Он протянул руку. Среди весьма пустынной местности – валунов, вереска, папоротника-орляка – примерно в сотне ярдов от дома находилась густая роща.
   – Взгляните-ка на эту картину, – продолжал Хейдон. – Одни деревья вымерли, другие выросли, но в целом все сохранилось почти таким, каким было, возможно, во времена финикийских поселенцев. Пойдемте и посмотрим.
   Мы все тронулись за ним следом. Едва мы вошли в рощу, как я ощутил странную подавленность. Думаю, из-за тишины: казалось, ни одна птица не вьет гнезд в этих деревьях. Все кругом было пронизано отчаянием и ужасом. Я приметил, что Хейдон смотрит на меня, странно улыбаясь.
   – Какие-нибудь необычные ощущения вызывает это место, Пендер? – спросил он. – Внутреннее сопротивление? Или, может, чувство стеснительности?
   – Мне просто здесь не нравится, – спокойно ответил я.
   – Это вполне понятно. Здесь находилась одна из цитаделей древних противников твоей веры. Это – «Роща Астарты».
   – Астарты?
   – Астарты, или Иштар, – называй как хочешь. Я предпочитаю финикийское название «Астарта». Это, полагаю, единственное место в окрестностях, связанное с культом Астарты. Доказательств у меня нет, но мне хочется верить, что перед нами подлинная «Роща Астарты». Здесь, за плотным кольцом деревьев, совершались священные ритуалы.
   – Священные ритуалы, – мечтательно прошептала Диана Эшли. – Интересно, а в чем они состояли?
   – Малопочтенное дело по всем меркам, – неожиданно громко засмеялся капитан Роджерс. – Горячительное занятие, как мне представляется.
   Хейдон не обратил на него ни малейшего внимания.
   – В центре рощи должен был возвышаться храм, – продолжил он. – Храмов я содержать не могу, но позволил себе осуществить собственную маленькую фантазию.
   В этот момент мы вышли на небольшую поляну посередине рощи. В центре поляны находилось нечто, отдаленно напоминавшее каменный домик. Диана Эшли подняла вопросительный взгляд на Хейдона.
   – Я назвал его кумирней, – пояснил он, – кумирней, или «Храмом Астарты».
   Он приблизился к домику. Внутри на грубовато сделанной эбеновой подставке находилась странная фигурка сидящей на льве женщины с рогами из полумесяцев.
   – Астарта финикийская, – объявил Хейдон, – богиня луны!
   – Богиня луны! – воскликнула Диана. – Давайте устроим сегодня вечером в ее честь настоящую оргию. Наденем маскарадные костюмы, придем сюда и при лунном свете совершим ритуалы в честь Астарты!
   Я сделал инстинктивное движение уйти, и Эллиот Хейдон, двоюродный брат Ричарда, быстро обернулся ко мне:
   – Вам все это не нравится, падре?
   – Нет, – сурово отрезал я, – не нравится.
   – Но ведь все это лишь дурачество, – заметил он, снисходительно разглядывая меня. – Дик не может знать, где на самом деле находилась священная роща. Это просто его фантазия, ему нравится так думать. Во всяком случае, если бы это было…
   – Если бы это было?…
   – Ну вы-то, – неловко рассмеялся он, – вы-то не верите в такого рода вещи? Вы – приходской священник.
   – Не уверен, что в этом качестве мне не следует верить в подобное, – ухмыльнулся я. – Впрочем, я знаю только одно: как правило, я не очень чувствителен к общей атмосфере места, но как только я вступил в рощу, я тотчас почувствовал присутствие некоего зла и опасности вокруг.
   Эллиот непроизвольно взглянул через плечо.
   – Да, – согласился он, – здесь что-то неладно. Понимаю, что вы имеете в виду, но, боюсь, ваше воображение слишком уж разыгралось. Не правда ли, Саймондс?
   Доктор помолчал секунду-другую, а затем тихо произнес:
   – Не нравится мне все это. Не знаю почему. Но так или иначе – не нравится.
   Тут ко мне подбежала Виолет Маннеринг:
   – Мне страшно, – хныкала она, – я боюсь оставаться здесь. Давайте быстрее уйдем отсюда.
   Мы с ней пошли первыми, за нами двинулись остальные. Лишь Диана Эшли задержалась. Обернувшись, я увидел, что она стоит перед храмом, или кумирней, и горящим взглядом неотрывно смотрит на изображение богини.
   День выдался чудесный, было необычно жарко, а поэтому к предложению Дианы Эшли о костюмированном бале все отнеслись благосклонно. Начались обычные перешептывания, смех и лихорадочное шитье втайне от остальных. Когда мы вышли к ужину, раздались принятые в таких случаях восторженные возгласы. Роджерс с женой нарядились неандертальцами, объясняя недостатки в костюмах нехваткой каминных ковриков. Ричард Хейдон объявил себя финикийским матросом, а его кузен – атаманом разбойников. Доктор Саймондс предстал шеф-поваром, леди Маннеринг – больничной сиделкой, а ее дочь черкешенкой. Меня самого бурно приветствовали как монаха. Диана Эшли вышла к ужину последней, вызвав у нас некоторое разочарование: ее стан окутывало черное просторное домино.
   – Незнакомка! – объявила она. – Вот кто я. А теперь, ради бога, поспешим к столу.
   После ужина мы вышли из дома. Вечер был прелестным – бархатисто-теплым. Всходила луна.
   Мы гуляли, болтали, и время летело быстро. Через час мы случайно обнаружили, что Дианы Эшли среди нас нет.
   – Наверняка отправилась спать, – решил Ричард Хейдон.
   – О нет, – покачала головой Виолет Маннеринг, – я видела, как четверть часа тому назад она пошла туда, – и она показала рукой на рощу, черной тенью встававшую в лунном свете.
   – Интересно, что у нее на уме, – вслух задумался Ричард Хейдон, – клянусь, какие-нибудь дьявольские шутки. Пойдемте, взглянем.
   Немного заинтригованные, мы всей группой направились в рощу. Мне стало немного не по себе, с каждым шагом я испытывал все более сильное и необъяснимое нежелание проникнуть за эту черную, невесть что предвещающую стену деревьев. Я почти физически ощущал силу, удерживающую меня. И яснее, чем раньше, я почувствовал изначальную греховность этого места. Думаю, что кое-кто из гостей испытывал те же чувства, что и я, хотя и не хотел сознаться в этом. В зыбком лунном свете казалось, что стволы деревьев сомкнулись, не желая пропускать нас. Бесшумная днем роща сейчас была вся наполнена множеством шепотков и вздохов. Объятые внезапным ужасом, мы взялись за руки и медленно, кучкой стали продвигаться вперед.
   Но вот мы, наконец, достигли желанной поляны в центре рощи и в изумлении остановились как вкопанные: на пороге кумирни, укутанная в прозрачную ткань, стояла переливающаяся светом фигура. Над ее головой из черной копны волос поднимались два полумесяца.
   – Мой бог! – воскликнул Ричард Хейдон, и у него над бровями проступили капельки пота.
   Виолет Маннеринг оказалась зорче:
   – Это же Диана! Однако что она с собой сделала? Она же сама на себя не похожа!
   Между тем фигура у входа в храм подняла руку и, сделав шаг вперед, глубоким приятным голосом возвестила:
   – Я – жрица Астарты! Остерегайтесь приближаться ко мне, ибо смерть таится в моей руке.
   – Не надо, дорогая, – запротестовала леди Маннеринг. – Вы пугаете нас. Нам в самом деле страшно.
   Хейдон бросился к ней:
   – Бог мой, Диана! Ты прекрасна!
   Мои глаза попривыкли к лунному свету, и я уже видел все более отчетливо. Диана действительно, как сказала Виолет, преобразилась. Лицо обрело явно восточные черты, в глазах светилась жесткая решимость, а на губах играла столь странная улыбка, какой я у нее никогда не видел.
   – Осторожней! – предупредила она. – Не приближайтесь к богине! Любого, кто прикоснется ко мне, сразит смерть!
   – Ты великолепна, Диана, – воскликнул Хейдон, – только, пожалуйста, прекрати это. Так или иначе, но мне… мне не нравится это.
   Он решительно направился к ней, но тут она выбросила руку в его сторону.
   – Остановись! – вскрикнула она. – Еще шаг – и я уничтожу тебя волшебством Астарты!
   Ричард Хейдон рассмеялся и ускорил шаг. И вдруг произошло нечто странное: он качнулся, затем будто споткнулся и рухнул наземь во весь рост.
   Он так и не поднялся, оставшись лежать ничком на земле. Неожиданно Диана начала истерически смеяться. Странный и страшный хохот разорвал тишину.
   С проклятием Эллиот рванулся вперед.
   – Я больше не могу! – закричал он. – Вставай же, Дик. Ну, вставай!
   Однако Ричард Хейдон оставался лежать там, где упал. Эллиот подбежал к нему, опустился на колени и осторожно перевернул Ричарда. Он склонился над ним, вглядываясь в лицо брата.
   Затем Эллиот резко вскочил на ноги, чуть качнувшись при этом.
   – Доктор! Ради бога, доктор, подойдите. Я… я думаю, что он мертв.
   Саймондс сорвался с места, а Эллиот медленно двинулся к нам. При этом он как-то странно смотрел на свои руки. В этот миг дикий вопль исторгла Диана:
   – Я убила его! О, мой бог! Я не хотела этого, но я убила его!
   И, теряя сознание, она медленно опустилась на траву.
   Тут закричала миссис Роджерс:
   – Уйдемте с этого страшного места, а то и с нами что-нибудь случится! О, как все это ужасно!
   Эллиот положил руку мне на плечо.
   – Этого не может быть, – бормотал он. – Говорю вам: этого не может быть. Человека нельзя убить подобным образом. Это…это неестественно.
   Я попытался успокоить его:
   – Всему есть объяснение. У вашего кузена, верно, была болезнь сердца, о которой никто не подозревал. А тут возбуждение, шок… – Вы ничего не понимаете, – прервал он меня и поднес к моим глазам свою ладонь, на которой я ясно увидел кровь. – Дик умер не от шока. Он был заколот, заколот ударом в сердце, но вот оружия там никакого не было.
   Я с недоверием уставился на него. В это время Саймондс закончил осмотр тела и подошел к нам. Он был бледен и дрожал.
   – Уж не сошли ли мы все с ума? – спросил он. – И что это за место, если здесь такое может твориться?
   – Значит, это правда? – вставил я.
   Он кивнул.
   – Удар мог быть нанесен длинным тонким кинжалом, но кинжала там никакого нет.
   Мы посмотрели друг на друга.
   – Но он должен там быть! – воскликнул Эллиот Хейдон. – Он, вероятно, просто валяется где-нибудь там. Надо поискать.
   Мы стали шарить по траве, когда Виолет Маннеринг неожиданно заявила:
   – Мне помнится, у Дианы было что-то в руке. Что-то вроде кинжала. Я видела. Я видела, как что-то блеснуло у нее в руке, когда она угрожала ему.
   – Но он даже трех ярдов не дошел до нее, – возразил Эллиот Хейдон.
   Леди Маннеринг склонилась над распростертым телом женщины.
   – Сейчас у нее в руке ничего нет, – сказала она, – и на земле ничего не видно. Ты уверена, что не ошиблась, Виолет?
   Доктор Саймондс подошел к лежащей Диане.
   – Надо отнести ее в дом. Вы поможете, Роджерс? Мы отнесем мисс Эшли, а после вернемся и займемся телом сэра Ричарда.
   Пендер прервал повествование и медленно оглядел слушателей:
   – В наше время, благодаря детективной литературе, каждый мальчишка знает, что тело должно быть оставлено там, где было найдено. Но в те годы мы не располагали подобными знаниями и, естественно, отнесли тело Ричарда Хейдона в его спальню в квадратном гранитном доме. Потом послали дворецкого на велосипеде за полицией – участок был милях в двенадцати.
   Вот тогда-то Эллиот Хейдон и отозвал меня в сторону:
   – Послушайте, я собираюсь назад, в рощу. Надо обязательно найти это оружие.
   – Если оно вообще было, – заметил я.
   Он схватил меня за плечо и резко встряхнул:
   – Вы забили себе голову суеверной чепухой. Думаете, смерть наступила сверхъестественным образом. Хорошо, я сам пойду в рощу и там все выясню.
   Я начал было отговаривать его, но безрезультатно. Сама мысль о плотном кольце деревьев была мне ненавистна, и потом, меня стало мучить предчувствие нового несчастья. Но Эллиот заупрямился. Уходил он с твердым намерением докопаться до сути дела.
   Мы провели ужасную ночь, во время которой никто даже и не пробовал уснуть. Полиция по прибытии явно скептически отнеслась к нашим показаниям. Они намеревались было допросить мисс Эшли, но пришлось учесть мнение доктора Саймондса, категорически запретившего это. К мисс Эшли вернулось сознание, или, другими словами, она вышла из транса, и он дал ей сильное снотворное. Ее ни в коем случае нельзя было тревожить до утра.
   До семи утра никто не вспоминал об Эллиоте Хейдоне, а потом вдруг Саймондс спросил, где он. Я объяснил, и хмурое лицо доктора помрачнело еще больше.
   – Лучше бы он этого не делал. Это… это безрассудно.
   – Не думаете же, вы, что с ним может что-нибудь случиться?
   – Надеюсь, что нет. Полагаю, падре, что лучше бы нам с вами пойти и посмотреть.
   Я знал, что он прав, но от меня потребовалось все мужество, чтобы собраться с духом и решиться на это. Мы вышли вместе и сразу же направились в злосчастную рощу. Дважды окликнули Эллиота – безответно. Вскоре мы вышли на поляну, казавшуюся призрачной при свете утренних лучей. И вдруг Саймондс сжал мою руку так, что я едва не вскрикнул. Там, где вчера вечером при луне мы увидели тело мужчины, уткнувшегося лицом в траву, теперь в лучах утреннего солнца нашим глазам предстала та же картина. Но на сей раз на том самом месте, где вчера лежал его двоюродный брат, сегодня лежал Эллиот Хейдон.
   – Бог мой! – прошептал Саймондс. – И его тоже!
   Мы бросились к нему. Эллиот Хейдон был без сознания, однако дышал, и сомневаться в причине трагедии на сей раз не приходилось: из раны торчал длинный, тонкий бронзовый клинок.
   – Какое счастье, что удар пришелся в плечо, а не в сердце, – прокомментировал доктор. – Не знаю, что и думать. Во всяком случае, он жив и сам сможет рассказать, что произошло.
   Но как раз этого-то Эллиот Хейдон сделать не смог. Его рассказ был крайне туманен. Уйдя на поиски кинжала, он вскоре прекратил свои тщетные попытки и остановился рядом с капищем, И тут у него появилось ощущение, что за ним кто-то наблюдает из-за деревьев. Он стал отгонять от себя эту мысль, но напрасно. Тут вдруг, по его словам, задул сильный холодный ветер, но не со стороны деревьев, а изнутри кумирни. Повернувшись, чтобы рассмотреть внутренность храма, он увидел маленькую фигурку богини. Казалось, он находится под оптическим обманом: фигурка все время увеличивалась. Внезапно его как будто ударило в голову и отбросило назад. Падая, он почувствовал жгучую боль в левом плече… В кинжале признали один из предметов, найденных при раскопках кургана и приобретенных Ричардом Хейдоном. Никто, как выяснилось, не знал, где он хранил его – в доме или кумирне.
   Полиция выдвинула версию, что Ричарда преднамеренно заколола мисс Эшли, но вынуждена была снять ее ввиду нашего единодушного свидетельства, что она находилась, от него на расстоянии не менее трех ярдов. И тайна убийства так и осталась тайной.
   Наступила тишина.
   – Что тут скажешь?! – нарушила молчание Джойс Лемприер. – Все выглядит столь ужасающим и сверхъестественным. У вас самого, доктор Пендер, есть какое-нибудь объяснение случившемуся?
   – Да, – кивнул головой старый священник, – правда, довольно странное и не на все проливающее свет.
   – Я бывала на спиритических сеансах, – заметила Джойс, – и что ни говорите, но на них случаются весьма странные вещи. Возможно, это был гипноз. Эта женщина в самом деле могла почувствовать себя жрицей Астарты. Вероятно, она и метнула кинжал, который мисс Маннеринг видела у нее в руке.
   – Или дротик, – предположил Рэймонд Уэст, – в конце концов, лунный свет был не очень ярок. У нее в руке могло быть какое-нибудь другое метательное оружие, которым она смогла пронзить свою жертву на расстоянии. Здесь можно говорить о массовом гипнозе. Я полагаю, что все были готовы к тому, что произойдет нечто из ряда вон выходящее, и поэтому увидели происходящее в подобном свете.
   – Мне приходилось видеть чудеса, какие проделывают с оружием и ножами в цирке, – подал голос сэр Генри. – Вполне допускаю, что среди деревьев затаился профессионал и оттуда с достаточной точностью метнул нож или кинжал. Я согласен, что все выглядит неестественным, но это, похоже, единственно реальное предположение. Вспомните, что у второго пострадавшего создалось впечатление, что за ним наблюдают из рощи. Ну, а уверения мисс Маннеринг, что у мисс Эшли был в руке кинжал, и то, что другие это отрицают, меня не удивляет. Мой опыт убедительно подсказывает мне, что свидетельства пяти человек об одной и той же вещи отличаются друг от друга до невероятности.
   – Но во всех этих теориях, – кашлянул мистер Петерик, – мы, кажется, пренебрегаем одним важным фактом, а именно: что стало с оружием? Мисс Эшли вряд ли могла воспользоваться дротиком, стоя в центре открытого пространства. Если же дротик был пущен прячущимся убийцей, то он должен был бы остаться в ране, когда убитого переворачивали. Полагаю, мы должны отвергнуть все невероятные теории и ограничиться лишь трезвыми фактами.
   – А каковы же они?
   – Ну, по крайней мере, одно обстоятельство вполне определенно. Никого около убитого в момент, смерти не было, а потому единственным человеком, который мог заколоть его, был он сам. Перед нами – самоубийство.
   – Но что же заставило его пойти на это? – недоумевал Рэймонд Уэст.
   – О, это опять вопрос из области теорий, – кашлянул снова адвокат, – в настоящий же момент меня теории не интересуют. Если исключить сверхъестественные силы, в какие я ни на минуту не верю, то все произошло именно так, как я сказал. Он заколол себя в падении, раскинув руки, затем выдернул кинжал из раны и забросил его за деревья. Вот что, как мне кажется, произошло, хотя это и маловероятно.
   – Не хочу сказать, что я уверена, – сказала мисс Марпл, – но все это сбивает меня с толку. Иногда случаются престранные вещи.
   – Да-да, тетушка, – мягко вставил Рэймонд, – ты хочешь сказать, что его не закололи?
   – Конечно, нет, дорогой! – ответила мисс Марпл. – Об этом-то я и твержу. Несомненно, существует лишь один способ, которым могли заколоть бедного сэра Ричарда. Мне же сейчас хотелось бы знать, почему он споткнулся. Разумеется, причиной мог послужить и корень дерева. Он неотрывно глядел на женщину, а при лунном свете ничего не стоит зацепиться за что-нибудь ногой.
   – Вы говорите, что есть лишь один путь, которым сэр Ричард мог быть заколот? Я вас правильно понял, мисс Марпл? – с интересом посмотрел на нее священник.
   – Это очень печальное событие, и мне не хочется на нем останавливаться. Он ведь пользовался правой рукой, не так ли? Я имею в виду, что нанести рану в левое плечо иначе нельзя. Мне всегда было очень жаль беднягу Джека Бейнза. Помните, после жестоких сражений при Appace он прострелил себе ногу? Он признался мне в этом, когда я пришла навестить его в госпитале. Ему было стыдно. Не думаю, что этот несчастный Эллиот Хейдон много выгадал от своего ужасного преступления.
   – Эллиот Хейдон! – воскликнул Рэймонд. – Вы думаете, это сделал он?!
   – Не вижу, кто еще мог бы совершить это, – развела руками мисс Марпл. – Давайте, по мудрому совету мистера Петерика, обратимся к фактам и забудем на время языческую богиню, которую я не нахожу очень приятной. Итак, он первым подошел к брату, перевернул его и, конечно, мог сделать все необходимое, находясь спиной ко всем остальным. Ведь он был одет атаманом разбойников и, конечно, должен был иметь какое-нибудь оружие у себя на поясе. Я помню, как еще девушкой танцевала на маскараде с одним мужчиной в костюме разбойника. У него было пять ножей и кинжалов разного рода. Не могу описать, насколько неудобно и неловко это было для его партнерши.
   Взоры всех гостей обратились на доктора Пендера.
   – Мне удалось узнать правду, – проговорил он, – через пять лет после того, как произошла трагедия. И пришла она в виде письма от Эллиота Хейдона. Он писал, что считает, что в том убийстве я всегда подозревал его. Для него это было внезапное искушение. Он тоже любил Диану Эшли, но был всего лишь бедным юристом. Не будь на его пути Ричарда и унаследуй он его титул и поместье, перед ним открывалась бы чудесная перспектива. Кинжал выпал у него из-за пояса, когда он наклонился над двоюродным братом; времени на размышления не было, и он вонзил кинжал в тело, а затем убрал оружие обратно за пояс. Чтобы отвести подозрения, он позднее ударил кинжалом и себя. Он отправил это письмо накануне отъезда в экспедицию на Южный полюс на случай, как он писал, если никогда не вернется назад. Не думаю, чтобы он рвался домой, зато знаю, как подметила мисс Марпл, что его преступление не принесло ему никакой выгоды. «Пять лет, – писал он, – я живу в аду. Надеюсь, что смогу, по меньшей мере, искупить свою вину достойной смертью».
   Все молчали.
   – И он умер с честью, – сказал сэр Генри. – Вы изменили фамилии в вашей истории, доктор Пендер, но, полагаю, я догадался, о ком идет речь.
   – Как я уже говорил, – продолжил старый священник, – нам не все удалось объяснить. И все же я до сих пор считаю, что действия бедного Эллиота Хейдона направлял в этой злосчастной роще злой дух языческой богини Астарты, о которой с тех пор я не могу думать без содрогания.

Золотые слитки

   – Не знаю, подойдет ли история, которую хочу рассказать вам я, – начал Рэймонд Уэст. – Ведь у меня нет даже ее разгадки… Но обстоятельства случившегося настолько невероятны, что решительно стоит их выслушать. Возможно, все вместе мы и сумеем в них разобраться.
   Все это случилось два года назад, когда я поехал на Троицу[5] в Корнуолл к человеку по имени Джон Ньюмэн.
   – В Корнуолл? – отрывисто переспросила Джойс Ламприер.
   – Да, а что?
   – Нет, ничего особенного. Просто моя история тоже про Корнуолл, про рыбацкую деревеньку под названием Рэтхоул. Надеюсь, мы не собираемся рассказывать об одном и том же?
   – Нет. В моем случае деревня называется Полперран. Это на западном побережье Корнуолла. Места там дикие и скалистые. За несколько недель до своего приезда туда я и познакомился с Джоном, который сразу показался мне чрезвычайно интересным человеком. Умный, независимый, с богатым воображением. Возможно, слишком уж легко увлекающийся… Во всяком случае, благодаря этому качеству он не задумываясь арендовал «Пол-хаус». Прекрасный знаток елизаветинской эпохи[6], он так красочно и наглядно расписывал мне передвижения испанской «Армады»[7], точно сам при этом присутствовал. Что это? Реинкарнация?[8] Возможно, возможно.
   – Все-таки ты у меня неизлечимый романтик, дорогой, – ласково проговорила мисс Марпл.
   – Уж чего-чего, а этого за мной никогда не водилось. – возмутился Рэймонд. – Но этот Ньюмэн был попросту одержимым, чем меня и притягивал. Ни дать ни взять ходячий анахронизм. Так вот, он рассказал мне, что один из кораблей «Армады», перевозивший из испанских владений золото – просто несметные сокровища, – разбился у побережья Корнуолла на известных своим коварством Змеиных скалах. На протяжении ряда лет, говорил мне Ньюмэн, предпринимались попытки поднять корабль и достать ценности. Насколько я понимаю, такие попытки происходят сплошь и рядом, хотя в большинстве случаев все эти затонувшие сокровища оказываются только мифом. Потом этим занялась какая-то компания, но она быстро обанкротилась, и Ньюмэну удалось перекупить права на разведработы – или не знаю точно как там это называется – практически за бесценок. Он очень увлекся этой затеей. По его словам, дело было только за новейшей научной аппаратурой. Золото там, и у него не было ни тени сомнений, что его можно достать.
   Слушая его, я все думал, почему так получается… Ну, что удача всегда идет навстречу тому, кто и без того богат и счастлив, и кому, по большому счету, эти деньги без надобности. Должен признаться, азарт Ньюмэна заразил и меня. Я так и видел, как гонимые штормом галионы вылетают на мель, разбиваясь о чернеющие скалы. «Галионы» само по себе звучит так романтично… А уж «Испанское золото» способно равно заворожить как школьника, так и умудренного жизнью взрослого человека. К тому же в то время я работал над романом, некоторые эпизоды которого относились к шестнадцатому веку, и меня радовала перспектива заполучить драгоценные колоритные детали от хозяина «Пол-хауса».
   В пятницу утром я отправился с Паддингтонского вокзала, предвкушая приятную и полезную поездку. В купе оказался еще один пассажир – в углу напротив. Высокий, с военной выправкой. Я не мог избавиться от ощущения, что где-то его уже видел. В конце концов я вспомнил. Моим попутчиком был инспектор Бадгворт. Я познакомился с ним, когда работал над серией статей об исчезновении Эверсона.
   Я напомнил ему о себе, и вскоре мы уже мило беседовали. Когда я сообщил ему, что еду в Полперран, к моему удивлению, оказалось, что он направляется туда же. Чтобы не показаться назойливым, я не стал расспрашивать его о целях этой поездки, а заговорил о себе, упомянув мельком затонувший испанский галион. К еще большему моему удивлению, инспектор знал о нем практически все.