Страница:
Советник был длинный тощий медведь, с умной мордой и проницательными глазами. И уши его торчали так, что, когда он сказал: «Я вас слушаю», – в этом можно было не сомневаться. Человек с планеты Земля опустился на ледяную глыбу, которую советник любезно ему предложил, и в нескольких словах сообщил ему суть дела. Он умолчал о характере продаваемого товара, сказав лишь, что его очень много.
«Чего много? – уточнил советник. – Льда или соленой воды? Что вы мне продаете кота в мешке?1' – Он имел в виду морского кота, потому что другие у них не водятся.
Человек с планеты Земля сказал, что он продает нс кота, но что именно он продает, сказать поостерегся. Он объяснил, какие огромные средств»! были вложены в производство этих огромных запасов, что их хватило бы на то, чтобы не только растопить здешние льды, но и вскипятить полученную из них воду. Советник поинтересовался: зачем? – но нс получил на этот вопрос ответа. Тогда он спросил, нельзя ли на тех же условиях продать им более понятный товар. Например, рыбу. Но человек с планеты Земля забрался в такую даль совсем не для того, чтобы торговать рыбой.
Советник с двумя пятнышками посмотрел на сосульку, которая здесь заменяла часы, летом тая, а зимой обрастая льдом, и опустил уши, давая понять, что больше ничего он слышать не хочет
– Напрасно вы отказались продать ему рыбу, – сказал Борвик. – Сразу видно, что вы не коммерсант. Начнешь продавать рыбу, а там, глядишь, и порох продашь, и все остальное, что сочтешь нужным. Ведь в торговле главное что? Главное – не упустить покупателя.
Человек с планеты Земля вздохнул:
– Где его найдешь, покупателя? Такой товар… зачем его только производили? Вот так производим, производим, завалим все склады, а сбывать некуда… Вот, к примеру, на Ипсилоне Кассиопеи. Разума там столько, что некуда девать, а разумных существ нет: разум существует в свободном состоянии. Сначала я его не заметил, мне показалось, что планета необитаема: вокруг были мертвые камни и скалы, которых никогда не касалась жизнь. Я сел на камень, и вдруг странная мысль пришла мне в голову. Я точно знал, что еe там не было, я ее не принес с собой, – значит, она появилась на этой планете. «Смерть – это всего лишь форма задумчивости, когда, отказавшись от легкомысленного движения, приобретаешь мудрую неподвижность».
Камни и скалы вокруг были неподвижны, теперь я понял, что они не мертвы, а всего лишь пребывают в задумчивости, и Разум, свободный, но скованный ими Разум, парил над ними и запросто общался со мной.
«Вы со мной не согласны?» – спросил Разум. Я ответил, что привык думать иначе. «Это потому, что вы считаете движение единственной формой жизни, а на самом деле это не так. Вечная неподвижность, вечная задумчивость – вот наивысшее проявление высшего Разума».
Может быть, с точки зрения высшего Разума он рассуждал логично, хотя я все же не был уверен, что это его, а не моя мысль. Когда вот так непосредственно беседуешь с чистым Разумом, трудно определить, где его мысль, а где твоя.
«А каков результат вашей мыслительной деятельности?» – спросил я.
«Деятельности? – Он удивился. – Это еще одна ошибка движущейся жизни. Жизнь, пребывающая в движении, подчиняет и мысль движению, оставляя ей лишь две возможности: созидания и разрушения. Движение целенаправленно, и оно считает, что такой же должна быть и мысль. Но это неверно. Идеальная, абсолютная мысль бесцельна, бездеятельна, и это делает ее бессмертной. Потому что, когда движешься, неизбежно приходишь к концу».
Внезапно он заявил, чтобы я не вздумал делать ему какие-либо предложения, что ни на какие сделки он не пойдет, поскольку он, нематериальный Разум, не является лицом, материально ответственным. За все, что происходит вокруг, в том числе и на нашей планете. Откуда он знал, что я собираюсь делать ему какие-то предложения? Откуда он знал, что происходит на нашей планете?
Он говорил, что руины возникают на месте здания, а там, где нет здания, не может быть и руин. У него на планете никогда не будет руин, потому что на ней никогда не было зданий. Впрочем, говорил он об этом без особенной радости, потому что, видимо, тосковал по подлинной жизни. Потому и старался выдать отсутствие жизни за какую-то особо мудрую жизнь… Вот до чего довело его состояние вечной задумчивости… Разум, оторванный от жизни, всегда направлен против жизни, и чем он разумней, тем изощренней он отрицает жизнь…
– И вы ему ничего не продали? – спросил коммерсант Борвик.
– Ему ничего не нужно… Вернее, нужно, но этого я ему не мог продать… Понимаете, он так стремительно взлетел на вершины разума, что чувства его остались где-то внизу и там, внизу, совершенно атрофировались. А сам по себе разум, без чувств, ничего не стоит, он хуже любой глупости, потому что глупость всегда оживляется чувством.
– Вы хотите сказать, что не могли продать ему чувства? Я сразу заметил, что вы никудышный коммерсант.
– А вы? Вы могли бы продать чувство?
– Любое! Хотите любовь – пожалуйста, любовь. Хотите ненависть – пожалуйста, ненависть. Все, что угодно. Только заплатите хорошо.
– Боже мой, – сказал человек с планеты Земля, – как здесь все изменилось за время моего отсутствия! Или, может быть, это не Земля? Такая же голубая издали и зеленая вблизи, но не Земля? Скажите мне, я вас прошу: какая это планета?
«Чего много? – уточнил советник. – Льда или соленой воды? Что вы мне продаете кота в мешке?1' – Он имел в виду морского кота, потому что другие у них не водятся.
Человек с планеты Земля сказал, что он продает нс кота, но что именно он продает, сказать поостерегся. Он объяснил, какие огромные средств»! были вложены в производство этих огромных запасов, что их хватило бы на то, чтобы не только растопить здешние льды, но и вскипятить полученную из них воду. Советник поинтересовался: зачем? – но нс получил на этот вопрос ответа. Тогда он спросил, нельзя ли на тех же условиях продать им более понятный товар. Например, рыбу. Но человек с планеты Земля забрался в такую даль совсем не для того, чтобы торговать рыбой.
Советник с двумя пятнышками посмотрел на сосульку, которая здесь заменяла часы, летом тая, а зимой обрастая льдом, и опустил уши, давая понять, что больше ничего он слышать не хочет
– Напрасно вы отказались продать ему рыбу, – сказал Борвик. – Сразу видно, что вы не коммерсант. Начнешь продавать рыбу, а там, глядишь, и порох продашь, и все остальное, что сочтешь нужным. Ведь в торговле главное что? Главное – не упустить покупателя.
Человек с планеты Земля вздохнул:
– Где его найдешь, покупателя? Такой товар… зачем его только производили? Вот так производим, производим, завалим все склады, а сбывать некуда… Вот, к примеру, на Ипсилоне Кассиопеи. Разума там столько, что некуда девать, а разумных существ нет: разум существует в свободном состоянии. Сначала я его не заметил, мне показалось, что планета необитаема: вокруг были мертвые камни и скалы, которых никогда не касалась жизнь. Я сел на камень, и вдруг странная мысль пришла мне в голову. Я точно знал, что еe там не было, я ее не принес с собой, – значит, она появилась на этой планете. «Смерть – это всего лишь форма задумчивости, когда, отказавшись от легкомысленного движения, приобретаешь мудрую неподвижность».
Камни и скалы вокруг были неподвижны, теперь я понял, что они не мертвы, а всего лишь пребывают в задумчивости, и Разум, свободный, но скованный ими Разум, парил над ними и запросто общался со мной.
«Вы со мной не согласны?» – спросил Разум. Я ответил, что привык думать иначе. «Это потому, что вы считаете движение единственной формой жизни, а на самом деле это не так. Вечная неподвижность, вечная задумчивость – вот наивысшее проявление высшего Разума».
Может быть, с точки зрения высшего Разума он рассуждал логично, хотя я все же не был уверен, что это его, а не моя мысль. Когда вот так непосредственно беседуешь с чистым Разумом, трудно определить, где его мысль, а где твоя.
«А каков результат вашей мыслительной деятельности?» – спросил я.
«Деятельности? – Он удивился. – Это еще одна ошибка движущейся жизни. Жизнь, пребывающая в движении, подчиняет и мысль движению, оставляя ей лишь две возможности: созидания и разрушения. Движение целенаправленно, и оно считает, что такой же должна быть и мысль. Но это неверно. Идеальная, абсолютная мысль бесцельна, бездеятельна, и это делает ее бессмертной. Потому что, когда движешься, неизбежно приходишь к концу».
Внезапно он заявил, чтобы я не вздумал делать ему какие-либо предложения, что ни на какие сделки он не пойдет, поскольку он, нематериальный Разум, не является лицом, материально ответственным. За все, что происходит вокруг, в том числе и на нашей планете. Откуда он знал, что я собираюсь делать ему какие-то предложения? Откуда он знал, что происходит на нашей планете?
Он говорил, что руины возникают на месте здания, а там, где нет здания, не может быть и руин. У него на планете никогда не будет руин, потому что на ней никогда не было зданий. Впрочем, говорил он об этом без особенной радости, потому что, видимо, тосковал по подлинной жизни. Потому и старался выдать отсутствие жизни за какую-то особо мудрую жизнь… Вот до чего довело его состояние вечной задумчивости… Разум, оторванный от жизни, всегда направлен против жизни, и чем он разумней, тем изощренней он отрицает жизнь…
– И вы ему ничего не продали? – спросил коммерсант Борвик.
– Ему ничего не нужно… Вернее, нужно, но этого я ему не мог продать… Понимаете, он так стремительно взлетел на вершины разума, что чувства его остались где-то внизу и там, внизу, совершенно атрофировались. А сам по себе разум, без чувств, ничего не стоит, он хуже любой глупости, потому что глупость всегда оживляется чувством.
– Вы хотите сказать, что не могли продать ему чувства? Я сразу заметил, что вы никудышный коммерсант.
– А вы? Вы могли бы продать чувство?
– Любое! Хотите любовь – пожалуйста, любовь. Хотите ненависть – пожалуйста, ненависть. Все, что угодно. Только заплатите хорошо.
– Боже мой, – сказал человек с планеты Земля, – как здесь все изменилось за время моего отсутствия! Или, может быть, это не Земля? Такая же голубая издали и зеленая вблизи, но не Земля? Скажите мне, я вас прошу: какая это планета?
Глава седьмая ИЗДАТЕЛЬ РОКГАУЗ В СОСТОЯНИИ ЗЕТ
Человек по имени Гральд Криссби открыл вещество финин, которого в природе вообще-то нет, но за пределами природы – сколько угодно. Характерным признаком этого вещества является то, что оно не находится ни в одном из семи известных состояний вещества. Восьмое состояние, в котором пребывает вещество финин, можно было бы назвать состоянием икс или состоянием игрек, а также и другими названиями, которые перебрал человек по имени Гральд Криссби, пока не остановился на более звучном: состоянии зет.
Вещество финин обладало удивительными свойствами, не известными не только доктору Фрайду, но и всей медицине настоящих и будущих веков. Оно способно было превратить любое ощущение в свою противоположность. Человек по имени Гральд Криссби впервые испытал это на себе, попробовав пить чай с горчицей. Это было необычайно сладостное, чтоб не сказать приторное, ощущение. Затем было немало других проб. Придя на свидание с любимой женщиной, человек по имени Гральд Криссби вдруг почувствовал к ней отвращение и помчался к давным-давно нелюбимой жене, одержав победу на фронте морали, где раньше терпел одни поражения. Словом, вещество финин в состоянии зет способно было превратить жизнь человека либо в рай, либо в ад, либо в помесь того и другого, чем, впрочем, она и является.
На одном из званых обедов человек по имени Гральд Криссби попотчевал этим веществом своих тайных завистников и ненавистников, и они мгновенно воспылали к нему любовью, которую даже не смогли сдержать, как прежде сдерживали ненависть. Знатоки человеческих душ утверждают, что чувство ненависти вообще легче сдерживается, чем чувство любви, и потому, в отличие от любви, чаще проявляется в скрытой форме. Это является одной из загадок загадочной души человеческой, которую Гральд Криссби не брался разгадать, а те, что брались, тоже не разгадывали.
Речь, однако, о веществе финин, которого в природе нет, а за пределами природы – сколько угодно.
Человек по имени Гральд Криссби выделил его из тоже не существующего в природе минерала пиретрона, испытывая этот минерал не на твердость, не на жидкость, не на газообразность или плазменность, а на восьмое свойство вещества. Он воздействовал на этот минерал светом звезды Канопус, который доходит до Земли за 180 (световых, естественно) лет, но исследователь не стал ждать так долго, а воспользовался ранее излученным светом, ибо это не противоречило разработанной им методике.
Методика была простая: минерал пиретрон располагался таким образом, чтоб на него падал свет именно этой, а не какой-нибудь другой, случайной звезды, – не потому, что эта звезда отличалась от случайной звезды, а потому, что при серьезном эксперименте должны быть исключены случайности. Оставив минерал пиретрон подвергаться воздействию звезды Канопус. человек по имени Гральд Криссби отправился на свидание с любимой женщиной, которую в то время любил больше нелюбимой жены, поскольку вещество финин еще не было им получено.
Женщина по имени Сю (имя краткое и удобное при столь коротких отношениях) была далека от проблем, занимавших любимого человека, у нее были свои проблемы, среди которых не последнее место занимала жена человека по имени Гральд Криссби, в отличие от его фантастических дел представлявшая самую осязаемую реальность.
– Здравствуй, Гральд, – сказала женщина, встречая экспериментатора на пороге. – Ты устал?
Она всегда задавала этот вопрос, отдавая дань слабости сильного пола, который любит, чтоб у него спрашивали, не устал ли он, даже если он проспал подряд четверо суток.
– Чертовски устал, – сказал Гральд Криссби, отдавая дань той же традиции, и услышал традиционное:
– Бедненький! Приляг вот сюда, отдохни!
Человек по имени Гральд Криссби прилег, продолжая раздумывать о проводимом эксперименте. Если он правильно рассчитал направление света звезды, то свет должен пройти через форточку и упасть на квадрат листа, на котором лежит минерал, не встречающийся в природе. А рассчитал он, видимо, правильно, потому что рассчитывал по формуле: А2/В2= С, где С – направление, а В и А – величины произвольные и чисто условные, необходимые для получения искомого результата.
«Не забыл ли я открыть форточку?» – раздумывал Гральд Криссби, в то время как женщина Сю окружала его чисто женской заботой. Если форточка закрыта, действие луча снизится ровно вдвое – по формуле: Х/У = К, где X – условное число 8, У – условное число 4, а К – искомый результат.
– Ты меня любишь? – перевела женщина Сю его абстрактную мысль на конкретные рельсы и, придав ей таким образом направление, стала ожидать ее прибытия в назначенный пункт.
– Я тебя люблю, – сигнализировал о прибытии Гральд Криссби, не забывая, однако, думать о форточке.
Между тем тонкий лучик, прилетевший с далекой звезды Канопус, превращал обычный, правда, не встречающийся в природе минерал в удивительное вещество, способное любое человеческое ощущение превратить в свою противоположность. Даже в обычных, нс экспериментальных условиях некоторые качества человека превращаются со временем в свою противоположность, но в обычных условиях это длительный и незаметный процесс, потому что звезда Канопус действует на человека непосредственно, без помощи финина, универсального вещества.
– Какая возмутительная чепуха! – воскликнул издатель Рокгауз, отбрасывая в сторону рукопись, неизвестным образом оказавшуюся у него на столе.
Это была не первая рукопись, приведшая издателя в состояние гнева, от которого он пытался воздерживаться после издания популярной брошюры доктора Фрайда «Гнев – союзник смерти». Воздерживаясь от гнева, мы воздерживаемся от смерти, но что же делать, если на столе у издателя появляется такая возмутительная чепуха?
Издатель Рокгауз развел руки в стороны и поднял их вверх, затем сделал несколько приседаний, чтобы привести себя в нормальное состояние. И когда он присел в последний раз и собирался с силами, чтобы встать (с годами это все труднее ему удавалось), на пороге появился посетитель.
– Сидите, сидите, – сказал посетитель, видя, что издатель порывается встать. – Я ненадолго…
Издатель все же встал с корточек и сел за стол – такое положение было для него привычней. Посетитель тоже сел и сказал:
– Я – человек по имени Гральд Криссби.
– Вы?! – издателю было в пору опять сесть на корточки. – Да будет вам известно, молодой человек, что время для шуток у меня от семи до четверти восьмого, а сейчас, – он посмотрел на часы, – уже половина девятого. Приходите завтра.
– Это вовсе не шутка, я действительно человек по имени Гральд Криссби.
– Человек по имени Гральд Криссби! У меня уже этим уши набиты. Неужели нельзя говорить просто: Гральд Криссби – и все?
– Но я действительно человек…
– А другие, по-вашему, не люди? Откуда вы взялись?
– Вот из этой рукописи. – Посетитель указал на стол.
– Ага, так вы ее автор?
– Скорее наоборот. Дорогой Рокгауз, вы же там немного обо мне прочитали. И я вас хочу заверить: все, что вы прочитали, – правда, хотя и находящаяся за пределами действительности. Это более широкая правда, понимаете?
– Я ничего не понимаю и не хочу понимать.
– Вы не хотите, потому что находитесь в плену своих желаний. А вы попробуйте вырваться из этого плена в мир других желаний, вам неведомых. И вы сразу захотите меня понять. И поймете, что я существую в вашем воображении.
– Что за чертовщина! Какое вам дело до моего воображения? Кто вам позволил лезть в мое воображение?
– Вот эта рукопись, – сказал человек по имени Гральд Криссби.
– Мне нет дела до этой рукописи! – вскричал издатель Рокгауз, делая невольный шаг к тому, от чего предостерегал его доктор Фрайд. – Эта рукопись никогда не станет книгой!
– Очень жаль, – вздохнул посетитель. – Очень, очень жаль. Вы обрекаете меня на прозябание в единственном вашем воображении, в то время как я мог бы существовать в воображении десятков, сотен тысяч людей.
– Какая вам разница? Существовать в воображении – все равно, что вовсе не существовать.
– Вы не правы, дорогой Рокгауз. О, как вы не правы! Да вы возьмите хотя бы… – Гость пошарил глазами по комнате, выбирая, что бы такое взять. – Да хотя бы вот этот стол. Ведь и он существовал сначала в воображении. И все, все, что сделано человеком, существовало сначала в воображении. И даже вы, Рокгауз, до того, как появились на свет, существовали в воображении своих родителей, правда, быть может, несколько другим – более добрым, умным и понимающим.
– Я запрещаю вам говорить о моих родителях!
– Простите. Я проявил бестактность, заговорив о тех, кто уже существует только в воображении. Вы видите, как далеко простираются границы воображения: оно предшествует действительности и продолжает ее. И если финин уже существует в воображении, то со временем он проникнет в действительность – как космический корабль из воображения Циолковского и паровоз из воображения Стефенсона.
– Нашли с чем сравнивать! Кому нужен ваш финин, зачем это превращать ощущения в свою противоположность?
– Представьте себе, что вы замерзаете на снегу Мороз тридцать градусов, и ничто вас уже не спасет, ничто не согреет. И тут вы достаете из кармана финин. Глотаете. И вы спасены. Вы лежите на снегу, температура которого плюс тридцать градусов.
– Вот еще выдумали – с чего это мне замерзать?
– Тогда представьте: вы прожили столько лет, что почти совсем утратили вкус к жизни. Пища вам кажется невкусной, работа неинтересной, юмор несмешным… И тогда вы принимаете финин, и все преображается. И несчастье ваше становится счастьем.
– Послушайте, как вас там…
– Человек по имени Гральд Криссби.
– Послушайте, Криссби, вы просто меня морочите, я не верю ни одному вашему слову. Если жена станет любимой, куда вы денете эту женщину Сю?
Гральд Криссби ответил не сразу. Он посмотрел на рукопись, одиноко лежащую на столе, и вздохнул:
– Сю поймет. Сейчас она не понимает, но когда примет финин, все поймет, и мы с ней останемся друзьями. Потому что… Вы понимаете, звезда Канопус – это лишь одна из миллионов и миллионов звезд, каждая из которых как-то влияет на человека. Как они влияют? Эта загадка пока еще не разгадана. И мы не знаем, с какой звезды к нам прилетает любовь, а какая звезда рождает в нас бессмертные мысли… И что еще принесут нам далекие звезды, свет которых летит до Земли миллиарды лет…
– Вот тогда и приходите. Когда долетит. А пока – заберите свои фантазии. Читатель ждет от нас других книг
Читатель ждет фактов. Ему нужна серьезная информация. Никакие выдумки его нс интересуют.
Факты, факты, факты и снова факты… Сколько их накопилось – и еще подавай!
Чем больше накапливается фактов, тем меньше остается фантазий. Некоторых фантазий жаль: это были такие прекрасные фантазии!
Факты наступают. Они идут развернутым строем, вооруженные точными данными, доказанными теоретически и экспериментально, превращают в прах воздушные замки, в которых обитали фантазии…
Это факт печальный: когда рушатся воздушные замки, не хватает воздуха, чтобы дышать.
Ничего этого не сказал Рокгаузу человек по имени Гральд Криссби. Он промолчал об этом, хотя это было в его жизни самое главное.
Он только спросил:
– Разве вы знаете, чего ждет читатель?
Рокгауз усмехнулся:
– Кому же знать, как не мне. Читатель, могу с уверенностью сказать, ждет от нас новых романов Дауккенса, рассказов о работе инспектора Хоста, мемуаров майора Стенли, научно-популярных брошюр доктора Фрайда… Вот чего ждет наш читатель… Слава богу, ему есть чего ждать. Но только не этого… – Рокгауз придвинул к себе рукопись, чтобы поиздеваться над этой дурацкой звездой Канопус, но прежнего текста там не нашел. Сейчас там было написано про какой-то трансметагалактический корабль, бороздивший просторы Метагалактики. Регулятор времени стоял на нуле, время внутри корабля было остановлено – этого требовала техника безопасности, оберегая жизнь экипажа в бесконечно долгом пути.
Вместе с кораблем двигался огромный огненный шар – внешний источник питания, и корабль вращался вокруг него, постоянно пополняя запасы энергии. Так они и двигались вдоль галактики с расчетной скоростью двести километров в секунду (время остановилось только внутри корабля).
«Надо бы почистить обшивку, Зют, – сказал капитан. – Опять нас облепило космической пылью».
Зют включил радиовизор. Экран был широк, но полной картины не давал. Зют вертел регулятор панорамирования, скользя взглядом по поверхности корабля. Ее было совсем не узнать – до того она была облеплена космической пылью. Но и космическую пыль тоже было нс узнать.
Экран был расцвечен зеленым, желтым, белым, оранжевым, голубым… Каких только красок здесь не было, но преобладали зеленые и голубые… Голубые набегали на желтые, рассыпаясь брызгами, пенясь и откатываясь назад, а зеленые устремлялись в другую голубизну, застывшую над ними сверкающим куполом. И над всем этим царил золотистый огненный шар – источник питания.
«Да, облепило нас… – сказал капитан, бросив взгляд на радиовизор. – Пожалуй, и не счистишь за один раз».
Зют покрутил увеличитель. «Смотрите, капитан: там какие-то фигурки. Они движутся!»
Ровные геометрические конструкции, испещренные рядами блестящих квадратов, возвышались на поверхности корабля, а между ними пролегали ровные полосы, по которым двигались маленькие фигурки…
«Будем счищать, капитан?»
Зеленое смешивалось с белым и желтым и окуналось в голубое, и над всем этим сверкал и искрился источник питания. И корабль уже не был похож на корабль, а был похож на что-то разноцветное, праздничное, и, казалось, жил он ке только внутри, но и снаружи, и как раз там, снаружи, была главная его жизнь.
«Не будем трогать, – сказал капитан. – Это ж какая красота! Может, удастся довезти – вот наши обрадуются! «
Издатель поднял глаза, но посетителя уже не было. Возможно, он вернулся обратно в рукопись, воспользовавшись тем, что Рокгауз ее открыл…
Человек по имени Гральд Криссби… Как будто он боится забыть о том, что он человек, и сам себе все время об этом напоминает.
Проходимец какой-то. Нужно проверить, не унес ли он чего-нибудь. Издатель Рокгауз окинул комнату проверяющим взглядом, и первое, что ему бросилось в глаза, – это неизвестно откуда возникшая на столе бумажка. Он развернул ее и прочитал:
Какое Южнорыбье? Где ночь, а где день?
Издатель Рокгауз чувствовал себя в этом самом состоянии зет, в котором находится вещество финин в результате воздействия луча звезды Канопус. Он развел руки в стороны, поднял их вверх, затем
сделал несколько приседаний. Бумажка не исчезала, и на ней значилась все та же чушь.
Издатель сокрушенно покачал головой и поспешил к доктору Фрайду.
Вещество финин обладало удивительными свойствами, не известными не только доктору Фрайду, но и всей медицине настоящих и будущих веков. Оно способно было превратить любое ощущение в свою противоположность. Человек по имени Гральд Криссби впервые испытал это на себе, попробовав пить чай с горчицей. Это было необычайно сладостное, чтоб не сказать приторное, ощущение. Затем было немало других проб. Придя на свидание с любимой женщиной, человек по имени Гральд Криссби вдруг почувствовал к ней отвращение и помчался к давным-давно нелюбимой жене, одержав победу на фронте морали, где раньше терпел одни поражения. Словом, вещество финин в состоянии зет способно было превратить жизнь человека либо в рай, либо в ад, либо в помесь того и другого, чем, впрочем, она и является.
На одном из званых обедов человек по имени Гральд Криссби попотчевал этим веществом своих тайных завистников и ненавистников, и они мгновенно воспылали к нему любовью, которую даже не смогли сдержать, как прежде сдерживали ненависть. Знатоки человеческих душ утверждают, что чувство ненависти вообще легче сдерживается, чем чувство любви, и потому, в отличие от любви, чаще проявляется в скрытой форме. Это является одной из загадок загадочной души человеческой, которую Гральд Криссби не брался разгадать, а те, что брались, тоже не разгадывали.
Речь, однако, о веществе финин, которого в природе нет, а за пределами природы – сколько угодно.
Человек по имени Гральд Криссби выделил его из тоже не существующего в природе минерала пиретрона, испытывая этот минерал не на твердость, не на жидкость, не на газообразность или плазменность, а на восьмое свойство вещества. Он воздействовал на этот минерал светом звезды Канопус, который доходит до Земли за 180 (световых, естественно) лет, но исследователь не стал ждать так долго, а воспользовался ранее излученным светом, ибо это не противоречило разработанной им методике.
Методика была простая: минерал пиретрон располагался таким образом, чтоб на него падал свет именно этой, а не какой-нибудь другой, случайной звезды, – не потому, что эта звезда отличалась от случайной звезды, а потому, что при серьезном эксперименте должны быть исключены случайности. Оставив минерал пиретрон подвергаться воздействию звезды Канопус. человек по имени Гральд Криссби отправился на свидание с любимой женщиной, которую в то время любил больше нелюбимой жены, поскольку вещество финин еще не было им получено.
Женщина по имени Сю (имя краткое и удобное при столь коротких отношениях) была далека от проблем, занимавших любимого человека, у нее были свои проблемы, среди которых не последнее место занимала жена человека по имени Гральд Криссби, в отличие от его фантастических дел представлявшая самую осязаемую реальность.
– Здравствуй, Гральд, – сказала женщина, встречая экспериментатора на пороге. – Ты устал?
Она всегда задавала этот вопрос, отдавая дань слабости сильного пола, который любит, чтоб у него спрашивали, не устал ли он, даже если он проспал подряд четверо суток.
– Чертовски устал, – сказал Гральд Криссби, отдавая дань той же традиции, и услышал традиционное:
– Бедненький! Приляг вот сюда, отдохни!
Человек по имени Гральд Криссби прилег, продолжая раздумывать о проводимом эксперименте. Если он правильно рассчитал направление света звезды, то свет должен пройти через форточку и упасть на квадрат листа, на котором лежит минерал, не встречающийся в природе. А рассчитал он, видимо, правильно, потому что рассчитывал по формуле: А2/В2= С, где С – направление, а В и А – величины произвольные и чисто условные, необходимые для получения искомого результата.
«Не забыл ли я открыть форточку?» – раздумывал Гральд Криссби, в то время как женщина Сю окружала его чисто женской заботой. Если форточка закрыта, действие луча снизится ровно вдвое – по формуле: Х/У = К, где X – условное число 8, У – условное число 4, а К – искомый результат.
– Ты меня любишь? – перевела женщина Сю его абстрактную мысль на конкретные рельсы и, придав ей таким образом направление, стала ожидать ее прибытия в назначенный пункт.
– Я тебя люблю, – сигнализировал о прибытии Гральд Криссби, не забывая, однако, думать о форточке.
Между тем тонкий лучик, прилетевший с далекой звезды Канопус, превращал обычный, правда, не встречающийся в природе минерал в удивительное вещество, способное любое человеческое ощущение превратить в свою противоположность. Даже в обычных, нс экспериментальных условиях некоторые качества человека превращаются со временем в свою противоположность, но в обычных условиях это длительный и незаметный процесс, потому что звезда Канопус действует на человека непосредственно, без помощи финина, универсального вещества.
– Какая возмутительная чепуха! – воскликнул издатель Рокгауз, отбрасывая в сторону рукопись, неизвестным образом оказавшуюся у него на столе.
Это была не первая рукопись, приведшая издателя в состояние гнева, от которого он пытался воздерживаться после издания популярной брошюры доктора Фрайда «Гнев – союзник смерти». Воздерживаясь от гнева, мы воздерживаемся от смерти, но что же делать, если на столе у издателя появляется такая возмутительная чепуха?
Издатель Рокгауз развел руки в стороны и поднял их вверх, затем сделал несколько приседаний, чтобы привести себя в нормальное состояние. И когда он присел в последний раз и собирался с силами, чтобы встать (с годами это все труднее ему удавалось), на пороге появился посетитель.
– Сидите, сидите, – сказал посетитель, видя, что издатель порывается встать. – Я ненадолго…
Издатель все же встал с корточек и сел за стол – такое положение было для него привычней. Посетитель тоже сел и сказал:
– Я – человек по имени Гральд Криссби.
– Вы?! – издателю было в пору опять сесть на корточки. – Да будет вам известно, молодой человек, что время для шуток у меня от семи до четверти восьмого, а сейчас, – он посмотрел на часы, – уже половина девятого. Приходите завтра.
– Это вовсе не шутка, я действительно человек по имени Гральд Криссби.
– Человек по имени Гральд Криссби! У меня уже этим уши набиты. Неужели нельзя говорить просто: Гральд Криссби – и все?
– Но я действительно человек…
– А другие, по-вашему, не люди? Откуда вы взялись?
– Вот из этой рукописи. – Посетитель указал на стол.
– Ага, так вы ее автор?
– Скорее наоборот. Дорогой Рокгауз, вы же там немного обо мне прочитали. И я вас хочу заверить: все, что вы прочитали, – правда, хотя и находящаяся за пределами действительности. Это более широкая правда, понимаете?
– Я ничего не понимаю и не хочу понимать.
– Вы не хотите, потому что находитесь в плену своих желаний. А вы попробуйте вырваться из этого плена в мир других желаний, вам неведомых. И вы сразу захотите меня понять. И поймете, что я существую в вашем воображении.
– Что за чертовщина! Какое вам дело до моего воображения? Кто вам позволил лезть в мое воображение?
– Вот эта рукопись, – сказал человек по имени Гральд Криссби.
– Мне нет дела до этой рукописи! – вскричал издатель Рокгауз, делая невольный шаг к тому, от чего предостерегал его доктор Фрайд. – Эта рукопись никогда не станет книгой!
– Очень жаль, – вздохнул посетитель. – Очень, очень жаль. Вы обрекаете меня на прозябание в единственном вашем воображении, в то время как я мог бы существовать в воображении десятков, сотен тысяч людей.
– Какая вам разница? Существовать в воображении – все равно, что вовсе не существовать.
– Вы не правы, дорогой Рокгауз. О, как вы не правы! Да вы возьмите хотя бы… – Гость пошарил глазами по комнате, выбирая, что бы такое взять. – Да хотя бы вот этот стол. Ведь и он существовал сначала в воображении. И все, все, что сделано человеком, существовало сначала в воображении. И даже вы, Рокгауз, до того, как появились на свет, существовали в воображении своих родителей, правда, быть может, несколько другим – более добрым, умным и понимающим.
– Я запрещаю вам говорить о моих родителях!
– Простите. Я проявил бестактность, заговорив о тех, кто уже существует только в воображении. Вы видите, как далеко простираются границы воображения: оно предшествует действительности и продолжает ее. И если финин уже существует в воображении, то со временем он проникнет в действительность – как космический корабль из воображения Циолковского и паровоз из воображения Стефенсона.
– Нашли с чем сравнивать! Кому нужен ваш финин, зачем это превращать ощущения в свою противоположность?
– Представьте себе, что вы замерзаете на снегу Мороз тридцать градусов, и ничто вас уже не спасет, ничто не согреет. И тут вы достаете из кармана финин. Глотаете. И вы спасены. Вы лежите на снегу, температура которого плюс тридцать градусов.
– Вот еще выдумали – с чего это мне замерзать?
– Тогда представьте: вы прожили столько лет, что почти совсем утратили вкус к жизни. Пища вам кажется невкусной, работа неинтересной, юмор несмешным… И тогда вы принимаете финин, и все преображается. И несчастье ваше становится счастьем.
– Послушайте, как вас там…
– Человек по имени Гральд Криссби.
– Послушайте, Криссби, вы просто меня морочите, я не верю ни одному вашему слову. Если жена станет любимой, куда вы денете эту женщину Сю?
Гральд Криссби ответил не сразу. Он посмотрел на рукопись, одиноко лежащую на столе, и вздохнул:
– Сю поймет. Сейчас она не понимает, но когда примет финин, все поймет, и мы с ней останемся друзьями. Потому что… Вы понимаете, звезда Канопус – это лишь одна из миллионов и миллионов звезд, каждая из которых как-то влияет на человека. Как они влияют? Эта загадка пока еще не разгадана. И мы не знаем, с какой звезды к нам прилетает любовь, а какая звезда рождает в нас бессмертные мысли… И что еще принесут нам далекие звезды, свет которых летит до Земли миллиарды лет…
– Вот тогда и приходите. Когда долетит. А пока – заберите свои фантазии. Читатель ждет от нас других книг
Читатель ждет фактов. Ему нужна серьезная информация. Никакие выдумки его нс интересуют.
Факты, факты, факты и снова факты… Сколько их накопилось – и еще подавай!
Чем больше накапливается фактов, тем меньше остается фантазий. Некоторых фантазий жаль: это были такие прекрасные фантазии!
Факты наступают. Они идут развернутым строем, вооруженные точными данными, доказанными теоретически и экспериментально, превращают в прах воздушные замки, в которых обитали фантазии…
Это факт печальный: когда рушатся воздушные замки, не хватает воздуха, чтобы дышать.
Ничего этого не сказал Рокгаузу человек по имени Гральд Криссби. Он промолчал об этом, хотя это было в его жизни самое главное.
Он только спросил:
– Разве вы знаете, чего ждет читатель?
Рокгауз усмехнулся:
– Кому же знать, как не мне. Читатель, могу с уверенностью сказать, ждет от нас новых романов Дауккенса, рассказов о работе инспектора Хоста, мемуаров майора Стенли, научно-популярных брошюр доктора Фрайда… Вот чего ждет наш читатель… Слава богу, ему есть чего ждать. Но только не этого… – Рокгауз придвинул к себе рукопись, чтобы поиздеваться над этой дурацкой звездой Канопус, но прежнего текста там не нашел. Сейчас там было написано про какой-то трансметагалактический корабль, бороздивший просторы Метагалактики. Регулятор времени стоял на нуле, время внутри корабля было остановлено – этого требовала техника безопасности, оберегая жизнь экипажа в бесконечно долгом пути.
Вместе с кораблем двигался огромный огненный шар – внешний источник питания, и корабль вращался вокруг него, постоянно пополняя запасы энергии. Так они и двигались вдоль галактики с расчетной скоростью двести километров в секунду (время остановилось только внутри корабля).
«Надо бы почистить обшивку, Зют, – сказал капитан. – Опять нас облепило космической пылью».
Зют включил радиовизор. Экран был широк, но полной картины не давал. Зют вертел регулятор панорамирования, скользя взглядом по поверхности корабля. Ее было совсем не узнать – до того она была облеплена космической пылью. Но и космическую пыль тоже было нс узнать.
Экран был расцвечен зеленым, желтым, белым, оранжевым, голубым… Каких только красок здесь не было, но преобладали зеленые и голубые… Голубые набегали на желтые, рассыпаясь брызгами, пенясь и откатываясь назад, а зеленые устремлялись в другую голубизну, застывшую над ними сверкающим куполом. И над всем этим царил золотистый огненный шар – источник питания.
«Да, облепило нас… – сказал капитан, бросив взгляд на радиовизор. – Пожалуй, и не счистишь за один раз».
Зют покрутил увеличитель. «Смотрите, капитан: там какие-то фигурки. Они движутся!»
Ровные геометрические конструкции, испещренные рядами блестящих квадратов, возвышались на поверхности корабля, а между ними пролегали ровные полосы, по которым двигались маленькие фигурки…
«Будем счищать, капитан?»
Зеленое смешивалось с белым и желтым и окуналось в голубое, и над всем этим сверкал и искрился источник питания. И корабль уже не был похож на корабль, а был похож на что-то разноцветное, праздничное, и, казалось, жил он ке только внутри, но и снаружи, и как раз там, снаружи, была главная его жизнь.
«Не будем трогать, – сказал капитан. – Это ж какая красота! Может, удастся довезти – вот наши обрадуются! «
Издатель поднял глаза, но посетителя уже не было. Возможно, он вернулся обратно в рукопись, воспользовавшись тем, что Рокгауз ее открыл…
Человек по имени Гральд Криссби… Как будто он боится забыть о том, что он человек, и сам себе все время об этом напоминает.
Проходимец какой-то. Нужно проверить, не унес ли он чего-нибудь. Издатель Рокгауз окинул комнату проверяющим взглядом, и первое, что ему бросилось в глаза, – это неизвестно откуда возникшая на столе бумажка. Он развернул ее и прочитал:
«Сегодня, в 24.00, в ночном баре „Звездочка“ состоится встреча с пришельцами со звезды Фомальгаут (созвездие Южной Рыбы). Извините за позднее время: наша ночь в Южнорыбье – день».
Какое Южнорыбье? Где ночь, а где день?
Издатель Рокгауз чувствовал себя в этом самом состоянии зет, в котором находится вещество финин в результате воздействия луча звезды Канопус. Он развел руки в стороны, поднял их вверх, затем
сделал несколько приседаний. Бумажка не исчезала, и на ней значилась все та же чушь.
Издатель сокрушенно покачал головой и поспешил к доктору Фрайду.
Глава восьмая. ЧЕЛОВЕК ИЗ МАШИНЫ
Любознательность – могучий двигатель прогресса, но если этот двигатель на холостом ходу, он превращается в праздное любопытство. Миссис Смит вела титаническую борьбу со своим позорным любопытством и всякий раз терпела поражение.
Первое крупное поражение за сегодняшний день она потерпела, уходя от миссис Хост и забывая у нее сумочку, за которой вскоре предполагала вернуться. Вторым крупным поражением была не захлопнутая, а лишь слегка прикрытая дверь (чтобы, отступая, не закрывать себе путей к наступлению). И. наконец, третье крупное поражение, точнее, полную капитуляцию перед своим любопытством миссис Смит продемонстрировала, вторично появляясь в комнате, где, подтверждая ее опасения и оправдывая надежды, незнакомый мужчина сидел за столом, который, видимо, накрывали к ужину.
Улика была налицо, но преступник, как сказал бы хозяин этого дома, скрылся в неизвестном направлении. Может быть, на кухню.
– О, простите, я, право, не думала… – заговорила миссис Смит в понятной растерянности. – Я вернулась за своей сумочкой, дверь была незаперта… Я считала, что миссис Хост одна, иначе бы я не осмелилась… Личная жизнь человека – это его личная жизнь, особенно женщины… А у вас тут вино, очень мило. Значит, вы не даете миссис Хост скучать.
– Я жду инспектора, – сказал Гарри Уатт.
– Вы хорошо подготовились к встрече, – миссис Смит кивнула на стол, накрытый к ужину. – Если б инспектор знал, как его ждут, он бы поторопился, как вы думаете? Вы не знаете? Оказывается, вы правдивый человек. Ну что вам стоило сказать «да»? «Да» – такое короткое слово. Но иногда легче сказать длинную фразу, чем коротенькое слово «да».
Гарри Уатт был непрочь повести разговор в том же тоне:
– И вы часто испытываете подобные трудности?
– Честно говоря, не часто. Я люблю короткие слова.
– Кратчайший путь к цели лежит через короткие слова. Однако позвольте представиться: Гарри Уатт.
– Миссис Смит, – назвала себя миссис Смит. – Мне очень приятно. Вы никогда не думали, Гарри, – вы позволите мне вас так называть?… Вы никогда не думали. Гарри, какая пропасть разделяет мужчину и женщину? Невероятная, бездонная пропасть. Но она притягивает к себе, зовет себя преодолеть… и тех зовет, и других… Но мужчины, как более сильные, легко ее преодолевают, а слабые женщины падают в пропасть…
– Миссис Смит, вы рассуждаете, как опытный альпинист.
– Только не сочтите, что я делюсь с вами опытом.
– Как вам будет угодно. Не будет угодно – не сочту.
– А если будет угодно?… Гарри, вы собираетесь сделать двойной прыжок? Двойной прыжок над пропастью? Меня это восхищает.
– Я действительно над пропастью, миссис Смит. Но это совсем другая пропасть.
– Одну я. кажется, знаю… Вернее, догадываюсь… А кто же другая?
Гарри Уатт ответил не сразу. Вернее, он вовсе не ответил на этот вопрос. Вместо ответа он достал из кармана какие-то листки бумаги и приготовился их читать,
– Послушайте, миссис Смит, как это начиналось. Легковой космофургон причалил к Земле, на
которой не было не то что космических, но и самых обычных фургонов. Земля была аграрной планетой, нетронутым лоном природы, на котором так приятно отдохнуть от цивилизации.
«Это ты здорово придумал, Ис, – сказал Аш. – Устроить пикник на Земле, да еще прихватить с собой девочек!»
«Девочки – что надо, – кивнул Ис. – Ты посмотри на Мю. какие у нее колеса!»
«У Лю тоже неплохие колеса. У меня от них даже кружится в голове».
Компания расположилась в тени деревьев, с удовольствием вдыхая непривычный земной аромат. Аш рассказывал анекдот об экстраполированном квазипространстве, скоррегированном относительно квазивремени ab/c2. Ис хохотал, девочки краснели и опускали глаза.
«Заправимся?» – спросил Ис, отвинчивая крышку баллона.
Все по очереди заправились.
«Между прочим, синхронизированный модуль у10, ретроспектированный в субстанцию (-+)1…» – сказал Аш, но девочки, опять покраснев, попросили его вести себя прилично.
И в это время на дороге появился абориген. Он двигался как-то странно, но в чем была эта странность, сначала трудно было понять. Абориген раскачивался из стороны в сторону, как разболтанный фургон, которому только бы дотащиться до ремонта.
«У него нет колес!» – воскликнула Лю.
«(А2 + В2 – С2)/K! – выругался Ис. – Как же он передвигается?»
Абориген двигался, переставляя какие-то две палки, а другими двумя палками загребал воздух по бокам.
«И смотрите, не падает!» – удивилась Мю, при этом Аш воспользовался случаем и погладил ее колесо, словно выражая приверженность именно к этому виду передвижения.
Абориген приблизился. Он долго и внимательно разглядывал пришельцев, и в голове его проносились – сначала медленно, а потом все быстрей – будущие телеги, кареты, поезда, будущие автомобили, трамваи и троллейбусы…
«Отдыхаете? – спросил абориген. – Да, вам уже можно отдыхать. – Он крутанул колесо Мю. не видя в этом ничего неприличного. – А нам отдыхать некогда. Мы тут, как белка в этом… как его…» – Он не договорил. Он лишь махнул рукой и пошел своей дорогой.
Первое крупное поражение за сегодняшний день она потерпела, уходя от миссис Хост и забывая у нее сумочку, за которой вскоре предполагала вернуться. Вторым крупным поражением была не захлопнутая, а лишь слегка прикрытая дверь (чтобы, отступая, не закрывать себе путей к наступлению). И. наконец, третье крупное поражение, точнее, полную капитуляцию перед своим любопытством миссис Смит продемонстрировала, вторично появляясь в комнате, где, подтверждая ее опасения и оправдывая надежды, незнакомый мужчина сидел за столом, который, видимо, накрывали к ужину.
Улика была налицо, но преступник, как сказал бы хозяин этого дома, скрылся в неизвестном направлении. Может быть, на кухню.
– О, простите, я, право, не думала… – заговорила миссис Смит в понятной растерянности. – Я вернулась за своей сумочкой, дверь была незаперта… Я считала, что миссис Хост одна, иначе бы я не осмелилась… Личная жизнь человека – это его личная жизнь, особенно женщины… А у вас тут вино, очень мило. Значит, вы не даете миссис Хост скучать.
– Я жду инспектора, – сказал Гарри Уатт.
– Вы хорошо подготовились к встрече, – миссис Смит кивнула на стол, накрытый к ужину. – Если б инспектор знал, как его ждут, он бы поторопился, как вы думаете? Вы не знаете? Оказывается, вы правдивый человек. Ну что вам стоило сказать «да»? «Да» – такое короткое слово. Но иногда легче сказать длинную фразу, чем коротенькое слово «да».
Гарри Уатт был непрочь повести разговор в том же тоне:
– И вы часто испытываете подобные трудности?
– Честно говоря, не часто. Я люблю короткие слова.
– Кратчайший путь к цели лежит через короткие слова. Однако позвольте представиться: Гарри Уатт.
– Миссис Смит, – назвала себя миссис Смит. – Мне очень приятно. Вы никогда не думали, Гарри, – вы позволите мне вас так называть?… Вы никогда не думали. Гарри, какая пропасть разделяет мужчину и женщину? Невероятная, бездонная пропасть. Но она притягивает к себе, зовет себя преодолеть… и тех зовет, и других… Но мужчины, как более сильные, легко ее преодолевают, а слабые женщины падают в пропасть…
– Миссис Смит, вы рассуждаете, как опытный альпинист.
– Только не сочтите, что я делюсь с вами опытом.
– Как вам будет угодно. Не будет угодно – не сочту.
– А если будет угодно?… Гарри, вы собираетесь сделать двойной прыжок? Двойной прыжок над пропастью? Меня это восхищает.
– Я действительно над пропастью, миссис Смит. Но это совсем другая пропасть.
– Одну я. кажется, знаю… Вернее, догадываюсь… А кто же другая?
Гарри Уатт ответил не сразу. Вернее, он вовсе не ответил на этот вопрос. Вместо ответа он достал из кармана какие-то листки бумаги и приготовился их читать,
– Послушайте, миссис Смит, как это начиналось. Легковой космофургон причалил к Земле, на
которой не было не то что космических, но и самых обычных фургонов. Земля была аграрной планетой, нетронутым лоном природы, на котором так приятно отдохнуть от цивилизации.
«Это ты здорово придумал, Ис, – сказал Аш. – Устроить пикник на Земле, да еще прихватить с собой девочек!»
«Девочки – что надо, – кивнул Ис. – Ты посмотри на Мю. какие у нее колеса!»
«У Лю тоже неплохие колеса. У меня от них даже кружится в голове».
Компания расположилась в тени деревьев, с удовольствием вдыхая непривычный земной аромат. Аш рассказывал анекдот об экстраполированном квазипространстве, скоррегированном относительно квазивремени ab/c2. Ис хохотал, девочки краснели и опускали глаза.
«Заправимся?» – спросил Ис, отвинчивая крышку баллона.
Все по очереди заправились.
«Между прочим, синхронизированный модуль у10, ретроспектированный в субстанцию (-+)1…» – сказал Аш, но девочки, опять покраснев, попросили его вести себя прилично.
И в это время на дороге появился абориген. Он двигался как-то странно, но в чем была эта странность, сначала трудно было понять. Абориген раскачивался из стороны в сторону, как разболтанный фургон, которому только бы дотащиться до ремонта.
«У него нет колес!» – воскликнула Лю.
«(А2 + В2 – С2)/K! – выругался Ис. – Как же он передвигается?»
Абориген двигался, переставляя какие-то две палки, а другими двумя палками загребал воздух по бокам.
«И смотрите, не падает!» – удивилась Мю, при этом Аш воспользовался случаем и погладил ее колесо, словно выражая приверженность именно к этому виду передвижения.
Абориген приблизился. Он долго и внимательно разглядывал пришельцев, и в голове его проносились – сначала медленно, а потом все быстрей – будущие телеги, кареты, поезда, будущие автомобили, трамваи и троллейбусы…
«Отдыхаете? – спросил абориген. – Да, вам уже можно отдыхать. – Он крутанул колесо Мю. не видя в этом ничего неприличного. – А нам отдыхать некогда. Мы тут, как белка в этом… как его…» – Он не договорил. Он лишь махнул рукой и пошел своей дорогой.