Страница:
Теперь, осенью 1920 года, Уэллс испытал странное ощущение, будто он совершил путешествие на им же самим придуманной машине времени. Город был тот же. Те же улицы, площади, мосты, здания. Но и только. Все остальное неузнаваемо изменилось. Уэллс остановился у Горького, отклонив предложение поселиться в особняке III Интернационала, где ему было отведено специальное помещение. Стремясь как можно ближе познакомиться с жизнью России за те две недели, что ему предстояло провести в Петрограде и Москве, Уэллс отказывался от всяких "особых" условий. Это, кстати, совпадало и с пожеланиями Советского правительства. Незадолго до его приезда в Петрограде было получено указание Ленина: показывать Уэллсу все, что возможно, знакомить его с русской жизнью как можно обстоятельнее. Это указание было выполнено буквально. Уэллс стоял в очередях за хлебом. Он питался в столовых и уже больше не спрашивал, когда же подадут завтрак. Его водили в баню, где одежду нельзя было оставлять в предбаннике, а приходилось связывать в узел и нести с собой в мыльную. Он жил, как все, и ел, как все. Он старался сразу приспособиться, и это ему почти удалось.
Через день после своего приезда в Петроград Уэллс присутствовал на заседании Комиссии по улучшению быта ученых (КУБУ), председателем которой был Горький. Комиссия эта занималась не только вопросами быта. Покуда ее возглавлял Горький, ее правильнее было бы называть Комиссией спасения ученых и содействия развитию русской науки.
Заседание, на которое пришел Уэллс, было вполне рядовым и к тому же весьма характерным. В повестке дня смешивались самым удивительным образом вопросы быта ученых, организации науки, научной пропаганды и так далее. Обсуждались заявления ученых с проеьбвй о предоставлении им продуктового пайка, необходимость расширения научно-пррсветительской деятельности Дома ученых, проект организации международного съезда ученых в Петрограде, открытие галошно-починочной мастерской при Доме ученых и так далее - всего четырнадцать пунктов.
Участие в одном таком заседании давало достаточно материала, чтобы составигь себе некоторое представление о положении ученых в Петрограде. Неудивительно, что Уэллс был потрясен: люди, умирающие от истощения, замерзающие в холодных домах, обсуждают проект созыва международной конференции ученых. Всемирно известный писатель Максим Горький, академики Ольденбург, Ферсман, Манухин, Тонков - все ученые с мировыми именами - тратят время и силы на организацию галошно-починочной мастерской. От таких контрастов захватывало дух и становилось не по себе. Особенно Уэллса поразило, что ученые гораздо больше страдали не от голода, а от недостатка научной литературы и лабораторного оборудования. Они могли не есть, но не могли не работать. В своих очерках о России Уэллс писал впоследствии: "Наша блокада отрезала русских ученых от иностранной научной литературы. У них нет новой аппаратуры, не хватает писчей бумаги, лаборатории не отапливаются. Удивительно, что они вообще что-то делают. И все же они успешно работают. Павлов проводит поразительные по своему размаху и виртуозности исследования высшей нервной деятельности животных; Манухин, говорят, разработал эффективный метод лечения туберкулеза, даже в последней стадии, и так далее... Дух науки - поистине изумительный дух... В Доме литературы и искусств мы слышали кое-какие жалобы на нужду и лишения, но ученые молчали об этом. Все они страстно желают получить научную литературу; знания им дороже хлеба".
Уэллс выступил на этом заседании КУБУ и предложил организовать доставку научной литературы из Англии. Его предложение было тут же принят".
Пожалуй, ни в чем другом Уэллс не проявил столько энтузиазма и энергии, как в своем стремлении поддержать русскую науку.
Вскоре после его отъезда из России в Петроград стала поступать научная литература в весьма значительном количестве. При Доме ученых удалось даже устроить специальный читальный зал для работников Академии наук, унивеоситета и других научных учреждений Петрограда. Русская наука обязана Уэллсу по меньшей мере признательностью. Он поддержал петроградских ученых в трудное для них время тем, что было для них "дороже хлеба".
За десять дней, проведенных в Петрограде, Уэллс побывал в нескольких школах и рабочих университетах, принял участие в обсуждении проспекта издательства "Всемирная литература", познакомился с работой института экспериментальной медицины, посетил Академию наук, Дом ученых. Он осматривал коллекции Эрмитажа и слушал Шаляпина в опере. В Петрогубкоммуне он внимательно изучал "постановку продовольственного дела в Петрограде". "Уэллсу, - сообщает "Петроградская правда", были продемонстрированы картограммы и диаграммы, наглядно изображающие организацию снабжения и распределения продуктов среди петроградского населения. Писатель наиболее заинтересовался разработанной в настоящее время системой продзнаков, которые предполагается ввести в Петрограде взамен карточек. Уэлле посетил коммунальные столовые и предполагает ознакомиться также с хлебозаводами и другими предприятиями Петрогубкоммуны".
Об интересе Уэллса к организации народного хозяйства в России свидетельствует и К. Габданк, исполнявший в 1920 году обязанности председателя коллегии "Продпути", случайно оказавшийся в одном вагоне с Уэллсом, когда тот ехал в Москву, чтобы встретиться с Лениным.
Может быть, одним из самых значительных событий, связанных с пребыванием Уэллса в Петрограде было его участие в заседании пленума Петроградского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.
Он выступил с короткой речью, о содержании которой бегло упоминает в "России во мгле". Эта речь представляет достаточный интерес, чтобы привести хотя бы отрывки из нее. Текст ее был опубликован в "Петроградской правде".
Как сообщает газета, "Совет устраивает Уэллсу шумную овацию. Товарищ Уэллс произносит свою речь на английском языке. Ее переводит товарищ Зорин. Речь эта буквально гласит следующее:
"Я очень польщен оказанным мне приемом. Было бы самомнением думать, что такой сердечный прием оказан мне как личности. Я считаю, что честь эта оказана мне не как представителю страны или правительства, но как представителю свободной мысли Англии и Америки...
Я и единомышленники мои преследуем те же задачи, которые преследуете вы, а именно - всемирное государство социальной справедливости. Условия жизни на Западе - иные, чем в России, а разные условия жизни порождают разные приемы борьбы. Но конец будет тот же: всемирное государство, которому каждый будет служить по мере своих сил и которое будет обслуживать каждого, соответственно его потребностям.
Мы, на Западе, всеми силами стараемся добиться мира с Россией, - мира, при котором вы получите возможность продолжать в более легких условиях гигантскую работу создания нового политического и социального строя, среди полного разорения страны, доведенной до этого состояния милитаризмом и военной авантюрой царизма. Вы стоите перед созидательной работой, изумительной своим бесстрашием и силой.
Она не имеет себе равной в истории человечества. В ней выражение той гениальной способности России, которая давно проявлена в русской литературе, - я говорю о бесстрашной мысли и безграничном напряжении сил...
Россия и Англия, несмотря на все взаимные прегрешения, могут любить и понимать друг друга и вместе работать для человечества и для того нового мира, который рождается среди мрака и бедствий. Дайте мне еще раз сказать вам, что английский народ хочет мира, добьется мира и не успокоится, пока не добьется его"".
Особенно интересовался Уэллс литературной жизнью России. Ежевечерне он встречался и разговаривал с писателями в квартире Горького. Огромное значение имели для него беседы с самим Горьким, который лучше, чем кто-либо другой, был осведомлен обо всех литературных начинаниях.
По-видимому, самым интересным эпизодом, связанным с литературной жизнью Петрограда, было для Уэллса посещение издательства "Всемирная литература". Он присутствовал на редакционном заседании, попросил экземпляр каталога книг, предполагавшихся к изданию, и основательно над ним поработал. По свидетельству К. И. Чуковского, Узллс сделал множество дополнений и поправок, с которыми Горький, очевидно, посчитался. К сожалению, экземпляр каталога с пометками Уэллса утрачен. Его присвоил и увез с собой некто мистер Кини из "Американской администрации помощи" (АРА).
Проект "Всемирной литературы" поразил Уэллса. Россия, жившая в титаническом напряжении всех сил, голодающая и обороняющаяся от многочисленных врагов, затевала литературное предприятие, равного которому не было ни в одной другой стране мира. "В этой непостижимой России, - писал Уэллс, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое сейчас в богатой Англии и богатой Америке... сотни людей работают над переводами; книги, переведенные ими, печатаются и смогут дать новой России такое знакомство с мировой литературой, какое недоступно ни одному другому народу".
В разговорах с писателями Уэллс интенсивно и широко интересовался русской литературой, обнаружив при этом хорошую осведомленность в творчестве русских писателей: Толстого, Тургенева, Лермонтова, Гончарова, Лескова и других. Но он хотел знать больше и задавал своим собеседникам бесчисленное количество вопросов.
Сейчас трудно восстановить во всех деталях картину пребывания Уэллса в Петрограде. Немного осталось людей, встречавших английского писателя в 1920 годи.
Память человеческая - этот капризный инструмент - сохранила лишь отдельные, порой случайные эпизоды, связанные с петроградской жизнью Уэллса. Кое-кто помнит, например, бурное восхищение Уэллса шаляпинским мастерством перевоплощения.
Однажды вечером Уэллс слушал "Вражью силу" в Михайловском театре. На следующий день в этом же театре он слушал "Дон-Кихота". Увидев на сцене длинного, тощего, костлявого рыцаря из Ламанчи, Уэллс отказывался верить, что это Шаляпин, хотя сидел он у самой сцены в директорской ложе. Только в антракте, когда Шаляпин пришел в ложу поздороваться, он поверил и восхитился.
Другой эпизод связан с именем артиста Монахова. Как-то вечером в квартире Горького Монахов произнес длинный тост. Это был набор русских слов с потрясающе точным английским акцентом. Уэллс внимательно слушал, а потом сказал своему соседу: "Он несомненно говорит по-английски, но что это за диалект? Я слышу его в первый раз".
Подобные воспоминания, несомненно, оживляют картину пребывания Уэллса в Петрограде, но, к сожалению, дополняют ее не слишком существенно. Газетные материалы тоже мало помогают делу. На фоне грандиозных и нередко трагических событий того времени приезд Уэллса выглядел малозначительной деталью. Вероятно поэтому информация об Уэллсе ограничивается несколькими весьма скупыми заметками.
Тем не менее, объединив воспоминания современников, газетную информацию и рассказ самого Уэллса, мы получаем достаточно точную и подробную картину, на основании которой можно судить о том, что привлекало внимание писателя в Петрограде, какова была его реакция на увиденное и какие цели он преследовал в своей поездке.
Во время своего кратковременного пребывания в Петрограде Уэллс поразил многих встречавшихся с ним людей особым даром интенсивного восприятия. Его интеллект работал со сверхъестественной энергией. Он мало говорил, но очень внимательно слушал, вглядывался, расспрашивал, впитывая, как губка, все новую и новую информацию. К. И. Чуковский рассказывает, что Уэллс даже пытался понять своих собеседников по тону, по жесту, по выражению лица. Он не мог, не хотел ждать, покуда переводчица переведет их реплики на английский язык.
Критика нередко говорит об ошибочных впечатлениях и выводах Уэллса относительно жизни революционного Петрограда. Ошибок действительно много. Они были неизбежны.
Но, может быть, стоит обратить внимание и на другую сторону дела: Уэллс за несколько дней сумел увидеть и понять столько, сколько другим не удавалось за несколько месяцев и даже лет.
Из Петрограда Уэдлс отправился в Москву, где, как известно, встретился с Владимиром Ильичем Лениным. Рассказ о беседе Ленина с Уэллсом мог бы состаьить предмет специальной статьи. Впрочем, история встречи выдающегося фантаста с руководителем первого в мире социалистического государства хорошо известна. О ней писали неоднократно историки, публицисты, поэты и драматурги. О ней подробно рассказал сам Уэллс в одной из глав своей книжки "Россия во мгле", написанной тотчас по возвращении в Англию в октябре 1920 года.
Через день после своего приезда в Петроград Уэллс присутствовал на заседании Комиссии по улучшению быта ученых (КУБУ), председателем которой был Горький. Комиссия эта занималась не только вопросами быта. Покуда ее возглавлял Горький, ее правильнее было бы называть Комиссией спасения ученых и содействия развитию русской науки.
Заседание, на которое пришел Уэллс, было вполне рядовым и к тому же весьма характерным. В повестке дня смешивались самым удивительным образом вопросы быта ученых, организации науки, научной пропаганды и так далее. Обсуждались заявления ученых с проеьбвй о предоставлении им продуктового пайка, необходимость расширения научно-пррсветительской деятельности Дома ученых, проект организации международного съезда ученых в Петрограде, открытие галошно-починочной мастерской при Доме ученых и так далее - всего четырнадцать пунктов.
Участие в одном таком заседании давало достаточно материала, чтобы составигь себе некоторое представление о положении ученых в Петрограде. Неудивительно, что Уэллс был потрясен: люди, умирающие от истощения, замерзающие в холодных домах, обсуждают проект созыва международной конференции ученых. Всемирно известный писатель Максим Горький, академики Ольденбург, Ферсман, Манухин, Тонков - все ученые с мировыми именами - тратят время и силы на организацию галошно-починочной мастерской. От таких контрастов захватывало дух и становилось не по себе. Особенно Уэллса поразило, что ученые гораздо больше страдали не от голода, а от недостатка научной литературы и лабораторного оборудования. Они могли не есть, но не могли не работать. В своих очерках о России Уэллс писал впоследствии: "Наша блокада отрезала русских ученых от иностранной научной литературы. У них нет новой аппаратуры, не хватает писчей бумаги, лаборатории не отапливаются. Удивительно, что они вообще что-то делают. И все же они успешно работают. Павлов проводит поразительные по своему размаху и виртуозности исследования высшей нервной деятельности животных; Манухин, говорят, разработал эффективный метод лечения туберкулеза, даже в последней стадии, и так далее... Дух науки - поистине изумительный дух... В Доме литературы и искусств мы слышали кое-какие жалобы на нужду и лишения, но ученые молчали об этом. Все они страстно желают получить научную литературу; знания им дороже хлеба".
Уэллс выступил на этом заседании КУБУ и предложил организовать доставку научной литературы из Англии. Его предложение было тут же принят".
Пожалуй, ни в чем другом Уэллс не проявил столько энтузиазма и энергии, как в своем стремлении поддержать русскую науку.
Вскоре после его отъезда из России в Петроград стала поступать научная литература в весьма значительном количестве. При Доме ученых удалось даже устроить специальный читальный зал для работников Академии наук, унивеоситета и других научных учреждений Петрограда. Русская наука обязана Уэллсу по меньшей мере признательностью. Он поддержал петроградских ученых в трудное для них время тем, что было для них "дороже хлеба".
За десять дней, проведенных в Петрограде, Уэллс побывал в нескольких школах и рабочих университетах, принял участие в обсуждении проспекта издательства "Всемирная литература", познакомился с работой института экспериментальной медицины, посетил Академию наук, Дом ученых. Он осматривал коллекции Эрмитажа и слушал Шаляпина в опере. В Петрогубкоммуне он внимательно изучал "постановку продовольственного дела в Петрограде". "Уэллсу, - сообщает "Петроградская правда", были продемонстрированы картограммы и диаграммы, наглядно изображающие организацию снабжения и распределения продуктов среди петроградского населения. Писатель наиболее заинтересовался разработанной в настоящее время системой продзнаков, которые предполагается ввести в Петрограде взамен карточек. Уэлле посетил коммунальные столовые и предполагает ознакомиться также с хлебозаводами и другими предприятиями Петрогубкоммуны".
Об интересе Уэллса к организации народного хозяйства в России свидетельствует и К. Габданк, исполнявший в 1920 году обязанности председателя коллегии "Продпути", случайно оказавшийся в одном вагоне с Уэллсом, когда тот ехал в Москву, чтобы встретиться с Лениным.
Может быть, одним из самых значительных событий, связанных с пребыванием Уэллса в Петрограде было его участие в заседании пленума Петроградского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.
Он выступил с короткой речью, о содержании которой бегло упоминает в "России во мгле". Эта речь представляет достаточный интерес, чтобы привести хотя бы отрывки из нее. Текст ее был опубликован в "Петроградской правде".
Как сообщает газета, "Совет устраивает Уэллсу шумную овацию. Товарищ Уэллс произносит свою речь на английском языке. Ее переводит товарищ Зорин. Речь эта буквально гласит следующее:
"Я очень польщен оказанным мне приемом. Было бы самомнением думать, что такой сердечный прием оказан мне как личности. Я считаю, что честь эта оказана мне не как представителю страны или правительства, но как представителю свободной мысли Англии и Америки...
Я и единомышленники мои преследуем те же задачи, которые преследуете вы, а именно - всемирное государство социальной справедливости. Условия жизни на Западе - иные, чем в России, а разные условия жизни порождают разные приемы борьбы. Но конец будет тот же: всемирное государство, которому каждый будет служить по мере своих сил и которое будет обслуживать каждого, соответственно его потребностям.
Мы, на Западе, всеми силами стараемся добиться мира с Россией, - мира, при котором вы получите возможность продолжать в более легких условиях гигантскую работу создания нового политического и социального строя, среди полного разорения страны, доведенной до этого состояния милитаризмом и военной авантюрой царизма. Вы стоите перед созидательной работой, изумительной своим бесстрашием и силой.
Она не имеет себе равной в истории человечества. В ней выражение той гениальной способности России, которая давно проявлена в русской литературе, - я говорю о бесстрашной мысли и безграничном напряжении сил...
Россия и Англия, несмотря на все взаимные прегрешения, могут любить и понимать друг друга и вместе работать для человечества и для того нового мира, который рождается среди мрака и бедствий. Дайте мне еще раз сказать вам, что английский народ хочет мира, добьется мира и не успокоится, пока не добьется его"".
Особенно интересовался Уэллс литературной жизнью России. Ежевечерне он встречался и разговаривал с писателями в квартире Горького. Огромное значение имели для него беседы с самим Горьким, который лучше, чем кто-либо другой, был осведомлен обо всех литературных начинаниях.
По-видимому, самым интересным эпизодом, связанным с литературной жизнью Петрограда, было для Уэллса посещение издательства "Всемирная литература". Он присутствовал на редакционном заседании, попросил экземпляр каталога книг, предполагавшихся к изданию, и основательно над ним поработал. По свидетельству К. И. Чуковского, Узллс сделал множество дополнений и поправок, с которыми Горький, очевидно, посчитался. К сожалению, экземпляр каталога с пометками Уэллса утрачен. Его присвоил и увез с собой некто мистер Кини из "Американской администрации помощи" (АРА).
Проект "Всемирной литературы" поразил Уэллса. Россия, жившая в титаническом напряжении всех сил, голодающая и обороняющаяся от многочисленных врагов, затевала литературное предприятие, равного которому не было ни в одной другой стране мира. "В этой непостижимой России, - писал Уэллс, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое сейчас в богатой Англии и богатой Америке... сотни людей работают над переводами; книги, переведенные ими, печатаются и смогут дать новой России такое знакомство с мировой литературой, какое недоступно ни одному другому народу".
В разговорах с писателями Уэллс интенсивно и широко интересовался русской литературой, обнаружив при этом хорошую осведомленность в творчестве русских писателей: Толстого, Тургенева, Лермонтова, Гончарова, Лескова и других. Но он хотел знать больше и задавал своим собеседникам бесчисленное количество вопросов.
Сейчас трудно восстановить во всех деталях картину пребывания Уэллса в Петрограде. Немного осталось людей, встречавших английского писателя в 1920 годи.
Память человеческая - этот капризный инструмент - сохранила лишь отдельные, порой случайные эпизоды, связанные с петроградской жизнью Уэллса. Кое-кто помнит, например, бурное восхищение Уэллса шаляпинским мастерством перевоплощения.
Однажды вечером Уэллс слушал "Вражью силу" в Михайловском театре. На следующий день в этом же театре он слушал "Дон-Кихота". Увидев на сцене длинного, тощего, костлявого рыцаря из Ламанчи, Уэллс отказывался верить, что это Шаляпин, хотя сидел он у самой сцены в директорской ложе. Только в антракте, когда Шаляпин пришел в ложу поздороваться, он поверил и восхитился.
Другой эпизод связан с именем артиста Монахова. Как-то вечером в квартире Горького Монахов произнес длинный тост. Это был набор русских слов с потрясающе точным английским акцентом. Уэллс внимательно слушал, а потом сказал своему соседу: "Он несомненно говорит по-английски, но что это за диалект? Я слышу его в первый раз".
Подобные воспоминания, несомненно, оживляют картину пребывания Уэллса в Петрограде, но, к сожалению, дополняют ее не слишком существенно. Газетные материалы тоже мало помогают делу. На фоне грандиозных и нередко трагических событий того времени приезд Уэллса выглядел малозначительной деталью. Вероятно поэтому информация об Уэллсе ограничивается несколькими весьма скупыми заметками.
Тем не менее, объединив воспоминания современников, газетную информацию и рассказ самого Уэллса, мы получаем достаточно точную и подробную картину, на основании которой можно судить о том, что привлекало внимание писателя в Петрограде, какова была его реакция на увиденное и какие цели он преследовал в своей поездке.
Во время своего кратковременного пребывания в Петрограде Уэллс поразил многих встречавшихся с ним людей особым даром интенсивного восприятия. Его интеллект работал со сверхъестественной энергией. Он мало говорил, но очень внимательно слушал, вглядывался, расспрашивал, впитывая, как губка, все новую и новую информацию. К. И. Чуковский рассказывает, что Уэллс даже пытался понять своих собеседников по тону, по жесту, по выражению лица. Он не мог, не хотел ждать, покуда переводчица переведет их реплики на английский язык.
Критика нередко говорит об ошибочных впечатлениях и выводах Уэллса относительно жизни революционного Петрограда. Ошибок действительно много. Они были неизбежны.
Но, может быть, стоит обратить внимание и на другую сторону дела: Уэллс за несколько дней сумел увидеть и понять столько, сколько другим не удавалось за несколько месяцев и даже лет.
Из Петрограда Уэдлс отправился в Москву, где, как известно, встретился с Владимиром Ильичем Лениным. Рассказ о беседе Ленина с Уэллсом мог бы состаьить предмет специальной статьи. Впрочем, история встречи выдающегося фантаста с руководителем первого в мире социалистического государства хорошо известна. О ней писали неоднократно историки, публицисты, поэты и драматурги. О ней подробно рассказал сам Уэллс в одной из глав своей книжки "Россия во мгле", написанной тотчас по возвращении в Англию в октябре 1920 года.