Кульмова Иоанна. Но-о, Леокадия !

   Больше всего Леокадия любила дергать за звонок и уплетать на конечной остановке бутерброды с зеленью.
   - Совсем как прежде, - говорила она. - Зимние веселые бубенчики, торба с овсом после каждого круга... Трамвай похож на свадебный поезд... Сани за санями, звенят звоночки...
   Только теперь, кажется, она была по-настоящему счастлива. Ее не огорчало даже то, что на билеты для Алоиза уходило ужасно много мелочи. А ему очень нравилось новое занятие Леокадии и он не пропускал ни одного рейса. Иногда Алоиз приносил с собой любимый старый кнут, и, когда никто не видел, щелкал им над головой у Вожатого, то есть у Леокадии.
   - Но-о, Леокадия! - говорил он тихонько, и Леокадии казалось, будто и в самом деле вернулись старые добрые времена, и она снова стала честной трудовой кобылой, в поте лица добывающей ежедневную порцию овса.
   Днем улицы пролетали мимо нее как на крыльях и по ночам ей снова снились полеты. А как только сны вернулись, лопатки у Леокадии стали чесаться и ночью и днем, и она часто просила Алоиза:
   - Почеши мне лопатки, Алоиз!
   - Это не дело, Леокадия, - вздыхал он. - Я знаю, о чем ты думаешь. Но Вожатый не может летать.
   - Почему? - удивлялась Леокадия.
   И когда трамвай был пуст, она вылетала через переднюю площадку, и минутку летела над первым вагоном, а вагон ехал без Вожатого. Алоиз все пытался объяснить Леокадии, что она поступает не слишком благоразумно, но она отвечала:
   - А с какой стати я должна быть слишком благоразумной? - и добавляла: - Хватит того, что я хоть чуточку благоразумна.
   - Но Кондуктор о чем-то догадывается. Он так странно на тебя смотрит.
   - Ах, он наверно думает, что у меня нет билета! И вообще - не могу же я вдруг перестать летать!
   Как крылаты рассветы весною!
   Облака плывут надо мною.
   Скверы, улочки вслед переулку
   Так и рвутся скорей на прогулку.
   Рядом с ними молочная пляшет,
   Белым тентом как крыльями машет.
   Днем я вижу все это воочью,
   Не летать же мне по небу ночью!
   - Зато кроме меня да двух-трех соловьев никто тебя не увидит, заметил Алоиз.
   - Взлететь к луне и звездам? Ну нет, я не настолько ПОЭТИЧНА. Предпочитаю летать нормально, по-человечески, днем!
   И все чаще она вылетала через переднюю площадку на маленькие прогулки.
   - Леокадия! - увещевал ее Алоиз. - Ты дождешься! Будет авария!
   В ответ на это Леокадия показывала ему надпись:
   ВСТУПАТЬ В РАЗГОВОРЫ
   С ВАГОНОВОЖАТЫМ ЗАПРЕЩАЕТСЯ
   Тогда Алоиз сделал ей другую надпись:
   ВАГОНОВОЖАТОМУ ВЫЛЕТАТЬ
   ИЗ ВАГОНА СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ
   - Этот запрет не в счет, - возразила Леокадия. - Отцы Города о нем ничего не знают.
   А поскольку Кондуктор мирно подремывал в пустом вагоне, Леокадия воскликнула:
   - Но-о, Леокадия!
   И вылетела из вагона через переднюю площадку. Но она летела не над трамваем, а чуточку впереди, чтобы в случае опасности вернуться в головной вагон и притормозить. Дул резкий ветер и, быть может, поэтому она не заметила, что на перекрестке Старомодной и Неизменной улиц красный свет, а это означало - проезд закрыт.
   - Эй, там, наверху! - воскликнул Сержант полиции, стоявший на углу Старомодной и Неизменной. - Что вы лезете прямо на красный свет?!
   Он подпрыгнул и схватил Леокадию за правое копыто.
   - Отпустите меня! Может быть несчастный случай!
   - Конечно, может! Ведь у вас, небось, и водительских прав нет.
   - Ну, уж в трамвае-то я имею право ездить! - заявила Леокадия.
   - Такие права есть у каждого. А у некоторых имеются даже проезд...
   Он, наверное, хотел сказать - "проездные билеты", но не успел мимо него промчался на полном ходу разогнавшийся Тринадцатый.
   - Стоп! Стоп! - крикнул Сержант, вынул свисток и даже сплюнул от волнения.
   - Ну и что толку? - рассердилась Леокадия. - Трамвай тоже плевать на вас хотел!
   Взмахнув крыльями она полетела вдогонку за Тринадцатым, потому что Алоиз никак не мог его остановить. Трамвай чуть было не налетел на какую-то машину и Леокадия предотвратила аварию в самый последний момент.
   - Я выхожу, Леокадия, - сказал Алоиз.
   - Нельзя, - ответила Леокадия, - это еще не остановка.
   - Я выхожу из игры. И тебе советую больше не играть в эти игры.
   Впрочем, на этот раз совет был совсем не обязателен. Сержант наконец догнал Тринадцатый и вежливо посоветовал Леокадии подыскать себе другую работу.
   - Вам легко говорить. А какую?
   - Какую-нибудь полегче. А то здесь вы можете СЫГРАТЬ В ЯЩИК.
   - Какой еще ЯЩИК? - спросила потом Леокадия Алоиза. - В каком ящике я могу уместиться? Ведь из любого торчали бы мои крылья.
   - Ящик тебе не подходит. Тебе нужен простор, Леокадия.
   ЛЕОКАДИЯ И ЗАВЕТНЫЙ ТАЙНИЧОК
   Алоиз принял таблетку от головной боли и растянулся на скамейке.
   - Плохо бедняге, - вздохнула Леокадия. - Ну прямо высох... И сирень засохла.
   Она быстренько съела все засохшие листья сирени.
   - Я знаю, что моя работа тебе не впрок. А, может, и сирени тоже? Поленюсь немного и все пойдет на лад.
   Правда, не так уж часто она ленилась. Ей приходилось помогать соседям со Старой площади и играть с их детьми, но НАСТОЯЩЕЙ работы у нее по-прежнему не было. И поэтому она скучала.
   - Как это хорошо, что никогда не бывает только плохо, - размышляла Леокадия, жуя кусочек черствого хлеба. - Когда в голове много лишних мыслей, мне хорошо, потому что в животе много еды. А когда в животе пусто, мне все равно хорошо, потому что голова свободна от всяких мыслей. А еще хорошо, что у меня есть своя маленькая тайна.
   Ни слова лишнего, молчу!
   Боюсь я проболтаться,
   Про свой заветный тайничок,
   Где радости хранятся.
   Мысли свои и удачи,
   Я в тайничке этом прячу.
   А если мне будет скверно
   Сама туда спрячусь наверно.
   Но в начале июня произошла очень большая неприятность, такая большая, что Леокадии трудно было найти в ней хоть что-нибудь для своего заветного тайничка. Дело в том, что на Шестиконный сквер явилась Вдова, глянула на Алоиза, который, растянувшись на скамейке, грелся в лучах весеннего солнышка, и разрыдалась.
   - Ты так сильно обо мне скучаешь? - спросил Алоиз с испугом.
   - Ой, Алоиз, - простонала Вдова, - носки-то у тебя дырявые, аж светятся! Почему ты не пересыпал их нафталином?
   - Мне очень жаль, что я довел тебя до слез, - огорчился Алоиз. Забери носки и спрячь в сундук с нафталином. Я могу ходить и без носков.
   - Что? - воскликнула Вдова. - Ты меня бросил, а я за это должна еще заботиться о твоих носках?
   - За ЭТО нет, - согласился Алоиз, - но за ТО, что я не вернулся. Ты ведь не выносишь ни канареек, ни котов, ни собак, ни Леокадии.
   - Отдай Леокадию в богадельню для одиноких Лошадей. Я по воскресеньям буду ее навещать.
   - Спасибо, - вмешалась в разговор Леокадия, - но я терпеть не могу, когда кто-нибудь приходит и портит мне воскресенье. И было бы невежливо не предупредить вас об этом заранее. А главное - вам придется навещать Алоиза. Его-то примут наверняка, а меня могут еще и не взять из-за крыльев.
   - Хорошенькое дело! - воскликнула Вдова. - Ничего не скажешь! Сначала лошадь живет на твою пенсию, а потом сдает тебя в приют для одиноких Лошадей. Если бы ты был со мной, мы бы не расстались. Я бы всю жизнь тащила тебя на своем горбу...
   - Но я тоже могу таскать тяжести, - прервала ее Леокадия. - И начну с вас!
   И хотя Вдова отбивалась руками и ногами, Леокадия взвалила ее на спину и доставила на седьмой этаж дома на Можжевеловой улице.
   ЛЕОКАДИЯ И ТЯЖЕСТИ
   И она стала таскать тяжести. Обычно это были шкафы или кушетки, или фортепиано, которые надо было вытащить из грузовика и внести на какой-то там этаж какого-то там дома, а мебели было страшно много, и домов страшно много, и этажей тоже. И опять, как в те времена, когда Леокадия была посыльным в редакции "Вчерашней газеты", не было больше ни бесед с Алоизом, ни милых снов о полетах. Зато Алоизу теперь часто снилось, что они с Леокадией летят над бело-розовым от клевера лугом, но об этих снах он Леокадии даже не рассказывал. Во-первых, ему было некогда, а во-вторых, он вовсе не хотел напоминать ей о крыльях, раз уж она сама о них забыла.
   - Ах рвань хомутная! - сердилась она. - Какая у меня неудобная спина! До того неровная, все шкафы с нее съезжают! Просто сил нет, а еще говорят - здоровая как лошадь. Оглобля им в лоб!
   - Леокадия, ты ругаешься, как ломовой извозчик! - кричал испуганный Алоиз. - Где только ты набралась такого!
   А по вечерам он частенько встречал Леокадию у закусочной, потому что люди часто давали ей чаевые и чтобы ЧЕСТНО потратить деньги ей приходилось пить чай. А заодно и пиво. Тогда Алоиз тоже пил чай или пиво и слушал, как Леокадия разговаривает с грузчиками.
   - Тот, кто хочет работать, должен твердо стоять на земле! Если он еле держится на ногах, как он сможет таскать вещи?!
   Однажды, когда они остались одни, Алоиз не выдержал и спросил Леокадию:
   - Леокадия, а тебе неохота немного полетать?
   - Полетать? - переспросила Леокадия.
   А потом опустила голову и тихонько вздохнула.
   - Посмотри на мои бедные крылья, Алоиз. Разве на чем-то таком можно летать?
   И отвернулась, чтобы Алоиз не мог заглянуть ей в глаза.
   ЛЕОКАДИЯ И СВОЙ В ДОСКУ
   Им было снова очень хорошо, потому что они опять работали вместе. Только Леокадия зарабатывала на хлеб насущный, а Алоиз - на ночные полеты. Каждый вечер, вернувшись из закусочной, он тер щеткой, расчесывал и разглаживал крылья Леокадии. Но через два дня они опять выглядели как прежде, а фиолетовая краска слезала с них все больше и больше. Грузчики же заподозрили Леокадию в том, что крылья у нее НАСТОЯЩИЕ.
   - Вроде бы ходит по земле, а сапожки как новенькие, - говорил Рыжий грузчик Рябому. - Вот те крест, сам видел, вчера она била своими крашеными махалками. И вообще - я так скажу, коли умеешь летать, зачем браться за работу? Пусть бы себе порхала как пташка.
   - Зачем браться за НАШУ работу? - поддержал его Рябой. - А что будет, если она начнет таскать диваны по небу? Люди потом скажут желаем чтобы все грузчики летали, и баста! - И они стали донимать Леокадию разными вопросами:
   - Эй, Леокадия, а мозоли у тебя есть?
   Или:
   - Эй, Леокадия, как здоровье твоей тетки гусыни?
   Или:
   - Когда полетишь домой, Леокадия?
   Но так ничего и не добились. У Леокадии от тяжелых шкафов и диванов мозоли, разумеется, были, домой она не летела, а возвращалась пешком, и в самом деле ничего не знала о здоровье тети гусыни - она вообще была незнакома со своей семьей. А летала она только по вечерам и только над Старой площадью, где все хорошо знали ее и радовались, что Леокадия опять летает, хотя и малость тяжеловато.
   - Чем был бы Шестиконный сквер без летающей Леокадии? - рассуждали соседи со Старой площади. - Глубокой провинцией!
   А в субботу Леокадия вернулась домой чуть раньше.
   - Давай попутешествуем, - попросила она. - Посмотрим, есть ли уже сладкие зеленые всходы, много ли в поле вкусных синих васильков.
   Рыжий грузчик с Рябым грузчиком не больно-то спешили домой - их ведь не ждали полеты в компании Алоиза. Они стояли на углу Миндальной аллеи, возле пивного ларька и не спеша пили светлое пиво. И тут вдруг Рыжему в кружку с белой пеной упало белое, как эта пена, перо.
   - Не иначе гуси летят, - удивился Рыжий. А потом глянул на небо и крикнул:
   - Эй, Рябой, вот те крест, клянусь здоровьем мамы! Леокадия тащит по небу шкаф!
   - Да ну, в субботу! - возмутился Рябой.
   - Бандитка! - крикнул Рыжий. - Воровка! А потом стал показывать прохожим на летящую Леокадию с Алоизом на спине.
   - Она нас обокрала! Перехватила заказ! - снова закричал он.
   - Шкаф, - добавил Рябой.
   - Шкаф? - переспросил продавец из пивного ларька. - Да ведь это диван.
   - Диван? - удивился продавец воздушных шаров. - Это же рояль.
   - Рояль, не рояль, - возразил Рыжий, - давай-ка сюда свои шары!
   Схватил шары и отпустил целую связку в небо.
   - Ой, как красиво, Алоиз! - воскликнула Леокадия, полетела навстречу шарам и угодила в самую середину связки.
   При этом она запуталась так, что не могла двинуть ни одним, ни другим крылом и стала медленно опускаться на Старомельничную площадь.
   - О, какой мир зеленый! - изумлялась она. - О, какой мир желтый! А теперь я все вижу в розовом свете! Отчего ты злишься, Алоиз? Ведь это так здорово!
   - Ты все видишь в розовом свете, - отвечал Алоиз, - а у меня в глазах темно от страха. Того и гляди разобьемся.
   - Ну, не надо преувеличивать, - успокоила его Леокадия. - Это ведь парашют.
   Она схватила зубами связку шаров и мягко опустилась на Старомельничную площадь.
   - Глядите! - кричали прохожие. - Новая реклама воздушных шаров!
   А дети со Старомельничной площади спрашивали Леокадию:
   - Сколько стоят шарики?
   - Нисколько, - отвечала Леокадия. - Их раздают даром. И запела:
   Сколько стоит синева,
   Добрый смех и чье-то пенье?
   И зеленая трава
   И суббота с воскресеньем?
   Светлых капель перезвон,
   Облака над головою
   И счастливый сладкий сон
   На скамейке, под листвою?
   Разве это продается?..
   Нет, радость, всем на радость
   Бесплатно раздается!
   Эй, берите шары!
   - Сейчас, сейчас! - закричал Продавец шаров.
   Он бежал сюда с улицы Приключений, а за ним, запыхавшись, мчались Грузчики и вспотевший продавец из пивного ларька.
   - Отдай шары! - вопили Грузчики.
   - И шкаф!
   - И диван!
   - Все, что ты тащила на спине!
   - Не отдам! - отвечала Леокадия. - Шарики взяли дети со Старомельничной площади, а ВСЕ - это Алоиз, но он - ВСЕ только для меня, хотя я и не представляла, что он один может заменить столько мебели. И что я могу им одним обставить Шестиконный сквер.
   - И Одноконный не обставишь! - разозлился Рыжий. - А сядешь в тюрьму, чтобы больше нас не обманывала!
   - Да, ты нас обманывала! - подхватил Рябой. - Таскала тяжести так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
   - Пила с нами пиво так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
   - И мимо моих шаров проходила так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
   - Ну так и в тюрьму сажайте не меня, а СВОЕГО В ДОСКУ! посоветовала Леокадия. - Ведь я не СВОЙ В ДОСКУ, я - это я, а меня вы совсем не знаете!
   ЛЕОКАДИЯ И ПРАВДА
   Алоиз всячески утешал Леокадию.
   - Может, пойдем выпьем? - говорил он. - Пивка? Или хотя бы чаю?
   - Не будет больше пива, - отвечала Леокадия, - и чаю не будет... Не будет чаевых...
   - Давай сходим к Парикмахеру?
   - И Парикмахера не будет. Я больше не стану красить крылья... Я ведь не СВОЯ В ДОСКУ и вряд ли найду еще какую-нибудь работу.
   Они вышли из города и спустились к реке. Леокадия вошла в воду. Вошла только для того, чтобы увидеть свое отражение.
   - Хочешь верь, хочешь нет, - обрадовалась Леокадия, - но все же НЕЧТО в виде меня существует на самом деле, раз это НЕЧТО отражается в воде.
   И запела:
   Ах, река, моя река,
   Ты чиста и глубока,
   Ни обид, ни бед не знаешь,
   Грязь и ложь с меня смываешь.
   - Во всяком случае, краску смыла, - заметил Алоиз. - Сними еще этот дурацкий фартук, Леокадия.
   - Знаешь, я немножко боюсь, - прошептала Леокадия. - А вдруг я без него все равно больше НЕ КОНЬ?
   Но как только Алоиз помог Леокадии снять фартук, ее со всех сторон стали осаждать мухи, и ей пришлось отгонять их хвостом, и она поверила, что в глубине души осталась все той же Леокадией Крылатым Конем. И заплясала и запела от радости:
   Это конечно явь, а не сон,
   Что Леокадия вовсе не слон.
   И не жирафа, не крокодил, а
   Просто крылатая кобыла.
   - Ну, что ты на меня уставился, Алоиз?
   - Так ты еще красивее.
   - Потому что я радуюсь? Пою, танцую, бью крыльями и машу хвостом?
   - Потому что ты опять стала САМОЙ СОБОЙ, Леокадия.
   Леокадия взглянула на Алоиза.
   - Но ведь ты всегда остаешься САМИМ СОБОЙ, Алоиз. И хотя ты и вовсе некрасивый, я все равно тебя люблю.
   И они зашагали по Прибрежному бульвару, а из глубины вечерних сумерек им весело подмигивали фонари.
   - Почему ты молчишь, Алоиз? - спросила Леокадия.
   А потом быстро добавила:
   - Я забыла тебе сказать, Алоиз - у тебя очень красивая борода. И этого вполне достаточно. А на остальное нечего обращать внимание.
   ЛЕОКАДИЯ И ВЗАИМОПОНИМАНИЕ
   На другой день было так жарко, словно июнь непременно хотел стать июлем. К счастью, днем по Старой площади проехала поливальная машина и по пути обдала водой Алоиза и Леокадию.
   - Ну, теперь остается только съесть мороженое, - сказала Леокадия.
   И они полетели в золотисто-коричневое кафе, где не были очень-очень давно. И заказали по порции шоколадного мороженого со взбитыми сливками.
   - Хорошенькое воскресеньице! Ничего не скажешь! - прошипела Официантка.
   - Очень хорошее. Нам оно вполне по вкусу, - согласилась Леокадия.
   - Я с лошадьми не разговариваю, - буркнула Официантка и удалилась.
   - Ты дал ей на чай? - спросила Леокадия. - Она, наверное, предпочла бы поговорить с грузчиками. За что она меня не любит?
   - Она никого не любит, - отвечал Алоиз.
   - Но ведь я не никто! Меня надо любить!
   Сказав это, Леокадия тщательно вылизала вазочку из-под мороженого и одним прыжком перемахнула через низенькую загородку, потом галопом помчалась к фонтану, украшавшему газон перед Ратушей, раскинула крылья и, влетев в самую середину водяной струи, стала плескаться и прыгать, радуясь сверкающим на солнце каплям. И тут Алоиз увидел какого-то Господина, который бежал по газону прямо к маленькому бассейну под фонтаном, словно бы хотел оттуда напиться.
   - Не пейте отсюда! - закричала Леокадия. - Я в этой воде купалась.
   Тогда Господин быстро отступил, посмотрел вверх, на Леокадию и издал громкий вопль.
   - Зачем же устраивать скандал? - удивилась Леокадия. - Я не такая уж грязная.
   - Да, ты такая, такая... - прошептал незнакомец.
   - Ничего подобного, - возмутилась Леокадия. - Я моюсь каждый день. Алоиз чистит меня скребницей.
   - Тебя - скребницей? - поразился Господин. - Чистит скребницей Пегаса?
   - И вовсе не скребницей Пегаса, а МОЕЙ собственной. А вы говорите, что я грязная.
   - Я не говорил, что ты грязная. Я хотел сказать, что ты такая... НАСТОЯЩАЯ. Наконец-то я тебя нашел.
   - А вы ее не теряли! - вмешался Алоиз. - Леокадия МОЯ.
   - Извини, Алоиз! Но это ты МОЙ! - вскричала Леокадия.
   - Ради Бога, Леокадия, не говори со мной свысока! - обиделся Алоиз. - Это невежливо.
   - Только не вздумай снижаться! - воскликнул Господин. - Покажи ему, что ты знаменитый Пегас, конь, возносящий поэтов на вершину вдохновения.
   - Пегас? Очень может быть, я иногда и сама так думаю.
   - Что-то я никак не пойму, Леокадия! Какого лешего ты разговариваешь с незнакомым? - встревожился Алоиз.
   - Ты никогда меня не понимал, Алоиз! Не понимал, что я - Пегас!
   - Может, и так, - пожал плечами Алоиз. - До свидания.
   - Алоиз! - воскликнула Леокадия и, взмахнув крыльями, опустилась на землю.
   - Останься со мной, - попросил Господин, - а то я утоплюсь в этом пруду. Я как раз собирался это сделать, потому что я Поэт без Пегаса.
   - А я Пегас без Поэта. Скажи, Пегас помогает всем поэтам писать стихи?
   - Ну нет, ты должна помогать только мне. Быть моим собственным Пегасом. Потому что мы понимаем друг друга. И тогда я не стану топиться.
   - Я очень тронута, - улыбнулась Леокадия. - Меня зовут Леокадия.
   - Это не самое лучшее имя для Пегаса. Но ничего, я буду называть тебя МУЗОЙ.
   - Музой? Ну что же, я работала в Музее. Там было много булочек с салатом.
   Но у Поэта не было денег ни на булочки с салатом, ни на морковку. Деньги он тратил на вина разных цветов и оттенков, которые имелись в избытке в маленьком прокуренном баре на Можжевеловой улице.
   - Я вовсе не люблю вино! - уверял он. - Но мне нравится глядеть сквозь бокал на красного Пегаса, золотистого Пегаса, белого Пегаса, который сидит напротив и отныне будет только моим. Давай взлетим высоко под облака и там я сочиню настоящее стихотворение, о моя Муза, Леокадия! Но вскоре у Поэта разболелась голова и он больше не думал ни про стихи, ни про полеты. Они тихонько побрели по Можжевеловой улице, и Леокадия тоже не думала ни про стихи, ни про полеты, а все искала глазами в одном из домов окошко на седьмом этаже.
   - Интересно знать, где сейчас Алоиз? И не посыпает ли ему Вдова носки нафталином?
   - Ты что-то сказала, Леокадия? - спросил Поэт.
   - Да, сказала. Я охотно съела бы сейчас морковку.
   - Ты слишком требовательный Пегас. Сделай так, чтобы на меня снизошло вдохновение, я напишу стихи, продам в "Стихотворную газету" и куплю тебе мешок морковки.
   - ЧТО снизошло?
   - Вдохновение. Это такое состояние, когда хочется писать стихи. Ну, словом, хорошее настроение.
   - Хорошее настроение я могу выдавать тебе целыми охапками. В моем заветном тайнике его великое множество. Но разве у тебя самого не бывает хорошего настроения?
   - Нет, никогда, потому что мир устроен очень скверно, жизнь скверная, а люди меня не понимают... Они-то как раз хуже всего.
   - Подумать только! - воскликнула Леокадия. - А сам ты - разве не человек?
   ЛЕОКАДИЯ И ДУШЕИЗЛИЯНИЯ
   Леокадии очень хотелось повидать Алоиза.
   Алоизу очень хотелось повидать Леокадию.
   Но Поэт об этом не догадывался, он не думал ни о ком и ни о чем только о себе. И потому был уверен, что Пегас навсегда останется его личным Пегасом, то есть Леокадия всю жизнь будет только его Леокадией. Он шагал и шагал по улицам Столицы, и все говорил и говорил о стихах, которых не написал, и о Поэте, то есть о себе.
   "Я предпочла бы почаще менять Поэтов, - думала Леокадия, например, каждый час".
   Но она не могла об этом долго думать, потому что никакой еды у нее не было, и ночь казалась страшно длинной, хотя это была одна из самых коротких ночей в году.
   - Как ужасно, что я появился на свет в этом ужасном мире! говорил Поэт.
   - Ужасно, что ты появился, - поддакивала Леокадия.
   - Кому в этом недобром мире нужны Поэты? - вздыхал Поэт.
   - Кому они нужны?! - соглашалась Леокадия.
   - Никому меня не жалко, - продолжал Поэт.
   - Никому, - соглашалась Леокадия.
   А Поэт радовался, что Леокадия ему поддакивает.
   - Знаешь, давай поговорим немного о Лошадях, - предложила Леокадия, лишь бы только сменить тему.
   - Прекрасно! - воскликнул Поэт. - Давай поговорим о тебе. Я тебе нравлюсь?
   - У тебя нет бороды, - отвечала Леокадия. - И лошадь ты тоже не сумеешь запрячь. А я ведь Пегас из тринадцатой пролетки. Меня запрягал извозчик.
   - Поэт... - начал было Поэт.
   - Оглобля... - фыркнула Леокадия и пошла своей дорогой.
   Но Поэт догнал ее, громко декламируя на ходу:
   О, Муза музыкальная, в моем мозгу
   Стань музыкой и музицируй для меня, как...
   - Как кто? - спросила Леокадия.
   - Подскажи мне, я дальше не знаю.
   - Как муха, - отозвалась Леокадия.
   - Музицируй для меня как муха! Великолепно!
   - До свидания.
   - Куда ты идешь, Леокадия?
   - Домой.
   - А где твой дом?
   - В кустах сирени на Шестиконном сквере. Там мы ДОМА. Я и Алоиз.
   И вдруг Леокадия почувствовала, что Алоиз наверняка сейчас на Шестиконном сквере, и все эти прогулки по Столице еще бессмысленней, чем ей казалось, и не успел Поэт и слова вымолвить, как она полетела ДОМОЙ.
   - Добрый вечер, Алоиз, - поздоровалась она. Алоиз открыл глаза.
   - Только, пожалуйста, не думай, Леокадия, что я тебя жду, пробормотал он. - Я сейчас на Можжевеловой улице, у Вдовы, и никогда сюда не вернусь.
   - Вот и отлично, - согласилась Леокадия. - И я тоже.
   ЛЕОКАДИЯ И ПОЭЗИЯ
   Они проснулись в полдень от громкого возгласа:
   - Приветствую вас!
   Это был Поэт. Он предстал перед ними непричесанный и сонный, но зато в элегантном черном бархатном костюме и в белой рубашке с черной бабочкой.
   - Кто-то умер? - спросила Леокадия.
   - Нет, это я купил новый костюм, в честь своего Пегаса, на те деньги, которые мне заплатили за стихи о тебе.
   О, Муза музыкальная, в моем мозгу...
   - Замолчи, пожалуйста, - попросила Леокадия. - Я с утра еще ничего не ела.
   - Ничего удивительного, бар на Можжевеловой пока закрыт, и я тоже еще ничего не пил, - отвечал Поэт.
   Тогда Леокадия и Алоиз пригласили его на завтрак в диетическую столовую возле Старой площади. Но Поэт сидел за столом с недовольным видом.
   - Пегас в молоке... - говорил он, подняв вверх стакан с молоком. Тебя почти не видно...
   - Это не Пегас, а муха, - возразил Алоиз. - Выньте ее и дело с концом.
   - Музицируй для меня как муха... - продекламировал Поэт и выпил молоко вместе с мухой. - О чем ты сейчас думаешь, Леокадия?
   - О том, что придется отпустить длинный хвост. В этом году и правда жутко много мух.
   - Я буду тебе его расчесывать. Хорошо? И перья тоже. Поэт должен заботиться о своем Пегасе.
   Но Поэт вовсе не умел заботиться о Пегасе, во всяком случае о его перьях. Он безжалостно драл и вырывал их, так что вокруг было белым бело от пуха, а прохожие, очутившиеся на Шестиконном сквере, удивлялись:
   - Смотрите, снег! Снег в июне!
   - Ну ничего, все эти перья я соберу и каждым напишу НАСТОЯЩЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ.
   - Ну уж нет, клянусь оглоблей, я на это не согласна! рассердилась Леокадия. - Лучше перестань меня расчесывать.
   И все же ей нравилось, что Поэт сочиняет в ее честь стихи и носит галстук-бабочку.
   - Видишь, Алоиз, а ты ради меня ничего не носил!
   - Ради тебя я ношу бороду. Но для такой глупой кобылы как ты, не стоило стараться.
   - Пегас это не кобыла! - воскликнул Поэт.
   - Конечно, нет! - согласилась Леокадия. - Пегас это Муза. А Муза это я.
   И отправилась с Поэтом на Можжевеловую в маленький прокуренный бар.