Этих книг никогда не читали. Судя по твердым девственным переплетам, никто даже не открывал их с тех пор, как они вышли из рук книготорговца.
   — Когда вы приобрели эти книги, мистер Прайам?
   — Когда, Делия? — Он облизнул пересохшие губы.
   — Вскоре после нашей женитьбы.
   — В библиотеке должны стоять книги, — кивнул Прайам. — Сообщил торговцу подарочными изданиями площадь полок, велел заполнить самыми лучшими, которые поумней. — Заговорив, он как бы обретал уверенность в себе, в низком голосе ожил высокомерный оттенок. — Как увидел, швырнул ему в морду. Я ж приказывал самые лучшие! Забирай свое дерьмо, говорю, переплетай в самую что ни на есть дорогую кожу, украшай всякими причиндалами, иначе не получишь и вшивого никеля.
   Китc, теряя терпение, ерзал на месте.
   — Он прекрасно справился с задачей, — пробормотал Эллери. — Я смотрю, книги в девственном состоянии. Ни одной, кажется, не открывали.
   — Чего открывать? Чтоб переплеты потрескались? Собрание стоит целого состояния, мистер. Мне это хорошо известно. Я их никому не позволю читать.
   — Книги в принципе предназначены для чтения. Никогда не любопытствовали, что написано на страницах?
   — Я книжек не читал с той поры, как бил баклуши в школе, — заявил Прайам. — Это для баб и для длинноволосых. Газеты — другое дело. И журналы с картинками. — Он громко расхохотался, запрокинув голову. — К чему клоните?
   — Мне хотелось бы провести здесь часок, познакомиться с собранием. Даю слово обращаться с книгами с величайшей осторожностью. Не возражаете?
   Глаза Прайама хитро сверкнули.
   — Вы ведь сами книжки пишете?
   — Да.
   — И статейки для воскресных журналов?
   — От случая к случаю.
   — Может, хотите статью написать про мое собрание книжек?
   — Проницательный вы человек, мистер Прайам, — улыбнулся Эллери.
   — Я не прочь, — откровенно признал бородач, щеки которого вновь обретали цвет. — Тот самый книготорговец сказал: библиотека миллионера должна иметь свой каталог. У вас, говорит, мистер Прайам, собрание слишком хорошее, надо составить указатель для биб… биб…
   — Для библиофилов?
   — Точно. Дело пустячное… Думаю, придаст мне известности в ювелирном деле. Каталог вон на той полке. Знаете, стоил мне кучу денег, спецзаказ, печать четырех цветов на особой бумаге, в описании книжек куча всяких технических данных, мне даже не выговорить, — фыркнул Прайам. — Только, богом клянусь, для чего выговаривать, когда можно заплатить? — Он махнул волосатой рукой. — Нисколько не возражаю, мистер… как вас там?
   — Квин.
   — Валяйте, Квин.
   — Мистер Прайам, вы очень любезны. Кстати, после составления каталога к собранию добавлялись еще книги?
   — Еще? — Прайам вытаращил глаза. — Я купил самые лучшие. Зачем мне еще? Когда начнете?
   — Я всегда говорю: лови момент, не теряй времени. Ночь все равно пропала.
   — Вдруг я завтра передумаю, да? — Прайам снова оскалился, на сей раз изобразив нечто вроде дружелюбной усмешки. — Порядок, Квин. Вы, похоже, не дурак, хоть и пишете книжки. Давайте! — Усмешка исчезла, когда он перевел звериные глазки на Уоллеса. — Вези меня назад, Альфред. И лучше до утра спи внизу.
   — Слушаюсь, мистер Прайам.
   — Чего стоишь, Делия? Спать ложись.
   — Хорошо, Роджер.
   Последнее, что увидели Эллери с Китсом, был дружеский взмах руки Прайама, которого Уоллес вез через холл в коляске. Жест свидетельствовал, что он, выговорившись, преодолел свои страхи, если даже не полностью позабыл их причину.
   Когда дверь в противоположном конце холла закрылась, Эллери сказал:
   — Надеюсь, миссис Прайам, вы ничего не имеете против. Мы должны выяснить, что это за книга.
   — Неужели считаете Роджера дураком?
   — Почему вы не ложитесь в постель?
   — Не совершайте подобной ошибки. Кроув! — Ее голос смягчился. — Где ты был, дорогой? Я уже начала беспокоиться. Нашел дедушку?
   Юный Макгоуэн, торчавший в дверях, ухмыльнулся.
   — В жизни не догадаетесь где. — Он посторонился, пропустив старика Кольера, который появился с грязным пятном под носом и радостной улыбкой. — В подвале.
   — В подвале?
   — Дед искал темное помещение, мама. Фотографией занялся.
   — Целый день щелкал твоим «контаксом», дочка. Надеюсь, не возражаешь. Очень трудно научиться, — признался Кольер, качая головой. — Снимки выходят не совсем хорошие. Эй, привет! Кроув мне рассказал, что возникли новые проблемы.
   — Вы все время были в подвале, мистер Кольер? — спросил лейтенант.
   — С тех пор, как поужинал.
   — Ничего не слышали? Кто-то окно взломал.
   — Уже знаю от внука. Нет, ничего не слышал, а если б услышал, наверно, запер бы подвальную дверь, пересидел до конца. Дочка, ты совсем плохо выглядишь. Смотри не свались.
   — Ничего, папа, переживу.
   — Иди спать. Доброй ночи, джентльмены. — И старик удалился.
   — Кроув, — напряженно проговорила Делия, — мистер Квин с лейтенантом Китсом намерены поработать в библиотеке. Думаю… тебе тоже лучше остаться.
   — Конечно, конечно, — согласился Мак, наклонился, поцеловал ее.
   Она вышла, не бросив ни единого взгляда на двоих других мужчин. Кроув закрыл за ней дверь.
   — В чем дело? — жалобно обратился он к Эллери. — Вы с ней поссорились? Что случилось?
   — Если вам поручено за нами присматривать, Мак, — рявкнул Эллери, — присматривайте вон из того кресла в углу, не мешайтесь под ногами. Начнем, Китc.
   «Собрание Прайама» представляло собой настоящий библиографический кошмар, но Эллери пребывал в научном, а не в эстетическом настроении, его методология не имела ни малейшего отношения ни к искусству, ни даже к морали; он просто велел голливудскому детективу читать названия на книжных полках, а сам отыскивал их в оправленном в золото каталоге.
   Прошло почти два часа; за это время Кроув Макгоуэн заснул в кожаном кресле.
   Когда Китc, в конце концов, остановился, Эллери попросил:
   — Подождите, — и снова принялся водить пальцем по страницам.
   — Ну? — бросил Китc.
   — Не прочитано только одно название. — Эллери положил каталог, взял обуглившийся остов книги. — Прежде это был том ин-октаво в переплете из дубовой фанеры, с форзацем ручной работы на шелке. «Птицы» Аристофана.
   — Кто? Кого?
   — «Птицы», пьеса Аристофана, великого комедиографа, жившего в пятом веке до Рождества Христова.
   — Что за бред?
   Эллери промолчал.
   — Считаете очередным предупреждением сожжение книги писателя, умершего две тысячи лет назад? — требовательно спросил детектив.
   — Безусловно.
   — Почему?
   — Ее изрезали и сожгли, Китc. Как минимум, два из четырех предшествующих предупреждений тоже связаны так или иначе с насильственной смертью: отравленная еда, убитые лягушки… — Эллери встрепенулся.
   — В чем дело?
   — «Лягушки»… Это название другой пьесы Аристофана!
   Китc страдальчески сморщился.
   — Впрочем, — оговорился Эллери, — явное совпадение. Нет связи с другими случаями… «Птицы»… Полная абракадабра: отравленный тунец, мертвые лягушки и жабы, дорогой бумажник, роскошное издание греческой комедии, впервые представленной, если я не забыл свой классический курс… в 414 году до нашей эры.
   — У меня сигареты кончились, — проворчал Китc. Эллери бросил ему пачку. — Спасибо. Скажете, тут есть связь?
   — «Перед каждым следующим шагом пришлю предупреждение». Вот что говорится в записке. «Предупреждение с особым смыслом, неясным, загадочным»…
   — Совершенно верно. Но все равно скажу, Квин, если эти бредовые предупреждения вообще что-нибудь значат, то каждое само по себе.
   — Перед каждым следующим шагом, Китc. Где-то что-то движется. Нет, все связано. Дело идет к развязке. — Эллери покачал головой. — Я даже уже не уверен, что Прайам знает смысл. Теперь все действительно перевернулось с ног на голову. Как явно необразованный человек может понять смысл уничтожения древнегреческой пьесы?
   — О чем там речь идет?
   — В пьесе? Ну… насколько припоминаю, два афинянина уговорили птиц построить воздушный город, чтобы отгородить богов от людей.
   — Очень полезные сведения. — Расстроенный Китc поднялся и пошел к окну.
   Прошло много времени. Лейтенант смотрел в темноту, где начинал клубиться туман, в комнате было прохладно, он вздернул плечи в кожаном пиджаке. Юный Макгоуэн невинно сопел в глубоком кресле. Эллери не произносил ни слова.
   Через какое-то время Китc с пустой ошалевшей головой вдруг осознал, что молчание длится слишком уж долго. Устало оглянулся и встретил взгляд небритого изможденного изгоя из здравого мира — безумный, полный нежданной радости, пьяный от внезапного счастья, взгляд девушки, смакующей первый поцелуй.
   — Черт побери, — встревожился голливудский детектив, — что с вами?
   — Китc, есть связь!
   — Ну конечно. Десятый раз слышу.
   —  Не одно совпадение. Два.
   Китc подошел, взял из пачки Эллери еще сигарету.
   — Слушайте, может, хватит? Отправляйтесь домой, примите душ, придавите подушку. — Потом воскликнул: — Что?
   — Две общие черты, Китc! — Эллери тяжело сглотнул. Во рту у него пересохло, голова гудела от усталости, но он знал, что нашел, наконец-то нашел.
   —  Догадались?
   — Понял смысл… Знаю.
   — Что? Что?
   Но Эллери не слушал, не глядя нащупывая сигарету.
   Китc чиркнул для него спичкой, машинально поднес ее к собственной сигарете, снова шагнул к окну, затянулся, наполнил легкие. Клубившийся ночной туман улегся крахмальной массой, поблескивавшей, как сырой рис. Он вдруг сообразил, что курит, испугался, расстроился, потом махнул рукой, жадно пыхтя в ожидании.
   — Китc.
   — Да, — резко оглянулся детектив.
   — Напомните, как зовут хозяина собаки и где он живет?
   — Кто? — заморгал лейтенант.
   — Хозяин мертвого пса, которого якобы отравили, а потом подбросили на порог Хиллу. Как его зовут? Я забыл.
   — Хендерсон. Клайберн-авеню в Толука-Лейк.
   — Я должен с ним встретиться как можно скорее. Вы домой?
   — Но зачем…
   — Ложитесь, поспите пару часов. Будете попозже утром в участке?
   — Конечно. Но что…
   Эллери уже выходил из библиотеки Прайама мелкими деревянными шагами. Казалось, он засыпает на ходу.
   Китc смотрел ему вслед широко открытыми глазами.
   Услышав, как отъехал «кайзер», сунул к себе в карман пачку сигарет Эллери и прихватил остатки сожженной книги.
   Кроув Макгоуэн всхрапнул и очнулся.
   — Вы еще тут? А Квин где? — Он зевнул. — Нашли что-нибудь?
   Китc прикурил от окурка новую сигарету, отчаянно затягиваясь.
   — Сообщу телеграммой, — язвительно посулил он и ушел.
* * *
   Заснуть было невозможно. Эллери недолго поворочался в постели, даже не питая надежды.
   В самом начале седьмого спустился на кухню, заварил кофе.
   Выпил три чашки, глядя в туман над Голливудом. В грязный серый мир с трудом пробивалось солнце. Скоро туман развеется и оно засияет.
   Все ярко засверкает. Надо только разогнать туман.
   Он не смел представить, что откроется в ослепительном свете. Смутно уже вырисовывалось нечто чудовищное, на свой чудовищный лад прекрасное.
   Сначала решим проблему с туманом.
   Он снова поднялся наверх, побрился, принял душ, переоделся, вышел из коттеджа и сел в машину.

Глава 13

   Почти в восемь Эллери остановился перед оштукатуренным домиком, выкрашенным синим кобальтом, на Клайберн-авеню за Риверсайд-Драйв.
   На шесте на лужайке красовалась раскрашенная вручную деревянная фигурка, напоминавшая Допи, гнома Уолта Диснея, под которой живописец выписал фамилию Хендерсон.
   Плотно закрытые жалюзи не обнадеживали.
   Ступив на дорожку, он услышал женский голос:
   — Если вы к Хендерсону, его нет.
   Дородная женщина в оранжевом платке на плечах низко свешивалась через перила с красной бетонной веранды соседнего дома, нащупывая что-то пальцами в кольцах под ящиком с фиалками.
   — Не знаете, где его можно найти?
   Что-то хлюпнуло, и из шести кранов дождевальной установки на газон полетели водяные букеты. Женщина победоносно выпрямилась с раскрасневшимся лицом.
   — Вы его не найдете, — пропыхтела она. — Он в кино снимается на Каталине или еще где-то. Какого-то пирата играет. Вы пресс-агент?
   — Боже сохрани, — пробормотал Эллери. — Вы помните пса мистера Хендерсона?
   — Пса? Конечно, помню. Его звали Фрэнк. Вечно раскапывал мой газон, гонялся по цветочным клумбам за бабочками… Только не подумайте, — поспешно добавила она, — будто это я его отравила. Ненавижу людей, которые так поступают с животными, даже с опасными. Хендерсон страшно переживал.
   — А какой породы был Фрэнк?
   — Ну… не очень большой, однако и не очень маленький…
   — Не знаете породы?
   — По-моему, какая-то охотничья. Вы из Гуманитарного общества или из Лиги против вивисекции? Я сама против медицинских экспериментов над животными, о чем всегда пишет «Игземинер». Если Бог милостив…
   — Не скажете ли, мадам, что это был за охотничий пес?
   — Ну…
   — Английский сеттер? Ирландский? Гордон? Чесапик-бей-ретривер? Легавый?
   — Я просто наугад сказала, — хмыкнула женщина. — Не знаю.
   — Какого он был цвета?
   — Мм… постойте-ка, вроде коричневый с белым… Нет, с черным… Нет, если подумать, и не совсем с белым. Скорей как бы кремовый.
   — Скорей как бы кремовый, — повторил Эллери. — Благодарю вас.
   Сел в машину, проехал пятьдесят футов, убравшись из поля зрения своего информатора.
   Несколько минут подумав, отправился дальше. Промчался по Пасс и Олив, мимо студии «Уорнер бразерс», свернул на Барэм-бульвар к бесплатному шоссе. Въехав через Норт-Хайленд в Голливуд, нашел стоянку на Маккадден-Плейс, побежал за угол к книжному магазину Пловера.
   Он еще не открылся.
   Эллери не ожидал такого от Пловера. Безутешно бродя по Голливудскому бульвару, очутился напротив кафе Дана, которое смутно напомнило ему о собственном желудке. Он перешел улицу, зашел позавтракать. За едой вдумчиво читал оставленную кем-то на стойке газету. Когда оплачивал чек, кассир полюбопытствовал:
   — Какие нынче новости из Кореи?
   Пришлось дать дурацкий ответ:
   — Да почти те же самые, — ибо он не запомнил ни слова.
   Пловер открыт!
   Заскочив в магазин, Эллери поймал продавца за руку и энергично потребовал:
   — Скорее! Книгу о собаках.
   — Книгу о собаках? — повторил продавец. — Конкретно, мистер Квин?
   — Об охотничьих! С иллюстрациями! С цветными!
   Пловер не подкачал — вынес толстую книжку за семь с половиной долларов плюс налог.
   Эллери помчался в горы, застав Лорел Хилл в тот момент, когда она входила в душевую.
* * *
   — Уходите, — глухо приказала Лорел. — Я голая.
   — Закройте воду, немедленно идите сюда!
   — Слушайте, Эллери…
   — Ох… Ваша нагота ничуть меня не интересует.
   — Спасибо. Вы когда-нибудь говорили это Делии Прайам?
   — Прикройте чем-нибудь свой драгоценный зад! Я буду в спальне. — Он бросил на дверцу душевой кабины полотенце и выскочил.
   Лорел заставила его прождать пять минут. Выйдя из ванной, пришлепала в халате красного, белого и синего цветов.
   — Не знала, что вы явитесь. В другой раз потрудитесь хотя бы стучать. Боже, посмотрите на мои волосы…
   — Да-да, — оборвал ее Эллери. — А теперь, Лорел, вернитесь мысленно в то утро, когда вы с отцом стояли у своего парадного и смотрели на мертвого пса. Вспомнили?
   — Думаю, да, — уверенно сказала она.
   — Видите сейчас собаку?
   — До последней шерстинки.
   — Сосредоточьтесь! — Он дернул ее за руку, она взвизгнула, схватилась за ворот халата. Очутилась перед собственной кроватью, на которой лежала большая открытая книга с цветным изображением спрингер-спаниеля. — Он?
   — Н-нет…
   — Листайте страницу за страницей. Как только увидите любимца Хендерсона или в разумных пределах похожего пса, отвечайте безошибочно.
   Лорел на него подозрительно покосилась. Слишком раннее утро, чтобы опрокинуть бутылку, выбрит, выглажен, значит, это не безумный конец долгой ночи. Разве что…
   — Эллери! — воскликнула она. — Вы что-то узнали!
   — Начинайте просматривать, — прошипел он угрожающе, по крайней мере на собственный слух, ибо девушка лишь непомерно обрадовалась и принялась бешено листать страницы.
   — Тише, тише, не пропустите!
   — Нашла. — Страницы мелькали лепестками белой акации на майском ветру. — Вот!
   Эллери схватил книгу.
   Иллюстрация изображала невысокую, почти приземистую собаку с короткими лапами, висячими ушами, пружинистым торчащим хвостом. Шерсть гладкая. Грудь, лапы, морда беловатые, черное седло на спине, черные уши, желтовато-коричневый подпал до самого хвоста.
   Под картинкой было написано: «Бигль».
   — Бигль! — охнул Эллери. — Бигль… Конечно. Конечно! Ничто другое невозможно. Абсолютно исключено. Будь у меня мозги хотя бы мокрицы, догадался бы… Бигль, Лорел, бигль!
   Он схватил ее в объятия, оторвал от пола, влепил пять поцелуев в мокрую макушку, бросил на незастеленную постель, на глазах у девушки, полных ужаса, исполнил быструю чечетку — номер, представляющий собой один из самых священных секретов, неизвестный даже его отцу. И запел:
   — Мерси, моя красавица сыщица! Разыскала мышьяк, лягушат и бумажник, а главное — все время знала про бигля!.. О, бигль! — На том каблуки громыхать перестали.
   — При чем тут вообще порода собаки, Эллери? — простонала Лорел. — Единственная связь, которую я вижу, заключается в том, что слово «бигль» имеет двойной смысл. Это ведь прозвище детективов — ищейка?
   — Забавно, правда? — фыркнул Эллери и комично зашаркал ногами, рассылая прощальные воздушные поцелуи и едва не расквасив длинный нос миссис Монк, экономки, которая в страхе подслушивала под дверью.
* * *
   Через двадцать минут Эллери заперся с лейтенантом Китсом в голливудском отделении. Из-за закрытых дверей слышалось бормотание Квина, прерываемое ни на что не похожими звуками, нисколько не напоминавшими обычный голос Китса.
   Совещание длилось более часа.
   Когда дверь открылась, из нее вышел тяжело пострадавший мужчина. Китc выглядел так, словно только что поднялся с пола после пинка в живот, — без конца тряс головой и что-то бубнил про себя. За ним быстрым шагом следовал Эллери. Оба скрылись в кабинете шефа.
   Вышли через полтора часа. Вид у лейтенанта был лучше, почти здоровый.
   — До сих пор не верю, — сказал он. — Впрочем, черт побери, мы живем в странном мире.
   — Много уйдет времени, как считаете?
   — Ну, теперь, когда известно, что искать, не больше нескольких дней. Что тем временем будете делать?
   — Спать и ждать следующего предупреждения.
   — К тому времени, — усмехнулся детектив, — мы, возможно, накинем крепкую веревку на того, по ком тюрьма плачет.
   Они торжественно пожали друг другу руки и расстались. Эллери отправился домой в постель, а Китc — запускать механизм лос-анджелесского полицейского управления, которому предстояло двадцать четыре часа в сутки расследовать обстоятельства более чем двадцатилетней давности… На сей раз с полной перспективой добиться успеха.
* * *
   За три дня удалось собрать не все полусгнившие нити, но те, которые поступили по телетайпу и междугороднему телефону, прочно связывались с уже имевшимися. Эллери с Китсом сидели в голливудском отделении, пытаясь догадаться о фактуре и длине пропавших концов, когда у последнего зазвонил телефон.
   Ответив, он услышал напряженный голос:
   — Лейтенант Китc, Эллери Квин здесь?
   — Вас. — Лейтенант передал Эллери трубку. — Лорел Хилл.
   — Лорел, я вас совсем забросил. Что случилось?
   — Я совершила преступление, — истерически расхохоталась она.
   — Серьезное?
   — Что бывает за кражу чужой посылки?
   — Снова для Прайама?
   Донеслись звуки какой-то борьбы, потом торопливый голос Кроува Макгоуэна:
   — Квин, это не она свистнула. Это я.
   — Нет! — крикнула Лорел. — Мне плевать, Мак! До тошноты надоело топтаться вокруг да около, не зная…
   —  Посылка предназначена Прайаму?
   — Да, — подтвердил Макгоуэн. — На этот раз довольно большой пакет. Оставили на крышке почтового ящика. Квин, я не позволю Роджеру прищучить Лорел. Я его взял, вот и все.
   — Вскрыли?
   — Нет.
   — Где вы?
   — У вас дома.
   — Ждите там и руками не трогайте. — Эллери положил трубку. — Номер шесть, Китc!
   Они нашли Лорел с Макгоуэном в гостиной, враждебно смотревших друг на друга, склоняясь над пакетом размерами с коробку для мужского костюма, завернутую в плотную упаковочную бумагу, перевязанную крепкой веревкой. На веревке висела знакомая адресная карточка на имя Прайама, написанная черным карандашом, уже знакомым почерком. На пакете ни штампов, ни каких-либо пометок.
   — Снова лично доставлен, — заметил Китc. — Мисс Хилл, как он у вас оказался?
   — Я столько дней жду… Никто мне ничего не рассказывал, я должна была что-то сделать. И, черт возьми, часами сидя в кустах, проворонила ту, которая его доставила.
   — Ту? — удивленно переспросил Кроув Макгоуэн.
   — Ту, того, какая разница. — Лорел превратилась в увядшую розу.
   Кроув вытаращил на нее глаза.
   — Вернемся к делу, — перебил Китc. — Давайте вскрывайте, Макгоуэн. Тогда больше не придется лежать по ночам без сна с нечистой совестью.
   — Очень смешно, — проворчал сын Делии. Молча разорвал веревку, сорвал обертку.
   Белая дешевая коробка без каких-либо пометок, битком набитая.
   Мак поднял выпиравшую крышку.
   Коробка была полна печатных бланков самых разных форматов, размеров, цветов. Многие напечатаны на бумаге с водяными знаками для банкнотов.
   — Что за черт. — Китc вытащил первый попавшийся лист. — Акция.
   — Действительно, — подтвердил Эллери. — И это… — Через секунду они уставились друг на друга. — Похоже, одни акции.
   — Ничего не понимаю. — Китc принялся грызть указательный палец. — Не укладывается в вашу картину, Квин. Не может уложиться.
   Эллери нахмурился:
   — Лорел, Мак, вы что-нибудь понимаете?
   Девушка покачала головой, вглядываясь в фамилию на вытащенной ценной бумаге. Потом медленно положила ее, отвернулась.
   — Ну, намек на капитал, — воскликнул Кроув. — Какое-то предупреждение!
   Эллери взглянул на Лорел.
   — Давайте пока лучше оставим содержимое коробки, Китc, и подумаем, как с ним быть… Лорел, в чем дело?
   — Ты куда? — крикнул Макгоуэн.
   Лорел направилась к двери:
   — До смерти надоело. До смерти надоело ждать, высматривать, выискивать и абсолютно ничего не делать. Если вы с лейтенантом что-то нашли, Эллери, расскажите, что именно?
   — Мы еще не завершили расследование.
   — Завершите когда-нибудь? — мрачно бросила она и вышла.
   Через секунду послышался удалявшийся рев «остина».
* * *
   Часов в семь в тот же вечер Эллери с Китсом ехали к дому Прайама в машине лейтенанта. Эллери держал на коленях коробку с акциями. У парадного их ждал Кроув Макгоуэн.
   — Мак, где Лорел? Разве вы не поняли, что я вам по телефону сказал?
   — Дома сидит. — Кроув заколебался. — Не пойму, что с ней приключилось. Выдула рюмок восемь мартини, я ничего не мог с ней поделать. Никогда такого не видел. Она вообще не пьет. Не нравится мне это.
   — Ну, девушка время от времени имеет право на выпивку, — усмехнулся Китc. — Ваша мать здесь?
   — Да. Я ей все рассказал. Что-нибудь выяснили?
   — Немного. Обертка и коробка абсолютно чистые. Наш приятель предпочитает перчатки. Прайаму сообщили?
   — Сообщил только, что вы оба приедете по важному делу. И все.
   Китc кивнул, и они направились на половину Роджера Прайама.
   Тот обедал, держа над толстым бифштексом с кровью острый нож и вилку. Альфред Уоллес поджаривал на решетке с углями другой, сдабривая его луком, грибами, соусом для барбекю из разных кастрюлек. На подносе стояла на две трети пустая бутылка красного вина. Прайам ел в своем стиле: грубо, отрывая мясо зубами, размалывая мощными челюстями, обливая соусом дергавшуюся бороду.
   Сидевшая рядом в кресле жена молча наблюдала за ним, как за кормлением зверя в зоопарке.
   При появлении троих мужчин вилка с куском мяса замерла в воздухе, повисела момент, медленно завершила путь, челюсти автоматически зажевали. Глаза Прайама остановились на коробке в руках Эллери.
   — Извините, что помешали обедать, мистер Прайам, — начал Китc, — но вопрос можно решить немедленно.
   — Еще бифштекс, Альфред. — Протянулась тарелка, которую Уоллес молча наполнил. — Чего там?
   — Предупреждение номер шесть, — объявил Эллери. Прайам набросился на второй бифштекс.
   — Видно, — сказал он почти дружеским тоном, — без толку приказывать вам обоим не совать нос в мои дела.
   — Это я взял посылку, — резко вставил Кроув Макгоуэн. — Лежала на почтовом ящике, я и забрал.
   — А, ты. — Прайам оглядел пасынка.
   — Знаешь, я тоже тут живу. Сыт этими делами по горло, хочу прояснить.
   Отчим швырнул ему в голову свою тарелку, удар пришелся выше уха. Гигант пошатнулся, отлетел к двери, ударился спиной. Лицо его налилось желчью.
   —  Кроув!
   Гигант отмел мать в сторону.
   — Роджер, если ты еще хоть когда-нибудь это сделаешь, — тихо вымолвил он, — я убью тебя.
   — Вон отсюда! — проревел Прайам.