Но я сидел, слушал… и меня не покидала мысль о том, что хочу жить, а чтобы выжить, мне нужно поскорее схватить револьвер. Никто не готов умирать в двадцать два года — и я тоже. Тем более из-за какого-то мерзавца вроде Тейта.
   — Все это не моего ума дело, — сказал я полковнику. — Я убил Тейта Липмэна, потому что он того заслуживал. И кто бы ни был ее отец, Роза — девушка хорошая.
   — Ты любишь ее? — удивился полковник. Резко так спросил и смотрит на меня испытующе.
   — Люблю, — отвечаю и, видит Бог, я не врал.
   Он поднялся.
   — Тогда, — шепотом проговорил он, — бери револьвер, а то, вижу, у тебя уже мочи нет терпеть, и давай…
   Тут из-за деревьев вышел Шайлоу.
   — Только попробуй, — говорит, — возьми, и я тебя тут же продырявлю.
   Вот оно и случилось — то, чего я больше всего боялся: Шайлоу меня таки выследил.
   — Шайлоу, ты должен понять, что есть причины… — проговорил полковник, но тот его осек.
   — Слышал, о чем вы тут болтали, но мне на это наплевать. Тайлер убил Липмэна. Свидетелей много, так что висеть ему на дереве. — Сказано было коротко и ясно, и никакие слова полковника уже не могли его вразумить. Шайлоу продолжал: — А я ведь тебе с самого начала не доверял, Меткаф. — Вот так он и сказал, давая понять, что полковник ему не указ. — Я видел ночью, как ты подошел к коню и оставил мешок. Тогда-то не понял зачем, а утром смотрю: коня-то нет. Тут я кое-что и смекнул.
   Все это время он не сводил с меня глаз, и револьвер в его руке ни разу не дрогнул. Будь на его месте кто другой, у меня бы оставалась хоть какая-то надежда, но Шайлоу нельзя было провести.
   — Правда, я теперь никак решить не могу, — сказал он, медленно смакуя каждое слово, — то ли здесь тебя пристрелить, то ли посмотреть, как ты на суку повиснешь.
   — Я тоже вооружен, Шайлоу, — прервал его Меткаф. — Если ты его застрелишь, я убью тебя.
   Тон полковника был непринужденным, и с этими словами он наставил дуло револьвера на Шайлоу. Тот помолчал немного, но потом усмехнулся.
   — Не станешь ты в меня стрелять, Меткаф. Кое-кто из ребят почуял неладное еще вчера, когда ты не дал нам его схватить. Так что если ты меня убьешь, тебя повесят вместе с ним.
   Полковник Меткаф сидел не шевелясь. Шайлоу ухмылялся, а я все никак не мог собраться с духом, чтобы взять револьвер. Для этого нужно было, не глядя, точно схватиться за рукоятку. А дальше — кто быстрей — два-три выстрела сделает.
   Слегка улыбаясь, полковник встал во весь рост.
   — Шайлоу, — говорит, — я всегда получал удовольствие от таких ситуаций. Мне всегда было любопытно, как ведут себя люди, когда им некуда деваться… вот как сейчас!
   Шайлоу Джонсон призадумался. Он не решался отвести от меня взгляд, но полковник был справа, так что тот видел его только краем глаза. Шайлоу стоял, широко расставив ноги, и сверлил меня своими злыми глазенками. Он хотел глянуть на полковника, но не осмеливался.
   — Убив Липмэна, Тайлер принял на себя мою ответственность, и я не позволю, чтобы он за это поплатился. Поэтому, будь уверен, я выстрелю.
   Тут-то Шайлоу почувствовал, что его зажали в угол, и ему это нисколечки не понравилось. Он понял, чем пахнет дело.
   — Выстрелишь мне в спину, да?
   — Нет, не в спину. Я подойду и встану напротив, и тогда ты не промахнешься — может, даже в обоих попадешь, но одно тебе скажу наверняка: вдвоем мы тебя уложим.
   Теперь я понял, что за ситуации нравились полковнику, и это как раз была одна из них. Да, в покер я бы с ним играть не сел… Шайлоу сник: его глаза сузились, а лицо скривилось от злобы. Убивать-то он был готов, а вот самому умирать не хотелось.
   Сделать то, что сказал полковник, мог не всякий — встать перед человеком, готовым спустить курок, — но тогда хоть от одного из нас Шайлоу получил бы пулю. Он замялся и хотел было что-то сказать, но тут опять заговорил полковник своим командирским тоном:
   — У тебя есть еще одна возможность: сбрось ремни, сядь на лошадь и убирайся куда подальше. А нет, так умрешь на этом самом месте.
   Когда полковник закончил, он уже стоял прямо перед Шайлоу. По голосу Джонсона было ясно, что тот запаниковал.
   — Ладно, ладно!
   Он сунул револьвер в кобуру и расстегнул ремни. Когда он посмотрел на меня, на его лице не было ничего, кроме лютой ненависти.
   — Но это еще не конец!
   Он сделал шаг в сторону от ремней и поплелся к тому месту, где, услышав наши голоса, вогнал в землю колышек и привязал кобылу.
   Полковник Меткаф посмотрел ему вслед, потом повернулся и протянул мне руку. Я ее будто не замечал.
   — Тайлер, ты что… — сказал полковник, оскорбившись.
   В это время Шайлоу Джонсон как раз подошел к лошади, но вместо того, чтобы вскочить в седло, резко развернулся с револьвером в руке. Он был проворен, ничего не скажешь, но я стоял, держа его на мушке, и как только он сделал поворот, я вогнал в него пулю. Он выстрелил… тогда я дважды нажал на спусковой крючок, Шайло перегнулся пополам, и лошадь шарахнулась, когда он упал к ее копытам.
   — В лагере Дикой Лошади, — сказал я, — я приметил, что у него всегда есть запасные револьверы.
   Полковник был бледен.
   — Мальчик мой. — Его голос звучал странно, очень странно, как-то по-стариковски. — Я послал ее в Форт-Уорт. Езжай к ней.
   — Но…
   — Скачи! — приказал он генеральским тоном. — Они слышали выстрелы!
   Когда я был в седле, он добавил:
   — Форт-Уорт, сынок. Она ждет. Роза любит тебя.
   Клянусь, в тот момент на глазах у него блестели слезы, и я так этому поразился, что успел отмахать несколько миль, прежде чем вспомнил кое-что еще: у него на рубахе было темное пятно. Та шальная пуля, которую выпустил Шайлоу, — она все-таки задела его.
   Но полковник не подал виду из страха, что я останусь…
   И он держался молодцом еще десять лет и не подавал виду на нашем ранчо в Техасе, когда держал на коленях внука.