Но как же быть тогда с процитированным пушкинским "приговором" США? Приговор этот вынесен в статье Поэта, посвященной книге "Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера" (1830; Поэт читал ее во французском переводе, изданном в 1835-м), где была правдиво воссоздана судьба индейцев в США. "Отношения Штатов к индийским племенам, древним владельцам земли, ныне заселенной европейскими выходцами,- писал Пушкин,- подверглись... строгому разбору... явная несправедливость, ябеда14 и бесчеловечие американского Конгресса осуждены с негодованием" (там же).
   Таким образом, если "неумолимый эгоизм" и "страсть к довольству" внутри самого американского общества имеют те или иные противовесы (иначе оно, вероятней всего, самоуничтожилось бы...), то при соприкосновении США с каким-либо другим, чужим миром никаких сдерживающих начал нет и быть не может... Любое действие всецело определяется голым прагматизмом, основанном в конечном счете на долларовом эквиваленте. Поэтому, например, США сегодня имеют вполне "приличные" отношения с враждебной им по своей политическо-идеологической сути КНР и вкладывают в ее экономику сотни миллиардов долларов, а в то же время организуют блокаду и даже бомбардировки СФРЮ...
   * * *
   Но обратимся к 1940-м годам. Наиболее "впечатляющая" тогдашняя акция США - сбрасывание атомных бомб на Японию 6 и 9 августа 1945 года. И главный руководитель атомного проекта генерал Лесли Гровс в своей книге под названием "Теперь об этом можно рассказать" (1962) вольно или невольно поведал об истинной причине этой акции:
   "Когда мы только приступали к работам в области атомной энергии, Соединенные Штаты Америки еще не планировали применения атомного оружия против какой бы то ни было державы... С течением времени, наблюдая, как проект пожирает гигантские средства, правительство все более склонялось к мысли о применении атомной бомбы"42. Далее рассказано о том, как адмирал Пернелл, напутствуя перед самым вылетом для бомбардировки Нагасаки пилота Суини, спрашивает его: "Молодой человек, ты знаешь, сколько стоит эта бомба?" - и дает четкое указание: "Так вот, постарайся, чтобы эти деньги не пропали зря" (с. 284).
   Поистине впечатляет то, что точно такой же подход к делу определял и выбор объектов для бомбардировок. Первоначально одним из утвержденных объектов была древняя столица Японии Киото. Однако это вызвало категорическое возражение военного министра Стимсона, который в свое время, как сообщает Гровс, "побывал там... и этот город потряс его своими памятниками древней культуры" (с. 231)*.
   Жители Киото - как и Хиросимы и Нагасаки - не имели, так сказать, эквивалента в долларах, но храмы и дворцы Киото, созданные в VIII-ХVII веках, этого рода эквивалентом обладали (их, в частности, можно было переместить в США, как это делалось, например, со многими памятниками архитектуры Великобритании).
   В это даже нелегко поверить, но Стимсон, запретивший уничтожить Киото, молчаливо согласился с решением сбросить бомбу на Нагасаки,- несмотря на то, что при этом, сообщает Гровс, попадали "в зону непосредственного действия взрыва" несколько сотен находившихся здесь в лагере военнопленных солдат и офицеров США и Великобритании (с. 260-261)! "Несколько сотен..." Есть все основания усомниться в этом указанном Гровсом количестве погибших военнопленных в Нагасаки, ибо точно установлено, что всего в японском плену находились тогда 99 324 военнослужащих "союзников", и 25 855 из них не вернулись после войны43. Едва ли на небольшой территории Японии были многочисленные лагеря, рассчитанные всего на несколько сотен военнопленных (ведь если в одном лагере содержались 500 человек, пришлось бы создать 200 лагерей...)
   Гровс утверждает, что правота бомбардировок Хиросимы и Нагасаки вполне доказана, "если учитывать ценность спасенных жизней американцев" (с. 225. Выделено мною.- В. К.),- речь идет о солдатах, которые могли бы погибнуть, если бы Япония через семь дней после бомбардировки Нагасаки, 16 августа, не прекратила бы боевые действия против США; однако "ценность жизней" американских военнопленных, которые неизбежно должны были погибнуть в Нагасаки, не учитывалась, так как, очевидно, была менее значительной, чем ценность тех же памятников древней культуры в Киото...
   Все это, между прочим, достаточно широко известно (хотя в смысл этих событий редко вдумываются); гораздо менее осведомлены люди об истинной причине сбрасывания второй бомбы,- на Нагасаки. Гровс утверждает, что-де была необходимость, по его определению, "повторного доказательства" мощи нового оружия,- но это, конечно, заведомо сомнительный довод. Причина второй бомбардировки была позднее выявлена в книге Дж. Варбурга "Соединенные Штаты в послевоенном мире" (Нью-Йорк, 1966):
   "Первая, сброшенная на Хиросиму, была урановой бомбой. В ней были относительно уверены, но, чтобы изготовить ее, потребовался весь запас урана, имеющийся в распоряжении Соединенных Штатов Америки. Вторая бомба, сброшенная на Нагасаки, была плутониевой бомбой, которую стремились испытать по особым соображениям: если она сработает, мог быть изготовлен большой запас таких бомб. И для того, чтобы доказать это, примерно 100 000 японцев были убиты в Нагасаки"44 (вместе с ними и американские солдаты).
   Если первую бомбардировку еще можно объяснять стремлением добиться скорейшей капитуляции врага (хотя сам Гровс признал, что главное было в "оправдании" гигантских финансовых затрат)*, то вторая была призвана доказать эффективность плутониевой - значительно менее дорогостоящей бомбы...**
   То, что достаточно четко проявилось в истории, связанной с атомными бомбардировками, можно обнаружить в действиях США на мировой арене вообще. Сам "принцип" поведения США на мировой арене был сформулирован еще на заре их существования. Так, один из отцов-основателей и третий по счету президент США, Томас Джефферсон, писал 1 июня 1822 года о назревавшей тогда войне в Европе: "Создается впечатление, что европейские варвары вновь собираются истреблять друг друга... Истребление безумцев в одной части света способствует благосостоянию в других его частях. Пусть это будет нашей заботой и давайте доить корову, пока русские держат ее за рога, а турки - за хвост".
   Под коровой, как естественно предположить, имелась в виду Европа в целом, которая тогда была гораздо богаче, чем США, и Джефферсон, надо думать, испытал горькое разочарование, поскольку так и не дождался чаемой им войны: он умер в 1826-м, а лишь в следующем, 1827 году объединенный флот России, Великобритании и Франции разгромил в Наваринской бухте флот Турции, не желавшей дать независимость Греции.
   Но стремление "доить корову", то есть сугубо материальные интересы, всегда были и остаются определяющими для внешнеполитических акций США,- в том числе, как мы видели, даже в применении ядерного оружия. И следует осознать в связи с этим неадекватность прямого сопоставления действий США и СССР в их противостоянии в послевоенные годы, ибо СССР, напротив, нередко пренебрегал или даже жертвовал материальными интересами ради политико-идеологических целей, и попытки мерить действия двух держав одной мерой могут напомнить старинную поговорку о пудах и аршинах...
   Естественно возникает вопрос о том, что "лучше" и что "хуже". С чисто фактической точки зрения на этот вопрос едва ли можно ответить, ибо для людей, подвергающихся насилиям и тем более погибающих в ходе какой-либо "акции", в сущности безразлично, предпринималась ли эта акция ради создания более совершенного (с точки зрения тех, кто ее осуществлял) общества, либо в чьих-то чисто материальных интересах. Но с этической точки зрения можно, пожалуй, утверждать, что первое имеет преимущество над вторым,- если даже признать полную иллюзорность замысла о совершенном обществе: ведь все-таки те, кто осуществляли акцию, могли верить (и верили!), что несут благо другим людям (пусть даже последние так вовсе не считали). Яркий образец иной постановки вопроса - приведенное выше напутствие пилоту, обязывающее его нанести как можно больший урон Нагасаки (где находятся к тому же пленные американцы...), ибо на бомбу затрачены колоссальные деньги!..
   Дабы не было сомнений в том, что именно материальные интересы определяли мировую политику США, обращусь еще к знаменитому "плану Маршалла", выдвинутому государственным секретарем (то есть министром иностранных дел) США Дж. Маршаллом в июне 1947 года. Официальный его смысл заключался в "помощи" разоренной войной Европе, но, конечно, "план" давал возможность США во многом контролировать экономику, а в той или иной мере и политику стран, участвующих в этом предприятии. Однако редко говорится о кардинальной экономической выгоде, которую получали сами США, хотя особого секрета здесь нет.
   Современный историк раскрывает наиболее существенную причину принятия решения о "плане". В мае 1947 года заместитель госсекретаря Маршалла, Клейтон, совершил поездку по Европе и в своем докладе о ней нарисовал впечатляющую картину бедственного положения европейцев... Отмечая колоссальный платежный дефицит основных стран капиталистической Европы, он предостерегал: "Крушение Европы неминуемо и катастрофически отразится на американской экономике". Вскоре после опубликования "плана", 24 июня 1947 года, видный экономист СССР академик Е. С. Варга констатировал: "Решающее значение при выдвижении плана Маршалла имело экономическое положение США", которым необходима "продажа излишних (в условиях капитализма) товаров за границей, не покупая одновременно на соответствующие суммы товаров из-за границы... США в собственных интересах должны дать гораздо больше кредитов, чем они давали до сих пор, чтобы освободиться от лишних товаров внутри страны..."45 (выделено Варгой).
   Как видим, эксперты США и СССР одинаково истолковали истинную цель плана Маршалла, что делает это толкование особенно убедительным. Собственные сугубо "эгоистические" интересы играют определяющую роль во всех акциях США на мировой арене; это ясно и в наши дни.
   Но даже твердо установив это, мы еще не решаем тем самым вопрос, что (говоря попросту) "лучше": действия на мировой арене ради "выгоды" или ради какого-либо "идеала"? Об этом речь пойдет в дальнейшем.
   Глава шестая
   ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ, ПОСЛЕВОЕННЫЕ
   РЕПРЕССИИ, СТАЛИНСКИЙ КУЛЬТ...
   Как уже не раз говорилось, первые послевоенные годы - едва ли не самый загадочный период нашей истории, что, в частности, дает возможность тем или иным нынешним авторам сочинять любые небылицы об этом времени. Так, в популярном (увы) детективе Э. Радзинского "Сталин" (1997) после сообщения о двух арестованных в 1946-м и 1947 году людях, автор преподносит следующее "разъяснение":
   "Вся Москва с ужасом говорила об этих арестах: неужели снова начинается 1937 год? А он уже начался..." (с. 568) (Выделено мною.- В. К.).
   Итак, предлагается зловещая перекличка: 1937 - 1947... Однако ведь 26 марта того самого 1947 года был издан указ об отмене в победной стране смертной казни... И есть всецело достоверные документы, свидетельствующие, что в 1948-1949 годах в стране не было вынесено ни одного смертного приговора. Правда, 12 января 1950 года последовал указ, восстановивший смертную казнь,- по-видимому, в связи с готовившимся тогда процессом по так называемому Ленинградскому делу (о котором еще будет речь). И в течение 1950-1953 годов имели место 3894 смертных приговора1. Конечно же, цифра страшная - в среднем около тысячи приговоров за год... Но если сопоставить ее с соответствующей цифрой 1937-1938 годов, когда было вынесено 681 692 смертных приговора, то есть около 1000 за день (а не за год!) - утверждение Радзинского о начавшемся в 1947 году новом "1937-м" предстает как совершенно безответственная выдумка; в сопоставленных только что цифрах, если воспользоваться модной в свое время формулой, "количество переходит в качество". К сожалению, подобного рода выдумки внедряются в сознание людей уже более сорока лет, с 1956 года.
   Нет сомнения, что в 1946-1953 годах было достаточно много всяческих жестокостей, несправедливостей, насилий. Но, как явствует из фактов, "политический климат" в стране стал значительно менее жестоким, чем в предвоенное время - не говоря уже о времени коллективизации и самой революции.
   Правителей, которые начали во второй половине 1950-х годов внушать самые мрачные представления о последних годах жизни Сталина, еще можно при большом желании понять и "оправдать". Они стремились предстать в глазах людей в качестве спасителей страны от предшествующего - чудовищного по своим масштабам и беспощадности - сталинско-бериевского (как тогда утверждалось) политического террора, который к тому же с течением времени якобы все более возрастал, и если бы, мол, Иосиф Виссарионович прожил еще хотя бы год-другой, или если бы власть после его смерти захватил бы Лаврентий Павлович, террор этот привел бы к совсем уж тотальной гибели населения...
   Наиболее тщательный и вместе с тем наиболее объективный - отнюдь не закрывающий глаза на произвол и жестокость - исследователь ГУЛАГа, В. Н. Земсков, отметил, что Н. С. Хрущев "с целью помасштабнее представить собственную роль освободителя жертв сталинских репрессий написал: "...Когда Сталин умер, в лагерях находились до 10 млн. человек". В действительности же 1 января 1953 года в ГУЛАГе содержались 2 468 524 заключенных*. И, сообщает В. Н. Земсков, сохранились "копии докладных записок руководства МВД СССР на имя Н. С. Хрущева с указанием точного числа заключенных, в том числе и на момент смерти И. В. Сталина. Следовательно, Н. С. Хрущев был прекрасно информирован о подлинной численности гулаговских заключенных и преувеличил ее в четыре раза преднамеренно"2.
   К этому суждению В. Н. Земскова необходимо добавить следующее. Хрущев, называя способную потрясти цифру "10 млн.", стремился к тому же внушить, что речь идет главным образом о политических заключенных. Правда, опасаясь, надо думать, совсем уж завраться, Никита Сергеевич вслед за цитированной фразой о "10 млн." оговорил: "Там (то есть в десятимиллионном ГУЛАГе.- В. К.), конечно, были и уголовники15..."3, но явно хотел, чтобы это "были" понималось в том смысле, что "уголовники" составляли скромное меньшинство заключенных. Между тем в действительности доля политических заключенных в начале 1953 года, как это непреложно явствует из исследования В. Н. Земскова, составляла в начале 1953 года 21 процент от общего числа заключенных (ИТЛ и ИТК),- то есть немногим более 1/5... И, значит, Хрущев, который, называя цифру 10 млн. заключенных ко времени смерти Сталина, конечно же, "подразумевал", что это, главным образом, жертвы сталинско-бериевского политического террора, преувеличивал не в четыре, а в двадцать раз!
   Но о политических репрессиях 1946-1953 годов мы еще будем говорить. Прежде целесообразно обратить внимание на своего рода иронию истории. Дело в том, что инициатором обличения послевоенного сталинского террора и практической ликвидации его последствий был не кто иной как Л. П. Берия, которого затем объявили главным исполнителем злодейской воли Сталина, а во многом даже и "вдохновителем" этой воли.
   После смерти Сталина Лаврентий Павлович занял второе (первое - Г. М. Маленков) место в правящей иерархии, а также возглавил новое Министерство внутренних дел, в котором соединились два ранее (с 1943 года) самостоятельных ведомства - государственной безопасности (НКГБ-МГБ) и внутренних дел (НКВД-МВД),
   В наше время был опубликован ряд исследований (и, надо сказать, самых различных авторов), в которых на основе непреложных фактов показано, что именно Берия был наиболее решительным и последовательным сторонником "разоблачения культа" Сталина, для чего у него, в частности, имелись личные мотивы: в 1951-1952 годах развертывалось следствие по так называемому мегрельскому (мегрелы или, иначе, мингрелы - одно из грузинских племен) делу, которое представляло грозную опасность для самого Берии, принадлежавшего к мегрелам4. И именно он первым публично констатировал, что в стране нарушаются "права граждан", упомянув об этом в своей речи, произнесенной непосредственно над гробом Сталина 9 марта 1953 года!
   Берия был официально утвержден на посту министра ВД 15 марта, но уже через десять дней, 26 марта, этот, без сомнения, энергичнейший деятель представил в Президиум ЦК проект амнистии, согласно которому подлежало немедленному освобождению около половины людей, находившихся тогда в заключении. 27 марта проект был утвержден Президиумом ЦК, и, в общем, реализован уже к августу 1953 года5.
   Стоит сразу же сказать, что государственные амнистии отнюдь не обязательно обусловлены "гуманными" соображениями; это практикуемый с древнейших времен способ привлечения симпатий населения на сторону власти(. И, конечно же, Лаврентий Павлович ни в коей мере не являл собой "гуманиста". К тому же многие люди, в чье сознание внедрена предложенная в 1956 году картина последних лет правления Сталина, скажут, по всей вероятности, что Берия в 1953 году лицемерно освобождал тех, кого он сам же и посадил ранее...
   Однако версия, согласно которой именно Берия руководил политическими репрессиями послевоенного периода или по крайней мере играл в них очень большую роль, совершенно не соответствует действительности,- хотя до сего дня эта версия преподносится во множестве сочинений, в том числе и в детективе Радзинского, изданном в 1997 году, когда, казалось бы, не так уж трудно было убедиться в ее вымышленности.
   Имевшие место в 1953 году арест и казнь Берии, который являлся вторым лицом в государственной власти, нуждались в "оправдании", а кроме того, крайне выгодно было превратить его в козла отпущения,- отсюда и объявление Берии своего рода сверхпалачом, который, мол, не только выполнял, но и намного перевыполнял сталинские указания по части политических репрессий.
   Дабы яснее представить себе суть дела, следует вспомнить, что после Октября 1917 года были созданы два различных ведомства - Наркомат внутренних дел (НКВД) и Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК), превращенная в 1922 году в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ). НКВД, в сущности, не занимался политическими репрессиями; характерно, что имена наркомов внутренних дел конца 1910-х начала 1930-х годов - А. И. Рыков, Г. И. Петровский, В. Н. Толмачев - не несут в себе ничего "пугающего"; правда, ныне вызывает негативную реакцию имя наркома в 1923-1927 годах А. Г. Белобородова, но это обусловлено не его деятельностью на посту главы НКВД, а тем, что ранее, в 1918 году, он играл одну из главных ролей в уничтожении царской семьи.
   Аббревиатура "НКВД" приобрела зловещий ореол лишь после того, как 10 июля 1934 года в НКВД влилось ОГПУ, наименованное теперь "Главным управлением государственной безопасности - ГУГБ"16. Во главе нового НКВД с июля 1934 года находился Г. Г. Ягода, а с 1 октября 1936-го до 7 декабря 1938-го - Н. И. Ежов,- то есть примерно по два года с четвертью каждый, после чего оба были отрешены от своих постов и затем арестованы и казнены. Берия, сменивший Ежова, призван был, как это точно известно, решительно укротить поток репрессий. Это ясно уже хотя бы из того, что в 1937 году было вынесено 353 074 смертных приговора по политическим обвинениям, в 1938-м - 328 618 таких приговоров, а в 1939-м - всего лишь 2552 и в 1940-м - 1649; к тому же значительная часть приговоренных к смерти в 1939-1940-м принадлежали к "людям Ежова" - во главе с ним самим... И их уничтожение было, очевидно, неизбежным итогом осуществлявшихся ими массовых репрессий...
   Берия играл иную, в значительной мере противоположную роль, и казнь постигла его только через пятнадцать лет после того, как он возглавил НКВД (и вовсе не за "палачество"; в 1953 году об его роли в репрессиях не было речи - эту тему выдвинули и широко развернули только в 1956 году!). Но во главе репрессивного аппарата Берия пробыл не дольше, чем Ежов: 3 февраля 1941 года, то есть спустя именно два года с четвертью после занятия Берией поста наркома, единый НКВД был опять разделен на два ведомства (таким образом, восстановился тот порядок, который имел место до июля 1934 года) собственно НКВД, возглавленный Берией, и НКГБ, во главе которого стал бывший первый заместитель Берии В. Н. Меркулов.
   Правда, разразившаяся менее чем через пять месяцев Отечественная война заставила приостановить "раздел" наркомата, но 14 апреля 1943 года, после победного перелома в Сталинградской битве и вынужденного бегства врага на запад с Ржевского рубежа, НКВД был окончательно поделен на наркоматы внутренних дел и государственной безопасности (лишь в марте 1953-го они были ненадолго воссоединены по предложению того же Берии).
   Между прочим, в ходе "разоблачения" Берии в июле 1953 года А. И. Микоян, который в годы войны занимал одно из высших мест в государственной иерархии* и был, естественно, осведомлен о происходившем, засвидетельствовал: "Во время войны товарищ Сталин разделил МВД (вернее, НКВД.- В. К.) и Госбезопасность", и это "было сделано из недоверия к Берии"7.
   Мне представляется, что дело было не столько в недоверии к самой личности Берии, сколько в нежелании Сталина доверять госбезопасность на длительное время одному человеку. Сменивший Берию Меркулов был отстранен (если учитывать его первое назначение на пост наркома ГБ в феврале 1941-го) через пять лет, в мае 1946-го; те же пять лет "продержался" и его преемник - В. С. Абакумов, который, правда, был в 1951 году не только снят со своего поста, но и арестован.
   Итак, еще с апреля 1943 года Берия не руководил аппаратом политических репрессий - НКГБ (с 1946-го - МГБ); до 29 декабря 1945 года он оставался наркомом ВД, а затем покинул и этот пост, сосредоточившись на деятельности в качестве главы (с 20 августа 1945-го) "Спецкомитета" по атомной энергии.
   Могут возразить, что во главе Госбезопасности с апреля 1943-го до мая 1946 года стоял его бывший заместитель (и вообще "человек Берии") Меркулов; однако теперь нарком ГБ непосредственно подчинялся не своему прежнему патрону, а "куратору" НКГБ - секретарю ЦК и начальнику Управления кадров ЦК Г. М. Маленкову. И известно, что у Меркулова сразу же возникли конфликты с Берией, которые имели весьма выразительный финал: когда Берия в марте 1953 года, после смерти Сталина, встал во главе вновь объединенного МВД-МГБ, он назначил на ответственные посты почти всех своих ближайших соратников конца 1930-х - начала 1940-х годов, однако Меркулова (несмотря на его просьбу)8 отверг**.
   Не приходится уже говорить о последующих годах (май 1946 года - март 1953-го), когда во главе Госбезопасности стояли люди, чуждые или даже враждебные Берии - В. С. Абакумов и, затем, С. Д. Игнатьев (о них еще будет речь). Следует также отметить, что почти все ближайшие "люди Берии" (Б. З. Кобулов, Л. Е. Влодзимирский, П. Я. Мешик и другие), занимавшие при нем высокие посты в НКГБ, в 1946 году были переведены в иные сферы деятельности.
   Превращение Берии (в различных заявлениях Хрущева и других) в виновника всех политических репрессий с конца 1930-х до начала 1950-х годов, а также общая атмосфера засекреченности привели к тому, что даже, казалось бы, хорошо осведомленные авторы усматривали в Лаврентии Павловиче главного палача. Так, знаменитый писатель Константин Симонов, который в 1952-1956 годах был кандидатом в члены самого ЦК КПСС, писал в 1979 году,притом обращаясь скорее к потомкам, чем к современникам (его мемуары были опубликованы через десять лет после его кончины, в 1989 году): "Какое-то время перед смертью Сталина Берия не находился на посту министра государственной безопасности*, хотя и продолжал практически в той или иной мере курировать министерства государственной безопасности и внутренних дел"9.
   Можно допустить, что Берия как-то влиял на "практику" МВД, главой которого с конца 1945 года до марта 1953-го был его бывший первый заместитель (по НКВД) С. Н. Круглов. Но нет никаких оснований полагать, что Берия в 1946-1952 годах имел возможность влиять на практику МГБ. Об этом ясно говорит, например, тот факт, что в 1951 году были арестованы по обвинению в "сионистском заговоре" оставшиеся и после 1946 года на службе в МГБ близкие Берии люди - генерал-лейтенант Л. Я. Райхман, генерал-майор Н. И. Эйтингон, полковник А. Я. Свердлов и другие - но, только став главой объединенного МВД в марте 1953 года, Берия смог освободить их из заключения и назначить на ответственные посты в своем министерстве...
   Один из тех очень и очень немногих людей, которые занимали высокие должности в НКГБ-МГБ с конца 1930-х до 1953 года и вместе с тем дожили до поры широкой "гласности", генерал-лейтенант ГБ П. А. Судоплатов (1907-1996), безоговорочно утверждал, что в послевоенные годы Берия был "отстранен от курирования любых дел, связанных с госбезопасностью"10,отметив, правда, что, поскольку Лаврентий Павлович руководил "Спецкомитетом" по атомной бомбе, он все же имел дело с МГБ - но только по линии внешней разведки, добывавшей сведения об атомной программе Запада (там же, с. 503).
   Многое из того, что известно о Л. П. Берии, не дает оснований видеть в нем (а некоторые нынешние авторы к этому склонны) "позитивную" фигуру, хотя в огромной энергии и организаторских способностях ему не отказывали подчас даже те, кто проклинали его,- как, например, академик А. Д. Сахаров, работавший восемь лет под его руководством. Но независимо от личных качеств Берии сами исторические обстоятельства складывались так, что, будучи дважды - в декабре 1938 года и в марте 1953-го - назначаем главой Госбезопасности, он оба раза имел задачу не раздуть пламя репрессий, а, напротив, пригасить его. А между апрелем 1943 года и мартом 1953-го Берия, как уже сказано, вообще не был причастен к политическим репрессиям.