведомлен, что продолжительная поездка Джейсона была связана со смертью жены. В тот период, когда случились те трагические роды, граф вместе с Кейт находился в Париже. По непонятным причинам за те считанные месяцы своей супружеской жизни, вплоть до трагической кончины Элизабет, Джейсон никогда не приглашал их к себе. Из деликатности граф не решался докучать другу вопросами, хотя ему не терпелось их задать. В то же время он устал жить в постоянной тревоге за него.
   — Ваша сдержанность начинает меня беспокоить. Послушайте, Жюльен, чего вы стесняетесь? Я не вызову вас на дуэль, если вы открыто спросите меня, что вас интересует. Ведь я же вижу, что вам смерть как хочется это сделать.
   — О чем вы можете рассказать мне, Джейсон? О вашем безрассудном поведении? О том, что вы не пропускаете мимо ни одной юбки? Неужели вам не надоело делать вид, что вам безразличны все разговоры, которые ведутся вокруг вас? Довольно прикидываться. Вы прекрасно знаете, что никто не считает вас паймальчиком. Но я не хочу питаться этими дурацкими сплетнями. Я хотел бы знать правду, черт возьми.
   Некоторое время лицо маркиза оставалось неподвижным, потом он улыбнулся. Но это была не улыбка, а скорее горькая усмешка, только встревожившая графа.
   — Представляю, что тут болтали обо мне, — сказал он, задумчиво глядя на оранжевое пламя в камине. — Отвели душу. Если быть до конца откровенным, Жюльен, за это время я успел вкусить очень много. Иногда моя жизнь напоминала сущий ад. Удивляюсь, каким чудом я не подхватил заразы! Но было и забавное. Смешно, когда тебе в постели шепчут слова, которых ты совсем не понимаешь. Сколько раз я хохотал над этими нежностями. И еще… — хотел было добавить маркиз, но не договорил.
   — Я понимаю вас, Джейсон, — медленно проговорил граф, — но вряд ли подобные занятия согревают душу.
   В этом граф был абсолютно прав, только истинные причины ему не были известны. Однако для Джейсона этих разговоров было более чем достаточно.
   — Довольно об этом. Сейчас меня больше беспокоит моя голова. Должен покаяться — немного перебрал бренди. И еще это неприятное известие о том, что Спайверсон хочет засадить меня до обеда за свои счета и конторские книги. Ну вот, со мной, кажется, разобрались. Теперь скажите, как у вас дела на Беркли-сквер. Вряд ли цель вашей миссии исключительно в том, чтобы посмотреть, жив я еще или нет.
   — Вы правы. Чтобы узнать, как и чем вы дышите, у меня есть уйма других способов, — сказал граф. — На самом деле я заглянул к вам потому, что направляюсь в Тэттерсоллс. Собираюсь купить для Кейт легкий фаэтон. Хочу сделать ей сюрприз. Из-за этого пришлось уехать из дома ни свет ни заря. Так не хотелось вставать. — После этих слов граф перегнулся через стол и, приблизив лицо к маркизу, добавил: — Поздравьте меня, Джейсон. Кейт ждет ребенка.
   — Вот это да! Действительно хорошая новость. — Маркиз потряс руку графа, обнял его за плечи и принялся дурачиться, совсем по-ребячески. — Ага, понятно. Хотите угодить Кейт. Почтенной леди теперь необходим комфорт.
   — Какой там комфорт, — засмеялся граф, — о нем она совсем не думает. Сообщила мне эту новость во время нашего урока фехтования. У меня даже было желание поколотить ее. Хорошо, что вовремя подоспел ее братец. Зашел к нам вместе со своим новым приятелем. Конечно, я шучу, мне бы в голову никогда не пришло поднять на нее руку. Кстати, хотел спросить вас, что вы думаете о моем протеже, приятеле Гарри? Насколько мне известно, вчера его приняли в «Уайте».
   — Что за протеже?
   — Его зовут Монтейт. Гарри Монтейт. Занятный молодой человек. Такой рассудительный, я бы даже сказал, не по годам. По-моему, он оказывает благотворное влияние на Гарри.
   Джейсон с недоумением смотрел на него:
   — Что? Уж не хотите ли вы сказать, что этот щенок теперь разгуливает по «Уайтсу» благодаря вашей рекомендации? Нет, это невероятно! Я думаю, что мы говорим с вами об одном и том же человеке. Такой довольно хлипкий с виду и вместе с тем чрезвычайно языкастый юнец, это он?
   — Действительно, очень похоже на Монтейта. Так вы уже встречались с ним? Между вами что-то произошло?
   — Встречались?! Не только встречались, Жюльен. У меня было большое желание выбить из него дурь. Этот заносчивый молокосос заявил, что я, видите ли, по его мнению, не джентльмен, а всего лишь титулованная особа. Причем он сказал это не сгоряча, а совершенно спокойно, сознательно и без всякого повода. Понятия не имею, что им руководило. Когда я напрямик спросил его об этом, то не услышал от него ничего вразумительного.
   — Вы говорите, что чуть не проучили его?
   — На этот раз воздержался. Но должен сказать вам, Жюльен, ваш протеже — дерзкий парень. Если он не обуздает свой нрав, то жизнь его может оказаться очень недолгой. Вы находите его рассудительным и зрелым не по годам? А я считаю, что он редкий идиот. Черт знает что! Откуда у него столько бравады и презрения ко всему миру? Если бы он оказался с Файли один на один, то его бы ждал неминуемый конец. Не останови я Файли, он ухлопал бы его.
   — Вы озадачили меня, Джейсон. Если бы вы не рассказали мне о том, что он оскорбил вас, я так бы и остался при своем мнении. Но что сделано, то сделано. Полагаю, вы не сделали ничего такого, что заставило бы юношу платить вам такой монетой? Как все это произошло?
   — У меня вообще не было с ним никаких дел. Монтейт играл в фаро с сэром Робертом. Я же, будучи поблизости, случайно услышал, как этот осел Файли намеренно вызвал юнца на ссору. Монтейт тут же заткнул ему глотку. — Маркиз сделал паузу и усмехнулся, вспомнив слова лорда Гарри. — И должен вам сказать, сделал это, черт возьми, совсем недурно. Сначала он во всеуслышание объявил его горшком, который считает себя лучше чайника. Ну, помните, как в той известной пословице? Потом добавил, что Файли якобы не так понял его мягкую метафору. Оказывается, милорд имел в виду другой горшок — ночной. Можете себе представить, что было с Файли. Он сделался багровым, как свекла, и так рассвирепел, что уже собирался бросить вызов Монтейту. Тут я имел глупость ввязаться в эту историю. И что вы думаете? Когда я оттащил от юнца Файли, вместо благодарности Монтейт обрушился на меня. Чего я только не наслушался! Он стал сравнивать меня с этим негодяем Файли, называть сутенером, хищником и тому подобными словами.
   — Он еще слишком молод. Вы не допускаете, что ваше вмешательство могло задеть его самолюбие?
   — Не думаю. Это выглядело иначе. Если бы я знал за собой какую-то вину, то решил бы, что он за это ненавидит меня. Но я не вижу причин для подобной ненависти. Он, несомненно, действовал обдуманно, и его высказывания были полны злобы. Он хотел довести меня до бешенства, Жюльен. Это ясно как день. Я не могу отделаться от впечатления, что Файли оказался просто случайной фигурой. Весь заряд, выпущенный по нему, предназначался мне. Именно со мной, а не с Файли или с кем-то еще этот юнец хотел сразиться. Но почему? Как я уже сказал вам, у меня на этот счет нет даже смутных подозрений.
   — А вы не думали о том, что за всем этим может скрываться еще кто-то, скажем, его сестра, которую вы ненароком соблазнили? Может быть, у Монтейта есть родственники в тех краях, где вы были? В той же Флоренции? Как вы считаете, возможен такой поворот дела?
   Маркиз, покачав головой, рассмеялся:
   — Этого я не выяснял. Перестаньте разыгрывать меня, Жюльен. Это невозможно. В его нападках просматриваются намеренность и план. Чертовщина какая-то! Мне только не хватало ломать себе голову над тем, не совратил ли я чью-то сестру! А может быть, этому парню просто не понравилась форма моего носа? Довольно, Жюльен. Скажите мне лучше, когда появится на свет маленький граф Марч?
   — В конце лета или начале осени, как мне любезно сообщила Кейт. Вот так. Ну что ж, Джейсон, теперь мне, к сожалению, нужно идти. Оставляю вас на съедение вашему управляющему. Я надеюсь, вам не нужно напоминать, что вы всегда желанный гость на Гросвенор-сквер?
   — Разумеется. Кто же откажется принять у себя в доме титулованную особу!
   Граф Марч улыбнулся и поднялся с кресла:
   — Обещайте мне, что не будете растрачивать себя. Хорошо, Джейсон?
   — Непременно.
 
   — Боже мой, ну что мне делать с вами! Мисс Хэтти, просыпайтесь же скорее! Вы не представляете, кто к нам приехал. Всего несколько минут назад. Свалились как снег на голову.
   Хэтти рывком натянула одеяло на голову:
   — Нет-нет, Милли. Еще рано. Не может быть, что уже время завтракать. Ну пожалуйста, не трогайте меня. Дайте мне еще полчасика, даже меньше, минут двадцать.
   — Вставайте, мисс. Здесь сэр Джон и леди Луиза. Сэр Джон не верит, что вы до сих пор в постели.
   — Оставьте меня. У меня голова болит с похмелья. Вы понимаете, что такое несколько бутылок шампанского? Как может человек чувствовать себя после этого? Что вы сказали, Милли? Джек и Луиза? Но меня никто не предупреждал, что они собираются приехать. Вы правы, действительно, это такая неожиданность.
   — Ну что теперь обсуждать то, что уже произошло. Они ждут вас, мисс. Сейчас они в гостиной с сэром Арчибальдом. Но он, как вы догадываетесь, уже изнывает от желания побыстрее уйти. Вам нужно поторопиться, иначе они останутся там одни, разве что в обществе Гримпстона. Он весь изволновался, ожидая вас.
   Хэтти застонала и поднялась с постели. Свесив ноги, она пыталась пальцами поддеть свои комнатные туфли.
   — И маленький Джон с ними?
   — Нет, только их слуги и горы багажа. Поморгайте глазами, мисс Хэтти. Припухлость быстрее пройдет. Так, теперь хорошо. Вот ваша рубашка. Вы говорите, у вас мигрень? Ах да, вы же сказали, что это похмелье. Похмелье? Не может быть. Откуда ему у вас взяться?
   Хэтти ничего не ответила, только опять застонала.
   — У нашего ребенка похмелье. Боже милостивый, совсем как у завзятого пьяницы. Да отнимите вы руки от головы. Посидите спокойно. Вон что с волосами сделали, за час не распутаешь.
   — Сначала принесите мне кофе, Милли, — жалобно заныла Хэтти. — Если не хотите, чтобы я умерла, скорее дайте мне кофе.

Глава 13

   Две чашки кофе и три минуты омовения лица в ледяной воде не пропали даром. Наконец Хэтти почувствовала, что жизнь для нее еще не кончилась. Не прошло и двадцати минут, как она уже спускалась с главной лестницы, размышляя о том, какая чистая или нечистая сила принесла Джека и Луизу в Лондон, к тому же без предупреждения.
   Внизу ее поджидал Гримпстон.
   — Сэр Арчибальд только что ушел к себе в кабинет, — сказал он. — Сэр Джон и леди Луиза сейчас в гостиной. Они ничего не говорят, но, похоже, несколько обеспокоены вашим отсутствием. Минут через пять миссис Миллер принесет чай и кекс.
   — Спасибо, — сказала Хэтти и почти опрометью бросилась к гостиной. — Джек, Луиза! Как я рада видеть вас! — Ей хотелось вдобавок спросить, какая нелегкая принесла их в Лондон и почему они не послали ей хотя бы короткую весточку.
   Не успела она сделать и двух шагов, как оказалась в крепких объятиях брата.
   — Ой, Джек! Полегче! Ты же переломаешь мне все ребра. Верзила неуклюжий! — кричала она, захлебываясь от смеха и крепко обнимая брата за шею.
   — Ты и в самом деле раздавишь ее, Джек. Отойди, дай мне сначала обнять ее.
   — О чем ты говоришь, Лу? Моя маленькая сестренка сделана из прочного материала, — возразил сэр Джон, но все же разжал руки и отстранил ее от себя. Всматриваясь в бледное лицо сестры, он невольно вернулся к воспоминаниям о минувшем лете. Тогда она все еще носила траур по Дэмиану. Возвращение к этим мыслям отозвалось страданием в его собственной душе, и он постарался сразу же подавить их. Он тихонько шлепнул ее по плечу. — Что с тобой, котенок? Что за вид? А ну, сознавайся, уж не перебрала ли ты вчера?
   Хэтти видела озабоченность в голубых глазах брата, но у нее язык не повернулся бы сказать ему ни про кутеж с приятелями, ни про количество выпитого шампанского, ни про утренние мучения.
   — О, пустяки. Не беспокойся обо мне. Ты же знаешь Лондон. В таком большом городе столько интересного, что на все не хватает времени. Это не только моя беда. По-моему, здесь все не высыпаются. Ну, теперь все-таки отпусти меня. Я хочу поздороваться с Луизой. Мне кажется, я не видела ее целую вечность.
   Хэтти обняла Луизу, которая ростом была намного меньше ее, и поцеловала невестку в щеку.
   — Ты замечательно выглядишь, Луиза. Выходит, тебя устраивает быть замужем за моим братом? Да?
   — Не спрашивай, Хэтти. Только-только приручила его. Слава Богу, теперь не приходится следить, чтобы он не опрокинул мебель или не зарычал у порога.
   Сэр Джон незамедлительно начал передразнивать жену громким собачьим рычанием, на что Луиза только засмеялась. Она улыбнулась Хэтти и взяла ее за руки:
   — Ты взрослеешь, Хэтти. И все больше и больше хорошеешь, милая. А на то, что говорит Джек, не обращай внимания. Бледность если еще и не в моде, то, во всяком случае, становится модной. Садись скорее, дорогая. Ты должна рассказать мне самые свежие сплетни.