Старый генерал задохнулся от нахлынувших чувств и замолчал.
   Господин Ву выслушал его с невозмутимым видом. Зато генерал Нгок, кажется, был не очень доволен пылкой речью своего товарища. Впрочем, по его лицу трудно было разобрать, о чем он сейчас думает.
   – Вот копия записи испытаний, – протянул он диск господину Ву. – Я думаю, вы захотите еще раз ознакомиться с подробностями эксперимента.
   – Конечно, генерал. Благодарю.
   Господин Ву положил диск в карман пиджака.
   – Разрешите мне на этом откланяться, – поднялся он со своего места. – Хотел бы задержаться, но не могу. Дела.
   Поднялись и оба генерала.
   – Итак, мы можем на вас рассчитывать? – спросил на прощание генерал Нгок.
   – Всецело, – твердо сказал господин Ву. – Во всех смыслах. Всего хорошего, господа. И – благодарю за доверие. Поверьте, я сумею его оценить.
   Он осторожно пожал обоим генералам руки и вышел из кабинета. Когда дверь за ним закрылась, генерал Нгок перевел взгляд на генерала Фыонга.
   – Мне кажется, дорогой друг, вы были несколько излишне откровенны.

США, Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ

   Когда запись подошла к концу, Алан Спунер, шеф Юго-Восточного отдела, щелкнул клавишей компьютера и посмотрел на обоих своих собеседников.
   – Ну, что скажете, господа? – внушительно спросил он.
   Внушительности тона соответствовал и облик Спунера. Он был еще далеко не стар, с могучими плечами и атлетической шеей. За последние годы у него обозначилось солидное брюшко, но это не уменьшало ощущения властной силы, идущей от него. Впрочем, взгляд у него был вкрадчивый, как у лисы, и голос, когда требовалось, звучал слаще меда.
   – Запись подлинная, мистер Спунер? – тыча в стоящий перед ним экран ноутбука, спросил Тед Маршалл, начальник оперативного отдела, подвижный легковес-холерик, одетый в нарочитом спортивном стиле.
   – Подлинная, Тед. Можешь не сомневаться.
   – От кого поступила? Источник надежный?
   – Надежней не бывает. Это наш проверенный агент, и внедрен он очень глубоко.
   – Тогда, мне кажется, не мешало бы нам наведаться в эту милую пещерку.
   Спунер кивнул и взглянул на Пола Орсака, своего главного аналитика.
   – Твое мнение, Пол?
   – Сдается мне, этот профессор затеял грандиозное дельце, – неторопливо сказал Орсак, полный блондин в светлом костюме. – То, что обычная вода после десятиминутной обработки способна запустить двигатель и поддерживать его в рабочем состоянии, уже говорит о многом. Этот профессор – гений, нет сомнений. Одного не понимаю: какого черта он сунулся со своим изобретением к вьетнамцам? Он же стопроцентный американец.
   – А может, это липа? – вставил Тед, вертя головой.
   – Смысл? – вскинул тяжелый подбородок Спунер.
   – Провокация. Хотят, чтобы мы купились и послали своих людей. А там их уже будут ждать вьетнамские товарищи.
   Тед неприятно осклабился, показывая неровные зубы.
   – Исключено, – твердо возразил Спунер. – Источник, предоставивший мне эту запись, уверен, что подделки быть не может. Кроме того, мы навели кой-какие справки относительно профессора Питера Брэксмара. Он ветеран Вьетнама. Полгода был в плену. Когда вернулся в Штаты, стал ярым противником войны. Выступал на демонстрациях пацифистов и все такое. Потом затих, работал в Чикагском университете.
   – Чем он там занимался? – спросил Орсак.
   – Какой-то фигней, связанной с гидротехникой.
   – И что же, не было ничего известно о его опытах по превращению воды в горючее?
   – Представьте, ничего. Ковырялся себе в лаборатории, как все эти ученые, но и только. Последние годы жил у себя на ферме, и, естественно, никто понятия не имел, что он там делает.
   – Где находится ферма? – спросил Орсак.
   – В лесу, возле залива Мэн.
   – Ему нужна была морская вода для опытов. Много воды. И отсутствие посторонних.
   – Умеет прятать концы в воду, – скаламбурил Тед Маршалл, скаля зубы.
   – Похоже, он хорошо все обдумал, – заметил аналитик.
   – Очень хорошо, Пол, – кивнул Спунер. – И время у него было.
   – Про…ли профессора, – подытожил Тед Маршалл, не стесняясь присутствующих.
   – Эта старая сволочь, видите ли, считает, что Штаты виноваты перед Вьетнамом, – сказал, играя желваками, Спунер, – и желает искупить вину, подарив ему свое изобретение.
   – Хорошенький подарок, – усмехнулся Орсак.
   – Но это не все. Со своим проектом он вышел на генерала Нгока, некогда державшего его в плену.
   – Встреча старых друзей?
   – Что-то вроде того. Нгок не дал Брэксмару загнуться в плену, ну и тот не забыл спасителя.
   – Просто залиться слезами, – хихикнул Маршалл.
   – Когда это произошло? – уточнил Орсак.
   – Примерно год назад. Естественно, Нгок уцепился за предложение Брэксмара двумя руками. Сохраняя все в строгой тайне, военные организовали Брэксмару лабораторию в пещере, где тот и продолжил свои опыты.
   – То есть о разработке Брэксмара знает только генерал Нгок? – сообразил Тед Маршалл.
   – Ну, и еще один генерал, соратник Нгока по войне. Некто генерал Фыонг. Но никого более, включая правительство, генералы в известность не поставили.
   – Разумно, – одобрил Орсак. – Чем меньше людей знает о пещере, тем больше шансов довести дело до конца.
   – Ну да, – кивнул Маршалл, – поэтому и мы целый год ничего об этом не слышали.
   – Хуже всего то, что генералов обуяли реваншистские настроения, – сказал Спунер. – Они просто-таки жаждут поставить экономику США на колени, одаряя весь мир баснословно дешевым топливом.
   – Черт побери! – воскликнул Тед Маршалл.
   – Похоже, что у них есть шансы, – помолчав, сказал Орсак.
   – Еще какие, – кивнул Спунер. – Через полгода, максимум через год, Брэксмар закончит свои опыты. Он полагает, что его акванон по своим показателям не будет уступать бензину. Он уже планирует пробное производство акванона в промышленном масштабе. Если его планы осуществятся…
   Он замолчал, обводя присутствующих тяжелым взглядом.
   – Они не должны осуществиться, – негромко сказал Орсак.
   – Само собой! – поддержал его Маршалл. – Хорошенькое дело: Вьетнам начнет из ничего делать бензин. Да нам тогда крышка! Штаты развалятся быстрее, чем «Катрина» разрушила Новый Орлеан.
   – Но если мы первые заполучим разработку Брэксмара, у нас в руках окажется грандиозный козырь на случай, когда нефть по всей земле выкачают до последнего барреля, – заметил Орсак.
   – Верно, Пол, – кивнул Спунер.
   Глаза Теда Маршалла заблестели.
   – Когда начинаем операцию, шеф?
   – Нам пока неизвестно, где находится пещера, – с досадой ответил Спунер. – Генералы держат ее местоположение в строгой тайне. Надо ждать, когда Брэксмар соизволит предъявить свой синтезатор миру. А это произойдет не раньше, чем он закончит свою работу.
   – Мы не можем пассивно ждать, – сказал аналитик. – Нас могут опередить. Те же русские не меньше нашего заинтересованы в том, чтобы отсрочить на как можно более долгий срок появление альтернативного топлива.
   – Возможно, они уже ведут поиски пещеры! – воскликнул Тед Маршалл.
   – Не исключено, – кивнул Спунер. – У них могут быть свои источники информации. Поэтому, господа, давайте хорошенько подумаем, как нам первыми оказаться в пещере Брэксмара. Тем более что кое-что у нас есть.

16 июня, Таиланд, Паттайя, 15.30

   Расправившись с грудой бананов и выпив две чашки кофе, Роман почувствовал, что окончательно проснулся. Телефон пока молчал, но это было и к лучшему. Чем позже Стокк выберется из дому, тем ближе вечер, когда станет чуть прохладнее. Разница даже в два градуса позволяла чувствовать себя гораздо комфортнее в этих широтах, где температура изменялась по шкале от «очень жарко» до «невыносимо жарко», без каких-либо отклонений в сторону «прохладно» или хотя бы «тепло».
   В номере тихо гудел кондиционер, создавая максимум комфорта, и вышвыривать свое разнеженное тело в уличное пекло совсем не хотелось. Однако служба есть служба. Как только поступит сигнал от Лака, надо брать ноги в руки и – марш-марш левой.
   Вчера Стокк без толку проторчал в ресторане – до половины шестого утра, между прочим, – и вероятность того, что его встреча с резидентом состоится именно сегодня, была очень высока. Затягивать свой визит в Паттайю со стороны бельгийца неосмотрительно. Он слишком заметная фигура. Во всех смыслах. Поэтому Роман предполагал, что не далее как сегодня Стокк выйдет на контакт. Ну а как там сложится дальше, будет видно.
   Зазвонил мобильный. Роман глянул на дисплей.
   Ага, начальство пожаловало. Подполковник Дубинин, любимый куратор, собственной персоной. Неспокойно им с генералом Слепцовым, начальником отдела, в матушке-Москве. Переживают, как бы чего не вышло. Бедные вы мои.
   Ну, Дубинин человек свой, он в капитане Морозове уверен, как в себе. А вот о генерале Слепцове этого не скажешь. Он, если в чем и уверен, так это в том, что капитан Морозов в очередной раз выкинет какой-нибудь фортель и подведет его под монастырь, лишив всех выстраданных сорокалетней службой званий и привилегий. Оттого и отношение к капитану со стороны начальника отдела было, мягко говоря, настороженным.
   А если не мягко, то были они с самого начала на ножах. Генерал не мог простить капитану тотального разгильдяйства (читай, повышенной инициативности), склонности к аморальному образу жизни (читай, желания свободное от работы время проводить в точном соответствии со своими вкусами и привычками) и непочтительного отношения лично к нему, ветерану ГРУ (так и читай). Капитан же не любил генерала за скудость мысли, раболепие перед вышестоящими и нудное буквоедство, недопустимое в такой творческой работе, как внешняя разведка. Было, понятно, и еще кое-что, но это уже частности, лишь дополняющие основные положения и потому не требующие каких-то отдельных пояснений.
   Тем не менее оба как-то сосуществовали, что лишний раз доказывало верность тезиса о единстве и борьбе противоположностей.
   – Слушаю вас, товарищ подполковник, – сказал, сладко потягиваясь, Роман.
   – Это я тебя слушаю, Морозов, – вздохнул Дубинин.
   Вздох оттого, что ну никак не мог постичь капитан незамысловатых истин армейской субординации. Вот ведь вроде и по форме отвечал, а все не так, как полагалось. Точно не он у Дубинина, а Дубинин у него находился в подчинении и должен был отчитываться в своих действиях. Да еще эти неистребимые барские интонации коренного, до двадцатого колена, москвича. (В Управлении поговаривали, что в родне у капитана числилась сама боярыня Морозова, та самая, суриковская.) Вот и поди, поговори с таким.
   Но, надо отдать должное Дубинину, от родословной капитана он не тушевался, как не смущался вообще ни от чего, и спрашивал с подчиненного по полной, снимая, если требовалось, стружку во-от такой толщины. А если и вздыхал порой, то только лишь из дружеского участия. Мол, бьюсь, бьюсь я над тобой, а толку никакого. Как был великовозрастным обалдуем, так и остаешься. И кому, спрашивается, от этого хуже?
   – Слушать пока нечего, – заметил Роман, не обратив, как всегда, внимания на вздох начальства. – Клиент гуляет куда хочет и с кем надо пока не встречается.
   – Ты уверен?
   – Все под контролем, командир!
   – Ой ли?
   – На что намекаете? – насторожился Роман.
   – Да все на то же, – сухо сказал Дубинин. – Не гуляешь ли ты сам куда хочешь в то время, когда клиент встречается, с кем надо?
   Роман горько усмехнулся. Все понятно. Происки Слепцова. Намек на что, что «любитель сладкой жизни» капитан Морозов «кинулся в омут наслаждений» (у Слепцова была слабость к пышной риторике) и начисто забыл о задании Родины.
   Раньше Роман от подобных намеков взвивался на дыбы, протестуя и вопия, но со временем попривык и силы на ненужные оправдания не тратил. Время – арбитр беспристрастный и оттого самый справедливый – все расставляло на свои места. Если Роман Евгеньевич и не дожидался извинений, чего не могло быть в принципе, то отсрочка на неопределенное время его немедленного увольнения, чем грозил Слепцов, была лучшим доказательством его правоты.
   – Да, подполковник, – сказал Роман. – Так оно и есть. Я не вылезаю из go-go баров, а клиент давно убыл в неизвестном направлении.
   – Откуда не вылезаешь? – спросил Дубинин.
   – Так, – теперь уже вздохнул Роман, – из ниоткуда.
   – Не выпендривайся, Морозов, – сказал Дубинин скучным голосом. – Дело серьезное, старика уже дергали сверху. Советую собраться.
   – Вас понял, товарищ подполковник, – еще скучнее отозвался Роман. – Разрешите идти?
   – Куда идти? Ты вообще где сейчас? – мгновенно среагировал Дубинин.
   – Я сейчас там, где надо, – твердо ответил Роман и нажал кнопку отбоя, пресекая дальнейшие расспросы дотошного куратора.
   Подождал, не перезвонит ли.
   Не перезвонил.
   Ну, Дубинин! Не может без этих копаний. Вечно желает знать, куда да где. Казенная душа.
   Однако и нюх же у него!
   В данный момент Роман должен был находиться в непосредственной близости от объекта. То есть сидеть в раскаленной машине невдалеке от бунгало Стокка и ждать, пока тот не соизволит выбраться на свою очередную гастроэротическую прогулку.
   По инструкции, это занятие наиважнейшее и строго обязательное. По сути же, наипустейшее и обязательное далеко не всегда. Конечно, если правильно организовать процесс. А поскольку Роман все организовал верно, то и надобности в его сидении не было никакой.
   Хватит того, что дежурство несет Лак, парень весьма даже толковый. И, кстати говоря, молодой, что служило достаточным основанием надеяться на его выносливость. К тому же он был местный, и климат никак не влиял на его состояние. Вот почему Роман позволил себе после долгой жаркой ночи завалиться в своем кондиционированном номере в постель и честно выспаться перед очередной не менее жаркой ночью. Прознай об этом в Москве, крику не оберешься. А так и отдохнул, и клиента из-под наблюдения не выпустил. Лаку в опасном деле все равно не участвовать, а себе Роман Евгеньевич нужен был сегодня ночью бодрый и веселый. Получалось, что силы были разделены по наиболее рациональному принципу, о чем Москве вовсе знать не полагалось.
   Э-хе-хе, вздохнул Роман. Труды наши тяжкие. А там еще Леня со своим спецзаказом…
   Телефон снова ожил. Леня. Легок на помине. Впрочем, о нем Роман не забывал никогда. Даже во сне.
   – Здравствуй, Лёньчик, – прощебетал Роман, меняя тональность, по сравнению с предыдущим разговором, на два тона выше.
   Выказывал радость, так сказать. В местном языковом колорите. Тут ведь не разговаривали, а пели. Вот и Роман, всегда моментально поддающийся ассимиляции, пошел этим жизнеутверждающим путем.
   – А если короче? – спросил Леня, изъясняясь в своей самой что ни на есть обычной тональности – деловитой и довольно-таки хмурой.
   Впрочем, случалось, что и он был настроен более игриво, но на то должны были иметься очень веские причины, связанные исключительно со сферой приложения его главных интересов.
   Несколько лет назад Роман спас биржевого брокера Леонида Пригова от нескольких лет тюрьмы, а то и от чего похуже. Завязалась дружба, результатом которой стало тесное и взаимовыгодное сотрудничество. Капитан Морозов, используя личные связи и профессиональные навыки, добывал горячую информацию, а Леня использовал ее в своих финансовых манипуляциях.
   Поскольку был он человеком без малого выдающимся, то Роман очень быстро вкусил сладость быстрых и больших (для недавнего-то босяка!) денег.
   Это, в свою очередь, позволило ему в короткие сроки обзавестись рядом широких привычек, свойственных обеспеченным и холостым людям (когда-то был женат, но жена, прельстившись заокеанскими богатствами, давно и безболезненно его бросила, благо детей и состояния нажить не успели, а любовь исчахла сама по себе).
   Именно эти привычки – одно пристрастие к рулетке чего стоило! – генерал Слепцов именовал «сладкой жизнью» и каленым железом пытался выжечь их из подчиненного. Но Роман считал, что, пока закона не нарушает, он может жить так, как ему вздумается, и двумя руками держался за Леню, своего благодетеля и кормильца.
   Со своей стороны, Леня полагал, что самой дурной привычкой Романа является его служба в Конторе, и всячески старался его от этой привычки отвратить. Но тут уж Роман стоял насмерть, ибо только в защите Родины видел единственный смысл своей в общем-то непутевой жизни. А без смысла жить русский человек не приучен.
   Леня злился (особенно, когда «горел» очередной важный заказ), грозил односторонним расторжением конвенции, язвил не хуже Слепцова, но все же терпел, тешась надеждой когда-нибудь заполучить Романа в свои руки целиком и полностью.
   Так Роман и мыкался между двумя начальниками, формальным и теневым, то разрываясь пополам, то вполне удачно гармонизируя ситуацию. Все зависело от того, как ляжет карта, то есть, как всегда, от Ее Величества Удачи. Считать себя баловнем последней Роман вряд ли имел серьезные основания, но все же иной раз удостаивался ее благосклонного взора.
   – Если короче, то работаю, – выбрал самую осторожную формулировку Роман.
   – На кого, Рома? – тут же уточнил Леня.
   – Как обычно – на нас, – еще осторожнее ответил Роман.
   – «На нас» – с кем? – копал все глубже неутомимый работодатель.
   – Ну, Леня, ты же понимаешь, что я сейчас на задании, – пошел в наступление (довольно-таки робкое) Роман. – Временно, конечно. Но это не мешает мне заниматься нашими общими делами…
   – Заниматься, Рома, можно онанизмом, – перебил его Леня, бесцеремонный, как все работодатели. – Или вязанием, на худой конец. А дела надо делать.
   – Я же не против, Леня…
   – Не хватало еще, чтобы ты был против! – возмутился тот. – Три года я тебя кормлю, пою и воспитываю. А ты – против?
   – Да нет же, Леня, я совсем не о том…
   – А я о том, Рома. Я каждый раз о том и только о том. Другой бы на твоем месте уже двести раз все понял и не вынуждал старого, больного человека повторять снова и снова прописные истины.
   – Ну так и не повторяй, – буркнул Роман.
   – А, заело! – торжествующе заметил Леня. – Значит, что-то наподобие совести в тебе все-таки шевелится.
   Про совесть можно было бы поговорить отдельно. Но Роман предпочитал не трогать сей хрупкой материи. И вообще, Леню лишний раз лучше не заводить. В отличие от Слепцова, он долго грозить не будет, а просто возьмет да и выкинет за борт. И пищи потом, барахтайся, махай руками – поздно. И бесполезно. Так и пойдешь ко дну, пуская пузыри, и кто тебе будет виноват?
   Ответ был один, и более чем очевидный, поэтому Роман в подобные моменты норов свой натуго перетягивал веревочкой и ответные реплики из уст своих не исторгал. Пусть уж учит, коли есть охота.
   И потом, для кого Леня-сан старается, как не для него?
   – Ну что, будем работать, Рома? – помолчав, ласково спросил Леня.
   – Будем, – сказал Роман.
   – Тогда будь добр, напомни, о чем я тебе говорил перед расставанием?
   – Оловянная руда, вольфрам, тиковое дерево, – четко выговорил Роман. – Но в первую очередь – нефть из Сиамского залива…
   – Ты моя умница, – одобрил Леня. – Хоть памятью тебя бог не обидел. Ну и что же тебе удалось узнать? Хотя бы не в первую очередь?
   – Леня, честное слово, ни минуты не было свободной. Но как только…
   – Все с тобой ясно, – холодно произнес благодетель. – Я, конечно, понимаю, что наши дела для тебя вроде стрельбы по тарелочкам…
   – Леня, ну зачем ты так!
   – Как, Рома?
   – Так, как будто я отказываюсь работать.
   – Но, Рома, выходит, что это так! Ты вот уже больше суток находишься в таком хлебном месте и, вместо того чтобы порадовать меня толковой информацией, лепечешь что-то невразумительное. А скажи мне, не ты ли третьего дня спустил в казино все свои наличные, а также и безналичные капиталы?
   – Ну, не то чтобы все, – снова сдулся Роман.
   – А после, – не слушая его, продолжал Леня, – ты будешь сидеть на мели и просить меня выручить тебя «в последний раз». Так, Рома?
   – Леня, я все понял!
   – Сильно на это надеюсь, – сделав внушительную паузу, сказал Леня. – Когда возьмешься за дело?
   – Прямо сейчас, – поспешно ответил Роман.
   – Мо-ло-дец. Надеюсь на тебя, Роман Евгеньевич.
   – Надейся, Леня!
   – Все, пока. Завтра буду звонить.
   Последние слова были сказаны не без грозного намека. И попробуй этого намека не учесть!
   – Хорошо, Леня. Жду…
   Роман хотел присовокупить еще что-нибудь, но трубка уже запикала отбоем.
   Ну и ладненько. Все вроде обошлось чинно, без битья посуды и хлестания по щекам. Легкий втык – это баловство, без этого в любой работе никуда. А завтра будет видно, что и как.
   Отбросив надоевший мобильник, Роман встал с кровати и неторопливо прошлепал босыми ногами к большущему, от пола до потолка, окну.
   Из него открывалась дивная панорама. У горизонта темно-синим стеклом лежала океанская гладь, смыкаясь в необозримой дали с прозрачной небесной лазурью. Белела девственным песочком линия прибоя, вдоль нее густо зеленели взбиваемые бризом кучеряшки пальм. Далее картину несколько портили городские застройки и кишащее транспортом шоссе. Но внизу, под стенами отеля, лежал бассейн, такой чистый, голубой и прохладный, что Роману немедленно захотелось сигануть в него со своего девятого этажа.
   Он вышел на балкон, на горячую мраморную плитку, свесился вниз и принялся разглядывать загорающих у бассейна. Зрение у него было еще ого-го, практически орлиное, и он без труда разглядел пару-тройку женских тушек, выгодно выделяющихся из числа других стройностью форм и ровностью загара. Он уже принялся с увлечением намечать приоритетное направление, когда снова зазвонил мобильный.
   На этот раз курлыкал он на волне Лака, и Роман понял, что пора выдвигаться. С сожалением оторвавшись от сравнительного анализа, он вернулся в номер и взял трубку.
   – Слушаю тебя, Лак, – сказал он строго.
   Как-никак, хоть тут он был начальником.
   – Они собираются ехать, шеф, – соловьиной трелью прощебетал его молодой помощник.
   «Щебетал» Лак, природный таец, на английском, до неузнаваемости коверкая этот благородный язык, и слово «chief» у него выходило скорее как «thief». Роман пытался объяснить подчиненному разницу, но проще было изменить свое отношение к лукавой фонеме, нежели исправить выговор Лака.
   «Thief так thief», – решил Роман Евгеньевич, и ни «боссом», ни каким-нибудь там «патроном» величать себя не повелел. В конце концов, не отражало ли это обращение истинную суть его нынешнего задания? Тем более что Лак, по простоте душевной, вкладывал в плохо поддающееся ему словцо самый что ни на есть рьяный и чинопочитательный смысл.
   – Хорошо. Держись от них неподалеку, – приказал Роман. – Но не светись. Я скоро буду.
   – О’кей, шеф, – горячо отозвался Лак. – Но… я и так не включаю днем фары.
   Роман не сразу сообразил, что выражение «не светись» его смышленый помощник понял слишком буквально.
   – Не светись значит – не лезь им на глаза, – терпеливо пояснил он.
   По напряженному молчанию Лака стало понятно, что очередная русская идиома, переведенная на английский язык, ввела бедного тайца в состояние легкого мозгового ступора. А может, и не легкого.
   – В общем, поезжай за ними, – торопливо сказал Роман, выбирая самые простые слова из своего словарного запаса. – Я тебя найду.
   – О’кей, шеф, – приободрился Лак. – Я буду за ними ехать.
   – Едь, – согласился Роман и нажал отбой, чтобы, не дай бог, снова не сбить Лака какой-нибудь непредсказуемой лингвистической каверзой.
   Гардероб для выхода был подготовлен заранее, так что облачение в маскхалат не заняло и пяти минут.
   Поскольку вчера Роман щеголял в накладной бородке и остроконечных усиках, смахивая на героя-любовника из романов Мериме, то сегодня он решил свой лицевой эпидермис не утруждать и пошел налегке.
   Из одежды выбрал туристический минимум: шорты-хаки, бесформенную майку с логотипом Принстонского университета и парусиновые кеды. Плюс дурацкая панама, в которой узнать его вчерашнего – в цветистой шелковой «гавайке», золотых цепочках и лаковых туфлях – смог бы только гений из отдела биометрической экспертизы.
   Переодевшись, Роман пару минут разглядывал себя в зеркало. При этом он немного ссутулился и стал как бы уже в плечах. Зато животик пошло выпятился, а шорты, наоборот, повисли сзади, как на бельевой веревке.
   Поиграв лицевыми мускулами, Роман искривил губы кислой ухмылочкой и придал глазам тревожный, голодноватый блеск.
   В результате его усилий получился эдакий невзрачный доходяга, изнуренный бдениями в университетской библиотеке и одинокими блужданиями по закоулкам порносайтов вечный студент, которого не любят девушки, и вообще, мало кто любит, и который, отчаявшись реализовать свои фантазии дома, в чопорном Принстоне, прилетел в Паттайю, одну из мировых секс-столиц, на поиски доступной и недорогой любви.
   Зафиксировав полученный образ в памяти, чтобы воспользоваться им, когда придет необходимость, Роман вернул себе обычное выражение, расправил плечи, подхватил сумку с дополнительным реквизитом и помчался вниз.

16 июня, Таиланд, Паттайя, 19.20