Кузнецов Виктор. Пленники Долины

   – От моего ответа риск не уменьшится.
   – Так «да» или «нет»?
   – Да, – уступил Ланс. – Мне нужен молодой ягненок, – обратился он к Терезе.
   – Ягненка нет, – пролепетала хозяйка, подтягивая сползший платок. – Есть годовалая овца.
   Все взгляды устремились на лекаря. Тот поморщился, словно его посетил приступ головной боли, и согласился на овцу.
   – Мне только кажется или ты не уверен в ответе? – насторожился Анупам Награ.
   – Я лишь однажды делал подобное, – солгал Ланс. – И поэтому предупреждаю еще раз, что ничего не могу обещать.
   – Но если ты не сделаешь переливание, мой брат умрет? – начал понимать всю серьезность ситуации Анупам Награ.
   – Да, это так, – подтвердил Ланс.
   – Несите овцу! – приказал вельможа слугам.
   Два человека из свиты побежали на скотный двор выбирать животное. Тем временем Ланс закатал раненому рукав и, перетянув предплечье левой руки веревкой, попытался нащупать вену. Однако герцог потерял слишком много крови, и вена едва прощупывалась. В гостиной раздалось блеяние – слуги волокли упиравшееся всеми четырьмя конечностями животное. Ланс приказал привязать овцу к столу и выстричь шерсть в области шеи. Затем отыскал у нее вену потолще и вогнал туда одну из игл. Дождавшись, когда кровь закапает с противоположного конца трубки, передавил ее зажимом. Все оказалось не так уж и сложно. Но посланник Конрада понимал, что выполнил только половину того, что ему предстояло сделать. Удерживая иглу большим и указательным пальцами, он попытался ввести ее в вену, тонкой жилкой просвечивающую на внутренней стороне предплечья герцога. Острый край птичьей кости легко прорезал кожу, наткнулся на что-то упругое и, после незначительного усилия, провалился внутрь. Рука в области укола быстро опухала. По всем признакам, вместо того чтобы ввести иглу в вену, он случайно ее проткнул. Затаив дыхание, Ланс повторил попытку, на этот раз удачно. Облегченно вздохнув, снял зажим, и горячая овечья кровь заструилась по трубке. Все замерли. Предплечье покраснело, раненый захрипел, судороги неестественно изогнули его тело, и, конвульсивно дернувшись, Гуриндер Награ перестал дышать. Понимая, что случилось непоправимое, Ланс поспешно вытащил иглу, но это уже ничего не меняло – герцог был мертв.
   – Что ты сделал, сын гиены и гоблина?! – зашелся в неистовом крике его брат.
   – Я же предупреждал вас, – с едва заметной досадой в голосе произнес Ланс. – Простите меня, но я всего лишь лекарь. Я не могу сотворить чудо, – сочувственно посмотрел он на герцога.
   – Ты, ты… схватите его! – сорвался родственник умершего.
   Ланс мог бы без труда раскидать герцогских слуг, только мешающих друг другу в ограниченном пространстве гостиной, воспользоваться темнотой и скрыться. Но он прекрасно понимал, что тогда вельможа организует погоню; отправит гонца к королю, и секретную миссию можно считать проваленной. Поэтому не сопротивлялся, надеясь в дальнейшем подыскать правильную последовательность действий.
   – Ой, помер, кажись, – запоздало заголосила Тереза, бросая на мужчин испуганные взгляды.
   – Замолчи, глупая женщина, – гневно осадил хозяйку Анупам. – Колин, проверь, все ли так, как говорит этот мерзавец, – окликнул герцог пожилого слугу.
   Слуга взял лекарскую сумку и, перевернув вверх дном, высыпал ее содержимое на пол. Проявив полное безразличие к инвентарю, поднял скрепленный сургучной печатью свиток и протянул его хозяину. Анупам порывистым жестом сорвал печать и пробежался глазами по строчкам.
   – Похоже, что лекаришка не лгал, – пренебрежительно посмотрел он на Ланса. – Ему действительно предписано прибыть на Кролл. Что ж, не будем нарушать волю короля, – зло поцедил сквозь зубы вельможа. – Ты поплывешь на остров, – пообещал он Лансу, сверкая глазами, как разгневанный демон. – Только не тюремным лекарем, а обычным заключенным. Свяжите его и заприте в чулане, – приказал Анупам своим людям.
   Ланс уже смирился с мыслью, что сейчас разумнее всего будет затаиться, тем более решение проблемы отыскалось куда быстрее, чем он предполагал. В конце концов, какая разница, в какой роли сойти с трапа: тюремного лекаря или невольника? Ланс знал, что ему будет достаточно произнести одну-единственную фразу, и заместитель коменданта выполнит любой его приказ. «Ничего непоправимого не произошло», – спокойно размышлял посланник Конрада, пока слуги герцога искали веревку, под причитания хозяйки волокли его по темному коридору и, изрыгая проклятия, заталкивали в тесный чулан.
   Где-то за рекой пропел первый петух, зарумянившееся на востоке небо быстро теряло звездную глубину и бесконечность. На Артуане возрождался день. Для кого-то он мог стать последним днем жизни, а кому-то лишь началом долгого-предолгого пути. Не всегда легкого и счастливого, но обязательно озаренного надеждой.
   Ланс сел на пол, привалился к стене и, закрыв глаза, попытался хотя бы немного поспать.

Глава III
Случайность

   Провинциальный городок Лайен с давних пор считался спокойным, тихим местом. Впрочем, как и большинство других поселений, раскиданных вдоль южной оконечности материка. Эти края давным-давно облюбовали для отдыха королевские чиновники. Сам Конрад в награду за верную службу отправлял своих воинов отдохнуть на юг Артуана, и Лайен входил в число таких благословенных Богом мест.
   Подступавшие к городским стенам леса изобиловали зверьем, полноводные реки поили плодородную землю, не скупящуюся на богатые урожаи. С востока город закрывали скалы, с юга подступало морское побережье. Даже в самые жаркие дни легкий бриз наполнял воздух свежестью, а скалы не позволяли заглядывать в эти края штормовым ветрам.
   На крестьянских полях колосилась пшеница, в садах румянились яблоки и зрел виноград. Зимы были короткие и очень мягкие. Местные жители прекрасно знали друг друга, и поэтому никто не совершал серьезных проступков. Ведь нарушителю пришлось бы держать ответ перед хорошо знакомыми или даже близкими ему людьми.
   В роду Заред Корвин все мужчины были охотниками: ее прадед, дед и, конечно же, отец. Пришло время, и дочь охотника научилась не хуже отца распознавать птиц по их трелям, предугадывать смену погоды, стрелять из лука и твердо знала, как следует вести себя в лесу, чтобы самой не стать обедом для какого-нибудь хищника. Много миль за день оставляли позади охотник и его дочь. И хотя во второй половине дня маленькая Заред очень уставала, она никогда не жаловалась и не плакала.
   Днем отец был серьезен, зато вечером, возле по-дружески потрескивающего костра, любил рассказывать разнообразные истории и сказки о суровых айланцах, отчаянных сотсендцах и жестоких кочевниках. В такие моменты девочке казалось, что эти истории никогда не закончатся, костер – не погаснет, а теплый ветер, треплющий волосы, никогда не станет холодным.
   Беда пришла без предупреждения. Однажды, отправившись на охоту, отец так и не вернулся. Он не объявился ни на следующий день, ни через день. Его вообще никто и никогда больше не видел.
   Время – лучший лекарь. Заред взрослела, душевная рана затягивалась. Сменялись годы, каждый из которых, словно еще один мазок кисти художника, превращал девочку-подростка в очаровательную девушку. Карие живые глаза юной Корвин лучились озорством; прямые каштановые волосы, собранные на затылке в тугой хвост, тонкая талия, небольшая высокая грудь и не слишком длинные, но стройные ноги делали девушку необычайно привлекательной.
   Сколько Заред себя помнила, она всегда хотела стать охотником, таким же умелым и отважным, как отец. Но желание исполнилось лишь к девятнадцати годам, когда после недельного отсутствия Заред бросила к ногам губернатора Лайена шкуру убитого ею в одиночку лоборога.
   Восхищенный отвагой Заред, городской глава тут же подписал приказ о ее зачислении в гильдию охотников. С тех пор никто больше не требовал от Заред бросить охоту и заняться «настоящим делом», например помочь Берте в пекарне или пойти ученицей к швее Лоре.
   Заред никогда серьезно не задумывалась о замужестве. Она, конечно, допускала такую возможность, но только не сейчас, когда ей наконец-то удалось пробиться в гильдию. Восхищенные взгляды заезжих гвардейцев или попытки сверстников перейти от дружбы к чему-то большему, безусловно, льстили ее самолюбию, но воспринимались не иначе как вынужденное неудобство.
   Заред даже представить себе не могла, чем закончится для нее побывка в Лайене отряда гвардейцев, возглавляемых Рокко Стораро. Это был высокий широкоплечий человек с властным взглядом, пользовавшийся успехом у женщин. Кучерявая шапка волос покрывала его голову, уголки рта были брезгливо опущены даже в дни праздничного веселья.
   Отдых гвардейцев подходил к концу, и у Стораро оставалось совсем немного времени, чтобы покорить – в чем он не сомневался – еще одно женское сердце.

* * *

   Домик, где жила Заред, ютился на самой окраине. Две сосны, раскинувшие неподалеку темно-зеленые кроны, как два верных друга, делили с ним ночь и день, холод и зной. Когда Заред была маленькой, ей даже казалось, что деревья что-то тихо ему шепчут на своем, непонятном человеку, языке.
   Одноэтажный, с невысоким крылечком и крохотным чердаком, домик когда-то представлялся маленькой девочке огромным замком, скрывающим великое множество тайн. Но детство безвозвратно кануло в прошлое, пыльный чердак перестал напоминать таинственную пещеру, а странные голоса оказались всего лишь завыванием ветра в печной трубе.
   Девушка уже целую неделю жила одна. Во всей округе мать Заред – Эрика Корвин – считалась самой опытной целительницей. Она ловко накладывала при переломах лубок, знала множество рецептов целебных снадобий и, когда поила ими раненого, всегда что-то тихонько приговаривала. После такого лечения раны затягивались за день, переломы срастались за неделю. Если знахари в ближайших селениях беспомощно разводили руками, обязательно посылали за Эрикой.
   Близилось время ужина. Остывала в плошке овощная похлебка, из глиняного горшочка тянуло тушеным мясом петуха-серпохвоста. А на сладкое Заред запекла себе яблок. Прямо с пылу с жару пустившие аппетитную пенку фрукты лежали на деревянном блюде, источая нежнейший аромат.
   Заред протерла пол, сполоснула руки и совсем уж собралась трапезничать, как в прихожей скрипнула дверь. Стораро не стал ждать приглашения и по-хозяйски прошел в гостиную.
   – Я, кажется, как раз вовремя, – пробасил он с порога.
   До того как суровый военачальник вошел в дом, мысли его были вовсе не о сытном ужине, но запах вареной капусты, репчатого лука и чеснока непроизвольно пробудил в могучем организме чувство голода.
   – Что вам тут надо? – удивилась Заред.
   Разглядывая девушку, Рокко сглотнул слюну. Легкое ситцевое платье едва прикрывало загорелое тело. Голые точеные плечи и очерченная тонкой тканью высокая грудь действовали на военачальника возбуждающе. Раздираемый двумя естественными потребностями, Стораро развязано произнес:
   – Вы не пригласите меня к столу?
   – С какой это стати? Мы с вами даже не знакомы.
   – Добрый ужин чем не повод для знакомства?
   – С чего вы взяли, что я вообще хочу с вами знакомиться?
   – А разве нет? Вы так на меня смотрели! – хитро улыбнулся Рокко.
   – Когда это я на вас «так» смотрела? – опешила Заред. – Не выдумывайте! А ну живо убирайтесь, а то позову на помощь!
   – Зачем кого-то звать, если я для того и служу королю, чтобы защищать слабых и обездоленных.
   – Я не обездоленная, – вспыхнула Заред, – и очень даже могу за себя постоять. Так что защищайте кого-нибудь другого. А о себе я сама позабочусь.
   Видя, что наскоком этот маленький бастион ему не одолеть, Рокко решил сменить тактику.
   – Я слышал, что вы не слишком жалуете здешних женихов.
   – Еще меньше мне нравятся наглецы в мундирах гвардейцев! Сэр, вы зашли надо мной посмеяться?
   – Ну что вы! – ухмыльнулся Стораро. – Если бы я этого хотел, то выбрал бы другое время и место. Просто, когда молодая и красивая девушка не желает ни с кем встречаться, значит, она ждет чего-то большего. Или кого-то, разве не так, неужели я ошибаюсь?
   – Может быть, и так, но к вам это не имеет никакого отношения, – Заред гордо вздернула подбородок.
   Рокко снова усмехнулся. Ему нравилась задиристость собеседницы. Она была так обворожительна в своем наивном гневе!
   – Как вам, в ваши-то годы, с такой внешностью, удается вести целомудренный образ жизни? – шел напролом Стораро. – Неужели эти губы еще не знали вкуса поцелуев?
   Рокко полностью завладел ситуацией. Речь его стала складной, образы изящными. Однако военачальник двигался к цели уж слишком прямолинейно. Но девушка почти его не слышала. Рокко подавлял ее, нависая, словно каменный утес. От него пахло кожей, железом и табаком. Стораро совсем не походил на героя, каким его представляла Заред Корвин, но он был настоящим мужчиной: необузданным, грубым, властным. На мгновение Заред показалось, что ей хочется припасть к его могучей груди, забыться, утолить непонятно откуда появившееся желание. Рокко словно почувствовал это и, приблизившись, порывистым движением привлек к себе юное стройное тело.
   Заред вырвалась из грубых объятий и полным негодования голосом воскликнула:
   – Что вы себе позволяете?!
   – Ты напрасно сопротивляешься, – фамильярно произнес Рокко. – Многие женщины мечтают быть со мной.
   – Вы удивитесь, но я не вхожу в их число, – огрызнулась девушка.
   – Ты хорошо подумала? – с угрозой в голосе спросил гвардеец. – В тебе говорит гордость, но я же вижу, чего ты на самом деле хочешь, – продолжал ухмыляться он, приближаясь к Заред.
   – Сейчас я хочу только одного – чтобы вы немедленно покинули мой дом, и жалею, что не прогнала вас сразу.
   Заред попятилась, схватила со стола тарелку и запустила ею в сэра Рокко. Тот увернулся, и тарелка, стукнувшись о дверной косяк, разлетелась вдребезги.
   – О! Это уже покушение на представителя власти, – в шутку пригрозил гвардеец. – Но у тебя есть шанс заслужить мое прощение, – хитро подмигнул он девушке.
   Двумя размашистыми шагами Стораро преодолел разделявшее его с Корвин расстояние.
   – Отстаньте от меня! – Заред изо всех сил толкнула обидчика в грудь.
   И тут произошло то, что не должно было случиться ни при каких обстоятельствах. Не ожидая такого отпора, Рокко отшатнулся, нога его предательски заскользила по влажному полу, и, падая, гвардеец ударился виском о край стола. Стораро захрипел, конечности его свела судорога.
   «Флэа, помоги мне!» – взмолилась Заред. Не замечая, что сэр Рокко прекратил подавать признаки жизни, словно находясь в гипнотическом трансе, девушка попыталась его поднять. Но все ее попытки оказались тщетны: голова воина безвольно свисала на грудь, рот открылся, в глазах застыло удивление…
   Привлеченные шумом, в дом ворвались часовые, предусмотрительно оставленные командиром у порога жилища юной охотницы с указаниями никого к ним не пускать.
   «Вот и все», – обреченно подумала Заред, встретив поначалу недоуменные, а вскоре и гневные взгляды гвардейцев.

* * *

   Помещение, в котором девушка дожидалась суда, выглядело чистым и опрятным. В прошлом здесь находилась комната для свиданий заключенных с родственниками. Служащие в ополчении местные жители выстлали каменный пол свежей соломой и принесли деревянную кровать. На тумбочке стояла бутыль с молоком, лежали сыр, ломоть ржаного хлеба и немного фруктов. Сквозь зарешеченные окна проскальзывали солнечные лучики и залетали обрывки птичьих песен. Люди понимали, что с их озорной и всеми любимой девочкой случилось ужасное несчастье, и не переставали надеяться на вынесение оправдательного приговора. Но одно дело – случайная смерть рядового гвардейца, и совсем другое – нелепая гибель сэра Рокко, человека, хорошо известного при дворе.
   Вести судебное разбирательство король направил в Лайен искушенного в подобных делах служителя Храма Древней Веры Кристофа Шреве. Ему уже не раз приходилось выступать в качестве главы розыскного процесса, в котором отсутствие прав обвиняемого и невозможность состязаться с обвинителем являлись нормой. Следствие и судебное разбирательство были негласными. Решающим для осуждения основанием считалось признание подсудимым своей вины, хотя нередко обходились и без него. Пытки применялись только в тех случаях, когда обвиняемый начинал сам себе противоречить или выказывал к суду откровенное неуважение.
   Но власть главы розыскного суда не была бесконечной. Он мог арестовать и допросить обвиняемого, однако для того, чтобы отправить его на пытку или вынести смертный приговор, требовалось разрешение короля. Все эти ограничения существенно задерживали расследование. Некоторым главам судов за отдельные заслуги выдавалась специальная грамота, подписанная королем и позволявшая вести процесс на свое усмотрение. Раздобыть такой документ было нелегко, и лишь единицы могли похвастаться подобной привилегией. Только к тридцати семи годам Шреве стал обладателем столь желанной для любого судьи грамоты.
   Еще в день приезда Кристоф прикрепил на воротах Храма Древней Веры объявление, оповещающее о его прибытии, и уже на следующее утро читал проповедь. Его совершенно не беспокоило то, что часть местных жителей неграмотна и не может понять смысл написанного. Приезд инквизитора такого уровня для любого провинциального городка становился событием, и эта новость среди горожан распространялась с непостижимой скоростью.
   Со дня первой проповеди у еретиков появлялась возможность в течение месяца прийти с покаянием. Такие люди получали прощение и считались вставшими на путь истинный. Местные жители из числа тех, кто себя еретиком не считал, были обязаны донести на своих знакомых, подозреваемых в богомерзких делах. Никто не требовал, чтобы доносы подписывались, но многие доносчики добросовестно ставили под текстом свои инициалы, демонстрируя тем самым нарочитую добропорядочность. Целый месяц глава суда читал сыпавшиеся на него со всех сторон сплетни. Каждый донос регистрировался нотариусом и им же подвергался тщательной проверке с целью исключения откровенной клеветы.
   На ведение судебного дела выделялось не больше месяца, и по истечении этого срока обвинитель и судья в одном лице был обязан отослать отчет в Верховный суд страны, возглавляемый королем.
   Шреве не нравилось, что правитель вмешивается в религиозные вопросы. Долгими вечерами размышлял Кристоф о взаимоотношениях духовенства, несущего людям учение Флэа, и короля: «Кому дано право поставить на человека клеймо еретика? Только служителям Храма Древней Веры – хранителям божественных истин. Однако им не даны полномочия карать. После вынесения приговора Храм Древней Веры должен передать еретика на суд мирской. Но что в этом случае обязан предпринять король? Казнить во имя божественной истины, хранителем которой он не является? А если учение отступника не причиняет никому вреда? Имеет ли тогда король право принуждать?»
   Последнюю ночь Заред так и не удалось заснуть. Она лежала на кровати и смотрела на облупившийся потолок до тех пор, пока темнота не скрыла все его изъяны. В таком состоянии ее застал рассвет. Пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей, Заред вспоминала свое прошлое. Перед глазами проплывали картинки солнечного луга, на котором она играла со сверстниками, песчаный берег реки, где маленькая девочка училась плавать, и очень важное для нее событие – охота на ветвисторога.
   Это были могучие, красивые животные. Их шкура ценилась много выше шкуры волка или лоборога. Отец и дочь должны были преследовать благородное животное, вооруженные лишь острыми охотничьими ножами. Три дня и три ночи длилась погоня по следам статного самца с раскидистыми, как крона молодого дуба, рогами. Иногда Заред казалось, что ее легкие не выдержат изнурительно бега, а ноги подломятся. Но она делала шаг, потом еще один, затем переходила на бег, и погоня продолжалась.
   Вконец измотанные, едва держащиеся на ногах, отец и дочь настигли дикого зверя лишь на исходе третьих суток. Заред ужасно не хотелось убивать это прекрасное животное. Отец вопросительно смотрел на дочь.
   – Я не могу, – Заред виновато опустила голову, не в силах выдержать пристального родительского взгляда.
   Девушка была готова выслушать любые упреки, но при этом твердо решила не участвовать в убийстве. Именно в убийстве, потому что животное даже не сопротивлялось.
   Заред сжалась в комочек. Внезапно она почувствовала, как тяжелая отцовская ладонь ласково поглаживает ее по голове. В этот миг Заред вновь ощутила себя маленькой девочкой, удобно устроившейся у охотничьего костра в предвкушении сказки.
   – Ты выдержала испытание, – голос отца звучал тихо и устало. – Теперь я уверен, что мне никогда не будет стыдно за свою дочь.
   Заред подняла голову и посмотрела отцу прямо в глаза, как в те далекие годы, когда она была еще совсем маленькой, и многообразие окружающего мира рождало в детской головке множество вопросов. Возможно, ей и показалось, но в тот миг родительский взгляд стал чуть-чуть влажным.
   Треск сучьев прервал разговор отца и дочери. Охотники мгновенно обернулись, ища глазами источник опасности. Но ее не было – это почуявший свободу зверь ринулся прочь…
   Заред не заметила, как задремала. Только во сне она могла встретиться со своим отцом, которого ей так не хватало. Особенно сейчас. Чуткий утренний сон был нарушен скрипом открываемого замка и лязгом засова. В комнату вошел Трей Паркер – начальник караула, в сопровождении двух подчиненных.
   – Собирайтесь, – приказал он отстраненно.

* * *

   Зал собраний в здании городской ратуши вмещал несколько сотен человек, но сегодня в нем, помимо обвиняемой, находились только три судебных пристава, два теолога, писарь, целитель, нотариус и несколько стражников.
   Пустующие галереи деревянных скамей уходили вверх, опоясывая помещение почти до самого потолка. В центре зала на небольшом возвышении стояла узкая трибуна. Через расположенные на уровне второго этажа окна падали косые лучи солнечного света, недостаточно яркого, чтобы осветить весь зал, и один из теологов попросил стражника зажечь закрепленные в настенных держателях факелы.
   Место главного обвинителя на предстоящем процессе – Кристофа Шреве, еще пустовало. Два изнывавших от жары стража, поставленные у входа, заприметив фигуру инквизитора, прекратили перебрасываться короткими фразами и предупредительно вытянулись в струнку.
   Не обращая внимания на закованные в латы фигуры, Кристоф толкнул дверь и вошел внутрь. Зал выглядел непривычно пустым. Девушка стояла напротив кресла председателя; справа и слева от нее застыли двое стражников, старавшихся придать лицам суровое выражение. И несколько человек сидели в первом ряду.
   Шреве одернул желто-коричневую мантию и занял полагающееся ему место на возвышении.
   Обычно обвинительные процессы розыскных судов Артуана начинались с доверительной беседы. Обвиняемого почти по-родственному просили рассказать о своей жизни, друзьях, родителях, и Кристоф Шреве не собирался нарушать традицию. Он пригладил редкие волосы и подал знак одному из судебных приставов. Долговязый, с впалыми щеками человек, одетый в мятую мантию, зачитал традиционное предупреждение об ответственности за ложь перед Богом, судом и людьми, поперхнулся в конце фразы и, прикрыв платком рот, поспешно вернулся на свое место. Девушка поклялась говорить только правду и вопросительно взглянула на обвинителя. Несколько мгновений они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Кристоф не знал, о чем думает в этот момент обвиняемая, но в ее взгляде не было страха. Ясные карие глаза смотрели на него, как смотрит ребенок на любого взрослого: вопрошающе и немного рассеянно.
   Когда формальности были соблюдены, обвинитель задал первый вопрос:
   – Назови свое имя, дочь моя.
   – Заред, – кратко ответила подсудимая. – Заред Корвин, – поспешно добавила она.
   – Сколько тебе лет?
   – Девятнадцать.
   – Ты замужем?
   – Нет, – удивилась Заред нелепому, как ей показалось, вопросу. Ведь о том, что она живет с матерью, знали все.
   – И что же мешает такому очаровательному созданию определиться с избранником? – по-доброму, словно спрашивал собственную дочь, улыбнулся Шреве.
   – Ничего не мешает, – кратко ответила Заред, но, видя, что обвинитель продолжает ждать, добавила: – Сватался ко мне сын кузнеца – Горацио, мельник своего старшего сватал, даже учитель Торенс предлагал выйти за него замуж. Только не люблю я их.
   – Вижу, что не по душе тебе местные женихи. Ты, наверное, хотела бы выйти замуж за высокородного?
   «И он туда же», – вспомнила Заред очень похожий вопрос, прозвучавший несколькими днями ранее из уст сэра Рокко.
   – Не знаю, – чистосердечно призналась Корвин. – Я об этом не думала.
   «Зачем мне задают такие странные вопросы, какое отношение это имеет к делу?» – терялась в догадках Заред.
   В коридоре послышались шаги, в зал заседания вошел клерк. Склонившись перед Шреве, он протянул ему свиток. Кристоф одобрительно кивнул, забрал свиток и вновь обратился к подсудимой:
   – Но ты допускаешь возможность стать женой высокородного?
   Заред немного помедлила и нерешительно согласилась. Девушка старалась отвечать правдиво, но на последний вопрос она просто не знала ответа.