Курочкин Максим. Кухня

 
   Медянкина (ставит диагноз). Дурак. Но – не очень.
   Повар Г.Ц. А что ж нам с ним делать?
   Новенький. Спрячьте меня. Я чувствую, он уже близко.
 
   Новенького прячут. Входит Хаген. Обходит молча по периметру кухню, останавливается перед Ленивцем.
 
   Хаген. Ты?
   Ленивец. Возможно. Смотря что – «я».
   Мама Валя (подходя с ложкой). Карлыч, попробуй на соль.
   Хаген (пробуя). Нормально. (Пауза.) Можно еще.
   Мама Валя (с фальшивым чувством). Как ты помог!
 
   Сделав Ленивцу знак «в случае чего – зови», Мама Валя возвращается на свое место.
 
   Хаген (Ленивцу). Рассказывай.
   Ленивец. О чем?
   Хаген. Рассказывай.
   Ленивец. Пожалуйста. Происхождение мое странное. Существуют разные версии…
   Хаген. Меня не волнует твое происхождение.
   Ленивец. Вот и зря. Мое происхождение – ключ ко всему… Не хотите о происхождении, давайте рассмотрим мое воспитание. Воспитанием моим занимались люди психически неустойчивые, ориентированные на грабеж и бесчинства…
   Хаген. Что ты делал в ее спальне?
   Ленивец. В чьей, простите, спальне?
 
   Хаген неодобрительно смотрит на подслушивающих людей кухни и шепчет что-то на ухо Ленивцу.
 
   Ленивец. Нет… Нет. Ну что вы… Нет, Хаген Карлович. Я, конечно, человек морали дохристианской, но чтобы с женой нашего короля, нашего солнца… Нет. Это вы меня с кем-то путаете. Да она и не в моем вкусе. Вот, я скорее с… (оглядывает контингент) Надькой забратаюсь. Надька, будем брататься?
   Уборщица. Кто ты такой, чтобы со мной брататься!? Ты мизинца моего не стоишь.
   Медянкина. Сдурела старуха.
   Ленивец. Видите, как получается, Хаген Карлович. А вы говорите – спальня. Не любят меня королевы. Не любят и все.
   Медянкина (игриво). Ну, это ты прибедняешься.
   Ленивец. Марина… Я о королевах говорю.
   Медянкина. Хаген Карлович, скажите ему… Работать мешает. Когда трезвый, так сюси-муси в полный рост: «прекрасная Медянкина, любезная Марина…» А как напьется, так только и может, что под сушилкой дрыхнуть. Рано, юноша, остыли к прекрасному.
 
   В ответ Ленивец только скалит зубы.
 
   Хаген. Я видел, как ты выбежал из спальни.
   Ленивец. Это был не я.
   Хаген. Я кричал тебе.
   Ленивец. Это вы не мне кричали.
   Хаген (закипая). Слушай, артист…
   Ленивец (перебивая). Да не артист я.
   Хаген (медленно). Мне сказал Гюнтер, что ты артист, значит будешь артистом.
   Ленивец. А если б он сказал вам, что я лошадь?
   Хаген. Если бы Гюнтер сказал мне, что ты лошадь, ты бы сейчас стоял в стойле.
   Ленивец. Вы себя сами слышите? «Лошадь – стойло» – это я понимаю. А вот «артист – кухня» – это как? Если я артист, тогда я должен жить не на кухне, а уж, по крайней мере, в буфете.
   Медянкина. А у нас для вас буфета нету.
   Ленивец. Нет буфета – нет артиста. (Поднимает палец вверх.) Логика!
 
   Новенький появляется на свет божий.
 
   Новенький (Ленивцу, радостно). Вы тоже… вы тоже любите логику?
   Ленивец. Тьфу, балбес. (Расстраивается, садится рядом с Мамой Валей – вертит в руках морковку. С ненавистью начинает чистить ее – как будто вяленую конскую ногу строгает.)
 
   Новенький немного сбит с толку. Хаген внимательно на него смотрит.
 
   Хаген. Я тебя знаю?
   Новенький. Как вы можете кого-то знать, если вы себя не знаете. (Грустно). Такая хорошая наука – логика. (Хагену.) Вы что-то спросили?
   Хаген (почти тихо). Что ты делал в спальне Татьяны Рудольфовны?
   Новенький (воодушевляясь). Как я люблю загадки. Сейчас, сейчас, только не подсказывайте… (Начинает разгадывать логическую загадку.) Спальня, это от слова «спать». Значит, спальня – место, где спят. Если вы говорите, что я был в спальне Татьяны Рудольфовны, то… (Радостно сообщает решение задачи.) Значит, я там спал! Логично?!
   Хаген. Потише.
   Татьяна Рудольфовна (входя). Погромче! (Подходит вплотную к Новенькому). Что ты сказал? Что ты делал в моей спальне?
   Новенький (испуганно). Спал.
   Татьяна Рудольфовна. Спал! Он спал! (Всем.) Вы слышали! Вы слышали? Он спал! (Внятно и громко.) Если б ты спал. Ты не спал. Ты… дрых! (Ходит, рассерженная. Ищет понимания у Медянкиных.) Я 19 лет замужем, я свободная женщина – вы меня понимаете. Я лежу на софе, я читаю фотоальбом, я жду своего адвоката. (Таинственно.) Скрып. (Оглядывает аудиторию.) Дверь! Я начинаю волноваться – входит этот – я начинаю продолжать волноваться, он смотрит на меня – я просто в шоке… Он подходит… Он садится… Он ложиться… Он засыпает! Ну как после этого верить чувствам?
   Медянкина. Как я вас понимаю, Та-тьяна Рудольфовна.
   Татьяна Рудольфовна. Я его бужу – он вскакивает и убегает.
   Медянкина. Как это на них похоже. Вот у меня вчера…
   Татьяна Рудольфовна (удаляясь, Медянкиным). Я вам кофточку приготовила.
   Медянкины (вместе). Ой, спасибочки вам, Татьяночка Рудольфовна.
   Хаген (Татьяне Рудольфовне, вдогонку). Вы его знаете?
   Татьяна Рудольфовна. Кого? Дурачка? Сегодня первый раз вижу. (Романтично.) Он мне, конечно, напоминает одного… (Обрывая себя.) Но это не он. Тот был не дурак. Тот был, ох, не дурак.
 
   Входит Охранник с Плотным. Плотный при полном параде – в руках дипломат, шампанское и букет цветов.
 
   Охранник. Татьяна Рудольфовна, к вам пришли.
 
   Татьяна Рудольфовна преображается. Идет львицей к Плотному.
 
   Татьяна Рудольфовна. Ярик.
   Плотный (целуя ручку). Танечка.
   Татьяна Рудольфовна. Я вас так ждала. (Позволила себе заметить букет.) Это мне? В честь чего?
   Плотный. Ровно полторы недели, как я имею счастье представлять ваши интересы.
   Татьяна Рудольфовна. Вы интересный мужчина, Ярослав. Любите спать?
   Плотный (опешил). Что?
   Татьяна Рудольфовна. Это так, к слову. Поднимемся ко мне. (Через плечо, Повару Г.Ц.) Ужинать не буду. (Удаляется.)
   Хаген (вдогонку). Татьяна Рудольфовна, а как же свадьба?
   Татьяна Рудольфовна. Какая свадьба? У меня сегодня дела в городе. (Окончательно удаляется. Слышен ее громкий смех.)
   Мама Валя. Да, кстати, Карлыч, ты у нас особа приблизительная…
   Хаген. Приближенная.
   Мама Валя. Вот и я говорю – ты все знаешь. Какая свадьба? Кого замуж выдаем?
   Хаген (не без горечи). Не знаю.
   Медянкина. Постарел, Карлыч. Нюх потерял.
   Хаген. Если ты такая смелая, спроси сама у Гюнтера.
   Медянкина. А, что? И спрошу. Вообще этот Гюнтер – кто такой этот Гюнтер? Я, что, Гюнтеров таких не видела? Я сама себе Гюнтер. Парень с приветом, это точно. Он думает, большой подарок делает, что я с ним за один стол сяду. А если подарок, то почему официантов домой отправил? Кто за мной ухаживать будет? Я хочу, чтобы по-взрослому, я в подачках не нуждаюсь – меня профессия прокормит. Ну, профессия не прокормит – подход прокормит. У меня подход – правильный. Я, если хотите знать, могла за него уже триста раз выскочить. Очень даже запросто. Случай просто не подвернулся.
 
   Входит Гюнтер.
 
   Гюнтер. Времени не было.
   Медянкина. Времени не было… (Заметив, кто пришел, растягивает рот в неестественной улыбке.) Здра-а-асьте.
   Гюнтер (неожиданно сильным и властным голосом). Господа, прошу минуту вашего внимания. Я поднял мост. Пока Надежда Петровна не выйдет замуж, никто не выйдет из замка. Спасибо. (Уходит.)
   Мама Валя (Надежде Петровне). Ну, чего молчишь?
   Уборщица. Да вы не волнуйтесь. Я все равно не могу замуж.
   Медянкина. Это почему же?
   Уборщица. Во-первых, он мне не пара…
   Мама Валя. Кто – не пара?
   Уборщица. Да никто не пара. А, во-вторых, у меня уже есть муж.
   Мама Валя. Наденька, ты же вдова.
   Уборщица (соглашается). Вдова.
   Мама Валя. Так как же?
   Уборщица. Не знаю.
   Мама Валя (вздыхает). О-хо-хо. Грехи наши тяжкие.
   Повар Г.Ц. (Хагену). Ты мне хотя бы одно объясни, Карлыч, кто сегодняшнее меню составлял?
   Хаген. Ты же сам знаешь – зачем спрашиваешь.
   Повар Г.Ц. Потому, что не понимаю. Гюнтер сам это есть будет?
   Хаген. Не знаю.
   Повар Г.Ц. А я уверен, что не будет. Оно страшное, как я не знаю что… Как моя жизнь.
   Хаген. Покажи.
 
   Повар Г.Ц. ставит на стол и открывает большую картонную коробку. Большинство кухонных людей, незаметно для самих себя, начинает испытывать острую необходимость в предметах и приборах, которые находятся именно на том столе, где стоит коробка. Постепенно, вокруг нее собрался весь цвет кухни.
 
   Повар Г.Ц. Карлыч, ты, пожалуйста, не думай, что мы совсем дикие. Экзотическая кухня, запоминающееся меню – я все понимаю. Но, знаешь, как-то… не по себе.
   Мама Валя. Ящерка обыкновенная. На рэ называется.
   Медянкина. Варан, что ли?
   Мама Валя. Ага, варан.
   Уборщица (узнав). Дракон.
   Медянкина. Ага – игуанадон. Молчи уже…
   Хаген. Приготовьте его хоть как-нибудь.
   Повар Г.Ц. Давай, Марина, – ты же хочешь быть поваром. Надо с чего-нибудь начинать.
   Медянкина. Я живого готовить не буду.
   Повар Х.Ц. А как же ты раков живых варила?
   Медянкина. Раки – это другое, раки – это рыба. А он – хороший.
   Повар Х.Ц. Раки это раки.
   Медянкина (о рептилии). Смотрите, все понимает. Умненький.
   Мама Валя. Все, по местам, не стойте человеку над душой. И так уже нервничает.
   Хаген. Кто-нибудь его прикончит, наконец?
 
   Новенький подходит убивать дракона. Замахивается ножом. Гаснет свет.

* * * *

   Поляна. Зигфрид и Гюнтер стоят, рядом с шахматной доской, которую держит над головой коленопреклоненный Хаген. Зигфрид передвигает фигуры резко и легко. Гюнтер подолгу задумывается над каждым ходом, но, приняв решение, хватает фигуры соперника, как сова хватает лесную мышь.
 
   Гюнтер. Переходи.
   Зигфрид. Не хочу.
   Гюнтер. Не хочешь – как хочешь. (Берет коня Зигфрида и теряет интерес к игре. Ходит по поляне – занимается гимнастикой.)
   Гюнтер. Видишь, ты уже стал проигрывать.
   Зигфрид (все еще смотрит на доску). По-моему, как раз наоборот.
   Гюнтер. Нет, что-то с тобой случилось. Раньше ты никогда не проигрывал, а даже если проигрывал, то не боялся признать поражение.
   Зигфрид. Как же ты можешь знать, что я не боялся признать поражение, если я никогда не проигрывал? Нелогично.
   Гюнтер (немного смущен, но быстро скрывается за щитом заемной мудрости). «Кто потерял все, кроме логики, тот потерял больше, чем тот, кто потерял все.» (Постепенно до него доходит значение выигрыша.) Слушай, даже как-то обидно – мир поскучнеет, лишившись единственного безукоризненного героя, лишившись Зигфрида.
   Зигфрид. Почему меня надо лишаться?
   Гюнтер. Я не говорю – надо. Я говорю – уже лишился. Совершенство – понятие неустойчивое. Малейший промах и его нет. Другое дело – реальность. Сколько от нее не отнимай, она все равно остается реальностью. (Глядит с теплотой на Зигфрида, все еще анализирующего ситуацию на шахматной доске.) Но, знаешь, тебе так даже больше идет. Ты стал какой-то (подбирает слова) настоящий, что ли…
   Зигфрид (апеллируя к положению фигур). Да с чего ты взял, что я проиграл?
   Гюнтер (участливо). Ты хоть не разучился понимать язык птиц?
   Зигфрид. Почему это я должен разучиться?
   Гюнтер. Не хочу тебя огорчать, но в логике мифа это самое обычное явление – герой, совершивший ошибку, лишается всех своих волшебных свойств. (Указывает на ворону, сидящую на ветке.) Что говорит та ворона?
   Зигфрид. Она молчит.
   Гюнтер. Ну вот, видишь, началось…
   Зигфрид. Ничего не началось. Она действительно молчит.
   Гюнтер. Допустим. (Увлекается рассуждением на отвлеченную тему.) Знаешь, понимать язык птиц – это ведь моя давняя мечта, более того – это давняя мечта человечества. Забавно. Мечта человечества исполнилась, моя – нет. Получается, что исполнить мечту человечества легче, чем мечту конкретного человека.
   Зигфрид (не дошло). Не понял.
   Гюнтер. Ну вот, смотри. Чтобы человечество изобрело колесо, вовсе не нужно, чтобы каждый изобретал колесо. Достаточно, если это сделает кто-то один. Так и с языком птиц. И человечество это устраивает. Меня – нет. Потому, что этот один – не я. А еще точнее – меня не устраивает, что этот один – ты.
   Зигфрид (пропуская мимо ушей зловещий смысл речи Гюнтера). На самом-то деле, я стремился не к тому, чтобы понимать язык птиц… Я хотел понимать птиц. Понимаешь? Понимать птиц. Вот что я хотел. Давай, я тоже объясню на примере: существуют люди, которые понимают язык британцев. Жителей Британских островов. В это верится с трудом, но это правда – я сам видел таких людей. Но! Понимая язык британцев, самих британцев они, как правило, не понимают. Вопрос – зачем тогда понимать язык тех, кого не понимаешь? Пойми – тогда уже учи язык. Стал я понимать язык зверей и птиц. Что мне это дало? Да, стали удаваться трюки типа: «Эй, рыжая-сука-не-помню-как-тебя-зовут, принеси мой сапог!» (Смотрит, как рыжая сука приносит сапог.) Умница! Ну и что? Да, я понял, что среди животных тоже есть подлость и зависть. Ну и что? И главное – как только я стал понимать язык птиц, птицы это поняли и стали держать язык за зубами. Вот эта ворона, она же не спроста молчит. Она молчит, потому, что ей есть о чем молчать.
   Гюнтер (делая последний ход). Мат!
 
   Зигфрид некоторое время молчит, переводя взгляд с доски на Гюнтера и обратно.
 
   Зигфрид. Мат?
   Гюнтер. Ты проиграл.
 
   Зигфрид делается серьезным.
 
   Зигфрид. Позволь спросить тебя, Гюнтер, король бургундов, а в какую игру ты сейчас играл?
   Гюнтер (в тон Зигфриду). С радостью отвечу тебе, король Зигфрид, сын короля Зигмунда. Я играл с тобой в древнюю игру, придуманную в Индии. Я играл с тобой в шахматы.
   Зигфрид (после паузы). Гюнтер, я не хочу огорчать тебя… Я играл с тобой в другую игру.
   Гюнтер (издевательски). В какую же?
   Зигфрид. В игру, которая древнее шахмат. В поддавки.
 
   Хаген, дрогнул. Упали фигуры с доски. Распрямился в полный рост старик – посмотрел с ненавистью на Зигфрида. Каркает ворона.
 
   Гюнтер. Что она говорит?
   Зигфрид. Она говорит… (Прислушивается, мрачнеет, но ненадолго.) Это глупая ворона.
   Гюнтер. И все-таки.
   Зигфрид. Она говорит, что Кримхильда вышила крест на рубашке Зигфрида.
   Гюнтер (неприятно поражен). Вот как?
   Зигфрид. Будь другом – взгляни.
 
   Поворачивается к Гюнтеру спиной. Гюнтер касается рукой креста между лопаток.
 
   Гюнтер. Здесь ничего нет.
   Зигфрид. Вот видишь. Я же говорил – глупая ворона.
   Гюнтер. Да, очень глупая ворона.
 
   Зигфрид смеется. Смеется и Гюнтер. И Хаген пытается смеяться. Трубят рога.

Действие первое (часть вторая)
* * * *

   Вспыхивает свет.
 
   Повар Х.Ц. Что это было?
   Медянкина. Подстанция.
   Повар Х.Ц. Какая там подстанция?
   Медянкина. Не знаю, у нас в деревне, когда так бывает, всегда говорят – подстанция.
   Повар Х.Ц. Это не деревня, Марина.
   Хаген. Работаем, работаем. (Натыкается на Новенького, который сидит на полу и потирает ушибленный затылок.) Упал?
   Новенький. Да вроде бы.
   Хаген. Не падай больше. (Смотрит на дракона, в спине которого торчит нож.) Знаешь что, парень. Я тебя не люблю. Я это как-то сразу почувствовал. Вывести из замка тебя не могу, но будешь безобразничать – сброшу со стены. Понимаешь?
   Новенький. Понимаю – причина и следствие. Если имеет место явление А, следует явление Б. Логика это вообще отличная штука. При таком диагнозе, какой у меня, это единственное спасение.
   Хаген. Что за диагноз?
   Новенький. «Aeternitas vulgaris» – «Вечность обыкновенная». Глупое заболевание.
   Повар Х.Ц. Так ты че, заразный?
   Новенький. Вы не бойтесь, конкретно вам моя болезнь не угрожает.
   Мама Валя. Тут у нас пищеблок. Давай, Карлыч, проводи больного.
   Хаген. Успокойся.
   Мама Валя. Что значит, успокойся? (Хаген смотрит на повариху.) Все, успокоилась. (И успокоилась.)
   Хаген. Какие симптомы?
   Новенький. Помню все – но с оговорками. Лиц не помню, года не помню, слова – отдельные только. Еще события не помню и людей. Но учусь хорошо. С каждым днем все лучше. Вспоминаю много. Вас вспомнил.
   Хаген. Мы были знакомы?
   Новенький. Я вспоминаю. Но чем больше я вспоминаю, тем…
   Хаген. Тем что?
   Новенький. Тем ничего. Вы симпатичные. Давайте я вам буду помогать. (Подскакивает к Повару Г.Ц.) Вы это для кого режете?
   Повар Г.Ц. Для утки.
   Новенький. А утке это нужно?
   Повар Г.Ц. Этой утке уже ничего не нужно.
   Новенький. Зачем же вы тогда режете? Давайте я вместо вас буду резать. Я во время болезни привык делать бесполезные вещи.
   Повар Г.Ц. Ты лучше, дружок, кому-нибудь другому помоги.
   Новенький. Нет, давайте я вам помогу. А вы сядьте, погорюйте. У вас же горе.
   Повар Х.Ц (пихает локтем в бок коллегу). Че у тебя за горе, признавайся?
   Повар Г.Ц (бодро). Какое горе? Нету у меня горя. (Увидев приближающегося Новенького, меняется в лице, дрожит.) Уйди. Уйди. Лучше уйди. (Трясется, роняет посуду).
 
   Входит Гюнтер. С любопытством разглядывает эту сцену.
 
   Гюнтер (Хагену). Интересные, у тебя дела творятся на кухне.
   Хаген (Гюнтеру). Все благодаря тебе.
   Гюнтер. А я тут при чем? Ты же кухней командуешь.
   Хаген. А я ей еще командую?
   Гюнтер. Конечно. (Играя на опережение.) Ты еще что-то хочешь спросить?
   Хаген. Я хочу тебя спросить. Но не здесь.
   Гюнтер (раздражаясь). Четче формулируй мысль. Ты хочешь спросить не здесь, или ты хочешь, чтобы я ответил не здесь?
   Хаген. Я хотел, чтобы мы поговорили об этом не при них.
   Гюнтер. К чему такие церемонии?
   Хаген. Хорошо, Гюнтер, давай без церемоний. Если я начальник твоей кухни, я имею право знать – что происходит? Какая-то свадьба. Ящерица. Какой-то дурачок. А этот кадр? Артист! Объясни мне – почему этот полуфабрикат взял над тобой такую власть? Над тобой. Гюнтер, над тобой! Над моим солнцем! Что он тут делает?
   Гюнтер. Представляешь, какое совпадение – а я как раз пришел, чтобы все рассказать. (Оглядывает присутствующих.) Господа, у меня сегодня необычный день. Этот человек мой старый друг. (Показывает на Новенького.)
 
   Все уважительно смотрят.
 
   Гюнтер. Мы с вами ровесники. Десять-двадцать лет разницы – это чепуха. Мы уже старые. Поэтому, я думаю, вы мне поверите… очень хочется справедливости.
   Медянкина (сестре, шепотом). Чем он завтракал?
   Медянкина младшая (тоже шепотом). Яйцо всмятку.
   Медянкина. Понятно.
 
   Сестры Медянкины складывают ручки на животиках и, со светлыми улыбками, слушают Гюнтера дальше.
 
   Гюнтер (он слышал). Я не врач, чтобы лечить мир. Я больной. Но, если я не могу докричаться до врачей, что остается делать?
 
   На кухню, с пистолетом в руке, врывается Плотный.
 
   Плотный. Господа, это безобразие. Ложитесь на пол.
 
   Новенький и некоторые кухонные люди падают на пол. Гюнтер и близкие к нему люди стоят. Уборщица, воспользовавшись суматохой, исчезает из кухни, толкнув в дверях семенящую вслед за Плотным Татьяну Рудольфовну.
 
   Татьяна Рудольфовна (убегающей Уборщице). А ты куда? Стой!
 
   Уборщица, не обращая внимания на крики, скрывается.
 
   Плотный (Гюнтеру). На пол.
   Гюнтер. Я не договорил.
   Плотный. У меня пистолет.
   Гюнтер. Но я не договорил.
   Плотный. Я угрожаю оружием. Нахожусь в измененном состоянии сознания, мои права нарушены, мною движет врожденная подавленная агрессивность, мой пистолет зарегистрирован. Я – член коллегии адвокатов.
   Татьяна Рудольфовна. Мой адвокат.
   Плотный. Ее адвокат.
   Гюнтер. Я не закончил свою мысль.
   Новенький (доброжелательно объясняет Плотному ситуацию). Он (показывает на Гюнтера) рассказывает что-то важное. (Доверительно.) Я, если честно, ничего не понимаю, но я – не показатель.
   Плотный. Я не выпущу никого отсюда, пока меня отсюда не выпустят.
   Гюнтер. Я никому не позволю никого отсюда выпустить, пока я не скажу то, что я хотел сказать.
   Плотный. Как? (На всякий случай.) Я адвокат.
   Татьяна Рудольфовна (Гюнтеру). Ты поднял мост?
   Гюнтер. Допустим.
   Татьяна Рудольфовна. Мне надо к десяти быть в городе.
   Гюнтер. Понимаю.
   Татьяна Рудольфовна (Плотному). Цыпа, стреляй, здесь нет заботы о клиенте.
   Плотный. Я стреляю!
   Гюнтер. Я продолжаю. (Продолжает.) Скажите мне честно. Вот есть я – ваш хозяин и друг. Вот есть болезнь, сжигающая мою душу. (Показывает на Новенького.) Двоим не жить. Кому жить?
   Плотный. Мой клиент хочет наружу.
   Гюнтер. Твой клиент хочет наружу потому, что твоего клиента ждет в городе любовник.
   Татьяна Рудольфовна. Да, любовник.
   Плотный. А вам какое дело?
   Гюнтер. Я муж твоего клиента.
   Татьяна Рудольфовна. Мой муж.
   Плотный. Я не знал. Но это вас не оправдывает. Я требую выпустить меня и эту женщину. Насильственное удержание путем…
   Гюнтер. Зачем вам пистолет?
   Плотный. Не сбивайте меня. Насильственное удержание…
   Гюнтер. Если адвокат забывает, что его оружие – слово, а не пистолет… Если жена не хочет разделить с мужем день его позора… Этот мир болен!
   Плотный. Ну, так проповедовать – это не очень сложно. Объясните мне тогда, почему этот мир болен и что можно считать здоровым миром?
   Татьяна Рудольфовна. Ярик!
   Гюнтер. Здоровье…
   Плотный. И, простите, что перебиваю, но сама мысль: «Этот мир болен», слишком, как бы это сказать… не свежа.
   Гюнтер. Здоровье, это то, что остается, если не лечить.
   Плотный. Если я не буду лечить аппендицит, простите, от меня ничего не останется.
   Гюнтер. Значит, здоровье, это мир без вас.
   Плотный. Вот как? Ну это вы, уважаемый, хватили. Мир без меня – это фашизм.
   Гюнтер. Мир с вами – это тоже фашизм.
   Плотный. Почему же это?
   Гюнтер. Потому, что вы спокойны.
   Плотный. Я спокоен?
   Гюнтер. Вы!!! Как и многие, вы считаете, что для того, чтобы быть фашистом, надо предпринимать какие-то действия. А, поскольку вы все бездельники, то вам и кажется, что вы не фашисты.
   Плотный. Быстро же вы меня в фашисты записали.
   Гюнтер. Не знаю – фашист вы, или нет, но знаю точно, что вы еще ничего не сделали, чтобы им не быть.
   Плотный. Нет, вот тут я вас ловлю на явном противоречии…
   Татьяна Рудольфовна. Мы вам не мешаем?
   Плотный. Танечка, дайте мне убедить господина…
   Татьяна Рудольфовна. Так, понеслась…
   Повар Г.Ц (Плотному). А, извиняюсь, вы его под прицелом собираетесь убеждать?
   Плотный (испуганно). Упаси Бог! (Опускает пистолет.) Так, вот…
 
   Повар Г.Ц. спрашивает – можно ли сервировать и, получив разрешение, дает знак людям кухни готовить свадебный стол.
 
   Плотный. Меня сбили.
   Гюнтер. Вы хотели меня поймать на противоречии.
   Плотный. Точно! Следите за моей мыслью. То есть, я хочу сказать, следите за вашей собственной мыслью. (Собирается с мыслями Гюнтера.) Если следовать вашей логике, человек по природе своей – фашист.
   Гюнтер. Нельзя исключать такую опасность.
   Плотный. Хорошо, очень хорошо. Следовательно, вы тоже фашист?
   Гюнтер. Нет, я не фашист.
   Плотный. Как так? По вашей же логике, вы – типичный фашист. Или сочувствующий. Ведь вы же – человек.
   Гюнтер. Нет, я не человек.
   Татьяна Рудольфовна. Он не человек.
   Плотный. Ах, простите, вы – сверхчеловек. Проходили, проходили… Только эти игры обычно плохо заканчиваются.
   Гюнтер. Вот, что я вам скажу на вашего «сверхчеловека». Приставка «сверх» подразумевает умножение либо усиление свойств того предмета, к которому она относится. «Сверхкомпьютер», «сверхпроводник» и так далее. Я же сказал «не человек». То есть, я не «более, чем человек», а напротив – «менее, чем человек». Это свидетельствует, что стремлением моим было подавить в себе некоторые качества, человеку свойственные.
   Плотный. Например?
   Гюнтер. Умение забывать.
   Плотный. Хм. Любопытно. То есть, вы хотите сказать, что прогресс должен заключаться не в умножении свойств, а в их умалении. То есть, человек будущего, это «человек современный, минус что-то». Так?
   Гюнтер. Можно и так сказать. Нет, безусловно, и «плюс что-то». Но в первую очередь прогресс требует, чтобы мы отказались от некоторых наших умений. Если, конечно, понимать прогресс, как способ выживания общества.