Страница:
Где, Стоупс побери, все эти мифические банды гладиаторов, посвятивших себя смерти и гордо салютующих перед каждым кровавым оргазмом? Куда подевались убийцы и их жертвы в этой задавленной доминантами, балансирующей на грани помешательства тюрьме полужизни и полусмерти. Где, о где свирепое удовольствие от жизни, дающейся только один раз? На такие вопросы уже не бывает ответа. Никогда и нигде
И все же, глядя в окно, он увидел ответ - знамение, которое, крутясь и переворачиваясь, падало с серого утреннего неба.
Все происходило медленно, как во сне, и в продолжение напрягшихся перед ударом о землю секунд у Дайона оказалось достаточно времени, чтобы определить пол падающего тела. Это была доминанта - гладкая и грациозная, как тюлень, в своем облегающем черном летном комбинезоне,
Он попытался разглядеть у нее на спине реактивный ранец - его не было. Он попытался разглядеть парашют - средство спасения на случай Остановки двигателя. Его не было тоже.
Должно быть, она поднялась над Лондоном и сознательно сбросила с себя свое снаряжение, чтобы насладиться этим своим последним долгим танцем-падением с неба на землю.
У него было достаточно времени, чтобы увидеть, что она и в самом деле танцует.
Это был танец смерти.
Ее тело беззвучно упало неподалеку от фонтана, спугнув тысячи голубей.
Никто ничего не заметил. Кроме Дайона Кэрна.
Никто не видел ни смертельного падения, ни облака взлетевших в овации голубей, ни кровавого месива на каменном ложе. Было слишком еще рано, чтобы это замечать.
Приглушенный колокольчик прозвенел где-то в обивке стула Дайона, и голос доминанты-индианки спокойно произнес:
- DQM, 17L, 85В. Пожалуйста, пройдите в комнату девять, коридор А. Ваша формула готова... Удачного приземления, сквайр.
Все еще продолжая пристально глядеть сквозь окно, Дайон поднялся с места. Несомненно, офицер порядка или просто случайный прохожий вскоре наткнется на останки и позаботится, чтобы их удалили.
- Не посылай никого узнавать, по ком звонит колокол, - пробормотал Дайон, - он всегда звонит по тебе и по мне [Измененная цитата из проповеди английского поэта и священника Джона Донна: "Нет Человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши, и, если Волной снесет в Море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет Край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе"].
Дайон направился к коридору А, не замечая, что его лицо мокро от слез.
10
Дозы жизни в пластиковых капсулах располагались на тележке маленькими аккуратными рядами. Их содержимое кодировалось цветными метами. Они напоминали морские раковины в изображении художника-сюрреалиста.
Медбрат оказался ровесником Дайона, плюс-минус десяток лет. В эпоху инъекций жизни никогда нельзя точно определить возраст человека.
- Дайон Кэрн?
- Он самый.
- Плюхай сюда свое драгоценное тело, приятель. - Медбрат показал на вделанную в стену кушетку. - Разоблачайся - и брякайся сюда. Тащить время вспять - довольно утомительная штука.
Дайон стянул свою тунику и лег.
Медбрат зевнул:
- А где запись с твоими данными?
Дайон показал на столик, на котором он оставил тонкий кусок пластика, полученный от индианки-регистраторши.
- Я бросил ее среди морских ракушек... Неужели мужчинам еще разрешают здесь работать? Медбрат тонко улыбнулся ему:
- Я сквайр при очень высокопоставленной докторше, Диоджин. Поэтому, в виде исключения разумеется, мне позволено продлевать эту пытку другим.
Он взял пластинку с данными, сунул ее в щель маленького декодера, вмонтированного в стену, и стал считывать полученную информацию. Потом издал какой-то неодобрительный звук:
- Три третьих степени. Ты, оказывается, непослушный мальчик. В следующий раз схлопочешь вторую.
- Если следующий раз будет.
- Следующий раз есть всегда. А теперь давай начнем с основных инъекций, чтобы прекратить дрожь.
- Я не дрожу, - сказал Дайон.
- Ты дрожал. И еще будешь дрожать.
Медбрат выбрал пять зеленых капсул, ловко прикрепил по одной из них к каждой ноге Дайона и каждой его руке, а последний, оставшийся, поместил ему на грудь повыше сердца.
- Моя фамилия Смит - факт, который тебя вряд ли заинтересует. Звать Леандер. Ты должен знать, кого проклинать, когда заработаешь свою первую степень.
- Не выводи меня из себя, - сказал Дайон раздраженно. - Я только что видел, как доминанта покончила с собой, и сейчас не в настроении для обмена колкостями. Запрограммируй инъекции и заткни фонтан.
Леандер Смит улыбнулся:
- Спокойствие, Дайон, mon ami. Ты, может быть, еще захочешь отбросить свое здравомыслие прочь. В этом случае неплохо было бы взглянуть на игровое табло... Тебе действительно нравится жить в этом мире, управляемом доминантами?
- Не слишком.
- А ты не думал, что мог бы внести свой небольшой вклад в регресс человечества, если бы все твои жизненные соки не были высосаны этими большегрудыми суками с большим IQ, огромным аппетитом, низкой моралью и монополией на деньги?
- Кончай это и начинай инъекции. - Дайон чувствовал странную усталость.
- Принимаю выговор. - Леандер Смит нажал кнопку, и пульт управления убрался в стену позади головы пациента. Дайон услышал щелканье переключателей, и почти немедленно появилось ощущение короткого жжения в левой ноге. Потом такое же ощущение появилось в правой ноге, в обеих руках и, наконец, в груди.
Тем временем Леандер Смит стал прикреплять серию желтых капсул к различным частям его тела. Работая, он продолжал говорить:
- Я Мефистофель, Дайон. Некие ублюдочные жиганы послали меня соблазнить тебя. Только, Стоупс ради, не думай, что это шутка. Комната не оборудована подслушивающими устройствами. А если бы и так, мне терять гораздо больше, чем тебе.
Эйфория, всегда сопровождающая первые инъекции, начала оказывать свое действие.
- Что за бредовую чепуху ты несешь? - пьяно спросил Дайон.
- Восстание, - ответил Леандер, - сексуальная анархия. Всеобщее избирательное право для мужчин. Для доминант - материнство и все виды унижений. Ты, я и еще несколько других болезненных психов сами их назначим. Живи сегодня, получай свою первую степень завтра - вот наш девиз. Хочешь присоединиться? Это действительно увлекательная штука.
Дайон лежал на вделанной в стену скамье, обнаженный, с зелеными и желтыми зарядами жизни, прикрепленными повсюду к его телу, и ждал, когда Леандер повернет переключатель на управляющем пульте. Зуд и покалывание начались снова. Дайон почувствовал, что совершенно опьянел.
- Ты что - ввел мне дозу хэппиленда? - спросил он подозрительно.
- Не могу скрыть от тебя правду. Да, дорогой друг моей юности, кроме инъекций жизни, я вкатил тебе еще и дозу наркотика. Так нам обоим будет легче.
- Дурацкий шутник, - пробормотал Дайон. - Я разобью твою самодовольную улыбающуюся харю.
- Попробуй, - ответил Леандер, - все возможно в этом лучшем из возможных кошмаров.
Дайон попытался встать. Комната начала вращаться, и он упал на спину.
- Шут, - пробормотал он слабо, - ублюдок, шут гороховый. Подожди немного, я... подожди, подожди... - Дайон непроизвольно начал хихикать.
Леандер продолжал невозмутимо прикреплять к его телу серию голубых зарядов.
- Послушай, хмельная башка. Я протрезвлю тебя после того, как закончу свою речь. Но пока, позволь моим словам пройти сквозь канализацию между твоими ушами. Ты уже схлопотал три третьих степени - так что, ясное дело, не являешься лучшим из лучших. Долгая жалкая жизнь, а в конце смерть - вот твой жребий. Так умри с пользой, дружище. Присоединяйся к Потерянному Легиону. Мы гарантируем, что ты сможешь прихватить с собой на тот свет несколько доминант.
Дайон икнул:
- Потерянный Легион. Потрясный Потерянный Легион... Что за дурацкая шутка, мой дорогой Иуда? Леандер был изумлен:
- Это отличный новый каламбур, парень. Но не позволяй ему взорвать твои мысли. Я согласен назвать Потерянный Легион иначе. Скажем, Мужским Меньшинством. Пусть это будет его nom de guerre [Боевая кличка солдата при поступлении в наемные войска (фр.)]. Мы - всего лишь группа незаурядных парней, которые полны решимости взорвать большегрудых или взорваться [Непереводимая игра слов. Bust - 1) разжаловать, обанкротиться, 2) женская грудь] самим. Я ясно выражаюсь?
- Ясно и прозрачно... Свергнуть доминант и возвыситься самим.
- Да, в первом приближении. Хочешь играть с нами?
- Где я должен подписаться?
- Нигде. Мы сами позовем тебя. В свое время. Это один из способов вербовки. - Он вернулся к пульту управления и включил голубые заряды. Дайон почувствовал себя так, словно его конечности, независимо от тела и не в такт друг другу, начали танцевать что-то вроде фанданго. Туловище же только слегка колебалось, как змея, которую бьют судороги.
- Вся штука в том, - продолжал Леандер, - что мы - партизаны. Мы должны быть ими. Нас не достаточно много для того, чтобы поднять настоящее восстание.
- Не партизаны вы, а обыкновенные гориллы [Игра слов. Guerilla партизан, повстанец; gorilla - горилла], - поправил его Дайон бесцветным голосом.
- Нет. Всего лишь человекообразные повстанцы, со всеми заблуждениями и иллюзиями, присущими мужчинам. Где ты живешь, повстанец?
- В тюрьме, именуемой Лондон-Семь.
- И при ком же ты там состоишь в сквайрах?
- Джуно Локк, бесплодная амазонка.
- Кто она?
- Офицер порядка, надзирающая над обезьяньими самками и запуганными лизоблюдами.
- Что за великолепное приобретение! И, ради Стоупс, прекрати говорить иносказаниями. Это не хэппиленд. Нет никакого хэппиленда. Это всего лишь пьяная эйфория.
- Пьяная эйфория, я люблю тебя, - заявил Дайон торжественно.
- Заткнись, болтун, - сказал Леандер, прикрепляя красные заряды, содержащие в себе последнюю серию инъекций жизни. - Этот окончательный залп заставит тебя немного протрезветь.
Он подошел к пульту и включил все красные заряды одновременно.
Дайон застонал, задрожал и упал в обморок. Когда он очнулся, все весело раскрашенные ракушки уже были убраны и Леандер растирал его какой-то бесцветной жидкостью, которая жгла, охлаждала, успокаивала и взбадривала одновременно.
- Ну вот, я и пережил это, - сказал Дайон неуверенно.
- Может быть. Ты помнишь, что произошло?
Они посмотрели друг на друга. С яростным криком Дайон вскочил со скамьи - руки подняты, кулаки похожи на молот Тора - и почувствовал на лице чужую ладонь.
Леандер мягко сбил его с ног:
- Я забыл тебе сказать: некоторое время не делай резких движений. Запомнил?
- Да, ублюдок.
- И не забывай, ты избран для эскадрона самоубийц. Однажды темной ночью ты услышишь голос. Быстро выпей чего-нибудь крепкого и делай то, что этот голос тебе велит.
- Я ведь могу и донести на тебя.
- Отличная шутка. Ты уже имеешь три третьих степени. Я - ни одной. Моя история будет так же доказательна, как и твоя, за исключением того, что на меня не заведено психодосье. Кому поверят?
- Ублюдок.
- Ты уже говорил это. Теперь давай для приличия прикроем плоть, которая доводит доминантш до секстаза.
Он помог Дайону встать:
- Я думаю, парень, ты оправился достаточно, чтобы идти самостоятельно. Но помни - теперь ты законспирированный повстанец. Ты можешь не услышать зова в продолжение нескольких недель. Если повезет - в течение нескольких лет. Но когда ты его получишь - ты будешь действовать со скоростью пять М. [М - число Маха, равное отношению скорости объекта в среде к скорости звука в той же среде. Здесь означает пятикратное превышение скорости звука] И помни также - время от времени партизаны должны проливать свою кровь.
- Кончай запугивать. Я очень стараюсь поверить, что ты сам веришь тому, что говоришь.
- Старайся сильнее, Дайон. В противном случае ты можешь так и умереть, смеясь. Притом - истерически.
Дайон положил кредитную карточку в свою сумку.
Тридцать пять тысяч минус семьсот пятьдесят. Обладание карточкой давало ему чувство полноценности существования. И безопасности.
Он мог бы улететь в Боготу или Самарканд и затаиться там до тех пор, пока все Леандеры в Лондоне не заработают свои анализы первой степени. Пока луна не перепрыгнет через всех коров, что правя этим миром жвачных животных. [Перифраз английской детской песенки]
Потом он подумал о Джуно. Подумал с неожиданной для него самого, не имеющей разумного объяснения любовью. Она доверила ему все свое состояние. Безмозглая сука.
- Один вопрос.
- Да, мистер Дайон?
- Ты сквайришь у домдока. Какие чувства ты к ней испытываешь? Леандер засмеялся:
- Ты сквайришь у офицера порядка. Какие чувства ты испытываешь к ней?
- Это не ответ.
- Это был всего лишь вопрос. Послушай, Дайон, каждая доминанта - это всего лишь лицо в толпе, а толпа, черт побери, слишком шумна и многолика. Прояви слабость к одной - и ты проявишь ее ко всем.
Дайон улыбнулся:
- Ну вот, мы уже пали до лозунгов. Обещаю тебе отличное утро. Прощай навеки. Леандер открыл дверь:
- Не бойся, что пропустишь вторую часть этого шоу. "Навеки" - гораздо короче, чем ты думаешь.
11
После ночи легких лесбийских проказ и случайных гетеросексуальных интерлюдий послы Соединенных Штатов Северной и Южной Америк, Ново-Советского Союза и Индокитайской Империи, вместе с проконсулом Великой Европейской Федерации и королевой Викторией Второй, протрезвев, сидели в личных Ее Величества покоях в Ново-Букингемском дворце и пили кофе с энергетическими булочками.
Виктория, все еще прекрасно выглядевшая в свои восемьдесят с лишним доминанта, тосковала. Королеве наскучило все: рутина монархии и государственных дел, прислуживавшие ей гуляки и инфры, перспектива прожить еще шестьдесят величественных лет и, в особенности, остатки дипломатического протокола, до сих пор, подобно путам средневековья, сильно стеснявшие ее существование.
- Дорогие мои, - сказала она, странно подражая языку и стилю дешевых романов конца двадцатого столетия, теперь снова входящих в моду, - дорогие мои, какого черта?
- Душечка, это утверждение или вопрос? - спросила посол Ново-Советского Союза. Анастасия - большеглазое, черноволосое, с упругим телом создание, которому было еще далеко до пятидесяти, исповедовала совершенно обезоруживающую и простую философию, что политика - это любовь, и, как следствие, посвятила все свои излишки сексуальной энергии заключению договоров и соглашений со всеми, с кем только можно.
- И то и другое, - сказала Виктория. - Мне скучно. Жизнь - это лента Мебиуса.
- Ваше Величество, - сказала Элеонора, - как насчет обеда в Белом Доме? Вы не были в Бразилии со времени коронации Президента. Кроме того, добавила она многозначительно, - там подают на десерт непревзойденную карамель.
Виктория покачала головой:
- Нас это не привлекает. - Потом, вспомнив, что американский посол очень чувствительная доминантша, добавила умиротворяюще:
- Простите, любовь моя. Я знаю, прием в Белом Доме - самое замечательное шоу на Земле, но я сейчас не в состоянии делать большие визиты. И к тому же не готова выдержать мегатонны рукопожатий и дать зацеловать руку до костей, прежде чем начнется пьянка. Надеюсь, Самми не ждет меня?
- Нет, Ваше Величество. Но королевские покои всегда наготове, и Президент просила меня повторить ее приглашение. Вы всегда могли бы принять его инкогнито.
Виктория мрачно рассмеялась:
- Я была инкогнито в Америке около пятнадцати лет назад. О Боже, все эти Дочери Реставрации, Девы Равнин, Голливудский Государственный Хор... Только не думайте, что мне вообще не нравятся такого сорта вещи, Элеонора. Это все вопрос настроения.
Джозефина, проконсул Великой Федерации, почесала ногу (тем самым привлекая внимание к тому, что какой-то писака назвал однажды самым большим сокровищем Франции), налила себе еще кофе и зевнула:
- Вы более чем правы, cherie. [Cherie (фр.) - дорогая] Все это вопрос настроения. И в этот последний день октября я в настроении сменить настроение... Требуется что-то новое. Странное, может быть, но новое.
Послу Индокитайской Империи вдруг пришла в голову идея:
- Я знаю, Вики. Позвольте мне позвонить домой и приказать заморозить пруды у Тадж-Махала. Мы можем вылететь туда сегодня пополудни. Зажарим быка и устроим старинную английскую вечеринку с катанием на коньках, с китайскими бумажными фонариками, вальсами Штрауса и двумя батальонами мужественных сикхов.
- Дорогая Индира, - сказала мягко королева, - вы слишком много читаете. К тому же у нас уже была индийская вечеринка - или Индонезийская? - дней десять назад. Но кое-что... здесь есть какой-то намек на идею. - Она снова повернулась к проконсулу Федерации. - Что вы сказали, любовь моя?
- Последний день октября.
- Ага, - воскликнула Виктория с триумфом. - Туз, король, дама, валет. Канун Дня Всех Святых. Я чувствовала, мое либидо подсказывает мне что-то. Старинный английский обычай! Мы устроим ведьмовский шабаш.
- Замечательно - в квадрате и в кубе, - сказала Элеонора.
- Канун Дня Всех Святых? - спросила Анастасия сомневающимся тоном.
- Да, канун Дня Всех Святых, - подтвердила королева с энтузиазмом. - У нас будут и ведьмы, и колдуны, и демоны, и дьяволы. У нас будут скелеты и девы, фейерверки и черная магия.
Потом, как будто что-то вспомнив, она добавила:
- Мы также пригласим палату общин, дипломатический корпус, корпус мира и главные гражданские службы. Список А, я думаю. Те, кто входит в список В, чертовски трудны в общении. И всем мы прикажем явиться с ракетными ранцами и на помелах. Ха, это будет отличный праздник, особенно если мы не пожалеем спиртного. - Она похлопала Анастасию по руке: - Будьте добры, нажмите кнопку вызова. Вы сидите ближе всех. Будет лучше сразу настроить слуг на что-то особенное.
Анастасия позвонила личному секретарю королевы. Индира, все еще слегка опечаленная тем, что Виктория отвергла идею с Тадж-Махалом, сказала немного обиженно:
- Но где же мы его проведем? Этот ведьмовский шабаш?
Виктория улыбнулась:
- Где же еще, как не в Стоунхендже, моя прекрасная коричневая бестия.
12
"В конце мира, - писал Дайон, - небо украло у розы кровавый цвет".
Он сомнамбулически посмотрел на свой старинный блокнот, пожевал кончик столетнего карандаша, затем рассеянно потянулся за бутылкой водки. Он не потрудился налить себе в стакан - просто поднес горлышко к губам и сделал большой глоток.
Через некоторое время он икнул и стал писать снова:
И там, где наступила тьма,
В пустом свете сумерек
Лежал белый остров,
Подобно шраму в темноте.
Он был неощутим.
Но обладал безмолвием
Последней болезни ночей.
Континенты мерцали.
Молчаливые берега разговаривали
Раздвоенными языками пламени
И подражали забытым птицам.
Последовала еще одна длительная пауза и еще одна консультация с бутылкой водки. Наконец на него снизошло вдохновение, и карандаш быстро зашуршал по страницам:
Ветер, задохнувшийся ветер
Слышал слишком много историй,
Чтобы сохранить их,
Оплаканных
И унесенных с планеты.
Поскольку только смерть
Торопится в каньоны,
Пещеры или долины,
Где не блеснет луч света.
В конце, после некоторого раздумья, он приписал: "Дайон Кэрн. 31 октября 2071 г.". Потом бросил карандаш и вновь потянулся к бутылке.
Джуно сидела за шахматной доской, подключенной к локальному компьютеру Лондона-Семь, располагавшемуся двести четырнадцатью этажами ниже, в основании башни. Машина одновременно играла двести семнадцать партий в обычные шахматы, пять - в трехмерные, восемнадцать - в го и десять - в хокусан. Кроме того, она управляла кондиционерами и высокоскоростными лифтами, обслуживала рестораны и жилые комнаты и, наконец, составляла отчеты о приходе и расходе энергии и воды для главного лондонского компьютера.
Джуно только что отпечатала свой семнадцатый ход. Она уже проиграла две пешки, и компьютер, скорее всего, должен был поставить ей мат - как обычно, не позже, чем на двадцать пятом ходу.
Она увидела, что Дайон кончил писать.
- Ну, как дела, любимый?
- Ужасно.
- Что ты пишешь?
- Сам не знаю.
- Не знаешь?
- Если тебе обязательно нужен ярлык, - сказал он раздраженно, - назови это: "Подстрочные Примечания к Монографии о Возможных Последствиях Армагеддона".
Компьютер ответил на ход Джуно так, как она и ожидала. Клетка R5 на доске загорелась ярким светом - машина взяла слона своим конем. Джуно смиренно сняла коня пешкой. Компьютер сдвоил ладьи.
Джуно снова повернулась к Дайону.
- Никакого Армагеддона не будет, - сказала она самоуверенным тоном, поскольку судьбы мира теперь по-настоящему зависят от женщин.
- Ты - безмозглая большегрудая сука.
Джуно поднялась с места, сообщив между делом компьютеру о своей сдаче, и встала перед Дайоном, уперев руки в бока:
- Никогда не говори мне таких слов, маленький трубадур. А не то я могу разорвать тебя пополам.
- Безмозглая большегрудая суха, - повторил он спокойно. - Стоупс побери, что понимаешь в судьбах мира ты, надменная корова?!
- Ты пытаешься уязвить меня?
- О, первый проблеск интеллекта в мастере секса... Никакого Армагеддона, сказала доминанта. И вот: ее изречение уже навеки занесено в скрижали. Темнота ты, моя дорогая, Армагеддон произошел давным-давно. Он начался голливудским мюзиклом под названием "Хиросима" и продолжался, когда узурпация женщинами мужских прав достигла кульминации. - Дайон снова икнул. - Да, в Хиросиме люди были сожжены. Но оставшихся, Стоупс побери, заморозили заживо, когда вы, бесплодные утробы, начали балдеть от пилюль.
- Мне кажется, я должна заказать для тебя немного кофе, - ответила Джуно с достоинством.
- Пожалуйста. Это только доказывает ограниченность твоего воображения.
Джуно потеряла терпение и бросилась на него через всю комнату. Дайон встретил ее тем, что, как он надеялся, было сокрушительным ударом в солнечное сплетение. С Джуно этот номер не проходил никогда. Она перехватила его руку и, добавив к ее движению свой рывок, одновременно с этим отступила на шаг в сторону. Дайон перекувырнулся через кровать.
- Давай, попробуй еще, плейбой, - сказала она насмешливо.
С яростным рычанием Дайон прыгнул через кровать.
Джуно достала его снова. Он упал. Его начало рвать.
- Малыш, - забормотала она, баюкая его голову, - о, мой маленький потерянный малыш, что с тобой?
- Жизнь, - ответил он, после того как смог свободно вздохнуть. - Жизнь и водка. Поэзия и безнадежность... Прости, бесплодная утроба, но это неотделимо от меня.
- Почитай мне свою поэму, пожалуйста.
- Для этого слишком мало времени. Кисмет [Судьба, рок (тюрк.)], в лице королевских посланников, зовет нас в Стоунхендж.
- Виктория может подождать. К тому же я сомневаюсь, что мы должны быть ей представлены. Как-никак я всего лишь служащая второй категории. Почитай мне свою поэму.
Дайон взял лист бумаги:
- Она тебе не понравится.
- Почитай ее, пожалуйста.
- Ты не поймешь ее. Будь я проклят, если и сам ее понимаю.
- Прочти.
Когда он закончил, то с удивлением обнаружил, что Джуно плачет. Не было слышно ни звука, но слезы свободно стекали по ее лицу.
- Что это? - спросил он. - Конечно же не признание гения в период моего распада.
- Полюби меня, - взмолилась Джуно. - Ради Стоупса, полюби меня... Проклятье, как быстро уходит наше время.
Дайон потряс головой.
- Заруби себе на носу, амазонка, - сказал он. - Я буду делать это, когда сам захочу, а не когда захочешь ты.
13
С высоты пяти сотен футов Стоунхендж был похож на остатки некоего чудовищного рождественского торта. Всю его площадь покрывали высоченный прозрачный шатер, из вершины которого подымался в неподвижном воздухе мощный столб дыма - от сотен факелов и питаемого горючим газом костра. Мегалиты [Мегалиты - от греч. megas - большой и lithos - камень. Сооружения из больших блоков дикого или грубо обработанного камня. Стоунхендж имеет вид трех концентрических колец. Внешнее представляет собой ров к земляной вал, а два внутренних сложены из мегалитов] были покрыты листами радужной фольги, облегающей их поверхности так плотно, что металл и камень казались одним целым. Внутри большого круга, подобно колонии растревоженных муравьев, кипела толпа колдунов и ведьм. Сама Виктория, по всей видимости, еще не прибыла, поскольку королевского штандарта нигде видно не было.
Дайон и Джуно летели на двух разных помелах. На фоне проколотой звездами темноты их ночные летные комбинезоны слабо рдели зеленым светом. Ведьмовская шляпа Джуно съехала ей далеко на затылок, удерживаясь в этом положении только благодаря ленте, перекинутой через головной фонарь.
Притушив головные огни, чтобы не слишком слепить других гостей, доминанта и ее сквайр медленно летали по кругу над ареной празднества, и реактивные ранцы мягко посвистывали за их спинами.
И все же, глядя в окно, он увидел ответ - знамение, которое, крутясь и переворачиваясь, падало с серого утреннего неба.
Все происходило медленно, как во сне, и в продолжение напрягшихся перед ударом о землю секунд у Дайона оказалось достаточно времени, чтобы определить пол падающего тела. Это была доминанта - гладкая и грациозная, как тюлень, в своем облегающем черном летном комбинезоне,
Он попытался разглядеть у нее на спине реактивный ранец - его не было. Он попытался разглядеть парашют - средство спасения на случай Остановки двигателя. Его не было тоже.
Должно быть, она поднялась над Лондоном и сознательно сбросила с себя свое снаряжение, чтобы насладиться этим своим последним долгим танцем-падением с неба на землю.
У него было достаточно времени, чтобы увидеть, что она и в самом деле танцует.
Это был танец смерти.
Ее тело беззвучно упало неподалеку от фонтана, спугнув тысячи голубей.
Никто ничего не заметил. Кроме Дайона Кэрна.
Никто не видел ни смертельного падения, ни облака взлетевших в овации голубей, ни кровавого месива на каменном ложе. Было слишком еще рано, чтобы это замечать.
Приглушенный колокольчик прозвенел где-то в обивке стула Дайона, и голос доминанты-индианки спокойно произнес:
- DQM, 17L, 85В. Пожалуйста, пройдите в комнату девять, коридор А. Ваша формула готова... Удачного приземления, сквайр.
Все еще продолжая пристально глядеть сквозь окно, Дайон поднялся с места. Несомненно, офицер порядка или просто случайный прохожий вскоре наткнется на останки и позаботится, чтобы их удалили.
- Не посылай никого узнавать, по ком звонит колокол, - пробормотал Дайон, - он всегда звонит по тебе и по мне [Измененная цитата из проповеди английского поэта и священника Джона Донна: "Нет Человека, который был бы как Остров, сам по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши, и, если Волной снесет в Море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет Край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе"].
Дайон направился к коридору А, не замечая, что его лицо мокро от слез.
10
Дозы жизни в пластиковых капсулах располагались на тележке маленькими аккуратными рядами. Их содержимое кодировалось цветными метами. Они напоминали морские раковины в изображении художника-сюрреалиста.
Медбрат оказался ровесником Дайона, плюс-минус десяток лет. В эпоху инъекций жизни никогда нельзя точно определить возраст человека.
- Дайон Кэрн?
- Он самый.
- Плюхай сюда свое драгоценное тело, приятель. - Медбрат показал на вделанную в стену кушетку. - Разоблачайся - и брякайся сюда. Тащить время вспять - довольно утомительная штука.
Дайон стянул свою тунику и лег.
Медбрат зевнул:
- А где запись с твоими данными?
Дайон показал на столик, на котором он оставил тонкий кусок пластика, полученный от индианки-регистраторши.
- Я бросил ее среди морских ракушек... Неужели мужчинам еще разрешают здесь работать? Медбрат тонко улыбнулся ему:
- Я сквайр при очень высокопоставленной докторше, Диоджин. Поэтому, в виде исключения разумеется, мне позволено продлевать эту пытку другим.
Он взял пластинку с данными, сунул ее в щель маленького декодера, вмонтированного в стену, и стал считывать полученную информацию. Потом издал какой-то неодобрительный звук:
- Три третьих степени. Ты, оказывается, непослушный мальчик. В следующий раз схлопочешь вторую.
- Если следующий раз будет.
- Следующий раз есть всегда. А теперь давай начнем с основных инъекций, чтобы прекратить дрожь.
- Я не дрожу, - сказал Дайон.
- Ты дрожал. И еще будешь дрожать.
Медбрат выбрал пять зеленых капсул, ловко прикрепил по одной из них к каждой ноге Дайона и каждой его руке, а последний, оставшийся, поместил ему на грудь повыше сердца.
- Моя фамилия Смит - факт, который тебя вряд ли заинтересует. Звать Леандер. Ты должен знать, кого проклинать, когда заработаешь свою первую степень.
- Не выводи меня из себя, - сказал Дайон раздраженно. - Я только что видел, как доминанта покончила с собой, и сейчас не в настроении для обмена колкостями. Запрограммируй инъекции и заткни фонтан.
Леандер Смит улыбнулся:
- Спокойствие, Дайон, mon ami. Ты, может быть, еще захочешь отбросить свое здравомыслие прочь. В этом случае неплохо было бы взглянуть на игровое табло... Тебе действительно нравится жить в этом мире, управляемом доминантами?
- Не слишком.
- А ты не думал, что мог бы внести свой небольшой вклад в регресс человечества, если бы все твои жизненные соки не были высосаны этими большегрудыми суками с большим IQ, огромным аппетитом, низкой моралью и монополией на деньги?
- Кончай это и начинай инъекции. - Дайон чувствовал странную усталость.
- Принимаю выговор. - Леандер Смит нажал кнопку, и пульт управления убрался в стену позади головы пациента. Дайон услышал щелканье переключателей, и почти немедленно появилось ощущение короткого жжения в левой ноге. Потом такое же ощущение появилось в правой ноге, в обеих руках и, наконец, в груди.
Тем временем Леандер Смит стал прикреплять серию желтых капсул к различным частям его тела. Работая, он продолжал говорить:
- Я Мефистофель, Дайон. Некие ублюдочные жиганы послали меня соблазнить тебя. Только, Стоупс ради, не думай, что это шутка. Комната не оборудована подслушивающими устройствами. А если бы и так, мне терять гораздо больше, чем тебе.
Эйфория, всегда сопровождающая первые инъекции, начала оказывать свое действие.
- Что за бредовую чепуху ты несешь? - пьяно спросил Дайон.
- Восстание, - ответил Леандер, - сексуальная анархия. Всеобщее избирательное право для мужчин. Для доминант - материнство и все виды унижений. Ты, я и еще несколько других болезненных психов сами их назначим. Живи сегодня, получай свою первую степень завтра - вот наш девиз. Хочешь присоединиться? Это действительно увлекательная штука.
Дайон лежал на вделанной в стену скамье, обнаженный, с зелеными и желтыми зарядами жизни, прикрепленными повсюду к его телу, и ждал, когда Леандер повернет переключатель на управляющем пульте. Зуд и покалывание начались снова. Дайон почувствовал, что совершенно опьянел.
- Ты что - ввел мне дозу хэппиленда? - спросил он подозрительно.
- Не могу скрыть от тебя правду. Да, дорогой друг моей юности, кроме инъекций жизни, я вкатил тебе еще и дозу наркотика. Так нам обоим будет легче.
- Дурацкий шутник, - пробормотал Дайон. - Я разобью твою самодовольную улыбающуюся харю.
- Попробуй, - ответил Леандер, - все возможно в этом лучшем из возможных кошмаров.
Дайон попытался встать. Комната начала вращаться, и он упал на спину.
- Шут, - пробормотал он слабо, - ублюдок, шут гороховый. Подожди немного, я... подожди, подожди... - Дайон непроизвольно начал хихикать.
Леандер продолжал невозмутимо прикреплять к его телу серию голубых зарядов.
- Послушай, хмельная башка. Я протрезвлю тебя после того, как закончу свою речь. Но пока, позволь моим словам пройти сквозь канализацию между твоими ушами. Ты уже схлопотал три третьих степени - так что, ясное дело, не являешься лучшим из лучших. Долгая жалкая жизнь, а в конце смерть - вот твой жребий. Так умри с пользой, дружище. Присоединяйся к Потерянному Легиону. Мы гарантируем, что ты сможешь прихватить с собой на тот свет несколько доминант.
Дайон икнул:
- Потерянный Легион. Потрясный Потерянный Легион... Что за дурацкая шутка, мой дорогой Иуда? Леандер был изумлен:
- Это отличный новый каламбур, парень. Но не позволяй ему взорвать твои мысли. Я согласен назвать Потерянный Легион иначе. Скажем, Мужским Меньшинством. Пусть это будет его nom de guerre [Боевая кличка солдата при поступлении в наемные войска (фр.)]. Мы - всего лишь группа незаурядных парней, которые полны решимости взорвать большегрудых или взорваться [Непереводимая игра слов. Bust - 1) разжаловать, обанкротиться, 2) женская грудь] самим. Я ясно выражаюсь?
- Ясно и прозрачно... Свергнуть доминант и возвыситься самим.
- Да, в первом приближении. Хочешь играть с нами?
- Где я должен подписаться?
- Нигде. Мы сами позовем тебя. В свое время. Это один из способов вербовки. - Он вернулся к пульту управления и включил голубые заряды. Дайон почувствовал себя так, словно его конечности, независимо от тела и не в такт друг другу, начали танцевать что-то вроде фанданго. Туловище же только слегка колебалось, как змея, которую бьют судороги.
- Вся штука в том, - продолжал Леандер, - что мы - партизаны. Мы должны быть ими. Нас не достаточно много для того, чтобы поднять настоящее восстание.
- Не партизаны вы, а обыкновенные гориллы [Игра слов. Guerilla партизан, повстанец; gorilla - горилла], - поправил его Дайон бесцветным голосом.
- Нет. Всего лишь человекообразные повстанцы, со всеми заблуждениями и иллюзиями, присущими мужчинам. Где ты живешь, повстанец?
- В тюрьме, именуемой Лондон-Семь.
- И при ком же ты там состоишь в сквайрах?
- Джуно Локк, бесплодная амазонка.
- Кто она?
- Офицер порядка, надзирающая над обезьяньими самками и запуганными лизоблюдами.
- Что за великолепное приобретение! И, ради Стоупс, прекрати говорить иносказаниями. Это не хэппиленд. Нет никакого хэппиленда. Это всего лишь пьяная эйфория.
- Пьяная эйфория, я люблю тебя, - заявил Дайон торжественно.
- Заткнись, болтун, - сказал Леандер, прикрепляя красные заряды, содержащие в себе последнюю серию инъекций жизни. - Этот окончательный залп заставит тебя немного протрезветь.
Он подошел к пульту и включил все красные заряды одновременно.
Дайон застонал, задрожал и упал в обморок. Когда он очнулся, все весело раскрашенные ракушки уже были убраны и Леандер растирал его какой-то бесцветной жидкостью, которая жгла, охлаждала, успокаивала и взбадривала одновременно.
- Ну вот, я и пережил это, - сказал Дайон неуверенно.
- Может быть. Ты помнишь, что произошло?
Они посмотрели друг на друга. С яростным криком Дайон вскочил со скамьи - руки подняты, кулаки похожи на молот Тора - и почувствовал на лице чужую ладонь.
Леандер мягко сбил его с ног:
- Я забыл тебе сказать: некоторое время не делай резких движений. Запомнил?
- Да, ублюдок.
- И не забывай, ты избран для эскадрона самоубийц. Однажды темной ночью ты услышишь голос. Быстро выпей чего-нибудь крепкого и делай то, что этот голос тебе велит.
- Я ведь могу и донести на тебя.
- Отличная шутка. Ты уже имеешь три третьих степени. Я - ни одной. Моя история будет так же доказательна, как и твоя, за исключением того, что на меня не заведено психодосье. Кому поверят?
- Ублюдок.
- Ты уже говорил это. Теперь давай для приличия прикроем плоть, которая доводит доминантш до секстаза.
Он помог Дайону встать:
- Я думаю, парень, ты оправился достаточно, чтобы идти самостоятельно. Но помни - теперь ты законспирированный повстанец. Ты можешь не услышать зова в продолжение нескольких недель. Если повезет - в течение нескольких лет. Но когда ты его получишь - ты будешь действовать со скоростью пять М. [М - число Маха, равное отношению скорости объекта в среде к скорости звука в той же среде. Здесь означает пятикратное превышение скорости звука] И помни также - время от времени партизаны должны проливать свою кровь.
- Кончай запугивать. Я очень стараюсь поверить, что ты сам веришь тому, что говоришь.
- Старайся сильнее, Дайон. В противном случае ты можешь так и умереть, смеясь. Притом - истерически.
Дайон положил кредитную карточку в свою сумку.
Тридцать пять тысяч минус семьсот пятьдесят. Обладание карточкой давало ему чувство полноценности существования. И безопасности.
Он мог бы улететь в Боготу или Самарканд и затаиться там до тех пор, пока все Леандеры в Лондоне не заработают свои анализы первой степени. Пока луна не перепрыгнет через всех коров, что правя этим миром жвачных животных. [Перифраз английской детской песенки]
Потом он подумал о Джуно. Подумал с неожиданной для него самого, не имеющей разумного объяснения любовью. Она доверила ему все свое состояние. Безмозглая сука.
- Один вопрос.
- Да, мистер Дайон?
- Ты сквайришь у домдока. Какие чувства ты к ней испытываешь? Леандер засмеялся:
- Ты сквайришь у офицера порядка. Какие чувства ты испытываешь к ней?
- Это не ответ.
- Это был всего лишь вопрос. Послушай, Дайон, каждая доминанта - это всего лишь лицо в толпе, а толпа, черт побери, слишком шумна и многолика. Прояви слабость к одной - и ты проявишь ее ко всем.
Дайон улыбнулся:
- Ну вот, мы уже пали до лозунгов. Обещаю тебе отличное утро. Прощай навеки. Леандер открыл дверь:
- Не бойся, что пропустишь вторую часть этого шоу. "Навеки" - гораздо короче, чем ты думаешь.
11
После ночи легких лесбийских проказ и случайных гетеросексуальных интерлюдий послы Соединенных Штатов Северной и Южной Америк, Ново-Советского Союза и Индокитайской Империи, вместе с проконсулом Великой Европейской Федерации и королевой Викторией Второй, протрезвев, сидели в личных Ее Величества покоях в Ново-Букингемском дворце и пили кофе с энергетическими булочками.
Виктория, все еще прекрасно выглядевшая в свои восемьдесят с лишним доминанта, тосковала. Королеве наскучило все: рутина монархии и государственных дел, прислуживавшие ей гуляки и инфры, перспектива прожить еще шестьдесят величественных лет и, в особенности, остатки дипломатического протокола, до сих пор, подобно путам средневековья, сильно стеснявшие ее существование.
- Дорогие мои, - сказала она, странно подражая языку и стилю дешевых романов конца двадцатого столетия, теперь снова входящих в моду, - дорогие мои, какого черта?
- Душечка, это утверждение или вопрос? - спросила посол Ново-Советского Союза. Анастасия - большеглазое, черноволосое, с упругим телом создание, которому было еще далеко до пятидесяти, исповедовала совершенно обезоруживающую и простую философию, что политика - это любовь, и, как следствие, посвятила все свои излишки сексуальной энергии заключению договоров и соглашений со всеми, с кем только можно.
- И то и другое, - сказала Виктория. - Мне скучно. Жизнь - это лента Мебиуса.
- Ваше Величество, - сказала Элеонора, - как насчет обеда в Белом Доме? Вы не были в Бразилии со времени коронации Президента. Кроме того, добавила она многозначительно, - там подают на десерт непревзойденную карамель.
Виктория покачала головой:
- Нас это не привлекает. - Потом, вспомнив, что американский посол очень чувствительная доминантша, добавила умиротворяюще:
- Простите, любовь моя. Я знаю, прием в Белом Доме - самое замечательное шоу на Земле, но я сейчас не в состоянии делать большие визиты. И к тому же не готова выдержать мегатонны рукопожатий и дать зацеловать руку до костей, прежде чем начнется пьянка. Надеюсь, Самми не ждет меня?
- Нет, Ваше Величество. Но королевские покои всегда наготове, и Президент просила меня повторить ее приглашение. Вы всегда могли бы принять его инкогнито.
Виктория мрачно рассмеялась:
- Я была инкогнито в Америке около пятнадцати лет назад. О Боже, все эти Дочери Реставрации, Девы Равнин, Голливудский Государственный Хор... Только не думайте, что мне вообще не нравятся такого сорта вещи, Элеонора. Это все вопрос настроения.
Джозефина, проконсул Великой Федерации, почесала ногу (тем самым привлекая внимание к тому, что какой-то писака назвал однажды самым большим сокровищем Франции), налила себе еще кофе и зевнула:
- Вы более чем правы, cherie. [Cherie (фр.) - дорогая] Все это вопрос настроения. И в этот последний день октября я в настроении сменить настроение... Требуется что-то новое. Странное, может быть, но новое.
Послу Индокитайской Империи вдруг пришла в голову идея:
- Я знаю, Вики. Позвольте мне позвонить домой и приказать заморозить пруды у Тадж-Махала. Мы можем вылететь туда сегодня пополудни. Зажарим быка и устроим старинную английскую вечеринку с катанием на коньках, с китайскими бумажными фонариками, вальсами Штрауса и двумя батальонами мужественных сикхов.
- Дорогая Индира, - сказала мягко королева, - вы слишком много читаете. К тому же у нас уже была индийская вечеринка - или Индонезийская? - дней десять назад. Но кое-что... здесь есть какой-то намек на идею. - Она снова повернулась к проконсулу Федерации. - Что вы сказали, любовь моя?
- Последний день октября.
- Ага, - воскликнула Виктория с триумфом. - Туз, король, дама, валет. Канун Дня Всех Святых. Я чувствовала, мое либидо подсказывает мне что-то. Старинный английский обычай! Мы устроим ведьмовский шабаш.
- Замечательно - в квадрате и в кубе, - сказала Элеонора.
- Канун Дня Всех Святых? - спросила Анастасия сомневающимся тоном.
- Да, канун Дня Всех Святых, - подтвердила королева с энтузиазмом. - У нас будут и ведьмы, и колдуны, и демоны, и дьяволы. У нас будут скелеты и девы, фейерверки и черная магия.
Потом, как будто что-то вспомнив, она добавила:
- Мы также пригласим палату общин, дипломатический корпус, корпус мира и главные гражданские службы. Список А, я думаю. Те, кто входит в список В, чертовски трудны в общении. И всем мы прикажем явиться с ракетными ранцами и на помелах. Ха, это будет отличный праздник, особенно если мы не пожалеем спиртного. - Она похлопала Анастасию по руке: - Будьте добры, нажмите кнопку вызова. Вы сидите ближе всех. Будет лучше сразу настроить слуг на что-то особенное.
Анастасия позвонила личному секретарю королевы. Индира, все еще слегка опечаленная тем, что Виктория отвергла идею с Тадж-Махалом, сказала немного обиженно:
- Но где же мы его проведем? Этот ведьмовский шабаш?
Виктория улыбнулась:
- Где же еще, как не в Стоунхендже, моя прекрасная коричневая бестия.
12
"В конце мира, - писал Дайон, - небо украло у розы кровавый цвет".
Он сомнамбулически посмотрел на свой старинный блокнот, пожевал кончик столетнего карандаша, затем рассеянно потянулся за бутылкой водки. Он не потрудился налить себе в стакан - просто поднес горлышко к губам и сделал большой глоток.
Через некоторое время он икнул и стал писать снова:
И там, где наступила тьма,
В пустом свете сумерек
Лежал белый остров,
Подобно шраму в темноте.
Он был неощутим.
Но обладал безмолвием
Последней болезни ночей.
Континенты мерцали.
Молчаливые берега разговаривали
Раздвоенными языками пламени
И подражали забытым птицам.
Последовала еще одна длительная пауза и еще одна консультация с бутылкой водки. Наконец на него снизошло вдохновение, и карандаш быстро зашуршал по страницам:
Ветер, задохнувшийся ветер
Слышал слишком много историй,
Чтобы сохранить их,
Оплаканных
И унесенных с планеты.
Поскольку только смерть
Торопится в каньоны,
Пещеры или долины,
Где не блеснет луч света.
В конце, после некоторого раздумья, он приписал: "Дайон Кэрн. 31 октября 2071 г.". Потом бросил карандаш и вновь потянулся к бутылке.
Джуно сидела за шахматной доской, подключенной к локальному компьютеру Лондона-Семь, располагавшемуся двести четырнадцатью этажами ниже, в основании башни. Машина одновременно играла двести семнадцать партий в обычные шахматы, пять - в трехмерные, восемнадцать - в го и десять - в хокусан. Кроме того, она управляла кондиционерами и высокоскоростными лифтами, обслуживала рестораны и жилые комнаты и, наконец, составляла отчеты о приходе и расходе энергии и воды для главного лондонского компьютера.
Джуно только что отпечатала свой семнадцатый ход. Она уже проиграла две пешки, и компьютер, скорее всего, должен был поставить ей мат - как обычно, не позже, чем на двадцать пятом ходу.
Она увидела, что Дайон кончил писать.
- Ну, как дела, любимый?
- Ужасно.
- Что ты пишешь?
- Сам не знаю.
- Не знаешь?
- Если тебе обязательно нужен ярлык, - сказал он раздраженно, - назови это: "Подстрочные Примечания к Монографии о Возможных Последствиях Армагеддона".
Компьютер ответил на ход Джуно так, как она и ожидала. Клетка R5 на доске загорелась ярким светом - машина взяла слона своим конем. Джуно смиренно сняла коня пешкой. Компьютер сдвоил ладьи.
Джуно снова повернулась к Дайону.
- Никакого Армагеддона не будет, - сказала она самоуверенным тоном, поскольку судьбы мира теперь по-настоящему зависят от женщин.
- Ты - безмозглая большегрудая сука.
Джуно поднялась с места, сообщив между делом компьютеру о своей сдаче, и встала перед Дайоном, уперев руки в бока:
- Никогда не говори мне таких слов, маленький трубадур. А не то я могу разорвать тебя пополам.
- Безмозглая большегрудая суха, - повторил он спокойно. - Стоупс побери, что понимаешь в судьбах мира ты, надменная корова?!
- Ты пытаешься уязвить меня?
- О, первый проблеск интеллекта в мастере секса... Никакого Армагеддона, сказала доминанта. И вот: ее изречение уже навеки занесено в скрижали. Темнота ты, моя дорогая, Армагеддон произошел давным-давно. Он начался голливудским мюзиклом под названием "Хиросима" и продолжался, когда узурпация женщинами мужских прав достигла кульминации. - Дайон снова икнул. - Да, в Хиросиме люди были сожжены. Но оставшихся, Стоупс побери, заморозили заживо, когда вы, бесплодные утробы, начали балдеть от пилюль.
- Мне кажется, я должна заказать для тебя немного кофе, - ответила Джуно с достоинством.
- Пожалуйста. Это только доказывает ограниченность твоего воображения.
Джуно потеряла терпение и бросилась на него через всю комнату. Дайон встретил ее тем, что, как он надеялся, было сокрушительным ударом в солнечное сплетение. С Джуно этот номер не проходил никогда. Она перехватила его руку и, добавив к ее движению свой рывок, одновременно с этим отступила на шаг в сторону. Дайон перекувырнулся через кровать.
- Давай, попробуй еще, плейбой, - сказала она насмешливо.
С яростным рычанием Дайон прыгнул через кровать.
Джуно достала его снова. Он упал. Его начало рвать.
- Малыш, - забормотала она, баюкая его голову, - о, мой маленький потерянный малыш, что с тобой?
- Жизнь, - ответил он, после того как смог свободно вздохнуть. - Жизнь и водка. Поэзия и безнадежность... Прости, бесплодная утроба, но это неотделимо от меня.
- Почитай мне свою поэму, пожалуйста.
- Для этого слишком мало времени. Кисмет [Судьба, рок (тюрк.)], в лице королевских посланников, зовет нас в Стоунхендж.
- Виктория может подождать. К тому же я сомневаюсь, что мы должны быть ей представлены. Как-никак я всего лишь служащая второй категории. Почитай мне свою поэму.
Дайон взял лист бумаги:
- Она тебе не понравится.
- Почитай ее, пожалуйста.
- Ты не поймешь ее. Будь я проклят, если и сам ее понимаю.
- Прочти.
Когда он закончил, то с удивлением обнаружил, что Джуно плачет. Не было слышно ни звука, но слезы свободно стекали по ее лицу.
- Что это? - спросил он. - Конечно же не признание гения в период моего распада.
- Полюби меня, - взмолилась Джуно. - Ради Стоупса, полюби меня... Проклятье, как быстро уходит наше время.
Дайон потряс головой.
- Заруби себе на носу, амазонка, - сказал он. - Я буду делать это, когда сам захочу, а не когда захочешь ты.
13
С высоты пяти сотен футов Стоунхендж был похож на остатки некоего чудовищного рождественского торта. Всю его площадь покрывали высоченный прозрачный шатер, из вершины которого подымался в неподвижном воздухе мощный столб дыма - от сотен факелов и питаемого горючим газом костра. Мегалиты [Мегалиты - от греч. megas - большой и lithos - камень. Сооружения из больших блоков дикого или грубо обработанного камня. Стоунхендж имеет вид трех концентрических колец. Внешнее представляет собой ров к земляной вал, а два внутренних сложены из мегалитов] были покрыты листами радужной фольги, облегающей их поверхности так плотно, что металл и камень казались одним целым. Внутри большого круга, подобно колонии растревоженных муравьев, кипела толпа колдунов и ведьм. Сама Виктория, по всей видимости, еще не прибыла, поскольку королевского штандарта нигде видно не было.
Дайон и Джуно летели на двух разных помелах. На фоне проколотой звездами темноты их ночные летные комбинезоны слабо рдели зеленым светом. Ведьмовская шляпа Джуно съехала ей далеко на затылок, удерживаясь в этом положении только благодаря ленте, перекинутой через головной фонарь.
Притушив головные огни, чтобы не слишком слепить других гостей, доминанта и ее сквайр медленно летали по кругу над ареной празднества, и реактивные ранцы мягко посвистывали за их спинами.