Они глядели на крошечное тельце, и их слезы капали на маленькое и такое серьезное лицо. Капали, смешиваясь воедино - приветствие и благословение. И прощание. Первое и последнее, которое ему суждено увидеть в этом мире.
- Пожалуй, я пойду к Мэри, - наконец, сказал Том. - Я ей сейчас нужен. Очень нужен.
- Том, - начал Авери и умолк, не зная, что сказать.
И как ни странно, но это Том начал утешать его.
- Ричард, - мягко сказал он. - Ты можешь ничего не говорить. Я все и так знаю. Он принадлежал бы нам всем. Теперь так будет всегда. Что бы с нами ни случилось... Я пойду к Мэри. Все будет хорошо, - и с этими словами он скрылся в палатке.
Авери нежно завернул младенца. Тот все еще был теплый - тепло жестокой иллюзии жизни.
25
Авери похоронил мертвого ребенка только под утро. Барбара не позволила ему покинуть лагерь ночью.
До утра никто не спал. Мэри чувствовала себя лучше, чем они смели надеяться. Но горе опустошило ее, она лежала молча, не плача, холодная и безучастная. Сердце ее превратилось в лед и как Том ни старался, ему не удавалось его растопить. Так оно теперь и будет, не навсегда, но пока само время не исцелит эту рану, след от которой останется с Мэри до конца жизни...
На рассвете Авери вышел из лагеря, взяв с собой томагавк и остывший сверток умерших надежд. Он не стал далеко отходить от лагеря. Он дошел до ручья, где они каждый день набирали воду, и выбрал высокое дерево большое и хорошо заметное. У самой воды стояло как раз такое, как ему хотелось.
- Здесь ему понравится, - как последний дурак, думал Авери. - В тени от жаркого солнца, около бегущей воды... Здесь ему не будет слишком одиноко - мы будем приходить сюда каждый день.
Затем, положив кулек с тельцем на землю, он начал томагавком рыть могилку между корнями.
Наконец ямка была достаточно глубокой. Он положил младенца, все еще завернутого в одну из рубашек Тома, в теплую землю. Теплую, теплее, чем его остывшее мертвое тело.
Авери никогда особенно не верил в Бога. Но сейчас он не мог не высказать накопившиеся у него в душе чувства. И пусть его никто не слышит. Слова сами по себе являлись своего рода погребальной церемонией. Все, что он мог предложить...
- Здесь, - тихо и твердо начал он, - я предаю земле этого мира часть тех, кого я люблю, часть нашей Земли. Если бы этот ребенок остался жив, этот мир стал бы его родиной. Он стал бы, вполне возможно, первым представителем разумной расы, родившимся на этой планете... Но точно я этого не знаю. Я так многого не знаю... Я не знаю даже, зачем нас Привезли сюда с Земли, и зачем Бог (если Бог существует) отказал этому младенцу в праве на существование... Но зато я знаю, что этими похоронами мы связываем себя с этим миром нерушимыми узами. В этом мире теперь лежит наша часть. Часть двух человеческих существ, научившихся делить радость и вынужденных теперь делить горе. Их мертворожденное дитя самой природой вещей теперь обогатит мир, в который мы когда-то пришли без всякого приглашения. Теперь с этой землей нас связывает нечто глубоко личное... Мне больше нечего сказать, ведь я не знаю, что еще здесь можно сказать. Разве что... Во имя Тома и Мэри, Барбары и меня... Аминь.
Опечаленный и несколько удивленный своими собственными мыслями, Авери начал засыпать маленькую могилку. Затем, пригладив холмик, он вернулся в лагерь.
Он шел, а его сознание упражнялось в странной, нелепой арифметике. Один - Том ранен; два - Барбара похищена; три - как следствие погиб ребенок. Один, два, три. Интересно, какими станут четыре, пять и шесть? В какую сумму они сложатся? Один - Том ранен; два - Барбара похищена; три как следствие погиб ребенок...
Ребенок погиб. Это важно. Ведь теперь они ждали еще одного ребенка. Неужели и ему придется испытывать ненужные, совершенно ненужные опасности еще до своего рождения... да и после него? Должен ли он учиться жить со страхом, которого не сможет понять?
Ранним утром, идя по хорошо знакомой ему тропинке, Авери нашел ответ на свой вопрос...
Завтрак прошел в унылом, печальном молчании. Мэри уже могла ходить, но предпочитала оставаться в палатке: глядя в пространство, отказываясь от еды. Все остальные, однако, очень хотели есть. Они обижались на свой голод, с негодованием глядели на еду, и тем не менее ели с отменным аппетитом. Каким-то образом - странная химия души и тела - горе заставляло их есть. И они ели, чтобы отвлечься. Но этого было недостаточно.
Авери смотрел на Барбару, словно она вдруг стала ему чужой. На какое-то время ему придется видеть в ней совершенно постороннюю женщину. Ему ведь надо было кое-что сделать. И сделать это он должен был в одиночку.
- Как тебе кажется, - неожиданно спросил он у Тома, - ты сможешь поднять один из этих камней? - Авери показывал на булыжники, сложенные по периметру лагеря на случай осады.
- Я могу не только поднять его, - ответил Том, приподняв брови, - но и кинуть. Мое правое плечо не пострадало.
- Давай посмотрим, как это у тебя получится.
Том выбрал один из камней.
- Как ты хочешь - чтобы я сбил один из кокосов с вон той пальмы?
- Просто брось как можно дальше.
Благодаря тому, что скала значительно возвышалась над землей, Том сумел закинуть камень почти на тридцать ярдов. При этом он, правда, поморщился от боли.
Однако Авери казался довольным.
- А ты, - он повернулся к Барбаре. - Можешь так?
- Сейчас не время для игр, Ричард.
- Это не игра. Кинь, попробуй.
Барбара ухитрилась зашвырнуть камень ярдов на десять дальше, чем Том.
- Совсем неплохо, - похвалил Авери. - Если кто-нибудь вознамерится напасть на Лагерь Два, вы двое вполне сможете развлечь их некоторое время... если, конечно, не забудете уворачиваться от копий.
- Мне вовсе не улыбается заработать еще одну дырку, - мрачно заметил Том. - Ну, у нас в запасе есть револьвер и есть ты. Так что если они попытаются взять лагерь штурмом... как бы я хотел, чтобы они попробовали!.. С их стороны это будет форменное самоубийство.
- У вас не будет револьвера, - покачал головой Авери, - и не будет меня. Во всяком случае, на несколько часов... И меня сейчас интересует не то, сможете вы устроить здесь побоище или нет, а ваша способность просто держать оборону.
- Мы сможем обороняться, - Том уже все понял. - Если надо... Но почему бы тебе не подождать пару дней...
- Боюсь, от выжидания станет только хуже, - прервал его Авери.
- Ричард, - Барбара все еще ни о чем не догадывалась, - ты же не собираешься снова пойти на охоту? И именно сегодня! Мы же только что вернулись, и у нас достаточно мяса, и мы не должны дать Мэри почувствовать...
- С Мэри все будет в порядке, - мягко остановил ее Том. - Не волнуйся, Барбара. Пока что Ричард проявил себя настоящим молодцом. Он знает, что делает.
И все равно Барбара не понимала, о чем они говорят.
- Милый, ты все равно не должен...
- Убивать? - резко спросил Авери. - Я тоже так когда-то полагал. Но с позавчерашнего для я больше не цивилизованный человек. Если ничего не изменится, мы так и будем жить в постоянном страхе. Если ничего не предпринимать, завтра то, что случилось с Томом, случится со мной... Да, я боюсь, и готов в этом признаться... Но даже если ничего и не произойдет, страх все равно останется. Ты ждешь ребенка. Мне не хочется, чтобы с тобой произошло то же, что и с Мэри.
- Полностью согласен, - вставил Том. - Между прочим, мне только что пришло в голову, что у них, вполне возможно, есть нечто похожее на наш пугач.
- Ну, и большой им удачи, - мрачно ответил Авери. - Я не какой-нибудь там благородный герой и не придаю большого значения средневековым принципам рыцарства. Я вовсе не собираюсь никого вызывать на дуэль... Тот, кто засунул нас сюда, похоже, старался уравнять наши шансы... Ну и пошел он ко всем чертям! Если уж мне приходится драться, так лучше я буду сражаться максимально эффективно. Никакого ненужного геройства... обычное чистое убийство, без всякого риска.
- Знаешь, приятель, - сказал Том, пытаясь пошутить, - чем дальше, тем больше мне становится ясно, что школьное воспитание не пошло тебе на пользу... чему я очень рад.
- Милый, - прошептала Барбара. - Ты только возвращайся... просто вернись, и все.
Авери поцеловал ее.
- Присматривай за Мэри, - попросил он. - Скажи ей, что я отправился на охоту... - он криво ухмыльнулся. - Так оно, в общем-то, и есть контроль численности паразитов, только называется красиво.
Он взял с собой заряженный револьвер и еще двенадцать патронов про запас. А еще - томагавк и нож. Барбара проводила его до деревьев, но он уже не смог поцеловать ее на прощание. Он только обнял ее. Он уже начал себя ненавидеть, начинал чувствовать себя оскверненным своими собственными мыслями и жгучей, нестерпимой жаждой мести.
Ему и в самом деле не терпелось поскорее рассчитаться с золотыми людьми. И это его даже немного пугало. Лежащий в кармане револьвер ритмично бил его по бедру, словно наделенный своим собственным сознанием. Порой Авери даже казалось, что это револьвер ведет его куда-то...
Теперь Авери знал, куда ему идти. Он торопился. Он рассчитывал добраться до вражеского лагеря (как это просто - думать о золотых людях как о врагах!) меньше, чем за два часа.
Но тут с ним начало происходить нечто странное. Нечто, не предвещающее ничего хорошего. Дважды он упал, зацепившись за выступающие из земли корни. Потом налетел на небольшую семейку носорогоподобиых, и ему принялось сделать изрядный крюк. С одним носорогоподобным он не стал бы особенно церемониться, но пять сразу заставляли проявить осторожность.
В конце концов он вышел к ручью, питающему водой ров лагеря золотых людей. Вышел - это не совсем то слово. Он просто-напросто в него свалился. Он шел слишком близко к краю, мягкая земля обвалилась, и он с плеском рухнул в воду. Когда же он встал на ноги, то тут же заметил какое-то движение на противоположном берегу ручья. И сразу вслед за этим - короткий всплеск. Авери торопливо выбрался обратно на берег. Разочарованный "крокодил" с ленивым видом стал плавать взад-вперед, косясь на перепуганного Авери немигающим холодным взглядом.
Только пройдя еще милю, Авери обнаружил, что потерял револьвер. Высказав в недвусмысленных выражениях все, что он думает по этому поводу, Авери вернулся обратно к ручью. "Крокодил" все еще плавал, а на том берегу лежала полусъеденная туша какого-то, теперь уже непонятно какого именно, животного (То ли Авери раньше ее не заметил, то ли тогда ее здесь еще не было).
Пришлось Авери удовольствоваться осмотром берега возле воды. Револьвера он так и не нашел. Он попытался отогнать "крокодила", швыряясь в него камнями, но тот не только не испугался, а похоже, наоборот, решил, что это такая новая игра.
В конце концов Авери сдался.
Револьвер он потерял. Теперь у него остались только нож и томагавк. Разумнее всего было бы вернуться в Лагерь Два. После всего случившегося любой нормальный человек понял бы, что не может закончиться добром то, что началось при столь неблагоприятных обстоятельствах. Но Авери больше не мог считаться нормальным человеком. Он был одержим мыслью об убийстве.
Он проклял "крокодила". Он проклял револьвер. Он проклял золотых людей и двинулся дальше. Через полчаса он добрался до их лагеря.
Подобравшись поближе, он следил за лагерем, как ему казалось, несколько часов, а в действительности - едва ли несколько минут. Лагерь не подавал признаков жизни. Даже костер не горел. Значит - никого нет дома.
Авери еще немного подождал, чтобы убедиться окончательно. Наконец его терпение лопнуло. Переносной мост лежал перекинутый через ров, и Авери смело шагнул прямо к нему.
Он увидел домик, на порог которого он швырнул охапку горящей травы и веток. Дверной проем немного обгорел, но в целом строение не пострадало. Авери огляделся, ничего не понимая. И вдруг он услышал какой-то звук и понял, что в лагере все-таки кто-то есть.
Звук доносился из второго, неповрежденного домика. Это был тихий стон. Авери на цыпочках подкрался к входу и замер, прислушиваясь. Через несколько секунд раздался новый стон. Трудно сказать, кто его издавал мужчина или женщина.
Авери не мог вынести неизвестности. Он уже начинал думать, что этот стон может звучать только в его воображении. Подняв томагавк над головой, он внезапно прыгнул в домик.
И замер. А жажда крови, которая его сюда привела, пропала, словно ее никогда и не было.
На своего рода кровати перед ним лежала женщина. Та самая, что спасла его жизнь, получив в живот предназначавшийся ему удар копья. В руке она держала маленький темный тусклый предмет, по форме напоминавший яйцо, со странной изогнутой ручкой. Острие яйца было направлено прямо на него. В самой середине этого предмета что-то блестело. Или это Авери только казалось...
На бинтах, туго перетягивавших живот Злитри, расплывалось темно-красное пятно.
Они смотрели друг другу в глаза, а потом она опять застонала. Теперь перед ним была не прежняя сильная и самоуверенная золотая женщина, а лишь ее тень, ослабевшая от потери крови, измученная болью и одиночеством. Злитри умирала.
Авери ничего о ней не знал, кроме того, что она умирает. Он вспомнил, зачем сюда пришел, и ему стало стыдно.
Медленно он положил на землю нож и томагавк. Похожее на яйцо устройство следило за каждым его движением.
- Злитри, - сказал он. - Мне жаль, что все так получилось.
Он шагнул к ней. На конце яйца на мгновение вспыхнула яркая точка, и Авери почувствовал жжение. Но огонек угас, и жжение прекратилось. Она положила устройство себе на грудь.
И улыбнулась.
Авери подошел и встал на колени рядом с ней.
- Ре-чар, - сказала она. - Ре-чар.
Авери взял яйцеобразное оружие (а это, несомненно, было оружие) из ее рук и отложил в сторону. Он коснулся ее ладони.
"О Боже, - думал он. - Почему мы не можем говорить друг с другом? Почему я не могу ее утешить? Почему я не могу сказать ей хотя бы пустые, ничего не значащие слова? Если бы не она, Ричард Авери уже лежал бы в земле. О Боже! Зачем, почему, откуда эти преграды... глупые, ненужные преграды разных языков, разделяющие нас?"
"Бога не существует, - зло думал он. - Бога нет, потому что ребенок умер. Потому что женщина умирает, а мы, те, кто остался, собираемся перебить друг друга, словно взбесившиеся животные. Какое отношение Бог имеет к нашей судьбе? Нет другого бога, кроме жизни. Жизнь - вот единственная святая вещь на всем белом свете. И когда она уходит - это смерть Бога".
Она снова застонала.
- Ри-чар!
Она вцепилась в его руку. В ее голосе звучала мольба. Она могла произнести только его имя, но глаза были красноречивее всяких слов.
Вспомнив сделанный ею когда-то знак, Авери коснулся кончиками пальцев ее лба, потом своего.
- Дорогая Злитри, - прошептал он. - Дорогой враг. Дорогой друг. Почему... почему, черт возьми, мы не можем жить в мире? Но сейчас тебе не до пустых разговоров... Ты знаешь, хотя мы и принадлежим к разным народам, вы кажетесь нам красивыми. Мы ненавидели вас и восторгались вами. Вы, наверно, презирали нас и, возможно, несколько недооценивали... Но не будем об этом. Мне хочется помочь тебе. Ты была такой гордой, такой прекрасной... Как бы я хотел тебе помочь...
- Ри-чар!
Это ел крик, усталый крик, вырванный из усталого тела. Злитри корчилась от боли и, однако, едва могла пошевелить руками.
- Ри-чар!
Она показала на устройство, которое он взял из ее рук.
Авери все понял. Ему показалось, что понял, и он осторожно вложил устройство в ее руки.
Она пыталась удержать яйцо, повернув его острие к своей груди. Она дважды попробовала это сделать, и дважды яйцо выпадало из ее дрожащих рук. Тогда она попросила о помощи.
Она попросила не словами и даже не взглядом. Как-то иначе, преодолев пропасть непонимания, разделяющую их расы.
Авери кивнул и ласково поцеловал ее в лоб. Она едва заметно, из последних сил, улыбнулась в ответ, и Авери понял, что он ее не обидел.
Взяв оружие, Авери осторожно вложил его в слабеющие руки Злитри. Помог ей найти указательным пальцем кнопку в основании ручки, направить острие на ее грудь.
- Злитри, - прошептал он. - Спи спокойно, милая моя.
Она нажала на кнопку. Вспышка. Беззвучная стрела ослепительного света проколола ее грудь, оставив после себя крошечное отверстие.
Она глубоко вздохнула, словно в удовлетворении, и замерла. Злитри была мертва.
Авери глядел на ее тело, словно загипнотизированный. Лишь через несколько минут он вернулся к жизни, к суровой реальности бытия. Его мозг снова начал работать.
Если Злитри оставалась в лагере одна, то вовсе не потому, что сразу все ее соплеменники отправились на охоту. Они просто не могли быть такими бесчувственными! А если они не на охоте и раз их нет дома, значит... значит, черт подери, они затеяли нечто действительно важное. Ответ был очевиден. Схватив свое оружие, Авери бросился наружу.
Он уже выбежал из домика, когда внезапно ему в голову пришла новая мысль. Он замер как вкопанный, потом вернулся обратно. Подойдя к бездыханному телу Злитри, он взял из ее рук оружие и положил к себе в карман. Он аккуратно сложил ее руки, закрыл ей глаза. Ему хотелось сделать для нее еще что-то... как ему этого хотелось! Но ничего другого он сделать не мог. Совсем ничего.
Он вышел из домика и швырнул оружие в ров. Затем бегом пересек мост.
"Пожалуйста, - шептал он, проносясь мимо деревьев, через заросли высокой травы, сквозь густые кусты. - Пожалуйста, Боже, дай мне успеть вовремя!"
Он пытался представить, что могло сейчас твориться в Лагере Два. Потом он пытался не представлять себе этого. Каким же круглым идиотом он был, решив отомстить именно сегодня! "Великие, тупые, кровожадные умы все думают одинаково", - с горечью шептал он. Он и золотые люди наверняка прошли совсем близко друг от друга, каждый нацеленный на свое собственное отмщение.
И словно в наказание за глупость, он заставил свои ноги бежать еще быстрее. Как можно быстрее. На пределе возможного. Действительно на пределе. Только когда он упал, попытался встать и снова упал, Авери понял, что ему придется некоторое время идти шагом. "В любом случае, - с горечью говорил он сам себе, - что толку будет, если я примчусь в Лагерь Два на последнем издыхании?"
Но вскоре он снова перешел на бег. В конце концов он заставил себя бежать шагов сто, а потом столько же идти шагом. Бег, ходьба...
До Лагеря Два оставалось еще, наверно, около мили, когда Авери заметил над лесом столб дыма. Он загнал себя до состояния, когда уже не мог ясно соображать. Он сделал еще рывок и понял, что теперь-то уж точно ему придется идти шагом. И не каких-то там сто шагов, а гораздо больше. В любом случае будет чертовски неприятно (как раз то, чего он заслуживает) нос к носу столкнуться с золотыми людьми. Он должен сначала разобраться, что к чему. Пульс уже не так безумно стучал в его висках, к мыслям понемногу возвращалась привычная ясность, и Авери задумался о столбе дыма. Больно уж он густой - слишком густой для обычного костра.
К нему вернулась осторожность. Стараясь держаться в тени деревьев, Авери крался вперед.
Вскоре он узнал, что это за дым. Штурмом Лагерь Два взять было практически невозможно. И поэтому золотые люди, атакуя его, одновременно пытались предать лагерь огню. Двое мужчин обменивались с защитниками лагеря градом камней (копья они явно приберегали для рукопашной схватки), а женщина с расстояния в пятьдесят ярдов осыпала лагерь горящими стрелами.
Представшее перед глазами Авери зрелище являло собой нечто одновременно страшное и абсурдное, комедийное даже и тем не менее вполне смертоносное. Комедия и кошмар, слитые воедино. Детская мечта о приключениях. Но только здесь игра шла на полном серьезе. И после ее окончания никто не принесет чай с пирожными для усталых участников. Только смерть или увечье для проигравших.
Женщина, от которой Авери отделяло всего каких-то двадцать ярдов, методично стреляла из арбалета. Она стояла спиной к Авери, одну за другой поджигая обмотанные чем-то стрелы в пламени маленького костерка.
Одна из палаток лагеря исчезла - видимо, сгорела дотла. Другая пылала, и кто-то, похоже, Мэри, тщетно пытался сбить пламя. Двое других, очевидно, Том и Барбара, пытались держать нападающих на расстоянии, бросаясь тяжелыми булыжниками. Один из золотых мужчин все время пытался подобраться к скале поближе, чтобы на нее забраться, а второй его прикрывал. Пока что, не считая сгоревших палаток, атакующие ничего не добились. Но, возможно, битва продолжалась не так уж и долго. И, однако, будь Лагерь Два расположен на уровне земли, все уже было бы кончено.
Авери набрал побольше воздуху и, подняв томагавк, прыгнул к женщине. Он запросто мог ее убить. Углубившись в свое занятие, она даже не слышала его приближения.
Он мог запросто ее убить. Томагавк уже опускался на ее голову, когда перед его мысленным взором встала Злитри. Он вновь увидел ее великолепное, сильное тело. Увидел его, искореженное смертью.
Он не мог убить.
Вместо этого он всем своим весом обрушился на женщину, сбив ее с ног. Со всей силы он ударил ее ребром ладони по шее.
Схватив ее арбалет, он одним ударом томагавка перерубил его пополам. Он даже не повернулся посмотреть, как чувствует себя его жертва. Она кашляла, стонала, плакала - все сразу. При этом, судя по звукам, ее рвало. На некоторое время она выведена из строя.
Вскочив с земли, Авери посмотрел на скалу. Том и Барбара, уворачиваясь от камней, пытались помешать одному из золотых мужчин обойти их с тыла.
Это зрелище придало Авери новые силы. Подняв над головой томагавк, он с леденящим кровь воплем, перешедшим в звериный рев, ринулся на ближайшего противника.
Мужчина в изумлении обернулся. Реакция у него оказалась отличной. Выронив из рук камни, он одним движением поднял два копья, лежавшие у его ног.
Авери был от него в пятнадцати ярдах. Мужчина метнул копье, а Авери свой томагавк. Копье прошло мимо, но и Авери промахнулся.
Крепко сжав в руке нож, Авери перешел в атаку. Его противник поднял копье, и по выражению его лица Авери понял, что теперь-то тот не промахнется.
Но вдруг выражение торжества сменилось гримасой боли и бесконечного удивления. Мужчина зашатался. Копье выпало из его руки в тот самый миг, как Авери вонзил нож в золотое тело прямо под ребра.
Мужчина рухнул вперед, чуть не сбив Авери с ног. И только тут землянин увидел торчащий у него из спины другой томагавк - любимый томагавк Тома.
Авери огляделся. Все кругом замерло. Все кругом стало вдруг неподвижным, словно на фотографии. В нескольких ярдах от него женщина наконец-то сумела сесть, опираясь руками о землю, чтобы не упасть. На вершине скалы замерла Барбара с колом от палатки в руках. У подножия скалы, словно куча старого тряпья, лежал Том. Второй золотой мужчина отступил на несколько шагов. На его лице застыло удивленное выражение. Он явно не верил своим глазам.
И вдруг все вновь пришло в движение. Мужчина настороженно начал отступать в сторону женщины, чьи стоны внезапно заглушил пронзительный визг Мэри и вдохновенная ругань Тома. Барбара с мрачным видом все так же держала свой кол, и лишь мужчина у ног Авери не шевелился.
Авери подошел к Тому. Но тот, несмотря на падение с десятифутовой высоты и незажившую рану в плече, уже поднимался на ноги.
- Ты видел этот бросок? - прохрипел он.
- Том, ради Бога! Ты цел?
- Ко всем чертям! Разумеется, нет. У меня все еще есть дырка в плече, в которую можно засунуть сигару. Об этом мы поплачем чуть позже... Ты видел мой бросок, Ричард? Я врезал этому типу прямо в самую серединку! И сам свалился за борт, но это того стоило.
Он попытался встать на левую ногу и с внезапным криком снова сел на землю.
- Теперь, похоже, я себе еще что-то повредил, - сказал он. - Посмотри на них, Ричард. Посмотри на эту расу господ.
Мэри и Барбара что-то кричали, но Том явно их не слышал.
Золотые люди, те двое, что еще остались в живых, обратились в бегство. Мужчина почти тащил на себе женщину. Они хромали по берегу, каждую секунду ожидая погони, надеясь, что успеют добраться до сомнительного убежища лесной чащи.
Авери вздохнул.
- Ты полагаешь, я должен...
- Нет, - покачал головой Том, великодушный в своей победе. - Пусть себе идут. У них, бедняг, теперь свои проблемы... Мне почему-то кажется, что они не вернутся. Их гордость и так преизрядно пострадала... Знаешь, Ричард, - он пошевелил ногой и поморщился от боли, - все это и в самом деле начинает походить на игру - конец света, и конец партии.
26
Во всем мире была только тьма..
Тьма, и ничего кроме тьмы, и страшное, бесконечное великолепие звезд.
Он подплыл к солнцу, и солнце родило планеты. Одна из них была белой от облаков, голубой и зеленой от океанов, красной, и коричневой, и желтой от островов.
- Это дом, - прозвучал голос. - Это сад. Это мир, в котором вы будете жить, и вырастете, и узнаете, и поймете. Здесь вы откроете для себя многое, но, конечно, не все. Это место, где есть жизнь. Оно принадлежит вам.
Голос казался ласковым, но он эхом отдавался в продуваемых всеми ветрами коридорах столетий. Его шепот, был как гром... И этот гром до основания потряс его спящий разум.
Сквозь звезды ему навстречу плыла Кристина. И звезды вокруг превратились в осенние листья - красные, желтые, коричневые.
- Где бы ты ни был, - прошептала Кристина, - что бы ты ни делал, милый мой, я часть тебя. Из нашей любви ты сумел создать нечто новое. Ты заставил ее сиять. Ты дал ей свободу... Теперь она - твоя любовь. Обними ее покрепче, обними нас обеих...
Он хотел что-то сказать, но не было слов. Кристина, далекая и прекрасная, растаяла в темноте, словно снежинка на ладони, словно умирающий светлячок....
- Пожалуй, я пойду к Мэри, - наконец, сказал Том. - Я ей сейчас нужен. Очень нужен.
- Том, - начал Авери и умолк, не зная, что сказать.
И как ни странно, но это Том начал утешать его.
- Ричард, - мягко сказал он. - Ты можешь ничего не говорить. Я все и так знаю. Он принадлежал бы нам всем. Теперь так будет всегда. Что бы с нами ни случилось... Я пойду к Мэри. Все будет хорошо, - и с этими словами он скрылся в палатке.
Авери нежно завернул младенца. Тот все еще был теплый - тепло жестокой иллюзии жизни.
25
Авери похоронил мертвого ребенка только под утро. Барбара не позволила ему покинуть лагерь ночью.
До утра никто не спал. Мэри чувствовала себя лучше, чем они смели надеяться. Но горе опустошило ее, она лежала молча, не плача, холодная и безучастная. Сердце ее превратилось в лед и как Том ни старался, ему не удавалось его растопить. Так оно теперь и будет, не навсегда, но пока само время не исцелит эту рану, след от которой останется с Мэри до конца жизни...
На рассвете Авери вышел из лагеря, взяв с собой томагавк и остывший сверток умерших надежд. Он не стал далеко отходить от лагеря. Он дошел до ручья, где они каждый день набирали воду, и выбрал высокое дерево большое и хорошо заметное. У самой воды стояло как раз такое, как ему хотелось.
- Здесь ему понравится, - как последний дурак, думал Авери. - В тени от жаркого солнца, около бегущей воды... Здесь ему не будет слишком одиноко - мы будем приходить сюда каждый день.
Затем, положив кулек с тельцем на землю, он начал томагавком рыть могилку между корнями.
Наконец ямка была достаточно глубокой. Он положил младенца, все еще завернутого в одну из рубашек Тома, в теплую землю. Теплую, теплее, чем его остывшее мертвое тело.
Авери никогда особенно не верил в Бога. Но сейчас он не мог не высказать накопившиеся у него в душе чувства. И пусть его никто не слышит. Слова сами по себе являлись своего рода погребальной церемонией. Все, что он мог предложить...
- Здесь, - тихо и твердо начал он, - я предаю земле этого мира часть тех, кого я люблю, часть нашей Земли. Если бы этот ребенок остался жив, этот мир стал бы его родиной. Он стал бы, вполне возможно, первым представителем разумной расы, родившимся на этой планете... Но точно я этого не знаю. Я так многого не знаю... Я не знаю даже, зачем нас Привезли сюда с Земли, и зачем Бог (если Бог существует) отказал этому младенцу в праве на существование... Но зато я знаю, что этими похоронами мы связываем себя с этим миром нерушимыми узами. В этом мире теперь лежит наша часть. Часть двух человеческих существ, научившихся делить радость и вынужденных теперь делить горе. Их мертворожденное дитя самой природой вещей теперь обогатит мир, в который мы когда-то пришли без всякого приглашения. Теперь с этой землей нас связывает нечто глубоко личное... Мне больше нечего сказать, ведь я не знаю, что еще здесь можно сказать. Разве что... Во имя Тома и Мэри, Барбары и меня... Аминь.
Опечаленный и несколько удивленный своими собственными мыслями, Авери начал засыпать маленькую могилку. Затем, пригладив холмик, он вернулся в лагерь.
Он шел, а его сознание упражнялось в странной, нелепой арифметике. Один - Том ранен; два - Барбара похищена; три - как следствие погиб ребенок. Один, два, три. Интересно, какими станут четыре, пять и шесть? В какую сумму они сложатся? Один - Том ранен; два - Барбара похищена; три как следствие погиб ребенок...
Ребенок погиб. Это важно. Ведь теперь они ждали еще одного ребенка. Неужели и ему придется испытывать ненужные, совершенно ненужные опасности еще до своего рождения... да и после него? Должен ли он учиться жить со страхом, которого не сможет понять?
Ранним утром, идя по хорошо знакомой ему тропинке, Авери нашел ответ на свой вопрос...
Завтрак прошел в унылом, печальном молчании. Мэри уже могла ходить, но предпочитала оставаться в палатке: глядя в пространство, отказываясь от еды. Все остальные, однако, очень хотели есть. Они обижались на свой голод, с негодованием глядели на еду, и тем не менее ели с отменным аппетитом. Каким-то образом - странная химия души и тела - горе заставляло их есть. И они ели, чтобы отвлечься. Но этого было недостаточно.
Авери смотрел на Барбару, словно она вдруг стала ему чужой. На какое-то время ему придется видеть в ней совершенно постороннюю женщину. Ему ведь надо было кое-что сделать. И сделать это он должен был в одиночку.
- Как тебе кажется, - неожиданно спросил он у Тома, - ты сможешь поднять один из этих камней? - Авери показывал на булыжники, сложенные по периметру лагеря на случай осады.
- Я могу не только поднять его, - ответил Том, приподняв брови, - но и кинуть. Мое правое плечо не пострадало.
- Давай посмотрим, как это у тебя получится.
Том выбрал один из камней.
- Как ты хочешь - чтобы я сбил один из кокосов с вон той пальмы?
- Просто брось как можно дальше.
Благодаря тому, что скала значительно возвышалась над землей, Том сумел закинуть камень почти на тридцать ярдов. При этом он, правда, поморщился от боли.
Однако Авери казался довольным.
- А ты, - он повернулся к Барбаре. - Можешь так?
- Сейчас не время для игр, Ричард.
- Это не игра. Кинь, попробуй.
Барбара ухитрилась зашвырнуть камень ярдов на десять дальше, чем Том.
- Совсем неплохо, - похвалил Авери. - Если кто-нибудь вознамерится напасть на Лагерь Два, вы двое вполне сможете развлечь их некоторое время... если, конечно, не забудете уворачиваться от копий.
- Мне вовсе не улыбается заработать еще одну дырку, - мрачно заметил Том. - Ну, у нас в запасе есть револьвер и есть ты. Так что если они попытаются взять лагерь штурмом... как бы я хотел, чтобы они попробовали!.. С их стороны это будет форменное самоубийство.
- У вас не будет револьвера, - покачал головой Авери, - и не будет меня. Во всяком случае, на несколько часов... И меня сейчас интересует не то, сможете вы устроить здесь побоище или нет, а ваша способность просто держать оборону.
- Мы сможем обороняться, - Том уже все понял. - Если надо... Но почему бы тебе не подождать пару дней...
- Боюсь, от выжидания станет только хуже, - прервал его Авери.
- Ричард, - Барбара все еще ни о чем не догадывалась, - ты же не собираешься снова пойти на охоту? И именно сегодня! Мы же только что вернулись, и у нас достаточно мяса, и мы не должны дать Мэри почувствовать...
- С Мэри все будет в порядке, - мягко остановил ее Том. - Не волнуйся, Барбара. Пока что Ричард проявил себя настоящим молодцом. Он знает, что делает.
И все равно Барбара не понимала, о чем они говорят.
- Милый, ты все равно не должен...
- Убивать? - резко спросил Авери. - Я тоже так когда-то полагал. Но с позавчерашнего для я больше не цивилизованный человек. Если ничего не изменится, мы так и будем жить в постоянном страхе. Если ничего не предпринимать, завтра то, что случилось с Томом, случится со мной... Да, я боюсь, и готов в этом признаться... Но даже если ничего и не произойдет, страх все равно останется. Ты ждешь ребенка. Мне не хочется, чтобы с тобой произошло то же, что и с Мэри.
- Полностью согласен, - вставил Том. - Между прочим, мне только что пришло в голову, что у них, вполне возможно, есть нечто похожее на наш пугач.
- Ну, и большой им удачи, - мрачно ответил Авери. - Я не какой-нибудь там благородный герой и не придаю большого значения средневековым принципам рыцарства. Я вовсе не собираюсь никого вызывать на дуэль... Тот, кто засунул нас сюда, похоже, старался уравнять наши шансы... Ну и пошел он ко всем чертям! Если уж мне приходится драться, так лучше я буду сражаться максимально эффективно. Никакого ненужного геройства... обычное чистое убийство, без всякого риска.
- Знаешь, приятель, - сказал Том, пытаясь пошутить, - чем дальше, тем больше мне становится ясно, что школьное воспитание не пошло тебе на пользу... чему я очень рад.
- Милый, - прошептала Барбара. - Ты только возвращайся... просто вернись, и все.
Авери поцеловал ее.
- Присматривай за Мэри, - попросил он. - Скажи ей, что я отправился на охоту... - он криво ухмыльнулся. - Так оно, в общем-то, и есть контроль численности паразитов, только называется красиво.
Он взял с собой заряженный револьвер и еще двенадцать патронов про запас. А еще - томагавк и нож. Барбара проводила его до деревьев, но он уже не смог поцеловать ее на прощание. Он только обнял ее. Он уже начал себя ненавидеть, начинал чувствовать себя оскверненным своими собственными мыслями и жгучей, нестерпимой жаждой мести.
Ему и в самом деле не терпелось поскорее рассчитаться с золотыми людьми. И это его даже немного пугало. Лежащий в кармане револьвер ритмично бил его по бедру, словно наделенный своим собственным сознанием. Порой Авери даже казалось, что это револьвер ведет его куда-то...
Теперь Авери знал, куда ему идти. Он торопился. Он рассчитывал добраться до вражеского лагеря (как это просто - думать о золотых людях как о врагах!) меньше, чем за два часа.
Но тут с ним начало происходить нечто странное. Нечто, не предвещающее ничего хорошего. Дважды он упал, зацепившись за выступающие из земли корни. Потом налетел на небольшую семейку носорогоподобиых, и ему принялось сделать изрядный крюк. С одним носорогоподобным он не стал бы особенно церемониться, но пять сразу заставляли проявить осторожность.
В конце концов он вышел к ручью, питающему водой ров лагеря золотых людей. Вышел - это не совсем то слово. Он просто-напросто в него свалился. Он шел слишком близко к краю, мягкая земля обвалилась, и он с плеском рухнул в воду. Когда же он встал на ноги, то тут же заметил какое-то движение на противоположном берегу ручья. И сразу вслед за этим - короткий всплеск. Авери торопливо выбрался обратно на берег. Разочарованный "крокодил" с ленивым видом стал плавать взад-вперед, косясь на перепуганного Авери немигающим холодным взглядом.
Только пройдя еще милю, Авери обнаружил, что потерял револьвер. Высказав в недвусмысленных выражениях все, что он думает по этому поводу, Авери вернулся обратно к ручью. "Крокодил" все еще плавал, а на том берегу лежала полусъеденная туша какого-то, теперь уже непонятно какого именно, животного (То ли Авери раньше ее не заметил, то ли тогда ее здесь еще не было).
Пришлось Авери удовольствоваться осмотром берега возле воды. Револьвера он так и не нашел. Он попытался отогнать "крокодила", швыряясь в него камнями, но тот не только не испугался, а похоже, наоборот, решил, что это такая новая игра.
В конце концов Авери сдался.
Револьвер он потерял. Теперь у него остались только нож и томагавк. Разумнее всего было бы вернуться в Лагерь Два. После всего случившегося любой нормальный человек понял бы, что не может закончиться добром то, что началось при столь неблагоприятных обстоятельствах. Но Авери больше не мог считаться нормальным человеком. Он был одержим мыслью об убийстве.
Он проклял "крокодила". Он проклял револьвер. Он проклял золотых людей и двинулся дальше. Через полчаса он добрался до их лагеря.
Подобравшись поближе, он следил за лагерем, как ему казалось, несколько часов, а в действительности - едва ли несколько минут. Лагерь не подавал признаков жизни. Даже костер не горел. Значит - никого нет дома.
Авери еще немного подождал, чтобы убедиться окончательно. Наконец его терпение лопнуло. Переносной мост лежал перекинутый через ров, и Авери смело шагнул прямо к нему.
Он увидел домик, на порог которого он швырнул охапку горящей травы и веток. Дверной проем немного обгорел, но в целом строение не пострадало. Авери огляделся, ничего не понимая. И вдруг он услышал какой-то звук и понял, что в лагере все-таки кто-то есть.
Звук доносился из второго, неповрежденного домика. Это был тихий стон. Авери на цыпочках подкрался к входу и замер, прислушиваясь. Через несколько секунд раздался новый стон. Трудно сказать, кто его издавал мужчина или женщина.
Авери не мог вынести неизвестности. Он уже начинал думать, что этот стон может звучать только в его воображении. Подняв томагавк над головой, он внезапно прыгнул в домик.
И замер. А жажда крови, которая его сюда привела, пропала, словно ее никогда и не было.
На своего рода кровати перед ним лежала женщина. Та самая, что спасла его жизнь, получив в живот предназначавшийся ему удар копья. В руке она держала маленький темный тусклый предмет, по форме напоминавший яйцо, со странной изогнутой ручкой. Острие яйца было направлено прямо на него. В самой середине этого предмета что-то блестело. Или это Авери только казалось...
На бинтах, туго перетягивавших живот Злитри, расплывалось темно-красное пятно.
Они смотрели друг другу в глаза, а потом она опять застонала. Теперь перед ним была не прежняя сильная и самоуверенная золотая женщина, а лишь ее тень, ослабевшая от потери крови, измученная болью и одиночеством. Злитри умирала.
Авери ничего о ней не знал, кроме того, что она умирает. Он вспомнил, зачем сюда пришел, и ему стало стыдно.
Медленно он положил на землю нож и томагавк. Похожее на яйцо устройство следило за каждым его движением.
- Злитри, - сказал он. - Мне жаль, что все так получилось.
Он шагнул к ней. На конце яйца на мгновение вспыхнула яркая точка, и Авери почувствовал жжение. Но огонек угас, и жжение прекратилось. Она положила устройство себе на грудь.
И улыбнулась.
Авери подошел и встал на колени рядом с ней.
- Ре-чар, - сказала она. - Ре-чар.
Авери взял яйцеобразное оружие (а это, несомненно, было оружие) из ее рук и отложил в сторону. Он коснулся ее ладони.
"О Боже, - думал он. - Почему мы не можем говорить друг с другом? Почему я не могу ее утешить? Почему я не могу сказать ей хотя бы пустые, ничего не значащие слова? Если бы не она, Ричард Авери уже лежал бы в земле. О Боже! Зачем, почему, откуда эти преграды... глупые, ненужные преграды разных языков, разделяющие нас?"
"Бога не существует, - зло думал он. - Бога нет, потому что ребенок умер. Потому что женщина умирает, а мы, те, кто остался, собираемся перебить друг друга, словно взбесившиеся животные. Какое отношение Бог имеет к нашей судьбе? Нет другого бога, кроме жизни. Жизнь - вот единственная святая вещь на всем белом свете. И когда она уходит - это смерть Бога".
Она снова застонала.
- Ри-чар!
Она вцепилась в его руку. В ее голосе звучала мольба. Она могла произнести только его имя, но глаза были красноречивее всяких слов.
Вспомнив сделанный ею когда-то знак, Авери коснулся кончиками пальцев ее лба, потом своего.
- Дорогая Злитри, - прошептал он. - Дорогой враг. Дорогой друг. Почему... почему, черт возьми, мы не можем жить в мире? Но сейчас тебе не до пустых разговоров... Ты знаешь, хотя мы и принадлежим к разным народам, вы кажетесь нам красивыми. Мы ненавидели вас и восторгались вами. Вы, наверно, презирали нас и, возможно, несколько недооценивали... Но не будем об этом. Мне хочется помочь тебе. Ты была такой гордой, такой прекрасной... Как бы я хотел тебе помочь...
- Ри-чар!
Это ел крик, усталый крик, вырванный из усталого тела. Злитри корчилась от боли и, однако, едва могла пошевелить руками.
- Ри-чар!
Она показала на устройство, которое он взял из ее рук.
Авери все понял. Ему показалось, что понял, и он осторожно вложил устройство в ее руки.
Она пыталась удержать яйцо, повернув его острие к своей груди. Она дважды попробовала это сделать, и дважды яйцо выпадало из ее дрожащих рук. Тогда она попросила о помощи.
Она попросила не словами и даже не взглядом. Как-то иначе, преодолев пропасть непонимания, разделяющую их расы.
Авери кивнул и ласково поцеловал ее в лоб. Она едва заметно, из последних сил, улыбнулась в ответ, и Авери понял, что он ее не обидел.
Взяв оружие, Авери осторожно вложил его в слабеющие руки Злитри. Помог ей найти указательным пальцем кнопку в основании ручки, направить острие на ее грудь.
- Злитри, - прошептал он. - Спи спокойно, милая моя.
Она нажала на кнопку. Вспышка. Беззвучная стрела ослепительного света проколола ее грудь, оставив после себя крошечное отверстие.
Она глубоко вздохнула, словно в удовлетворении, и замерла. Злитри была мертва.
Авери глядел на ее тело, словно загипнотизированный. Лишь через несколько минут он вернулся к жизни, к суровой реальности бытия. Его мозг снова начал работать.
Если Злитри оставалась в лагере одна, то вовсе не потому, что сразу все ее соплеменники отправились на охоту. Они просто не могли быть такими бесчувственными! А если они не на охоте и раз их нет дома, значит... значит, черт подери, они затеяли нечто действительно важное. Ответ был очевиден. Схватив свое оружие, Авери бросился наружу.
Он уже выбежал из домика, когда внезапно ему в голову пришла новая мысль. Он замер как вкопанный, потом вернулся обратно. Подойдя к бездыханному телу Злитри, он взял из ее рук оружие и положил к себе в карман. Он аккуратно сложил ее руки, закрыл ей глаза. Ему хотелось сделать для нее еще что-то... как ему этого хотелось! Но ничего другого он сделать не мог. Совсем ничего.
Он вышел из домика и швырнул оружие в ров. Затем бегом пересек мост.
"Пожалуйста, - шептал он, проносясь мимо деревьев, через заросли высокой травы, сквозь густые кусты. - Пожалуйста, Боже, дай мне успеть вовремя!"
Он пытался представить, что могло сейчас твориться в Лагере Два. Потом он пытался не представлять себе этого. Каким же круглым идиотом он был, решив отомстить именно сегодня! "Великие, тупые, кровожадные умы все думают одинаково", - с горечью шептал он. Он и золотые люди наверняка прошли совсем близко друг от друга, каждый нацеленный на свое собственное отмщение.
И словно в наказание за глупость, он заставил свои ноги бежать еще быстрее. Как можно быстрее. На пределе возможного. Действительно на пределе. Только когда он упал, попытался встать и снова упал, Авери понял, что ему придется некоторое время идти шагом. "В любом случае, - с горечью говорил он сам себе, - что толку будет, если я примчусь в Лагерь Два на последнем издыхании?"
Но вскоре он снова перешел на бег. В конце концов он заставил себя бежать шагов сто, а потом столько же идти шагом. Бег, ходьба...
До Лагеря Два оставалось еще, наверно, около мили, когда Авери заметил над лесом столб дыма. Он загнал себя до состояния, когда уже не мог ясно соображать. Он сделал еще рывок и понял, что теперь-то уж точно ему придется идти шагом. И не каких-то там сто шагов, а гораздо больше. В любом случае будет чертовски неприятно (как раз то, чего он заслуживает) нос к носу столкнуться с золотыми людьми. Он должен сначала разобраться, что к чему. Пульс уже не так безумно стучал в его висках, к мыслям понемногу возвращалась привычная ясность, и Авери задумался о столбе дыма. Больно уж он густой - слишком густой для обычного костра.
К нему вернулась осторожность. Стараясь держаться в тени деревьев, Авери крался вперед.
Вскоре он узнал, что это за дым. Штурмом Лагерь Два взять было практически невозможно. И поэтому золотые люди, атакуя его, одновременно пытались предать лагерь огню. Двое мужчин обменивались с защитниками лагеря градом камней (копья они явно приберегали для рукопашной схватки), а женщина с расстояния в пятьдесят ярдов осыпала лагерь горящими стрелами.
Представшее перед глазами Авери зрелище являло собой нечто одновременно страшное и абсурдное, комедийное даже и тем не менее вполне смертоносное. Комедия и кошмар, слитые воедино. Детская мечта о приключениях. Но только здесь игра шла на полном серьезе. И после ее окончания никто не принесет чай с пирожными для усталых участников. Только смерть или увечье для проигравших.
Женщина, от которой Авери отделяло всего каких-то двадцать ярдов, методично стреляла из арбалета. Она стояла спиной к Авери, одну за другой поджигая обмотанные чем-то стрелы в пламени маленького костерка.
Одна из палаток лагеря исчезла - видимо, сгорела дотла. Другая пылала, и кто-то, похоже, Мэри, тщетно пытался сбить пламя. Двое других, очевидно, Том и Барбара, пытались держать нападающих на расстоянии, бросаясь тяжелыми булыжниками. Один из золотых мужчин все время пытался подобраться к скале поближе, чтобы на нее забраться, а второй его прикрывал. Пока что, не считая сгоревших палаток, атакующие ничего не добились. Но, возможно, битва продолжалась не так уж и долго. И, однако, будь Лагерь Два расположен на уровне земли, все уже было бы кончено.
Авери набрал побольше воздуху и, подняв томагавк, прыгнул к женщине. Он запросто мог ее убить. Углубившись в свое занятие, она даже не слышала его приближения.
Он мог запросто ее убить. Томагавк уже опускался на ее голову, когда перед его мысленным взором встала Злитри. Он вновь увидел ее великолепное, сильное тело. Увидел его, искореженное смертью.
Он не мог убить.
Вместо этого он всем своим весом обрушился на женщину, сбив ее с ног. Со всей силы он ударил ее ребром ладони по шее.
Схватив ее арбалет, он одним ударом томагавка перерубил его пополам. Он даже не повернулся посмотреть, как чувствует себя его жертва. Она кашляла, стонала, плакала - все сразу. При этом, судя по звукам, ее рвало. На некоторое время она выведена из строя.
Вскочив с земли, Авери посмотрел на скалу. Том и Барбара, уворачиваясь от камней, пытались помешать одному из золотых мужчин обойти их с тыла.
Это зрелище придало Авери новые силы. Подняв над головой томагавк, он с леденящим кровь воплем, перешедшим в звериный рев, ринулся на ближайшего противника.
Мужчина в изумлении обернулся. Реакция у него оказалась отличной. Выронив из рук камни, он одним движением поднял два копья, лежавшие у его ног.
Авери был от него в пятнадцати ярдах. Мужчина метнул копье, а Авери свой томагавк. Копье прошло мимо, но и Авери промахнулся.
Крепко сжав в руке нож, Авери перешел в атаку. Его противник поднял копье, и по выражению его лица Авери понял, что теперь-то тот не промахнется.
Но вдруг выражение торжества сменилось гримасой боли и бесконечного удивления. Мужчина зашатался. Копье выпало из его руки в тот самый миг, как Авери вонзил нож в золотое тело прямо под ребра.
Мужчина рухнул вперед, чуть не сбив Авери с ног. И только тут землянин увидел торчащий у него из спины другой томагавк - любимый томагавк Тома.
Авери огляделся. Все кругом замерло. Все кругом стало вдруг неподвижным, словно на фотографии. В нескольких ярдах от него женщина наконец-то сумела сесть, опираясь руками о землю, чтобы не упасть. На вершине скалы замерла Барбара с колом от палатки в руках. У подножия скалы, словно куча старого тряпья, лежал Том. Второй золотой мужчина отступил на несколько шагов. На его лице застыло удивленное выражение. Он явно не верил своим глазам.
И вдруг все вновь пришло в движение. Мужчина настороженно начал отступать в сторону женщины, чьи стоны внезапно заглушил пронзительный визг Мэри и вдохновенная ругань Тома. Барбара с мрачным видом все так же держала свой кол, и лишь мужчина у ног Авери не шевелился.
Авери подошел к Тому. Но тот, несмотря на падение с десятифутовой высоты и незажившую рану в плече, уже поднимался на ноги.
- Ты видел этот бросок? - прохрипел он.
- Том, ради Бога! Ты цел?
- Ко всем чертям! Разумеется, нет. У меня все еще есть дырка в плече, в которую можно засунуть сигару. Об этом мы поплачем чуть позже... Ты видел мой бросок, Ричард? Я врезал этому типу прямо в самую серединку! И сам свалился за борт, но это того стоило.
Он попытался встать на левую ногу и с внезапным криком снова сел на землю.
- Теперь, похоже, я себе еще что-то повредил, - сказал он. - Посмотри на них, Ричард. Посмотри на эту расу господ.
Мэри и Барбара что-то кричали, но Том явно их не слышал.
Золотые люди, те двое, что еще остались в живых, обратились в бегство. Мужчина почти тащил на себе женщину. Они хромали по берегу, каждую секунду ожидая погони, надеясь, что успеют добраться до сомнительного убежища лесной чащи.
Авери вздохнул.
- Ты полагаешь, я должен...
- Нет, - покачал головой Том, великодушный в своей победе. - Пусть себе идут. У них, бедняг, теперь свои проблемы... Мне почему-то кажется, что они не вернутся. Их гордость и так преизрядно пострадала... Знаешь, Ричард, - он пошевелил ногой и поморщился от боли, - все это и в самом деле начинает походить на игру - конец света, и конец партии.
26
Во всем мире была только тьма..
Тьма, и ничего кроме тьмы, и страшное, бесконечное великолепие звезд.
Он подплыл к солнцу, и солнце родило планеты. Одна из них была белой от облаков, голубой и зеленой от океанов, красной, и коричневой, и желтой от островов.
- Это дом, - прозвучал голос. - Это сад. Это мир, в котором вы будете жить, и вырастете, и узнаете, и поймете. Здесь вы откроете для себя многое, но, конечно, не все. Это место, где есть жизнь. Оно принадлежит вам.
Голос казался ласковым, но он эхом отдавался в продуваемых всеми ветрами коридорах столетий. Его шепот, был как гром... И этот гром до основания потряс его спящий разум.
Сквозь звезды ему навстречу плыла Кристина. И звезды вокруг превратились в осенние листья - красные, желтые, коричневые.
- Где бы ты ни был, - прошептала Кристина, - что бы ты ни делал, милый мой, я часть тебя. Из нашей любви ты сумел создать нечто новое. Ты заставил ее сиять. Ты дал ей свободу... Теперь она - твоя любовь. Обними ее покрепче, обними нас обеих...
Он хотел что-то сказать, но не было слов. Кристина, далекая и прекрасная, растаяла в темноте, словно снежинка на ладони, словно умирающий светлячок....