Ладлэм Роберт. Миссия Икара

Роберт Ладлэм
Миссия Икара

   Джеймсу Роберту Ладлэму с дружескими пожеланиями всего наилучшего

Пролог

   Человек, чей силуэт возник в дверном проеме темной, без единого окна комнаты, быстро прикрыл за собою дверь и, взяв влево, зашагал к рабочему столу с медной лампой.
   Щелкнул выключатель. Загорелась неяркая лампочка.
   Вынырнувшие из полумрака тени легли на деревянную обшивку стен скромного по размерам помещения, не лишенного, однако, кое-какого убранства. Правда, objets d’art^[1] являлись не предметами античной культуры или непрестанно совершенствующегося изобразительного искусства, а новейшими образцами приборов и устройств современной технологии.
   У стены напротив тихо журчал кондиционер, подсушивающий воздух, с постоянно работающим мощным пылеулавливающим фильтром вентиляционной системы, обеспечивающей замкнутому пространству комнаты первозданную чистоту и свежесть.
   Хозяин этого рабочего помещения подошел к компьютеру с загруженным текстовым редактором, включил его. Мгновенно ожил экран монитора.
   Подвинув стул, он сел. Ввел шифр. На дисплее появились слова из ярко-зеленых букв:

   «Уровень безопасности максимальный
   Перехват не засечен
   Приступайте».

   Склонившись над клавиатурой, он стал вводить данные:

   «Начинаю журнальный файл с сообщения об эпизоде, который, на мой взгляд, станет звеном в цепи событий, способных существенно повлиять на ход развития нации.
   Явился некий Мессия, судя по всему – ниоткуда. Словом – по собственной инициативе и без малейшего представления о своем предназначении.
   Предначертания судьбы, разумеется, вне его понимания, но если мои прогнозы подтвердятся, тогда этот файл станет своеобразным отображением уготованной ему стези.
   Я не в курсе, как все начиналось, но знаю совершенно определенно, что начало – полная путаница и неразбериха».

Книга первая

Глава 1

Маскат, Оман. Юго-Западная Азия

Вторник, 10 августа, 18.30

   В Оманском заливе штормило. Через Ормузский пролив в Аравийское море пробирался ураган.
   Было время заката.
   С минаретов мечетей по всему городу разносилось пронзительно-гнусавое пение бородатых муэдзинов, созывающих правоверных на вечернюю молитву.
   Тяжелые сизые тучи тащились, клубясь, вдоль горизонта, продавливая его и соединяясь со сгущавшейся чернотой там, где проходил грозовой фронт. Они скоро наползли на освещенный при закате кусок неба, и сразу сделалось темно.
   За морем, в трехстах километрах восточнее Маската, над Макранским Береговым хребтом в Пакистане, время от времени вспыхивали молнии. На севере, в Афганистане, бушевал пожар лютой и беспощадной войны. На западе, в Иране, по вине большого неврастеника,^[2] с маниакальным упорством совершающего преступные деяния, гибли молодые парни. На юге, в Ливане, люди истребляли друг друга в бессмысленной и жестокой междоусобице – две религиозные группировки^[3] cо свойственной верующим страстностью обвиняли одна другую в терроризме, при этом обе пускали в ход самые безжалостные, самые устрашающие методы террора, не испытывая никакого сострадания к ближнему.
   Между тем в этот непоздний еще час, когда небеса сулили горожанам громы и молнии, а в Оманском заливе громыхали грозные волны с пенными верхушками, улицы Маската, столицы султаната Оман, ни в чем не уступали разбушевавшейся стихии. Совершив вечернюю молитву, правоверный люд толпами повалил к американскому посольству. С факелами в руках, с истерическими воплями и выкриками стекались мусульмане и мусульманки к ярко освещенным чугунным воротам, за которыми просматривался фасад четырехэтажного посольского здания из искусственного темно-розового мрамора.
   Вдоль фасада прохаживались черноволосые подростки в полувоенной форме с автоматами в руках.
   Если спуск курка почти всегда означает смерть, то эти молодчики, эти бравые воины ислама, не усматривали никакой связи между выстрелом и завершением чьего-либо жизненного пути. В их вытаращенных полубезумных глазах угадывалась лишь исступленная преданность догмам ислама.
   Смерти нет, говорили им, но есть вечное бессмертие – высшая награда, которую Аллах дарует подвижнику. И чем мучительнее подвижничество во славу веры, тем большую хвалу стяжает мученик, внушали им, а физические мучения врага ничего не значат, да и убийство неверного тоже…
   Это ли не безумие?!
   Это ли не слепой фанатизм?!
   Шел двадцать второй день безнравственного изуверства. Три недели минуло с тех пор, как весь цивилизованный мир в который раз оказался очевидцем чудовищного, преступного умопомрачения. «Двести сорок семь работников американского посольства насильственно взяты заложниками!» – сообщали средства массовой информации. Одиннадцать из них уже убиты… Злодейская, жестокая расправа – трупы несчастных выкидывали из окон. Одиннадцать вдребезги разбитых стекол – одиннадцать обезображенных тел. Циничное надругательство над прахом невинно убиенных…
   Разгул насилия!.. Разнузданный террор!..
   Шабаш в спокойном прежде Маскате? Почему? В чем дело? Что послужило толчком? Кому под силу ответить на эти вопросы?
   Пожалуй, только специалистам-аналитикам, владеющим хитроумными приемами и методами выявления, как правило, сокрытой подоплеки мятежей местного значения…
   Да, они точно сумеют!
   Собирая по крупицам факты, критически осмысливая неприметные – на первый взгляд! – частности и тонкости, быстро, но не торопясь добираются до истоков инспирированного…
   Вот!.. Вот оно, то самое ключевое слово!.. Инспирированный… Именно!
   В Маскате бесчинствуют террористы. Кто подстрекатель? Кому это все надо, в смысле – кому это выгодно? Надо подумать…
   Утверждают, будто террорист – профессия. Нет, это не профессия, это – образ жизни. Более того, образ мыслей. Террорист сознательно готовит диверсию, а то и убийство ни в чем не повинных людей. И даже, как ни чудовищно это звучит, гордится содеянным. Террористы – это всегда убийцы, хотя они неизменно прикрываются политическими, а то и религиозными лозунгами, пытаясь таким образом оправдать совершаемые преступления.
   Одиннадцать изувеченных трупов… Сопляки с автоматами на изготовку, не сами же они, в конце концов, до подобного изуверства додумались? Кто-то ведь подсказал сопроводить кровавую расправу жуткой концовкой, потому как террор – это еще и запугивание с угрозой насилия.
   А толпа у ворот? Эти ротозеи, что они? Развлекаются. Жаждут зрелищ. А некоторые крови… Многие бьются об заклад. Какое следующее окно? На каком этаже? Кого выбросят, мужчину или женщину? Сколько трупов будет до конца недели? Чет, нечет?
   Тем временем в посольстве, открытом взорам любознательных зевак, происходило действо сродни вандализму. Вокруг бассейна, огороженного кованой решеткой с замысловатым орнаментом в арабском стиле, за которой невозможно укрыться от пуль, стояли на коленях, в несколько рядов, американские граждане. Двести тридцать шесть человек. Парализованные страхом заложники, склонив головы, ожидали расправы, а наглые парни, размахивающие автоматами, слонялись по крыше, зыркая по сторонам. Роковой выстрел мог прозвучать в любую минуту. Толпа улюлюкала…
   Это что, массовый психоз? Зомбированное помешательство?
   Двадцать второй день на исходе, неужели ничего нельзя предпринять?!
   Цивилизованный мир, он что, потерял дар речи, застыл в беспомощном оцепенении?
   Нет! Конечно, нет… Обдумав кое-какие варианты, готов помочь Израиль. Почему именно он? Да потому что главное достояние израильских разведок, и внешней – МОССАД, и контрразведки Шабака, сеть информаторов, в том числе и в рядах террористических организаций. Израильские разведывательные службы знают, что, если не скупиться, многих «непримиримых фанатиков» можно просто перекупить, потому что «непримиримые» исповедуют еще одну религию, основной догмат которой звучит примерно так: «Не существует позорных способов зарабатывать деньги. Деньги позорно не иметь».
   Борьба с терроризмом требует денег, вот в чем дело. И немалых! Но все равно платить оперативной агентуре обходится дешевле, чем терять жизни своих сограждан.
   И однако от участия Израиля в урегулировании кризиса с заложниками придется отказаться. После вмешательства в дела Ливана любое участие евреев в освобождении американцев обернется в глазах арабов акцией ниже всякой критики. Америка-то, оказывается, принимает помощь от одних террористов в борьбе с другими! Так что этот вариант отпадает, несмотря на благие намерения.
   Можно, конечно, перебросить в Оман силы быстрого развертывания, но весьма сомнительно, что найдутся желающие взбираться по приставной лестнице на крышу посольского здания или же десантироваться туда с вертолета, поскольку террористы, захватившие посольство, все как один грезят об ореоле мученика, отдавшего свою жизнь за веру.
   А если предпринять силовую акцию, продемонстрировать мощь американского военно-морского флота? Пожалуй, батальона морских пехотинцев достаточно, дабы, образумив Оман, решить проблему. Но что это даст? Ничего, кроме разрыва отношений с Оманом, тем более что нет никаких оснований обвинять султана с его министрами в потворствовании террористам. Миролюбиво настроенная полиция, где, кстати, верховодит его родня, пыталась сдержать истерию, но оказалась бессильной перед напором бесчинствующих подстрекателей, сбившихся в группы. Да и годы относительно спокойной жизни в столице султаната, разумеется, не способствовали приобретению навыков решительных и энергичных действий. Султан собирался для наведения порядка отозвать кое-какие свои части, охраняющие границу с Йеменом, но потом передумал, сообразив, что этот шаг чреват непредсказуемыми последствиями, так как его пограничники – головорезы, каких поискать. Окажись они в Маскате, столица просто захлебнется кровью. За своего султана любому глотку располосуют, и вот тогда уж точно не сносить головы ни правому, ни виноватому. Сомнительный получается расклад, как говорится, шах и мат…
   Все это так, но, как известно, безвыходных ситуаций не бывает. Наверняка террористы выдвинули какие-то требования. Может, удовлетворить кое-какие из них? Поди знай, на что способны подстрекатели в случае отказа… Не разумнее ли пойти на уступки?
   Нет, ни в коем случае!
   Все, кто несет ответственность за происходящее в столице султаната Оман, это понимают. Все, кроме, разумеется, подростков с автоматами. Будь они люди зрелые, с жизненным опытом за плечами, тогда можно было бы сесть за стол переговоров, но ведь это несмышленые малолетки. Да что там, просто дети! При любых кознях и каверзах дети всего лишь марионетки. А эти просто чурбаны безмозглые! Скандируют то, что им приказывают, озвучивают то, что им нашептывают… И вообще, едва ли отыщется правительство – хоть в Европе, хоть на Среднем, хоть на Ближнем Востоке, – которое выскажется за освобождение из тюрем целой армии преступников из террористических организаций типа «красных кхмеров», Ирландской республиканской армии, движения «Талибан», группировок «Хезболлах» и «Исламский джихад», всяких там «красных бригад», «организаций освобождения Палестины» и прочих экстремистских команд, состоящих сплошь из убийц и диверсантов.
   А не эффективнее ли будет постоянно освещать события в Маскате в средствах массовой информации? Террористы обожают быть на виду. Вот, мол, они какие! К тому же привлечение к их персонам внимания мировой общественности приостановит на какое-то время расправу над заложниками. Следовательно, средства массовой информации просто обязаны активизироваться, поскольку информационное безмолвие непременно вызовет необходимость «шоковых» действий, а самое сильное потрясение, как известно, вызывает убийство. Так что «замалчивание» событий в Маскате только «вдохновит» правоверных недорослей на новые кровавые расправы.
   Но все-таки… Все-таки кто стоит за чудовищной по своей жестокости акцией? Кто организатор этого кровопролития? Вот проблема из проблем…
   Расправа над заложниками отложена всего лишь на неделю. Весь цивилизованный мир на пределе. В Лондоне совещаются главы разведывательных служб шести государств. Серьезные ребята – прошли огонь и воду и медные трубы. Каждый из них отдает себе отчет в том, что посольство его страны вполне может стать следующим, поэтому все склоняются к мысли объединить свои силы и средства. Уже сорок восемь часов работают руководители разведок, без перерыва на отдых. Между прочим, на сверхзвуковых лайнерах примчались…
   И что, к какому выводу пришли? Между прочим, через пять дней «мораторий» подойдет к завершению.
   Какие высказаны соображения?
   Ну, во-первых, Оман, монархическое государство во главе с султаном, считавшееся образцом стабильности в Юго-Западной Азии, взбунтовалось неизвестно почему и пока остается загадкой. Это раз!
   Во-вторых, руководство султанатом осуществляет просвещенное правительство, способное вести за собой свой народ в пределах, допустимых исламом, что означает примерно следующее: светские правители Омана второй половины двадцатого столетия, принадлежащие к древней династии, почитали и почитают Аллаха не только за то, что он им дал по праву первородства, но и за ответственность, возложенную на них неограниченными полномочиями.
   Стало быть, оманцы почитают своих правителей, следовательно, беспорядки вызваны внешними факторами, иными словами – захват заложников подготовлен извне. И наконец, из пары сотен нечесаных, немытых юнцов, выкрикивающих время от времени какие-то невнятные требования, не более двух десятков являются действительно коренными оманцами.
   Выводы сделаны, указания сформулированы, офицеры в штатском, имеющие контакты на местах, в районе арабского Средиземноморья, незамедлительно приступили к работе, используя, как говорится, весь джентльменский набор – подкупы, угрозы, взятки и шантаж.
   – Азиз, желаешь жить как султан? Сколько тебе надо для полного счастья? Не робей!.. Сколько? Кто в твоем малюсеньком Омане всю эту кашу заварил? Ну-ка, пошевели извилинами!.. Оманцев в посольстве раз-два и обчелся, в основном там – дебилы и тупари. Соображай быстрее, Азиз, а не то…
   – Считаю до шести, Ахмет!.. Шесть секунд на размышления. На седьмой, если не расколешься, лишишься правой кисти. Но этого мало! Тебе, известному ворюге, придется сидеть в тюряге вечно, а коли назовешь зачинщиков, выпустим сию минуту. Словом, начинаю обратный отсчет! Шесть, пять, четыре, три два, один… Молчишь? Ну, пеняй на себя…
   И льется кровь… Море крови, а информации – ни капли. Ноль. Но главное – не унывать, ибо кто ищет – тот всегда находит, а за терпение рано или поздно воздается!
   Древний муэдзин, праведник, каких мало, чья речь, память и весь облик – кожа да кости! – производили впечатление непрочности, какой-то зыбкости – дунь ветерок с Ормузского пролива, и рассыплется в прах! – неожиданно прошелестел:
   – Не ищите там, где вас ждут. Ищите совсем в другом месте…
   – Совсем в другом? В каком другом, где?
   – Где первопричина для досады не в бедности кроется, не в запустении…
   – Высокочтимый муэдзин, пожалуйста, разъясните смысл сказанного вами. Где же все-таки следует искать, куда нужно наведаться прежде всего?
   – Туда, куда Аллах, да смилуется Он над нами, ниспосылает поддержку в этом мире, хотя, возможно, в будущем Его благословение и благодать…
   – Высокочтимый муэдзин, прошу вас, объясните простыми словами, что вы хотите сказать.
   – На это нет позволения Аллаха, да смилуется Он над нами. Если с верующим случится нечто радостное, он благодарит Аллаха, а если с ним случается какое-то несчастье, он терпит, и это тоже благо для него. Аллах не принимает ничью сторону. Да будет так!
   – Но вы, высокочтимый муэдзин, посоветовали искать в другом месте, надо думать, не без причины…
   – Аллах вразумил меня, ибо сказать слово правды в лицо несправедливому властелину – подвижничество достойнее всего.
   – А это как понимать? Совсем непонятно.
   – Отчего же? Я слышу в мечети голоса, мои старческие уши сподобились их услышать, хотя я мало что слышу и не услышал бы ничего, не будь на то воля Аллаха!
   – То, что вы услышали, мудрейший муэдзин, не так уж и мало, но наверняка вы должны были услышать что-то еще.
   – Голоса говорят шепотком о тех, кому польза от кровопролития…
   – Ну вот, видите! И кто же эти люди, кому польза от кровопролития?
   – Об этом голоса не упоминают. А все только «они», да «они»… Ни имен, ни занимаемых должностей не называли, йа саийед.^[4]
   – А не обронили ли они в разговоре названия каких-либо сект? Может, упоминали, скажем, шиитов, суннитов? А про русских не говорили? Может, про Саудовскую Аравию упоминали?
   – Нет, йасаийед … Ничего такого не говорили. Все «они» да «они».
   – Ну хорошо, а вы не сумеете опознать тех, кто упоминает в разговоре про этих «они»?
   – Да ведь я почти слепой, йа саийед, да и освещение в мечети скудное! Не запомнил я никого и не узнаю, ибо возносящих хвалу Аллаху в мечети всегда много, а тех, кто шепчется по углам, невозможно различить. То, что услышал, вам пересказал, ибо такова воля Аллаха, но…
   – Тогда скажите, почтеннейший муэдзин, почему людей убивают? Такова воля Аллаха?
   – В Коране говорится, что горячность, темпераментность юности находят оправдание, если разобраться в чувствах молодых…
   – Ладно, не будем! В мечети вам покажут двоих мужчин среди молящихся, вы сделаете им знак, как только услышите что-либо…
   – Не получится, йа саийед. В Мекку отправляюсь я, возвращусь через месяц. Следует достойно завершить земное странствие, прежде чем попаду домой, к Аллаху. Не правда ли? Помолюсь за вас, ибо и вы – часть моего путешествия. Такова воля…
   – А-а-а, да черт с ним!
   – Это с вами демон, йа саийед, а не с Ним. И не с нами…

Глава 2

Вашингтон, федеральный округ Колумбия

Среда, 11 августа, 11.50

   Полуденное солнце палило нещадно. Томительная жара и горячий воздух угнетали. Ошалевшие пешеходы на раскаленных тротуарах безучастно ожидали, когда переключатся светофоры. И хотя в основном это были правительственные госслужащие, или, как принято теперь говорить, слуги народа, по каким-то причинам отважившиеся выйти из офисов и машин с кондиционерами и теперь направлявшиеся в правительственные учреждения, служить они явно не торопились, а если точнее – были не в силах, ибо адское пекло отбивало всякую охоту трудиться и вообще вести активный образ жизни.
   На пересечении Двадцать третьей улицы и Вирджиния-авеню случилось дорожно-транспортное происшествие. Если говорить о повреждениях либо ущербе, серьезным его назвать было нельзя, но по части вызванных эмоций оказалось весьма значительным. Дело в том, что такси «поцеловало» правительственную машину, выехавшую из подземного гаража Госдепа.^[5]
   Оба водителя, охваченные праведным гневом, стояли возле своих машин и, обвиняя друг друга в нарушении правил вождения, психовали, опасаясь разноса своего начальства. Солнце между тем свирепствовало, а они не двигались с места – ждали полицию, которую вызвал проходивший мимо госслужащий.
   Не прошло и пяти минут, как образовалась пробка. Сигналили машины, кое-кто, рискнув опустить стекло, надсаживал глотку. Какофония достигла апогея, когда пассажир такси, сидевший на заднем сиденье, распахнул дверцу и вылез из машины. Это был высокий худощавый мужчина чуть за сорок. В помятых брюках цвета хаки, тяжелых ботинках из кожзаменителя и не первой свежести куртке-сафари с короткими рукавами, он выглядел белой вороной в окружении летних костюмов, пестрых платьев и атташе-кейсов из натуральной кожи. Мужчина производил впечатление отнюдь не столичного жителя, а скорее проводника по крутым горным тропам. Правда, его наружность и повадки никак не вязались с одеянием – чисто выбритый, с отточенными чертами лица, голубоглазый, он поглядывал по сторонам, оценивая ситуацию, и наконец принял решение.
   – Я ухожу, – сказал мужчина, положив ладонь на плечо таксиста, продолжавшего с пеной у рта доказывать свою правоту.
   Таксист обернулся. Пассажир протянул два двадцатидолларовых банкнота.
   – Как же так, мистер?! Вы же все видели! Этот сукин сын вылетел из гаража и даже не посигналил.
   – Прошу прощения, но ничем не могу помочь. Я ничего не видел и не слышал до тех пор, пока вы не чмокнули друг друга.
   Таксист присвистнул.
   – Вот это номер! Он, видите ли, ничего не видел и не слышал… Полиции испугался… Ну и ну! Понятно, – процедил он сквозь зубы спустя секунду. – Кому охота вмешиваться.
   – Я уже вмешался, – отозвался пассажир бесстрастным тоном. Достав из бумажника третий двадцатидолларовый банкнот, сунул его в верхний карман тужурки таксиста и тихо добавил: – Но не здесь и не сейчас.
   Лавируя в толпе зевак, странного вида пешеход торопливо зашагал вдоль квартала, в направлении Третьей улицы, а если точнее – к подъезду Государственного департамента США с внушительными стеклянными дверями.
   В специальном помещении подземного комплекса оперативной службы внешнеполитического ведомства не прекращалась напряженная работа. За металлической дверью с табличкой «Огайо-4-0», что означало «Оман. Совершенно секретно», беспрерывно работали компьютеры, издававшие характерные звуки и время от времени возвещавшие резким попискиванием о том, что из центрального банка данных получена новая информация. Ловкие сотрудники, получая распечатки, давали оценку поступившим сведениям.
   В этом довольно большом помещении, кроме входной двери, была еще одна, тоже металлическая, но она вела не в коридор, а в служебный кабинет ответственного чиновника, возглавлявшего группу «Огайо-4-0».
   На расстоянии вытянутой руки от него находился пульт связи со всеми силовыми и информационными структурами Вашингтона. В данный момент этот человек спал прямо за рабочим столом, подложив под рано поседевшую голову переплетенные кисти рук.
   Звали его Фрэнк Свонн. Он был средних лет и занимал пост заместителя директора Отдела консульских операций, мало кому известного подразделения Госдепа.
   Вот уже более недели Свонн не имел возможности отдохнуть как следует. Спал урывками – как сейчас.
   Резкий зуммер на пульте заставил его машинально вскинуть правую руку. Утопив клавишу, засветившуюся красным цветом, Фрэнк Свонн схватил телефонную трубку:
   – Слушаю… – Помотав головой, он проглотил ком в горле. Звонила его секретарша, находившаяся пятью этажами выше. – Кто? Конгрессмен, говоришь?.. Член палаты представителей, стало быть… Только его мне сейчас и не хватает! Откуда он узнал мои координаты? Ладно, ладно, не тарахти… Слушай, пощади меня, скажи ему, будто я на совещании у Господа Бога. Нет, постой! Будет круче, если дашь ему понять, что меня вызвал для консультации госсекретарь.
   – Я его приготовила к такому варианту, поэтому и звоню из вашего кабинета. Сказала ему, что только таким образом могу связаться с вами.
   Фрэнк Свонн вскинул бровь:
   – Ну, ты круче меня, Айви! В Древнем Риме точно состояла бы в личной охране претора, только устала бы ходить взад-вперед. Ближе телефона не нашла?
   – На нечто подобное и конгрессмен намекал! Фрэнк, он сказал, что ему необходимо переговорить с вами по вопросу, касающемуся ваших прямых обязанностей.
   – Здравствуйте вам! О моих обязанностях никому ничего не известно, так что проехали…
   – Фрэнк, он еще сказал кое-что такое, что я вынуждена была написать на листочке, потому как это абракадабра и я ничего не поняла.
   – Ну, выкладывай!
   – Сейчас прочитаю. Тут у меня фонетика сплошная. Ма эфхам заим.^[6] Это вам о чем-нибудь говорит?
   Свонн перевел дыхание и, вытянув губы трубочкой, набрал в грудь воздуха. Ничего себе заявочка! Вот какие ныне конгрессмены пошли… Ну-ну!..
   – Айви, отправь его сюда, вниз, да под конвоем непременно! Сечешь?
   – А то!
   Спустя минут семь сержант морской пехоты распахнул дверь в кабинет Свонна, пропуская вперед посетителя. Входя, тот успел кивком поблагодарить охранника, закрывавшего дверь.
   Свонн не без опасения поднялся из-за стола. Внешний вид визитера совершенно не соответствовал имиджу члена палаты представителей. А он на своем веку как-никак их повидал немало! Нет, это же надо! Какая-то охотничья куртка, вся в жирных пятнах, брюки мятые, грязные. Не конгрессмен, а турист какой-то! Будто пару месяцев только и делал, что кашеварил у костра. Заявиться в таком виде, да еще и в сапожищах! Если это розыгрыш, то явно неуместный.
   – Конгрессмен? – произнес он с вопросительной интонацией, протягивая руку.
   – Эван Кендрик, мистер Свонн, – ответил гость, обмениваясь рукопожатием. – Я первый срок в палате, от девятого округа штата Колорадо.
   – Ну конечно, девятый от Колорадо… – протянул Свонн. – Прошу прощения, я-то подумал было…
   – Извиняться должен я, – прервал его Кендрик, – за свой непрезентабельный вид. На лбу-то у меня не написано, кто я и что я, мистер…