Долгая езда позволяла человеку оставаться наедине со своими мыслями, и в последнее время Тревэллион много размышлял. Может быть, это происходило оттого, что он делался старше и мудрее, но Вэла уже не так сильно мучило желание во что бы то ни стало отомстить, что не могло не сердить его.
   Все эти годы его неотступно преследовал кошмар той ночи. Убийцам удалось уйти безнаказанно, а потом они убили его отца. И не было такого закона, который мог бы настичь их и покарать. В последние дни перед смертью отец сильно изменился, из спокойного добродушного человека он превратился в собственную тень, угрюмую и замкнутую.
   Что же касается его самого, то все эти годы он просыпался среди ночи, крича от страха, не в силах забыть того кошмара. И последние минуты жизни матери неизгладимо врезались в его память…
   Потом Тревэллион мысленно вернулся к тому вечеру, когда он наблюдал за игрой в карты. Среди игравших сидел один человек, лицо которого показалось ему знакомым. Обратившись к бармену, он небрежно спросил:
   — Кто это там в голубой ковбойке?
   — Да так, бродяга. Зовут Рори. Частенько здесь ошивается.
   Тревэллион потребовал еще пива, и бармен налил ему кружку.
   — Я стараюсь не связываться с ним. Дурной он человек… не чист на руку. Когда-нибудь уж непременно попадется.
   Сомнений быть не могло. Лицо немного постарело, погрубело, но Вэл узнал его. Он допил пиво, прошел через комнату и, как только начали новую партию, присоединился к игрокам.
   Когда пришла очередь Рори сдавать карты, он придвинул их ближе к себе и накрыл одну или две ладонью. Третий игрок, несомненно видевший это, сделал непроизвольное движение, но Вэл промолчал. Пусть повторит то же самое еще раз. И вновь подошло время сдавать Рори, он сгреб карты, и тогда Тревэллион спросил:
   — Интересно, куда подевался Скиннер?
   Неторопливо тасуя колоду, Рори произнес:
   — Скиннер? Кто это? Не знаю никакого Скиннера.
   — А я думал, знаешь, — настаивал Вэл. — Помнишь, тогда, на Миссури?
   Рори промолчал. Он положил карты и вынул сигару.
   — Кто не бывал на Миссури, — наконец проговорил он, усмехнувшись.
   — Да, ты прав. Многие уезжали тогда в фургонах на Запад, только некоторые так никогда и не начали свой путь.
   Рори зажег сигару и снова взял колоду.
   — Так что, трепаться будем или играть?
   — Да нет, я просто подумал, что ты помнишь Скиннера, — сказал Тревэллион.
   Рори загнал сигару в угол рта и принялся сдавать.
   Играли молча, но Рори время от времени поглядывал на него, беспокойство его заметно возрастало. Вэл встретил его взгляд и улыбнулся. Тот сжал зубы. Он хотел что-то сказать, потом передумал и приказал принести ему выпить. Третий игрок положил карты и тихо вышел из игры.
   Рори выигрывал, и это, казалось, придало ему уверенности. Теперь он смотрел на Вэла более воинственно, но тот делал вид, что не замечает этого. Снова настала пора Рори сдавать карты, он собрал их, и тогда Тревэллион сказал:
   — Страшная это была ночь.
   Рори опустил руки. Правая скользнула к краю стола.
   Вэл указал на колоду:
   — Давай-давай, парень, сдавай!
   Рори разбросал карты, стараясь при этом не смотреть партнеру в глаза. Партию сыграли молча. Потом другую. Рори выиграл несколько мелких ставок и снова заказал выпивку. Он посмотрел на Тревэллиона и слегка нахмурился. Наконец спросил:
   — А я знаю тебя?
   Вэл пожал плечами.
   — До сегодняшнего дня ты меня никогда не видел.
   Рори уронил руки на сданные карты и небрежно подвинул их к Тревэллиону. Тот проговорил:
   — А я видел тебя раньше. Однажды ночью, там, на берегу Миссури… А что это у тебя там, Рори, в левой руке?
   Рори потянулся за револьвером, и тогда Тревэллион выстрелил в него.
   Левая рука Рори медленно раскрылась, и на стол упали две согнутые в трубочку карты. Он внимательно смотрел на Вэла. Другая рука, уже успевшая схватиться за оружие, упала ему на колени, спереди на рубашке разрасталось красное пятно. Люди отпрянули от стола и расступились.
   — Ты… ты… — Губы Рори силились что-то произнести.
   — Я был тогда ребенком, Рори, но я видел все.
   В комнате стояла мертвая тишина. Рори попытался подняться, потом тяжело рухнул на стул.
   — Вы все свидетели, — обратился Тревэллион к окружающим, — он плутовал.
   — Я еще раньше это заметил! — заговорил человек, вышедший из игры. — Я наблюдал, как он стащил несколько карт при сдаче!
   — Но, — перебил его тучный мужчина с золотыми часами на массивной цепочке, — дело тут не только в этом. О чем это вы с ним говорили?
   Взгляд Тревэллиона стал холодным.
   — Это никого не касается, — отрезал он, убрал револьвер, взял свои деньги и вышел из комнаты.
   Произошло это три года назад…
   От воспоминаний его пробудил Ледбеттер.
   — Заночуем в Строберри. У меня там есть свое местечко, если только никто не опередил нас.
   Когда они добрались до Строберри, стало уже почти темно, только что выпавший снег превратился в слякоть. С постоялого двора доносился шум голосов и грохот посуды. Ледбеттер проехал мимо, держа путь к деревьям, росшим на склоне. Не прошло и трех минут, как он вывел их на открытое место. Еще в прошлом году сошедшая лавина врезалась здесь в лес. Несколько десятков стволов резко наклонились, а за ними высилась стена из обломков скал и поваленных деревьев, образуя прекрасное укрытие от ветра. Под ним почти не было снега.
   — Не люблю толпы, — улыбнулся Джим, — вот и нашел себе это местечко.
   — Я разведу костер, — предложил Вэл.
   Мелисса подошла к нему и встала рядом.
   — Могу я помочь вам? — спросила она.
   Он наломал сучьев, собрал валявшийся вокруг хворост и куски коры, потом достал из кармана трут и старое птичье гнездышко.
   — Вы всегда носите с собой подобные вещи?
   Не глядя, Вэл кивнул.
   — Не всегда найдешь что-нибудь сухое на разжигу.
   Когда костер разгорелся, Тревэллион отвел своего мула к воде, снял с него упряжь и приготовил себе под деревьями место для ночлега, подальше от остальных. Ближе к костру он сделал ложе для Мелиссы из ветвей и травы.
   — Вы не должны упрекать Альфи, — заявила она вдруг. — Моузел был вооружен и мог убить его.
   — Альфи тоже имел оружие. У него в кармане лежал двуствольный пистолет. На выстрел Моузела он мог ответить двумя, но просто сбежал, удрал, как кролик. — Он посмотрел на нее. — Учитесь разбираться в людях. Такие, как Альфи, всегда убегают.
   — А вы?
   — Никогда не знаешь, как поступишь в той или иной ситуации. Я пока не убегал. Только от индейцев, да и то когда их оказывалось слишком много, а я один. Но и я, наверное, мог бы. Все зависит от ситуации. Альфи следовало вести себя хладнокровнее. Стоило ему вынуть револьвер, и Моузел убрался бы восвояси как миленький. Хотя потом наверняка постарался бы застрелить его в спину.
   Ледбеттер обжарил на костре копченую свинину. Кое-кто отправился поесть в Строберри. Тревэллион достал из своей клади ломоть хлеба. Все трое ели почти не разговаривая.
   Вэл оглянулся. Сзади, под деревьями, сидел Тэпли.
   — Подсаживайся к нам, — пригласил он его. — Места хватит.
   — Но у меня ничего нет.
   — Ну и что? Просто составишь компанию. Давай.
   Тот медленно подошел и присел на корточки. Взяв предложенные ему хлеб и мясо, он принялся есть, и видно было, что он голоден.
   — Спасибо, — сказал он, когда закончил. — Теперь я в долгу.
   — Милости прошу к моему столу в любое время, — проговорил Ледбеттер.
   — И к моему, — прибавил Тревэллион.
   Арканзасец снова присел на корточки и достал из костра горящую ветку, чтобы раскурить трубку.
   — Потерял своих, — проговорил он, попыхивая трубкой. — Унесло потоком. А быков у нас увели индейцы.
   — Как это «у нас»?
   — Жена у меня была. — Он опустил глаза. — Хорошая женщина. Умерла… от лихорадки. А дочка… ходит в школу. В Венеции.
   — Да-а. Тяжело, — пробормотал Ледбеттер. — Иногда наступают для человека трудные времена.
   — А я других и не видал, — грустно усмехнулся Тэпли. — Всю жизнь работал не покладая рук, и никакого просвета. Там в Штатах у меня два года подряд саранча весь урожай сжирала, а на третий его градом побило. Пару раз индейцы сжигали все дотла. Работал на залежи в Рич-Бар — остался в чем был. Пробовал податься на Фрэйзиер, — он повернулся к Тревэллиону, — так вы знаете, что из этого вышло.
   — Сплошной разор. Золото хорошая штука, да только его почти нет.
   — Да. — Он подбросил в огонь сучьев. — Попробую вот еще разок. Ведь у меня дочка. — Он гордо поднял голову. — Она такая умница. И такая красавица! Уж не знаю, как это получилось — я вроде такой невзрачный, да и мать ее ничем особенным не отличалась, а она… ну просто красавица! С ее красотой да не иметь ничего — горе да и только.
   Наступило ясное, холодное утро. Ветер стих. Темные сосны упирались верхушками в мрачный небосвод. Мулы, пока их седлали, осели себя беспокойно.
   Никто не разговаривал. Ледбеттер сел на мула и тронулся тихим шагом. Только несколько человек придерживалось тропы, и Ледбеттер снова принялся выравнивать колонну. Одни пропускали его, посторонившись, другие чертыхались, но он не обращал внимания на возмущение, делая знаки рукой тем, кто сошел с тропы и перешел на рысь.
   Все чувствовали приближение бури. Тревэллион предложил Мелиссе ехать за ним.
   — А в чем дело?
   — Скоро повалит снег.
   — Но пока все ясно, небо чистое.
   — Вот увидите. Джим хочет вывести нас отсюда как можно скорее, пока не началась метель. В Вудфорде отдохнем, но это еще не скоро, далеко внизу.
   Позади них над горными гребнями и вершинами громоздились тучи. Слабый ветерок посвистывал в верхушках сосен. Мулы ускорили шаг. Ледбеттер тревожно оглядывался назад, посматривая на небо.
   Тропу теперь плотно обступали сосны, и небо почти исчезло — виднелся лишь крохотный кусочек над самой головой. Наконец внизу, сквозь деревья, показалась долина.
   Тревэллион знал, где они находятся, и совсем не думал об этом. Он размышлял о себе. Он изменился. Угрюмая ярость, что так долго жгла его изнутри, теперь прошла или, казалось, почти прошла, развеянная временем и убийством Рори и Скиннера.
   Теперь настало время подумать о будущем, если только он собирался иметь его. Вэл очень хорошо помнил слова мудрого проводника, сказанные ему много лет назад: жажда мести способна поглотить жизнь человека полностью, пока в нем не останется ничего, кроме опустошенности.
   Они приближались к Генуе, когда к нему подъехал Ледбеттер.
   — Мне надо возвращаться назад, Вэл. Повезу руду. Присмотришь за ней?
   — Постараюсь.
   — Ведь ей потребуется поддержка. Невыносимо видеть молодую девушку одну в таком месте.
   — Ты же хорошо знаешь здешнюю публику, Джим. У них грубая речь и манеры, но они никогда не станут приставать к порядочной женщине.
   — Может быть, и так. Но здесь не то, что в Штатах. Люди съезжаются в эти места отовсюду, и никому не известно, как они воспитаны и что у них на уме.
   — Они научатся.
   Какое-то время оба ехали молча, потом Тревэллион сказал:
   — Джим, я знаю, как трудно приобрести мулов, но я хотел бы купить у тебя этого… и для нее тоже.
   — Хорошо, — согласился Ледбеттер. — Я продам тебе черного, а ее мула отдашь мне, когда я вернусь со следующей партией. Пусть она едет на нем до Вирджиния-Сити.
   — Это очень благородно с твоей стороны.
   Они подъехали к коновязи и спешились. Тревэллион поднял глаза и посмотрел на гору. «Возможно, — позвучало у него в мозгу, — возможно, это здесь».
   Он посмотрел на скатанное в рулон одеяло Мелиссы. Тоненькое, оно имело жалкий вид.
   — Вам нужна подстилка получше, — заметил он, — и одеял побольше. Здесь будет холодно.
   — Скоро лето, — возразила она.
   — Да, скоро. Но, прежде чем оно наступит, предстоит еще много холодных ночей.
   — Где же я возьму их?
   — Не беда. Я одолжу вам.
   Какой-то момент он колебался, потом предложил:
   — Если вы всерьез намерены заняться выпечкой, то мы могли бы быть партнерами.
   Ледбеттер одобрил эту идею.
   — У меня есть пятьдесят долларов, которыми я готов рискнуть. Если у вас все получится, они быстро окупятся, и очень скоро у вас появятся деньги, сколько нужно.
   — Тогда нам лучше получить их сейчас, — улыбнулся Вэл, — не ехать же за ними в такую даль опять через горы.
   Он пропустил Мелиссу вперед и придержал для нее дверь, Ледбеттер последовал за нею. Тревэллион вошел последним и сразу увидел на постоялом дворе Рамоса Китта.

Глава 8

   Вэл хотел повернуться и уйти, но потом решил, что если Китт здесь, они рано или поздно все равно встретятся. Он уже почти прошел через комнату, когда тот обернулся и увидел его. Застыв на месте, Китт удивленно уставился на Вэла.
   — Как поживаешь, Рамос?
   Китт медленно приходил в себя.
   — У меня все в порядке. Не ожидал встретить тебя здесь.
   Тревэллион улыбнулся.
   — По тебе видно. Я сам не ожидал.
   Рамос вытащил из кармана табак и бумагу и принялся скручивать сигарету. Вставив ее в зубы, он посмотрел на Вэла.
   — Я слыхал, Скиннер мертв.
   — Да, был мертв, когда я в последний раз видел его.
   — Он мой друг.
   — Наши с ним дела тебя не касаются. Ты познакомился с ним в Саттерз-Милл, когда открыли жилу в Маршалле, а я знал его еще раньше.
   — Я познакомился с ним в пятьдесят четвертом. Саттерз к тому времени уже закрыли.
   Тревэллион шагнул к стойке.
   — Возьму чего-нибудь выпить. — Ледбеттер и Мелисса изумленно наблюдали за ними. — Нам с тобой незачем ссориться.
   — Он был моим другом.
   — Скиннер не имел друзей. Приятелем, возможно, только не другом. И потом, что там говорить, его больше нет. Он свой шанс упустил, — да, представь, промазал.
   — Он хорошо стрелял.
   — Значит, не так уж хорошо. Выпьешь?
   Рамос, стройный, гибкий как кошка человек с усами и бакенбардами, колебался.
   — Ладно, давай уж.
   Они подошли к стойке, и хозяин с расширившимися от страха глазами подал им виски.
   — Золото ищешь? — поинтересовался Китт.
   — Что-то в этом роде.
   — Что случилось у вас с Оби?
   Тревэллиону не хотелось рассказывать, как не хотелось тогда убивать того человека.
   — Он из числа тех, кто убил моих родителей. Это случилось десять лет назад.
   — А я знаю кого-нибудь из них?
   — Должен знать. Может, Рори?
   — А, этот… Пропащий он человек… — Китт запнулся. — Погоди-ка, так он что, тоже мертв?
   — Пришили его за карточным столом, чтоб неповадно было.
   Рамос искоса посмотрел на Вэла и одним глотком выпил сразу половину порции виски.
   — А знаешь, здесь есть золото, — тихо сообщил он, — только не много. Я уж подумывал уехать…
   — О серебре ты не слыхал?
   — О серебре? Разве тут есть серебро?
   — Да, голубое. Народ промывает его в желобах, хлопотное дело, скажу я тебе. Этого серебра здесь полно.
   — Черт, что ты несешь? — Китт помолчал, потом спросил: — Ты считаешь, здесь стоит остаться?
   — Да.
   Тревэллион допил виски.
   — Рамос, меня ждут друзья, и мне надо идти. Только вот что…
   — Ну?
   — Похоже, здесь скоро запахнет большими деньгами. Очень большими. Сюда уже съезжаются многие неглупые люди, они-то и будут делать деньги и конечно же захотят иметь как можно меньше хлопот с ними. Зачем тебе работать на приисках? Наймись лучше охранником для перевозки ценных грузов.
   Рамос улыбнулся, обнажив ровные белые зубы:
   — Охранником? Это я-то?
   — А что? Я бы, например, смог положиться на тебя. — Вэл взглянул в его ставшие вдруг серьезными глаза. — Я бы доверил тебе любую сумму и знал бы, что если она не доставлена в Сакраменто, то только потому, что либо тебя убили, либо у тебя кончились патроны.
   — По-моему, ты слишком доверчив, старина. А некоторые, например, считают, что я скачу по другой дорожке.
   — Дорожек много, Рамос, и если одна из них не подходит, можно попробовать другую. — Тревэллион взмахнул рукой. — Я чую деньги, Рамос. Поверь мне, здесь ты можешь стать богатым и провести остаток жизни на ранчо где-нибудь в долине, а вокруг тебя будут бегать славные малыши, все как один похожие на тебя. Просто ты скакал не на той лошади, приятель. И я тоже. А теперь настало время поменять их.
   — Может быть, может быть…
   Тревэллион повернулся, собираясь уйти, потом прибавил:
   — Только бери с собой побольше патронов, Рамос.
   Тревэллион и Мелисса направлялись к Золотому каньону. Их мулы стучали копытами по тощей каменистой земле, и только изредка встречались поросшие жухлой травой полянки, сменявшиеся зарослями полыни и редкими кедрами.
   Вскоре они подъехали к небольшому поселку — несколько разбросанных лачуг из тесаного камня, покосившиеся палатки с дощатым полом, крытые грязной парусиной, пара каркасных домиков и единственный бревенчатый дом из свежесрубленного кедра.
   Залаяла собака, и на пороге одной из хижин показалась женщина в выгоревшем голубом платье. Заслонив рукою глаза от солнца, она стояла и смотрела на них.
   — Это… это и есть то самое место? — спросила Мелисса.
   — Да.
   Ветер шевелил белокурые волосы девушки, она повернулась к Тревэллиону и промолвила:
   — Я думала, здесь будет лучше.
   — Все эти лагеря старателей одинаковые — начинаются с двух-трех хижин, а если поблизости находят руду, разрастаются, как на дрожжах.
   — А магазины тут бывают?
   — Сначала появляются салуны, потом меблированные комнаты, ну и что-то вроде гостиниц. Многие из них размещаются просто в палатках. Обычно только два-три прииска оказываются действующими. Люди начинают продавать свои участки, получают деньги, тратят их, а потом, оставшись ни с чем, отправляются искать новую жилу. Тех, кто не хочет продавать свой участок, заставляют силой или обманом. Они уезжают, и про них никто больше не вспоминает. Потом приходят другие. Эти знают, как прибрать к рукам землю и как сделать, чтобы она работала на них. Я даже знаком с одним таким. Его зовут Джордж Хирст из Зеленой долины.
   — А мне как быть?
   — Если вы всерьез решили заняться кулинарией, то обязательно добьетесь успехов. Только не связывайтесь с приисками и не вкладывайте в них деньги. Выпечка обеспечит вас деньгами. И держитесь подальше от таких, как Альфи.
   — Да он не такой уж плохой. Просто…
   — Просто сбежал, поджавши хвост. Мелисса, я помогу вам построить дом и начать дело, но позвольте предостеречь вас. Вы замечательная девушка, будете много трудиться и добьетесь успехов. И вы непременно встретите хорошего человека, только нужно подождать. Если не захотите подождать, то опять будет очередной Альфи с приятной наружностью и пустотой внутри. Он начнет тратить ваши деньги, требуя все больше и больше, и в конце концов исчезнет. Потом придет другой, с другим цветом глаз и волос, но это снова будет такой же Альфи.
   — Не слишком-то лестно вы обо мне думаете.
   — Напротив, я думаю о вас очень хорошо. Только не путайте одиночество с любовью.
   — Что-то мне страшно здесь. — Мелисса колебалась, потом нерешительно произнесла: — Мистер Тревэллион, у меня совсем мало денег, и мне негде жить. Я хотела начать свое дело, но теперь, когда я здесь…
   — Ну, поспите немного на голой земле. Ничего страшного. Все мы начинаем с этого. Жилье я помогу вам построить и куплю все, что понадобится на первых порах, только я хочу вступить с вами в долю и прошу двадцать процентов прибыли.
   — Многовато.
   — Это только кажется, на самом деле сущий пустяк.
   — У меня есть двести долларов, даже чуточку больше. Матери удалось скопить и спрятать от… от него.
   — Вы только что сделали еще одну ошибку. Никогда не говорите никому, сколько у вас денег. Особенно таким, как Альфи.
   — Я больше никогда не увижу его.
   Тревэллион улыбнулся.
   — А вы можете поручиться? Ведь он знал, что у вас есть деньги? И наверняка думает, что у вас их больше, чем на самом деле, поэтому не удивляйтесь, если через несколько дней он объявится здесь и поведает вам свою гладкую историю. Потом обязательно скажет, что имеет редкий шанс начать собственное дело и попросит взаймы.
   — Вы не любите его, вот и все.
   — Просто я знаю этот тип людей и научу, что вам надо делать. Во-первых, не одалживайте ему ни одного доллара, а скажите, что вам нужна помощь в строительстве и что вы заплатите ему столько же, сколько и другим.
   — Да он не появится, вы ошибаетесь. Во всяком случае, в ближайшее время. Как бы там ни было, а он вел себя очень мило и искренне хотел помочь.
   — Забудьте о нем. Держитесь подальше от таких, как Альфи, и станете богатой.
   — И одинокой.
   — Все мы одиноки. Лучше быть в одиночестве, зато в безопасности. Вы можете знакомиться с такими, как Альфи, сколько угодно, но если они попросят денег, даже небольшую сумму, не давайте. Подумайте о том, что эти деньги пригодятся вам впоследствии, когда вы встретите настоящего человека.
   — Вы слишком строго судите, Тревэллион.
   Внезапно он указал рукой в сторону.
   — Вон там подходящее место! Прямо возле дороги, и копать не много… если только кто-нибудь уже не застолбил этот участок.
   Место оказалось ровное, окруженное раскидистыми кедрами и с разбросанными кое-где большими камнями. Мелисса с тревогой оглядывалась по сторонам.
   — Неужели нет ничего лучше? Здесь так неуютно, и потом… эти камни.
   — Они послужат строительным материалом. А вы осмотритесь хорошенько — особенно выбирать не приходится.
   Он окинул взглядом дорогу, по обе стороны от нее работали люди — одни стояли по пояс в вырытых ямах, другие строили жилье, третьи просто разговаривали.
   — Побудьте-ка здесь, — предупредил Вэл, — и начните пока таскать вон те камни. Складывайте их в кучу.
   — Таскать камни? — Она спешилась и огляделась. — Ну что ж, думаю, я справлюсь. Не смогу только поднять самые тяжелые.
   — Знаю, что справитесь. Тут главное — начать. Делайте что-нибудь, а уж я закончу.
   Он направился туда, где трое мужчин рыли шахту. Они опустились уже футов на пять. Тревэллион подъехал и минуту или две наблюдал за их работой. Когда один из них выпрямился, он спросил:
   — Вы пришли сюда раньше. Видите то место, где работает молодая леди? Не знаете, кто-нибудь претендует на тот участок?
   — Леди? — Все трое разом обернулись.
   Мелисса сняла шляпу, и слабый солнечный свет заиграл на ее белокурых волосах.
   — Да вроде никто. По крайней мере, я не знаю таких. Она что, будет разрабатывать этот участок?
   — Нет, хочет построить кондитерскую, печь пироги, пончики, ну и всякое такое. Конечно, если она будет ковыряться одна, то строительство займет уйму времени.
   — Она что, в самом деле умеет печь?
   — Откуда мне знать? Правда, Джим Ледбеттер утверждает, что она печет самые вкусные пончики на свете.
   Худой рыжеватый человек распрямился и оперся на лопату.
   — Говоришь так, что слюнки текут. Я не ел пончиков с тех пор, как уехал из Огайо, а весной тому исполнится три года.
   — Женщине одной тут не справиться, — вступил в разговор плотный, лысеющий крепыш. — Вот взять, к примеру, печь. Построить печь — целое искусство!
   — Я не умею строить печи, — сказал Тревэллион, — зато страсть как хочу пончиков, поэтому решил помочь ей немного, чтобы ускорить дело.
   — Черт! — выругался третий и бросил кирку. — Так пойдем и мы поможем! Вчетвером быстро управимся. От всех этих разговоров о пирожках и пончиках у меня просто слюнки текут.
   Рыжий согласился.
   — Эйли печет хорошие пироги с сушеными яблоками, но пончики!..
   Они взяли инструменты и пошли по дороге. Увидев их, сосед с ближайшего участка крикнул:
   — Эй, куда это вы? Что там случилось?
   — Идем помогать леди строить дом. Она хочет открыть тут кондитерскую.
   Тот тоже бросил лопату.
   — Пошли с ними, Джон. Почему бы и нам не поучаствовать?
   — Кондитерская, говорите? — переспросил Джон. — Так стало быть, и духовка нужна?
   — И три комнаты, — прибавил первый. — Одна пекарня, другая для посетителей, а третья спальня.
   Тревэллион поскакал вперед.
   — Мелисса, у вас появились помощники. Они закончат ваш дом еще до заката. Только улыбайтесь иногда и позволяйте им давать вам советы. Среди них есть мастера, которые могут построить все, что угодно.
   Человек, знавший, как класть печи, немедленно принялся выкладывать фундамент и стены. Какое-то время Вэл помогал, потом сел на мула и поскакал в сторону каньона. По дороге он внимательно изучал местность. Ему хотелось подыскать себе участок в не очень людном месте, а дно каньона уже кишело поселенцами.
   Проезжая мимо Голд-Хилла, он встретил знакомого.
   — Том! — окликнул он.
   Худой, узкоплечий человек поднял глаза и, прищурясь, посмотрел на него:
   — Вэл? Черт возьми! Я слыхал, ты погиб!
   Тревэллион махнул рукой в сторону свежевырытой шахты.
   — Ну и как?
   — Еще рано о чем-либо говорить. Но каньон подает надежды. Думаю, здесь кое-что есть. Ведь мы же гоняемся только за золотом и сроду не разбирались ни в чем другом. Столько золота намыли в желобах, а эта проклятая голубая порода только мешала. Я, наверное, уже тонн пятьдесят откинул, если не больше. Потом кто-то смекнул и отвез ее на пробу в Зеленую долину. Этвуд… помнишь его? Взяли пробы — оказалось серебро. Представляешь? Самое настоящее серебро! Вот тут-то и начался бум.
   Он указал на крытый парусиной тент, возле которого стояло четверо мужчин.