Она уловила иронию в его голосе и гордо выпрямилась:
   — Я — Сэниа-Юрг, — проговорила она, не называя своего утраченного титула. — И вот уже два часа, как… твоя жена.
   — Прими мои поздравления! — раздался голос второго пришельца, с которого только что успели снять магический шлем.
   Это были первые слова, произнесенные Юханом на джасперианском языке.


3. ЗАМОК И ПОДЗЕМЕЛЬЕ


   Горизонт осветился дальней зарницей, и в путанице мерцающих вдали заводских огней встал небольшой дымный факел.
   — Сиятельный эрл, — проговорил Юхан, наслаждавшийся ночной прохладой у ажурной оконной решетки, выточенной из душистого древа. — В твоих ленных владениях опять короткое замыкание.
   Вокруг факела поднялась пенная метель, подсвеченная огнем — и снова стало темно.
   — Перебьюсь, — отмахнулся сиятельный, валявшийся, не раздеваясь, в своей роскошной постели под балдахином. — У них противопожарная автоматика — во! Не в пример нашей.
   Его драгоценный темно-серый камзол, отделанный в честь высокородной супруги сиреневыми кружевами и усыпанный на плечах аметистами, был немилосердно прожжен во время дотошного знакомства с огромным нефтеперерабатывающим комбинатом — таково было приданое принцессы. Выглядел сиятельный скверно и голодно — глаза ввалились и потемнели, на носу резче означилась аристократическая горбинка.
   — А ты за этот месяц здорово с лица спал, — проговорил Юхан, отходя от окна и присаживаясь на постель названного брата. — Может окошко прикрыть? Занеможешь.
   — А моя дражайшая кого угодно в гроб вгонит!
   Эрл Юрг мог притворяться перед кем угодно, но только не перед Юханом: тот просто нутром чувствовал, как при одной мысли о так называемой супруге у Юрга сердце менялось местами с пяточным нервом. Девочка, конечно, выше европейских стандартов, но чтобы так из-за нее мыкаться…
   — Знаешь, был у меня оодин смешной слуучай… — Юхан замолк, так как не успел еще придумать этого смешного случая. Но отвлечь командира от грустных и изнурительных мыслей было просто необходимо.
   — Помолчи, сделай милость!
   Когда она оставались одни, невольные пленники Джаспера переходили на земной язык, что придавало их разговорам этакую ностальгическую грусть.
   — У меня у самого голова пухнет, — снова заговорил Юхан. — Возможно у наших хозяев генетическая предрасположенность к гипнопедии, но я уже окосел от всей этой грамматики, космогонии и таинств нефтепереработки, в кои я обязан вникать на правах твоего единоутробного брата. Кстати, о здешнем языке: после нехитрого анализа я установил следующие соответствия: эрл — это нечто среднее между ведущим инженером и главным конструктором, тан — доктор наук, виконт — младший научный, принцы — члены экономического координирующего совета; вот только король, который тут и собственного имени-то не имеет — его функции мне пока не очень ясны…
   — Тихо! — оборвал его Юрг, срываясь с постели и прижимаясь лбом к решетке.
   В перекрестном свете только что взошедших двух лун трудно было разобраться, каким цветом отливает оперенье легкого журавлика, успевшего взмыть высоко в небо.
   — Кукушонок? — спросил Юхан.
   Так они называли птицу-поводыря юного Гаррэля, и за неимением джасперианского эквивалента — здесь не водилось кукушек — произносили это по-русски.
   — Нет, — сказал Юрг. — Сэниа-крэг.
   — Ты это говоришь так, словно он — твой личный враг.
   — Главное, что это враги здешних людей. Сидят на шее, ни черта не жрут, питаются светом и воздухом и хоть, слава богу, не гадят, но…
   — Слушай, Юрг, — сказал рассудительный Юхан, — ты не преувеличиваешь? Да и какой такой смысл им враждовать с джасперианами? Они и так свое имеют, на добровольных началах: отслужил век — получай персональную планету… Мир и согласие. И что вообще они могут сделать плохого?
   — Вот это я и собираюсь выяснить. Слушай, Юх, я иду к моей принцессе, в конце концов, если она не желает разговаривать на отвлеченные темы, то должна же ее волновать судьба собственного народа?
   — Ну-ну. А я пока простыни сменю — ишь увозил сапожищами, перед киберами стыдно…
   Сиятельный эрл миновал несколько покоев и галерей, залитых лунным светом, но по мере приближения к опочивальне своей супруги его походка становилась все менее уверенной. Наконец, он отворил последнюю дверь и, прислонясь к косяку, мужественно поднял глаза к потолку, чтобы не видеть спящей девушки.
   — Сэниа, к тебе можно? — шепотом спросил он.
   По тому, как порывисто она поднялась, нетрудно было догадаться, что она еще не спала, хотя аметистового покрывала на ее плечах и голове уже не было.
   — Нет! — сказала она.
   — Сэниа, я прошу тебя…
   — Нет!
   — Черт побери, ты дослушаешь меня до конца? Я прошу тебя только показать мне магическую колоду, или как там она называется.
   — Сейчас?
   — Да. Сейчас. Я не хочу, чтобы об этом знал твой попугай.
   Она медленно повернула голову на звук его голоса и еще некоторое время сидела неподвижно, как будто прислушиваясь к его дыханию. Широко раскрытые глаза при лунном свете казались совершенно лунными и зрячими. Но это только казалось.
   — Хорошо, — сказала она. — Следуй за мной.
   — Дай руку!
   — Нет.
   Ее босые ноги уверенно ступали по толстым деревянным плитам, и рука почти не касалась стен и дверных косяков. Наконец, она остановилась перед маленькой нишей, в которой висело чучело или изваяние крэга.
   — Вот, — она достала из ящичка обыкновенную карточную колоду, может быть, чуть крупнее тех, которыми на Земле сражаются в «дурака».
   Он взял карты, намеренно коснувшись ее пальцев — рука отдернулась и спряталась за спину.
   — Как школьница, честное слово! — проговорил он с досадой.
   Рубашка карт напоминала резную решетку, столь характерную для здешней архитектуры. Юрг наугад вытащил одну карту, перевернул и посмотрел.
   — Что я и думал… — пробормотал он.
   — Ты вынул карту?.. — невольно вырвалось у нее.
   — Можно подумать, что тебя волнует моя судьба.
   — Я же удовлетворила твое любопытство! — обронила она высокомерно. — Теперь твоя очередь. Что тебе выпало? Ну, хотя бы попытайся описать, что там нарисовано? Скелет? Виселица?
   Он глянул на карту, стараясь придумать что-нибудь правдоподобное, но не столь зловещее.
   — Здесь какая-то птичка-бабочка…
   — А цвет?
   — Ближе к красному, — ответил он еще менее уверенно.
   — Солнечный крэг! Это — выполнение всех желаний. Однако судьба к тебе благосклонна сверх меры, владетельный эрл!
   Он повертел карту в руках, потом веером развернул всю колоду. Абсолютно белые прямоугольники, ни штриха, ни закорючки. Не то, чтобы птички. Неужели никто из них не догадывался?..
   — Это все, что я хотел видеть, — сказал он, опуская шулерскую колоду в ящичек. — А теперь иди, досыпай.
   Она повернулась и бесшумно заскользила прочь, растворяясь в лунном свете.
   — Сэниа, — вырвалось у него против воли, — Сэниа, скажи, что мне сделать, чтобы ты наконец стала моей женой?
   Она остановилась:
   — Невозможное — полюбить.
   — Спасибо, — горько проговорил он. — Я уже.
   — Нет! — крикнула она. — У нас так не любят — на год от моей постели до Звездной пристани. Ты воображаешь, что любишь меня, но думаешь в перерывах между мыслями о том, как через год соберется новая дружина выполняющих Уговор, и они отправят тебя на твою проклятую Чакру!
   — Не в перерывах, — возразил он, стараясь подойти к ней как можно бесшумнее, но она, словно угадывая каждое его движение, отступала, едва он делал хоть один шаг. — Не знаю, как это тут у вас, но у нас, на Земле, любят одновременно: землю и солнце, мать и жену, свободу и… мороженое.
   — Понятно. Большое сердце. Когда через год твой корабль направится к звездам, недоеденное мороженое можно будет бросить на пристани, а жену — человеку с пестрым крэгом!
   — Что, что? Кто тебе сказал, что я оставлю тебя Гэлю? Он, конечно, милый мальчишка, но если он до тебя дотронется пальцем, я его убью!
   — Но ты сам завещал меня ему в жены.
   — Я?!
   Она стряхнула его руки со своих плеч и отступила на порог своей опочивальни. Он опомнился: дальше он не смел делать ни шагу.
   — Сэниа, — проговорил он устало, — это все какая-то белиберда с вашими традициями, в которых я не разбираюсь. Черт с ними. Но ты запомни, чтобы не было неприятностей: если кто-нибудь другой хотя бы на будущее назовет себя твоим мужем, я изничтожу его любым видом оружия из твоего достаточно богатого арсенала и в лучших традициях земных мушкетеров. Вот так.
   — Будущим ты уже распорядился, и это необратимо; но пока ты находишься на Джаспере, принцесса Сэниа не допустит, чтобы на нее пала хоть тень подозрения.
   — Ну, спасибо, — поклонился он. — Мне твоя верность без любви — это как… впрочем, извини. Спокойной ночи.
   Она оперлась о постель коленом и ждала, когда он уйдет.
   — Сэниа, черт побери, я понимаю, что веду себя прежалким образом, но скажи: неужели я так отвратителен тебе? Что между нами — различие людей двух планет и рас, или то, что ты ошиблась, приняв меня за первого мужа, и не можешь мне этого простить? В чем дело — в твоем физическом отвращении ко мне или в зудящем самолюбии? С последним я как-нибудь справлюсь, но если мы биологически несовместимы…
   Он вдруг запнулся и почувствовал, что лопатки покрываются холодным потом. Он идиот… Несчастный космический донжуан… Месяц ходит вокруг нее, изнывая от тайной страсти, и ни разу не задумывался над тем, что похожи они могут быть только внешне! Раздобыть бы хоть учебник анатомии… Хотя — школьный учебник тут не поможет. Аллергия — это что-то на уровне биохимии, в которой он ни уха, ни рыла. Да, у них могут быть те же руки, ноги, губы, что и у землян; но вот состав крови, плазма — они могут быть попросту смертельно ядовиты для существа с другой планеты…
   — Почему ты замолчал? — настороженно спросила она.
   Вероятно догадалась по его дыханию, что с ним творится нечто несусветное. Но как объяснить ей, какими словами, что он полюбил ее — и любит, и будет любить — как прекрасную женщину, одинаково желанную для мужчины любой планеты.
   Но только сейчас ему пришло в голову, что она ведь сделана из другого теста.
   Из другого белка.
   Аллергия, этот бич всех аномально развивающихся цивилизаций, обрушившийся на ее родную планету — ведь это может быть и смертельно!
   — Прости, Сэниа, когда я гляжу на тебя, у меня путаются все мысли, и я говорю, не то, что думаю… вернее, говорю, к сожалению, все, что думаю… а еще вернее — я вовсе не думаю, у меня вблизи тебя эту способность просто напрочь отшибает… И только сейчас я понял, что мы ведь действительно с разных планет, мы разные, разные, Сэниа, и мы, может быть, никогда…
   Она медленно выпрямилась, и глаза ее, совсем черные и неподвижные, распахнулись на пол-лица:
   — О чем ты?..
   Он отступил к спасительному косяку, заведенными за спину руками вцепился в деревянную резьбу.
   — Я просто не знаю, как и объяснить тебе это, Сэниа… у нас есть одна сказка… она меня всегда удивляла, потому что я не мог понять, что за ней стоит. Ну, там какой-нибудь ковер-самолет — это аэроплан, ракета. Волшебное блюдечко с колечком — телевизор. Дворец за одну ночь — саморазвивающаяся конструкция. Все имеет реальную параллель — не в настоящем, так в будущем. А тут… Никакой действительной коллизии за этим я не видел, во всяком случае, до сегодняшнего вечера.
   Она стояла перед ним — белая, в белом свете. Ледышка. И ждала.
   — Понимаешь, у двух пожилых людей не было ребенка, а они об этом мечтали. Наконец, некая волшебная сила сотворила… сконструировала… короче говоря, дочку они получили, и она ничем не отличалась от других девушек, разве что была красивее других. Но она была другого естества. Дочь зимней стужи и весеннего тепла. Снегурочка.
   — Она была… слепа? — быстро спросила Сэниа.
   — Нет, видеть она могла. А вот любить… Это было запрещено ей изначально. Табу под страхом смерти. Она не…
   — Не могла — или не смела?
   — И могла, и, конечно, посмела… И умерла.
   Она подняла к вискам пальцы, совсем прозрачные в лунном свете. Он не предполагал, что она поймет так быстро.
   — Значит, теперь ты откажешься от меня, чтобы я — жила?
   Он не ответил.
   Она еще с минуту стояла неподвижно, прислушиваясь уже не к нему, а к себе самой, а потому вдруг стремительно бросилась вперед, на только что звучавший голос.
   Юрг отшатнулся, и она с размаху ударилась лицом и грудью о резной косяк. Застонав, опустилась на колени. Замерла. Он закрыл глаза и, пошатываясь, побрел прочь, по бесконечной анфиладе комнаток-бонбоньерок, и бесплотные паутинки вьюнка, свисавшие с низеньких арок, оплетали его голову и плечи. Сзади послышался шорох, спереди — тоже.
   Он открыл глаза — Сэниа, растрепанная, с черной ссадиной на лбу, загораживала ему дорогу, и лицо ее было мертво и решительно.
   — Сэниа, — прошептал он, — я не могу, я — не Мизгирь…
   — Зато я могу. Все могу. Я, Сэниа-Юрг.
   — Завтра я уйду из твоего дома. Сегодня. Сейчас.
   — Попробуй!..
   Он снова повернулся и пошел назад, к темнеющему проему двери в ее опочивальне. На черном фоне смутно означился белый крест, прозрачная дымка уплотнилась, контуры человека очертились резко и приобрели глубину — Сэниа, раскинув руки, загораживала ему путь, вслушиваясь в шорох его шагов. Надо связать ее, чтобы она не могла пошевельнуться. Ведь, чтобы пройти через ничто, как они это называют, нужно сделать шаг вперед…
   Вот только если бы он смел до нее дотронуться…
   — Сэниа, отпусти ты меня, ради бога!
   — Здесь один бог — моя воля.
   — Сэниа, ты же сама не веришь в то, что я люблю тебя — ну, ударило в голову, что принцесса; инстинкты подключились…
   — Трус! Раб! Бездушный серв! Чего ты испугался — моей смерти, которой я сама не боюсь? А ты подумал, что будет со мной, когда улетит твой корабль? Думаешь, я останусь жить — жена человека с пестрым…
   И в этот миг гулкий удар крыльев заглушил ее голос: заслоняя лунный свет, к резной решетке приближалась большая птица.
   — Берегись!.. — торопливый, как всплеск, предостерегающий крик прозвучал так невнятно, что его можно было скорее угадать, чем разобрать.
   И в следующий миг крылатое существо исчезло бесшумно, как виденье.
   — Кукушонок?.. — запоздало спросил Юрг.
   — Нет, — ответила Сэниа. — Это судьба.
   И только тут он осознал, что обнимает девушку за плечи, закрывая ее всем телом от неведомой опасности.
   Судьба…
   Юхан и Гаррэль сидели за остывающим кофе, каждый по-своему наблюдая за тем, как мона Сэниа со своим супругом спускаются к утреннему столу, накрытому на дерновой террасе. Сегодня на ней было надето нечто ниспадающее изящными складками — среднее между сарафаном и кимоно, причем эти светло-сиреневые одежды были подхвачены ослепительными аграфами из осколков камней, привезенных принцессой из геенны огненной.
   Гаррэль барабанил костяшками пальцев по колену, Юхан наклонил голову с покорной терпеливостью:
   — Доброе утро, черти счастливые, — прогудел он, подымаясь навстречу сияющей чете. — В этой хламиде ты просто прелесть, сестричка! Опять загнала всех свободных киберов в портновскую мастерскую? А мне позарез нужны два десятка рабочих рук на насосную параллель. Завтра переключать…
   — Что за вопрос, — принцесса мгновенно превращалась в генерального директора, — возьми у меня с блока гидрогенизации, а то так просто выпиши со склада. И когда только вы оба привыкните, что сервы — это как воздух, или как хлеб: бери, сколько хочешь!
   — Кстати, хлеб хорошо бы поджаривать, — заметил Юрг.
   — Это точно, — подхватил Юхан, — особенно тебе, сестричка, а то разнесет тебя на этом сугубо земном лакомстве, как мою половину…
   Юхан шумно вздохнул, и было от чего: ведь на Земле, затерянной в непредставимой дали, уже два месяца его семья ходила в глубоком трауре. Юргу было несколько легче — у него не было семьи, и грустить по нему могли только друзья по детскому дому и марсианскому отряду космонавтов.
   — Юхани, милый, — проговорила Сэниа материнским тоном, — может быть, все-таки рискнем и забросим весточку к вам, на Чак… на Землю? Технически это выполнимо.
   — Не поверят, слишком невероятно, — помотал головой Юрг. — Решат, что кто-то из лучших побуждений сочиняет байки да сказки. Ведь от одного вашего перехода через ничто вся наша Академия Наук впадет в заикание. Нервотрепка вместо утешения.
   — Да, — подтвердил Юхан, — моя белуга снова реветь будет…
   Жена Юхана однажды приезжала на космодром, когда Юхан был еще дублером — потрясенные мужчины, сочтя недостаточным прозвище, данное ей собственным мужем, тут же окрестили ее «Моби Диком». Представить ее плачущей было страшно…
   — Хорошо, — сказала Сэниа, — тогда я попытаюсь сама туда слетать. Для этого нужно одно: очень точно нарисовать какое-нибудь место на вашей планете, площадь, сад, поле — все равно, лишь бы я смогла себе это представить…
   — Это смертельно опасно! — вмешался молчавший до сих пор Гаррэль. — Мудрый эрл, я прошу тебя…
   — Гэль, заточу в башню своей бывшей королевской властью!
   Все дружно расхохотались. Джаспериан чрезвычайно развлекала сама идея темницы — заключить существо, способное в один миг перенестись в любую точку Вселенной, в коробочку из четырех стен! Это ж можно умереть со смеху…
   К тому же главная замковая башня не имела даже четырех стен: ажурное сооружение, никоим образом не сочетающееся с массивным крепостным ансамблем, было возведено гораздо позже, и главное — непонятно зачем. Плетеная конструкция уходила ввысь метров на шестьсот; две трети подъема можно было преодолеть на лифте, который заканчивался крошечной круглой комнаткой, где Юрг не раз предлагал устроить столовую; дальше шла уже только лесенка, вьющаяся вокруг острого шпиля.
   Сверху до низу эта лесенка была ограждена искуснейшей самшитовой решеткой — Джаспер вообще тяготел к деревянной резьбе, благо сервов было в избытке.
   Башня, которую земляне сразу же окрестили «суперэйфелевой», на территории замка не умещалась, — ее возвели на восточной оконечности зубчатых стен, там, где начинались меловые скалы, белоснежным полукружьем огибавшие замок Муров. С замком, как гласила легенда, она соединялась подземным ходом, но при всей красоте поражала явной своей никчемностью.
   Земляне не раз пытались придумать для этого чуда архитектуры хоть какое-нибудь применение — от телеантенны до пожарной каланчи; беда заключалась в том, что любой вариант тут же в пух и прах разбивался ироничной принцессой. Да и что говорить — противопожарная автоматика на Джаспере была чуть ли не выше земной, а вот телевидения даже не предвиделось — крэги питали непреодолимую ненависть к любой оптической системе, начиная с фотоаппаратуры и кончая элементарным зеркалом.
   Поэтому шутливая угроза моны Сэниа встретила взрыв безудержного хохота прежде всего потому, что наконец-то и сама принцесса дала повод для скептических замечаний — так сказать, первый этап критики в адрес королевского дома. Раскаты, молодого, счастливого смеха долго не смолкали в тенистом саду; да и было от чего смеяться — уж слишком несовместим был зеленый Джаспер, эта очарованная земля, словно специально созданная для крылатых коней, волшебных замков, всевидящих крэгов и прекрасных принцесс — и одна только мысль о том, чтобы на таком-то Джаспере устроить темницу…
   Но никому из присутствующих и в голову не приходило, что заключение сможет быть и добровольным.
   — М-да, — сказал Юрг, забирая у серва серебряное блюдо с дымящимся паштетом, — предложение отвожу как несостоятельное: для этих целей гораздо лучше подошло бы подземелье.
   Несмотря на абсолютную безобидность этой реплики, лица у джаспериан вытянулись, смех затих.
   — Что ты знаешь о подземелье? — быстро спросила мона Сэниа.
   — Я?..
   И тут прямо над столом возникло нечто.
   Оно не имело ни цвета, ни контура, ни объема, оно присутствовало невидимо и даже как будто дышало.
   — Что еще за чуудеса? — пробасил Юхан.
   — Это голос, — ответил Гаррэль.
   — Что-то не слышу…
   — Ты, пришедший без зова — говори! — повелела мона Сэниа.
   — Я, Иссабаст, прозванный Лесником, главный смотритель королевских садов и друг покойного эрла Асмура, владетеля этого замка, прошу разрешения предстать перед высокородной принцессой.
   Голос был глубок, словно доносился из колодца, и беспокоен.
   — Войди, Иссабаст, из рода Бастов, я жду тебя на дерновой террасе у восточного склона, если ты хорошо знаком с замком Муров.
   Вместо ответа в трех шагах от стола засветилось нечто огненно-рыжее, словно два языка пламени, висящие над землей на уровне человеческого роста; через секунду под этим рыжим означилась кряжистая фигура в сине-зеленом нелепом одеянии, как-то досадно контрастирующем и с взъерошенным, клочковатым крэгом, больше похожим на рыжего лешего, чем на птицу. Из всех присутствующих одна только Сэниа, — да и то понаслышке — знала непрошеного гостя.
   — Благородная принцесса, — пророкотал он, — кто из них — твой нынешний супруг?
   — Не называй меня принцессой, тан Иссабаст, я всего лишь ленная владетельница земель и замка, доставшихся мне по завещанию эрла Асмура, и жена эрла Юрга с Чакры Кентавра.
   Она положила руку на плечо своего мужа истинно царским жестом. Иссабаст буравил землянина злобным взглядом глубоко посаженных черных глаз, и эта неприкрытая ненависть плохо вязалась с обликом мудреца и главное — дружбой с покойным Асмуром.
   — Прости меня, принцесса, что я пришел только для того, чтобы взглянуть на твоего супруга. Но любопытство мое оправдано: на счастливом зеленом Джаспере появился зловещий призрак.
   — Да ну? — вырвалось у Юрга. — Вот только этого нам и не хватало!
   Он оглянулся на жену и весьма удивился, увидев, что оно побледнела.
   — Продолжай, благородный тан! — велела мона Сэниа.
   — Призрак на вороном коне обитает в мертвых городах, к которым не приближается ни один человек. Но иногда он покидает мерзостные развалины и, дыша смрадом гниения, приближается к жилищам людей. Те, кто видел его, утверждают, что он похож…
   Бесконечное почтение к принцессе заставило Лесника умолкнуть.
   — Говори, тан Иссабаст!
   — Он похож на твоего первого мужа.
   — Минуточку, — проговорил Юрг, постучав вилкой по хрустальному стакану. — Давайте разберемся, тем более, что давно пора. Вы утверждаете, что призрак, или что там еще, копирует покойного эрла? А что конкретно вы запомнили — костюм, коня, оружие, портретное сходство?
   — Высокородная принцесса, — проговорил Иссабаст еще глуше, обращаясь только к моне Сэниа, словно остальных и не было за столом. — Прости мою откровенность, но видевшие утверждают, что это был не тот эрл Асмур, которого они знали при жизни, потому что у призрака… голубые глаза, как у серва.
   Юрг и Юхан настороженно переглянулись. Это было что-то новенькое.
   — И, кроме того, это не живой эрл Асмур… Это его полуразложившийся труп.
   — Да пошел ты к чертовой матери! — крикнул Юрг, выскакивая из-за стола.
   Мона Сэниа остановила его властным жестом:
   — Помедли, муж мой. Тан Иссабаст сказал не все.
   — Ты угадала, принцесса. В числе тех, кто видел издалека страшного гостя, оказался Флейж, твой соратник по звездной дружине. Так вот, он один утверждает, что призрак на вороном коне — это не эрл Асмур. Это твой второй муж. Поэтому я пришел сюда, чтобы увидеть его.
   — Тем лучше, — сказал Юрг. — С собственным призраком я уж как-нибудь разберусь. Теперь, надеюсь, все?
   — Принцесса Сэниа, — еще мрачнее проговорил Иссабаст, все также игнорирую землянина, — скажи мне, отлучается ли твой муж из замка?
   — А это уже не твое собачье дело! — окончательно вспылил Юрг. — Высказался — и катись!
   — А то я тебя тоже поошлю! — пообещал Юхан.
   Мона Сэниа, белая, как смерть, прошептала, едва шевеля губами:
   — Опять ты сказал не все…
   — Да, принцесса. Я бы не переступил твоего порога из одного любопытства. Но этот призрак убивает джаспериан! Теперь — все.
   Злобный рыжий крэг испустил пронзительный крик и, взмахнув крыльями, запахнул их вокруг шеи Иссабаста, образовав какое-то нелепое жабо. Секунда — и на месте мрачного смотрителя королевских садов уже никого не было.
   — Принцесса, — крикнул Гаррэль, срываясь со своего места, — разреши — я догоню его, вызову и убью! Без крэга, на звон шпаг!
   — За что, мой мальчик? — с удивительным самообладанием проговорила она. — За то, что он принес дурную весть? Но ты ведь знаешь, что в наших легендах и преданиях встречаются упоминания о призраках.
   — Которые всегда появляются удивительно кстати, — заметил не успевший остыть Юрг. — Все это, конечно, бредни. Но — кому-то выгодно. Кому выгодно нас поссорить, Сэниа?
   Она медленно подняла на него свои гиацинтовые глаза. Так ли она будет смотреть в его лицо после того, как ей покажут этого призрака?
   — Будем вести себя так, — сказала Сэниа-Юрг, не отвечая на его вопрос, — как будто ничего не случилось, и не расставаться ни на минуту. Это моя воля: жить так, словно ничего не было.
   — Вот и прекрасно! — воскликнул Юрг, и без того все время удивлявшийся ее редкостной выдержке. — Паштет остыл. А на чем мы остановились?
   — Мы остановились на подземелье, — сказал Юхан.