Страница:
— Ну как, получила удовольствие? — спросил ее Томми, меняя тему.
— Ну, я бы так не сказала. Все были со мной очень милы и любезны, и, надеюсь, скоро я перестану путать их так, как сейчас. Знаешь, сначала приходится трудно, потому что люди похожи друг на друга, носят примерно одинаковую одежду, так что не сразу отличишь, кто есть кто, разве что кто-то особенно красив или безобразен. А в деревне это почему-то не так заметно.
— Так вот, — заявил Томми, — мы с Ганнибалом проявили недюжинный ум.
— Мне показалось, ты говорил про одного Ганнибала. Томми протянул руку и снял с ближайшей полки книгу.
— «Похищенный», — пояснил он. — Еще один Роберт Льюис Стивенсон. Кто-то, видать, его очень любил. «Черная стрела», «Похищенный», «Катриона» и еще два романа. Все были подарены Александру Паркинсону любящей бабушкой, а один — щедрой тетей.
— Ну и что из того?
— И я нашел его могилу, — добавил Томми.
— Что нашел?
— Точнее, Ганнибал нашел. Она находится прямо в углу, возле боковой двери, ведущей в церковь, куда-то в ризницу. Она очень стершаяся и неухоженная, но без сомнения его. Он умер в четырнадцать лет. Александр Ричард Паркинсон. Ганнибал рыскал в том месте. Я увел его и, несмотря на ветхость могилы, сумел разобрать надпись.
— Четырнадцать лет, — проговорила Таппенс. — Бедный мальчуган.
— Да, — сказал Томми, — печально и…
— Ты о чем-то думаешь, — сказала Таппенс. — Я не понимаю.
— Я заинтересовался. Видимо, Таппенс, ты заразила меня. Это один из твоих крупнейших недостатков — если ты чем-то увлеклась, ты не можешь заниматься этим сама, а должна обязательно вовлечь кого-то еще.
— Я не совсем тебя понимаю, — сказала Таппенс.
— Я думаю, нет ли здесь причинно — следственной связи.
— Что ты имеешь в виду, Томми?
— Я раздумывал об Александре Паркинсоне, который положил столько труда, хотя, полагаю, ему это пришлось по душе, занося в книгу свое тайное послание. «Мэри Джордан умерла не своей смертью». Предположим, это правда, и Мэри Джордан, кем бы она ни была, действительно умерла не своей смертью. Ты не думаешь, что за этим вполне могла последовать смерть Александра Паркинсона?
— Ты имеешь в виду — неужели ты считаешь…
— Пришла мне вот в голову такая мысль, — сказал Томми. Как — никак умер в 14 лет. На надгробии не говорилось, от чего он умер, впрочем, естественно. Там была только надпись, «В твоем присутствии лишь познается полнота радости» или нечто в таком духе. Возможно, он знал что-то, что представляло для кого-то опасность — я поэтому умер.
— Другими словами, его убили? Выдумываешь ты все, — заявила Таппенс.
— Ну, ты начала первая. Выдумывать или воображать — в сущности, одно и то же.
— Наверное, мы теперь не успокоимся, — проговорила Таппенс, — а узнать ничего не узнаем, поскольку все это произошло так много лет назад.
Они переглянулись.
— Как в то время, когда мы пытались разобраться в той истории с Джейн Финн, — сказал Томми.
Они снова переглянулись, вспоминая прошлое.
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Книга вторая
Глава 1
— Ну, я бы так не сказала. Все были со мной очень милы и любезны, и, надеюсь, скоро я перестану путать их так, как сейчас. Знаешь, сначала приходится трудно, потому что люди похожи друг на друга, носят примерно одинаковую одежду, так что не сразу отличишь, кто есть кто, разве что кто-то особенно красив или безобразен. А в деревне это почему-то не так заметно.
— Так вот, — заявил Томми, — мы с Ганнибалом проявили недюжинный ум.
— Мне показалось, ты говорил про одного Ганнибала. Томми протянул руку и снял с ближайшей полки книгу.
— «Похищенный», — пояснил он. — Еще один Роберт Льюис Стивенсон. Кто-то, видать, его очень любил. «Черная стрела», «Похищенный», «Катриона» и еще два романа. Все были подарены Александру Паркинсону любящей бабушкой, а один — щедрой тетей.
— Ну и что из того?
— И я нашел его могилу, — добавил Томми.
— Что нашел?
— Точнее, Ганнибал нашел. Она находится прямо в углу, возле боковой двери, ведущей в церковь, куда-то в ризницу. Она очень стершаяся и неухоженная, но без сомнения его. Он умер в четырнадцать лет. Александр Ричард Паркинсон. Ганнибал рыскал в том месте. Я увел его и, несмотря на ветхость могилы, сумел разобрать надпись.
— Четырнадцать лет, — проговорила Таппенс. — Бедный мальчуган.
— Да, — сказал Томми, — печально и…
— Ты о чем-то думаешь, — сказала Таппенс. — Я не понимаю.
— Я заинтересовался. Видимо, Таппенс, ты заразила меня. Это один из твоих крупнейших недостатков — если ты чем-то увлеклась, ты не можешь заниматься этим сама, а должна обязательно вовлечь кого-то еще.
— Я не совсем тебя понимаю, — сказала Таппенс.
— Я думаю, нет ли здесь причинно — следственной связи.
— Что ты имеешь в виду, Томми?
— Я раздумывал об Александре Паркинсоне, который положил столько труда, хотя, полагаю, ему это пришлось по душе, занося в книгу свое тайное послание. «Мэри Джордан умерла не своей смертью». Предположим, это правда, и Мэри Джордан, кем бы она ни была, действительно умерла не своей смертью. Ты не думаешь, что за этим вполне могла последовать смерть Александра Паркинсона?
— Ты имеешь в виду — неужели ты считаешь…
— Пришла мне вот в голову такая мысль, — сказал Томми. Как — никак умер в 14 лет. На надгробии не говорилось, от чего он умер, впрочем, естественно. Там была только надпись, «В твоем присутствии лишь познается полнота радости» или нечто в таком духе. Возможно, он знал что-то, что представляло для кого-то опасность — я поэтому умер.
— Другими словами, его убили? Выдумываешь ты все, — заявила Таппенс.
— Ну, ты начала первая. Выдумывать или воображать — в сущности, одно и то же.
— Наверное, мы теперь не успокоимся, — проговорила Таппенс, — а узнать ничего не узнаем, поскольку все это произошло так много лет назад.
Они переглянулись.
— Как в то время, когда мы пытались разобраться в той истории с Джейн Финн, — сказал Томми.
Они снова переглянулись, вспоминая прошлое.
Глава 6
Проблемы
Будущий переезд в новый дом часто воспринимается как приятная работа, которая доставит переезжающим удовольствие, но так получается далеко не всегда.
Приходится вступать в контакты с электриками, подрядчиками, плотниками, малярами, наклейщиками обоев, поставщиками холодильников, кухонных плит, электрооборудования, изготовителями чехлов для мебели и занавесок, теми, кто подвешивает занавески, укладывает линолеум, поставляет ковры. Каждый день приносит, помимо запланированных дел, от четырех до двенадцати дополнительных посетителей, ожидаемых или тех, о чьем приходе давно позабылось.
Но наступали моменты, когда Таппенс со вздохом облегчения объявляла, что какой-то участок работы закончен.
— Пожалуй, наша кухня выглядит идеально, — сказала она. — Только я никак не могу найти подходящую банку для муки.
— А, — отозвался Томми. — А что, это так важно?
— В общем-то да. Чаще всего покупаешь муку в полуторакилограммовых пакетах, а она вся не помещается — банки слишком маленькие. Знаешь, одна с такой замечательной розочкой, а другая с подсолнухом. В них помещается максимум по полкило. Глупо.
Время от времени Таппенс выдвигала другие предложения.
— «Лавры», — говорила она. — По-моему, глупое название для дома. И почему его так назвали? Никаких лавров поблизости нет. Лучше бы его назвали «Платаны». Платаны очень красивые.
— Я слышал, что раньше он назывался «Лонг Скоуфилд», — отозвался Томми.
— Это название тоже ничего на значит, — сказала Таппенс.
— Что такое «Скоуфилд» и кто в нем тогда жил?
— По-моему, Уоддингтоны.
— Постоянно путаешься, — пожаловалась Таппенс. — Уоддингтоны, потом Джоунзы, которые и продали его нам. А перед этим Блэкморы? А когда-то, видимо, Паркинсоны. Масса Паркинсонов. Постоянно натыкаешься на Паркинсонов.
— Каким образом?
— Ну, видимо, потому, что я все время спрашиваю, — сказала Таппенс. — Если бы мы узнали что-нибудь о Паркинсонах, мы могли бы продвинуться — ну, в решении нашей проблемы.
— Вот модное сейчас словечко. Ты имеешь в виду проблему Мэри Джордан?
— Ну, и не только ее. Есть проблема Паркинсонов, проблема Мэри Джордан и, вероятно, еще масса других проблем. Мэри Джордан умерла не своей смертью; а дальше в сообщении говорится: «Это сделал один из нас». Значит ли это, что это был один из Паркинсонов или просто человек, живший у них в доме? Скажем, здесь жили двое — трое Паркинсонов, несколько Паркинсонов постарше, люди с другими фамилиями, которые были тетями или племянниками и племянницами Паркинсонов, наверняка горничные и повар, возможно, гувернантка, и, возможно — ну, тогда они еще так не назывались — но «один из нас» должно значить «из домашних». Тогда в домах жило куда больше народу, нежели сейчас. Мэри Джордан могла быть горничной или поварихой. И зачем кому-то нужна была ее смерть? Иначе она умерла бы своей смертью, так ведь? Послезавтра утром я иду в гости пить кофе, — закончила Таппенс.
— По-моему, по утрам ты только этим и занимаешься.
— Это прекрасный способ познакомиться со своими соседями и жителями деревни. В конце концов наша деревня не так уж велика. А люди всегда говорят о своих старых тетках или знакомых. Я, наверное, начну с мисс Гриффин, которая определенно пользуется весом в округе. Видимо, она правила всеми железной дланью. Ты знаешь таких. Шпыняла викария, доктора, районную сестру и всех подряд.
— А районная сестра не может помочь?
— Вряд ли. Она мертва. Я имею в виду, та, которая работала здесь во времена Паркинсонов, а та, что работает здесь сейчас, устроилась сюда недавно. Ее ничего не связывает с этими местами, и вряд ли она знала хоть одного Паркинсона.
— Как бы мне хотелось, — раздосадовано произнес Томми, — чтобы мы забыли обо всех Паркинсонах.
— И тогда у нас не будет проблем?
— О Боже, — проговорил Томми, — снова проблемы.
— Это Биэтрис, — сказала Таппенс.
— Что Биэтрис?
— Создавала проблемы. Точнее, Элизабет, уборщица, которая работала у нас до Биэтрис. Она постоянно приходила ко мне и говорила: «О, мадам, я могу немного поговорить с вами? Видите ли, у меня возникла проблема», а потом по четвергам начала приходить Биэтрис и, видимо, переняла у нее эту привычку. У нее тоже появились проблемы. Они просто начинают так разговор, но всегда упоминается «проблема».
— Ладно, — сказал Томми, — придется это принять. У тебя есть проблема, у меня есть проблема — у нас есть проблема.
Он вздохнул и удалился.
Таппенс медленно спустилась по лестнице, качая головой. Ганнибал с надеждой направился к ней, помахивая хвостом и изгибаясь в предвкушении грядущих милостей.
— Нет, Ганнибал, — сказала Таппенс. — Ты уже погулял сегодня утром.
Ганнибал дал понять, что она ошибается, он не гулял.
— Ты — самый отъявленный врун из всех собак, которых я знала, — заявила Таппенс. — Ты гулял с папочкой.
Ганнибал сделал вторую попытку, пытаясь различными собачьими способами показать, что любая собака не откажется от второй прогулки, окажись у нее понятливый владелец. Разочаровавшись, он спустился по лестнице и принялся громко лаять, демонстрируя готовность молниеносно цапнуть взъерошенную девицу, управлявшую пылесосом «хувер». Ему не нравился «хувер», и он протестовал против длительных разговоров Таппенс с Биэтрис.
— О, не дайте ему укусить меня, — сказала Биэтрис.
— Он не укусит тебя, — сказала Таппенс. — Он только притворяется, что хочет укусить.
— Когда-нибудь он все-таки решится, — сказала Биэтрис. — Кстати, мадам, я могу немного поговорить с вами?
— О, — сказала Таппенс, — ты…
— Видите ли, мадам, у меня проблема.
— Так я и думала, — сказала Таппенс. — Какая? И, кстати, ты не знаешь людей, живущих здесь или живших когда-то, по фамилии Джордан?
— Джордан. Даже не могу сказать. Конечно, были здесь Джонсоны, и — ах, да, один из констеблей был Джонсоном. И почтальон. Джордж Джонсон. Он был моим дружком. — Она хихикнула.
— Но ты никогда не слышала о Мэри Джордан? Она умерла.
Лицо Биэтрис отразило недоумение, она покачала головой и возобновила атаку.
— Насчет моей проблемы, мадам?
— А, да, твоя проблема.
— Надеюсь, вы не против, что я спрашиваю вас, мадам, но, понимаете, я в очень неловком положении, и не хотела бы…
— Попытайся объяснить побыстрее, — прервала ее Таппенс. — Мне пора идти в гости.
— Ах, да. К миссис Барбер, да?
— Верно, — подтвердила Таппенс. — Так что за проблема?
— Ну, дело в пальто. Симпатичненькое такое пальтецо. Я увидела его у Симмондса, вошла и примерила, и оно мне показалось очень симпатичным. Ну, было там одно пятнышко на подоле, знаете, у самой кромки, но я решила, что это не имеет значения. Так или иначе, я — э…
— Да, — сказала Таппенс. — Ты — что?
— Я, понимаете, решила, что поэтому-то оно такое дешевое, и взяла его. Но когда я пришла домой, я заметила на нем ярлык, и вместо 370 пенсов там было написано 6 фунтов. Ну, вот, мадам, мне это не понравилось, я просто не знала, что и делать. Я взяла пальто и пошла обратно в магазин — решила, что лучше вернуть его, понимаете, и объяснить, что я не собиралась просто так брать его, и тогда, понимаете, девушка, которая мне его продала — хорошая такая девушка, звать ее Глэдис, а как фамилия, не знаю — в общем, она прямо расстроилась, и я сказала: «Ладно, я доплачу», и она сказала, «Нет, так нельзя, потому что покупка уже оприходована». Понимаете, в чем дело?
— Конечно, понимаю, — проговорила Таппенс.
— Вот она и сказала: «Не надо, иначе мне попадет».
— За что же ей попадет?
— Вот я тоже так подумала. Понимаете, оно ведь было продано мне дешевле, я купила его, и при чем здесь она? Она сказала, если так случилось по небрежности, они не заметили правильной этикетки и взяли с меня не ту цену, ее могут за это уволить.
— Не думаю, что прямо так сразу и уволят, — сказала Таппенс. — По-моему, ты поступила правильно. Не вижу, что ты еще можешь сделать.
— Ну, видите, как вышло. Она засуетилась, чуть не расплакалась, вот я и унесла пальто обратно, и теперь не знаю, может я обманула магазин, и вообще, что мне делать.
— Ну, — начала Таппенс, — я, пожалуй, слишком стара, чтобы знать, как сейчас следует поступать. Магазины стали такие странные. Цены странные, все стало сложнее. Если бы я была на твоем месте и хотела доплатить — может, тебе лучше дать деньги этой самой Глэдис, а она может положить их в кассу.
— Ну, мне не очень хочется так делать, потому что она может взять их себе, понимаете? Я имею в виду, если она возьмет деньги, то уже, наверное, будет проще, так ведь, потому что получается, что я как бы украла деньги, а я бы не стала их красть. Я имею в виду, тогда получится, что украла Глэдис, правда, а я в общем-то не так уж ей и доверяю. О Боже.
— Да, сказала Таппенс, — жизнь — сложная штука, верно? Мне очень жаль, Биэтрис, но, по-моему, тебе самой решать, как поступить. Если ты не доверяешь своей подруге…
— Ну, нельзя сказать, что она моя подруга. Я только покупаю там вещи. И с ней приятно поговорить. Но я имею в виду, понимаете, она мне не подруга. Знаете, говорят, у нее был скандал на последней работе — она взяла себе деньги за проданный товар.
— Раз так, — с некоторым отчаянием произнесла Таппенс, — я бы ничего не делала.
Она произнесла это с такой уверенностью, что Ганнибал вступил в консультацию. Он громко гавкнул на Биэтрис и прыгнул на «хувер», который считал одним из своих главнейших врагов. «Я не доверяю этому „хуверу“, — сказал Ганнибал. — Я его укушу».
— Успокойся, Ганнибал, прекрати лаять. И не вздумай кого-нибудь или что-нибудь кусать, — сказала Таппенс. — Я приду поздно.
И она поспешно вышла.
— Проблемы, — проговорила Таппенс, спускаясь по холму и выходя на Орчард Роуд. Проходя по улице, она, как и раньше, гадала, был ли хоть у одного из домов фруктовый сад. Сейчас это казалось маловероятным.
Миссис Барбер встретила ее с восторгом и предложила аппетитные с виду эклеры.
— Какие чудесные, — сказала Таппенс. — Вы их купили у Беттерби?
Беттерби был местным кондитером.
— О нет, их сделала моя тетя. Она умеет готовить потрясающие вещи, знаете ли.
— Эклеры очень трудно сделать, — сказала Таппенс. — Мне они никогда не удавались.
— Кажется, секрет в том, чтобы делать их из особой муки.
Дамы угостились кофе, и обсудили сложности в приготовлении некоторых блюд.
— Мисс Болленд на днях вспоминала вас, миссис Бересфорд.
— Да? — отозвалась Таппенс. — Правда? Болленд?
— Она живет по соседству с викарием. Ее семья уже давно живет здесь. На днях она рассказывала нам, как приезжала сюда ребенком, как ждала этих визитов, потому что, сказала она, в саду был такой чудесный крыжовник. И слива — венгерка. Сейчас их уже практически не встретишь. Есть так называемые венгерки итальянские, но они совершенно другие на вкус.
Дамы обсудили фрукты, которые они помнили с детства, и которые обладали совсем другим вкусом.
— У моего двоюродного дедушки были венгерки, — сказала Таппенс.
— У того, который был канонником в Энчестере? Там, если не ошибаюсь, жил канонник Хендерсон с сестрой. Как печально. Однажды она ела кекс с тмином, знаете ли, и одно семечко попало не в то горло. Она начала кашлять никак не могла прокашляться и умерла. Как печально, верно? — сказала миссис Барбер. — Невыносимо печально. Одна из моих кузин тоже умерла, поперхнувшись, — продолжала она. — Кусочком баранины. Как это, оказывается, легко. А некоторые, представляете, умирают от икоты, потому что никак не могут остановиться. Они не знают старый стишок, — пояснила она. — «Ик — раз, ик — два, или посчитай сперва. Насчитаешь роту, и пройдет икота». Надо только задержать дыхание, пока его говоришь.
Приходится вступать в контакты с электриками, подрядчиками, плотниками, малярами, наклейщиками обоев, поставщиками холодильников, кухонных плит, электрооборудования, изготовителями чехлов для мебели и занавесок, теми, кто подвешивает занавески, укладывает линолеум, поставляет ковры. Каждый день приносит, помимо запланированных дел, от четырех до двенадцати дополнительных посетителей, ожидаемых или тех, о чьем приходе давно позабылось.
Но наступали моменты, когда Таппенс со вздохом облегчения объявляла, что какой-то участок работы закончен.
— Пожалуй, наша кухня выглядит идеально, — сказала она. — Только я никак не могу найти подходящую банку для муки.
— А, — отозвался Томми. — А что, это так важно?
— В общем-то да. Чаще всего покупаешь муку в полуторакилограммовых пакетах, а она вся не помещается — банки слишком маленькие. Знаешь, одна с такой замечательной розочкой, а другая с подсолнухом. В них помещается максимум по полкило. Глупо.
Время от времени Таппенс выдвигала другие предложения.
— «Лавры», — говорила она. — По-моему, глупое название для дома. И почему его так назвали? Никаких лавров поблизости нет. Лучше бы его назвали «Платаны». Платаны очень красивые.
— Я слышал, что раньше он назывался «Лонг Скоуфилд», — отозвался Томми.
— Это название тоже ничего на значит, — сказала Таппенс.
— Что такое «Скоуфилд» и кто в нем тогда жил?
— По-моему, Уоддингтоны.
— Постоянно путаешься, — пожаловалась Таппенс. — Уоддингтоны, потом Джоунзы, которые и продали его нам. А перед этим Блэкморы? А когда-то, видимо, Паркинсоны. Масса Паркинсонов. Постоянно натыкаешься на Паркинсонов.
— Каким образом?
— Ну, видимо, потому, что я все время спрашиваю, — сказала Таппенс. — Если бы мы узнали что-нибудь о Паркинсонах, мы могли бы продвинуться — ну, в решении нашей проблемы.
— Вот модное сейчас словечко. Ты имеешь в виду проблему Мэри Джордан?
— Ну, и не только ее. Есть проблема Паркинсонов, проблема Мэри Джордан и, вероятно, еще масса других проблем. Мэри Джордан умерла не своей смертью; а дальше в сообщении говорится: «Это сделал один из нас». Значит ли это, что это был один из Паркинсонов или просто человек, живший у них в доме? Скажем, здесь жили двое — трое Паркинсонов, несколько Паркинсонов постарше, люди с другими фамилиями, которые были тетями или племянниками и племянницами Паркинсонов, наверняка горничные и повар, возможно, гувернантка, и, возможно — ну, тогда они еще так не назывались — но «один из нас» должно значить «из домашних». Тогда в домах жило куда больше народу, нежели сейчас. Мэри Джордан могла быть горничной или поварихой. И зачем кому-то нужна была ее смерть? Иначе она умерла бы своей смертью, так ведь? Послезавтра утром я иду в гости пить кофе, — закончила Таппенс.
— По-моему, по утрам ты только этим и занимаешься.
— Это прекрасный способ познакомиться со своими соседями и жителями деревни. В конце концов наша деревня не так уж велика. А люди всегда говорят о своих старых тетках или знакомых. Я, наверное, начну с мисс Гриффин, которая определенно пользуется весом в округе. Видимо, она правила всеми железной дланью. Ты знаешь таких. Шпыняла викария, доктора, районную сестру и всех подряд.
— А районная сестра не может помочь?
— Вряд ли. Она мертва. Я имею в виду, та, которая работала здесь во времена Паркинсонов, а та, что работает здесь сейчас, устроилась сюда недавно. Ее ничего не связывает с этими местами, и вряд ли она знала хоть одного Паркинсона.
— Как бы мне хотелось, — раздосадовано произнес Томми, — чтобы мы забыли обо всех Паркинсонах.
— И тогда у нас не будет проблем?
— О Боже, — проговорил Томми, — снова проблемы.
— Это Биэтрис, — сказала Таппенс.
— Что Биэтрис?
— Создавала проблемы. Точнее, Элизабет, уборщица, которая работала у нас до Биэтрис. Она постоянно приходила ко мне и говорила: «О, мадам, я могу немного поговорить с вами? Видите ли, у меня возникла проблема», а потом по четвергам начала приходить Биэтрис и, видимо, переняла у нее эту привычку. У нее тоже появились проблемы. Они просто начинают так разговор, но всегда упоминается «проблема».
— Ладно, — сказал Томми, — придется это принять. У тебя есть проблема, у меня есть проблема — у нас есть проблема.
Он вздохнул и удалился.
Таппенс медленно спустилась по лестнице, качая головой. Ганнибал с надеждой направился к ней, помахивая хвостом и изгибаясь в предвкушении грядущих милостей.
— Нет, Ганнибал, — сказала Таппенс. — Ты уже погулял сегодня утром.
Ганнибал дал понять, что она ошибается, он не гулял.
— Ты — самый отъявленный врун из всех собак, которых я знала, — заявила Таппенс. — Ты гулял с папочкой.
Ганнибал сделал вторую попытку, пытаясь различными собачьими способами показать, что любая собака не откажется от второй прогулки, окажись у нее понятливый владелец. Разочаровавшись, он спустился по лестнице и принялся громко лаять, демонстрируя готовность молниеносно цапнуть взъерошенную девицу, управлявшую пылесосом «хувер». Ему не нравился «хувер», и он протестовал против длительных разговоров Таппенс с Биэтрис.
— О, не дайте ему укусить меня, — сказала Биэтрис.
— Он не укусит тебя, — сказала Таппенс. — Он только притворяется, что хочет укусить.
— Когда-нибудь он все-таки решится, — сказала Биэтрис. — Кстати, мадам, я могу немного поговорить с вами?
— О, — сказала Таппенс, — ты…
— Видите ли, мадам, у меня проблема.
— Так я и думала, — сказала Таппенс. — Какая? И, кстати, ты не знаешь людей, живущих здесь или живших когда-то, по фамилии Джордан?
— Джордан. Даже не могу сказать. Конечно, были здесь Джонсоны, и — ах, да, один из констеблей был Джонсоном. И почтальон. Джордж Джонсон. Он был моим дружком. — Она хихикнула.
— Но ты никогда не слышала о Мэри Джордан? Она умерла.
Лицо Биэтрис отразило недоумение, она покачала головой и возобновила атаку.
— Насчет моей проблемы, мадам?
— А, да, твоя проблема.
— Надеюсь, вы не против, что я спрашиваю вас, мадам, но, понимаете, я в очень неловком положении, и не хотела бы…
— Попытайся объяснить побыстрее, — прервала ее Таппенс. — Мне пора идти в гости.
— Ах, да. К миссис Барбер, да?
— Верно, — подтвердила Таппенс. — Так что за проблема?
— Ну, дело в пальто. Симпатичненькое такое пальтецо. Я увидела его у Симмондса, вошла и примерила, и оно мне показалось очень симпатичным. Ну, было там одно пятнышко на подоле, знаете, у самой кромки, но я решила, что это не имеет значения. Так или иначе, я — э…
— Да, — сказала Таппенс. — Ты — что?
— Я, понимаете, решила, что поэтому-то оно такое дешевое, и взяла его. Но когда я пришла домой, я заметила на нем ярлык, и вместо 370 пенсов там было написано 6 фунтов. Ну, вот, мадам, мне это не понравилось, я просто не знала, что и делать. Я взяла пальто и пошла обратно в магазин — решила, что лучше вернуть его, понимаете, и объяснить, что я не собиралась просто так брать его, и тогда, понимаете, девушка, которая мне его продала — хорошая такая девушка, звать ее Глэдис, а как фамилия, не знаю — в общем, она прямо расстроилась, и я сказала: «Ладно, я доплачу», и она сказала, «Нет, так нельзя, потому что покупка уже оприходована». Понимаете, в чем дело?
— Конечно, понимаю, — проговорила Таппенс.
— Вот она и сказала: «Не надо, иначе мне попадет».
— За что же ей попадет?
— Вот я тоже так подумала. Понимаете, оно ведь было продано мне дешевле, я купила его, и при чем здесь она? Она сказала, если так случилось по небрежности, они не заметили правильной этикетки и взяли с меня не ту цену, ее могут за это уволить.
— Не думаю, что прямо так сразу и уволят, — сказала Таппенс. — По-моему, ты поступила правильно. Не вижу, что ты еще можешь сделать.
— Ну, видите, как вышло. Она засуетилась, чуть не расплакалась, вот я и унесла пальто обратно, и теперь не знаю, может я обманула магазин, и вообще, что мне делать.
— Ну, — начала Таппенс, — я, пожалуй, слишком стара, чтобы знать, как сейчас следует поступать. Магазины стали такие странные. Цены странные, все стало сложнее. Если бы я была на твоем месте и хотела доплатить — может, тебе лучше дать деньги этой самой Глэдис, а она может положить их в кассу.
— Ну, мне не очень хочется так делать, потому что она может взять их себе, понимаете? Я имею в виду, если она возьмет деньги, то уже, наверное, будет проще, так ведь, потому что получается, что я как бы украла деньги, а я бы не стала их красть. Я имею в виду, тогда получится, что украла Глэдис, правда, а я в общем-то не так уж ей и доверяю. О Боже.
— Да, сказала Таппенс, — жизнь — сложная штука, верно? Мне очень жаль, Биэтрис, но, по-моему, тебе самой решать, как поступить. Если ты не доверяешь своей подруге…
— Ну, нельзя сказать, что она моя подруга. Я только покупаю там вещи. И с ней приятно поговорить. Но я имею в виду, понимаете, она мне не подруга. Знаете, говорят, у нее был скандал на последней работе — она взяла себе деньги за проданный товар.
— Раз так, — с некоторым отчаянием произнесла Таппенс, — я бы ничего не делала.
Она произнесла это с такой уверенностью, что Ганнибал вступил в консультацию. Он громко гавкнул на Биэтрис и прыгнул на «хувер», который считал одним из своих главнейших врагов. «Я не доверяю этому „хуверу“, — сказал Ганнибал. — Я его укушу».
— Успокойся, Ганнибал, прекрати лаять. И не вздумай кого-нибудь или что-нибудь кусать, — сказала Таппенс. — Я приду поздно.
И она поспешно вышла.
— Проблемы, — проговорила Таппенс, спускаясь по холму и выходя на Орчард Роуд. Проходя по улице, она, как и раньше, гадала, был ли хоть у одного из домов фруктовый сад. Сейчас это казалось маловероятным.
Миссис Барбер встретила ее с восторгом и предложила аппетитные с виду эклеры.
— Какие чудесные, — сказала Таппенс. — Вы их купили у Беттерби?
Беттерби был местным кондитером.
— О нет, их сделала моя тетя. Она умеет готовить потрясающие вещи, знаете ли.
— Эклеры очень трудно сделать, — сказала Таппенс. — Мне они никогда не удавались.
— Кажется, секрет в том, чтобы делать их из особой муки.
Дамы угостились кофе, и обсудили сложности в приготовлении некоторых блюд.
— Мисс Болленд на днях вспоминала вас, миссис Бересфорд.
— Да? — отозвалась Таппенс. — Правда? Болленд?
— Она живет по соседству с викарием. Ее семья уже давно живет здесь. На днях она рассказывала нам, как приезжала сюда ребенком, как ждала этих визитов, потому что, сказала она, в саду был такой чудесный крыжовник. И слива — венгерка. Сейчас их уже практически не встретишь. Есть так называемые венгерки итальянские, но они совершенно другие на вкус.
Дамы обсудили фрукты, которые они помнили с детства, и которые обладали совсем другим вкусом.
— У моего двоюродного дедушки были венгерки, — сказала Таппенс.
— У того, который был канонником в Энчестере? Там, если не ошибаюсь, жил канонник Хендерсон с сестрой. Как печально. Однажды она ела кекс с тмином, знаете ли, и одно семечко попало не в то горло. Она начала кашлять никак не могла прокашляться и умерла. Как печально, верно? — сказала миссис Барбер. — Невыносимо печально. Одна из моих кузин тоже умерла, поперхнувшись, — продолжала она. — Кусочком баранины. Как это, оказывается, легко. А некоторые, представляете, умирают от икоты, потому что никак не могут остановиться. Они не знают старый стишок, — пояснила она. — «Ик — раз, ик — два, или посчитай сперва. Насчитаешь роту, и пройдет икота». Надо только задержать дыхание, пока его говоришь.
Глава 7
Еще проблемы
— Я могу немножко поговорить с вами, мадам?
— О Боже, — сказала Таппенс. — Неужто еще проблемы?
Она спускалась по лестнице из книжной комнаты, отряхивая с себя пыль — она была одета в свой лучший Жакет и юбку, к которым намеревалась добавить шляпу с пером, — и собиралась на чай по приглашению новой знакомой, с которой познакомилась на продаже безделушек. Неподходящий момент, чтобы выслушивать очередные затруднения Биэтрис.
— Нет, не совсем чтобы проблема. Я просто подумала, что вам интересно будет об этом знать.
— О, — произнесла Таппенс, далеко не уверенная, что это не прикрытие для новой проблемы. Она осторожно спустилась. — Я тороплюсь, меня ждут к чаю.
— Ну, вы меня как-то спрашивали о Мэри Джордан, так, кажется, вы ее назвали? А может, Мэри Джонсон. Знаете, еще давно в почтовой конторе работала одна женщина по имени Белинда Джонсон.
— Да, — сказала Таппенс, — и кто-то упоминал полицейского по фамилии Джонсон.
— Да. Ну, в общем, моя подруга — ее зовут Гвен — да — вы знаете этот магазин, с одной стороны почтовая контора, а с другой конверты, грязные карточки и прочее, и немного фарфора, знаете, перед Рождеством, и…
— Знаю, — сказала Таппенс, — на вывеске написано «миссис Гэррисон», кажется.
— Да, но сейчас он принадлежит совсем не Гэррисонам. Совсем другая фамилия. Так или иначе, эта моя подруга, Гвенда, она подумала, что, может, вам интересно, потому что она говорит, что слышала про какую-то Мэри Джордан, которая жила здесь очень давно, много лет назад. Прямо здесь, я имею в виду, в этом доме.
— Вот как, жила в «Лаврах»?
— Ну, тогда он назывался по-другому. И она говорит, что слышала о ней кое-что, и вам это может быть интересно. С ней приключилось что-то печальное, вроде как несчастный случай. Так или иначе, она умерла.
— Ты имеешь в виду, что она умерла, когда жила в этом доме? Она была членом семьи?
— Нет. Семью, кажется, звали Паркер, какая-то такая фамилия. Здесь жило много Паркеров или Паркистонов, как-то так. По-моему, она просто приехала к ним в гости. Кажется, миссис Гриффин знает все это. Вы знакомы с миссис Гриффин?
— Знакома, — ответила Таппенс. — Как раз я к ней сегодня и приглашена на чай. Я познакомилась с ней недавно, на распродаже.
— Она уже стара. Она старше, чем выглядит, но у нее очень хорошая память. Кажется, один из мальчишек Паркинсонов был ее крестником.
— Как его звали?
— О, вроде бы Алек. Как-то так. Алек или Алекс.
— И что с ним случилось? Он вырос, уехал, стал военным или моряком?
— О, — нет. Он умер. Да, кажется, он здесь похоронен. Вроде от чего-то такого, о чем тогда мало знали. Что-то такое с именем.
— Ты имеешь в виду, болезнь, названная по фамилии человека?
— Что-то типа «болезнь Ходжкина». Я не знаю, но вроде как кровь меняет цвет или что-то в таком духе. В наши дни, кажется, они выкачивают из вас кровь и вливают хорошую взамен. Но даже и тогда, говорят, они чаще всего умирают. У миссис Биллингс — знаете, которая торгует пирогами — от этого умерла маленькая дочка. Ей было всего семь. Говорят, ей болеют чаще всего дети.
— Лейкемия? — предположила Таппенс.
— Надо же, вы знаете. Да, именно такое название. Знаете, говорят, что скоро ее научатся лечить. Как сейчас есть прививки и лекарства от тифа.
— Да, — сказала Таппенс, — это интересно. Бедный мальчуган.
— О, он был не очень маленький. Учился где-то в школе, кажется. Ему, должно быть, было 13 или 14.
— Как печально, — проговорила Таппенс и затем добавила, — Боже, я совсем опаздываю, надо бежать.
— Думаю, миссис Гриффин сможет вам кое-что рассказать. Я не имею в виду то, что она помнит сама, но она выросла здесь и многое слышала, и иногда она может много рассказать о семьях, которые жили здесь раньше. Некоторые истории прямо скандальные — знаете, шашни и все прочее. Это происходило, конечно, в, как рни называются, эдвардианские и викторианские времена. Не знаю точно, в какие. Думаю, в викторианские, потому что старая королева тогда была еще жива. Значит, викторианские. Они называют их эдвардианскими и еще говорят о чем-то под названием «клан Марлборо Хауса». Это что-то вроде высшего общества, да?
— Да, — сказала Таппенс, — да. Высшее общество.
— И всякие шашни, — с некоторой горячностью добавила Биэтрис.
— Очень много шашней, — подтвердила Таппенс.
— Молоденькие девушки, занимающиеся не тем, чем надо, — сказала Биэтрис, не желающая прерывать разговор как раз тогда, когда они коснулись пикантной темы.
— Нет, — сказала Таппенс. — Если не ошибаюсь, девушки вели очень — ну, строгую и чистую жизнь и выходили замуж молодыми, чаще всего за аристократов.
— Надо же, — сказала Биэтрис, — как мило. Шикарная одежда, наверное, скачки, танцы, балы.
— Да, — подтвердила Таппенс, — много балов.
— У меня была знакомая, бабушка которой работала горничной в одном из этих шикарных домов, знаете, в который они все приезжали, и принц уэльский — он тогда был принцем уэйлским, знаете, а потом стал Эдвардом VII — так вот, он был там и он был очень мил. Со всеми слугами, со всеми. И когда она уходила, она взяла мыло, которым он мыл себе руки, и хранила его. Как-то она показывала его нам, когда мы были детьми.
— Как увлекательно, — сказала Таппенс. — Интересные, наверное, были времена. Может быть, он приезжал и в «Лавры» тоже.
— Ничего такого я не слышала, а уж наверняка услышала бы, если бы так было. Нет, здесь жили только Паркинсоны. Никаких графинь, маркиз, лордов и леди. Паркинсоны, кажется, занимались торговлей. Богатые, знаете, и все такое, но все равно, в торговле нет ничего увлекательного, верно?
— Это как сказать. — Таппенс добавила:
— Мне…
— Да, вам, верно, уже пора, мэм.
— Да. Ну что ж, спасибо тебе. Думаю, мне не стоит надевать шляпку. У меня уже растрепались волосы.
— Это вы сунули голову в угол с паутиной. Я протру там, на тот случай, если вы еще туда полезете.
Таппенс сбежала вниз по ступенькам.
— Александр сбегал по этим ступенькам, — сказала она. — Много раз, наверное. И он знал, что это сделал «один из них». Да, теперь эта история интересует меня еще больше, чем прежде.
— О Боже, — сказала Таппенс. — Неужто еще проблемы?
Она спускалась по лестнице из книжной комнаты, отряхивая с себя пыль — она была одета в свой лучший Жакет и юбку, к которым намеревалась добавить шляпу с пером, — и собиралась на чай по приглашению новой знакомой, с которой познакомилась на продаже безделушек. Неподходящий момент, чтобы выслушивать очередные затруднения Биэтрис.
— Нет, не совсем чтобы проблема. Я просто подумала, что вам интересно будет об этом знать.
— О, — произнесла Таппенс, далеко не уверенная, что это не прикрытие для новой проблемы. Она осторожно спустилась. — Я тороплюсь, меня ждут к чаю.
— Ну, вы меня как-то спрашивали о Мэри Джордан, так, кажется, вы ее назвали? А может, Мэри Джонсон. Знаете, еще давно в почтовой конторе работала одна женщина по имени Белинда Джонсон.
— Да, — сказала Таппенс, — и кто-то упоминал полицейского по фамилии Джонсон.
— Да. Ну, в общем, моя подруга — ее зовут Гвен — да — вы знаете этот магазин, с одной стороны почтовая контора, а с другой конверты, грязные карточки и прочее, и немного фарфора, знаете, перед Рождеством, и…
— Знаю, — сказала Таппенс, — на вывеске написано «миссис Гэррисон», кажется.
— Да, но сейчас он принадлежит совсем не Гэррисонам. Совсем другая фамилия. Так или иначе, эта моя подруга, Гвенда, она подумала, что, может, вам интересно, потому что она говорит, что слышала про какую-то Мэри Джордан, которая жила здесь очень давно, много лет назад. Прямо здесь, я имею в виду, в этом доме.
— Вот как, жила в «Лаврах»?
— Ну, тогда он назывался по-другому. И она говорит, что слышала о ней кое-что, и вам это может быть интересно. С ней приключилось что-то печальное, вроде как несчастный случай. Так или иначе, она умерла.
— Ты имеешь в виду, что она умерла, когда жила в этом доме? Она была членом семьи?
— Нет. Семью, кажется, звали Паркер, какая-то такая фамилия. Здесь жило много Паркеров или Паркистонов, как-то так. По-моему, она просто приехала к ним в гости. Кажется, миссис Гриффин знает все это. Вы знакомы с миссис Гриффин?
— Знакома, — ответила Таппенс. — Как раз я к ней сегодня и приглашена на чай. Я познакомилась с ней недавно, на распродаже.
— Она уже стара. Она старше, чем выглядит, но у нее очень хорошая память. Кажется, один из мальчишек Паркинсонов был ее крестником.
— Как его звали?
— О, вроде бы Алек. Как-то так. Алек или Алекс.
— И что с ним случилось? Он вырос, уехал, стал военным или моряком?
— О, — нет. Он умер. Да, кажется, он здесь похоронен. Вроде от чего-то такого, о чем тогда мало знали. Что-то такое с именем.
— Ты имеешь в виду, болезнь, названная по фамилии человека?
— Что-то типа «болезнь Ходжкина». Я не знаю, но вроде как кровь меняет цвет или что-то в таком духе. В наши дни, кажется, они выкачивают из вас кровь и вливают хорошую взамен. Но даже и тогда, говорят, они чаще всего умирают. У миссис Биллингс — знаете, которая торгует пирогами — от этого умерла маленькая дочка. Ей было всего семь. Говорят, ей болеют чаще всего дети.
— Лейкемия? — предположила Таппенс.
— Надо же, вы знаете. Да, именно такое название. Знаете, говорят, что скоро ее научатся лечить. Как сейчас есть прививки и лекарства от тифа.
— Да, — сказала Таппенс, — это интересно. Бедный мальчуган.
— О, он был не очень маленький. Учился где-то в школе, кажется. Ему, должно быть, было 13 или 14.
— Как печально, — проговорила Таппенс и затем добавила, — Боже, я совсем опаздываю, надо бежать.
— Думаю, миссис Гриффин сможет вам кое-что рассказать. Я не имею в виду то, что она помнит сама, но она выросла здесь и многое слышала, и иногда она может много рассказать о семьях, которые жили здесь раньше. Некоторые истории прямо скандальные — знаете, шашни и все прочее. Это происходило, конечно, в, как рни называются, эдвардианские и викторианские времена. Не знаю точно, в какие. Думаю, в викторианские, потому что старая королева тогда была еще жива. Значит, викторианские. Они называют их эдвардианскими и еще говорят о чем-то под названием «клан Марлборо Хауса». Это что-то вроде высшего общества, да?
— Да, — сказала Таппенс, — да. Высшее общество.
— И всякие шашни, — с некоторой горячностью добавила Биэтрис.
— Очень много шашней, — подтвердила Таппенс.
— Молоденькие девушки, занимающиеся не тем, чем надо, — сказала Биэтрис, не желающая прерывать разговор как раз тогда, когда они коснулись пикантной темы.
— Нет, — сказала Таппенс. — Если не ошибаюсь, девушки вели очень — ну, строгую и чистую жизнь и выходили замуж молодыми, чаще всего за аристократов.
— Надо же, — сказала Биэтрис, — как мило. Шикарная одежда, наверное, скачки, танцы, балы.
— Да, — подтвердила Таппенс, — много балов.
— У меня была знакомая, бабушка которой работала горничной в одном из этих шикарных домов, знаете, в который они все приезжали, и принц уэльский — он тогда был принцем уэйлским, знаете, а потом стал Эдвардом VII — так вот, он был там и он был очень мил. Со всеми слугами, со всеми. И когда она уходила, она взяла мыло, которым он мыл себе руки, и хранила его. Как-то она показывала его нам, когда мы были детьми.
— Как увлекательно, — сказала Таппенс. — Интересные, наверное, были времена. Может быть, он приезжал и в «Лавры» тоже.
— Ничего такого я не слышала, а уж наверняка услышала бы, если бы так было. Нет, здесь жили только Паркинсоны. Никаких графинь, маркиз, лордов и леди. Паркинсоны, кажется, занимались торговлей. Богатые, знаете, и все такое, но все равно, в торговле нет ничего увлекательного, верно?
— Это как сказать. — Таппенс добавила:
— Мне…
— Да, вам, верно, уже пора, мэм.
— Да. Ну что ж, спасибо тебе. Думаю, мне не стоит надевать шляпку. У меня уже растрепались волосы.
— Это вы сунули голову в угол с паутиной. Я протру там, на тот случай, если вы еще туда полезете.
Таппенс сбежала вниз по ступенькам.
— Александр сбегал по этим ступенькам, — сказала она. — Много раз, наверное. И он знал, что это сделал «один из них». Да, теперь эта история интересует меня еще больше, чем прежде.
Глава 8
Миссис Гриффин
— Я так рада, что вы и ваш супруг приехали жить сюда, миссис Бересфорд, — произнесла миссис Гриффин, наливая чай. — Сахар? Молоко?
Она пододвинула к ней блюдо с сэндвичами, и Таппенс взяла один.
— Совсем другое дело, когда твои деревенские соседи — приятные люди, с которыми легко найти общий язык. Вы раньше бывали в наших краях?
— Нет, — ответила Таппенс, — никогда. Нам, как вы понимаете, предлагали достаточно много домов, агенты присылали нам их описания. Конечно, большинство из них были просто ужасны. Один назывался «Воплощение старомодного очарования».
— О, да, — сказала Гриффин, — понимаю. Старомодное очарование обычно означает, что надо ставить новую крышу и в доме невероятно сыро. А «снабженный всеми современными удобствами» — ну, это тоже известно. Масса бесполезных приспособлений, безобразный вид из окна, да и сами дома зачастую просто ужас. Но «Лавру» — очаровательный дом. Хотя, я думаю, вам с ним тоже пришлось повозиться. Никуда не денешься.
— Кто только, наверное, в нем не жил, — заметила Таппенс.
— О, да. Сейчас, похоже, никто нигде надолго не остается, верно? Там жили Карбертсоны и Редленды, до них — Сеймуры, а после них Джоунзы.
— Мы удивлялись, почему его назвали «Лаврами», — сказала Таппенс.
— Ну, знаете, когда-то люди любили давать домам такие названия. Конечно, давным-давно, когда-нибудь во времена Паркинсонов, мне кажется, лавры там росли. Что-нибудь типа извилистой дорожки к дому, усаженной лавровыми кустами, включая пятнистый лавр. Мне никогда не нравился пятнистый лавр.
— Да, — сказала Таппенс, — мне тоже. В нем, похоже, жила масса Паркинсонов, — добавила она.
— О, да. Если не ошибаюсь; они прожили в нем дольше всех.
— Их здесь как будто уже никто и не помнит.
— Видите ли, дорогая, уж очень это было давно. А после — ну, я полагаю, после — ну, скандальной истории, видимо, отношение к дому изменилось. Неудивительно, что они его продали.
— Он приобрел дурную репутацию? — ухватилась за ниточку Таппенс. — Вы имеете в виду, дом считался негигиеничным, или как?
— О нет, дом здесь ни при чем. Дело в людях. Конечно же, причиной всему — ну, позор, что ли. Это случилось во время первой войны. Никто не мог в это поверить. Моя бабушка говорила, что причиной всему были военные секреты — новый тип подводной лодки. У Паркинсонов жила девушка, которая, по слухам, была замешана в этой истории.
— Случаем, не Мэри Джордан? — спросила Таппенс.
— Да. Да, вы правы. Впоследствии заподозрили, что это было не ее настоящее имя. Кажется, кто-то с самого начала подозревал ее. Мальчик, Александр. Хороший мальчишка. Сообразительный.
Она пододвинула к ней блюдо с сэндвичами, и Таппенс взяла один.
— Совсем другое дело, когда твои деревенские соседи — приятные люди, с которыми легко найти общий язык. Вы раньше бывали в наших краях?
— Нет, — ответила Таппенс, — никогда. Нам, как вы понимаете, предлагали достаточно много домов, агенты присылали нам их описания. Конечно, большинство из них были просто ужасны. Один назывался «Воплощение старомодного очарования».
— О, да, — сказала Гриффин, — понимаю. Старомодное очарование обычно означает, что надо ставить новую крышу и в доме невероятно сыро. А «снабженный всеми современными удобствами» — ну, это тоже известно. Масса бесполезных приспособлений, безобразный вид из окна, да и сами дома зачастую просто ужас. Но «Лавру» — очаровательный дом. Хотя, я думаю, вам с ним тоже пришлось повозиться. Никуда не денешься.
— Кто только, наверное, в нем не жил, — заметила Таппенс.
— О, да. Сейчас, похоже, никто нигде надолго не остается, верно? Там жили Карбертсоны и Редленды, до них — Сеймуры, а после них Джоунзы.
— Мы удивлялись, почему его назвали «Лаврами», — сказала Таппенс.
— Ну, знаете, когда-то люди любили давать домам такие названия. Конечно, давным-давно, когда-нибудь во времена Паркинсонов, мне кажется, лавры там росли. Что-нибудь типа извилистой дорожки к дому, усаженной лавровыми кустами, включая пятнистый лавр. Мне никогда не нравился пятнистый лавр.
— Да, — сказала Таппенс, — мне тоже. В нем, похоже, жила масса Паркинсонов, — добавила она.
— О, да. Если не ошибаюсь; они прожили в нем дольше всех.
— Их здесь как будто уже никто и не помнит.
— Видите ли, дорогая, уж очень это было давно. А после — ну, я полагаю, после — ну, скандальной истории, видимо, отношение к дому изменилось. Неудивительно, что они его продали.
— Он приобрел дурную репутацию? — ухватилась за ниточку Таппенс. — Вы имеете в виду, дом считался негигиеничным, или как?
— О нет, дом здесь ни при чем. Дело в людях. Конечно же, причиной всему — ну, позор, что ли. Это случилось во время первой войны. Никто не мог в это поверить. Моя бабушка говорила, что причиной всему были военные секреты — новый тип подводной лодки. У Паркинсонов жила девушка, которая, по слухам, была замешана в этой истории.
— Случаем, не Мэри Джордан? — спросила Таппенс.
— Да. Да, вы правы. Впоследствии заподозрили, что это было не ее настоящее имя. Кажется, кто-то с самого начала подозревал ее. Мальчик, Александр. Хороший мальчишка. Сообразительный.
Книга вторая
Глава 1
Давным-давно
Таппенс выбирала поздравительные открытки. День выдался дождливый, и в почтовой конторе почти не было посетителей. Люди бросали письма в ящик снаружи или быстро покупали марки и торопились домой. Сегодня мало кто ходил по магазинам, и Таппенс решила, что выбрала день правильно.
Гвенда, которую она без труда узнала по описанию Биэтрис, охотно вызвалась помочь. Гвенда хозяйничала за тем прилавком почтовой конторы, где продавались товары для дома. Пожилая седовласая женщина управляла почтой Ее Величества. Гвенда, разговорчивая молодая женщина, интересующаяся новыми жильцами деревни, превосходно чувствовала себя среди рождественских открыток, валентинчиков[2], поздравительных открыток, комиксов, бумаги для заметок, письменных принадлежностей, различных сортов шоколада и разнообразных фарфоровых безделушек для дома. У них с Таппенс быстро завязался дружеский разговор.
— Я так рада, что этот дом снова открыт. «Сторожка принца», я имею в виду.
— А я думала, он все время назывался «Лавры».
— Не помню, чтобы его так называли. Дома у нас частенько меняют названия. Вы же знаете, как люди любят давать домам новые названия.
Гвенда, которую она без труда узнала по описанию Биэтрис, охотно вызвалась помочь. Гвенда хозяйничала за тем прилавком почтовой конторы, где продавались товары для дома. Пожилая седовласая женщина управляла почтой Ее Величества. Гвенда, разговорчивая молодая женщина, интересующаяся новыми жильцами деревни, превосходно чувствовала себя среди рождественских открыток, валентинчиков[2], поздравительных открыток, комиксов, бумаги для заметок, письменных принадлежностей, различных сортов шоколада и разнообразных фарфоровых безделушек для дома. У них с Таппенс быстро завязался дружеский разговор.
— Я так рада, что этот дом снова открыт. «Сторожка принца», я имею в виду.
— А я думала, он все время назывался «Лавры».
— Не помню, чтобы его так называли. Дома у нас частенько меняют названия. Вы же знаете, как люди любят давать домам новые названия.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента