<…>
   Наступление было начато в крайне неблагоприятных условиях… что совершенно исключало работу авиации…»
   Антонов тогда прибавил, что артиллерийское наблюдение ограничивалось сотней метров. А ведь мы сосредоточили в полосе прорыва огромное количество артиллерии крупного калибра и точность стрельбы была очень важна.
   Так или иначе, ко времени февральского доклада Антонова успех был достигнут. Но уже 15 января 1945 года Сталин писал Рузвельту:
   «После четырёх дней наступательных операций на советско-германском фронте я имею теперь возможность сообщить Вам, что, несмотря на неблагоприятную погоду, наступление советских войск развивается удовлетворительно. Весь центральный фронт, от Карпат до Балтийского моря, находится в движении на запад. Хотя немцы отчаянно сопротивляются, они всё же вынуждены отступать. Не сомневаюсь, что немцам придётся разбросать свои резервы между двумя фронтами, в результате чего они будут вынуждены отказаться от наступления на западном фронте…
   Что касается советских войск, то можете не сомневаться, что они, несмотря на имеющиеся трудности, сделают всё возможное для того, чтобы предпринятый ими удар по немцам оказался максимально эффективным».
   На Крымской конференции в феврале 1945 года Черчилль выразил «глубокую благодарность и восхищение той мощью, которая была продемонстрирована Красной Армией в её наступлении».
   Сталин в ответ сказал, что «зимнее наступление Красной Армии, за которое Черчилль выразил благодарность, было выполнением товарищеского долга». Он также заметил, что «согласно решениям, принятым на Тегеранской конференции, Советское правительство не обязано было предпринимать зимнее наступление».
   Сегодня это тоже забыто или сознательно заслонено злостными и злобными мифами о Сталине и о сути и значении действий Красной Армии в 1945 году и вообще в той войне. Но это было, и я в своей книге вернусь к теме благородства Сталина и ловкачества его западных партнёров ещё не раз.
   Тема того стоит!
   Удивительно другое… Казалось бы, ситуация вокруг «арденнского синдрома» настолько выигрышна для нас, что этот яркий пример выполнения нами своего союзнического товарищеского долга могли бы включить в СССР даже в школьные учебники истории. Однако даже в «брежневской», 70-х годов издания, академической «Истории Второй мировой войны» арденнские коллизии были описаны, как с самого начала для немцев проигрышные.
   Но тогда получается, что не таким уж и значительным был факт ускорения советского зимнего наступления в 1945 году? Скромность со стороны авторов капитального советского труда странная, уходящая, впрочем, корнями ещё в хрущёвские времена, что тоже более чем странно.
   Тем не менее факт остаётся фактом: в изданной в 1957 году МИДом СССР и Политиздатом «Переписке Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» отсутствуют как письмо Черчилля Сталину от 6 января 1945 года, так и ответ Сталина.
   С чего бы это, господа «бойцы идеологического фронта ЦК КПСС», будущие антикоммунисты-ельциноиды?
   Я понимаю, почему о значении наступления на Востоке для спасения фронта на Западе помалкивают Фуллер, Лиддел Гарт, Меллентин, Типпельскирх, Гудериан, Погью, Дарси и прочие западные историки.
   Я понимаю, почему американский генерал Брэдли с ловкостью шулера объясняет успех советского зимнего наступления «стратегическим влиянием успеха союзников в Арденнах».
   Но почему этому не дали жёсткий отпор советские военные историки? Заранее готовили позиции для получения заокеанских «тугриков» и грантов после 1991 года, что ли?
   Союзники – даже оказываясь в Европе под реальными бомбами, снарядами и пулями – относились к войне скорее как к игре. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать мемуары их генералов. Немцы же, противостоявшие им на Западе, знали, за что воевали – за Германию. Фельдмаршал Рундштедт, вступая в должность командующего войсками на Западе, заявил, что будет бороться «за выигрыш времени для подготовки своего наступления с целью ликвидации угрозы немецкой земле».
   Это – «верх» армии.
   А вот её «низ», показания пленного обер-лейтенанта Эриха Лиса, командира 7-й роты 112-го моторизованного полка 20-й танковой дивизии, приведённые в информации разведывательного отдела штаба 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта от 9 марта 1945 года: «Сверху нам говорят, что придёт и наше время. Будут созданы новые соединения. Эти соединения выбросят русских из Германии».
   В цитируемой информации разведотдела 5-й гвардейской армии приводятся разные мнения – это был уже, как-никак, март 1945 года. И если пленный командир роты лейтенант Хольц был убеждён: «Война будет закончена в этом году нашей победой», то пленный фольксштурмист Кройс Корнел признавал: «Успехи Красной Армии… приводят солдат в ужас… Поражение Германии убивает дух немецкого солдата, в то время как русских их успехи только лишь ободряют».
   Однако дух сопротивления в немцах угасал лишь постепенно. Под новый 1945 год генерал Меллентин вновь попал на фронт – командовать 9-й танковой дивизией. Позднее он писал: «В большинстве своём мои солдаты были австрийцами, и, несмотря на большие потери, их боевой дух был ещё высок».
   Это австрийцы! Что уж говорить об «имперских» немцах!
   По-настоящему немцы были сломлены только в самом конце апреля – сломлены не столько материально, сколько морально. На этот счёт можно приводить много доказательств, но я сошлюсь на мемуары дважды Героя Советского Союза маршала авиации Евгения Яковлевича Савицкого. Как раз в последних числах апреля 1945 года этот прославленный лётчик неожиданно получил возможность наблюдать с земли наземный же бой и даже участвовать в нём.
   Вышло так… Организуя взаимодействие с танковой армией генерала Богданова, Савицкий заночевал с начальником штаба армии генералом Радзиевским в селе под Бранденбургом, и в результате им пришлось ввязаться в ночной бой нашей танковой роты с батальоном немцев.
   Позднее Савицкий вспоминал:
   «Втроём, с оказавшимся рядом офицером и солдатом, я поднялся на второй этаж пустого… дома. Радзиевский с двумя другими офицерами остался внизу…
   Я выбил раму прикладом. Площадь была как на ладони. Залитая желтоватым лунным светом, она превратилась в поле боя. Можно было легко отличить наших солдат от немецких. И не только по цвету формы.
   Как-то иначе наши ребята вели бой, споро и деловито. Будто не со смертью поневоле в орлянку играли, а выполняли привычную, хотя и трудную работу».
   Вскоре эта ратная работа должна была закончиться. Но для того чтобы это стало фактом, надо было воевать до последнего дня войны.
   А порой – и после него.
   На Западе об Арденнской операции написано много, но не так уж много – правдивого. И забавно, например, читать некоторые места мемуаров знаменитого Отто Скорцени, командовавшего в Арденнской операции особым подразделением «коммандос» под «маркой» 150-й танковой бригады.
   Есть и более весомые, а одновременно и более забавные примеры. Так, уже после войны фельдмаршал фон Рундштедт, оправдывая свой провал в Арденнах, заявил английскому военному историку Лиддел Гарту, что во время Арденнского наступления «единственными войсками, которыми ему (Рундштедту. – С.К.) было разрешено распоряжаться, была охрана, стоящая против его штаба».
   Оказывается, не только гоголевская унтер-офицерская вдова могла сама себя высечь, но и германские фельдмаршалы на такое горазды! Ведь если дела обстояли так, как описал Рундштедт, то мало-мальски уважающий себя полководец должен был бы поблагодарить фюрера за почётное предложение принять командование войсками на Западе, но категорически отказаться от подобной «высокой чести», превращающей боевого генерала в «свадебного».
   Реально же и в конце 1944 года, и в начале 1945 года на Западном фронте командовали и распоряжались германские генералы, не утратившие ни полноты власти, ни способности выигрывать – при везении – битвы.
   На рубеже 1944 и 1945 годов многие генералы Западного фронта, а также их подчинённые не утратили ещё и веры в то, что они способны выиграть войну или, по крайней мере, удержать ситуацию от катастрофы.
   Лишь когда это не удалось, начались послевоенные генеральские и фельдмаршальские, пардон, побрехушки типа той, о которой рассказано выше.

Об экономике Рейха, якобы разгромленной союзниками с воздуха

   БЫВШИЙ министр вооружений Третьего рейха, бывший любимец Гитлера, Шпеер сумел быстро «денацифицироваться». Поэтому в своих мемуарах он порой просто клевещет на бывшего «шефа», например, отказывая ему в чувстве юмора.
   В мемуарах Шпеер настойчиво пытался выпятить и свою роль «спасителя Германии» от якобы обуявшей фюрера страсти к тотальному разрушению экономики Рейха. Однако знакомство с подлинным положением вещей позволяет предполагать, что Шпеер слишком уж многое валил со своей больной головы на мертвую голову фюрера. Благо тому было уже всё равно, а Шпееру надо было уходить от петли…
   Миф о жёстком приказе Гитлера уничтожать всё и вся расходится и с идеями завещания Гитлера, подлинность которого не оспаривается и в котором Гитлер ориентирует германский народ на продолжение «дальнейшей битвы нации» и «продолжение строительства национал-социалистического государства».
   Не настолько глуп был Гитлер, чтобы не понимать, что без заводов и инфраструктуры не повоюешь и ничего не построишь. Так что вряд ли он бездумно приказывал все к чёртовой матери взрывать, взрывать и взрывать…
   Тотально разрушали Германию союзники. Но разрушали они в основном города. А вот заводы…
   В 1947 году на Западе вышла книга «IG FARBEN», в 1948 году изданная у нас под названием «ИГ ФАРБЕНИНДУСТРИ». Автором этой очень интересной и нестандартной книги был американский экономист и журналист Ричард Сэсюли.
   Сэсюли имел после войны редкую возможность знакомства с архивами Рейха и с его экономикой. Так вот, он писал, что при условии обеспечения топливом, материалами, ремонтом и транспортом экономика Германии могла бы работать почти на 90 процентов своей максимальной мощности до конца войны.
   Так каким был результат стратегических «ковровых» бомбардировок территории Германии? Разбомбленная экономика или сотни тысяч жертв гражданского населения?
   Книга Сэсюли начинается так:
   «Глубоко в лесах Восточной Баварии запрятали нацисты свои новейшие военные заводы. Вы можете проехать мимо них по дороге и ничего не увидеть. Можно пролететь над ними – и опять-таки ничего не увидеть, кроме густого зелёного покрова лесов.
   Военные заводы отлично замаскированы… Как правило, цехи разбросаны на большой площади и соединены между собой километрами зелёных трубопроводов».
   Сэсюли знал, что писал. Призванный в американскую армию, он входил в группу полковника Бернштейна, проводившую расследование деятельности германского химического концерна «ИГ Фарбениндустри». Он исколесил всю американскую, и не только американскую зону оккупации и собрал богатейший документальный материал, дополненный личными впечатлениями.
   Вот конкретный пример, приводимый Сэсюли:
   «На лужайке в баварском лесу стоит недостроенное здание… со сводчатой крышей – …в длину около 800 м, в ширину у основания больше 90 м, а в высоту более 30 м. Оно предназначалось для самолётостроительного завода фирмы Мессершмитт».
   Завод заглублялся в землю, толщина купола составляла 6 метров. И это строительство, начатое лишь в августе 44-го, Рейх продолжал до середины апреля 45-го, когда в эту зону вошли войска Соединённых Штатов Америки.
   «Большая часть немецких городов была превращена в развалины, – писал Сэсюли. – В зоне, оккупированной американской армией, единственным не пострадавшим серьёзно большим городом был Гейдельберг. На первый взгляд казалось, что должны пройти десятилетия, прежде чем Германия снова станет производящей страной. При виде развалин городов нельзя было представить себе, что заводы остались нетронутыми».
   Однако это было именно так. Союзники бомбили центральные районы городов – жилые. Они были меньше прикрыты силами ПВО, а главное – дома́ немцев не имели никакого отношения к собственности граждан США, в отличие от многих германских предприятий, которые прямо принадлежали фирмам США или в которых американский капитал преобладал.
   Возможны были и иные варианты отношений и распределения собственности. Сэсюли откровенно признавался:
   «В больше мере, чем какой-нибудь другой концерн в мире, «ИГ Фарбениндустри» стал центром сети международных картелей, контролирующих поразительный ассортимент продукции – нефть, каучук, красители, азот, взрывчатые вещества, алюминий, никель, искусственный шёлк. Около пяти тысяч километров отделяют правление «ИГ Фарбениндустри» во Франкфурте-на-Майне в Германии от атлантического побережья Соединённых Штатов Америки, но «ИГ Фарбениндустри» мог бы много рассказать об американской военной промышленности…»
   В этой ситуации далеко не всем в США требовалась лежащая в развалинах германская промышленность, особенно – тяжёлая. И эта дополнительная политическая защита в сочетании с высокой противовоздушной защищённостью военных заводов Германии обеспечивали её экономике вполне устойчивый режим деятельности, который бомбардировки сорвать не могли.
   Впрочем, в США имелись влиятельные силы, желавшие не только разгрома вооружённых сил Рейха, но и разгрома его экономики, прежде всего – всё той же тяжёлой промышленности. Уже 11 мая 1945 года в Белом доме была утверждена директива объединённых начальников штабов США и Англии генералу Эйзенхауэру № 1067.
   В основу директивы была положена программа американского еврея, бывшего министра финансов в правительстве Рузвельта, Генри Моргентау. А целью программы было расчленение Германии и её аграризация.
   В части промышленности директива предписывала:
   «а) запретить и предотвратить производство чугуна и стали, химикалиев, цветных металлов, станков, радио– и электрооборудования, автомобилей, тяжёлого машинного оборудования… кроме как для целей предотвращения голода или беспорядков или болезней, могущих угрожать оккупационным войскам.
   б) запретить и предотвратить восстановление предприятий и оборудования этих отраслей промышленности, кроме как для нужд оккупационных войск».
   Однако людей, заинтересованных в послевоенном развитии экономики Германии – под контролем США, конечно, – было в Вашингтоне и Нью-Йорке всё-таки больше. Они и определили целеуказание для стратегической авиации США: разрушать города, но не трогать заводы. Они в итоге и взяли курс на новую промышленно развитую Германию, экономика которой к концу войны была в основном сохранена.
   Для простаков же уже в ходе войны был создан миф о том, что бомбардировки Рейха союзниками и стали причиной краха Рейха.
   В этой книге я – даром что окончил Харьковский авиационный ордена Ленина институт имени Н.Е.Жуковского по специализации «жидкостные ракетные двигатели» – не буду много говорить о том, как многого достигли немцы к 1945 году в сфере разработки новейших образцов военной техники и прежде всего – в области ракетной техники, реактивной авиации и электроники.
   Но кое-что скажу…
   Кто-то из наших известных ракетчиков (если не ошибаюсь – Черток) вспоминал, что то, что наши ракетчики увидели в поверженной Германии в 1945 году, они определяли так: «Это то, чего не может быть».
   Из личного опыта могу вспомнить схожее свидетельство одного из своих преподавателей в ХАИ. Когда крупный специалист в области лопаточных (не от слова «лопата», а от «лопатка компрессора или турбины») машин академик АН УССР Проскура, заведующий кафедрой ХАИ, в сороковые годы ознакомился с немецким трофейным ракетным «железом», он заявил буквально то же: «Этого не может быть!», имея в виду сумасшедшие по тем временам скорости вращения элементов турбонасосного агрегата двигателя немецкой баллистической ракеты «Фау-2».
   Я сам вместе с товарищами по учёбе изучал в 70-е годы ЖРД немецкой зенитной ракеты «Рейнтохтер» («Дочь Рейна»). Даже тогда это было небесполезно для будущих ракетчиков – настолько интересной и своеобразной была конструкция некоторых элементов этого двигателя. Собственно, и у советского воспроизведения немецкой боевой баллистической ракеты «Фау-2» – первой в мире – нам, студентам, удалось постоять и обстоятельно всё «пощупать».
   Даже в 70-е годы ракетный шедевр Рейха впечатлял.
   Немцы имели поражающие достижения также в области создания авиационных реактивных газотурбинных двигателей и реактивных самолётов.
   Да и в проблеме создания атомной бомбы они не так уж и отстали от остальных.
   Пожалуй, немцам как национальной общности не хватило во Второй мировой войне (как, впрочем, и в Первой – тоже) той коллективной духовной стойкости, которую успела воспитать в народах СССР и прежде всего в триедином русском народе Советская эпоха.
   Что же касается германской экономики, то её материальное состояние в 1945 году могло бы обеспечить немцам ещё долгое сопротивление – вопреки мифу о том, что союзные бомбардировки уничтожили материальную основу мощи Третьего рейха.

Можно ли было сесть в варшавские «сани» не зимой 45-го, а летом 44-го?

   ОДНИМ из устойчивых мифов той войны, хронологический исток которого уходит в лето 1944 года, а конец падает на январь 1945 года, стал миф о том, что Красная Армия якобы могла освободить Варшаву летом или ранней осенью 1944 года, а не в середине января 1945 года, однако Сталин якобы не захотел этого делать, потому что «вспыхнувшее» в Варшаве 1 августа 1944 года восстание было организовано не левыми, а прозападными силами.
   Для начала, вместо эпиграфа к разделу, напомню, что в боях за свободную Польшу погибло в 1944–1945 годах более 600 (шестисот!!!) тысяч советских солдат и офицеров.
   Потери Войска Польского составили за эти же два года 26 тысяч убитыми и пропавшими без вести. Если учесть потери поляков в 1939 году во время боевых действий в польско-немецкую войну и вообще все боевые потери поляков на всех фронтах Второй мировой войны, включая их потери в составе войск союзников, то суммарная цифра далеко не «дотянет» даже до трети потерь народов СССР, понесённых при освобождении Польши.
   Уже одно это обстоятельство должно было бы обеспечить единственное исторически и нравственно оправданное отношение всех последующих поколений поляков к словам «русский» и «советский» – благодарно-благоговейное!
   Вместо этого поляки и «россиянские» «демократы» по сей день тычут нам в нос Катынью, где поляков расстреляли немцы в 1941 году, чтобы свалить это на русских в 1943 году.
   Миф о возможности освобождения Варшавы летом 1944 года накладывается на уже современный миф о якобы возможности «неоднозначной трактовки» истории и подоплёки Варшавского восстания, хотя изучение документов и анализ общей политической и военно-политической тогдашней ситуации однозначно приводит к выводу о полной правоте Сталина и подлости действий Черчилля и пригретого Лондоном эмигрантского польского «правительства» во главе вначале с генералом Сикорским, а затем – с политиканом Миколайчиком.
   Приходится лишь удивляться странной «беззубости» авторов-составителей 14-го [3(1)] тома «Русского архива» – «Великая Отечественная. СССР и Польша: 1941–1945. К истории военного союза». В комментариях к то́му они заявляют, что ушли-де «от собственной трактовки событий» вокруг Варшавского восстания – якобы в интересах «объективности». Хотя чего там «трактовать» – сегодня эта неприглядная для Запада и поляков история выглядит ясной, как стёклышко.
   Конечно, кто-то может вспомнить выражение «через мутное стекло», но в данном случае всё, повторяю, ясно, как стёклышко окна у хорошей хозяйки в погожие весенние деньки.
   Если, конечно, иметь честный взгляд.
   Впрочем, обо всём по порядку…
   С 1938 года преемницей Коммунистической партии Польши, распущенной буржуазным правительством в 1938 году, стала Польская рабочая партия (ППР).
   После оккупации Польши немцами на её территории были созданы вооружённые подпольные формирования не только ППР («пэпээровцев») – Армия Людова, но и вооружённые подпольные формирования «лондонцев», вначале, с июня 1940 года, именовавшиеся «Союз Вооружённой борьбы», а с марта 1942 года – Армия Крайова (АК, «аковцы»).
   В каждой «армии» имелось по несколько десятков тысяч человек (в АК, по некоторым данным, – до 200–300 тысяч, но это – явно со всеми «мёртвыми» душами).
   Армия Людова была менее многочисленна, зато намного более активна. Армия же Крайова активных боевых действий против немцев не вела, ограничиваясь в основном «собиранием сил». Один из первых главнокомандующих АК, генерал Ровецкий, 30 июня 1943 года был арестован гестапо в Варшаве, но казнён, к слову, лишь в августе 1944 года, после начала восстания в Варшаве.
   После ареста Ровецкого АК стал командовать генерал Коморовский (Bur-Komorowski, от подпольной клички «Бур»).
   В новогоднюю ночь на 1 января 1944 года «левые» подпольные организации оккупированной Польши создали в глубоком подполье Крайову Раду Народову (КРН).
   Председателем КРН был избран Болеслав Берут, а инициатива создания исходила от Польской рабочей партии. КРН должна была объединить все демократические силы с двумя ближайшими целями: борьба с немецкими оккупантами и противодействие политике эмигрантского польского правительства в Лондоне и его «делегатуре» в Польше.
   На первом своём заседании в новогоднюю ночь 1944 года КРН призвала поляков к борьбе в союзе с СССР за изгнание немцев, за завоевание национальной независимости и создание подлинно демократической Польши.
   21 июля 1944 года, после вступления Красной Армии на территорию Польши и создания в СССР Войска Польского, Крайова Рада Народова образовала свой временный орган центральной исполнительной власти – Польский комитет национального освобождения. 22 июля он опубликовал свой манифест весьма «левого» содержания.
   26 июля 1944 года было заключено соглашение между Советским правительством и ПКНО. В соглашении, в частности, предусматривалось, что как только тот или иной район Польши перестанет быть зоной боевых действий, руководство им перейдёт в руки ПКНО.
   26-го же июля 1944 года премьер-министр Лондонского правительства Станислав Миколайчик направился в Москву на переговоры с Молотовым и Сталиным.
   А 1 августа 1944 года в столице Польши началось вооружённое восстание под руководством антисоветской и прозападной Армии Крайовой.
   Отрицать связь между событиями января и июля 1944 года и восстанием 1 августа можно, но – лишь недобросовестным, несерьёзным и невежественным людям.
   Связь имелась!
   Причём – самая прямая. Особых «козырей» на руках у Миколайчика, направившегося в Москву, не было, кроме политической и финансовой поддержки со стороны правительства Черчилля, Америки и той мировой космополитической элиты, которая создала «послеверсальскую» Польшу Пилсудского. Поэтому Миколайчик очень рассчитывал, что успешное восстание в Варшаве, предпринятое силами исключительно Армии Крайовой во главе с Тадеушом Бур-Коморовским, будет «сильным аргументом» на московских переговорах.
   Лондонцам надо было спешить – советские войска продвигались к Варшаве, и, что было ещё более опасным для лондонских поляков, вместе с русскими на Варшаву наступала 1-я Польская армия генерала Зигмунда Берлинга из состава Войска Польского.
   А Войско Польское, сформированное при помощи СССР, подчинялось Крайовой Раде Народовой и ПКНО.
   Даже если бы Варшаву освободила одна лишь Красная Армия, польская столица всё равно была бы передана нами под контроль КРН. А уж если бы в Варшаву вошли войска Берлинга, шансы правительства Миколайчика на возврат к власти – и так почти нулевые – просто исчезли бы.
   Поэтому ни о каком согласовании действий варшавских сил Армии Крайовой с Советским командованием, с командованием Войска Польского и руководством Армии Людовой не могло быть для лондонцев и речи.
   Напротив, 22 июля 1944 года Бур-Коморовский в телеграмме своему «главнокомандующему» в Лондон, с одной стороны, заявлял о необходимости «ни на одну минуту» не прекращать борьбы с Германией, а с другой стороны, предлагал «мобилизовывать духовно всё общество на борьбу с Россией».
   Правительство Великобритании располагало, естественно, информацией о готовящемся восстании АК, однако союзное Советское правительство об этом не известило. Кроме вполне понятных причин тут надо чётко отметить, что если бы Сталин знал о планах АК в связи с приближением советских войск к Варшаве, он сразу же решительно отказался бы от поддержки таких планов. То есть лондонские поляки намеревались поставить Сталина перед фактом.
   30 июля 1944 года Миколайчик добрался до русской столицы, а 1 августа Бур-Коморовский начал действовать в столице польской. С любой точки зрения, и прежде всего – с военной, это была авантюра.