— Это всего лишь ветхий сарай, — старик махнул рукой. — Только глядите за искрами, не пошел бы огонь верхами. Топай, Вернушка, в дом, а сарай… пусть догорает.
Я молча послушалась. Даже не заметила, как выскочила в одной сорочке, босая, растрепанная, не понимая где явь, а где сон. Присела на ложе и до утра не сомкнула глаз. Боялась. А ну как засну, и приснится еще более жуткий сон? А еще тишина мешала, не баюкало больше завораживающее послезвоние. "Безрод уехал" тяжеловесно, ровно кузнечные заготовки, падало куда-то внутрь, и от оглушительного звона закладывало уши.
— Проснулась? — Потык нашел меня на завалинке и как будто совсем тому не удивился.
— Вовсе не спала.
Старик присел рядом. Он уже где-то побывал, сапоги искрили росой в первых лучах солнца.
— В Беловодицу ходил.
— В сад?
— Ага. Стоит. Меня ждет. Вот соберусь с силами и впрягусь. Неподъемен гуж, да мне упрямцу все равно.
— А как я тут очутилась?
Потык усмехнулся.
— Что ты помнишь?
— Да так… Всякие обрывки, звери, люди.
Старик сунул в зубы травинку и вытянул ноги.
— Нечасто сапоги надеваю. Не люблю их. Земля куда мягче, ведь, правда? На земле спала, когда нашел.
Кивнула. Это помню.
— Слух по округе пошел. Дескать, на поляне, у дороги встало диво-дивное — каменное изваяние, а под ним полоумная живет. И якобы лечит она всякого, зверя и человека.
— Был какой-то волк. Или собака…
— Волк. Тех охотников из Преуспелихи я знаю, парни серьезные, врать не станут. Иной приукрасит, мол, медведя в одиночку взял, эти — нет. Никогда. От них и услышал про бабу, возле которой волк сделался ласков, будто ручная собака. Сам в руки отдался. А еще сказали, что даже подойти близко не смогли. Такой тяжестью нутро налилось, таким предчувствием, стало так страшно, как не было в охоте на медведя. Говорили, ноги едва не отнялись, даже на шаг сподобиться не смогли.
Я слушала молча. Как нечто незначительное вспоминала и то, и это, и охотников, и волка.
— Волчище был обречен. Кровищи потерял — не дайте боги! А ведь выжил серый. Да еще говорят… — старик понизил голос до шепота. — Будто обломок стрелы сам из раны пополз!
— Да?
— Тебе виднее. Потом был мальчишка.
— Какой мальчишка?
— Не знаю. Просто мальчишка. Человек вовсе не так глуп, как иногда кажется. Разглядеть очевидное не сложно, были бы глаза открыты.
— И что мальчишка?
— Рысь порвала. Думали, не выживет, деревенский ворожец отступился, а тут молва подоспела про диковинного волка. Мальца принесли к тебе, положили у изваяния.
— И что?
— Выжил, — Потык помолчал. — Значит, решила изваяние поставить?
— Сам ведь говорил, что странное место, богами отмеченное. Дескать, понять бы только, что боги удумали.
— Теперь уж поняли, — старик задумчиво катал травинку по губам. — Нельзя брать и ничего не отдавать взамен. Так не бывает. Сначала унавозишь землю, потом польешь, тогда и требуй. А кто тесал каменного воя?
— Я.
— Сама?
— Да. Ты надоумил. А правда, что Кречета видела у изваяния или показалось?
— Едва я услышал про полоумную бабу на поляне, тотчас поспешил. Телегу снарядил, кликнул старшего и поспешили на поляну. А с другой стороны мастеровые подъехали, двое и тоже как будто по твою душу. Что они тебе не враги, я сразу понял. Видела бы ты, как они перепугались. Кречет глядел то на тебя, то на памятник, шептал что-то.
Я кивнула. Продолжай старик.
— Смотреть на тебя было страшно. Отощала, опустилась, ровно из ума выжила. Не видел бы тебя несколько дней назад — решил, что с тобой все кончено. Посмотрел внимательнее, а ведь пляшет где-то в глазах огонек, да так глубоко и слабо, что раздувай из искорки пламя — не вдруг и раздуешь. Вот и забрал тебя к себе. Хотел и Кречет, но у него телеги не было, и ехать вышло бы дальше.
— А ночью что случилось?
— Ничего, — старик усмехнулся. — Поджег сарай, велел старшему орать дурным голосом, тебя звать.
— Зачем?
— Спала ты, дуреха, да не простым сном. Словно замерзла. Будто половина тебя вслед за Безродом умчалась, а жить на свете осталась другая половина. Только много ли наживешь половиной сердца, вполглаза, вполвздоха?
— И что?
— А ничего. Разбудили тебя. Спасать Безрода прибежала, да не половинкой — целиком. Кто же любит вполсердца? И спасала, как любишь — всей душой. Ну, слава богам, собрали по кусочкам!
— Ты сарай сжег. Зачем?
Потык улыбнулся.
— Все затем же. Я понял что-то очень важное про изваяние на поляне. И, наверное, не раз еще схожу на поклон каменному вою в красной рубахе. За тем, за этим. Жизнь трудная штука, без крови обойтись не получится. А получать, не отдавая, невозможно.
— И что теперь мне делать?
— То же что и раньше. Только не половинкой, а целиком. Кольцо у тебя красивое.
Кольцо? Какое кольцо? В безумии последних дней даже не заметила, как на пальце оказалось то самое обручальное кольцо. Видимо каталась по поляне и нашла случайно. Натянула на палец и сама не заметила. Вот те раз! Я тупо смотрела на кольцо и не могла поверить удаче.
— Все, что нашли у изваяния, забрали с собой. Вещи, оружие, конь сам за телегой побежал.
— Губчик здесь?
— В хлеву стоит. Извини, конюшни нет. Пока не разжился.
Спрятала лицо в ладони. Голова кругом пошла. Воистину время понеслось как обезумевшая лошадь и меня совсем не жалеет. От бешеной скачки перед глазами уже давно все плывет, а дни и ночи летят, ровно стрелы. Пытаться поймать их руками гиблое дело.
— Так что мне теперь делать? Ты сказал про какую-то половину.
— Искать. Но не половиной души, а целиком. Полдуши ему вослед отпустила, еле вернули. Хочешь найти, ищи. Тебе решать.
А что тут решать? Я улыбнулась. Все решилось в тот момент, когда не нашла на поляне спутников. Душа задвинула голову куда-то в уголок, и унеслась по еще горячим следам поперек рассудка. Что тут решать? Я не смогу себя обмануть. Да и не хочу врать сама себе. Безрод мне нужен. И я ему нужна. Он просто не догадывается об этом.
— Поеду искать.
Старик усмехнулся.
— Ничего другого я не ждал. Ты главное не отчаивайся и голову не теряй. Держи душу в узде. Вперед отпусти да не сильно, лишь бы голова следом поспевала.
— А ты?
— Меня Беловодица ждет.
Еще несколько дней простояла у Потыка. Окрепла, отъелась, отмылась, отогрелась. Подарки, что оставили Безрод, Гарька и Тычок всякий раз в изголовье клала. Раньше не замечала, только на каждом подарке нашла капельку крови. Подарки не простые, каждый оставил мне частичку своей души. А ровно через седмицу съехала. Сама не знала куда. Куда-нибудь.
Я молча послушалась. Даже не заметила, как выскочила в одной сорочке, босая, растрепанная, не понимая где явь, а где сон. Присела на ложе и до утра не сомкнула глаз. Боялась. А ну как засну, и приснится еще более жуткий сон? А еще тишина мешала, не баюкало больше завораживающее послезвоние. "Безрод уехал" тяжеловесно, ровно кузнечные заготовки, падало куда-то внутрь, и от оглушительного звона закладывало уши.
— Проснулась? — Потык нашел меня на завалинке и как будто совсем тому не удивился.
— Вовсе не спала.
Старик присел рядом. Он уже где-то побывал, сапоги искрили росой в первых лучах солнца.
— В Беловодицу ходил.
— В сад?
— Ага. Стоит. Меня ждет. Вот соберусь с силами и впрягусь. Неподъемен гуж, да мне упрямцу все равно.
— А как я тут очутилась?
Потык усмехнулся.
— Что ты помнишь?
— Да так… Всякие обрывки, звери, люди.
Старик сунул в зубы травинку и вытянул ноги.
— Нечасто сапоги надеваю. Не люблю их. Земля куда мягче, ведь, правда? На земле спала, когда нашел.
Кивнула. Это помню.
— Слух по округе пошел. Дескать, на поляне, у дороги встало диво-дивное — каменное изваяние, а под ним полоумная живет. И якобы лечит она всякого, зверя и человека.
— Был какой-то волк. Или собака…
— Волк. Тех охотников из Преуспелихи я знаю, парни серьезные, врать не станут. Иной приукрасит, мол, медведя в одиночку взял, эти — нет. Никогда. От них и услышал про бабу, возле которой волк сделался ласков, будто ручная собака. Сам в руки отдался. А еще сказали, что даже подойти близко не смогли. Такой тяжестью нутро налилось, таким предчувствием, стало так страшно, как не было в охоте на медведя. Говорили, ноги едва не отнялись, даже на шаг сподобиться не смогли.
Я слушала молча. Как нечто незначительное вспоминала и то, и это, и охотников, и волка.
— Волчище был обречен. Кровищи потерял — не дайте боги! А ведь выжил серый. Да еще говорят… — старик понизил голос до шепота. — Будто обломок стрелы сам из раны пополз!
— Да?
— Тебе виднее. Потом был мальчишка.
— Какой мальчишка?
— Не знаю. Просто мальчишка. Человек вовсе не так глуп, как иногда кажется. Разглядеть очевидное не сложно, были бы глаза открыты.
— И что мальчишка?
— Рысь порвала. Думали, не выживет, деревенский ворожец отступился, а тут молва подоспела про диковинного волка. Мальца принесли к тебе, положили у изваяния.
— И что?
— Выжил, — Потык помолчал. — Значит, решила изваяние поставить?
— Сам ведь говорил, что странное место, богами отмеченное. Дескать, понять бы только, что боги удумали.
— Теперь уж поняли, — старик задумчиво катал травинку по губам. — Нельзя брать и ничего не отдавать взамен. Так не бывает. Сначала унавозишь землю, потом польешь, тогда и требуй. А кто тесал каменного воя?
— Я.
— Сама?
— Да. Ты надоумил. А правда, что Кречета видела у изваяния или показалось?
— Едва я услышал про полоумную бабу на поляне, тотчас поспешил. Телегу снарядил, кликнул старшего и поспешили на поляну. А с другой стороны мастеровые подъехали, двое и тоже как будто по твою душу. Что они тебе не враги, я сразу понял. Видела бы ты, как они перепугались. Кречет глядел то на тебя, то на памятник, шептал что-то.
Я кивнула. Продолжай старик.
— Смотреть на тебя было страшно. Отощала, опустилась, ровно из ума выжила. Не видел бы тебя несколько дней назад — решил, что с тобой все кончено. Посмотрел внимательнее, а ведь пляшет где-то в глазах огонек, да так глубоко и слабо, что раздувай из искорки пламя — не вдруг и раздуешь. Вот и забрал тебя к себе. Хотел и Кречет, но у него телеги не было, и ехать вышло бы дальше.
— А ночью что случилось?
— Ничего, — старик усмехнулся. — Поджег сарай, велел старшему орать дурным голосом, тебя звать.
— Зачем?
— Спала ты, дуреха, да не простым сном. Словно замерзла. Будто половина тебя вслед за Безродом умчалась, а жить на свете осталась другая половина. Только много ли наживешь половиной сердца, вполглаза, вполвздоха?
— И что?
— А ничего. Разбудили тебя. Спасать Безрода прибежала, да не половинкой — целиком. Кто же любит вполсердца? И спасала, как любишь — всей душой. Ну, слава богам, собрали по кусочкам!
— Ты сарай сжег. Зачем?
Потык улыбнулся.
— Все затем же. Я понял что-то очень важное про изваяние на поляне. И, наверное, не раз еще схожу на поклон каменному вою в красной рубахе. За тем, за этим. Жизнь трудная штука, без крови обойтись не получится. А получать, не отдавая, невозможно.
— И что теперь мне делать?
— То же что и раньше. Только не половинкой, а целиком. Кольцо у тебя красивое.
Кольцо? Какое кольцо? В безумии последних дней даже не заметила, как на пальце оказалось то самое обручальное кольцо. Видимо каталась по поляне и нашла случайно. Натянула на палец и сама не заметила. Вот те раз! Я тупо смотрела на кольцо и не могла поверить удаче.
— Все, что нашли у изваяния, забрали с собой. Вещи, оружие, конь сам за телегой побежал.
— Губчик здесь?
— В хлеву стоит. Извини, конюшни нет. Пока не разжился.
Спрятала лицо в ладони. Голова кругом пошла. Воистину время понеслось как обезумевшая лошадь и меня совсем не жалеет. От бешеной скачки перед глазами уже давно все плывет, а дни и ночи летят, ровно стрелы. Пытаться поймать их руками гиблое дело.
— Так что мне теперь делать? Ты сказал про какую-то половину.
— Искать. Но не половиной души, а целиком. Полдуши ему вослед отпустила, еле вернули. Хочешь найти, ищи. Тебе решать.
А что тут решать? Я улыбнулась. Все решилось в тот момент, когда не нашла на поляне спутников. Душа задвинула голову куда-то в уголок, и унеслась по еще горячим следам поперек рассудка. Что тут решать? Я не смогу себя обмануть. Да и не хочу врать сама себе. Безрод мне нужен. И я ему нужна. Он просто не догадывается об этом.
— Поеду искать.
Старик усмехнулся.
— Ничего другого я не ждал. Ты главное не отчаивайся и голову не теряй. Держи душу в узде. Вперед отпусти да не сильно, лишь бы голова следом поспевала.
— А ты?
— Меня Беловодица ждет.
Еще несколько дней простояла у Потыка. Окрепла, отъелась, отмылась, отогрелась. Подарки, что оставили Безрод, Гарька и Тычок всякий раз в изголовье клала. Раньше не замечала, только на каждом подарке нашла капельку крови. Подарки не простые, каждый оставил мне частичку своей души. А ровно через седмицу съехала. Сама не знала куда. Куда-нибудь.