Отлично. Наконец-то можно спешиться и соорудить небольшой костерок, совсем маленький, только чтобы сварить кофе. Степь затихала, готовясь к ночи. Ни шороха, ни звука, кроме моих собственных шагов, случайного позвякивания стремян, легкого потрескивания разгоравшихся веток. Время от времени я внимательно посматривал на лошадей, доверяя их природной настороженности.
   Кому, интересно, понравится, когда за ним охотятся?! Это вызывает ощущение злости, раздражения, постоянного беспокойства. Хотя именно такие чувства и нужны в моем нынешнем положении, поскольку любая расслабленность чревата неминуемой смертью. Кто за мной гонится, мне было ясно — безжалостные, беспощадные люди без малейших угрызений совести. Я стоял у них на пути, значит, меня надо убрать, стереть с лица земли, уничтожить пулей, острым ножом, смертельным ядом, не важно, — цель оправдывает средства. А если добавить к этому их абсолютную ненависть ко всему нашему роду, то убить меня доставит им истинное удовольствие.
   Сколько их, трудно сказать. Но достаточно. Я же был совсем один, и никого рядом.
   Вода вскипела. Я бросил туда кофе, подождал минутку, затем добавил несколько капель холодной воды, чтобы осадить гущу, хотя в принципе это не имело значения.
   Несколько раз я вставал, внимательно оглядывал округу. Тишина, лошади спокойно пасутся, довольно пощипывая траву… Серый вдруг резко поднял голову, уши встали торчком…
   Я быстро забросал костер песком, торопливо сделал большой глоток горячего кофе, встал, тревожно оглядываясь.
   Вроде бы ничего.
   Но жеребец продолжал прясть ушами, глядя куда-то на юг, пофыркивая расширившимися ноздрями.
   — Смотри повнимательней, — прошептал я ему.
   Взяв винтовку, я поднялся выше по склону, по-прежнему держа кружку с кофе в руке. Допью, что бы ни происходило. Я не праздновал труса и глубоко осознал, что со мной не шутят.
   Не заметив ничего подозрительного, я вернулся назад, снова наполнил кружку, выплеснул из кофейника жижу, почистил его песком, уложил в дорожную сумку. Затем оседлал коня и продолжил путь.
   У моей мамы не могло быть глупых детей, поэтому я проехал по оврагу полмили, прежде чем решил выбраться из него на открытую равнину. Более того, несколько раз натягивал поводья и останавливался — осмотреться, прислушаться, принюхаться.
   Высоко в небе светила звезда — одинокий фонарь в окошке одинокой вдовы. Заметно похолодало, с западных склонов гор потянуло свежим ветерком. Лошади нетерпеливо пофыркивали, наверное, им тоже надоела тягучая неопределенность нашего положения. Я повернул на восток и медленно поехал навстречу наступавшей ночи.
   Заходившее солнце причудливо подсветило облака багровым светом, пронзив их оранжевыми стрелами лучей. Я останавливался не только для того, чтобы проверить, нет ли погони. Нет, мне невольно хотелось насладиться окружающей красотой; даже когда тебе грозит беда, надо уметь ценить время, уметь растягивать простые, естественные радости, столь щедро даримые нам матушкой-природой.
   Нестись куда-то сломя голову или жалеть время на то, чтобы чувствовать, любить, наконец, просто быть, — это обкрадывать самого себя. Так считал мой папа, и его взгляды разделял Луи Дюпай, который, несмотря на свой абсолютный практицизм, в душе оставался глубоко сентиментальным человеком.
   Через Додж-Сити проходила железная дорога. И я решил воспользоваться ею, надеясь, что паровоз быстро доставит меня куда надо.
   После наступления темноты мы еще с час продолжали двигаться вперед, прежде чем я начал присматривать местечко для ночевки.
   Луна уже светила вовсю, когда я наткнулся на огражденный деревьями ровный участок с отличным ручьем и даже небольшим чистым озерцом. Лошади не показывали никаких признаков тревоги, и я смело въехал в чье-то владение, естественно, держа револьвер наготове. Чем черт не шутит…
   Так, загон для лошадей, покосившийся амбар, а за ним домишко, обложенный снаружи камнями. Серый и черная, пофыркивая и прядя ушами, отправились к озерцу на водопой, а я стал внимательно оглядываться вокруг.
   Ни запаха костра, ни свежего навоза, ни недавно нарубленных веток… Я бесшумно подошел к дому, постучал в дверь. Не дождавшись ответа, поднял щеколду, осторожно вошел внутрь…
   Все спокойно. Ни запаха, ни звука. Можно зажечь спичку. Лежанка, очаг, стол, кухонная утварь, на стене пришпиленный гвоздем листок бумаги.
   Я зажег свечу и поднес ее к записке.
   «Всем, кто сюда пришел!
   Это место принадлежит мне. Будьте здесь как дома. Там, под деревьями, похоронены моя жена и наш сыночек. Я не могу жить один. Уезжаю на родину поискать себе другую женщину.
   А. Т. Т.
   P. S. Если увидите где цветы, положите букетик на могилки. Она была хорошей женой. Делала все, что могла».
   У очага лежали приготовленные дрова, пол был чисто выметен.
   Я вышел на улицу, снял с лошадей поклажу и седла, отвел их в загон. Затем вернулся в дом и лег спать. Несколько раз просыпался — тишина. Только где-то далеко в степи выли койоты. Женщина, которая здесь жила, наверняка страдала от одиночества. Мужа ведь часто и подолгу не бывало дома — добыча, пропитание, охота, работа…
   Рассвет я встретил на ногах. Быстро согрел себе кофе, оседлал жеребца, вывел лошадей из загона, привязал их к столбу. Затем приготовил дров для очага, подмел пол. Плотно закрыв дверь, пошел к могилкам. Обе на низеньком холмике под большим развесистым дубом, на обеих засохшие цветы, положенные разными людьми.
   Рядом росло множество неизвестных мне желтых и красноватых цветов, я собрал букет и положил на могилы, сняв шляпу, молча постоял, потом вскочил в седло и поехал своим путем.
   На записке стояла дата двухлетней давности. Интересно, добрался ли этот парень домой? Нашел ли себе другую женщину? Мне хотелось, чтобы он сюда вернулся. А если нет, то кто-нибудь еще рано или поздно обоснуется на этом месте. Нам с папой частенько встречались сгоревшие хижины таких же вот поселенцев, их разбитые повозки, ухоженные и неухоженные могилы, а иногда даже кости. Их поток нельзя остановить. Всегда найдется кто-нибудь еще. Ни самые дикие индейцы, ни даже армия не в силах сдержать неистребимую страсть людей к новым дорогам, новым далеким краям, вечное желание увидеть, как восходит солнце над их собственной землей…
   Индейцы — прекрасные воины. Они тоже когда-то явились сюда ниоткуда, чтобы отнять у других территорию и пожить, как им хочется. Пушки и стрелы могут остановить солдат, но не женщин и мужчин с детьми и скарбом, которыми движет мечта.
   Три дня спустя я въехал в Додж-Сити и направился прямо к Биллу Тилгмену, местному шерифу.
   — Отгони лошадей на пастбище, — посоветовал он. — Там они будут в полной безопасности.
   — Тилгмен? — поинтересовался я. — Мой папа знавал каких-то Тилгменов там, на Востоке. Один из них Тенч Тилгмен представлял Вашингтон во времена Революции.
   — Наш родственник, — подтвердил он.
   Я сидел на корточках перед его креслом на террасе.
   — Меня зовут Кирни Макрейвен. Еду на Восток оформить право на собственность, завещанную мне папой. Кое-кто гонится за мной, чтобы не допустить этого. Мои родственники, хотя и далекие. Не хочу создавать вам проблем, но если они здесь объявятся, мне придется за себя постоять.
   — Сколько ты пробудешь в городе?
   — Уеду первым поездом. Утром.
   — Можешь уехать сегодня вечером, если я это устрою?
   — Чем скорей, тем лучше.
   — Моя политика, мистер Макрейвен, — не разрешать проблемы, а не допускать их. Уедете сегодня же вечером.
   — Они говорили…
   — Я знаю, что они говорили, знаю, что они могли бы сказать, но я так же знаю, что завтра утром на Восток отправляется еще один человек. Чтобы сохранить в моем городе мир и покой, мистер Макрейвен, надо избавиться от причин. И побыстрее.
   — Поэтому я и пришел поговорить прежде всего с вами. Это ваш город, и у меня нет желания стать проблемой.
   — Что ж, спасибо. — Он встал. — Оставь лошадей и возьми с собой что надо. С ними все будет в порядке, я прослежу.
   А что мне надо? Скатка и дорожная сумка. Я перекинул их через плечо, вынул из седельной кобуры винтовку и пошел за ним в дом. Через несколько минут мне нашлось место в вечернем поезде.
   — Могу я угостить вас хорошим ужином, шериф? — предложил я. — Очень вам обязан.
   — Нет, слишком много дел… Но все же спасибо. — Он направился к выходу из дома и вдруг остановился. — Макрейвен… эти люди… как они выглядят?
   — Те, которых я знаю, худые, высокие. Предпочитают длинные черные сюртуки и черные шляпы. Удлиненные неулыбчивые лица, всегда ходят вместе.
   Когда поезд тронулся, я откинулся на подушки сиденья как король. Комфорт есть комфорт. Последнее, что я увидел в окно, — это как трое всадников въезжали в город. Трое высоких худых мужчин в длинных черных сюртуках.
   Они проехали рядом и даже не повернули голов посмотреть на пыхтевший поезд.
   Может, это были они?

Глава 15

   Мы с папой пару-тройку раз ездили на поездах, но этого, конечно, слишком мало, чтобы по-настоящему привыкнуть. Тем не менее, войдя вечером в вагон, я по-хозяйски плюхнулся на плюшевое сиденье и приготовился к долгой шикарной поездке.
   Поезд был комбинированный — два пассажирских вагона, четыре для скота и один почтовый. В самом конце поезда — вагон-ресторан. Теперь мои соседи: полная молодая блондинка с двумя маленькими девочками, как две капли воды похожими на свою маму, мужчина с мерзким взглядом, будто его вот-вот стошнит; «новый» американец в атласной жилетке с массивной золотой цепочкой от часов; ковбой, спящий в обнимку с винтовкой, совсем как я, и наверняка револьвером за поясом, это уж точно.
   За окном тянулись бескрайние пастбища и вился дым от паровоза. Что еще? Немного насладившись чувством собственного достоинства, я задремал. Поезд тащился медленно, то и дело останавливаясь и как бы пережидая. Этот участок железной дороги делали в спешке, скорость тут разрешалась небольшая. Один раз мы долго ждали, пока дорогу перейдет огромное стадо бизонов — дети смотрели широко раскрытыми от восторга глазами, и даже мрачный мужчина с длиннющими бакенбардами не отрывал глаз от окна. Ковбой тоже бросил скучающий взгляд и, тут же отвернувшись, снова уснул. Наконец паровоз свистнул, мы тронулись дальше. Где-то через полчаса навстречу нам показался почтовый экипаж. Машинист весело, не без издевки, свистнул ему вслед: в последнее время поезда все увереннее вытесняли их с рынка перевозок, но они еще сопротивлялись, пробиваясь к отдаленным поселкам и городкам.
   Ближе к полудню наш состав снова замедлил ход и вскоре остановился. Я продолжал дремать и даже не открыл глаз. Вскоре поезд тронулся, громыхая и скрипя сцепками вагонов.
   Но вот и станция. Три-четыре домика, армейская палатка с вывеской «Отель», несколько огороженных загонов для лошадей. Пассажиры выскочили из поезда и дружно понеслись к вокзальной столовой: кто первый добежит, тому первому и подадут. Я оказался за одним столиком с ковбоем.
   — Далёко? — поинтересовался он, бешено молотя челюстями.
   — В Каролину… если повезет.
   Он вопросительно на меня посмотрел. Даже на секунду перестал жевать.
   — Думаешь, нет?
   Я равнодушно пожал плечами.
   — Кое-кто этого очень не хочет.
   — Я со скотом, — продолжил он, помолчав. — Вообще-то должен ехать в товарняке, но… провались они все пропадом! Никогда не ездил как белый человек, вот и решил прокатиться.
   — А кондуктор?
   — Нормально. Мой хозяин перевозит шесть тысяч голов в год. Пусть только пожалуется.
   Мы уминали поджарку из антилопы в каком-то вонючем соусе, но мне приходилось жевать и похуже. Зато кофе подали — что надо. Хотя времени насладиться им как положено не хватило. Паровоз засвистел, и нам не оставалось ничего другого, как догонять свой вагон. Я первый вскочил на подножку и протянул руку ковбою.
   — Спасибо, — отдышавшись, улыбнулся он. — В Канзасе меня будет ждать хозяин. Не хотелось бы, чтобы он меня не увидел.
   — Крутой?
   — Круче, чем солдатский сапог. Хорошо платит, хорошо кормит, требует двойную работу за день.
   Мы оба уснули. Даже не сговариваясь. Потом проснулись. Тоже не сговариваясь. Солнце клонилось к закату, мимо неслось стадо антилоп…
   Ковбой с интересом на меня посмотрел.
   — Что они с тобой сделают, если поймают?
   — Застрелят. Или попробуют. Понимаешь, для них это вопрос денег.
   — О, — произнес он и бросил выразительный взгляд на рукоятку моего револьвера. — Приходилось пользоваться?
   — М-гу. Хотя, надеюсь, не придется.
   Поезд снова замедлил ход. Мы ехали не быстрее, чем пешеход.
   — Билли Дженкинс, — вдруг сказал он, протягивая руку.
   — Кирни Макрейвен, — ответил я и подал свою.
   — Приходилось крутить коровам хвосты?
   — Приходилось. Этой зимой пас в горах целое стадо. Потом приехал в город и узнал, что убили моего папу.
   — Те самые?
   — Они.
   — Приедем в Кейси, отведу тебя к хозяину. Бену Блокеру. Мужик что надо! Расскажи ему обо всем. Крутой, но справедливый. Знает людей.
   — В моем деле вряд ли поможет.
   — Тебе только кажется. Поговори с Беном. У него на все есть ответ. И редко ошибается.
   — Спасибо!
   Поезд тащился дальше, останавливаясь, дергаясь и ободрительно посвистывая. Мы спали, просыпались, перебрасывались ничего не значащими словами… Затем остановились у какой-то станции.
   — Надо проверить коров, — вскочил Билли.
   — Пойдем, помогу.
   Мы прошли по вагонам. Одна корова почему-то свалилась. Подняли, чтобы другие не затоптали, обтерли.
   — Если придется стрелять, на меня не рассчитывай, — предупредил Билли. — Не могу бросить своих коров. Убьет!
   — Тебя никто и не просит. Мое дело. В любом случае я их опередил… Если, конечно, не телеграф.
   — Сколько их?
   — Много. Может, дюжина, или больше. Не знаю. Видел всего двух. Одна — женщина.
   — Молодая?
   — Вполне… И очень красивая… Но хуже, чем гремучая змея.
   Я проснулся от прикосновения холодного дула к моему виску и краем глаза увидел высокого худого человека в длинном черном сюртуке и черной шляпе.
   — Вставай, — приказал он, — и не дергайся.
   Сопротивляться? Лучше драться, чем быть убитым, словно безропотная овца! Да, но блондинка с двумя детьми!
   — Ладно, только и вы не дергайтесь.
   Я медленно встал с сиденья. Билли Дженкинс крепко спал… или притворялся. Женщина испуганно вытаращила глаза. Ее спутник тоже.
   В конце вагона стоял еще один в длинном черном сюртуке и черной шляпе с винчестером в руках. Даже если бы я попытался что-то сделать, они успели бы разорвать меня на части. И других тоже.
   — Иди к выходу, — приказал первый и, как только я повернулся, выхватил мой шестизарядник и швырнул его на сиденье.
   Спутник блондинки привстал.
   — Эй, что это вы собираетесь с ним сделать?
   — Дедушка, хочешь жить, сиди спокойно. Нам надо с ним побеседовать, — не повышая голоса, но с угрозой заявил тот, что меня обезоружил, а второй добавил:
   — Сиди и не двигайся!
   Поезд снова замедлил ход. Пошатываясь из-за тряски вагона, я двинулся к тому с винчестером. Пронзительные голубые глаза, худое удлиненное лицо, тонкие усы ниточкой… Шрам на подбородке.
   Он отступил влево, пропуская меня. Когда я шагнул на платформу, соединявшую наш вагон с рестораном, поезд резко дернулся. Моя реакция не подвела и на этот раз: сначала выбить винтовку, потом резкий удар в челюсть. Само собой, он тут же вырубился.
   Так, теперь прыжок. Отлично! Несколько ссадин на коленях. Ерунда! И тут же достать револьвер, о котором они не подозревали.
   — Кирни! — заорал Дженкинс в окно и бросил мне мой револьвер с перламутровой ручкой и птичками. И очень кстати. Один из этих как раз спрыгнул с поезда под мою пулю. Задергал руками, и я тут же выстрелил еще раз. Он свалился на землю, покатившись куда-то в сторону футах в тридцати от меня.
   Спереди из паровоза раздались яростные проклятья. Оказывается, они устроили и завал. Значит, там есть и третий.
   Я вскочил и вихрем понесся к первому вагону. Мимо просвистела пуля, другая с визгом ударилась о поручень вагона. Поезд постепенно набирал скорость, но мне все-таки удалось вспрыгнуть на ступеньки товарного вагона. Так где же этот третий? Ответ не заставил себя долго ждать. Раздался грохот выстрела, и пуля расщепила дерево рядом с моей головой. Я пригнулся, тоже несколько раз выстрелил, конечно, ни в кого не попал, но выиграл время и тем спас себе жизнь. Теперь ему уже меня не догнать.
   Переждав на всякий случай еще минут пять, пристально вглядываясь в темноту, я по крышам добрался до своего вагона, спустился и вошел внутрь.
   У Билли Дженкинса отвисла челюсть, когда он увидел меня, а у блондинки и ее дочерей широко-широко раскрылись глаза.
   — Спасибо, — поблагодарил я Билли, садясь на свое место.
   — Решил, что тебе он не помешает, — протянул ковбой, не сводя с меня глаз.
   — Не помешал, это уж точно.
   Зачем ему знать, что у меня есть запасной.
   — В кого-нибудь попал?
   — М-гу.
   — Думаешь или видел?
   — Видел. Он мертв… два раза.
   — Хорошо, одним меньше.
   — Хорошо… А сколько еще?
   — Сделай, как я сказал. Поговори с Беном, когда приедем в Канзас-Сити. Он всегда знает, как надо поступить.
   Мужчина с бакенбардами уже не выглядел так, будто проглотил кислый лимон.
   — Здорово ты их отбрил, парень, — одобрительно сказал он. — Кто они такие?
   — Сейчас уже не важно. Все равно наверняка используют чужие имена, — ответил я, дозаряжая свой револьвер. — Билли, будь другом, разбуди, когда приедем на станцию.
   Он кивнул.
   — Конечно, разбужу. Давай, спи. Я посторожу.
   — Одну из твоих коров, скорее всего, ранили. Может, даже убили.
   — Ладно, спи. Потом разберемся.

Глава 16

   Он сидел на ограде загона, когда Билли Дженкинс подвел меня к нему. Штаны, заправленные в высокие сапоги, джинсовая куртка, свободно висевший пояс, широкополая шляпа, тронутые сединой усы…
   — Мистер Блокер, это Кирни Макрейвен. У него большие проблемы, и я посоветовал ему поговорить с вами.
   Блокер перекатил сигару из одного угла рта в другой, бросил на меня оценивающий взгляд.
   — Похоже, он из тех, кто способен решить свои проблемы сам. — Блокер махнул рукой на место рядом с собой. — Залезай, садись! — Затем посмотрел на Билли. — У тебя убили корову. Что там произошло?
   — Сэр, это моя вина, — вмешался я. — В нее попала пуля, предназначавшаяся мне.
   — А тебя зацепило?
   — Пара царапин. Ничего страшного. Не знаю, откуда у них ружье, но заряжено оно было не пулями, а дробью… на птиц.
   — Ладно, давай рассказывай.
   Пока Билли Дженкинс занимался своими обычными делами со скотом, я, сидя на загородке рядом с Беном Блокером, поведал ему о своих невзгодах и о том, что мне надо заявить права на завещанную мне папой собственность. Он молча слушал, не перебивая, только время от времени сплевывал и перекатывал сигару во рту.
   — Понимаете, они устроили на меня самую настоящую облаву, мистер Блокер, кругом меня обложили. Что касается стрельбы, думаю, справлюсь сам. Может, и со всем остальным тоже. Но беда в том, что папы больше нет, и мне не с кем об этом поговорить. Билли, похоже, в вас души не чает. Считает, вы можете творить чудеса.
   — Он заблуждается, Кирни. Не могу. Никто не может. Как мне кажется, ты попал в крутую историю. Но, может, тебе я смогу помочь. Главное, сейчас найти хорошего адвоката.
   — Папа всегда держался подальше от адвокатов. Говорил, они всегда приносят больше вреда, чем исправляют.
   Блокер громко расхохотался.
   — Да… иногда. Но иногда и наоборот. Кстати, я знаю одного такого. Родом из Каролины и со всеми там знаком. Более того, скоро собирается туда. Пожалуй, с ним стоит переговорить. И чем быстрей, тем лучше. Пошли!
   — Нет, сэр.
   — Что, что? Я не ослышался? Ты сказал нет?
   — Да, сэр. Не хочу, чтобы его убили. Или навредили бы как-нибудь еще. Можно сделать так, чтобы он пришел к вам? Только не ко мне.
   — Думаешь, за тобой будут следить? И если узнают, что ты пошел к адвокату, поймут зачем?
   — Да, сэр. И сразу убьют его. Я не шучу. Это волки, дикие волки! Они сначала убивают, а потом задают вопросы. Убить не того для них ничего не значит. Пока они не представляют, где я, но к вечеру найдут, не сомневайтесь.
   Блокер вынул из кармана жилетки массивные золотые часы.
   — Пусть будет по-твоему. Встретимся у склада Вест-Боттомз ровно в шесть. Найдешь? Там и поговорим. — Он помолчал, прищурившись, снова посмотрел на меня. — У тебя деньги-то с собой есть?
   — Да, сэр. Мне хватит.
   — Тогда до встречи. — Блокер спрыгнул с загородки. — И будь поосторожней. Здесь все происходит очень быстро. Глазом не успеешь моргнуть.
   Подхватив свой винчестер, седельные сумки и скатку, я пошел по своим делам, держась подальше от центральных улиц. Поскольку меня сейчас больше всего волновали мои деньги, я первым делом направился в банк «Уэллс Фарго».
   Видок у меня был еще тот, но «Уэллс Фарго» имел дело и не с такими после золотой лихорадки в Калифорнии!
   — Хочу открыть счет, — сказал я встретившему меня клерку.
   Он внимательно меня осмотрел.
   — Сколько?
   — У вас есть специальная комната? Светиться мне ни к чему.
   Он снова бросил на меня оценивающий взгляд.
   — Пойдемте. Вон туда.
   Удобно устроившись за большим квадратным столом, я положил на него свои седельные сумки, достал из них деньги и начал пересчитывать. Клерк даже глазом не моргнул. В те времена никто никогда не знал, у кого деньги есть, а у кого нет; нередко целые состояния продавали или покупали люди, куда более обтрепанные, чем я.
   Девять тысяч семьсот пятьдесят два доллара.
   — Я оставлю у вас девять тысяч, — и подвинул пачки к нему. — Мне понадобятся кое-какие деньги на дорогу.
   — Вполне достаточно, — сухо заметил он. — Ваше имя?
   — Кирни Макрейвен. — Я чуть поколебался. — Если со мной что случится, это все принадлежит мисс Лауре Маккре, Сильвертон, Колорадо.
   Он понимающе кивнул.
   — Меня зовут Элиот. Большие деньги.
   Я аккуратно сложил квитанцию счета.
   — Можно оставить у вас винтовку и скатку? Мне надо еще кое с кем повстречаться, а бегать по городу с ними как-то не очень удобно.
   — Конечно, — кивнул он и, помолчав, добавил: — Советую не увлекаться картами, мистер Макрейвен.
   — Спасибо. Никогда ими не увлекался… Вы знаете мистера Блокера?
   — Естественно. — В глазах Элиота засветился неподдельный интерес. — Здесь все знают мистера Блокера. Все имеют с ним дело. Мне даже в голову не пришло, что вы его человек.
   Что он имел в виду под «его человеком», я так и не понял, но звучало нормально, поэтому я не стал возражать.
   — Слушайте, тут неподалеку была стрельба, поэтому если к вам заявятся двое или трое, которые охотятся за мной, вы ничего обо мне не знаете. К тому же врать вам не придется, вы действительно впервые меня видите. Но главное, не говорите им, куда я отправился. Мне не хотелось бы создавать тут проблем.
   — Проблемы с законом? Но мы стараемся всегда помогать закону.
   — Я тоже, если требуется. Но пока еще закон не очень интересуется мною. И вряд ли заинтересуется. Похоже, блюстителей порядка больше волнует спокойствие в собственном городе.
   Элиот бросил выразительный взгляд на торчавшую из кобуры рукоятку моего револьвера.
   — Вас могут арестовать за ношение оружия в нашем городе, — заметил он. — У нас не Додж-Сити.
   Я только усмехнулся.
   — Да, мистер Элиот, но пусть меня лучше арестуют, чем убьют. Сейчас для меня это — главная забота.
   Ровно в шесть я находился у складов и сразу увидел Бена Блокера.
   — Ну, наконец-то. А то я уже стал волноваться. Нас ждут в «Палате лордов»… Это игорный дом, но кормят там преотменно… конечно, если тебя там знают.
   — Прекрасно. Только я не играю. Кстати, меня только что предостерег от этого мистер Элиот из «Уэллс Фарго».
   — Отличный парень. Мы с ним частенько имеем дело.
   Мы неторопливо шли по улице, и он с неподдельным увлечением рассказывал о своем деле. Он покупал скот в Техасе и продавал на Севере, иногда подкармливая его здесь, чтобы набрал вес. У меня-то опыта в этом хватало, поэтому я сразу оценил, за что его здесь так уважают.
   — Мистер Блокер, — неуверенно начал я. — Когда вы покупаете скот, у вас бывают партнеры?
   — Почти всегда. Сейчас покупать скот уже не так выгодно, как раньше. Выросли цены, расходы, но заработать пока еще можно.
   — Мне бы хотелось тоже заняться чем-нибудь таким же. Плюс, конечно, скотоводство. В горах Колорадо и Вайоминга полно отличной травы. Там хорошо пасти скот зимой.
   — Да, слышал. — Он бросил на меня внимательный взгляд. — Ты в этом что-нибудь понимаешь?
   — Конечно, сэр. Пас там скот всю последнюю зиму. И все получалось отлично. Травы в тех местах еще и целебные. Единственная проблема — зимой скот слишком много жрет. — Мы остановились у дверей «Палаты лордов». И я сразу их увидел. — Мистер Блокер, за нами двое!
   Он широко улыбнулся, обняв меня за плечи.
   — Не беспокойся, сынок. Это мои люди… На всякий случай. Один из них Билли Дженкинс, потому что он приметил тех людей в поезде, другой — Карлин Кейбл.
   — Знакомое имя.
   Блокер громко захохотал.
   — Многим тоже. Револьвер для него словно сын родной.