Что со мною пойдешь под венец.
Ночь прошла, ночь прошла, снова хмурое утро.
Снова дождь, снова дождь, непогода, туман.
Ночь прошла, ночь прошла, и поверить мне трудно:
Так закончен последний романс…
 
   Пела Жазиль с придыханиями, старательно подражая чьим-то чужим интонациям. Бурнаши с детским восторгом радовались артистке, а Лютый вообще – смотрел гоголем. Да и дама, в тон романсу, томно глядела на атамана. Буба со скрипки перешел на гитару, и ритм музыки сменился на испано-танцевальный. Жазиль бросила Сидору шаль, тот ловко поймал ее на рукоять плетки. Певица танцевала, дробно стуча кастаньетами и размахивая во всю ширь богатым подолом черного кружевного платья. Казачки смеялись и если бы не проклятая трезвость – сами пустились бы в пляс.
   Даньке пора было уже уйти от греха подальше, но он все медлил, с ненавистью следя за главным бандитом. Лютый, несмотря на увлечение певичкой, почувствовал взгляд хлопца и оглянулся. Их глаза встретились, и Данька наконец стряхнул оцепенение. Он нырнул под шею лошади, стоящей за ним, проскользнул между парой следующих, и Сидор потерял его из виду. Но краткого мгновения хватило, чтобы Лютый узнал паренька. Он мгновенно забыл о Жазили и спустился на землю.
   Данька быстрым шагом пересек одну улицу, потом следующую и только тут оглянулся. Погони не было. Успокоившись, он повернул за угол дома и наткнулся на Лютого. Тот стоял у плетня и, не приближаясь, исподлобья глядел на подростка. От неожиданности Данька замер. Потом развернулся и бросился бежать.
   Какой-то бандит поставил ему подножку, и Данька шлепнулся в пыль. Это вызвало общий хохот.
   – Ну что ржете, жеребцы! Сбили мальца и довольны? – неожиданно вступился Лютый и, помахивая нагайкой, подошел к Даньке. – А отец-то твой вроде половчее был, а? Не ушибся?
   Данька встал. Лютый покровительственно взял паренька за шею.
   – Ладно, ладно. Пошли, щусенок, кваску попьем, – Сидор подвел хлопца к стоящей неподалеку бочке, где бурнаши утоляли жажду.
   У импровизированного прилавка Лютый обнял Даньку за плечи и почти ласково сказал:
   – Неужто ты думаешь, щусенок, что у Сидора Лютого душа не болит за каждого сироту-сиротинушку?.. Болит, – кивнул он сам себе. – Только время нынче такое, не обойтись нам без сирот.
   Данька оглянулся вокруг. Бежать некуда, со всех сторон бурнаши, попался глупо… Он коротко посмотрел на Сидора, но так, что Лютый убрал руку с его плеча.
   – Ну а ты знаешь, скольких моих дружков отец твой порубал? Не знаешь? То я знаю! – бандит ударил себя в грудь, где сердце. – Я бы его и мертвого в петлю сунул. Ух и гад же был твой отец, щусенок!.. – Лютый взял чарку с квасом и протянул хлопцу. – На, пей!
   Светлые Данькины глаза сделались черными и презрительным, как пощечина, ударом он выплеснул квас в лицо Сидору. Бурнаши замерли…
* * *
   Никто из очевидцев не мог счесть ударов, которые сыпались на спину подростка. Усердно работая плеткой, Лютый сам взмок и выглядел так, словно его облили квасом с ног до головы. Сидор уже сбросил черкеску, расстегнул ворот шелковой рубахи, а все не мог добиться от хлопца мольбы о пощаде. Данька лежал на скамье, сжав зубы, не позволяя себе даже стона. Только худое тело со связанными над головой руками вздрагивает в такт ударам. Когда он терял сознание, стоящий рядом бурнаш плескал на него колодезной холодной водой.
   Бандиты на экзекуцию глядели равнодушно, как на привычное дело, не важно, что это мальчишка. Бабы охали и отворачивали лица детей, многие разбежались по хатам и с опаской выглядывали из окон. С болью и сочувствием наблюдали за избиением со своей кибитки Касторский и Жазиль. Буба был бы рад вмешаться, но знал, что Даниилу это не поможет. Лютый и есть – лютый, бродячие артисты о нем наслышаны даже больше, чем о Бурнаше.
   У Сидора нервно задергался ус, он бросил плетку.
   – Ой ты, бедный хлопчик… – первой к Даньке подошла тетка Дарья и накрыла исполосованную спину своим платком.
   Лютый зло поглядел на нее, молча развернулся и ушел к себе в штаб.
* * *
   С наступлением сумерек тренировка прекратилась. Только Валерка все еще бросал в дерево нож. На прибрежном пне сидел Яшка и, отдыхая, тренькал на гитаре.
   – Долго что-то Данька не едет, – заметил Валерка.
   – Ты за него не беспокойся, – сказал цыган.
   Услышав призывное ржание, Яшка отложил гитару и подошел к своей лошади. Снял с ветки уздечку и в поводу повел лошадь к воде. Берег блестел закатным серебром, вода рябила, камыши шумели… Идиллическая картинка, как сказал бы Валерка, если бы не был так занят метанием ножа. Лошадь пила, пофыркивая от удовольствия, Яшка тоже набрал воду в горсть.
   Вдруг со стороны станицы послышались далекие выстрелы. Яшка достал из-за пояса револьвер и выбежал на берег.
   – Валерка!
   Нож просвистел и глубоко вонзился в древесину. Валера спокойно подошел и выдернул лезвие из ствола.
   – Ты слышишь? – подбежал цыган. – Стреляют в хуторе.
   – Ну и что?
   – Может, с Данькой что случилось, а?
   – Я думаю, психолог ты неважный, Яшка.
   – Чего?
   – Стрельба-то беспорядочная – на всякий случай, – Валерка прицелился и снова бросил нож. – Так сказать, для самоуспокоения. Понимаешь, чудак?..

9

   Утром и Валерка стал нервничать: не может просто так Данька пропадать в станице полсуток. Бывший гимназист мысленно уже просчитал все варианты развития событий, но, зная импульсивность Яшки, держал рассуждения при себе. Цыган, отгоняя нехорошие предчувствия, больше занимался лошадьми – чистил их, расчесывал гривы. Ксанка еще спала, и ребята, по молчаливому согласию, не стали ее будить, хотя уже вполне можно было начать обычную тренировку.
   Наконец послышался неторопливый перестук копыт, из-за деревьев показалась лошадь с седоком на спине. Данька ехал шагом, согнувшись, словно сильно устал. У сарая он аккуратно сполз с коня.
   – Почему так долго, Дань?
   Данька молча подвел лошадь к дереву, зацепил уздечку за ветку.
   – Что с тобой?
   – Спину ушиб. Бурнаши все еще в Збруевке, – ответил парень, глядя в сторону. – Уходили да вернулись.
   – Много их?
   – Вроде много.
   – Надолго пожаловали? – продолжал расспросы Валерка.
   – Не знаю, – ответил Данька через плечо и сунул руки в карманы штанов.
   – Что ж ты вернулся? Разузнал бы.
   – Нельзя мне было оставаться. Лютый меня признал.
   – Что же теперь делать? – Яшка подошел к Даньке.
   Командир осторожно присел на корточки, не касаясь стены сарая.
   – Разведку.
   – Так я и схожу? – предложил Яшка. – Разведаю.
   – Куда сходишь? В Збруевке на сотню дворов ни одного парня. Одни у Буденного, другие у Бурнаша. Появись кто из нас – сразу приметят.
   Валерка поправил очки и решился сказать:
   – Ксанке идти надо.
   Хлопцы переглянулись. Выбора у них не было. Данька с усилием встал и заглянул в сарай.
   – Ксанка… Ксанка! – сестра приподняла голову. – Переоденься, в Збруевку пойдешь.
   Стоять было тяжело, и Данька обхватил одной рукой лошадиную шею, а другой стал гладить теплую мягкую шкуру.
   – Может, не пускать ее одну, а, Данька? – спросил цыганенок.
   Друзья опять переглянулись. Эх, самим бы пойти… Из сарая появилась девушка в платке, женской рубашке и юбке. В таком наряде Валерка впервые ее и увидел, когда Ксанка расклеивала листовки в его городке. Вроде недавно это было, а представить себе жизнь без нее и Даньки с Яшкой он уже просто не мог.
   – Разузнай, сколько их, – приказал Данька. – И надолго ли останутся? Яшка, перевезешь на тот берег и – назад, понял?
   Ксанка и цыган кивнули и молча направились к берегу.
   – К тетке Дарье зайдешь, – вдогон уже сказал Данька.
   – Удачи тебе, Жанна д'Арк, – пожелал Валерка, глядя вслед девушке.
   Разведчики взяли чуть влево – туда, где прибрежные ивы и камыши превратились в настоящий бурелом. Тропинка, ведущая в заросли, для двоих узка, и Яшка шел сзади. В камышах у кромки воды была надежно укрыта маленькая лод ка-плоскодонка. Ее нашел у берега цыган, когда водил лошадей на водопой. Ксанка села на нос лодки.
   – А чего это он тебя Жанной Даркой обзывает? – спросил вдруг Яшка, беря весло и отталкиваясь от берега. – Что это за слово?
   – Он вроде как психолог, он разные буржуйские слова знает, – ответила Ксанка.
   – Не, – Яшка вытолкал лодку на чистую воду и начал грести.
   – Валерка говорил – ее на костре сожгли.
   – Он соврет – не дорого возьмет… Ксанка!
   – Чего?
   – А тебе в платке лучше.
   – Скажешь, тоже, – девчонка смутилась.
   – Точно, – цыганенок посмотрел на нее в упор.
   Короткое путешествие закончилось у противоположного берега. Яшка спрыгнул в воду и стал вытягивать лодку на берег.
   – Ты чего?
   – Я тебя одну не пущу, на пару пойдем!
   – Да ты что! Провалить разведку хочешь?
   – Ксанка!
   – Тут и спору нет, ступай! – девушка выпрыгнула из лодки и решительно побрела к берегу.
   – Ксанка, Ксанка! Постой, Ксанка! – Яшка бросился вдогонку. – Ну погоди же, ну!
   Она обернулась и строго сказала:
   – Ты слыхал, что Данька велел?
   – Да я не то, – Яшка подошел вплотную и снял с шеи маленький крестик.
   – Зачем?
   – Дедов крест, беду стороной обводит, – пояснил цыган, отворачиваясь.
   – Пойду я, – Ксанке тоже стало как-то неловко.
   – Ступай…
* * *
   Благодаря бурнашам (чтоб им пусто было!) хлопот по хозяйству у тетки Дарьи стало меньше. Десяток кур и кабанчик пропали в ненасытных глотках бандитов, и ни один не поперхнулся, хоть и поминала она их недобрым словом по сто раз на дню. Только коровку ей «мстители» возвратили, дети без молока не остались. И на том спасибо и низкий поклон.
   Утешая себя этими нехитрыми мыслями, тетка Дарья окучивала на огороде бульбу.
   – Ку-ку, ку-ку, – раздалось вдруг ниоткуда.
   Баба бросила работу и стала озираться. Потом оставила инструмент и ушла с огорода…
   – Слыхал? – обратился Семка к бывшему уряднику, а ныне вольному казаку Тимофею.
   Тимофей в засаде был поставлен Лютым за главного.
   – Тихо, а то получишь трошки на орехи, – пригрозил он.
   Если только удерут «мстители» – не сносить Тимофею головы. Сидор не посмотрит, что он из урядников, ему на всех начхать. Даже к самому батьке Бурнашу относится Лютый с усмешкой. А вот за свой приказ нарушенный – не помилует. Тимофей четко уяснил: сидеть тихо, если кто в гости посторонний заявится, – хватать немедля, а если кукушка с петухом просигналят, то тут уж втрое внимательнее надо быть. И куда баба побегла? Со своего места – бурьяна за огородом – Тимофей тетку Дарью больше не видел. Зато ее должны видеть еще трое казаков, что сидят позади ограды. Бывший урядник тихонько достал маузер и взвел боек. Кто знает, сколько в красной банде человек?
   Ксанка смело вошла в ограду, затворила за собой калитку и привычным по-мальчишески широким шагом направилась к хате.
   – Хватай! – скомандовал Тимофей и высунулся из бурьяна.
   Ксанка по привычке схватилась за карман, где обычно носила револьвер, да только нет на юбке карманов…
   Бурнаши смело двинулись к девчонке, но путь им преградил, ощерив клыки, хозяйский пес. Тимофей в него выстрелил. Его помощники пальнули еще несколько раз – уже для острастки. Ксанка побежала к калитке, распахнула, и тут же перед ней вырос, как из-под земли, здоровый амбал. Кулаки – как гири! Она, не долго думая (пригодилась тренировка), пнула врага в голень. Бурнаш согнулся, тогда Ксанка сделала подсечку и, свалив казака, открыла путь к свободе. Семка, как самый шустрый, первым догнал разведчицу и, не желая сталкиваться с ней лицом к лицу, ударил девчонку прикладом. Словно споткнувшись, Ксанка покатилась в дорожную пыль.
   – Пымал гадюку! – гордо доложил Семка запыхавшемуся Тимофею.
   – Да ты ее прибил, дурачина! – урядник представил гнев Лютого и задрожал.
   – Ничего, красные – они живучие, – спокойно сказал казачок и принялся вязать своей добыче руки.
   Словно в подтверждение этих слов, Ксанка тихонько застонала.
   – Лови бабу, – приказал Тимофей.
   Тетку Дарью бурнаши отыскали в хате, оторвали от детей, которых она в испуге обняла, и за волосы выволокли на улицу. Бесчувственную Ксанку бросили через седло и повезли на расправу к Лютому.

10

   Яшка уже был на своем берегу, когда забрехала собака. И тут же раздался выстрел, за ним еще несколько. Цыган на секунду замер, развернулся и бросился напрямик через камыши, не разбирая тропинки.
   Только бы он ошибся, твердил про себя Яшка. Только бы это пьяные бурнаши устроили салют в небо или померещилась им с похмелья красная конница… Но про себя он знал, что случилось непоправимое…
   Цыганенок прыгнул с берега и короткими саженками отчаянно резал воду. Быстрее любой лодки доплыл он до противоположной стороны, бегом поднялся по косогору и ворвался в калитку знакомой ограды. Его бы не остановил сейчас и целый эскадрон. Но на пути никого не было.
   Только среди пустого двора лежала мертвая собака тетки Дарьи. Как гончая по следу, обежал Яшка вокруг хаты, заглянул на огород. Хозяйка и ее ранняя гостья пропали. Но, уже уходя, у калитки цыган заметил подаренный им крест с оборванным шнурком. И душа его также оборвалась. Яшка подобрал крестик и до боли сжал в кулаке…
* * *
   – Вот бисова семейка! – воскликнул Лютый, когда к нему доставили юную разведчицу. – Может, и тебе, девка, треба для уму горячих всыпать?
   – Чегой-то вы, дядя Сидор, гутарите?
   – Не понимаешь?
   – Нет, дядя Сидор, – Ксанка пошире распахнула простодушные глаза.
   – Ну-ну… покажи, как ты кукуешь, – Лютый, приглядываясь, кругом обошел девчонку.
   – Да я ж не умею, – глупо хихикнула девочка.
   – А петухом?
   – И петухом не можу. Хотите, спляшу?
   – Я вижу, как ты плясать умеешь, – атаман кивнул на охромевшего амбала, который с ненавистью смотрел в спину Ксанке.
   Она оглянулась.
   – Да это с перепугу вышло. Как увидела я его рожу перед собой, подумала – бандит.
   Лютый рассмеялся.
   – Значит, и «красных мстителей» не знаешь, среди которых брат твой затесался?
   – Не знаю, дядечка Сидор, я к тетке Дарье зашла кусок хлеба попросить, а тут… – Ксанка смот рела на него так спокойно, что Лютый ей даже на мгновение поверил.
   – Жалко мне тебя, сиротку, – сказал атаман. – Чем по чужим людям мыкаться – определю я тебе место, чтоб тепло было да сытно. С батькой твоим мы, может, и враги были, а с дитя – какой спрос… – Насупившись, Лютый оглядел притихших от такого оборота дела бурнашей. – Это для всех приказ! Кто сироту обидит – шкурой своей поплатится, поняли?
* * *
   …Валерка схватил цыгана за грудки и припечатал к дереву. Яшка, не сопротивляясь, безучастно глядел в сторону.
   – Ты же бросил ее! Бросил! Слышишь? Ты струсил! – Валерка оттолкнул Яшку и подскочил к Даньке. – А ты что молчишь? Ну, скажи, что он струсил. Скажи!
   – Не шуми.
   – Выходит, спасайся, кто может, так, что ли?! – Валерку от негодования трясло.
   – Яшка б не помог, – внешне спокойно ответил Даниил.
   – А ты бы бросил?
   – А толку?! И Ксанку б не спас, и сам бы сгорел.
   – Напрасно ты его защищаешь, – с тихой ненавистью произнес Валерка.
   – Яшке я приказал вернуться, – сказал командир. – Кто ж знал, что там засада будет?
   – Неужели тетка Дарья предала? – словно обессилев, Валерка опустился на землю. – Не может быть…
   – Ждите меня тут, – принял решение Данька. – Если к вечеру не вернусь, пойдешь ты, Валерка.
   Яшка с тоской поглядел на командира. Тот подошел ближе, чтобы снять с ветки свой ремень. Подпоясываясь, Данька искоса посмотрел на цыганенка. У Яшки на глазах выступили слезы: смесь горя и несправедливой обиды. Совсем как в тот раз, когда они познакомились…

11

   После длинного дневного перехода Ларионов решил, что отряд заночует в степи. Место выбрали у двух холмов так, чтобы издали незаметен был свет костров. Уставших лошадей стреножили, и в последние минуты вечерних сумерек они занялись поиском скудных пучков ковыля. Казаки развели костры, из фляги налили в котел воды и поставили на огонь кашу. Отряды Бурнаша были по их расчетам далеко, но командир все равно распорядился выставить охрану. Двое караульных расположились на вершинах холмов, а остальные бойцы, уставшие от перехода, прилегли на землю в ожидании ужина.
   – Припасы кончаются, батя, – доложила Ксанка командиру. – Сегодня еще хватит сала кашу заправить, а завтра – уже нет.
   – А на пустой желудок даже красные военные моряки воевать опасаются! – усмехнулся Иван и потрепал дочку по голове. – Я это обстоятельство, Ксанка, сильно учитываю. Завтра мы доскачем до станицы Всеславской, там и подхарчимся.
   – Вот це добре, – заметил старый казак Панас, слышавший разговор. – Нам бы еще каким кабанчиком разжиться и совсем бы другая тогда война пошла!
   – Можно и без мяса воевать, – заявил Валерка.
   – Это как? – спросил Иван Ларионов и подмигнул Ксанке. – Откуда така информация?
   – Я читал, что когда испанские рыцари воевали с сарацинами за освобождение Испании, осадили они в Кастилье крепость Рокафриду. И тогда доблестный рыцарь дон Родриго де Альда вместе со своей дружиной дал обет не есть ничего, кроме молока, пока не падет крепость. Осада продолжалась целый год, и рыцари ни разу не нарушили данное обещание.
   – Это нам что ж, цельное стадо коров с собой в поводу водить? – спросил Панас. – А как быть, если конным строем в атаку пойти придется? Коровы с нами атаковать будут или тыл прикрывать останутся?!
   Последние слова почти поглотил взрыв хохота.
   – А я не прочь, – сказал, отсмеявшись, молодой казак по имени Егор, – если только удастся к коровам доярок приставить!
   Бойцы от смеха покатились по земле.
   – Так и я не против, кабы коровы самогон давали, – заметил ко всеобщему удовольствию Панас.
   – Ну и взяли рыцари ту Рокафриду? – спросил Ларионов.
   – Кажется, нет, – покраснев от смущения, пробормотал Валерка. Хорошо, что стало почти темно. И дернул его черт вспомнить об этих испанцах!
   – Каша готова! – позвала Ксанка, избавляя наконец Валеру от насмешливой компании.
   – Да ты не журись, хлопчик, – шепнул парнишке командир. – Право слово, веселый разговор – он иногда заместо окорока идет. Смотри, как казачки ожили.
   Но Валерка все равно обиделся и пошел на пост, чтобы сменить караульного. Слабая заря еще играла где-то на горизонте, а вокруг стало уже почти темно. В животе у Валерки урчало от пустоты, он сорвал травинку и сунул в зубы.
   – На, поешь, – на пост взобралась Ксанка и протянула хлопцу тарелку с кашей.
   – Спасибо, Оксана, – поблагодарил постовой и вдохновенно заработал ложкой. Ксанка сиде ла рядом и смотрела на бывшего гимназиста. Валер ка все еще носил форменную фуражку, но без ко карды.
   – Ты сама-то ела?
   – Успею, – отмахнулась девочка. – Слушай, а они буржуи были?
   – Кто?
   – Рыцари твои.
   – Вроде того.
   – А сарацины?
   – В общем, тоже.
   – Так чего же они воевали?
   – Наш царь недавно тоже с австро-венгерским императором схватился. За территорию воюют, за землю.
   – Неправильно, это мы – за землю! – поправила Ксанка.
   – Мы воюем за землю для крестьян, а цари – для себя, – разъяснил Валерка и вдруг насторожился. – Слышишь?
   – Что? – девчонка так задумалась над причинами войн, что ничего не замечала.
   – Лошади… Кто-то лошадей уводит! Стой! Стрелять буду! – Валерка передернул затвор винтовки, но мелькнувшую на спине одной из кобыл фигуру уже не было видно.
   – Ты чего, Валерка? – спросил Панас.
   – Кто-то с конями балует! Вон он!
   Валерка пальнул в воздух, боясь попасть в лошадь.
   Вор уже в открытую гнал растреноженного коня и еще трех вел в поводу. Несмотря на усталость, бойцы мгновенно собрались в погоню. Но, чтобы распутать лошадей, требовалось время. Между тем маленький табун быстро удалялся.
   Валерка остался на посту, и Ксанка вместе с ним стала следить с вершины за погоней. Они видели, что Данька отстал от бойцов – он искал не какую-нибудь, а свою лошадь. К счастью, ее вор не увел. Парень вскочил на спину Ворона и помчался вдогонку. Для любимого хозяина вороной старался изо всех сил и очень быстро стал приближаться к погоне.
   Вор отчаянно хлестал прутом взмокшие бока коня, но в темноте он допустил ошибку – выбрал далеко не лучшую лошадь. Она и без того выбивалась из сил, а еще приходилось тянуть за собой трех коней. Если бы вор бросил повод, то освободившись от лишней обузы, лошадь, может, и спасла бы его от преследования, и темнота укрыла, но он не отпускал коней. То ли не замечал приближающейся погони, то ли от большой жадности готов был рискнуть головой.
   Данька видел, как казаки настигли вора, и Егор столкнул его с лошадиной спины под копыта преследователей. Одни из них стали ловить спасенных коней, а другие бросились на преступника.
   – Ах, ты, гаденыш!
   – От нас не уйдешь!
   Бойцы так дружно бутузили вора ногами, словно мяли в бочке квашеную капусту. Данька подлетел к казакам, спрыгнул с коня и растолкал особо активных экзекуторов.
   – Стоп, хлопцы, мы его судить будем! – закричал Данька. – Разойдись!
   – Да был бы подходящий сук – мы бы его уже посудили б!
   – Точно! Чтоб неповадно было.
   – Нет, – сказал Данька, – может, человек с голодухи отчаялся?
   – С голодухи таких шустрых нема, – Егор попытался еще ударить лежащее тело.
   Данька его оттолкнул и встал перед вором. Скорее воришкой – по размеру он был в пол-Егора. Даниил поднял его и, не обращая внимания на недовольство казаков, перекинул через круп своего коня. Ворон шагом вернулся к лагерю позади остальных. Егор уже успел нажаловаться командиру и с усмешкой ждал, как батя научит сына по-казачьи обходиться с конокрадами. Здесь же уже оказались Ксанка и Валерка. Данька сгрузил свою ношу к костру. В его слабом свете удалось наконец разглядеть воришку.
   Это был цыганенок: смуглый, кудрявый с кольцом в ухе. Тело покрывали окровавленные лохмотья, а на разбитом лице сверкали злые глаза.
   – Иш, как зыркает! Щас укусит!
   – Связать бы надо щенка.
   – А лучше в костер сунуть!
   Ксанка подошла ближе и присела рядом с воришкой. Цыганенок отпрянул насколько позволяло узкое пространство, со всех сторон ограниченное врагами.
   – Как тебя зовут? Ты один был?
   Женский голос на секунду вызвал удивление, но потом в глаза вернулась прежняя злость.
   – Я ваших коней все равно уведу! – вымолвил цыган и сплюнул кровью.
   – Вот звереныш!
   – А чем наши кони лучше других? – спросил Данька.
   Цыганенок отвернулся.
   – Говори, не бойся, – приказал Ларионов.
   – А я не боюсь! Я вас ненавижу!
   – За что? – поразилась Ксанка.
   – А то не знаете. Вы всю мою семью убили!
   – Вот те раз! – присвистнул Валерка.
   – С чего ты взял? – спросил Данька.
   – Я по вашему следу весь день шел.
   – Что-то ты путаешь, хлопчик, – сказал Иван Ларионов. – Ну-ка расскажи все по порядку.
   Цыган внимательно оглядел обращенные к нему лица: уже не злые, как в тот момент, когда его только схватили, а внимательные и даже сочувствующие.
   – Неужели я ошибся?
   Цыганенок повесил голову и чуть хриплым голос начал рассказ:
   – Меня зовут Яшка. Моя семья: дедушка, родители, я и младшие брат с сестрой кочевали с табором на юге от этого места. У нас была своя кибитка и пара коней. Прошлой ночью табор остановился в степи на ночлег. Кибитки поставили в круг, а в центре развели большой костер. Ночью холодно, особенно если нечего есть. Но, может, это меня и спасло. Голод мешал мне спать, и я видел, как в полночь на табор напали казаки. С гиканьем и свистом бросились они на табор, словно мы не цыгане, а солдаты… Взрослых мужчин было немного, да и те в основном спали. А женщины, дети и старики сопротивляться не могли. Казаки порубили всех, кто там был, коней увели, а кибитки разграбили и сожгли. Семья вся погибла, а меня спасло то, что удар сабли пришелся по голове плашмя, я просто потерял сознание. Когда все загорелось, я очнулся и сумел отползти в сторону. Потом поймал брошенную бандитами хромую лошадь и на ней погнался за врагами. Я поклялся, что умру, а всех коней у них уведу. Хромая лошадь пала днем, и дальше мне пришлось идти по следу пешком. Потом я увидел ваш лагерь…
   – Плохой из тебя следопыт, Яшка, – заключил печальную историю командир, – если ты красных партизан от бурнашей отличить не можешь.
   – Вы что же, с казаками враги? – спросил Яшка.
   – Да ты что? – возмутился Егор. – Мы и есть настоящие природные казаки!
   – Мы всем бандитам враги, – объяснил Данька, – и стоим за честных казаков.
   – А таких не бывает! – живо сказал Яшка.
   – А честные цыгане бывают? – спросил Валерка.
   Бойцы рассмеялись, а Яшка сверкнул глазами в сторону хлопца.
   – Бывают, – проворчал он.
   – И казаки тоже разные бывают, – сказал Ларионов. – Ладно, оставайся пока до утра, там поглядим.
   Партизаны стали укладываться спать, а Валерка вернулся на самовольно оставленный пост.
   – Давай, я тебе раны перевяжу, – предложила Ксанка.
   – Девчонка, что ли? – спросил цыганенок.
   – А что, не понятно? – усмехнулась Ксанка. – Ну, покажь твои царапины – промоем… – В отряде она заведовала аптечкой.
   Яшка перечить не стал и выдержал все процедуры, даже зеленку. Хоть на нем и так все зарастало, как на собаке. После перевязки девушка подала цыгану миску каши.