Задохнувшись от возмущения, девушка умолкла.
   — Ну разве ж так можно? — немного погодя снова взорвалась она. — Стивен ведь мухи не обидит — а его теперь до конца жизни будут убийцей считать. Он, понятно, мучается, злится — и чем больше злится, тем люди больше задумываются: а вдруг там правда что было?
   Мэри снова замолчала. Глаза ее были прикованы к лицу мистера Кина, словно это он вытягивал из нее мучительные признания.
   — Может, можно ему чем-нибудь помочь? — забеспокоился мистер Саттертуэйт.
   Он искренне огорчился. Действительно, положение у парня незавидное. Выдвинутые против Стивена Гранта обвинения выглядели столь туманно и бездоказательно, что опровергнуть их было бы довольно сложно.
   — Помочь? — живо обернулась девушка. — Нет уж, кроме правды, ему теперь ничего не поможет! Вот нашелся бы капитан Харуэлл, вернулся бы домой — все бы узнали, в чем было дело…
   Тут она умолкла, видимо, сдерживая слезы, — и быстро вышла из комнаты.
   — Хорошая девушка, — сказал мистер Саттертуэйт. — А случай весьма печальный. Ах, как бы мне хотелось хоть что-нибудь для нее сделать!
   Он сочувствовал ей всей душой.
   — Мы и делаем, что возможно, — заметил мистер Кин. — У нас есть еще, по крайней мере, полчаса, пока ремонтируется ваша машина.
   Мистер Саттертуэйт в изумлении посмотрел на него.
   — Думаете, мы вот так поговорим-поговорим, да и докопаемся до истины? Разве так бывает?
   — Вы немало повидали на своем веку, — мрачно изрек мистер Кин. — Гораздо больше многих.
   — Да, только жизнь прошла мимо меня, — с горечью отозвался мистер Саттертуэйт.
   — Но это обострило ваше зрение. Вы многое видите там, где другие слепы.
   — Что ж, это правда, — согласился мистер Саттертуэйт. — Я умею смотреть и видеть!
   Он оживился — горечи словно не бывало.
   — Я понимаю так, — продолжал он через несколько секунд. — Чтобы добраться до причины, нужно обратиться к следствию.
   — Вполне разумно, — одобрительно кивнул мистер Кин.
   — Следствие в нашем случае состоит в том, что мисс Лекуто, то бишь миссис Харуэлл, оказывается как бы жена и в то же время не жена. Несмотря на отсутствие мужа она несвободна и выйти замуж во второй раз уже не может. А Ричард Харуэлл при ближайшем рассмотрении оказывается фигурой довольно зловещей: человек ниоткуда, чье прошлое покрыто мраком.
   — Согласен, — сказал мистер Кин. — Вы видите то, что видят все, что просто невозможно не увидеть: все крутится вокруг капитана Харуэлла, личности явно подозрительной.
   Мистер Саттертуэйт взглянул на собеседника с некоторым недоумением: последняя его реплика как будто представляла происшедшее в несколько ином свете.
   — Итак, — продолжал он, — мы рассмотрели следствия или, если угодно, результат случившегося. Теперь можно перейти…
   Но мистер Кин прервал его:
   — Вы не остановились на сугубо материальном аспекте проблемы.
   — Вы правы, — помедлив, согласился мистер Саттертуэйт. — О нем тоже нужно сказать, хотя бы в общих чертах. В таком случае отметим, что в результате всего этого миссис Харуэлл оказалась как бы соломенной вдовой и не вольна уже вступать в брак; мистер Сайрес Бредбери получил возможность приобрести Эшли-Грейндж со всем содержимым за шестьдесят, кажется, тысяч фунтов; и, наконец, некий господин из Эссекса смог воспользоваться услугами садовника Джона Матиаса. К слову, это вовсе не означает, что исчезновение капитана Харуэлла было подстроено усилиями эссекского господина или же мистера Сайреса Бредбери.
   — Иронизируете, — усмехнулся мистер Кин.
   Мистер Саттертуэйт подозрительно взглянул на него.
   — Но вы же не станете спорить…
   — Нет-нет, разумеется, не стану, — заверил его мистер Кин. — Это было бы глупо. Итак, что дальше?
   — Попробуем на некоторое время вернуться к тому роковому дню. Представим, что все это случилось, скажем, сегодня утром…
   — О нет, — улыбаясь, перебил мистер Кин. — Если уж воображать, что нам подвластно само время, то лучше будет направить его течение еще дальше. Положим, исчезновение капитана Харуэлла произошло сто лет назад и что мы с вами оглядываемся на минувшее из две тысячи двадцать пятого года.
   — Странный вы человек, — удивленно произнес мистер Саттертуэйт. — В прошлое верите, а в настоящее нет. Почему?
   — Недавно вы употребили одно замечательное слово — атмосфера. Так вот, в настоящем атмосфера не ощущается.
   — Что ж, может, и так, — задумчиво проговорил мистер Саттертуэйт. — Да, пожалуй, так оно и есть. Настоящее, как правило, воспринимается слишком конкретно.
   — Хорошо сказано, — сказал мистер Кин.
   Мистер Саттертуэйт кокетливо раскланялся:
   — Вы мне льстите.
   — Окинем же взором из будущего весь год, но не текущий — это, пожалуй, было бы пока сложновато — а, скажем, прошлый, — продолжал мистер Кин. — Как бы вы, с вашим умением найти точное слово, определили прошлый год?
   Мистер Саттертуэйт на некоторое время задумался: все-таки он дорожил своей репутацией.
   — Если девятнадцатый век был наречен впоследствии веком мушек и пудры, — сказал он, — то, думаю, тысяча девятьсот двадцать четвертый справедливо было бы назвать годом кроссвордов и воров-домушников.
   — Неплохо, — одобрил мистер Кин. — Но вы, вероятно, имеете в виду Англию, а не всю Европу?
   — Насчет кроссвордов я, честно говоря, не в курсе, — отвечал мистер Саттертуэйт, — но вот домушники неплохо потрудились и на континенте. Помните серию знаменитых краж из французских шато[15]? Вор-одиночка со всем этим ни за что бы не справился. Чтобы попасть внутрь, преступникам приходилось выполнять головокружительные трюки. Поговаривали, что тут орудовала целая труппа акробатов — мать, сын и дочь Клондини. Кстати, однажды я видел их на сцене — поразительное зрелище! Потом они загадочным образом куда-то исчезли… Однако мы удалились от предмета нашего разговора.
   — Не очень, — возразил мистер Кин. — Всего лишь перебрались через Ла-Манш.
   — Где, по словам нашего хозяина, французские барыни лишний шаг боятся ступить, — засмеявшись, добавил мистер Саттертуэйт.
   Повисшая вслед за его словами пауза показалась странно многозначительной.
   — Но почему, почему он исчез? — воскликнул наконец мистер Саттертуэйт. — И как? Каким-то непостижимым образом! Фокус какой-то!
   — Вот именно, фокус, — сказал мистер Кин. — Точно подмечено — и вполне в духе времени — помните: атмосфера! А в чем конкретно заключается суть фокуса?
   — «Проворство рук обманывает зренье», — без запинки продекламировал мистер Саттертуэйт.
   — Вот и ответ! Обман зрения! А уж чем он достигается — проворством ли рук или иными средствами — вопрос второй. Тут все сгодится: пистолетный выстрел, взмах ярко-красного платка — любая деталь, которая с виду может показаться важной. И вот — взгляд уже отвлекся от действительных событий и прикован к некоему театральному эффекту, который на самом деле ровно ничего не значит.
   Мистер Саттертуэйт подался вперед, глаза его загорелись.
   — Верно, верно! Это мысль!..
   Помолчав, он продолжал размышлять вслух.
   — Пистолетный выстрел… Что в нашем случае могло сыграть роль пистолетного выстрела? Что больше всего захватывает воображение?
   От волнения у мистера Саттертуэйта даже дыхание перехватило.
   — Исчезновение капитана Харуэлла! — выдохнул он наконец. — Убрать его — и от всей этой истории ничего не останется.
   — Так уж и ничего? А если бы все шло своим чередом, но без такого вот эффектного жеста?
   — Вы хотите сказать — если бы мисс Лекуто просто так, без всякой причины, продала Эшли-Грейндж и уехала?
   — Вот-вот! Что бы было?
   — Ну, полагаю, поползли бы слухи, люди стали бы проявлять повышенный интерес к коллекциям, находящимся… Но стоп! Минутку!
   Помолчав, он взволнованно продолжал:
   — Вы правы, огни рампы освещают только капитана Харуэлла! А вот мисс Лекуто оказывается из-за этого как бы в тени. Все выясняют: «Кто такой капитан Харуэлл? Откуда он взялся?» Но о ней — коль скоро она потерпевшая сторона — никто не спрашивает. Да полно, верно ли, что она из Канады? И что все эти бесчисленные фамильные ценности достались ей по наследству? Вы были правы, заметив, что мы не слишком удалились от предмета нашего обсуждения — всего лишь перебрались через Ла-Манш. Все эти так называемые «фамильные реликвии», возможно, на самом деле украдены из французских шато и, по большей части являются бесценными произведениями искусства — стало быть, избавиться от них было не так-то просто. Она покупает дом — скорее всего, за бесценок, — переезжает в него и выплачивает кругленькую сумму англичанке с безупречной репутацией, которая согласилась пойти к ней в компаньонки. Затем появляется он. Сценарий расписан заранее. Венчание, таинственное исчезновение мужа, девять дней томительного ожидания. Сердце молодой жены разбито, она готова продать все, что напоминает ей о былом счастье, — что может быть естественнее? Богатый американец разбирается в искусстве. Он видит перед собой прекрасные произведения, несомненно подлинники, среди которых есть поистине бесценные шедевры. Он называет свою цену, она согласна и, печальная и страдающая, навек покидает здешние места. Цель достигнута: ловкость рук — плюс драматический эффект с исчезновением — обман зрения!
   Мистер Саттертуэйт, сияя, умолк, но тут же, несколько стушевавшись, добавил:
   — Но если б не вы, мне никогда до этого не додуматься. Удивительно действует на меня ваше присутствие! Бывает ведь, рассказываешь о чем то, а истинный смысл событий до тебя не доходит. Вот его-то вы каждый раз и помогаете осознать. И все-таки мне непонятно: как же это Харуоллу удалось вот так взять и исчезнуть. В конце концов, его же разыскивала вся английская полиция!
   — Наверняка, — согласился мистер Кин.
   — Проще всего было бы спрятаться в Эшли-Грейндже, — рассуждал мистер Саттертуэйт. — Только вряд ли это возможно…
   — Думаю, он был где-то очень близко от Грейнджа, — сказал мистер Кин.
   Намек не ускользнул от внимания мистера Саттертуэйта.
   — В домике Матиаса? — воскликнул он. — Но полиция же наверняка его обыскала!
   — И не раз, вероятно, — подтвердил мистер Кин.
   — Матиас, — хмурясь, произнес мистер Саттертуэйт.
   — И миссис Матиас, — напомнил мистер Кин. Мистер Саттертуэйт пристально глядел на собеседника.
   — Если орудовавшая тут шайка и впрямь Клондини, — медленно начал ой, — то их как раз было трое. Брат с сестрой могли сыграть роли Харуолла и Элинор Лекуто. А мать, стало быть, превратилась в миссис Матиас? Но тогда…
   — Матиас, кажется, мучился ревматизмом, не так ли? — с невинным видом спросил мистер Кин.
   — А-а! — вскричал мистер Саттертуэйт. — Все понятно! Но возможно ли это? Пожалуй, возможно. Слушайте! Матиас пробыл здесь месяц. Из этого месяца последние две недели Харуэлл и Элинор провели в свадебном путешествии и еще две недели накануне венчания предположительно находились в Лондоне. Хороший актер вполне мог осилить одновременно две роли — Харуэлла и Матиаса. В те дни, когда Харуэлл бывал в Кертлингтон-Мэллите, Матиаса весьма кстати скручивал ревматизм, и на подхвате оказывалась миссис Матиас. Ей была отведена очень важная роль — ведь если б не она, могли возникнуть подозрения. Харуэлл, как вы верно заметили, скрывался в домике Матиаса. Он сам и был Матиас! Когда же наконец план удался и Эшли-Грейндж был продан, садовник с женой объявили, что получили работу в Эссексе. С этого момента Джон Матиас и его супруга навсегда сошли со сцены.
   Послышался стук в дверь, и в столовую вошел Мастере.
   — Машина у крыльца, сэр, — доложил он.
   Мистер Саттертуэйт поднялся. Мистер Кин также встал и, подойдя к окну, раздвинул шторы — в комнату хлынул лунный свет.
   — Гроза кончилась, — сообщил он. Мистер Саттертуэйт натягивал перчатки.
   — На следующей неделе я ужинаю с комиссаром, — многозначительно произнес он. — Я изложу ему свою — гм-м! — нашу версию.
   — Ее нетрудно будет проверить, — сказал мистер Кин. — Стоит только сравнить коллекции из Эшли-Грейнджа со списком, полученным от французской полиции, — и…
   — Да, — согласился мистер Саттертуэйт. — Не повезло, конечно, мистеру Бредберну — но что поделаешь!
   — Будем надеяться, что он переживет утрату, — заметил мистер Кин.
   Мистер Саттертуэйт протянул на прощание руку.
   — До свидания, — сердечно сказал он. — Не могу передать, как я рад нашей неожиданной встрече. Вы, кажется, завтра уезжаете?
   — Возможно, даже сегодня. Я уже закончил здесь все свои дела. Что ж, ходить туда-сюда — таков мой удел.
   Мистер Саттертуэйт вспомнил, что уже слышал сегодня эти слова. Очень странно.
   Он возвращался к своей машине и своему шоферу. Из открытой двери закусочной доносился густой, уверенный басок хозяина.
   — Да, темное дело, — говорил он, — ну его к шуту!
   Правда, на сей раз вместо «темное» он употребил другое, более выразительное слово. Мистер Уильям Джонс неплохо разбирался в людях и всегда примеривал фигуры речи к характеру слушателей. На этот раз собравшиеся а закусочной явно предпочитали более сочные выражения.
   Мистер Саттертуэйт с наслаждением откинулся на сиденье роскошного лимузина. От сознания одержанной победы его просто распирало. Взгляд скользнул по дочери хозяина — девушка вышла на крыльцо и стояла под скрипучей вывеской гостиницы.
   «Она и не догадывается, — усмехнулся про себя мистер Саттертуэйт. — Впрочем, откуда ей знать, что я намерен для нее сделать!»
   Над дверью скрипела и раскачивалась на ветру вывеска: «Наряд Арлекина».

Небесное знамение

   Судья завершал обращение к присяжным.
   — Итак, господа, моя речь подходит к концу. Подсудимому было предъявлено обвинение в убийстве Вивьен Барнаби, и вам, на основании имеющихся фактов, предстоит решить, справедливо ли это обвинение. Вы ознакомились с показаниями слуг и убедились, что между ними нет расхождений в определении момента выстрела. Вы ознакомились с письмом, которое Вивьен Барнаби отправила подсудимому утром в ту самую пятницу, тринадцатого сентября.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента