Страница:
Ну наконец готов, можно идти наслаждаться заслуженным отдыхом. Отдых я вообще-то планирую не меньше чем на неделю. Заработал неплохо, всем остальным городским охотникам нос утерев, надо бы делами домашними заняться, с машиной повозиться и так далее, по принципу: «Чем бы дите ни тешилось…»
Но что вы хотите? Думаете, пока я за этой тварью гонялся, меня ни разу в холодный пот не бросило? Особенно когда я ее из скрадки выслеживал, а обнаружил на дереве прямо под собой, уже кинуться готовую, и до сих пор понять не могу ― как эта зараза туда попала? Телепортироваться умеет? Счастье мое, что имею привычку в засаде взведенного оружия из рук даже на миг не выпускать, и самое главное ― взгляд чувствую. Когда тварь ко мне рванула вверх по стволу, я всадил ей в грудь три тяжеленные, собственной конструкции, составные пули из помповика. Хватило, особенно после того, как я еще и «контроль» из револьвера провел.
Вышел из калитки ― и направился по улице в сторону Берега. Хотя на Берег на самом деле не собирался. Но все трактиры и корчмы, куда заходят постоянные жители Великореченска, находятся неподалеку от забора, делящего наш город на жилую и гостевую части.
Такой порядок не только у нас заведен, многие завели. Особенно в больших и торговых городах. Местный народ живет своим укладом и своим законом, а приезжие всяк по-своему этот уклад видят. Так пусть уж местные живут, как хотят, а приезжие тоже как желают, ну и как им дозволят.
Например, подгулявшего приезжего на Холм просто так не пустят. Поначалу вежливо, а если не поймет, то могут и погрубее. Особенно если он из аборигенов. А что ему там делать? Там народ живет, дети играют, зачем ему туда, незваному? Если трезвый, то спросят, к кому идет и по какому делу, ― могут завернуть. Так что лучше мальчика сперва посылать, чтобы оповестил того, к кому идешь. Мальчишек, готовых за медный полтинник сбегать куда просят, у ворот куча вьется.
Закрыт вход на Холм и гулящим девкам ― даже тем, у кого желтый билет в порядке. Потому как им там делать тоже нечего. Девки в борделях городских работают все больше приезжие. Городок у нас хоть богатый, но маленький, своя таким промыслом займется ― ославят до конца жизни. Свои в других городах работают, наверное, да и зачем им? У нас и без того здесь жизнь сытая, поэтому к нам и едут ― аборигенки все больше. Христианская мораль в эти края никогда не приходила, да и не придет по объективным причинам. Обстановка не располагает к монотеизму.
Так вот о приезжих: по прибытии идут в околоток, в специальный «бабский отдел», где старшая урядница Анфиса Зверева им «желтые билеты» выписывает. А как билет выписан, так у девицы все гражданские права урезаны. Туда нельзя, сюда нельзя, того нельзя, сего… И будет так, пока девица билет обратно не сдаст, решив к нормальной жизни вернуться. В общем, одно из двух: или деньги зарабатывай известным способом, или будь полноправной если не жительницей, то, по крайней мере, приезжей.
Все гулящие девки поступают под надзор «бабского отдела». В отделе кроме самой Анфисы еще четыре местные жительницы работают. Вот они с момента получения пресловутого желтого билета и надзирают за благонравием своего развратного и непутевого контингента.
Нарушать правила не стоит. Если мелким преступникам в городе назначают месяц-другой тяжких и грязных работ, то с дамским полом поступают гуманней. Все же негоже девку, пусть даже распутную, заставлять дерьмо из ям ручным насосом качать. Если речь идет не о серьезных преступлениях, а скорее о нарушениях порядка, нарушительниц сразу передают в «бабский отдел» для «определения ей наказания в административном порядке». По понедельникам все помощницы Анфисы Зверевой собираются в околотке, и уводят повинную девицу в специальный сруб вроде баньки на задах околотка «банькой» и называемый. Затем вызывают туда фельдшерицу из больницы, запираются на тяжелый засов, после чего оттуда доносится свист розог и визг наказуемой. Тоже обычно помогает. А «банька» и исключительно дамский персонал отдела ― из уважения к женской стыдливости, буде у кого из преступниц таковая осталась.
Тюрьмы же у нас в городе нет: слишком уж городок мал для того, чтобы таковую иметь. Поэтому наказывают у нас или тяжкими работами, или, в случае с мелкими преступницами, поркой, или штрафами разной величины. Преступников настоящих, серьезных, под конвоем в Тверь отправляют, откуда им путь на каторгу, на рудники. Это уже воров да разбойников. И вершина всего ― смертная казнь. Но казнь всегда за смертоубийство или за незаконную волшбу, направленную на подчинение человека или лишение его жизни. Такое случается нечасто, и обычно виселица пустует.
У нас вообще с этим полный либерализм. Все же город-то на три четверти пришлыми населен, вот потому и уклад такой. В иных городах, в аборигенских, или графствах с баронствами ― там на всякое насмотришься. Раз Средневековье в полном разгаре, то и нравы соответственные. И на кол сажают, и в котлах варят, и лошадьми рвут. Теперь, правда, вместо лошадей во многих местах лебедки с Ярославского механического завода пользуют. И медленней, и дешевле. А где-то, по слухам, на ратушной площади вместо эшафота пилораму поставили. Но тут уже за что купил, за то и продаю.
Улица, ведущая к Берегу, местами освещалась, тусклые лампочки фонарей разгоняли густеющий мрак всего на несколько шагов от столбов. Но я и без фонарей каждую колдобину знаю, хоть таковых и немного. Аккурат на прошлой неделе здесь улицу снова подсыпали. Целая баржа с гравием в город пришла, и возили ее грузовиками.
Гравий похрустывал под подошвами ботинок, со стороны Берега доносилась приглушенная расстоянием музыка. Веселье уже начинается. Я повторил почти весь путь, который проделал от ворот до дома на машине, разве что на площадь выходить не стал, а дотопал до трактира под названием «Царь-рыба». Сие питейно-едальное заведение располагалось на Холме и посещалось все больше местными. И кормили здесь так, что любо-дорого.
Я поднялся по ступенькам гулкого деревянного крыльца, поздоровался с двумя знакомыми шкиперами барж, курившими папиросы на крыльце. Внутри трактира, к моему счастью, курить не разрешали. Я вошел в дверь, захлопнувшуюся за моей спиной на пружине, огляделся. Зал был заполнен наполовину, я видел немало знакомых лиц, но из приятелей моих никого не было.
Сел один за пустой четырехместный столик у окна, сколоченный из толстой ошкуренной доски. Такими же здесь были и стулья. Едва сел, как ко мне, плавно покачиваясь, будто дирижабль на ветру, подплыла Марина Ивановна, жена владельца трактира Митрича, суетившегося сейчас на кухне, за окошком раздачи. Но если Митрич был мелок, бородат, суетлив и шумен, то супруга его блистала дородностью, статью, ходила «белой лебедью», поскрипывая досками прогибавшегося под ее немалой тяжестью пола, а говорила всегда ласково и растягивая гласные. Щиколотки да запястья у нее были толщиной чуть не в мое бедро, но лицо на удивление приятное.
– Здравствуй, Саша.
– Здравствуйте, Марина Ивановна, ― поприветствовал я хозяйку.
– Один будешь?
– Пока один. Поем без суеты.
– И то верно. Что будешь кушать?
– А чего сегодня хорошего?
Тут всегда полезно спрашивать, потому как плохого не присоветуют.
– Если совет нужен, то бери уху тройную и котлетки из сомятины. Петька с хорошим уловом сегодня, все прямо из речки.
Петька был племянником Митрича и командовал рыбацкой артелью. Было у них три больших баркаса, так что снабжали они рыбой чуть не весь город и еще на сторону продавали. А в трактир шла рыбка самая лучшая, если уж Марина советовала что-нибудь попробовать, оно того всегда заслуживало.
– Тогда уху с… котлеты большие?
– Нет, небольшие. Такие примерно. ― Она показала на ладони, какого размера будут котлеты из сомятины. ― Парочку бери.
– Пару котлеток с молодой картошечкой, уху, моченых груздей мисочку, кувшинчик клюквенного морса и двести водочки, ― закончил я перечисление заказа.
– Водочки простой? Есть на калгане, на брусничном листе, на лимоннике, «Клюковка» имеется, ― перечислила хозяйка.
– Обычной, главное ― с ледника.
– Сейчас принесу.
Действительно, через минуту она вернулась с водкой, морсом и солеными груздями. Выставила все на стол, сказала, что уха будет через пару минут, и удалилась царственно. А я булькнул прозрачной, как слеза, водки из запотевшего графинчика в лафитник зеленоватого стекла ― и единым махом осушил. Потыкал вилкой в мисочку с груздями, подцепил пару грибков вместе с колечками лука и с хрустом зажевал. Хорошо! Да здравствует седативное воздействие алкоголя на организм после тяжелых, полных невзгод и опасностей похождений!
Не позже чем через пару минут появилась глиняная миска с ухой. Уха и вправду была замечательная. Почти без рыбного запаха, но беспощадно наваристая, притом прозрачная, с плавающими в ней кусками белой рыбки. Под такую благодать пришлось еще водки себе налить и выпить. Как заставили.
Пока я наворачивал уху, в трактир вошли двое. Один ― среднего роста, в плечах широченный, с изрядным при этом пузом, с длинными волосами, убранными в хвост, и заросший до самых глаз бородой. Второй ― повыше, с чуть скуластым лицом, светлыми глазами и волосами. Борода и Батый. Почему Бороду так прозвали, объяснять не надо. А вот Батый… Батый был татарином из Нефтекамска, за что кличку в честь монгольского хана и получил с чьей-то легкой руки. Разве что не похож был на носителя этого имени. Были они на пару с Бородой владельцами торгового Дома «Стрелец» и держали почти всю оружейную торговлю выше Твери. Числились пока третьей гильдией, но росли на глазах. Торговали они еще и доспехами, и всякими кузнечными делами гномьей выделки. Была у них самоходная баржа и четыре грузовика. Им же я сбывал товар от гномов, который привозил не в торговый сезон.
Я замахал им, и они сразу направились к моему столу. Пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Расселись, позвали Марину Ивановну. Через пару минут на столе уже стоял большой графин водки, большая же тарелка со всевозможными соленьями, дополнительная порция груздей. Перед Батыем исходила паром уха, а вот Бороде принесли солянку. Борода, по обыкновению, взял инициативу в свои руки, разлил водку, поднял свою стопку, почти полностью скрывшуюся в его толстенных пальцах.
– Ну как говорится, за встречу! ― произнес он басом не блиставший оригинальностью тост, но выпить за это никто не отказался.
– Где пропадал? Искали тебя вчера, хотели дельце одно предложить, ― сказал Батый, закусив.
– На охоте был, ― притворно небрежно ответил я. ― Голова сто пятьдесят золотом за одну тварь предложил.
– Это которая у Ручейного пастухов пожрала?
– Ага. Она самая.
– И как? ― поинтересовался Борода.
– Уже вексель получил с Ваньки Беляева, ― не без тайной гордости сказал я.
Нам, типа, монстры всякие на один зуб. Только награду объявили, как мы их за шкирку ― и в сумку.
– Погодь… ― удивился Батый. ― Ты же на город забесплатно работать должен! Или я чего не понимаю?
– Забесплатно тоже не всегда, а по очереди с другими, ― пояснил я. ― Сейчас вот бесплатная ходка получилась вроде как, но повезло с тем, что староста Ручейного в казну премию поймавшему передал. А я ее и получил.
– А что за тварь-то была? ― спросил Батый.
– Демон его разберет. Магическая тварь. Умеет или телепортироваться, или так глаза отводить, что никто ее засечь не мог.
– И как ты засек?
– Секрет фирмы, ― ответил я.
Не стал я рассказывать историю своего везения, когда монстр решил меня на ужин себе пустить и сам ко мне пришел. И если бы я прямо под ноги себе не взглянул, чужой глаз почуяв, то сейчас бы тут ухи не ел. Повезло и повезло, им-то зачем это знать? А про умение свое чужие взгляды ощущать я вообще никому не говорил. Это мое секретное оружие, узнает кто ― и потеряю я главное свое преимущество. Взгляд я чувствую и магию. Колдовать вообще не могу, лист сухой не переверну, распознавать, что за чары, тоже не умею, но чувствую течение и очаги Силы. В нынешнем мире у многих всякие способности прорезались. У кого какие.
– А что предложить-то хотел? ― спросил я в свою очередь.
– Ты к гномам в Серые горы не собираешься? ― откликнулся Борода.
– А чего надо? ― осторожно ответил я вопросом на вопрос.
– Стволы винтовочные. У нас заказ из Твери на тридцать штук. И еще кой-чего, по мелочи, но много.
– Понятно. ― Я кивнул.
Огнестрельное оружие после того, как миры столкнулись, в этот мир пришло с людьми. До нас тут тринадцатый век на дворе был, да еще с примесью волшебной сказки. И выпускается оно по-прежнему на заводах пришлых. Никто другой не умеет сделать всей технологической цепочки, да и иные причины есть. Например, производство бездымного пороха всего на трех заводиках налажено, и состав его, равно как и всех компонентов вроде азотной кислоты, защищен магически. А технологи под клятвой живут, и охраняют их круглосуточно. Химия здесь и вовсе не развита, кроме алхимии разве что, которая к химии имеет отношение крайне отдаленное: начнет кто разбираться, как пироксилиновый порох сделан, ― а он возьми да и сгори немедля. И взрывчатка бабахнет, ее тоже всего на паре заводиков делают, и тоже она под защитой. Хватило пришлым ума сообразить, в чем их сила.
Но частично аборигенные народы кое-что делали. Те же эльфы деревянные ложа заговоренные делали для винтовок. Которые, например, не давали стрелять из оружия никому, кроме владельца. Иные заговоры, по слухам, меткости прибавляли, но не очень верю. Это все к эльфам, а они и так стрелки необыкновенные.
А вот гномы прочно заняли рынок всего, что делается из металла и предназначено для улучшения. Им, с их любовью к железному делу и трудолюбием, не лень возиться с изготовлением штучного товара. Массовое производство чего-либо наладить им их философия жизненная не дает ― мол, халтура получается, а если штучно… Специальные стволы тонкой обработки, усовершенствованные затворы, ударно-спусковые механизмы ― все шло из подгорных мастерских. У меня не было, например, ни единой винтовки или ружья, чтоб на них не стояли какие-нибудь гномьей выделки детали.
Более того, именно гномы с удовольствием делали что-то по твоим чертежам, и отчасти за это я был там желанным гостем, потому что вечно с какой-нибудь новинкой лез. Любили они с чем-то новым повозиться. И гильзы для снаряжения винтовочных патронов у них самые лучшие были, считай, вовсе без допусков. Лично я только ими пользовался.
– Можно съездить, ― согласился. ― У меня вся неделя свободна. В понедельник могу сгонять, к четвергу обернусь. Только стимулируйте вразумительно, чтобы мне хоть бензин отбить за эту поездку.
– Тут не в цене дело: не хотим перспективного покупателя терять, ― сказал Борода. ― Сейчас гномьего товара ни у кого нет, а тут мы… Объявляй цену, короче.
Объяснять ничего не надо. Если они клиенту дадут тот товар, который никто больше достать не может, то он потом к ним возвращаться будет. Так что сейчас можно не за прибыль работать, а за репутацию. Им, в смысле, за их репутацию, а я все равно за прибыль. Свою.
– Пятьдесят золотом я должен заработать. За меньшее не поеду, у меня и так дела нормально сейчас, ― выставил я свои условия.
Типа, хотите ― соглашайтесь, не хотите ― как хотите. Борода с Батыем согласились не торгуясь. Видать, и вправду нужный клиент у них. Ну а за полтинник золотом очень даже сгонять можно. День туда, день обратно, пару дней там. Годится. К тому же мне самому кое-что из гномьих запчастей прикупить не мешает, и вообще у меня там дела есть. И им кое-что отвезу, что у меня для такой оказии в подвале хранится. С чего ожидаю заработать куда больше этих пятидесяти.
Нам принесли горячее. Мне ― котлеты, Батый заказал карасей в сметане, а Борода ― свиную отбивную. К рыбе он относился с недоверием и за еду ее не считал. Даже в свое время, будучи в подпитии, предлагал Митричу переименовать «Царь-рыбу» в «Королевскую свинью». Но тот не согласился.
Графин с водкой вновь обежал круг над лафитниками, поделившись с каждым граммами полста прозрачной жидкости. Тому же Бороде принадлежала фраза: «Мясо без водки только волки едят».
– Ну давай за согласие! ― объявил очередной актуальный тост Борода.
Опять все выпили, захрумтели соленьями. Борода, причмокивая, высосал соленый помидор, аккуратно подхватив его пальцами из большой глиняной, расписанной по краю немудрящим рунным орнаментом миски.
Котлеты из сомятины оказались на диво хороши. Нежные, с молодой картошкой в масле, пересыпанной мелко порубленным укропом, они прямо сами в брюхо просились. Пришлось налить опять ― и опять выпить.
Постепенно мне уже захорошело. Я огляделся. «Царь-рыба» была забита народом под завязку: ни одного свободного места. Это не единственный трактир на Холме, есть еще и шашлычная «Казбеги», которой заправляет некто Заза Абашидзе, шашлычник и сын шашлычника, есть и пельменная «Сибирь», весьма неплохая, но с «Царь-рыбой» никто конкурировать не может. Ходят слухи, что у Митрича тоже таланты сверхъестественные прорезались, и все ― кулинарной направленности.
Когда мы расправились с горячим и методично пили водку, закусывая солененьким и запивая морсом, к нашему столу подошли еще двое: длинный, худой, с висячими запорожскими усами и хитрым взглядом, и с ним маленький, круглый, с виду несерьезный, если не знать его поближе. Петро Попыйвода и Сема Колобок. Оба работали моими прямыми конкурентами, то есть были лицензированными охотниками. Всего в их команде пятеро, включая даже неплохого колдуна. Я с ними работал пару раз, так что отношения у нас были скорее дружественными. Да и не конкурент я им, одиночка-то. У них дела, у меня ― делишки.
Колобок плюхнулся за стол, а Попыйводе места не хватило, и он пошел искать свободный стул. Тем временем к нам подошла Марина Ивановна, сразу поставила два стакана и две стопки дополнительно, положила вилки у миски с грибами. Мы заказали ей еще водки со льда и еще груздей. Колобок с Попыйводой уже ели в шашлычной и сюда зашли выпить. Вернулся Петро, неся над головой массивный стул. Поставил его с торца стола, бухнув об пол и почти перегородив проход. Борода разлил остатки водки из графина на пять рыл, как раз по полтиннику всем хватило. Морс уже выпили, но на него никто особо и не претендовал, закусывать взялись груздями.
– Слышал, ты приз от старосты Ручейного взял? ― спросил Колобок, закусив.
– Ага, было такое дело, ― кивнул я.
– И что оказалось?
Я рассказал то, что до этого рассказывал Бороде с Батыем. Петро покивал в такт моим излияниям, затем спросил:
– Как думаешь, откуда тварь взялась? Кто ее вывел?
– Не знаю, ― пожал я плечами. ― Сбежала от какого-нибудь колдуна. Мало идиотов? Чего только не выводят.
Действительно, такая беда, особенно с колдунами-недоучками и самоучками, случалась часто. Выучат несколько заклятий, начинают экспериментировать на каком-нибудь звере вроде пойманной дворняги, а потом сами оказываются с откушенной головой, а нам, охотникам в смысле, новую работу подкидывают.
Петро довольно точно описал монстра, которого я отвез в крематорий. Это меня заинтересовало.
– Паччиму знаешь? ― спросил я, подражая одному знакомому торговцу арбузами, приплывающему с баржами в конце лета с низовий Волги.
– Паттаму, ― передразнил меня Петро.
Он полез во внутренний карман черной кожаной куртки и достал оттуда пачку черно-белых фотоснимков. Цветная фотография, увы, из нашей жизни ушла, осталась в том мире, откуда нас сюда принесло. Протянул фотографии мне. Я взял их, быстро перелистал, вернул.
– Что скажешь? ― спросил он меня.
– Откуда снимки?
– От верблюда. Мы прошлым месяцем в Старицу ездили на поимку твари, которая людей жрала, кто за стенами допоздна задерживался. Вот это… ― потыкал он узловатым пальцем с выпуклым и толстым ногтем в верхний снимок, – …вот это она и есть. Похожа?
– Один в один с той, что я сегодня грохнул, ― подтвердил я.
– А вот это… ― Пальцы перелистали снимки и остановились на другом изображении подобной твари. – …Это из Михайловки. Мы там тоже подряд на отлов брали. Поймать не удалось, а завалить, как видишь, завалили, так что с твоей добычей их уже три получается. Будешь и дальше утверждать, что это результат неудачного эксперимента?
Я отрицательно мотнул головой:
– Нет, не буду. Это кто-то специально делает. Только вот зачем? Смысла не видно.
– Очевидного, может, и не видно, а скрытый смысл… он скрытый и есть, ― сказал Колобок. ― Кто делает, тот знает зачем.
– Логично.
А кстати, действительно интересно, кто такими безобразиями занялся? И кто послужил «исходным материалом» Для эдакой магической трансформы? Похоже, что кто-то гуманоидного типа, другое существо превратить в подобное было бы сложно. Все же передвигалась тварь на задних ногах, и обезьянье в ней явно проглядывало. Либо над обезьяной поглумился колдун неизвестный, что маловероятно, либо над человеком или иной человекоподобной расой. Тем же гномом, например.
– Петро, а дальше у вас по этим тварям какие-то дела есть? ― спросил я.
– Нет. Их пока в один случай никто не связал. Но мы помаленьку над этим думать начали. Странно это все.
Это естественно, что сами думать начали. Все подобные случаи все равно на нашу голову свалятся. И не только в окрестностях Великореченска. Так сложилось, что самые лучшие охотники в нашем городишке проживают и заказы берут не только по Тверскому княжеству, но и из других. Охотники люди рисковые и все больше лихие, склонные к анархии, и для них такой шебутной городок, как наш, ― самое лучшее место для жизни. И городку хорошо от нашего в нем присутствия. Это же север княжества, два Дурных болота неподалеку: кто здесь только не водится. Мы на город все больше бесплатно пашем, вместо налога, вот и получается, что окрестности у нас всякой дрянью не наводняются.
Я вот в городок этот из самой столицы, из Твери, два года назад перебрался. Обжился, привык и никуда уже отсюда не собираюсь. Жизнь тут как бы даже не богаче столичной, очень уж хорошо городок расположен, на слиянии всех торговых путей. Работы и заработка всем хватает. Кому больше, кому меньше, но нищеты у нас нет. Совсем. Весь берег пристанями, складами и лабазами застроен, да вдоль стены у Главных ворот тоже целое складское хозяйство. Товар течет отовсюду и всюду же расходится. Процветает Великореченск. Ну и столичные власти чрезмерной опекой не досаждают. Собирают налог, да и все.
Возле городской управы стоит еще домик двухэтажный, где от князя представитель живет, и с ним отделение жандармов. Их работа представителя охранять, налоговую казну ― тут, на месте, и в дороге. А зачем ее охранять на месте, ежели ее хранят в подвале Первого Гильдейского банка, а там и охрана, и магическая защита, и чего только нет! И возят ее всегда с попутным военным кораблем, который поди захвати. Вот и бездельничают. Вон четверо из них за дальним столом сидят и лыка уже не вяжут. Сидят с тремя артиллеристами, кстати. Городским общинам свои пушки по закону не положены, их из столицы княжества присылают с бойцами вместе. Вот и у нас в Великореченске стоит батарея из четырех бригадных гаубиц,[10] готовых стрелять, куда скажут. И при них, естественно, пушкари.
Впрочем, я и сам на звание первого трезвенника не претендовал. Наклюкался уже нормально, захорошело. Бороду с Батыем тоже пробрало. И Колобка с Попыйводой тоже придавило, по мордам видно. Надо или закругляться и идти домой спать, или перебираться в иное место, где и напиваться окончательно. Я бы лучше домой пошел, но, кроме меня, такая мысль явно никому в голову не пришла. Поэтому, когда все направились на Берег, я потащился следом, хоть и без особого желания. Вывалились на улицу, продолжая гомонить, направились в сторону ворот. Стемнело окончательно, на часах около одиннадцати было, зажглись редкие фонари.
Но что вы хотите? Думаете, пока я за этой тварью гонялся, меня ни разу в холодный пот не бросило? Особенно когда я ее из скрадки выслеживал, а обнаружил на дереве прямо под собой, уже кинуться готовую, и до сих пор понять не могу ― как эта зараза туда попала? Телепортироваться умеет? Счастье мое, что имею привычку в засаде взведенного оружия из рук даже на миг не выпускать, и самое главное ― взгляд чувствую. Когда тварь ко мне рванула вверх по стволу, я всадил ей в грудь три тяжеленные, собственной конструкции, составные пули из помповика. Хватило, особенно после того, как я еще и «контроль» из револьвера провел.
Вышел из калитки ― и направился по улице в сторону Берега. Хотя на Берег на самом деле не собирался. Но все трактиры и корчмы, куда заходят постоянные жители Великореченска, находятся неподалеку от забора, делящего наш город на жилую и гостевую части.
Такой порядок не только у нас заведен, многие завели. Особенно в больших и торговых городах. Местный народ живет своим укладом и своим законом, а приезжие всяк по-своему этот уклад видят. Так пусть уж местные живут, как хотят, а приезжие тоже как желают, ну и как им дозволят.
Например, подгулявшего приезжего на Холм просто так не пустят. Поначалу вежливо, а если не поймет, то могут и погрубее. Особенно если он из аборигенов. А что ему там делать? Там народ живет, дети играют, зачем ему туда, незваному? Если трезвый, то спросят, к кому идет и по какому делу, ― могут завернуть. Так что лучше мальчика сперва посылать, чтобы оповестил того, к кому идешь. Мальчишек, готовых за медный полтинник сбегать куда просят, у ворот куча вьется.
Закрыт вход на Холм и гулящим девкам ― даже тем, у кого желтый билет в порядке. Потому как им там делать тоже нечего. Девки в борделях городских работают все больше приезжие. Городок у нас хоть богатый, но маленький, своя таким промыслом займется ― ославят до конца жизни. Свои в других городах работают, наверное, да и зачем им? У нас и без того здесь жизнь сытая, поэтому к нам и едут ― аборигенки все больше. Христианская мораль в эти края никогда не приходила, да и не придет по объективным причинам. Обстановка не располагает к монотеизму.
Так вот о приезжих: по прибытии идут в околоток, в специальный «бабский отдел», где старшая урядница Анфиса Зверева им «желтые билеты» выписывает. А как билет выписан, так у девицы все гражданские права урезаны. Туда нельзя, сюда нельзя, того нельзя, сего… И будет так, пока девица билет обратно не сдаст, решив к нормальной жизни вернуться. В общем, одно из двух: или деньги зарабатывай известным способом, или будь полноправной если не жительницей, то, по крайней мере, приезжей.
Все гулящие девки поступают под надзор «бабского отдела». В отделе кроме самой Анфисы еще четыре местные жительницы работают. Вот они с момента получения пресловутого желтого билета и надзирают за благонравием своего развратного и непутевого контингента.
Нарушать правила не стоит. Если мелким преступникам в городе назначают месяц-другой тяжких и грязных работ, то с дамским полом поступают гуманней. Все же негоже девку, пусть даже распутную, заставлять дерьмо из ям ручным насосом качать. Если речь идет не о серьезных преступлениях, а скорее о нарушениях порядка, нарушительниц сразу передают в «бабский отдел» для «определения ей наказания в административном порядке». По понедельникам все помощницы Анфисы Зверевой собираются в околотке, и уводят повинную девицу в специальный сруб вроде баньки на задах околотка «банькой» и называемый. Затем вызывают туда фельдшерицу из больницы, запираются на тяжелый засов, после чего оттуда доносится свист розог и визг наказуемой. Тоже обычно помогает. А «банька» и исключительно дамский персонал отдела ― из уважения к женской стыдливости, буде у кого из преступниц таковая осталась.
Тюрьмы же у нас в городе нет: слишком уж городок мал для того, чтобы таковую иметь. Поэтому наказывают у нас или тяжкими работами, или, в случае с мелкими преступницами, поркой, или штрафами разной величины. Преступников настоящих, серьезных, под конвоем в Тверь отправляют, откуда им путь на каторгу, на рудники. Это уже воров да разбойников. И вершина всего ― смертная казнь. Но казнь всегда за смертоубийство или за незаконную волшбу, направленную на подчинение человека или лишение его жизни. Такое случается нечасто, и обычно виселица пустует.
У нас вообще с этим полный либерализм. Все же город-то на три четверти пришлыми населен, вот потому и уклад такой. В иных городах, в аборигенских, или графствах с баронствами ― там на всякое насмотришься. Раз Средневековье в полном разгаре, то и нравы соответственные. И на кол сажают, и в котлах варят, и лошадьми рвут. Теперь, правда, вместо лошадей во многих местах лебедки с Ярославского механического завода пользуют. И медленней, и дешевле. А где-то, по слухам, на ратушной площади вместо эшафота пилораму поставили. Но тут уже за что купил, за то и продаю.
Улица, ведущая к Берегу, местами освещалась, тусклые лампочки фонарей разгоняли густеющий мрак всего на несколько шагов от столбов. Но я и без фонарей каждую колдобину знаю, хоть таковых и немного. Аккурат на прошлой неделе здесь улицу снова подсыпали. Целая баржа с гравием в город пришла, и возили ее грузовиками.
Гравий похрустывал под подошвами ботинок, со стороны Берега доносилась приглушенная расстоянием музыка. Веселье уже начинается. Я повторил почти весь путь, который проделал от ворот до дома на машине, разве что на площадь выходить не стал, а дотопал до трактира под названием «Царь-рыба». Сие питейно-едальное заведение располагалось на Холме и посещалось все больше местными. И кормили здесь так, что любо-дорого.
Я поднялся по ступенькам гулкого деревянного крыльца, поздоровался с двумя знакомыми шкиперами барж, курившими папиросы на крыльце. Внутри трактира, к моему счастью, курить не разрешали. Я вошел в дверь, захлопнувшуюся за моей спиной на пружине, огляделся. Зал был заполнен наполовину, я видел немало знакомых лиц, но из приятелей моих никого не было.
Сел один за пустой четырехместный столик у окна, сколоченный из толстой ошкуренной доски. Такими же здесь были и стулья. Едва сел, как ко мне, плавно покачиваясь, будто дирижабль на ветру, подплыла Марина Ивановна, жена владельца трактира Митрича, суетившегося сейчас на кухне, за окошком раздачи. Но если Митрич был мелок, бородат, суетлив и шумен, то супруга его блистала дородностью, статью, ходила «белой лебедью», поскрипывая досками прогибавшегося под ее немалой тяжестью пола, а говорила всегда ласково и растягивая гласные. Щиколотки да запястья у нее были толщиной чуть не в мое бедро, но лицо на удивление приятное.
– Здравствуй, Саша.
– Здравствуйте, Марина Ивановна, ― поприветствовал я хозяйку.
– Один будешь?
– Пока один. Поем без суеты.
– И то верно. Что будешь кушать?
– А чего сегодня хорошего?
Тут всегда полезно спрашивать, потому как плохого не присоветуют.
– Если совет нужен, то бери уху тройную и котлетки из сомятины. Петька с хорошим уловом сегодня, все прямо из речки.
Петька был племянником Митрича и командовал рыбацкой артелью. Было у них три больших баркаса, так что снабжали они рыбой чуть не весь город и еще на сторону продавали. А в трактир шла рыбка самая лучшая, если уж Марина советовала что-нибудь попробовать, оно того всегда заслуживало.
– Тогда уху с… котлеты большие?
– Нет, небольшие. Такие примерно. ― Она показала на ладони, какого размера будут котлеты из сомятины. ― Парочку бери.
– Пару котлеток с молодой картошечкой, уху, моченых груздей мисочку, кувшинчик клюквенного морса и двести водочки, ― закончил я перечисление заказа.
– Водочки простой? Есть на калгане, на брусничном листе, на лимоннике, «Клюковка» имеется, ― перечислила хозяйка.
– Обычной, главное ― с ледника.
– Сейчас принесу.
Действительно, через минуту она вернулась с водкой, морсом и солеными груздями. Выставила все на стол, сказала, что уха будет через пару минут, и удалилась царственно. А я булькнул прозрачной, как слеза, водки из запотевшего графинчика в лафитник зеленоватого стекла ― и единым махом осушил. Потыкал вилкой в мисочку с груздями, подцепил пару грибков вместе с колечками лука и с хрустом зажевал. Хорошо! Да здравствует седативное воздействие алкоголя на организм после тяжелых, полных невзгод и опасностей похождений!
Не позже чем через пару минут появилась глиняная миска с ухой. Уха и вправду была замечательная. Почти без рыбного запаха, но беспощадно наваристая, притом прозрачная, с плавающими в ней кусками белой рыбки. Под такую благодать пришлось еще водки себе налить и выпить. Как заставили.
Пока я наворачивал уху, в трактир вошли двое. Один ― среднего роста, в плечах широченный, с изрядным при этом пузом, с длинными волосами, убранными в хвост, и заросший до самых глаз бородой. Второй ― повыше, с чуть скуластым лицом, светлыми глазами и волосами. Борода и Батый. Почему Бороду так прозвали, объяснять не надо. А вот Батый… Батый был татарином из Нефтекамска, за что кличку в честь монгольского хана и получил с чьей-то легкой руки. Разве что не похож был на носителя этого имени. Были они на пару с Бородой владельцами торгового Дома «Стрелец» и держали почти всю оружейную торговлю выше Твери. Числились пока третьей гильдией, но росли на глазах. Торговали они еще и доспехами, и всякими кузнечными делами гномьей выделки. Была у них самоходная баржа и четыре грузовика. Им же я сбывал товар от гномов, который привозил не в торговый сезон.
Я замахал им, и они сразу направились к моему столу. Пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Расселись, позвали Марину Ивановну. Через пару минут на столе уже стоял большой графин водки, большая же тарелка со всевозможными соленьями, дополнительная порция груздей. Перед Батыем исходила паром уха, а вот Бороде принесли солянку. Борода, по обыкновению, взял инициативу в свои руки, разлил водку, поднял свою стопку, почти полностью скрывшуюся в его толстенных пальцах.
– Ну как говорится, за встречу! ― произнес он басом не блиставший оригинальностью тост, но выпить за это никто не отказался.
– Где пропадал? Искали тебя вчера, хотели дельце одно предложить, ― сказал Батый, закусив.
– На охоте был, ― притворно небрежно ответил я. ― Голова сто пятьдесят золотом за одну тварь предложил.
– Это которая у Ручейного пастухов пожрала?
– Ага. Она самая.
– И как? ― поинтересовался Борода.
– Уже вексель получил с Ваньки Беляева, ― не без тайной гордости сказал я.
Нам, типа, монстры всякие на один зуб. Только награду объявили, как мы их за шкирку ― и в сумку.
– Погодь… ― удивился Батый. ― Ты же на город забесплатно работать должен! Или я чего не понимаю?
– Забесплатно тоже не всегда, а по очереди с другими, ― пояснил я. ― Сейчас вот бесплатная ходка получилась вроде как, но повезло с тем, что староста Ручейного в казну премию поймавшему передал. А я ее и получил.
– А что за тварь-то была? ― спросил Батый.
– Демон его разберет. Магическая тварь. Умеет или телепортироваться, или так глаза отводить, что никто ее засечь не мог.
– И как ты засек?
– Секрет фирмы, ― ответил я.
Не стал я рассказывать историю своего везения, когда монстр решил меня на ужин себе пустить и сам ко мне пришел. И если бы я прямо под ноги себе не взглянул, чужой глаз почуяв, то сейчас бы тут ухи не ел. Повезло и повезло, им-то зачем это знать? А про умение свое чужие взгляды ощущать я вообще никому не говорил. Это мое секретное оружие, узнает кто ― и потеряю я главное свое преимущество. Взгляд я чувствую и магию. Колдовать вообще не могу, лист сухой не переверну, распознавать, что за чары, тоже не умею, но чувствую течение и очаги Силы. В нынешнем мире у многих всякие способности прорезались. У кого какие.
– А что предложить-то хотел? ― спросил я в свою очередь.
– Ты к гномам в Серые горы не собираешься? ― откликнулся Борода.
– А чего надо? ― осторожно ответил я вопросом на вопрос.
– Стволы винтовочные. У нас заказ из Твери на тридцать штук. И еще кой-чего, по мелочи, но много.
– Понятно. ― Я кивнул.
Огнестрельное оружие после того, как миры столкнулись, в этот мир пришло с людьми. До нас тут тринадцатый век на дворе был, да еще с примесью волшебной сказки. И выпускается оно по-прежнему на заводах пришлых. Никто другой не умеет сделать всей технологической цепочки, да и иные причины есть. Например, производство бездымного пороха всего на трех заводиках налажено, и состав его, равно как и всех компонентов вроде азотной кислоты, защищен магически. А технологи под клятвой живут, и охраняют их круглосуточно. Химия здесь и вовсе не развита, кроме алхимии разве что, которая к химии имеет отношение крайне отдаленное: начнет кто разбираться, как пироксилиновый порох сделан, ― а он возьми да и сгори немедля. И взрывчатка бабахнет, ее тоже всего на паре заводиков делают, и тоже она под защитой. Хватило пришлым ума сообразить, в чем их сила.
Но частично аборигенные народы кое-что делали. Те же эльфы деревянные ложа заговоренные делали для винтовок. Которые, например, не давали стрелять из оружия никому, кроме владельца. Иные заговоры, по слухам, меткости прибавляли, но не очень верю. Это все к эльфам, а они и так стрелки необыкновенные.
А вот гномы прочно заняли рынок всего, что делается из металла и предназначено для улучшения. Им, с их любовью к железному делу и трудолюбием, не лень возиться с изготовлением штучного товара. Массовое производство чего-либо наладить им их философия жизненная не дает ― мол, халтура получается, а если штучно… Специальные стволы тонкой обработки, усовершенствованные затворы, ударно-спусковые механизмы ― все шло из подгорных мастерских. У меня не было, например, ни единой винтовки или ружья, чтоб на них не стояли какие-нибудь гномьей выделки детали.
Более того, именно гномы с удовольствием делали что-то по твоим чертежам, и отчасти за это я был там желанным гостем, потому что вечно с какой-нибудь новинкой лез. Любили они с чем-то новым повозиться. И гильзы для снаряжения винтовочных патронов у них самые лучшие были, считай, вовсе без допусков. Лично я только ими пользовался.
– Можно съездить, ― согласился. ― У меня вся неделя свободна. В понедельник могу сгонять, к четвергу обернусь. Только стимулируйте вразумительно, чтобы мне хоть бензин отбить за эту поездку.
– Тут не в цене дело: не хотим перспективного покупателя терять, ― сказал Борода. ― Сейчас гномьего товара ни у кого нет, а тут мы… Объявляй цену, короче.
Объяснять ничего не надо. Если они клиенту дадут тот товар, который никто больше достать не может, то он потом к ним возвращаться будет. Так что сейчас можно не за прибыль работать, а за репутацию. Им, в смысле, за их репутацию, а я все равно за прибыль. Свою.
– Пятьдесят золотом я должен заработать. За меньшее не поеду, у меня и так дела нормально сейчас, ― выставил я свои условия.
Типа, хотите ― соглашайтесь, не хотите ― как хотите. Борода с Батыем согласились не торгуясь. Видать, и вправду нужный клиент у них. Ну а за полтинник золотом очень даже сгонять можно. День туда, день обратно, пару дней там. Годится. К тому же мне самому кое-что из гномьих запчастей прикупить не мешает, и вообще у меня там дела есть. И им кое-что отвезу, что у меня для такой оказии в подвале хранится. С чего ожидаю заработать куда больше этих пятидесяти.
Нам принесли горячее. Мне ― котлеты, Батый заказал карасей в сметане, а Борода ― свиную отбивную. К рыбе он относился с недоверием и за еду ее не считал. Даже в свое время, будучи в подпитии, предлагал Митричу переименовать «Царь-рыбу» в «Королевскую свинью». Но тот не согласился.
Графин с водкой вновь обежал круг над лафитниками, поделившись с каждым граммами полста прозрачной жидкости. Тому же Бороде принадлежала фраза: «Мясо без водки только волки едят».
– Ну давай за согласие! ― объявил очередной актуальный тост Борода.
Опять все выпили, захрумтели соленьями. Борода, причмокивая, высосал соленый помидор, аккуратно подхватив его пальцами из большой глиняной, расписанной по краю немудрящим рунным орнаментом миски.
Котлеты из сомятины оказались на диво хороши. Нежные, с молодой картошкой в масле, пересыпанной мелко порубленным укропом, они прямо сами в брюхо просились. Пришлось налить опять ― и опять выпить.
Постепенно мне уже захорошело. Я огляделся. «Царь-рыба» была забита народом под завязку: ни одного свободного места. Это не единственный трактир на Холме, есть еще и шашлычная «Казбеги», которой заправляет некто Заза Абашидзе, шашлычник и сын шашлычника, есть и пельменная «Сибирь», весьма неплохая, но с «Царь-рыбой» никто конкурировать не может. Ходят слухи, что у Митрича тоже таланты сверхъестественные прорезались, и все ― кулинарной направленности.
Когда мы расправились с горячим и методично пили водку, закусывая солененьким и запивая морсом, к нашему столу подошли еще двое: длинный, худой, с висячими запорожскими усами и хитрым взглядом, и с ним маленький, круглый, с виду несерьезный, если не знать его поближе. Петро Попыйвода и Сема Колобок. Оба работали моими прямыми конкурентами, то есть были лицензированными охотниками. Всего в их команде пятеро, включая даже неплохого колдуна. Я с ними работал пару раз, так что отношения у нас были скорее дружественными. Да и не конкурент я им, одиночка-то. У них дела, у меня ― делишки.
Колобок плюхнулся за стол, а Попыйводе места не хватило, и он пошел искать свободный стул. Тем временем к нам подошла Марина Ивановна, сразу поставила два стакана и две стопки дополнительно, положила вилки у миски с грибами. Мы заказали ей еще водки со льда и еще груздей. Колобок с Попыйводой уже ели в шашлычной и сюда зашли выпить. Вернулся Петро, неся над головой массивный стул. Поставил его с торца стола, бухнув об пол и почти перегородив проход. Борода разлил остатки водки из графина на пять рыл, как раз по полтиннику всем хватило. Морс уже выпили, но на него никто особо и не претендовал, закусывать взялись груздями.
– Слышал, ты приз от старосты Ручейного взял? ― спросил Колобок, закусив.
– Ага, было такое дело, ― кивнул я.
– И что оказалось?
Я рассказал то, что до этого рассказывал Бороде с Батыем. Петро покивал в такт моим излияниям, затем спросил:
– Как думаешь, откуда тварь взялась? Кто ее вывел?
– Не знаю, ― пожал я плечами. ― Сбежала от какого-нибудь колдуна. Мало идиотов? Чего только не выводят.
Действительно, такая беда, особенно с колдунами-недоучками и самоучками, случалась часто. Выучат несколько заклятий, начинают экспериментировать на каком-нибудь звере вроде пойманной дворняги, а потом сами оказываются с откушенной головой, а нам, охотникам в смысле, новую работу подкидывают.
Петро довольно точно описал монстра, которого я отвез в крематорий. Это меня заинтересовало.
– Паччиму знаешь? ― спросил я, подражая одному знакомому торговцу арбузами, приплывающему с баржами в конце лета с низовий Волги.
– Паттаму, ― передразнил меня Петро.
Он полез во внутренний карман черной кожаной куртки и достал оттуда пачку черно-белых фотоснимков. Цветная фотография, увы, из нашей жизни ушла, осталась в том мире, откуда нас сюда принесло. Протянул фотографии мне. Я взял их, быстро перелистал, вернул.
– Что скажешь? ― спросил он меня.
– Откуда снимки?
– От верблюда. Мы прошлым месяцем в Старицу ездили на поимку твари, которая людей жрала, кто за стенами допоздна задерживался. Вот это… ― потыкал он узловатым пальцем с выпуклым и толстым ногтем в верхний снимок, – …вот это она и есть. Похожа?
– Один в один с той, что я сегодня грохнул, ― подтвердил я.
– А вот это… ― Пальцы перелистали снимки и остановились на другом изображении подобной твари. – …Это из Михайловки. Мы там тоже подряд на отлов брали. Поймать не удалось, а завалить, как видишь, завалили, так что с твоей добычей их уже три получается. Будешь и дальше утверждать, что это результат неудачного эксперимента?
Я отрицательно мотнул головой:
– Нет, не буду. Это кто-то специально делает. Только вот зачем? Смысла не видно.
– Очевидного, может, и не видно, а скрытый смысл… он скрытый и есть, ― сказал Колобок. ― Кто делает, тот знает зачем.
– Логично.
А кстати, действительно интересно, кто такими безобразиями занялся? И кто послужил «исходным материалом» Для эдакой магической трансформы? Похоже, что кто-то гуманоидного типа, другое существо превратить в подобное было бы сложно. Все же передвигалась тварь на задних ногах, и обезьянье в ней явно проглядывало. Либо над обезьяной поглумился колдун неизвестный, что маловероятно, либо над человеком или иной человекоподобной расой. Тем же гномом, например.
– Петро, а дальше у вас по этим тварям какие-то дела есть? ― спросил я.
– Нет. Их пока в один случай никто не связал. Но мы помаленьку над этим думать начали. Странно это все.
Это естественно, что сами думать начали. Все подобные случаи все равно на нашу голову свалятся. И не только в окрестностях Великореченска. Так сложилось, что самые лучшие охотники в нашем городишке проживают и заказы берут не только по Тверскому княжеству, но и из других. Охотники люди рисковые и все больше лихие, склонные к анархии, и для них такой шебутной городок, как наш, ― самое лучшее место для жизни. И городку хорошо от нашего в нем присутствия. Это же север княжества, два Дурных болота неподалеку: кто здесь только не водится. Мы на город все больше бесплатно пашем, вместо налога, вот и получается, что окрестности у нас всякой дрянью не наводняются.
Я вот в городок этот из самой столицы, из Твери, два года назад перебрался. Обжился, привык и никуда уже отсюда не собираюсь. Жизнь тут как бы даже не богаче столичной, очень уж хорошо городок расположен, на слиянии всех торговых путей. Работы и заработка всем хватает. Кому больше, кому меньше, но нищеты у нас нет. Совсем. Весь берег пристанями, складами и лабазами застроен, да вдоль стены у Главных ворот тоже целое складское хозяйство. Товар течет отовсюду и всюду же расходится. Процветает Великореченск. Ну и столичные власти чрезмерной опекой не досаждают. Собирают налог, да и все.
Возле городской управы стоит еще домик двухэтажный, где от князя представитель живет, и с ним отделение жандармов. Их работа представителя охранять, налоговую казну ― тут, на месте, и в дороге. А зачем ее охранять на месте, ежели ее хранят в подвале Первого Гильдейского банка, а там и охрана, и магическая защита, и чего только нет! И возят ее всегда с попутным военным кораблем, который поди захвати. Вот и бездельничают. Вон четверо из них за дальним столом сидят и лыка уже не вяжут. Сидят с тремя артиллеристами, кстати. Городским общинам свои пушки по закону не положены, их из столицы княжества присылают с бойцами вместе. Вот и у нас в Великореченске стоит батарея из четырех бригадных гаубиц,[10] готовых стрелять, куда скажут. И при них, естественно, пушкари.
Впрочем, я и сам на звание первого трезвенника не претендовал. Наклюкался уже нормально, захорошело. Бороду с Батыем тоже пробрало. И Колобка с Попыйводой тоже придавило, по мордам видно. Надо или закругляться и идти домой спать, или перебираться в иное место, где и напиваться окончательно. Я бы лучше домой пошел, но, кроме меня, такая мысль явно никому в голову не пришла. Поэтому, когда все направились на Берег, я потащился следом, хоть и без особого желания. Вывалились на улицу, продолжая гомонить, направились в сторону ворот. Стемнело окончательно, на часах около одиннадцати было, зажглись редкие фонари.