Примчалась Галка со своим вечным спутником – Ричардом, тряхнула косами, щелкнула Павлика по загривку. Ей тоже было весело.
   – Поздоровайся, Рик, – велела она. Пес сел и поднял лапу.
   – Какая громадная собака. И умная, – сказала мама. – Вот бы нам такую. Никого бы не пустила в квартиру. А то ни одного мужчины в доме…
   Володя фыркнул и удалился с крыльца походкой смертельно оскорбленного человека. Лена захохотала.
   Во дворе появилась Анна Васильевна. Я никогда раньше не видел ее такой. Она запыхалась, будто долго бежала, на раскрасневшемся лице была радостная улыбка человека, на которого свалилось неожиданное счастье.
   – Война кончилась, – сказала она.
   То, чего ждали со дня на день, все же пришло неожиданно.
   Кончилась война. Значит, теперь обязательно вернется Саша. Значит, больше не будет страшного слова “похоронка”. Значит, начнется с этого дня волшебная жизнь, которую я почти не помнил, которую называли словом МИР. Почему же плачет мама? И Анна Васильевна, которая только что смеялась…
   – Это от радости, – шепчет Павлик.
   А мне совсем не хочется плакать. Мне хочется смеяться, петь, веселиться. От избытка чувств я хватаю за уши Рика, валю его на землю, и мы катаемся по траве.
   – Дай бог, чтобы дети больше ни разу не видели войны, – говорит мама.
   А в синем, синем, как море, небе распускает клейкие листья тополь.

6

   У Павлика и Галки наступили первые в жизни экзамены. Они готовились вместе, и я не мешал им. Теперь уже было не до обид, если на меня не обращали внимания или даже просили уйти из комнаты.
   Но вот кончилась пора экзаменов. Вечером мы снова собрались вместе.
   – Давайте, посмотрим камень, – предложил я.
   Павлик зажег в жестянке огарок солнечной свечки. Было светло, и камень горел слабо. Огарок начал коптить.
   – Собирается буря… – начал Павлик.
   – В Индийском океане, – сказал я.
   – Угу… Над морем предгрозовая тишина…
   Камень темнел. Фигурка корабля едва виднелась.
   – Налетел шквал. Небо затянулось мраком. Корабль борется с волнами. Выдержит ли он бурю? Доплывет ли до светлых солнечных берегов?
   Камень погас. Павлик снял крышку. Из жестянки поднялся тонкий дымок.
   – Свечка погасла.
   Павлик полез в коробку с елочными игрушками.
   – Кончились свечки, – сказал он через минуту. – Надо будет потом еще поискать, может быть, в шкафу остались.
   Но больше мы не видели, как горит голубым огнем камень с берега моря.
   На следующий день у Павлика возникли какие-то разногласия с матерью, и та в наказание заперла его в комнате, а сама ушла на работу. Некоторое время Павлик бурно выражал свое негодование, но потом успокоился: очевидно, сел за книгу.
   Я вышел во двор и увидел Галю.
   – Павлик дома? – спросила она.
   Я объяснил, что Павлик заперт.
   – Ой, как же быть? – огорчилась она. – Я ведь сегодня вечером уезжаю, Андрейка. В Ленинград.
   – В Ленинград?! Что же ты молчала!
   – Я не знала. Папа хотел сюрприз сделать… Мне так хотелось попрощаться с Павликом, – продолжала Галя. – Что же делать, Андрейка?
   Я думал. Окна квартиры Павлика выходили в соседний двор. Одно из наших окон было тоже с той стороны. Но мама до сих пор не выставляла там раму. Я решился.
   – Влетит тебе, – с сомнением сказала Галя, когда я начал отдирать от рамы бумажные полоски.
   – Ну и пусть. Помоги.
   Мы кое-как вытащили раму и вылезли в окно.
   Павлик сидел на подоконнике. На коленях у него лежала книга.
   – Павлик!
   Он обрадовался, открыл окно.
   – Лезьте.
   Мы влезли.
   – Галя уезжает, – сказал я.
   В соседнем саду под окнами цвела черемуха. Собирались облака. Небо потемнело, кусты замахали белыми ветками.
   – Павлик, смотри, что я тебе принесла. Тебе и Андрейке…
   Галя достала из кармашка маленький ученический компас с самодельной цепочкой из медной проволоки. На конце цепочки висел бронзовый якорек.
   – Это папа сделал.
   Из-за крыши появились лохматые серые тучи. Ветер рванул и стих. Ветки покачались, застыли в плотной тревожной тишине.
   – А что подарить на память тебе? – сказал Павлик.
   – Ну что ты! Ничего… Или… если не жалко, отдай мне камень…
   Скоро у меня будет день рождения…
   Павлик растерянно смотрел то на меня, то на Галю.
   – Понимаешь, Галя, я обещал его Андрейке, – начал он нерешительно.
   – А, ну не нужно тогда…
   И она весело заговорила о другом.
   А Павлик сосредоточенно думал.
   – Галя, Андрейка! А если разбить камень пополам?!
   Я понимал, что дело не в камне. Сказка кончилась, а дружба осталась. И Галя это понимала. И Павлик.
   И мы были рады, что нашли выход.
   Павлик положил камень на порог и взял молоток.
   Круглый белый камешек с берега моря раскололся аккуратно на две половинки. Но когда Павлик поднял их, мы увидели еще один небольшой осколок.
   – Вот хорошо! – обрадовался Павлик. – Я его возьму себе.
   И вдруг я почувствовал прилив великодушия.
   – Нет, Павлик, лучше мне… Лучше я возьму маленький кусок.
   – Андрейка, почему?
   – Ну, раз я самый маленький, то пусть…
   И я зажал осколок в кулаке.
   Мы выбрались в сад, затем через забор на наш двор. Стояла предгрозовая тишина. Листья тополя не шевелились. Но в воздухе уже не было духоты и гнетущей тревоги.
   Мы стояли на крыльце. На синем заслоне грозовых туч белела далекая башня городской библиотеки. Вокруг нее кружили голуби, тоже белые-белые.
   – Как чайки над маяком, – сказала Галя.
   – Да. Перед штормом…
   На крыльцо упала крупная капля.
   – Я побегу, скоро начнется ливень, – заторопилась Галя, – до свиданья, ребята!
   И она побежала.
   Галя, до свиданья!
   Вечером к нам неожиданно прибежал Рик. Под ошейником я нашел записку. Она была написана печатными буквами – специально для меня.
   “Андрейка, папа ничего не мог сделать, чтобы взять Рика с собой. Его так жалко. Твоя мама говорила. что хорошо, если бы у вас была такая собака. Возьмите его себе. Ведь ему некуда деться, а тебя он любит. Галя.”
   Рик терпеливо ждал, прока я его гладил, потом пошел к двери.
   Но я закрыл дверь
   – Не ходи, Ричард. Там теперь пустой дом.
   Но Ричард потом еще часто бегал к старому дому.

7

   “Здравствуйте, Павлик и Андрейка! Как вы живете? Я учусь в пятом классе. У нас большая радость. Нашелся мой младший братишка Витя, который потерялся во время эвакуации. Он жил в детском доме. Сейчас ему восемь лет и он учится во втором классе. А как Андрейка учится? Я думаю, что хорошо, ведь он умел читать раньше, чем пошел в школу. Как живет наш Рик?
   Половину нашего камня я берегу. Я ведь знаю, что он не волшебный и что Павлик рисовал кораблик на его обратной стороне простым карандашом перед тем, как начать игру. Но все равно.
   Жаль, что мы не узнали, что стало со шхуной “Победа”, уцелела ли она в буре, в какой порт пришла. Но папа говорит, что мы когда-нибудь встретимся, склеим камень и досмотрим нашу сказку.
   Может быть, правда?..”
   Хакасия, полевой стан Карасук —
   г. Свердловск.
   Сентябрь – декабрь 1957 г.

Похищение агента

   Я приехал из пионерского лагеря на два дня раньше, чтобы застать дома родителей, уезжавших на юг. Последние часы перед отходом поезда прошли в спешке и беспорядке. Наконец, выслушав массу наставлений, мы с братом проводили их на вокзал. Домой вернулись в двенадцатом часу ночи, и я сразу же лёг в постель.
   Прошло около четверти часа. Я задремал, но вдруг вздрогнул и открыл глаза. Сразу было трудно понять, что случилось. Стояла тишина, лишь за стеной тихо похрапывал старший брат. Комнату наполняла густая темнота. За окном сверкала редкими звёздами августовская ночь.
   Стараясь понять, что меня разбудило, я сунул руку под подушку за карманным фонариком и, повернувшись, случайно взглянул на потолок. То, что я увидел, заставило меня вскочить. Шёлковый абажур мягко светился в темноте. Он то угасал, то снова вспыхивал, словно изнутри наливался зловещим красным светом. Впрочем, странное поведение абажура не было для меня загадкой. Я знал, что на него падает из-за окна тонкий луч фонарика. Но направить этот луч мог только мой друг Лёшка. Мы договорились ещё раньше, что он будет сигналить таким образом, если произойдет что-нибудь важное.
   За окном раздался короткий свист, потом в стекло стукнул камешек. Это означало, что Лёшка меня ждёт. Я стремительно оделся и выскочил во двор. Мигая фонариком, ко мне подошёл Лёшка и тихо шепнул:
   – Пошли на дрова…
   Мы двинулись в дальний угол двора, где за сараем сохла поленица. Это было самое удобное место для тайного разговора.
   – Я тебя весь день ждал, – начал Лёшка, когда мы примостились на поленьях. – А ты приехал и даже не зашёл… Ну, ладно, – заспешил он, видя, что я собираюсь оправдываться. – Слушай. Я коротко.
   Он глотнул воздух и заговорил быстрым шёпотом:
   – Сегодня утром иду по улице, вижу, будка телефона-автомата. Дай, думаю, позвоню Витьке Ерёмину, чтобы скорей «Похитителей бриллиантов» читал. Целый месяц держит… Подхожу и вижу: в будке тип в белой шляпе и чёрных очках говорит по телефону и как-то подозрительно оглядывается. «Да, говорит, там и встретимся, в одиннадцать часов. Там, говорит, народ редко бывает. Будем одни, никто не помешает, говорит, а разговор очень важный.» И снова оглядывается, а глаза из-под очков блестят, как у жулика. Потом прижал трубку плечом к уху и достал из кармана… Знаешь, что?
   – Атомную бомбу?
   – Браунинг! Переложил его в другой карман, потом вынул блокнот и стал что-то записывать. А под конец сказал: «Значит, в одиннадцать в Парке речников, у старой беседки…» Потом он вышел, а я за ним. Узнал, где он живёт.
   – Зачем?
   – Вот балда! Ведь это же наверняка шпион. Вражеский агент!
   Несмотря на Лешкину горячность, меня охватили сомнения.
   – Может быть, тебе показалось, что у него пистолет был? На самом деле это портсигар какой-нибудь или…
   Мой друг тяжело засопел. Он был смертельно оскорблён. Неужели он не в состоянии отличить портсигар от браунинга?!..
   – Ладно… А ты кому-нибудь говорил про это дело?
   – Нет, конечно. Мы его сами накроем. Завтра вечером он пойдёт в парк, чтобы встретиться с сообщником. Надо собрать ребят, поймать его и доставить куда следует.
   – А сообщник?
   – Не уйдёт. Попадётся один – найдут всех, – убежденно произнёс Лёшка.
   – Нужно побольше людей, – сказал я и этим дал согласие.
   – Завтра утром ребятам скажем. Пока только Владька знает.
   – Кто?
   – Владик. Понимаешь, мальчишка один. Переехал в наш дом недавно. Маловат, правда, а так ничего… Да я позову сейчас…
   Он мигнул фонарем в одно из окон, и буквально через несколько секунд Владик оказался перед нами. При свете фонарика я увидел тонкого как удочка мальчишку лет десяти, с темным вихром, в клетчатой курточке, наброшенной поверх майки и трусиков.
   – Это ты и есть Олег? Мне Лешка говорил, – без всяких предисловий сообщил он и одним махом вспрыгнул на поленицу.
   Мы стали обсуждать план нашей операции.
   – Всё-таки у него пистолет, – вспомнил я.
   – А мы попросим Генку Ершова взять двухстволку. Позовем Глеба и Толика. Всё пойдёт как по маслу, – убеждал Лешка.
   – Может быть, лучше сразу заявить, – сделал я последнюю попытку отступления.
   – Боишься? – спросил Лешка.
   Не мог же я сказать, что и в самом деле боюсь!
   – Самим поймать шпиона во сто раз интереснее, – высказал своё мнение Владик.
   «Тоже нашёлся контрразведчик, – подумал я. – Ростом мне до плеча, голос как у девчонки, а рассуждает, будто речь идёт о поимке щегла. И зачем только Лешка впутал его в это дело?..»
   Мне представился завтрашний вечер, схватка в тёмном парке, быть может – выстрелы… Крупная дрожь пробежала по спине.
   Скоро мы разошлись…
   Ночью мне снилось, как шпион в чёрных очках и громадных скрипучих ботинках гонится за мной, потрясая револьвером и зловеще усмехаясь. Я хочу убежать от него, но едва двигаюсь, потому что ноги словно свинцом налились…
   Утро принесло новые события. Прежде всего была создана «Боевая семёрка», в которую, кроме Лёшки, Владика и меня, вошли еще четыре человека. Это были наш сосед Глеб Речкин, ученик музыкальной школы, а также шестиклассники Толик, Игорь и Генка, ребята из соседнего двора. С ними мы не всегда жили в согласии, но для такого дела все ссоры договорились забыть.
   За шпионом решено было установить наблюдение, чтобы он не ускользнул куда-нибудь в свою заграницу. Мы заняли позиции вокруг домика с высоким крыльцом и широкими окнами, готовые последовать за нашей жертвой, куда бы она ни двинулась.
   Я выбрал место в небольшом сквере напротив дома и засел в кустах акации.
   Утро было ясным и прохладным. Легкий ветер шелестел в листьях, и под его мерный шорох я стал думать о различных вещах, слегка забыв про наблюдение. Вдруг позади раздался треск, заставивший меня вспомнить о моей задаче и об опасности, которой я подвергался. С дрожью в сердце повернул я голову и увидел… корову. Но это открытие не обрадовало меня. Я не боюсь собак и смело подхожу к любому незнакомому псу, будь он хоть с меня ростом. В лагере я ловил за хвост гадюк. Но коров я не люблю, и они тоже не любят меня. Вот и сейчас это рыжее создание, угрожающе опустив голову и кося блестящим чёрным глазом, стало приближаться.
   В пяти шагах от меня росла высокая прямая берёза. Она была сейчас самым безопасным местом для наблюдательного пункта… Стремительно взобравшись на дерево, я оседлал толстый сук.
   Не знаю, сколько прошло времени, пока я сидел на берёзе, проклиная хозяев, пускающих свой скот в сквер. Корова несколько раз подходила к стволу, чтобы почесать о него свой бок. Удаляться она, видимо, не собиралась.
   Солнце поднялось и пекло ужасно. По плану меня давно должны были сменить, но теперь я не хотел этого. Что хорошего, если меня застанут в таком дурацком положении?
   Как на зло, на тропинке среди кустов появился Владик. Он повертел головой, увидел меня и направился к берёзе, мимоходом треснув палкой корову. Это отвратительное животное мотнуло хвостом и легкой рысцой двинулось прочь.
   – Здорово ты устроился, – приветствовал меня Владька. – Мне бы туда ни за что не забраться. Тебе хорошо видно?.. А шпиона ты всё-таки прозевал! Пошли скорей, Лешка уже следит за ним…
   Услышав эту новость и убедившись, что корова далеко, я спрыгнул вниз. Уши мои горели…
   Пройдя квартала два, мы увидели Лешку. Передвигался он довольно странно: то шёл медленно и осторожно, почти на цыпочках, то бросался бегом или прятался в подъезде, замирая там на некоторое время. Метрах в двадцати впереди него бодро шагал человек в сером костюме, соломенной шляпе и с папкой подмышкой.
   Мы догнали Лешку, и я выругал его за глупое поведение. После этого мы с равнодушным видом последовали за незнакомцем.
   Идти пришлось довольно далеко… Наконец мы оказались на берегу реки. Внизу, под обрывом, где ярко желтела песчаная полоса, слышались плеск и голоса купающихся, но мы лишь завистливо вздохнули: купаться было некогда. Человек в соломенной шляпе шёл к старому монастырю, в котором теперь помещались какие-то склады. У полуразвалившихся каменных ворот сторожа не оказалось. Двор был завален штабелями досок, ящиками и бочками. Стояло несколько грузовиков, суетились люди… К одному из этих людей и подошёл шпион. Он протянул какую-то бумажку и стал что-то объяснять.
   Мы притаились за ящиками и смотрели во все глаза. Услышать разговор было невозможно, почти рядом шумел мотор грузовика. Наконец человек, видимо, какой-то начальник, кончил говорить с серым в очках. Он сложил ладони рупором и крикнул, покрывая шум:
   – Федоров! Ключи у тебя?.. Ключи, говорю!… Давай сюда живее, тут товарищу на вышку надо…
   Появился парень, одетый несмотря на жару в ватник. Он лениво зашагал к собору, позвав с собой нашего незнакомца, отпер скрипучую железную дверь и, зевнув, направился обратно.
   – Растяпа, – прошептал Лешка…
   Шпион скрылся в двери, и мы, посовещавшись, решили идти за ним.
   Пробраться к двери было нетрудно. Она оказалась не запертой, и мы вошли в тёмное, холодное помещение. После яркого дневного света мы ничего не могли различить, несмотря на приоткрытую дверь. Пришлось зажечь фонарики. Светлые круги скользнули по узкому коридору, в конце которого уходила вверх винтовая лестница, высветили влажные стены, сложенные из крупных кирпичей. По спине у меня пробежал холодок, когда я поставил ногу на первую каменную ступень. Где-то высоко над нами глухо раздавались шаги…
   – Идти? – спросил я, оглядываясь.
   – Идём. До конца, – шепнул Владик.
   Он проскользнул вперёд и стал неслышно подниматься. По каменным сводам метались тени. Меня охватило предчувствие жгучих (чересчур жгучих!) тайн и приключений…
   Лестница привела на колокольню. Я первым осторожно выглянул из люка: шпион стоял у окна, выходящего на реку, и, открыв папку, что-то набрасывал на листе бумаги. На противоположном берегу строилась новая электростанция, и, без сомнения, наш «художник» снимал план строительства… Вот он отложил карандаш, достал папиросу, потом пошарил в другом кармане, и в руке у него я увидел маленький никелированный браунинг. Я шарахнулся назад. Всё было ясно. Если до этого у меня и были сомнения, то сейчас я твёрдо уверовал, что вижу настоящего диверсанта…
   Почти не дыша, спускались мы по истёртым ступеням. Сначала у нас появилась мысль запереть шпиона на колокольне, откуда он не мог сбежать, но потом этот план был отвергнут. У врага здесь могли оказаться сообщники, которые помешали бы нам…
   Благополучно выбравшись за ограду, мы поспешили домой, где нас ожидали остальные члены «Боевой семёрки»…
 
   Наступил вечер, полный глухой тревоги, смутного ожидания опасности. Всё было готово, план мы разработали до мелочей. Главное, нужно захватить агента до того, как он встретится с сообщником. Игорь притащил полосатый чехол от матраца, что бы засунуть в него нашу жертву. В запакованном виде шпиона предполагалось погрузить на двухколёсную тележку и доставить в органы госбезопасности. Но с тележкой в парк нас, конечно, не пустили бы, поэтому мы спрятали её на берегу в густых зарослях полыни и бурьяна. К месту боевых действий мы решили добираться на лодке, которую попросили до утра у знакомого пристанского сторожа.
   Парк спускался к реке крутыми уступами. Недалеко от воды скрывалась в кустарнике полуразвалившаяся каменная беседка, возле которой, по утверждению Лёшки, и назначал встречу с другим злодеем выслеженный нами диверсант. Место было безлюдное, лишь изредка здесь уединялись гуляющие пары.
   Около девяти часов мы собрались на берегу, километрах в полутора от парка. В лодке лежали два мотка бельевой верёвки, свёрнутый чехол и длинный шест. Позже всех прибежал Генка. Он притащил завёрнутую в мешковину отцовскую двустволку и пять патронов. Внушительный вид воронёных стволов несколько приободрил нас, но вообще настроение у всех было неважное.
   Отправляться в путь так рано не стоило. Мы расположились на заросшем высокой травой уступе, и каждый погрузился в свои мысли.
   Над далёкими тополями и крышами за поворотом реки догорал жёлтый закат. Знакомая нам колокольня чернела на светлом небе как угольная.
   Над ртутной водой, над тёмным кружевом моста вспыхнули фонари. Я подумал, что, может быть, вижу всё это в последний раз, и пожалел, что не оставил дома записку на тот случай, если буду убит.
   Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Толик сидел, теребя пуговицы ковбойки, и немного смущённо смотрел на меня.
   – Слушай, Олег, – негромко сказал он. – Помнишь, мы тогда подрались… Понимаешь, сегодня всякое может быть… В общем, ты не сердись, что я тебе тогда настукал.
   Это была неправда. Я дрался с Толькой дважды и оба раза выходил победителем. Однако сейчас спорить не стал и кивнул головой.
   Над рекой спускались темно-синие сумерки. Было тихо. Я посмотрел на ребят. Генка и Лешка возились с ружьём, Игорь лежал на спине, глядя в небо, где проступали первые звёзды. Глеб сидел, рассеянно теребя свой аккуратный чубик. Потом он снял очки и, помахивая ими, засвистел «Куда, куда вы удалились…» Рубашка Владика белела неподалёку. Он бродил в кустах полыни, доходящих ему до пояса.
   – Ребята, может быть, выкупаться послед… после некогда будет, – предложил Толик неожиданно.
   Вода была тёплая, мы купались минут пятнадцать и немного развеселились. Натягивая штаны, я услышал, как старинные часы на музее пробили десять раз. Бой их был глухим и тревожным.
   – Пора. Поехали, ребята.
   Лодка медленно вышла на середину реки и поплыла по течению.
   Тихо плескали вёсла. Тёмные заросли парка приближались. Генка вложил в ружьё патроны, но мы заставили его разрядить двустволку, чтобы он не ухлопал кого-нибудь из нас. Плыли молча, только Владик спросил однажды, не боимся ли мы.
   – А ты?
   Он поболтал рукой за бортом и вздохнул:
   – Немного. В животе холодно…
   Этот юнец был смелее всех нас: безбоязненно признался, что ему страшно.
   Лодка ткнулась в песок метрах в сорока от беседки. Теперь никто не мешал Генке заряжать ружье.
   – Все помните, что делать? – строго обратился к нам Лешка.
   – Помним…
   Стараясь не шуршать в кустах, «боевая семёрка» гуськом двинулась к смутно белеющим развалинам беседки.
   – Спрячемся там и подождем, пока он не придёт, – предложил Глеб. Но план был нарушен. У самой воды, рядом с кривым старым тополем чернела знакомая фигура.
   Шпион стоял к нам спиной, а мы не заметили его и подошли почти вплотную. От неожиданности мы присели и перестали дышать. Диверсант был неподвижен, видимо, о чём-то задумался. Потом он достал папиросу и стал шарить в карманах, отыскивая спички.
   В этот момент Генка совершил глупость, которая едва не погубила всё дело. Выскочив из кустов, он направил на шпиона ружье и сказал тонким голосом:
   – Руки вверх!..
   Враг обернулся, и в руке его тускло блеснул пистолет. Меня словно толкнули в спину. Пригнувшись и ожидая выстрела навстречу, я бросился к шпиону и ударил его по руке. Браунинг описал дугу и булькнул в воде. В ту же секунду я отлетел в сторону и трахнулся головой о тополь. На меня свалился Владик. В трёх вагах от нас кипела свалка.
   – Помогите! Грабят!.. – раздался глуховатый мужской голос. Его перебил звонкий крик Игоря:
   – Отойдите, дайте мне!
   Потом над головами взметнулась какая-то тень. Всё это произошло в одну секунду. Когда я вскочил и включил фонарик, то увидел, что на шпиона надет полосатый чехол. Враг ещё пытался отбиваться ногами, но скоро запутался…
   Его туго обмотали бельевыми верёвками и повалили на землю.
   Диверсант старался что-то сказать, глухо мычал и выгибался.
   – Молчать, – прикрикнул Генка и стукнул чехол прикладом по наиболее выпуклой части. Из ствола неожиданно вырвалась огненная стрела, и ружье грянуло. Дробь сорвала с тополя листву, прокатилось громкое эхо.
   Когда мы оправились от испуга, убедились, что все целы, и выругали Генку, то увидели, что агент лежит спокойно. Далеко вверху раздался милицейский свисток. Надо было спешить. Мы просунули под верёвки шест у положили его на плечи и понесли нашу добычу, как тигроловы носят хищников.
   В лодке шпион снова стал корчиться и мычать. Тогда Глеб обратился к нему с речью:
   – Bы наш пленник, – вежливо разъяснял он. – Нас семь человек, и бежать вам не удастся. В крайнем случае мы будем стрелять. Кроме того вы можете перевернуть лодку и тогда наверняка утонете.
   Диверсант перестал шевелиться и попытался что-то сказать.
   – Разговаривать будете со следователем, – солидно произнёс Глеб и поправил очки, одна дужка которых была сломана.
   – Интересно, с кем он хотел встретиться? – задумчиво проговорил Игорь.
   Толик предположил, что пленник хотел передать другому агенту план электростанции, который срисовал на колокольне.
   – Если бы не мы, полетели бы щепки от станции!
   Мне послышалось, будто диверсант чересчур злорадно хмыкнул. Я не обратил на это внимания. Я ликовал, глядя на связанного врага.
   Минут через десять лодка причалила к месту, где была спрятана тележка. Там нас ждала неприятность: тележки не оказалось. Поиски в бурьяне и крапиве, напоминавших ночью тропические заросли, ни к чему не привели. Куда она делась, мы так и не узнали.
   – Скверно, – подвёл итог Толик. – За тележку мне влетит – раз. Этого типа везти не на чем – два.
   Мы успокоили его, сказав, что победителей не судят, и глупо ругать человека, поймавшего шпиона, за потерю паршивой старой тачки.
   – Придётся волочить на себе, – грустно изрёк Лёшка.
   – Пока его наверх затащишь, два часа пройдёт, – хмыкнул Игорь.
   – Да, тяжёлый, собака.
   Владик предложил развязать диверсанту ноги – пусть сам топает.
   – А то таскаешь такую персону, только живот надры… Лодка! Держи!! – завопил он вдруг.
   Увлёкшись поисками, мы оставили лодку без присмотра, и сейчас она медленно и торжественно уплывала по течению вместе с нашей жертвой…
   …Мокрые и злые выбрались мы на берег. Шпион в лодке не переставал мычать и дёргаться. Вытащив его на песок, мы почувствовали себя совершенно обессиленными. И тут случилось то, что значительно ускорило paзвязку событий: раздался треск материи, и в свете фонариков стало видно, как из чехла высунулась голова диверсанта в помятой соломенной шляпе.