Кузнецов Сергей Юрьевич. Семь лепестков (фрагмент)

   Он прошел в комнату. Посреди, как всегда, восседал на своем кресле Горский, а у журнального столика примостилась худощавая брюнетка в юбке и белой кофте.
   - Привет, - кивнул он ей, - я Антон.
   Она неуверенно улыбнулась и сказала "Алена". Даже не глядя на пепельницу, Антон понял, что они уже успели раскуриться. Он бы тоже с удовольствием пыхнул, но посчитал неудобным начать прямо с этого.
   Он налил себе чаю и сел на диван.
   - Ты бы знал, Горский, как я вляпался, - сказал он.
   - А что? - вежливо, хотя и без особого интереса, спросил Юлик
   - Вчера вечером на даче тетка от овердоза кинулась... ну, жена одного из этих коммерсантов.
   - Что, героин с кокаином мешала? - поинтересовался Горский.
   - Нет, маркой траванулась.
   - А разве такое бывает? - спросила девушка.
   - Своими глазами видел, - повернулся к ней Антон, - съела и через пять минут уже все... ну, или почти все. Вся опухла, словно собиралась лопнуть, глазки стали как щелочки, щеки на поллица, горло, видимо, перекрыло - и пиздец.
   - Ужасная история, - сказала Алена, - я и не знала, что от кислоты можно кинуться. Может, оно и к лучшему, что не знала. Я тебе не рассказывала, как я принимала кислоту? - спросила она Горского.
   Тот, явно думая о чем-то своем, покачал головой.
   - Я пришла к Димке в гости, у него еще приятель его сидел... не помню, как звали. Ну, мы покурили, и я говорю им, что никогда кислоты не пробовала. Они пошептались и достали марку: вот, говорят, пробуй, если хочешь. А я тогда думала, что кислота должна быть в таблетках или там, в ампулах и решила, что они меня разыгрывают. Я им говорю, будто поверила: "Что я буду одна эту бумажку жевать, давайте вы тогда тоже". Ну, Дима еще одну марку достает, режет на три части, а я думаю все - когда им надоест-то? Говорят, клади под язык и соси. Я говорю, ладно, постебались и хватит, чего я дура всякую бумагу жевать? Ну, типа как хочешь, сама просила. Съели свою дозу, я тоже свою как бы съела и думаю: "Когда же им это надоест?" А они сидят, гонят что-то и изредка спрашивают: мол, как, тебя уже вставило? А меня еще раньше от травы вставило, причем сильно, и я сижу, на картинки там смотрю, музыку слушаю и только изредка говорю: "Да ладно уже, надоели с вашей кислотой, хватит уже. А вот трава у вас классная". И вдруг смотрю на часы и понимаю, что нет такой травы, чтобы вставляла на шесть часов с такой силой. И я как заору: "Так это действительно ЛСД?!"
   - Поищи-ка на полке папочку с надписью "My Problem Child" , - вдруг попросил Горский.
   - Зачем? - спросил Антон.
   - Да так, одну вещь проверить, - сказал Горский
   Антон подошел к полке и стал просматривать папки одну за другой.
   - Вроде нет такой, - сказал он.
   - Ну, не важно, - ответил Горский, - просто никто никогда не умирал от ЛСД. Грохнули эту твою подругу, вот что.
   Иногда Горский любил дешевые внешние эффекты.
   - Они все одноклассники, - продолжал Антон подробно пересказывать сцену смерти Жени. - Лет им, я думаю, по тридцать, и у них совместный бизнес. У всех, кроме Леры - она последние три года провела в Англии.
   - А что она там делала? - спросила Алена.
   - Вроде получила грант от Британского совета на какие-то женские исследования... феминизм и все такое. А сейчас она вернулась, позвонила Поручику и...
   - Поручику? - переспросил Горский.
   - Это прозвище Бориса... не помню фамилии... еврейская какая-то. Не знаю, почему его так называют... наверное, в честь поручика Ржевского. Он выглядит как типичный крутой - золотая цепь, сотовый телефон, все дела.
   - Бандит? - спросил Горский.
   - Нннет, не похож. Крутой, но не до такой степени .
   - Ага, - сказала Алена, - как мой начальник.
   - Ну вот, они близкие друзья с Владимиром, хозяином дачи. Такая контрастная пара: Поручик - душа компании, а Владимир, наоборот, серьезный, жесткий и мрачный. Он, например, собрал всех перед отъездом и предложил сознаться, кто дал Жене кислоту. Они договорились, что не будут передавать дело ментам, а виновный просто уйдет - из бизнеса и из тусовки.
   - То есть он знал, что это убийство? - спросил Горский.
   - Не думаю... - запнулся Антон, - он, кажется, просто не любит наркотиков... ну, ты знаешь этих тридцатилетних алкоголиков.
   - Да, - подключилась Алена, - вот у меня был случай...
   - Подожди, - прервал ее Горский, - пусть Антон доскажет. Значит, убийца должен уйти из бизнеса? А какой у них бизнес?
   - Не знаю, - сказал Антон, - что-то со строительством, кажется... или с инвестиционными фондами.
   Горский кивнул:
   - А кто там еще был?
   - Еще был женин муж, Роман. Такой неприятный молчаливый мужик... Я с ним и двумя словами не перекинулся. И, кажется, позавчера вечером они с Женей поссорились... во всяком случае, вчера с утра они не разговаривали. Сейчас я вспоминаю, что она была весь день какая-то возбужденная...
   - Амфетамины? - спросила Алена.
   - Не до такой степени, - ответил Антон, - просто такая экзальтированная по жизни девушка. И вообще, мне показалось, что если кто-то в этой компании и понимает толк в наркотиках, так это Лера и Альперович. Я курил в субботу вечером, и они присоединились.
   - Как ты сказал? Альперович? - переспросила Алена.
   - Да, а что, ты его знаешь?
   - Я просто только что рассказывала Горскому про него. Помнишь, человек, который пришел в офис, когда я на измену села?
   Горский кивнул и засмеялся.
   - Да, реинкарнация Будды, помню.
   - Что это еще за реинкарнация Будды? - спросил Антон.
   - Потом, - сказал Горский, - расскажи лучше про седьмого, а Алена пока еще забьет.
   - Седьмого зовут Леня. Маленького роста, в очках... персонаж из мультика, в школе, наверное, профессором звали. Но, в общем, ничего примечательного. Пойми, они же все для меня как бы на одно лицо. Так что с меня показания снимать - еще тот труд.
   - Хорошо, - кивнул Горский, - давай попробуем по-другому. Сыграем в... как оно? - китайскую рулетку. Типа в ассоциации. Кто из этих семи человек с каким наркотиком у тебя ассоциируется?
   - Ну, Поручик - с водкой... водка ведь тоже наркотик, да?
   - Так себе наркотик, - сказала Алена, выдувая табак из беломорины.
   - Ну и Поручик так себе, - ответил Антон. - Кто там дальше? Лера, наверное, что-нибудь восточное... медленное и тягучее. Гашиш, скажем, или опиум... хотя нет, опиум - это Роман. Он все время как будто полусонный - и без малейшего проблеска просветления. Тогда Женя, наверное, кокаин...
   - Да, - сказала Алена, - у них, выходит, был не брак, а сноубол.
   - Неудивительно, что они ссорились...
   - Видишь, - сказал Горский, - какая хорошая методика. Кто там остался: Владимир?
   - Ой, не знаю. Что-то такое агрессивное... может быть, амфетамины, хотя для них он слишком сдержан. Думаю, какие-нибудь смеси... немножко одного, немножко другого... водка с кокаином... нет, не берусь сказать.
   - А Леня?
   - Думаю, этот вообще ни с какими наркотиками не ассоциируется... разве что с табаком.
   - Безмазовый мужик, одним словом, - засмеялась Алена, с ладошки засыпая смесь в гильзу.
   - Или нет... помнишь, Горский, ты рассказывал про smart drugs - вот оно и есть! Профессор, одно слово.
   - А Альперович?
   - Андрей... не знаю. Наверное, грибы. Потому что по нему видно, что он самый продвинутый.
   - Тогда пусть кислота будет, - предложила Алена.
   - Нет, не до такой степени все-таки... грибы - в самый раз. К тому же сегодня кислота как-то мрачно звучит. Кстати, Горский, ты уверен насчет того, что от ЛСД никто не умирал?
   - Абсолютно. Я вот хотел тебе у Хофманна показать в My Problem Child.
   - А чего он пишет-то?
   - Насколько я помню, пишет, что был только один смертельный случай - у слона, когда ему вкатили 0,3 грамма.
   - А зачем понадобилось давать слону кислоту? - спросила Алена, закручивая кончик косяка.
   - Просто после того, как Альберт Хофманн в 1948 году синтезировал ЛСД и обнаружил его психоактивные свойства, в течение лет пятнадцати в лабораториях "Сандоз" его серьезно изучали... давали добровольцам, на животных тоже пробовали, дозы варьировали. Возлагали большие надежды - в психиатрии и так далее. В шестидесятые уже много народу над этим работало. Вот Джон Лилли, - Горский кивнул в сторону книжной полки, - укладывался в изотермическую ванну и закидывался. Говорил, что так убираются случайные шумы, и ЛСД действительно становится эффективным инструментом для путешествия, так сказать, вглубь себя. Ну, а потом кислота попала на улицы, ее стали принимать все подряд - и власти быстро прикрыли все эти исследования. Хотя мне как-то показывали советскую упаковку от таблеток с надписью "Диэтиламид лизергиновой кислоты 25".
   - Неужто в аптеках продавали? - спросила Алена.
   - Нет, разумеется. Использовали для секретных экспериментов.
   - Я тут вспомнил, - вдруг сказал Антон, - где-то за полчаса до того, как все случилось, я стоял на галерее вверху и как раз менял кассету. И я услышал, как Женя с кем-то говорила... то есть я не помню, что сказала она, но ее собеседник ответил: "Ты же знаешь, что я люблю тебя". А потом я вставил Shamen и дальше не слушал.
   - А с кем она говорила?
   - Не знаю, я как-то не вслушивался, не опознал голос. Я же тогда не знал, чем все кончится, - пожал плечами Антон.
   - Взорвешь? - спросила Алена, протягивая ему косяк.
   Антон чиркнул зажигалкой и затянулся.
   - Хорошая трава, - сказал он, передавая косяк Горскому. - А как ты думаешь, кто ее убил?
   - Элементарно, Ватсон, - ответил Горский поворачиваясь в профиль и выдыхая дым на манер Холмса.
   Все засмеялись. Так, под нервный смех, они и добили косяк до конца.
   - Из тебя клевый Холмс получится, - сказала Алена.
   - Уж скорее - Ниро Вульф, - ответил Горский, - хотя я для него худощав. Но такой же домосед.
   - Я буду твоим Арчи Гудвиным, - засмеялся Антон, - а вместо орхидей тебе надо разводить ганджу.
   - Скорее уж кактусы, - заметила Алена, - или цветы какие-нибудь... галлюциногенные.
   - Если говорить о цветах, - сказал Горский, - то меня больше всего заинтересовали слова про последний лепесток.
   (C)&
   Лепесток первый
   - Как ужасно не хочется идти завтра в школу, - сказала Женя.
   Они с Лерой Цветковой, поджав ноги, сидели на диване и рассматривали зарубежный журнал мод, принесенный леркиной мамой с работы и утащенный Леркой для визита к подруге. По всем программам телевизора передавали репортаж с XXV съезда КПСС.
   - Смотри, - ткнула пальцем в страницу Лерка, - видишь, какую вышивку теперь делают на джинсах... и туфли, посмотри, какие туфли!
   Женя мрачно кивала и гнула свое:
   - Завтра контрольная по алгебре, а я ничего не знаю...
   - Ну, спишешь у меня, - предложила Лера.
   - Цветкова! Как я у тебя спишу, когда мы рядом сидим? У нас опять будут разные варианты.
   - А я пересяду за тобой.
   - Как же! Так Нордман тебя и пустит!
   - Пускай он сядет к тебе, а я сяду к Белову.
   - Вот уж, - скривилась Женя, - не буду я сидеть с Нордманом. Он мне на прошлой контрольной попытался волосы к стулу привязать. И с Беловым он дружит, а Белов - шпана. Мне Машка говорила, что он ей хвастался, что в первом классе первое сентября прогулял. И вообще Нордман в тебя влюблен, даже на сумке сделал надпись "ЛЕРА".
   - Все ты врешь, - сказала Лерка, но без особой уверенности.
   - Нет, Цветик, не вру, - Женька немного оживилась, - сама видела.
   - Перестань называть меня Цветиком, - огрызнулась Лерка, вставая, меня так в детском саду дразнили.
   - А чего? - сказала Женька. - Хорошее прозвище, чем тебе не нравится? Меня вот Коровой звали.
   - А, ладно, - Лера щелкнула переключателем, - давай посмотрим по второй, может, хоть там чего-нибудь другое?
   Но по второй тоже был Брежнев и всеобщее голосование поднятием партбилета.
   - Звук хотя бы выключи, - сказала Женя, - надоело: всегда одно и то же.
   Лерка повернула выключатель и задумчиво прошлась по комнате. Остановившись около "Аккорда", она выудила из стопки пластинок заезженную еще в прошлом году "По волне моей памяти" и торжественно водрузила ее на проигрыватель. Прицелившись, она опустила иголку прямо на третью песню.
   - Во, эта самая классная!
   На французской стороне
   На чужой планете
   Предстоит учиться мне
   В университете,
   пропел певец, и Лерка, став между диваном и телевизором, начала крутить попой, подпевая:
   - До чего тоскую я - не сказать словами...
   - А чего тоскует? - раздраженно сказала Женька, - между прочим, в Сорбонну едет учиться. Нам, Лерка, туда вовек не попасть.
   - Ну, может, когда станем старые... на какой-нибудь конгресс в защиту мира... лет через двадцать.
   - Ага! Только нас там и ждут, на конгрессе! - огрызнулась Женька.
   - А что, - ответила Лера, - вот Брежнев же все время ездит... даже в Штатах пару лет назад был. Помнишь, тогда еще американское кино по телеку показывали?
   Она плюхнулась на диван и кивнула на экран, где Брежнев безмолвно раскрывал рот под завершающуюся тухмановскую песню.
   - Тихо плещется вода в стенках унитаза, вспоминайте иногда Колю-водолаза, - пропела Женя.
   Лерка прыснула:
   - А я не знала...
   - Зато ты алгебру знаешь, - снова вспомнила о своем Женя.
   - Женька, ты чудовищная зануда, - разозлилась Лера, - ну, не хочешь писать контрольную - заболей!
   - Как же! Заболеешь у моей! Это твои тебе всегда верят, а мои заставляют температуру мерить, - ответила Женька.
   - Ну, набей градусник.
   - С тех пор как я его попыталась нагреть на батарее, и он показал 41,3, мама всегда со мной сидит ... какое уж тут набить!
   - Плохо твое дело, - вздохнула Лерка. Она снова подошла к полке с пластинками и теперь перебирала конверты, - а у тебя ничего нет послушать кроме этого?
   - Неа, - сказала Женька, - у родителей пленки есть... но там только всякий Высоцкий и Визбор, по-моему.
   - Ага, черное надежное золото, - скривилась Лерка, - мои это тоже любят. Тоска, - Она подняла иголку и перевернула пластинку, - значит, будем дальше слушать.
   - Я в прошлом году болела, - сказала Женя, - так ее только что купили я прямо обслушалась. До сих пор все наизусть помню.
   - А чем ты болела? - спросила Лерка.
   - Гриппом, - ответила Женя, - и потом меня еще таблетками траванули.
   - Как траванули?
   - Ну, у меня аллергия на эти... на антибиотики... на пенициллин. А меня оставили с бабушкой, и она об этом забыла. И когда врач пришел и выписал рецепт, то она тут же сбегала в аптеку, купила таблеток и меня ими накормила. Я чуть не померла.
   - А чего было? - заинтересовалась Лерка.
   - Температура - ого-го! И вся опухла, просто как хрюшка была.
   - Так это же классно!
   - Это тебе классно в хрюшку превратиться, - огрызнулась Женька.
   На хрюшку Лерке нечего было обижаться - она была самой худой в классе. Пропустив женькины слова мимо ушей, она продолжила:
   - Смотри, что я придумала: ты сейчас принимаешь таблетку этого пенициллина, у тебя подскакивает температура, тебя укладывают в постель - и контрольную можно не писать!
   - Классно! - Женька даже подпрыгнула на диване и тут же приуныла: - А где мы возьмем таблетки? Мама все выкинула.
   - Наверняка у меня есть, - Лерка уже бежала в коридор, - я сейчас принесу.
   - Только быстро, - прокричала ей вслед Женя, - а то мама скоро придет.
   - Не переживай, - проорала Лерка из прихожей, - когда мама придет, ты уже будешь горячая, как солнце!
   Они жили в одном доме, и Лерке было недалеко бежать. Женька видела в окно, как подруга выскочила из подъезда и стрелой полетела в соседний. Через пять минут она снова появилась на улице, победно помахав рукой. Женька побежала открывать дверь.
   Лерка, сбросив пальто, влетела за ней в комнату.
   - Принесла, принесла! - пританцовывала она.
   - Ах ты мой Цветик-семицветик, - кинулась к ней Женя.
   - Какой я тебе цветик-семицветик? - Лера вынула из кармана пачку таблеток и положила на стол. - Те самые?
   - Те самые! Давай только полтаблетки, - предложила Женя, - а то от целой мне слишком плохо было... даже неотложку вызывали.
   - Ну, ладно, пусть будет семицветик. Только ты больше не дразнись, а повторяй за мной, - Лера надломила таблетку пополам и встав на цыпочки подняла полтаблетки над головой:
   Лети, лети лепесток
   Через запад на восток,
   Через север, через юг
   Возвращайся, сделав круг.
   Лишь коснешься ты земли,
   Быть по-моему вели.
   - Вели, чтобы я завтра не пошла в школу! - крикнула Женька и Лера опустила ей таблетку на язык.
   - Теперь рассосать - и все в ажуре, - сказала она.
   - Ты таблетки спрячь, - только и успела сказать Женя, чувствуя, как волна поднимающегося откуда-то изнутри жара заливает ее солнечным теплом...
   "Жигули" Олега заглохли за два квартала до дома Горского. "Жители деревни умеют по цвету облаков на закате или мычанию скотины определять погоду на завтра и виды на урожай, - думал Олег, запирая машину. По-настоящему продвинутый городской житель должен по шуму глохнущего мотора машины определять курс доллара будущей осенью".
   Конечно, никакой травы он купить не успел. Слезы милиных родителей, допрос в милиции - какая уж тут трава. Теперь он собирался рассказать обо всем Горскому - и в особенности о молодом человеке, которого он встретил на лестничной площадке. Сам не зная почему, он умолчал о нем на допросе в милиции - частично потому, что терпеть не мог ментов, частично потому, что разозлился на то, что его - свидетеля - заставили пройти обычную процедуру снятия отпечатков пальцев и подробного допроса: когда вы познакомились с покойной, что вас связывало и так далее. Да ничего не связывало, да всю жизнь был знаком, у нас дачи рядом и родители вместе работали. Зато отпечатки пальцев теперь есть у ментов, тоже мне радость.
   Олег позвонил в домофон, неестественно веселый голос Горского спросил "Кто?", потом взвизгнул замок, и дверь открылась. Уже в прихожей чувствовался запах травы, и Олег перестал переживать, что не заехал к дилеру. Похоже было, что и без того сегодня хватит на всех.
   Горский сидел в своем кресле, а незнакомый Олегу молодой человек вдувал паровоз миниатюрной брюнетке, сидевшей к Олегу спиной. Девушка щелкнула пальцами, и парень вынул косяк изо рта.
   - Присоединяйся, - сказал он Олегу.
   Брюнетка повернулась, и Олег узнал Алену. Она смеялась, дымок от травы выходил у нее изо рта. На секунду Олегу стало жалко обламывать ее, но любопытство было сильнее.
   - Привет, Алена, - кивнул он, - ты знаешь Милу Аксаланц?
   - Да, мы учились вместе, - сказала она и улыбка сбежала с ее лица, - но мы уже год не виделись. А что?
   - Она сегодня под машину бросилась... насмерть...
   Алена закричала почти сразу.
   Два трупа за один день было слишком много для Антона. Вероятно, это было слишком много для всех: даже Горский на этот раз просто выслушал рассказ Олега, предложил забить еще косяк, переспросил только имя - "Как ты сказал, Дингард?" - и замолчал на весь вечер. Алена курить отказалась, сославшись на то, что завтра ей рано на работу, и как-то очень быстро засобиралась домой. Когда Антон вышел за ней в прихожую, Алена спросила, не хочет ли он проводить ее до дому. Сам не зная почему, он согласился, хотя до этого хотел еще задержаться и поговорить с Горским.
   Впрочем, ему показалось, что когда он вдувал ей паровоз, между ними проскочила какая-то искра... не в буквальном, разумеется, смысле. Антон всегда находил очень волнующим выдыхать дым в рот другому человеку. Получалось похоже на дистанционный поцелуй - впрочем, не очень долгий. Считалось, что охлажденный дым действует сильнее - но Антон подозревал, что главное, как и во многих травяных делах, был сам ритуал.
   Они спустились в метро и мимо неподвижного милиционера пошли к эскалатору.
   - Хороший город Москва, - сказал Антон, - идешь обкуренный и всем хоть бы хны. Вот если бы шел пьяный - точно бы привязались.
   Алена ничего не ответила, и Антон сглотнул про себя неприятную мысль о том, что через несколько лет все может измениться... впрочем, он утешил себя тем, что в России наркотики всегда останутся привилегией особо продвинутых. Массы будут по-прежнему пить свою водку.
   Алена молчала, и ее молчание начало тяготить Антона. В пустом полночном вагоне он спросил ее:
   - А ты хорошо знала эту Милу?
   - Мы с ней были ближайшие подруги... с детского сада еще. Почти всю жизнь, получается.
   - Ты же говорила, что вы давно не общаетесь?
   - Всего год, - ответила Алена.
   - А чего поругались?
   - Из-за мужика, - голос ее дрогнул, и Антон почувствовал, что она вот-вот заплачет.
   - Ладно тебе, - сказал он, обнимая ее за плечи.
   Он не любил в себе состояние эротического возбуждения. Тупое, одномерное желание, казалось, принижало его. За то он и любил траву, что, в отличие от алкоголя, она не возбуждала сексуального вожделения, а словно рассредоточивала его... эротизм не был сконцентрирован в женской пизде, а был словно разлит по всему миру. Антон помнил, как в один из первых раз, когда курил гашиш, он целый вечер гладил обивку кресла, получая нечеловеческое удовольствие от тактильных ощущений... мысль о сексе казалась в таком состоянии просто смешной.
   Однако ночь, проведенная с Лерой, словно изменила его. Самое странное было то, что он никогда не любил девушек лериного типа - полных большегрудых блондинок, предпочитал как раз миниатюрных брюнеток вроде Алены. К тому же Лера была старше, наверное, лет на десять и слишком активна в постели - на его вкус. Но как бы то ни было, он поймал себя на том, что сидит, обнимая за плечи готовую заплакать Алену, а перед его глазами проносятся отрывочные воспоминания о позапрошлой ночи.
   Они вышли в "Выхино", бесконечно долго шли между киосков, потом свернули куда-то вбок и через десять минут вошли в темный двор. Все это время они двигались абсолютно молча, обнявшись, словно превратившись в единый четырехножный механизм. Как иногда бывало под травой, движение почти полностью захватило Антона. "Хорошая шмаль у Горского, - подумал он, - два косяка - а как вставило!"
   Алена открыла дверь подъезда. Как само собой разумеющееся, они вошли внутрь и, уже расцепившись, поднялись по лестнице на второй этаж. Свет в прихожей горел и, словно оправдываясь, Алена сказала:
   - Не люблю приходить в темноту.
   Она снимала маленькую квартирку с небольшой комнатой и кухней. Вся мебель состояла из раздвижной тахты, большого шкафа и стоящего на табуретке телевизора с видеомагнитофоном. Антон живо представил себе, как по вечерам Алена одна смотрит какой-нибудь тупой американский фильм, пытаясь с помощью травы сделать его более интересным.
   - Хочешь чаю? - спросила она.
   Антон кивнул. Они прошли на кухню. С каждой минутой он все сильнее чувствовал, что надо что-то сделать... попрощаться и уйти, обнять и поцеловать, сказать что-нибудь, в конце концов.
   - Отличная у Горского трава, - сказал он.
   - Это васькина, - сказала Алена, - хочешь, я тебе тоже отсыплю?
   - Конечно, у меня как раз кончилась...
   Алена открыла верхний ящик буфета и вынула оттуда металлическую баночку из-под специй.
   - Есть куда насыпать?
   Антон покачал головой. Алена оглянулась, потом взяла с подоконника лежавшую там рекламную газету, оторвала первый лист и, насыпав на него горку травы, свернула конвертиком и протянула Антону.
   - Спасибо, - сказал он.
   Вышел в прихожую, сунул пакет во внутренний карман, но вместо того, чтобы вернуться на кухню, зашел в ванную. Вымыл руки, смочил лицо водой и подумал: "Надо либо уходить, либо трахнуть ее немедленно". Теперь он твердо понял: Лера была наваждением, и избавиться от него можно было только передав его другому человеку. Пускай завтра вечером Алена ищет с кем бы ей переспать, а он вернется в свой привычный, безопасный мир, где от других людей не надо ничего - кроме разве что веществ или денег, которые, в конце концов, нужны только для того, чтобы эти вещества покупать.
   Когда он вошел в кухню, Алена стояла к нему спиной. Он обнял ее и заглянул ей через плечо. В руках она держала неумело нарисованную картинку, где семь башен высились под синим, уже расплывающимся от слез, небом.
   Антон не стал раскладывать диван, и они занимались любовью прямо на полу. Поначалу он пытался целовать ее, слизывая слезы со щек, говорить какие-то ласковые слова, быть нежным и соответствовать моменту, но чем дальше, тем больше им овладевал какой-то амок, словно в васину траву насыпали стимуляторов. Остервенело он совершал поступательные движения, а Алена всхлипывала под ним, не то от удовольствия, не то от продолжающийся истерики. Казалось, что все это может длиться без конца: Антон никак не мог кончить и уже сбил себе все колени на жестком полу. Он попробовал положить девушку на диван, но тот был слишком узок, чтобы продолжать. Держа Алену на руках, он замер, оглядывая комнату. В конце концов он опустил ее обратно на пол, матерясь, раздвинул тахту и, решив обойтись без простыни, положил Алену на живот.
   - Так не хочу, - сказала она, приподнимаясь на четвереньки и, когда он вошел в нее, снова зарыдала, словно ждала этого. Глядя на ее выпирающие ребра, Антон живо воскресил в памяти полную спину Леры, и это воспоминание словно прибавило ему сил. Закрыв глаза, он задвигался все быстрее и быстрее, чувствуя, что его член превращается в деталь какого-то сложного механизма. Каждый толчок исторгал из алениных глаз новые потоки. С последним содроганием Антон рухнул на нее, аленины руки подломились и она упала лицом на влажное пятно собственных слез.
   - Это я ее убила, - сказала она, - я.
   Нездоровый интерес Бориса Нордмана к трудам и дням Поручика Его Императорского Величества Лейб-гвардии гусарского полка Казимира Ржевского насчитывал уже не одно десятилетие. Началось все еще в восьмом классе, когда Нордман, едва ли не впервые напившись, стал хвастать, что происходит из княжеского рода Голицыных. Идея называть его Князем не встретила поддержки, потому что кто-то тут же заметил, что Нордман перепутал: он наверняка происходит не от князя Голицына, а от Поручика Голицына, который бухал вместе с корнетом Оболенским, когда большевики вели их девочек "в кабинет". Несмотря на возражения Нордмана, что девочек у него увести никому еще не удавалось, прозвище Поручик прилипло к нему, и одноклассники с полумистическим ужасом наблюдали, как оно трансформирует своего владельца.