Кунц Дин. Сумерки

   Тамми уже заканчивала обслуживать последних клиентов. К Кристине подошел Чарли Гаррисон.
   – Ничего не заметили? Кто-нибудь вел себя подозрительно?
   – Нет. Все было спокойно.
   – Удалось что-нибудь узнать про «Слово Истины»? – спросил его Генри Рэнкин.
   – Долго рассказывать, – ответил Чарли. – Я должен отвезти Кристину с Джоем домой, убедиться, что там они будут в безопасности этой ночью. Твоя машина на улице, я пригнал ее. На переднем сиденье найдешь последнюю информацию, можешь потом почитать, чтобы быть в курсе.
   – Я больше не нужен сегодня? – спросил Генри.
   – Да нет.
   – Мам, идем, – сказал Джой. – Пойдем к машине. Я хочу кое-что показать тебе.
   – Одну минуту, малыш.
   Вэл Гарднер не обращала внимания ни на Локберна, ни на Ройтера, хотя они и были, по крайней мере внешне, именно такими мужчинами, о которых женщины могли только мечтать. Вместо этого, едва Чарли закончил разговор, она вцепилась в него, пустив в ход все свои чары.
   – Всегда мечтала познакомиться с настоящим детективом, – сказала она, едва дыша. – У вас, должно быть, такая увлекательная жизнь?
   – Как правило, скучная, – ответил Чарли. – Наша работа состоит в основном из бумажной рутины и слежки.
   – Но время от времени… – подначивала Вэл.
   – Разумеется, не обходится и без стрельбы.
   – Бьюсь об заклад, что именно ради этих моментов вы и живете, – сказала Вэл.
   – Никому не хочется быть пристреленным или избитым мужем, проходящим по делу о грязном бракоразводном процессе.
   – Ну-ну, не скромничайте, – говорила Вэл, помахивая перед ним пальчиком и таинственно подмигивая, как она умела делать.
   Это она может, думала Кристина. Вэл была чертовски привлекательна, с пышными золотисто-каштановыми волосами, искрящимися зелеными глазами и потрясающей фигурой. Кристина по-хорошему завидовала ее роскошной внешности. Хотя Кристине неоднократно говорили о том, что она красива, она не воспринимала всерьез комплименты. В глазах своей матери она никогда не была привлекательна; в детстве та видела в ней не иначе как простушку, и хотя Кристина отдавала себе отчет в том, что у матери во всем были абсурдно высокие требования и что суждения ее не всегда справедливы или основаны на здравом смысле, у нее тем не менее сложилось убеждение, что она не более чем симпатичная женщина, в самом скромном смысле слова, которой больше к лицу роль монахини, нежели коварной соблазнительницы. Зачастую, когда Вэл надевала свои лучшие наряды и начинала с кем-то кокетничать, Кристина чувствовала себя девчонкой рядом с ней.
   Вэл тем временем продолжала:
   – Могу поспорить, вы тот человек, которому в жизни для остроты ощущений необходимо чуть-чуть опасности, человек, который знает, что такое опасность.
   – Боюсь, вы делаете из меня романтика, – сказал Чарли.
   Однако Кристина заметила, что ему приятно внимание Вэл.
   Джой не отставал от нее:
   – Мама, ну пойдем. Пойдем к машине. Мы взяли собаку. Просто классную. Пойдем, посмотришь.
   – Из питомника? – спросила Кристина, обращаясь к Чарли и прервав заигрывания Вэл.
   – Да, – ответил Чарли, – я уговаривал Джоя взять шестидесятикилограммового мастифа по кличке Убийца, но он меня не послушал.
   Кристина улыбнулась.
   – Пойдем посмотрим на него, мам, – уговаривал Джой. – Ну прошу тебя, – он взял ее за руку и потянул к выходу.
   – Ты закроешь одна, Вэл? – спросила Кристина.
   – Я не одна, у меня есть Тамми, – сказала Вэл. – Если хочешь, можешь завтра не приходить. Даже не думай об этом.
   – Ну нет, – сказала Кристина. – Мне это помогает. Я бы, наверное, сошла с ума, если бы сегодня не работала.
   – Приятно было познакомиться, – сказал Чарли Вэл.
   – Надеюсь, еще увидимся, – Вэл одарила его стосвечовой улыбкой.
   Первыми из магазина вышли Пит Локберн и Фрэнк Ройтер, внимательно осмотрели тротуар вдоль торговых рядов и автостоянку. Их присутствие придавало Кристине уверенность, хотя она и чувствовала себя неловко, усматривая некую претенциозность в том, что, словно важная персона, шествовала в сопровождении двух наемных охранников.
   Небо на востоке было темным, а у них над головами – иссиня-черным. На западе оранжево-желтым и красно-бордовым полыхало зарево заката, подсвечивая зловещий строй надвигающихся грозовых облаков. И хотя для февраля день выдался теплым, уже заметно посвежело, предвещая холодную ночь. Природа Калифорнии нередко балует теплыми зимними днями, однако на зимние ночи ее щедрости уже не хватает.
   На стоянке стоял темно-зеленый «Шевроле» из агентства «Клемет – Гаррисон». Рядом был припаркован «Понтиак» Кристины. На заднем сиденье, выглядывая в окно, сидела собака, и когда Кристина увидела ее, у нее перехватило дыхание.
   Это был Брэнди. Секунду-другую она стояла как в шоке, не веря своим глазам. Наконец до нее дошло, что это не Брэнди, а точно такой же золотистый ретривер практически того же роста, окраса и возраста, что и Брэнди.
   Джой побежал вперед и открыл дверь. Пес немедленно выпрыгнул из машины и отрывисто рявкнул от удовольствия. Он обнюхал Джоя, а затем, встав на задние лапы, положил передние ему на плечи, отчего тот чуть не свалился. Джой, заливаясь смехом, потрепал пса по загривку.
   – Правда, он классный, мам? В нем что-то есть, верно?
   Она посмотрела на Чарли, который радовался не меньше Джоя. Они были еще метрах в пятнадцати от машины, и Джой не мог слышать, как она сказала с явным раздражением:
   – Вы не думаете, что было бы лучше, если бы вы остановили свой выбор на другой породе?
   Ее тон, похоже, сбил Чарли с толку.
   – Вы хотите сказать, что эта слишком крупная? Джой сказал, что она такая же, как та собака, которую… вы потеряли.
   – Она не просто такая же. Это та же самая собака.
   – То есть Брэнди тоже был золотистый ретривер?
   – Разве я не говорила вам этого?
   – Вы ни слова не сказали о его породе.
   – Джой тоже не упоминал об этом?
   – Ни разу.
   – Этот пес настоящий двойник Брэнди. – В ее голосе были тревожные нотки. – Не уверена, что это блестящая идея с точки зрения последствий для детской психики.
   Повернувшись к ним и держа собаку за ошейник, Джой, словно подтверждая ее опасения, сказал:
   – Мама, знаешь, как я хочу назвать его? Брэнди! Брэнди Второй!
   – Понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Чарли.
   – Он отказывается признать гибель Брэнди, – произнесла Кристина. – Это нездоровая реакция.
   В сгущавшихся сумерках зажглись фонари, озарив стоянку тускло-желтоватым светом. Кристина подошла к сыну и присела на корточки. Пес обнюхал ее, задрал морду, прикидывая, смогут ли они приноровиться друг к другу, и наконец положил лапу на ее колено, испрашивая ее заверений в том, что она собирается любить его так же, как уже любит новый хозяин.
   Понимая, что уже слишком поздно возвращать собаку обратно в приемник и выбирать другую породу, сознавая, что Джой уже привязался к этому животному, Кристина решила по крайней мере настоять, чтобы он не называл пса Брэнди.
   – Милый, мне кажется, лучше придумать какое-нибудь другое имя.
   – Мне нравится имя Брэнди, – сказал мальчик.
   – Но ведь, называя его так… ты как бы наносишь оскорбление тому Брэнди.
   – Как это?
   – Ты как бы пытаешься забыть про старого Брэнди.
   – Нет! – ожесточенно отрезал он. – Я не могу его забыть, – и снова на глаза навернулись слезы.
   – У него должно быть свое собственное имя, – продолжала мягко настаивать Кристина.
   – Но мне правда нравится имя Брэнди.
   – Мы можем придумать не хуже.
   – Ну ладно…
   – Может быть, Принц.
   – Фу, гадость. Может, тогда… Рэнди!
   Она нахмурилась и покачала головой:
   – Нет, дорогой. Давай какое-нибудь еще. Чтобы было совсем непохожим. Как насчет… что-нибудь из «Звездных войн»? Разве плохо иметь собаку по кличке Чубакка?
   Лицо его просияло.
   – Точно! Чубакка! Это здорово!
   Словно понимая, о чем идет речь, и выражая свое одобрение, пес рявкнул и лизнул Кристине руку.
   – Давайте-ка посадим Чубакку в машину, – сказал Чарли. – Нам надо уезжать отсюда. Мы втроем поедем в «Шевроле», Фрэнк будет за рулем. Следом за нами на вашей машине Пит повезет Чубакку. Кстати, похоже, нам хотят составить компанию.
   Кристина посмотрела в том направлении, куда он показал. В дальнем конце стоянки, наполовину залитый желтоватым светом, наполовину в тени, стоял белый фургон. Водителя не было видно за темным лобовым стеклом, но Кристина знала, что он там и наблюдает за ними.

Глава 17

   Наступала ночь.
   Небо затягивали грозовые облака, шедшие с запада. Они были чернее самой ночи и, наступая, быстро затмевали собой звезды.
   О’Хара с Баумбергом медленно курсировали по улице в своем фургоне, рассматривая добротные, дорогие дома, стоявшие по обе стороны. Машину вел О’Хара, и руль скользил у него в руках, потому что его прошибал холодный пот. Он знал, что сейчас был посланником бога, так сказала Мать Грейс. Он понимал: то, что он делал, было благим и праведным делом и это необходимо, и все же не мог представить себя в роли убийцы, даже если это и священная миссия. Он видел, что Баумберг чувствует то же самое, потому что бывший ювелир дышал чересчур тяжело и неровно для человека, который еще ничего не совершил. Несколько раз, когда Баумберг что-то произносил, голос его дрожал и звучал пронзительнее обычного.
   У них не возникало сомнений ни в отношении их миссии, ни в отношении Матери Грейс. У обоих была глубокая вера в эту женщину, и оба готовы были исполнять то, что она приказывала. О’Хара знал, что мальчишка должен умереть, и знал почему, и верил, что так надо. Убийство этого конкретного ребенка не тревожило его. Он знал, что и Баумберг испытывает те же чувства. А нервничали и потели они просто оттого, что боялись.
   Им попалось несколько домов вдоль обсаженной деревьями улицы, в которых не горел свет. Какой-то из них мог оказаться подходящим для их задачи. Но был еще ранний вечер, и многие только возвращались с работы. Им совсем не хотелось проникнуть в чей-то дом лишь для того, чтобы потом оказаться застигнутыми врасплох каким-нибудь типом с портфелем в одной руке и свертком с ужином из китайского ресторана – в другой.
   О’Хара был готов убить мальчишку, его мать и любую охрану, нанятую для их защиты, так как знал, что все они – слуги Люцифера. Грейс убедила его в этом. Но он не был готов к тому, чтобы убивать каждого невинного встречного, который мог встать на их пути. Поэтому им следовало как можно тщательнее отыскивать подходящий дом.
   Они искали такое жилище, где на пороге лежала бы стопка газет, высматривали переполненные почтовые ящики или другие признаки, указывающие на то, что хозяева в отлучке. Дом обязательно должен находиться в этом квартале, но была вероятность того, что не удастся найти ничего подходящего и тогда придется действовать по другому плану.
   Они уже почти доехали до северного конца квартала, когда Баумберг сказал:
   – Смотри. Что скажешь насчет этого дома?
   Это был двухэтажный особняк в испанском колониальном стиле, выкрашенный светло-бежевой краской, наполовину скрытый за разросшимися деревьями, азалией и клумбами вероники. Свет от уличного фонаря падал на табличку, установленную рядом с ведущей к дому дорожкой. На табличке значилось название компании по торговле недвижимостью. Дом предлагался на продажу. Ни в одном из окон света не было.
   – Возможно, никто не живет, – сказал Баумберг.
   – Не верится в такую удачу, – отозвался О’Хара.
   – Стоит проверить.
   – Видимо, да.
   О’Хара проехал дальше, до следующего квартала, и остановился у обочины. Прихватив сумку с эмблемой каких-то авиалиний, которую специально собрал еще в церкви, О’Хара вышел из машины. Подойдя к испанскому дому, они с Баумбергом быстро миновали обсаженную с двух сторон бегониями дорожку и оказались у ворот, ведущих в крытый дворик, где их нельзя было увидеть с улицы.
   В ветвях бензоиновых деревьев и в серебристой листве вероники шелестел холодный ветер, и О’Харе казалось, что сама ночь с враждебной настороженностью наблюдает за ними. Может, какая-то демоническая сущность выследила их, и сейчас, чувствуя себя в безопасности в этом царстве теней, посланник сатаны поджидает удобного случая, чтобы наброситься на них и разорвать на куски?
   Мать Грейс предупреждала, что сатана не остановится ни перед чем, чтобы сорвать их миссию. Грейс было дано видеть это. Грейс знала. Грейс изрекала истину. Грейс была сама истина.
   С трепетом в сердце О’Хара вперился взглядом в непроницаемую мглу, ожидая увидеть затаившееся чудовище. Однако не увидел ничего из ряда вон выходящего.
   Баумберг, отойдя от узорчатой калитки, шагнул на газон, наступив на клумбу с азалиями и бегониями с темными листьями, которые сейчас казались совершенно черными. Он заглянул в окно и тихо произнес:
   – Штор нет… Думаю, и мебели никакой нет.
   О’Хара подошел к другому окну, прижался лицом к стеклу и, посмотрев внутрь, отметил те же признаки запустения.
   – Наконец-то! – воскликнул Баумберг.