– Ты обещала немножко потерпеть… Ну да, потерпеть…
А разве она не сдержала обещания? Она терпела почти два часа. Почти два часа эта босячка не подавала признаков жизни. Что она делала там, в комнате брата, напичканной дорогим антиквариатом и редкими книгами? Что она вообще делает в ее квартире?
Комната Родиона не запиралась. И Аида не стала церемониться. Как только дверь за Патимат захлопнулась, она вихрем ворвалась туда и сказала коротко и ясно:
– Вон отсюда!
Алена в своем джинсовом, давно не стиранном сарафане сидела в кресле викторианской эпохи.
С первой же секунды Аида поняла, что босячка боится ее, что поджилки у поэтессы трясутся. Родя, наверное, рассказал ей о той ночи, когда сестра угрожала ему пистолетом.
– А вы знаете, Аида, мне ведь совсем-совсем некуда идти! – она говорила манерно, нараспев, как все поэтессы, подражая Белле Ахмадулиной. – Я полгода не платила за комнату и теперь вынуждена скрываться от своих хозяев. – У Алены была толстая русая коса и глаза необычного сиреневатого оттенка, рот совсем крохотный, а нос немного вздернутый и весь в веснушках. Руки вовсе не поэтические, а скорее рабоче-крестьянские, ладони широкие, пальцы короткие и толстые. Вообще, изящества в ней было маловато.
– Мне глубоко фиолетовы все ваши проблемы, – ухмыльнулась хозяйка пятикомнатной квартиры на Фурштадской. – Я просила Родиона, чтобы он вас больше сюда не приводил. И впредь не желаю вас здесь видеть.
Если бы Родька присутствовал при этой сцене, тот прежний Родька, увлеченный литературой, слегка насмешливый, он бы крикнул сестре: «Аидка, я знаю, в каком романе ты вычитала такое! Это же не твои слова! Фига!» И она бы не смогла больше сердиться, она бы обязательно засмеялась. Но от прежнего Родьки ничего не осталось, эта босячка превратила его в половую тряпку.
– Если бы вы меня узнали поближе, вы бы не стали так со мной разговаривать. Родя о вас очень высокого мнения. Говорил, что вы начитанны и знаете много языков…
– Послушайте, милочка, как бы я ни была начитанна, это не значит, что я вас должна кормить. Нахлебников и без вас хватает. Убирайтесь, и поскорее!
– Куда? Куда, Аида? – продекламировала поэтесса, и, если бы не испуг в ее расширенных зрачках, можно было подумать, что Алена присутствует на собственном творческом вечере, настолько привычно жеманно звучали ее слова.
Аиду передернуло. Она, всегда благосклонно относившаяся к женщинам, теперь возненавидела невесту брата еще больше.
– Выслушайте меня, – продолжала та, так и не поднявшись с кресла, – Родион еще ничего не знает, но вам как женщина женщине я скажу. У меня будет ребенок от вашего брата. – На ее лице застыла преглупейшая улыбка. Улыбка как бы говорила: «Ну, а теперь-то вы меня точно полюбите».
Аида задохнулась от гнева и растеряла все слова, Алена же, наоборот, нашла еще много слов:
– Родя так мечтает о ребенке! Он будет на седьмом небе от счастья! Этот сюрприз я готовлю к его дню рожденья. Родя по гороскопу Лев, я – Телец, а ребеночек будет Овном. По-моему, все здорово вышло. Это благое дело мы совершили в Екатеринбурге, когда жили в вашей квартире. Родя сделал мне подарок, серебряное колечко с сердоликом. На Урале это все стоит сущие пустяки, но он потратил на подарок последние деньги, и нам, смешно сказать, не хватало на хлеб, не то что на презервативы! С продажей квартиры пришлось поторопиться.
Слава богу, билеты на поезд он заранее приобрел, иначе пострадали бы ваши денежки…
– Заранее приобрел, – в недоумении повторила Аида, но Алена не обратила внимания на эти слова, потому что слушала только себя.
– Вы можете гордиться своим братом. Он ни копеечки не потратил из ваших денег, даже отказался в поезде брать постель. Представляете, целые сутки тряслись на голых полках? Он все твердил: «Привезу в целости и сохранности, и тогда сестренка подарит их нам». Это, конечно, не мое дело, но Родиону сейчас очень трудно, а будет еще трудней. Родина мама… (Ой, как смешно звучит!
Чуть ли не Родина-мать!) – Выметайтесь отсюда! – закричала Аида. – Не заставляйте меня применять силу!
– Как?.. Вы… – захлопала ресницами Алена. – Я ведь ношу под сердцем вашего племянника…
– Мне наплевать с высокой колокольни, кого вы там носите! – Она сделала резкое движение в сторону поэтессы, отчего та мигом покинула кресло викторианской эпохи.
– Не трогайте меня! Я сама соберусь! – Женщина забегала по комнате, в спешке запихивая в дорожную сумку свои вещи. Аида стояла, скрестив на груди руки, наблюдая, чтобы та не унесла из комнаты брата ничего лишнего.
– Вы – очень жестокая, Аида, – бормотала женщина, – и совсем не похожи на своего брата. Вы ведь по гороскопу Весы, а значит должны быть более сдержанны и дипломатичны. Я сейчас поеду к Родиону на работу и все ему расскажу. Не знаю, как вы после этого будете смотреть ему в глаза?
– Не забудь зубную щетку!
Уже в дверях Алена жалобно попросила:
– Вы мне не одолжите жетончик на метро?
– Проваливай! – И Аида вытолкнула ее на лестничную клетку – Ладно, попрошу у кого-нибудь, – прошептала поэтесса медной начищенной до блеска дверной ручке в виде уродливой химеры. – Мир не без добрых людей.
И шмыгнула веснушчатым носом. А в покинутой ею квартире шли настоящие приготовления к шпионской операции. Аида вырядилась в светлый брючный костюм.
(Просторный пиджак позволял спрятать во внутреннем кармане пистолет с глушителем). Нацепила на голову парик, превратившись в очаровательную блондинку на ходу вставила контактные линзы и прилепила на нос самоклеющуюся родинку-мушку. Эти три детали радикальным образом изменили ее внешность. На все приготовления ушло не более пяти минут.
Марк выглядел нелепо.
Девушка из нотариальной конторы, приятного вида шатенка с лучезарной улыбкой, в обтягивающем платье, едва доходящем до колен, повела его не к той двери.
– Нет-нет! – замахал он руками. – Мне туда! – и указал на дверь напротив.
– А, вы хотели попасть к Юрию Анатольевичу? – Улыбка не исчезла с ее лица. – Его не будет еще две недели. Он в отпуске.
– Как жаль…
– А вы хотели именно к нему? Может, я смогу вам чем-нибудь помочь?
– Не знаю. – Он смерил ее оценивающим взглядом так, что девушка даже смутилась. – Вы тут недавно работаете?
– Четыре месяца. А я вас помню, – неожиданно заявила она. – Примерно месяц назад вы приходили к Юрию Анатольевичу, и он, по-моему, остался крайне недоволен вашим визитом.
– Я – тоже. – Майринг поймал себя на том, что любуется ее широко поставленными карими глазами, и даже удивился, что в первый свой визит не заметил такую красотку. – Ваш шеф очень скрытен.
– Что правда, то правда, – рассмеялась она и посмотрела, как ему показалось, с нежностью. – Вас, наверно, интересовал кто-то из его клиентов?
Марк не ответил, он вдруг почувствовал нестерпимое желание обладать этой женщиной. Он никогда не считал себя похотливым. Разве что иногда мысленно изменял жене, да и то с какой-нибудь недосягаемой кинозвездой.
– Если вы не против, мы могли бы вместе пообедать, – предложила она. – Здесь все равно не получится разговора. А там на углу есть пивной бар… Если бы вы подождали полчаса… – Он видел, с каким трудом даются ей слова, даже выступила испарина над верхней губой.
«Эй, давай двигай отсюда! – подгонял он себя. – Давай-давай! Здесь слишком узкое, душное пространство!»
– Я буду ждать…
Кружку пива он растянул на полчаса. Времени достаточно, чтобы охладиться и сделать выводы: от этой бабенки надо держаться подальше! Кто еще его мог так завести с первого взгляда? Вот дьяволица!
– Еще не соскучились? – Она присела рядом, с кружкой пива и сандвичем.
– У ирландцев никудышная кухня, зато близко от работы. Меня зовут Соня или Софа, как вам будет угодно.
– А меня – Марк. Софья и Марк – очень красиво звучит, – заметил он с дурацким видом. Его опять начало бросать в жар.
Она откусывала от сандвича маленькие кусочки и тщательно пережевывала, будто растягивая удовольствие.
– Вас, по всей видимости, интересует молодой человек, который покончил жизнь самоубийством? Виктор Дежнев, правильно?
– Откуда вы знаете?
– Вы его родственник?
– Кузен.
– Дело в том, что я раньше работала в этом баре. Правда, здесь была обычная забегаловка, без всяких ирландских прибамбасов. И ваш кузен сюда часто захаживал. Он дружил с Алексом. Вы знали Алекса? – Марк покачал головой. – Темная личность. Занимался сбытом наркотиков. Полгода назад его отправили на тот свет вместе с хозяином. Зуба вы тоже не знали? Это делает вам честь.
Ненавижу этих ублюдков! – Она совсем не походила на улыбающуюся девушку в конторе, ее нахмуренный лоб прорезали морщины, будто она постарела лет на десять, пока шла от конторы до бара. Соне было около тридцати, и нахмуренный лоб портил ее лицо, но Майринга по-прежнему влекло к ней, как никогда и ни к кому. «Господи! Неужели такое возможно?» – спрашивал он себя.
– Ходят слухи, что их пришили литовцы, – продолжала между тем Соня. – А теперь слушайте меня внимательно. – Она отставила кружку с пивом и перестала жевать. – В тот день Виктор приезжал к моему шефу не один. С ним была девушка.
Совсем молоденькая, лет двадцати, очень И хорошенькая зеленоглазая блондинка.
Она говорила с акцентом. С литовским акцентом. Я это знаю прекрасно, потому что у моего шефа много клиентов литовцев. Виктор, как мне показалось, был немного не в себе. Не в том смысле, что он выпил или его чем-то опоили. Скорее всего, обалдел от этой девчонки. Поверьте, было от чего обалдеть. Я хоть и женщина, а сама залюбовалась. И в тот же день Виктора не стало. Вы улавливаете связь? Дружка Виктора пришили литовцы, и с девушкой-литовкой он уехал из конторы. – Соня выдержала паузу, а потом сказала, как ему показалось, очень ласково, – Марк, вы понимаете, что это слишком серьезно, чтобы заниматься частным расследованием. Это равносильно самоубийству. После вашего визита шеф очень нервничал и все время кому-то названивал. Будьте уверены, эти люди знают о вас и о том, что вы предприняли. Думаю, им известен каждый ваш шаг. И я сама, если честно, не понимаю, зачем я так рискую…
Их взгляды встретились, их взгляды ласкали друг друга.
– Марк, вы мне очень симпатичны…
– Вы мне тоже…
Их пальцы встретились в трепетном пожатии.
– Посмотрите, как наши руки похожи! – воскликнула Соня.
И действительно, их широкие ладони с выступающим холмом Венеры и длинные узловатые пальцы будто принадлежали одному человеку – Вот только большой палец подкачал! – с досадой заметила она. – У меня он больше отгибается назад.
– Это что-то значит? – Он сжимал ее руку в своей и никак не мог справиться с волнением, столь необычным для его флегматичного темперамента.
– Это значит, что я более лжива, чем вы. Я действительно много вру, – призналась Соня. – И часто притворяюсь.
– И сейчас тоже?
– Нет, с вами я почему-то откровенна, иначе бы никогда не призналась в том, в чем только что призналась. Вы за рулем?..
Он гнал машину с такой скоростью, что мог спокойно лишиться водительских прав. Она сказала, что живет в сказочном месте. Ему было все равно, лишь бы уединиться с ней хотя бы на часок. Он был согласен на комнату с клопами и на ржавую, скрипучую раскладушку. Он только поинтересовался, не выгонят ли ее с работы за самовольную отлучку. "А-а, наплевать! – махнула она рукой, а потом процедила сквозь зубы:
– Пусть только попробуют!" И громко рассмеялась. Марку с его тонким музыкальным слухом этот смех неожиданно показался неприятным.
Место и в самом деле оказалось сказочным: двухэтажный особняк на набережной Фонтанки, по всей видимости, был недавно отреставрирован, потому что выглядел как елочная игрушка среди мрачных и запущенных соседних домов.
Дверь была закодирована, и Соня с проворностью секретаря-машинистки набрала нужную композицию цифр. Они очутились в просторном зале с пальмами и статуей какой-то древнегреческой богини. Майринг даже подумал, что она привезла его в музей, а не в собственный дом. Но спальня, расположенная на втором этаже, убедила его в обратном.
Он застыл на пороге, не осмеливаясь сделать шаг. Здесь было царство трех цветов: белого, золотого и ультрамаринового. Огромное зеркало в массивной золотой раме отразило его бледное, испуганное лицо. Тяжелые плюшевые шторы на окнах, атласное покрывало без единой складочки на кровати в алькове, пустой туалетный столик – все говорило о том, что хозяева появляются здесь не часто.
– Ну что, так и будешь стоять? – Она протянула ему руку, и Марк наконец смог заключить ее в объятия…
Он пришел в себя уже ближе к вечеру. В любовном чаду время летит незаметно. Соня задремала у него на груди, а ему никак не удавалось успокоиться, он терзал ее волосы, гладил бедра, мял грудь.
Майринг вдруг понял, что в последние годы живет в ожидании чуда и давно уже не любит жену. И по тем же причинам принимает такое горячее участие в судьбе Люды и ее маленького сына. И вот оно чудо. Случайно встреченная женщина лежит в его объятиях, и ему кажется, что роднее, чем она, нет у него на земле человека.
– Соня, – шепчет он ей ласково на ухо, – ты как? Я тебя не сильно измучил?
– Если бы ты знал… Если бы ты только знал… – Она не закончила фразы, а только шмыгнула носом, и он почувствовал теплую влагу у себя на груди.
– Ну-ну, нельзя быть такой плаксой!
– Это счастливые слезы. – И она снова принялась целовать его, и снова закружилась бы любовная карусель, если бы Соня вдруг не вспомнила:
– А сколько времени?
Часы в гостиной, будто услышав ее вопрос, пробили восемь раз.
– Надо вставать! – встрепенулась она.
– И мне пора, – сообщил он, лежа неподвижно.
– Жена будет беспокоиться?
– Какая пошлость! – Ему вдруг сделалось стыдно, и он зарылся лицом в подушку.
– Ты, наверно, впервые изменил? – догадалась Соня. – А я уже привыкла изменять…
– Ты замужем? – Собственные вопросы причиняли ему боль. – И это дом твоего мужа? Имея такое состояние, он позволяет тебе пылиться в какой-то нотариальной конторе?
– Он тоже в ней пылится, – горько усмехнулась Соня. – Моего мужа зовут Юрием Анатольевичем. Кажется, к нему ты так стремился сегодня попасть?
– Вот как? Значит, я в ловушке, – сделал вывод Майринг. – Сейчас откроется дверь и в спальню войдет твой муж с пистолетом в руке.
– Не фантазируй. Его нет в Питере. И никто а сюда не войдет. И ни в какой ты не в ловушке. И я действительно от тебя без ума! О господи, почему я так с тобой откровенна?! Я ведь совсем разучусь врать! А без этого нельзя!
– А куда он уехал? – не обращая внимания на ее последние слова, поинтересовался Марк.
– Я же говорила – на отдых. Он всегда ездит в одно и то же место и даже живет в одном и том же отеле. Он любит Барселону.
– А тебя не берет с собой?
– Я ему там не нужна.
– У него любовница?
– Ты не понял! Он предпочитает знойных испанских или арабских мальчиков. Конечно, и здесь имеются фавориты, но они быстро приедаются. О, мой муж ненасытный жеребец!
– А как же ты?
– Да никак. Ему нужна была красивая жена для выхода в свет, чтобы поменьше болтали о его гомосексуальных наклонностях. Это продолжается уже пятый год. У меня было несколько любовников, но все из числа его фаворитов. Юрий Анатольевич сам решает, кому переспать с его женой. Ты, Марк, исключение из правил. И если он узнает о тебе, то будет разгневан не меньше, чем тогда, в день твоего первого визита в контору – Разгневан, и только-то?
– Ты бы хотел мавританских страстей? Не тот случай. Вот если бы ты отбил у него любовника…
– Тебе не опротивела такая жизнь?
– Знаешь, лучше бы тебе не вмешиваться в мою жизнь…
– Прости. Но я уже вмешался.
Она предложила выпить на дорожку по чашке кофе, и он не мог ей отказать, хотя Ирина неминуемо закатит сцену, во время которой спустит всех собак на Люду.
– Если говорить о моей жизни, – продолжала Соня уже на кухне, – то живу я в основном не здесь, а у мамы, в тесной хрущевской квартирке, и с мужем встречаюсь только на работе. Но сегодня особый случай, сегодня мне предстоит провести здесь весь вечер, а может быть, и ночь.
– Ты кого-то ждешь? – спросил Марк. Она не спешила с разъяснениями, наливала кофе, искала в холодильнике что-нибудь съестное.
– Беда в том, что я не владею ситуацией. Просто не понимаю, что происходит. Сегодня утром в контору позвонил Юрий Анатольевич. Прямо оттуда. Он был очень взволнован. Попросил меня снять с нашего конторского счета десять тысяч долларов и привезти эти деньги сюда. За ними должны прийти вечером с десяти до двенадцати.
– А ему не кажется, что он подвергает твою жизнь опасности? – Марк всеми фибрами души возненавидел этого человека, само слово «нотариус» теперь вызывало у него отвращение.
В нервном порыве он обнял ее и сказал:
– Уедем, пока не поздно. Здесь опасно оставаться.
– Куда уедем, дурачок? – засмеялась Соня. – К твоей жене? Или к моей маме?
– Черт! Черт! – Он впервые чувствовал безысходность. – Я люблю тебя, черт возьми! И не оставлю здесь одну!
– Какой ты смешной, Марий – опять смеялась она. – Не оставляй, раз не можешь. И мы славно проведем ночь. Я тоже не хочу, чтобы ты а меня оставлял, черт возьми! Я тоже тебя люблю, черт возьми! Я влюбилась по уши! Со мной, кажется, это впервые! У нас возникнет масса проблем, но сегодня мы не будем ломать над ними голову.
Они пили кофе, мило болтали, шутили и смеялись. И только в половине десятого Соня призналась:
– Ты до сих пор не спросил меня, кто должен прийти за деньгами. Ты не любопытен. А между прочим, это очень симпатичная литовочка. Ее зовут Инга…
Фонари вспыхнули над Фонтанкой. Очень тусклые фонари. Когда они горят вот так, и никто не идет навстречу, и нет поблизости автомобилей, начинаешь ощущать себя героиней какой-то повести Гоголя или Достоевского. Родька бы подсказал, какой именно. Хотя ему сейчас не до литературы. Кто бы мог подумать, что такой библиоман и книгочей, как Родька, совсем перестанет читать! Неделю он занимался поисками пропавшей невесты. Ему кажется, что у Алены не было причины для такого внезапного исчезновения. «Она бы оставила мне записку», – говорил он матери и плакал. Горе его было огромно. С Аидой он почти не разговаривал, но в его глазах она каждый день читала вопрос: «Что ты с ней сделала?» Патимат тоже молчала, ни о чем не спрашивала. Родька пару раз ходил в милицию, над ним там посмеивались, мол, девчонка бросила парня, а он собрался ее вернуть с помощью дяди милиционера. Но кто-то посоветовал ему поискать в моргах.
Пришло письмо от отца. Письмо впервые адресовано ей, до этого он вел переписку исключительно с сыном. Папа просит у дочери прощения. Считает, что это из-за него она убежала из дому в двенадцать лет. Пишет, что хочет ее увидеть и поговорить. «Поздно, папаша, разговоры разговаривать!» – шептала она над кучкой пепла, оставшегося от письма. Но со дня на день он приедет, и ему, провинциалу, гражданину бывшей советской республики, конечно, не по карману питерская гостиница. Еще одна обуза! Нужны деньги! Как можно больше денег, чтобы к зиме не ходить с протянутой рукой! Она это уже проходила…
Глупая осечка с Вахом выбила почву из-под ног. Но к нему она больше не пойдет. Этот жирняк на нее дурно влияет. Он вовсе не упырь, как она о нем думала. Кажется, он похож на человека. В этом вся беда. Оказывается, внутри у нее существует тормоз. Вот так открытие!
Теперь на очереди нотариус. Она затеяла очень опасную игру. Пожалуй, самую опасную в своей жизни. Как говорится, пан или пропал. Юрий Анатольевич Нечаев родом из Литвы, старый приятель Дона. Баснословно богат, владеет целой сетью нотариальных контор в Питере и Прибалтике. Он знает, что Аида представляет интересы Дона в Северной Пальмире, и относится к ней с должным почтением. Это ей он позвонил в первую очередь и попросил избавить его от назойливого Майринга. «Парень хочет докопаться до истины, ищет приключений на свою задницу», – посмеялся он в телефонную трубку. По всей видимости, Донатас дал ей только положительные характеристики, иначе как объяснить, что Нечаев стал с ней советоваться по самым щекотливым вопросам. Нет, с каким юношей переспать сегодня ночью, тут ему советов не требуется, а вот, например, что делать с литовским компаньоном, который в последнее время выказывает непочтительность и даже строптивость, а кроме того, позволяет себе в его присутствии антирусские выпады? Она обещала переговорить с Доном. «Уж он-то его приструнит, будьте уверены». – «Спасибо, голубушка. У вас не голова, а кабинет министров!» Он оставил ей телефон испанского отеля на тот случай, если кто-нибудь из литовских друзей захочет с ним связаться.
Она позвонила ему вчера вечером и взволнованным голосом произнесла:
«Юрий Анатольевич, вам угрожает смертельная опасность! Наш общий друг советует вам перебраться с восточного побережья на южное. В Андалусии тоже можно неплохо отдохнуть». Она слышала в трубке его тяжелое, со свистом, дыхание. «Неужели этот мерзавец-компаньон!..» – начал кричать Нечаев, но она не дала ему докончить фразу. «Не волнуйтесь, Юрий Анатольевич. Я берусь сама все уладить, только для этого мне потребуется определенная сумма…» – «Сколько угодно, голубушка! Завтра же получите у моей супруги!» И на прощание она напомнила:
«Следуйте совету нашего общего друга. И приятного вам отдыха».
Дело сделано, и теперь поздно отступать. Жаль только, мало попросила, но большая сумма могла вызвать подозрение. А вот дальнейший ход событий непредсказуем. Она не знает, насколько старые приятели Дон и Нечаев сейчас завязаны деловыми отношениями. И как отразится ее блеф на их дальнейшей дружбе.
А вот в том, что Юрий Анатольевич по возвращении из Испании предпримет выпад против своего мерзавца-компаньона – сомневаться не приходится. В общем, без заварухи вряд ли обойдется.
Перед домом нотариуса она решила выкурить сигарету. Спустилась по ступенькам к реке. Заметила, что вода прибывает. С первых дней жизни в этом городе больше всего она боялась наводнений. Слишком уж много здесь воды, а она совсем не умеет плавать. Родилась, можно сказать, в степи.
Несмотря на конец июля, ночи стоят совсем не темные. Небо сегодня лилово-розовое, с неповторимыми мазками облаков, какие бывают только на Балтике. А вдали чернеет купол мечети с двумя минаретами. Надо бы сводить туда Патимат, чтобы помолилась. Она давно хочет, но одна боится заблудиться. А Родьке все некогда. Сначала он был занят своей поэтессой, а теперь ее поисками.
Аида резко обернулась к дому нотариуса. В окнах горел свет, и ей показалось, что на втором этаже мелькнул силуэт мужчины. Она на миг задумалась.
«У его жены любовник? Почему бы не поразвлечься бедной женщине? И мне нет до этого никакого дела».
Она бодрым шагом подошла к двери и нажала кнопку звонка…
– Соображаем на троих, – пошутила Аида, смакуя коньяк и не забывая о характерном литовском акценте.
Деньги уже лежали у нее в сумочке, и она могла бы расслабиться, но играть – так играть до конца.
– Может, останетесь ночевать? – предложила Соня. – Уже поздно, а вы с такими деньгами.
Предложение показалось ей заманчивым. Такие женщины, как Соня, нравились Аиде. Вполне современная и очень привлекательная. Они могли бы утереть нос ее мужу-гомику. У него своя компания, а у них теперь – своя. Но присутствие в доме кого-то третьего помешало девушке сделать шаг навстречу, тем более, что этот кто-то до сих пор не появился и ничем себя не выдал.
– Я живу совсем близко от вас, – улыбнулась она, – минут пятнадцать ходьбы.
– И все же странно, Инга, что у вас нет машины.
– Я человек расчетливый, – призналась девушка, – и немного скуповата. А машина – это лишние расходы.
– Это верно. Я тоже советовала мужу продать какую-нибудь из машин. Он вечно оставит «форд» или «мере» на стоянке, а сам катается на «крайслере» или наоборот. В гараж-то все не входят. Представляете, во что это ему, в конце концов, обходится? Но разве он меня… – Она вдруг умолкла, потому что на лестнице раздались шаги. Соню будто подменили, из добродушной, словоохотливой хозяйки она превратилась в маленького испуганного зверька.
«Неужели думает, что я донесу мужу о любовнике? – поразилась Аида. – Выходит, что она до такой степени боится Нечаева?»
Для страховки Аида придвинула к себе сумочку и щелкнула замком.
– Добрый всем вечерок! – с улыбкой произнес Майринг.
– Знакомьтесь! Это Марк! А это Инга!
– Очень приятно, – не забывая об акценте, протянула ему руку Аида.
– Мне стало скучно там, наверху. – Марк закурил и, накрыв дрожащую руку Софьи своей рукой, спросил:
– И что нам теперь скрывать? Когда твой муж вернется из Испании, ты объявишь ему о разводе.
Соня не понимала, что происходит. Марк плел полную ахинею. Она не собирается разводиться с мужем. И у него, между прочим, тоже имеется жена.
А разве она не сдержала обещания? Она терпела почти два часа. Почти два часа эта босячка не подавала признаков жизни. Что она делала там, в комнате брата, напичканной дорогим антиквариатом и редкими книгами? Что она вообще делает в ее квартире?
Комната Родиона не запиралась. И Аида не стала церемониться. Как только дверь за Патимат захлопнулась, она вихрем ворвалась туда и сказала коротко и ясно:
– Вон отсюда!
Алена в своем джинсовом, давно не стиранном сарафане сидела в кресле викторианской эпохи.
С первой же секунды Аида поняла, что босячка боится ее, что поджилки у поэтессы трясутся. Родя, наверное, рассказал ей о той ночи, когда сестра угрожала ему пистолетом.
– А вы знаете, Аида, мне ведь совсем-совсем некуда идти! – она говорила манерно, нараспев, как все поэтессы, подражая Белле Ахмадулиной. – Я полгода не платила за комнату и теперь вынуждена скрываться от своих хозяев. – У Алены была толстая русая коса и глаза необычного сиреневатого оттенка, рот совсем крохотный, а нос немного вздернутый и весь в веснушках. Руки вовсе не поэтические, а скорее рабоче-крестьянские, ладони широкие, пальцы короткие и толстые. Вообще, изящества в ней было маловато.
– Мне глубоко фиолетовы все ваши проблемы, – ухмыльнулась хозяйка пятикомнатной квартиры на Фурштадской. – Я просила Родиона, чтобы он вас больше сюда не приводил. И впредь не желаю вас здесь видеть.
Если бы Родька присутствовал при этой сцене, тот прежний Родька, увлеченный литературой, слегка насмешливый, он бы крикнул сестре: «Аидка, я знаю, в каком романе ты вычитала такое! Это же не твои слова! Фига!» И она бы не смогла больше сердиться, она бы обязательно засмеялась. Но от прежнего Родьки ничего не осталось, эта босячка превратила его в половую тряпку.
– Если бы вы меня узнали поближе, вы бы не стали так со мной разговаривать. Родя о вас очень высокого мнения. Говорил, что вы начитанны и знаете много языков…
– Послушайте, милочка, как бы я ни была начитанна, это не значит, что я вас должна кормить. Нахлебников и без вас хватает. Убирайтесь, и поскорее!
– Куда? Куда, Аида? – продекламировала поэтесса, и, если бы не испуг в ее расширенных зрачках, можно было подумать, что Алена присутствует на собственном творческом вечере, настолько привычно жеманно звучали ее слова.
Аиду передернуло. Она, всегда благосклонно относившаяся к женщинам, теперь возненавидела невесту брата еще больше.
– Выслушайте меня, – продолжала та, так и не поднявшись с кресла, – Родион еще ничего не знает, но вам как женщина женщине я скажу. У меня будет ребенок от вашего брата. – На ее лице застыла преглупейшая улыбка. Улыбка как бы говорила: «Ну, а теперь-то вы меня точно полюбите».
Аида задохнулась от гнева и растеряла все слова, Алена же, наоборот, нашла еще много слов:
– Родя так мечтает о ребенке! Он будет на седьмом небе от счастья! Этот сюрприз я готовлю к его дню рожденья. Родя по гороскопу Лев, я – Телец, а ребеночек будет Овном. По-моему, все здорово вышло. Это благое дело мы совершили в Екатеринбурге, когда жили в вашей квартире. Родя сделал мне подарок, серебряное колечко с сердоликом. На Урале это все стоит сущие пустяки, но он потратил на подарок последние деньги, и нам, смешно сказать, не хватало на хлеб, не то что на презервативы! С продажей квартиры пришлось поторопиться.
Слава богу, билеты на поезд он заранее приобрел, иначе пострадали бы ваши денежки…
– Заранее приобрел, – в недоумении повторила Аида, но Алена не обратила внимания на эти слова, потому что слушала только себя.
– Вы можете гордиться своим братом. Он ни копеечки не потратил из ваших денег, даже отказался в поезде брать постель. Представляете, целые сутки тряслись на голых полках? Он все твердил: «Привезу в целости и сохранности, и тогда сестренка подарит их нам». Это, конечно, не мое дело, но Родиону сейчас очень трудно, а будет еще трудней. Родина мама… (Ой, как смешно звучит!
Чуть ли не Родина-мать!) – Выметайтесь отсюда! – закричала Аида. – Не заставляйте меня применять силу!
– Как?.. Вы… – захлопала ресницами Алена. – Я ведь ношу под сердцем вашего племянника…
– Мне наплевать с высокой колокольни, кого вы там носите! – Она сделала резкое движение в сторону поэтессы, отчего та мигом покинула кресло викторианской эпохи.
– Не трогайте меня! Я сама соберусь! – Женщина забегала по комнате, в спешке запихивая в дорожную сумку свои вещи. Аида стояла, скрестив на груди руки, наблюдая, чтобы та не унесла из комнаты брата ничего лишнего.
– Вы – очень жестокая, Аида, – бормотала женщина, – и совсем не похожи на своего брата. Вы ведь по гороскопу Весы, а значит должны быть более сдержанны и дипломатичны. Я сейчас поеду к Родиону на работу и все ему расскажу. Не знаю, как вы после этого будете смотреть ему в глаза?
– Не забудь зубную щетку!
Уже в дверях Алена жалобно попросила:
– Вы мне не одолжите жетончик на метро?
– Проваливай! – И Аида вытолкнула ее на лестничную клетку – Ладно, попрошу у кого-нибудь, – прошептала поэтесса медной начищенной до блеска дверной ручке в виде уродливой химеры. – Мир не без добрых людей.
И шмыгнула веснушчатым носом. А в покинутой ею квартире шли настоящие приготовления к шпионской операции. Аида вырядилась в светлый брючный костюм.
(Просторный пиджак позволял спрятать во внутреннем кармане пистолет с глушителем). Нацепила на голову парик, превратившись в очаровательную блондинку на ходу вставила контактные линзы и прилепила на нос самоклеющуюся родинку-мушку. Эти три детали радикальным образом изменили ее внешность. На все приготовления ушло не более пяти минут.
Марк выглядел нелепо.
Девушка из нотариальной конторы, приятного вида шатенка с лучезарной улыбкой, в обтягивающем платье, едва доходящем до колен, повела его не к той двери.
– Нет-нет! – замахал он руками. – Мне туда! – и указал на дверь напротив.
– А, вы хотели попасть к Юрию Анатольевичу? – Улыбка не исчезла с ее лица. – Его не будет еще две недели. Он в отпуске.
– Как жаль…
– А вы хотели именно к нему? Может, я смогу вам чем-нибудь помочь?
– Не знаю. – Он смерил ее оценивающим взглядом так, что девушка даже смутилась. – Вы тут недавно работаете?
– Четыре месяца. А я вас помню, – неожиданно заявила она. – Примерно месяц назад вы приходили к Юрию Анатольевичу, и он, по-моему, остался крайне недоволен вашим визитом.
– Я – тоже. – Майринг поймал себя на том, что любуется ее широко поставленными карими глазами, и даже удивился, что в первый свой визит не заметил такую красотку. – Ваш шеф очень скрытен.
– Что правда, то правда, – рассмеялась она и посмотрела, как ему показалось, с нежностью. – Вас, наверно, интересовал кто-то из его клиентов?
Марк не ответил, он вдруг почувствовал нестерпимое желание обладать этой женщиной. Он никогда не считал себя похотливым. Разве что иногда мысленно изменял жене, да и то с какой-нибудь недосягаемой кинозвездой.
– Если вы не против, мы могли бы вместе пообедать, – предложила она. – Здесь все равно не получится разговора. А там на углу есть пивной бар… Если бы вы подождали полчаса… – Он видел, с каким трудом даются ей слова, даже выступила испарина над верхней губой.
«Эй, давай двигай отсюда! – подгонял он себя. – Давай-давай! Здесь слишком узкое, душное пространство!»
– Я буду ждать…
Кружку пива он растянул на полчаса. Времени достаточно, чтобы охладиться и сделать выводы: от этой бабенки надо держаться подальше! Кто еще его мог так завести с первого взгляда? Вот дьяволица!
– Еще не соскучились? – Она присела рядом, с кружкой пива и сандвичем.
– У ирландцев никудышная кухня, зато близко от работы. Меня зовут Соня или Софа, как вам будет угодно.
– А меня – Марк. Софья и Марк – очень красиво звучит, – заметил он с дурацким видом. Его опять начало бросать в жар.
Она откусывала от сандвича маленькие кусочки и тщательно пережевывала, будто растягивая удовольствие.
– Вас, по всей видимости, интересует молодой человек, который покончил жизнь самоубийством? Виктор Дежнев, правильно?
– Откуда вы знаете?
– Вы его родственник?
– Кузен.
– Дело в том, что я раньше работала в этом баре. Правда, здесь была обычная забегаловка, без всяких ирландских прибамбасов. И ваш кузен сюда часто захаживал. Он дружил с Алексом. Вы знали Алекса? – Марк покачал головой. – Темная личность. Занимался сбытом наркотиков. Полгода назад его отправили на тот свет вместе с хозяином. Зуба вы тоже не знали? Это делает вам честь.
Ненавижу этих ублюдков! – Она совсем не походила на улыбающуюся девушку в конторе, ее нахмуренный лоб прорезали морщины, будто она постарела лет на десять, пока шла от конторы до бара. Соне было около тридцати, и нахмуренный лоб портил ее лицо, но Майринга по-прежнему влекло к ней, как никогда и ни к кому. «Господи! Неужели такое возможно?» – спрашивал он себя.
– Ходят слухи, что их пришили литовцы, – продолжала между тем Соня. – А теперь слушайте меня внимательно. – Она отставила кружку с пивом и перестала жевать. – В тот день Виктор приезжал к моему шефу не один. С ним была девушка.
Совсем молоденькая, лет двадцати, очень И хорошенькая зеленоглазая блондинка.
Она говорила с акцентом. С литовским акцентом. Я это знаю прекрасно, потому что у моего шефа много клиентов литовцев. Виктор, как мне показалось, был немного не в себе. Не в том смысле, что он выпил или его чем-то опоили. Скорее всего, обалдел от этой девчонки. Поверьте, было от чего обалдеть. Я хоть и женщина, а сама залюбовалась. И в тот же день Виктора не стало. Вы улавливаете связь? Дружка Виктора пришили литовцы, и с девушкой-литовкой он уехал из конторы. – Соня выдержала паузу, а потом сказала, как ему показалось, очень ласково, – Марк, вы понимаете, что это слишком серьезно, чтобы заниматься частным расследованием. Это равносильно самоубийству. После вашего визита шеф очень нервничал и все время кому-то названивал. Будьте уверены, эти люди знают о вас и о том, что вы предприняли. Думаю, им известен каждый ваш шаг. И я сама, если честно, не понимаю, зачем я так рискую…
Их взгляды встретились, их взгляды ласкали друг друга.
– Марк, вы мне очень симпатичны…
– Вы мне тоже…
Их пальцы встретились в трепетном пожатии.
– Посмотрите, как наши руки похожи! – воскликнула Соня.
И действительно, их широкие ладони с выступающим холмом Венеры и длинные узловатые пальцы будто принадлежали одному человеку – Вот только большой палец подкачал! – с досадой заметила она. – У меня он больше отгибается назад.
– Это что-то значит? – Он сжимал ее руку в своей и никак не мог справиться с волнением, столь необычным для его флегматичного темперамента.
– Это значит, что я более лжива, чем вы. Я действительно много вру, – призналась Соня. – И часто притворяюсь.
– И сейчас тоже?
– Нет, с вами я почему-то откровенна, иначе бы никогда не призналась в том, в чем только что призналась. Вы за рулем?..
Он гнал машину с такой скоростью, что мог спокойно лишиться водительских прав. Она сказала, что живет в сказочном месте. Ему было все равно, лишь бы уединиться с ней хотя бы на часок. Он был согласен на комнату с клопами и на ржавую, скрипучую раскладушку. Он только поинтересовался, не выгонят ли ее с работы за самовольную отлучку. "А-а, наплевать! – махнула она рукой, а потом процедила сквозь зубы:
– Пусть только попробуют!" И громко рассмеялась. Марку с его тонким музыкальным слухом этот смех неожиданно показался неприятным.
Место и в самом деле оказалось сказочным: двухэтажный особняк на набережной Фонтанки, по всей видимости, был недавно отреставрирован, потому что выглядел как елочная игрушка среди мрачных и запущенных соседних домов.
Дверь была закодирована, и Соня с проворностью секретаря-машинистки набрала нужную композицию цифр. Они очутились в просторном зале с пальмами и статуей какой-то древнегреческой богини. Майринг даже подумал, что она привезла его в музей, а не в собственный дом. Но спальня, расположенная на втором этаже, убедила его в обратном.
Он застыл на пороге, не осмеливаясь сделать шаг. Здесь было царство трех цветов: белого, золотого и ультрамаринового. Огромное зеркало в массивной золотой раме отразило его бледное, испуганное лицо. Тяжелые плюшевые шторы на окнах, атласное покрывало без единой складочки на кровати в алькове, пустой туалетный столик – все говорило о том, что хозяева появляются здесь не часто.
– Ну что, так и будешь стоять? – Она протянула ему руку, и Марк наконец смог заключить ее в объятия…
Он пришел в себя уже ближе к вечеру. В любовном чаду время летит незаметно. Соня задремала у него на груди, а ему никак не удавалось успокоиться, он терзал ее волосы, гладил бедра, мял грудь.
Майринг вдруг понял, что в последние годы живет в ожидании чуда и давно уже не любит жену. И по тем же причинам принимает такое горячее участие в судьбе Люды и ее маленького сына. И вот оно чудо. Случайно встреченная женщина лежит в его объятиях, и ему кажется, что роднее, чем она, нет у него на земле человека.
– Соня, – шепчет он ей ласково на ухо, – ты как? Я тебя не сильно измучил?
– Если бы ты знал… Если бы ты только знал… – Она не закончила фразы, а только шмыгнула носом, и он почувствовал теплую влагу у себя на груди.
– Ну-ну, нельзя быть такой плаксой!
– Это счастливые слезы. – И она снова принялась целовать его, и снова закружилась бы любовная карусель, если бы Соня вдруг не вспомнила:
– А сколько времени?
Часы в гостиной, будто услышав ее вопрос, пробили восемь раз.
– Надо вставать! – встрепенулась она.
– И мне пора, – сообщил он, лежа неподвижно.
– Жена будет беспокоиться?
– Какая пошлость! – Ему вдруг сделалось стыдно, и он зарылся лицом в подушку.
– Ты, наверно, впервые изменил? – догадалась Соня. – А я уже привыкла изменять…
– Ты замужем? – Собственные вопросы причиняли ему боль. – И это дом твоего мужа? Имея такое состояние, он позволяет тебе пылиться в какой-то нотариальной конторе?
– Он тоже в ней пылится, – горько усмехнулась Соня. – Моего мужа зовут Юрием Анатольевичем. Кажется, к нему ты так стремился сегодня попасть?
– Вот как? Значит, я в ловушке, – сделал вывод Майринг. – Сейчас откроется дверь и в спальню войдет твой муж с пистолетом в руке.
– Не фантазируй. Его нет в Питере. И никто а сюда не войдет. И ни в какой ты не в ловушке. И я действительно от тебя без ума! О господи, почему я так с тобой откровенна?! Я ведь совсем разучусь врать! А без этого нельзя!
– А куда он уехал? – не обращая внимания на ее последние слова, поинтересовался Марк.
– Я же говорила – на отдых. Он всегда ездит в одно и то же место и даже живет в одном и том же отеле. Он любит Барселону.
– А тебя не берет с собой?
– Я ему там не нужна.
– У него любовница?
– Ты не понял! Он предпочитает знойных испанских или арабских мальчиков. Конечно, и здесь имеются фавориты, но они быстро приедаются. О, мой муж ненасытный жеребец!
– А как же ты?
– Да никак. Ему нужна была красивая жена для выхода в свет, чтобы поменьше болтали о его гомосексуальных наклонностях. Это продолжается уже пятый год. У меня было несколько любовников, но все из числа его фаворитов. Юрий Анатольевич сам решает, кому переспать с его женой. Ты, Марк, исключение из правил. И если он узнает о тебе, то будет разгневан не меньше, чем тогда, в день твоего первого визита в контору – Разгневан, и только-то?
– Ты бы хотел мавританских страстей? Не тот случай. Вот если бы ты отбил у него любовника…
– Тебе не опротивела такая жизнь?
– Знаешь, лучше бы тебе не вмешиваться в мою жизнь…
– Прости. Но я уже вмешался.
Она предложила выпить на дорожку по чашке кофе, и он не мог ей отказать, хотя Ирина неминуемо закатит сцену, во время которой спустит всех собак на Люду.
– Если говорить о моей жизни, – продолжала Соня уже на кухне, – то живу я в основном не здесь, а у мамы, в тесной хрущевской квартирке, и с мужем встречаюсь только на работе. Но сегодня особый случай, сегодня мне предстоит провести здесь весь вечер, а может быть, и ночь.
– Ты кого-то ждешь? – спросил Марк. Она не спешила с разъяснениями, наливала кофе, искала в холодильнике что-нибудь съестное.
– Беда в том, что я не владею ситуацией. Просто не понимаю, что происходит. Сегодня утром в контору позвонил Юрий Анатольевич. Прямо оттуда. Он был очень взволнован. Попросил меня снять с нашего конторского счета десять тысяч долларов и привезти эти деньги сюда. За ними должны прийти вечером с десяти до двенадцати.
– А ему не кажется, что он подвергает твою жизнь опасности? – Марк всеми фибрами души возненавидел этого человека, само слово «нотариус» теперь вызывало у него отвращение.
В нервном порыве он обнял ее и сказал:
– Уедем, пока не поздно. Здесь опасно оставаться.
– Куда уедем, дурачок? – засмеялась Соня. – К твоей жене? Или к моей маме?
– Черт! Черт! – Он впервые чувствовал безысходность. – Я люблю тебя, черт возьми! И не оставлю здесь одну!
– Какой ты смешной, Марий – опять смеялась она. – Не оставляй, раз не можешь. И мы славно проведем ночь. Я тоже не хочу, чтобы ты а меня оставлял, черт возьми! Я тоже тебя люблю, черт возьми! Я влюбилась по уши! Со мной, кажется, это впервые! У нас возникнет масса проблем, но сегодня мы не будем ломать над ними голову.
Они пили кофе, мило болтали, шутили и смеялись. И только в половине десятого Соня призналась:
– Ты до сих пор не спросил меня, кто должен прийти за деньгами. Ты не любопытен. А между прочим, это очень симпатичная литовочка. Ее зовут Инга…
* * *
В одиннадцатом часу здесь довольно пустынно. Тихий уголок, хотя и центр. Народ в основном тусуется на Невском да возле мостов. Прошлым летом она чуть ли не каждую ночь бегала к Литейному или к Троицкому. Ведь нигде в мире больше не разводят мосты. Но в конце концов пресытилась зрелищем.Фонари вспыхнули над Фонтанкой. Очень тусклые фонари. Когда они горят вот так, и никто не идет навстречу, и нет поблизости автомобилей, начинаешь ощущать себя героиней какой-то повести Гоголя или Достоевского. Родька бы подсказал, какой именно. Хотя ему сейчас не до литературы. Кто бы мог подумать, что такой библиоман и книгочей, как Родька, совсем перестанет читать! Неделю он занимался поисками пропавшей невесты. Ему кажется, что у Алены не было причины для такого внезапного исчезновения. «Она бы оставила мне записку», – говорил он матери и плакал. Горе его было огромно. С Аидой он почти не разговаривал, но в его глазах она каждый день читала вопрос: «Что ты с ней сделала?» Патимат тоже молчала, ни о чем не спрашивала. Родька пару раз ходил в милицию, над ним там посмеивались, мол, девчонка бросила парня, а он собрался ее вернуть с помощью дяди милиционера. Но кто-то посоветовал ему поискать в моргах.
Пришло письмо от отца. Письмо впервые адресовано ей, до этого он вел переписку исключительно с сыном. Папа просит у дочери прощения. Считает, что это из-за него она убежала из дому в двенадцать лет. Пишет, что хочет ее увидеть и поговорить. «Поздно, папаша, разговоры разговаривать!» – шептала она над кучкой пепла, оставшегося от письма. Но со дня на день он приедет, и ему, провинциалу, гражданину бывшей советской республики, конечно, не по карману питерская гостиница. Еще одна обуза! Нужны деньги! Как можно больше денег, чтобы к зиме не ходить с протянутой рукой! Она это уже проходила…
Глупая осечка с Вахом выбила почву из-под ног. Но к нему она больше не пойдет. Этот жирняк на нее дурно влияет. Он вовсе не упырь, как она о нем думала. Кажется, он похож на человека. В этом вся беда. Оказывается, внутри у нее существует тормоз. Вот так открытие!
Теперь на очереди нотариус. Она затеяла очень опасную игру. Пожалуй, самую опасную в своей жизни. Как говорится, пан или пропал. Юрий Анатольевич Нечаев родом из Литвы, старый приятель Дона. Баснословно богат, владеет целой сетью нотариальных контор в Питере и Прибалтике. Он знает, что Аида представляет интересы Дона в Северной Пальмире, и относится к ней с должным почтением. Это ей он позвонил в первую очередь и попросил избавить его от назойливого Майринга. «Парень хочет докопаться до истины, ищет приключений на свою задницу», – посмеялся он в телефонную трубку. По всей видимости, Донатас дал ей только положительные характеристики, иначе как объяснить, что Нечаев стал с ней советоваться по самым щекотливым вопросам. Нет, с каким юношей переспать сегодня ночью, тут ему советов не требуется, а вот, например, что делать с литовским компаньоном, который в последнее время выказывает непочтительность и даже строптивость, а кроме того, позволяет себе в его присутствии антирусские выпады? Она обещала переговорить с Доном. «Уж он-то его приструнит, будьте уверены». – «Спасибо, голубушка. У вас не голова, а кабинет министров!» Он оставил ей телефон испанского отеля на тот случай, если кто-нибудь из литовских друзей захочет с ним связаться.
Она позвонила ему вчера вечером и взволнованным голосом произнесла:
«Юрий Анатольевич, вам угрожает смертельная опасность! Наш общий друг советует вам перебраться с восточного побережья на южное. В Андалусии тоже можно неплохо отдохнуть». Она слышала в трубке его тяжелое, со свистом, дыхание. «Неужели этот мерзавец-компаньон!..» – начал кричать Нечаев, но она не дала ему докончить фразу. «Не волнуйтесь, Юрий Анатольевич. Я берусь сама все уладить, только для этого мне потребуется определенная сумма…» – «Сколько угодно, голубушка! Завтра же получите у моей супруги!» И на прощание она напомнила:
«Следуйте совету нашего общего друга. И приятного вам отдыха».
Дело сделано, и теперь поздно отступать. Жаль только, мало попросила, но большая сумма могла вызвать подозрение. А вот дальнейший ход событий непредсказуем. Она не знает, насколько старые приятели Дон и Нечаев сейчас завязаны деловыми отношениями. И как отразится ее блеф на их дальнейшей дружбе.
А вот в том, что Юрий Анатольевич по возвращении из Испании предпримет выпад против своего мерзавца-компаньона – сомневаться не приходится. В общем, без заварухи вряд ли обойдется.
Перед домом нотариуса она решила выкурить сигарету. Спустилась по ступенькам к реке. Заметила, что вода прибывает. С первых дней жизни в этом городе больше всего она боялась наводнений. Слишком уж много здесь воды, а она совсем не умеет плавать. Родилась, можно сказать, в степи.
Несмотря на конец июля, ночи стоят совсем не темные. Небо сегодня лилово-розовое, с неповторимыми мазками облаков, какие бывают только на Балтике. А вдали чернеет купол мечети с двумя минаретами. Надо бы сводить туда Патимат, чтобы помолилась. Она давно хочет, но одна боится заблудиться. А Родьке все некогда. Сначала он был занят своей поэтессой, а теперь ее поисками.
Аида резко обернулась к дому нотариуса. В окнах горел свет, и ей показалось, что на втором этаже мелькнул силуэт мужчины. Она на миг задумалась.
«У его жены любовник? Почему бы не поразвлечься бедной женщине? И мне нет до этого никакого дела».
Она бодрым шагом подошла к двери и нажала кнопку звонка…
* * *
Хозяйка оказалась на редкость приветливой и гостеприимной. Они сидели в огромной неуютной гостиной с пальмами и статуей Афродиты.– Соображаем на троих, – пошутила Аида, смакуя коньяк и не забывая о характерном литовском акценте.
Деньги уже лежали у нее в сумочке, и она могла бы расслабиться, но играть – так играть до конца.
– Может, останетесь ночевать? – предложила Соня. – Уже поздно, а вы с такими деньгами.
Предложение показалось ей заманчивым. Такие женщины, как Соня, нравились Аиде. Вполне современная и очень привлекательная. Они могли бы утереть нос ее мужу-гомику. У него своя компания, а у них теперь – своя. Но присутствие в доме кого-то третьего помешало девушке сделать шаг навстречу, тем более, что этот кто-то до сих пор не появился и ничем себя не выдал.
– Я живу совсем близко от вас, – улыбнулась она, – минут пятнадцать ходьбы.
– И все же странно, Инга, что у вас нет машины.
– Я человек расчетливый, – призналась девушка, – и немного скуповата. А машина – это лишние расходы.
– Это верно. Я тоже советовала мужу продать какую-нибудь из машин. Он вечно оставит «форд» или «мере» на стоянке, а сам катается на «крайслере» или наоборот. В гараж-то все не входят. Представляете, во что это ему, в конце концов, обходится? Но разве он меня… – Она вдруг умолкла, потому что на лестнице раздались шаги. Соню будто подменили, из добродушной, словоохотливой хозяйки она превратилась в маленького испуганного зверька.
«Неужели думает, что я донесу мужу о любовнике? – поразилась Аида. – Выходит, что она до такой степени боится Нечаева?»
Для страховки Аида придвинула к себе сумочку и щелкнула замком.
– Добрый всем вечерок! – с улыбкой произнес Майринг.
– Знакомьтесь! Это Марк! А это Инга!
– Очень приятно, – не забывая об акценте, протянула ему руку Аида.
– Мне стало скучно там, наверху. – Марк закурил и, накрыв дрожащую руку Софьи своей рукой, спросил:
– И что нам теперь скрывать? Когда твой муж вернется из Испании, ты объявишь ему о разводе.
Соня не понимала, что происходит. Марк плел полную ахинею. Она не собирается разводиться с мужем. И у него, между прочим, тоже имеется жена.