Но, как писал когда-то Мольер, “никогда гениальное не станет популярным”. В рейтинговой программе MTV “12 злобных зрителей” “Невесту?” буквально размазали по асфальту. В рамках телепередачи наспех подобранная массовка вовсю “мочила” клип и оскорбляла группу. “Ты че, старик, не расстраивайся, – радостно говорили мне телевизионщики. – Это же шоу! Это же стеб!”
К сожалению, это был не стеб. Это было невежество двенадцати тинейджеров, граничащее с подростковым недоебом и чувством зависти. Это был сырой сценарий и провальная драматургия. Cимпатичная телеведущая Яна Чурикова, будучи верным другом “Троллей”, выглядела растерянной и абсолютно не контролировала идеологию “империи зла”. “Ну да, сколько людей, столько и мнений”, – неуверенно пробормотало в качестве резюме будущее лицо Первого канала.
Возможно, здесь было бы уместно вспомнить высказывание Оскара Уайльда: “Единственное, чего не видит художник, – это очевидное. Единственное, что видят другие, – это очевидное. Результат – критические статьи о художнике в газетах”.
Позднее мне рассказывали, что когда Илье показали запись “12 злобных зрителей”, он только улыбался. Идеолога “Троллей” можно было понять – спустя несколько месяцев клип оказался востребован в качестве экспоната нью-йоркским Музеем кинематографии. В это же самое время песня “Невеста?” поднялась на первое место в ведущих хит-парадах, продержавшись там вплоть до Рождества. С вершины чартов ее сместил новогодний клип “Карнавала. Нет”.
…Рекламная кампания нового альбома “Троллей” стартовала на высокой ноте. Надо отдать должное Илье, он подготовился к этой ситуации заранее и с достоинством. В первую очередь эта тенденция касалась имиджа и идеологии.
“Чрезвычайно интересно и забавно формировать свой публичный образ, – заметил как-то Лагутенко. – Игра продолжается, причем на своем поле ворот мы не ставим. И этого никто не заметил. До сих пор”.
В это сложно поверить, но после нескольких лет оголтелой “мумиймании” у группы все еще не было студийного фотографа, способного помогать Лагутенко формировать образ. Поэтому лидер “Троллей” начал такого фотохудожника искать. И нашел. В Лондоне.
Как-то раз Илья купил в Сохо очередную кучу глянцевых журналов. В одном из них его внимание привлекли необычные, слегка тускловатые снимки, выполненные с применением какой-то новой технологии. Фамилия фотографа была русская – Олег Михеев. Недолго думая, коммуникабельный Лагутенко позвонил в редакцию, оставил свой телефон и буквально через пару дней встретился с Олегом.
Михеев переехал в Лондон из Екатеринбурга, где в свое время учился в одном институте с Бутусовым. Встретившись с Олегом, Лагутенко нашел в нем единомышленника, который впоследствии вложил в эволюцию лидера “Троллей” столько же революционных идей, сколько привнесли в свое время Хлебородов, Вилкс, Паша Руминов. Любопытно, что позднее с Михеевым работали все кому не лень – от Алсу и “Сегодня ночью” до “Братьев Грим” и Мары….
Надо признаться, “копал” Михеев глубоко. На фотосессию “Троллей” он пригласил визажистов из Англии и экспертов из Швейцарии, применив в прическах музыкантов глэм-эстетику, накладные волосы и мелированные пряди. Пространство вокруг глаз напоминало восход солнца вручную. При печати этих произведений искусства Олег добавлял определенный “металлический эффект” – для получения нужной цветовой гаммы. Другими словами, химия и жизнь.
Эта фотосессия и легла в основу дизайна обложки альбома. “Когда мы работали над оформлением пластинки „Точно ртуть алоэ“, мне хотелось отразить не только дух карнавала, но и той, может, не всегда реальной страны, из которой звучали эти песни, – вспоминает Илья. – А потом эстраполировать дух рокапопса на все окружающее пространство”.
“Рокапопс” – принципиально новый термин, придуманный Лагутенко для обозначения идеологии и стилистики нового альбома. В его интервью стали мелькать фразы типа “развернем знамена рокапопса” или “победа рокапопса в одной отдельно взятой стране”. Себя Лагутенко начал именовать не иначе, как “император рокапопса”. Дураки думали, что это всерьез. Умные улыбались.
“Вся эта задумка не больше чем забава с изобретением нового звучного словца, – признавался мне Илья впоследствии. – В принципе, мне всегда хотелось изобрести такой термин... Но когда его схватили, растиражировали, развели вокруг него целые дебаты – меня это стало чрезвычайно забавлять”.
Вскоре по моей просьбе Лагутенко написал для “Harper’s Bazaar” целый трактат об идеологии современной рок-музыки и женском роке. Я немного продюсировал этот материал, но практически не редактировал. Текст у Ильи получился безупречный. Статья заканчивалась целым манифестом, глубина которого для российского рок-музыканта выглядела уникальной. Собственно говоря, именно в этом тексте оказались заложены все те тезисы мировоззрений Ильи, которые он по тем или иным причинам не доносил до прессы. Судите сами.
“Наше время стирает границы определений и жанров в искусстве и масс-культуре – и неустанно выстраивает новые, – с уверенной хваткой бывалого искусствоведа рассуждал Лагутенко. – Мы покупаем пластинки и судим о них все по тем же критериям – внутреннее и внешнее содержание. Не дело рассуждать о предрассудках: если хотите, рокапопс – жанр стереосексуальный. Он может иметь полярные каналы, но слышно-то в любом случае все в целом. Поэтому вряд ли имеет смысл судить об исполнителе по тому, женщина он или мужчина, – секрет в песнях и их подаче. Все мы испытываем определенное давление со стороны прессы, сокрушающих имиджей и атакующих ожиданий того, что и как мы должны делать и выглядеть. Но пока с нами остаются Аланис Мориссетт или L7, предпочитающие перегрызанию горла за места в армии знаменитостей создание хороших пластинок и тщательное выверение имиджа (андрогинная Патти Смит, „крутой парень“ Крисси Хайнд, шикарная Пи Джей Харви), мы имеем шанс сохранить стилевой баланс и творческий дух, столь необходимые для безмятежного рокового дыхания”.
С учетом подобных настроений Ильи в Москве была запланирована фотосессия из серии “рокапопс правит миром”. Специально для музыкального выпуска “Harper’s Bazaar” опытный фотограф Михаил Королев придумал для Лагутенко королевский образ. Он усадил Илью в позолоченное антикварное кресло, вручил в руки тяжелую трость из черного дерева с серебряной ручкой от Нины Ричи. На “императора рокапопса” фотограф надел модную рубашку с бабочкой и запонками от Гуччи. Поверх этого сверкающего великолепия на Илью были водружены черный смокинг и пальто с соболевым воротником. Открытый лоб, волосы зачесаны назад...
Несколько кадров – и образ грозного “императора рокапопса” оказался готов. Его взгляд был устремлен вперед. В будущее.
4. Керамика Шагала
Если задуматься, мне группа Kiss всегда была более интересна, чем Александр Сергеевич Пушкин.
Илья Лагутенко
…Я со страшной скоростью мчался по ступеням эскалатора, движущегося из недр метро “Пушкинская” по направлению к зданию “Московских новостей”. Если верить часам, уже десять минут там должна была идти пресс-конференция, посвященная выходу “Точно ртуть алоэ”. И вести ее, как ни странно, должен был именно я.
Я чертыхался, спотыкался о ступени, но на акцию уверенно опаздывал. Жизненный опыт подсказывал мне две утешительные мысли:
1) в шоу-бизнесе ни одна “прессуха” не начиналась вовремя;
2) без меня не начнут. По идее, не должны…
Задержали меня дела государственной важности. Ровно за месяц до выхода альбома “Троллей” я коварно внедрился в масонскую ложу издательского дома “Аргументы и факты”. В должности главного редактора газеты “Я – молодой”.
Так получилось, что по ходу рабочего процесса обе стороны – работодатели и работник, – что называется, взаимоуважительно друг друга наебали. За месяц круглосуточных дежурств мне на голубом глазу выплатили нечеловеческий гонорар в размере двухсот долларов. В свою очередь, я в нескольких номерах газеты успел отпиарить “Троллей” по полной программе: анонс альбома, рецензия на клип “Карнавала. Нет”, огромное интервью с Лагутенко и, наконец, обложка с его изображением, которую я послал на пленки за полчаса до пресс-конференции.
Уважаемое средство массовой информации, выходящее тиражом в сотни тысяч экземпляров, цинично использовалось пресс-службой группы “Мумий Тролль” в рекламно-пропагандистских целях. Больше ничего из этого идущего ко дну “Титаника” выжать было нельзя. Поэтому по ступенькам эскалатора я скользил с чистой совестью. Еще ни разу в жизни я не дезертировал из издательского дома в таком приподнятом настроении.
…Пока я пилил в сторону “Московских новостей”, пресса стояла в длиннющей очереди за компакт-диском “Точно ртуть алоэ”. Пластинка оказалась необычной – внутрь пластмассовой коробочки было встроено тринадцать бусинок – по количеству песен на альбоме. Журналисты гремели бусинками и радовались словно дети. Прямо за углом мы ругались с PR-директором “Радио Максимум” на тему моей традиционной непунктуальности. Мол, срываю важное мероприятие. Словом, обычная суета.
Пресс-конференция, посвященная выходу “Точно ртуть алоэ”, стартовала с получасовым опозданием. В дебюте я зачитал официальное обращение “Троллей” к журналистам: “Спасибо всем, кто пришел сюда и поддерживал нас семнадцать лет. Особенно – последние три-четыре года, особенно – последние три-четыре месяца, особенно – последние три-четыре недели, особенно – последние три-четыре дня до выхода альбома”.
Обращение имело некий скрытый и глубоко сакральный смысл. Дело в том, что практически весь январь и февраль 2000 года прошли в прессе под знаком “Мумий Тролля”. Это было реально “второе пришествие”, осуществленное поп-группой после годичной паузы. Мы с Ильей с утра до вечера мотались с интервью на интервью, и в итоге Лагутенко оказался практически везде – на страницах “Cosmopolitan” и “Афиши”, в “ОМе” и “Культе Личностей”, в “Московском Комсомольце” и “Комсомольской правде”. Нам действительно было за что благодарить прессу. Ведь в качестве информационного повода им предлагались не жабры вокалиста или свадьбы/разводы, а Ее Величество Музыка.
Пресса ответила взаимностью.
“До нового всплеска „мумиймании“ осталось семь дней”, – писали “Известия” за неделю до выхода альбома. Профильные музыкальные журналисты отметили на “Точно ртуть алоэ” продуманные аранжировки, актуальный саунд, стилистическую эклектичность и добровольный отказ от модных тенденций.
“Маниакальное мурлыкание Лагутенко в сочетании с хаотичной лирикой, накладываясь на звучание а-ля „слеза комсомолки“, дает приятный шизоэффект, – подвел итог услышанному Артемий Троицкий. – Сексуальность стала важнее, чем социальность, а звуки – важнее, чем слова”.
На следующее утро после пресс-конференции мы с Ильей рванули с промо-визитом в Киев – через пару недель намечался крупный украинский “Ртуть алоэ тур” и нам необходимо было “отстреляться” перед местной прессой.
…Конференция проходила в модном клубе “Дежавю”, а в руках у журналистов уже находились пахнущие свежей типографской краской компакт-диски. Каноническое оформление Михеева сопровождалось названием песен на украинском языке: “Моя спiвачка”, “Зябри” и т.д. По всему чувствовалось, что выпускающая “Троллей” фирма “Nova Records” относилась к своей работе с любовью и энтузиазмом. Не с меньшим энтузиазмом атаковала Илью пресса – соскучились…
Разговор шел обо всем на свете – от эстетики хентаи и азиатско-британского андерграунда до погибшей 15-летней чеченской снайперши, в личных вещах которой федералами был обнаружен блокнот, посвященный любимой группе “Мумий Тролль”.
Пресс-конференция плавно катилась к логическому завершению, когда кто-то из журналистов внезапно спросил: “Илья, а что вчера случилось в ГУМе?”
В “Дежавю” воцарилась тишина.
Мы были готовы к этому вопросу, обсуждая по дороге в Киев разные варианты ответа. В тот момент я прекрасно понимал, что местная пресса используется нами как полигон, а мы не сильно отличаемся от политтехнологов, конструирующих на Украине всевозможные оранжевые революции. Тем не менее вопрос про ГУМ прозвучал и на него надо было отвечать.
В ГУМе было плохо. В ГУМе случился облом.
Ровно сутки до того в “Московских новостях” Илья рассыпался в комплиментах главному универмагу страны, где должна была состояться раздача автографов и концерт-презентация “Точно ртуть алоэ”.
“Мы сыграем у фонтана, где люди обычно встречаются, – поведал Илья московским журналистам. – И вообще, главный универмаг страны очень подходит для представления главного альбома года”.
Но все вышло по-другому. Вышло вовсе и не так.
…Одновременно с началом московской пресс-конференции в ГУМе закипели страсти. Еще днем музыканты “Троллей” провели здесь саундчек, и ничто, казалось, не предвещало беды. Но ближе к 16:00 все три линии универмага оказались перекрыты фанатами, и о шопинге в этот февральский вечер можно было смело забыть.
Фанаты “Троллей” всё прибывали и прибывали, блокируя выход из метро “Театральная”. В какой-то момент число поклонников оказалось рекордным даже для видавшего виды ГУМа – количество зрителей превосходило двенадцать тысяч человек внутри магазина и более трех тысяч за его пределами.
За полтора часа до начала концерта напуганная размерами народной любви администрация ГУМа все-таки решилась на крайние меры. Поскольку капитан роты, выделенной отделением милиции “Китай-Город”, безопасность зрителей не гарантировал, по громкоговорителям было объявлено, что “концерт не состоится по техническим причинам”.
Объявление зачитывалось бесстрастным голосом каждые пять минут. Сцена была демонтирована в течение нескольких мгновений – как говорится, от греха подальше.
Фаны “Троллей” поняли, что карнавал не состоится, и нехотя стали рассасываться в пространстве. Наиболее стойкие оставались на поле боя, планируя вечером получить от музыкантов автографы.
Ничего не подозревавший о подобных метаморфозах лидер “Троллей” давал в это время вторую пресс-конференцию подряд. Это мы заранее придумали такую радость, не догадываясь, что вторая конференция будет посвящена вовсе не “Точно ртуть алоэ”. Она оказалась приурочена к кризису в ГУМе. Вся история происходила прямо на наших глазах.
Телефонный звонок из магазина заставил меня в экстренном порядке импровизировать. Бурлаков сорвался на Старую площадь, менеджмент группы – в мэрию. Длившиеся добрый час переговоры между администрацией “Троллей” и представителями ГУМа никаких результатов не дали. Да и дать не могли.
Все это время я приглашал журналистов посетить вечером автограф-сессию в ГУМе – дабы лично взглянуть в глаза капиталистам, которые обломали всенародную тусовку меломанов.
Сам Лагутенко держался выше всяких похвал. И вечером, когда, проглотив обиду, все-таки поехал в ГУМ подписывать диски, и ночью – на закрытой клубной презентации. И на следующий день в Киеве, когда в максимально корректной форме откомментировал эти события.
“От себя хочу заметить, что еще несколько месяцев назад к нам обратились представители подразделения музыкальной торговли ГУМа – с предложением провести на территории универмага презентацию „Точно ртуть алоэ“, – Илья вел себя, словно опытный модератор, специализирующийся на проведении антикризисных мероприятий. – Нас заверили в стопроцентной гарантии успеха и всеобщей безопасности. Затем с администрацией группы „Мумий Тролль“ общались представители охраны ГУМа, московская милиция, кремлевские курсанты, московские куранты”.
Илья начал импровизировать, и я успокоился. Равных ему в этом качестве на территории двух братских государств, пожалуй, не было.
“Они били себя кулаком в грудь и говорили, что и не такое видали, – вещал Лагутенко. – Они уверенно утверждали, что мероприятия подобного рода никогда не вызовут каких-то сложностей… Но, вероятно, они первый раз видели в ГУМе такое скопление людей”.
Я тревожно заерзал у микрофона – по законам жанра, надо было дать народу немного позитива и сделать акцентированный хэппи-энд. “Десятки тысяч людей, которые пришли покупать первые пластинки, перенесли гуляние на Красную площадь и прилегающие районы. – Умница Илья словно прочитал мои мысли. – Там они распевали песни „Мумий Тролля“… Так что карнавал в какой-то степени получился”.
Вернувшись утром в Москву, я из аэропорта направился в ГУМ. Вместе с начальником отдела рекламы мы подготовили совместное коммюнике. Текст носил нейтральный характер и заканчивался на положительной ноте: “В связи с отменой концерта в ГУМе музыканты группы „Мумий Тролль“ планируют провести весной незапланированное ранее сольное выступление в Москве. Место и дата его проведения будут определены позднее”.
Это было типичное заявление из серии “и вашим, и нашим”. Разосланное через телетайпные ленты информационных агентств, оно буквально на следующий день оказалось на первых полосах газет. Теперь уже никто не мог сказать, что выход альбома остался незамеченным. У кого-то даже хватило ума заявлять, что история с ГУМом выдумана хитрыми Кушниром и, мол, все это – пиар-кампания чистой воды. О’кей, пусть будет так.
В это время наши буревестники рокапопса, овеянные шлейфом неожиданного скандала, отправились в “Ртуть алоэ тур”, который стартовал выступлением в Питере. Концертный зал “Октябрьский” погрузился во тьму, и из-под потолка на зрителей обрушились знакомые интонации Леонида Парфенова: “Тринадцать песен, сорок восемь дорожек, четыре музыканта и один голос”.
Затем в темноте вспыхнули несколько огоньков – на сцену вышел квартет “Троллей” с фонариками на головах, как у шахтеров или диггеров. Воздух взорвался первыми аккордами “Карнавала. Нет”. Этот гимн первобытного хард-рока затягивал зрителей в водоворот лагутенковской психоделии. Концертный вариант звучал раза в два длиннее альбомной версии. С мощным гитарным вступлением Цалера, развитием темы, надрывным вокалом и эффектной кодой, превратившими бразильско-владивостокский карнавал в невскую фиесту.
Несмотря на начало тура, нельзя было не заметить, что уровень игры музыкантов заметно вырос. В течение полутора часов зрители путешествовали по фьордам и лагунам парадоксального мира “Точно ртуть алоэ”, погрузившись в финале в попурри из классических хитов “Троллей”. Общий саунд стал значительно жестче, поскольку музыканты теперь выступали без клавиш – только гитары и барабаны. Получалась настоящая “стена звука”, которой российские группы добиваются на концертах нечасто.
Парадоксально, но все инструменты при этом звучали настолько чисто, что ряд местных критиков рискнули предположить, что “Тролли” выступают под фонограмму. Большего комплимента для группы в тот день придумать было сложно.
Дискуссии продолжились в гримерке, где нам пришлось просидеть несколько часов. Интервью шли косяками, причем нарасхват были практически все участники “троллевской” делегации. Бурлаков рассказывал, как через несколько лет “Мумий Тролль” взорвет чарты американского журнала “Billboard”. Пресса, раскрыв рот, его слушала. Типичный Бурлаков. Типичная пресса.
Сдвиг делился с журналистами подробностями съемки клипа “Карнавала. Нет”. Несмотря на то что мой диктофон стоял в режиме “hold”, он непостижимым образом зафиксировал искрометный фольклор басиста “Троллей”: “Мы были трезвые, как дураки. На меня надели зеленую военную шубу, и я скакал в ней по сцене, как Пиноккио, у которого забрал батарейки „Энерджайзер“ розовый кролик. Больше я ничего не видел, так как шубу, похоже, сняли с мертвого китайского солдата. Шуба была прострелена в трех местах. Но солдат, наверное, умер в ней не от пуль, а от жары…”
Находившемуся в “Октябрьском” Гребенщикову я подарил несколько пластинок, причем диску “Точно ртуть алоэ” он обрадовался значительно больше, чем концертному бутлегу Боба Дилана. Для Боярского пластинок не осталось – пришлось презентовать привезенный из Англии красочный плакат “Троллей”.
Питер мы покидали, воодушевленные увиденным/услышанным. Следующей остановкой был Киев.
Столица Украины встретила “Троллей” максимально радушно. Мне хотелось верить, что не последнюю роль в супераншлаге украинского “Ртуть алоэ тура” сыграл наш недавний промо-визит в Киев. “Первое за полтора года появление в Киеве „Мумий Тролля“ сопровождалось сумасшедшим ажиотажем, – писала местная пресса. – В партере Дворца спорта негде было упасть ни яблочку, ни яблочному семечку. Что это: народ соскучился или выстрелил профессиональный промоушн? Ответ на этот вопрос даст время. Однако факт налицо: всего через пару недель после выхода „Точно ртуть алоэ“ шедевры Лагутенко распевали в десять тысяч глоток”.
Как это было? Шоу стартовало исполнением песни “Девочка” на украинском языке. Текст Илья считывал с факсовой бумаги, лежавшей на мониторе. “Ее хлопчiк хутно знык, – кокетничал Лагутенко, – всэ нэ так погано”. “Нельзя не оценить этот грамотный продюсерский ход, – писала на следующий день газета “Факты”. – Теперь имя Лагутенко попало на страницы тех украиноязычных изданий, в которых до этого о нем ничего не знали”.
По просьбе Лагутенко организаторы поставили во Дворце спорта гигантский подиум, соединяющий сцену и микшерный пульт. На песне “Ему не взять тебя с собой” Лагутенко пошел “в народ” на двухметровой высоте, словно Копперфильд по воздуху. Артистично протягивая руки к возбужденным киевлянкам, Илья, умело выдерживая паузы, пел: “Ремни сзади не распутав, остаются… остаются… остаются”. Возможно, я сильно мнительный, но у меня возникло ощущение, что Лагутенко просит прощения. За то, что бросил. За то, что покинул. За то, что ему не взять тебя с собой. Полагаю, что подобные ощущения испытывал не только я…
После концерта в гримерку к усталым, но счастливым музыкантам заглянули организаторы тура. Сказав немало теплых слов, они несколько неожиданно вручили “Троллям” толстый конверт с деньгами. Я ничего не понимал – все финансовые расчеты были произведены еще до начала тура.
“У нас сегодня было продано рекордное количество билетов, – улыбаясь, сказали организаторы. – Это совместная удача – ваша и наша. Поэтому мы решили, что если уж получилась сверхприбыль, будет справедливо ею поделиться”.
В гримерке зависла неловкая тишина. Говоря по правде, подобную сцену я лицезрел первый раз в жизни. Похоже, что и в последний… Кто-топо-доброму пошутил, разрядив тем самым обстановку. И все бросились обниматься, открывать шампанское, произносить тосты…
На следующий день я пригласил Илью в гости к своим родителям, живущим в Киеве, – надо сказать, большим поклонникам “Троллей”. Семейный обед запомнился демонстрацией картин украинских авангардистов и всевозможного поп-арта 60–80-х годов. Затем Кушнир-старший отвел Илью в свой кабинет, дабы продемонстрировать гордость коллекции – раритетный альбом керамики Шагала. Илья взял бесценный фолиант, вежливо пролистал несколько страниц, а затем негромко произнес: “Спасибо. Я в курсе. У меня дома есть такой же”.
Я немного офигел от уровня искусствоведческой подготовки Лагутенко – похоже, самое время было откланяться и двигаться дальше. В тур.
В ближайшие месяцы группу ждали сотни концертов и пресс-конференций. Среди них особняком стоял брифинг “Максидрома-2000”, на котором Лагутенко умудрился присутствовать виртуально. Вообще стиль жизни Ильи Игоревича предполагал умение находиться в двух местах одновременно: в Питере и Северной Африке, в Лондоне и Риге, в Пекине и Владивостоке. И вот что из этого получилось…
Дело происходило в пресс-центре “Московских новостей”. На брифинг, посвященный главному рок-фестивалю года, собрались уважаемые персоны: Земфира, Маша Макарова, Найк Борзов, Слава Петкун, Володя Месхи, Леня Ланда, Дима Гройсман, кто-то еще. Прибыли все музыкальные и светские журналисты, все федеральные телекамеры, представители оргкомитета фестиваля…
И только Лагутенко присутствовал в виде изображения, которое мерцало улыбкой в экране стоявшего на краешке стола телевизора. Мерцало и улыбалось на протяжении всей пресс-конференции. Иногда изображение прерывало сеанс психотерапии и начинало маленькими глотками пить кофе.
Ближе к концу брифинга кто-то из журналистов не выдержал подобного гипноза и решился задать вопрос. Не Земфире, не Петкуну, а именно загадочному персонажу в телевизоре. Спросил что-то из серии: “А вы-то, Илья, что думаете о „Максидроме-2000“?” Человек в телевизоре, сильно похожий на Лагутенко, в режиме “он-лайн” выдержал гамлетовскую паузу и с интонацией диктора Кириллова вежливо пожелал музыкантам и зрителям успехов в грядущем мероприятии.
В этот момент один из членов оргкомитета долистал толстый максидромовский пресс-релиз до последней страницы. Там, к своему большому удивлению, он обнаружил вложенный пресс-релиз нового сингла “Троллей” с символичным названием “Без обмана”. Догадаться, откуда растут ноги, было несложно – медиа-поддержкой фестиваля занималась пресс-служба группы “Мумий Тролль”. В это время не на шутку разговорившийся в телевизоре Лагутенко с усиленной интонацией поблагодарил всех за внимание. Согласитесь, спорить с изображением в телевизоре и задавать риторические вопросы из серии: “Откуда, блядь, в пресс-релизе фестиваля взялся пресс-релиз „Троллей“?” было бы, по меньшей мере, глупо.