Страница:
- И ты можешь вот так просто утверждать, что Ри был даром, посланным мне богами? Откуда тебе это известно? Зачем богам посылать мне дар, который отдалит меня от моей Семьи?
- Зачем это богам... ты сомневаешься в моей правоте... - Дугхалл тоже подпер голову руками и прикрыл ненадолго глаза. Призраки его собственных слабостей, невыносимых неудач, нелепых ошибок и срывов поплыли за сомкнутыми веками. - Ах, Водор Имриш, пошли мне нужные слова. - Вздохнув, Дугхалл посмотрел на Кейт. - Любовь - истинная, непреходящая - и есть высший дар, который могут послать человеку боги. Такую любовь испытывал Соландер к каждому живому созданию. Он любил настолько глубоко, что одолел время и смерть, чтобы и мы могли узнать эту любовь. Винсалис испытывал это чувство к своему другу Соландеру и Янхри, впоследствии ставшей его женой, и любовь эта преобразила его, дала ему слова, описавшие будущее мира, проложившие для многих из нас тропу, ставшие нашей путеводной звездой.
Любовь - не пустая похоть, это сила, и сила могучая. Величайшая сила во всей вселенной. Она сильнее ненависти и смерти, могущественнее всех чар и кудесников. - Дугхалл пожал плечами и опустил взгляд на свои руки. Некоторые утверждают, что в ней и заключается истинный источник чудес и даже самой жизни, хотя я и сомневаюсь в этом. Слишком уж много на свете всякого зла и уродства. Так мне кажется. Я стар, пусть тело мое и кажется молодым. За прожитые мной годы я познал и дружбу, и нежность, и страсть, и сочувствие. Я делил ложе со многими женщинами и, даруя им плодородие, заслужил титул одного из младших божеств. Но истинное чувство я испытал лишь тогда, когда Соландер прикоснулся ко мне своей любовью.
То, что существует между вами, Кейт, между тобой и Ри, то, что позволяет вам любить всем сердцем и всей душою... во мне этого нет. А если и есть, то я не нашел той женщины или того дела, которое мог бы любить столь полно и искренне. Ни Соколы, ни одна из всех этих женщин, ничто в моей жизни не дало мне этого ощущения истинной любви, какое дарил Соландер. - Дугхалл заглянул в глаза Кейт, жалея, что она не может разделить с ним те чувства, которые владели им в этот момент. - Я отдал бы свою жизнь, свою душу и вечность, ради одного только мига любви, той любви, которую ты отвергла из ложно понятого чувства долга и вины, потому что ты выжила, а Семья твоя погибла.
Он вновь посмотрел на свои руки... сильные, молодые... но молодость эта принадлежала не ему, а Аларисте. Она так любила Хасмаля, что отдала годы своей жизни, отдала за то, чтобы спасти жизнь своего любимого.
- Мертвые мертвы, Кейт, а живые могут быть слепыми, глупыми и безрассудными... Если ты решила отказаться от самой лучшей, самой прекрасной части твоей жизни ради долга перед мертвыми, я скажу, что ты сошла с ума и не заслуживаешь благословения, которое послали тебе боги.
- И тем не менее ты говоришь, что я не должна идти за ним?
- Да, говорю.
- Потому что я только испорчу дело? И все погублю?
- Да.
- Тогда что же мне делать? Распрямившись, он глубоко вздохнул:
- Для начала иди умойся и сними это смешное одеяние. Потом возвращайся сюда, поешь как следует, и когда закончишь, вместе подумаем, что нам делать дальше... Я полагаю, Ри не хотел становиться Соколом, а это меняет все наши планы. - Дугхалл встал, подошел к Кейт и опустил ладонь на ее плечо. - А после мы с тобой посидим и поразмыслим, как сочетать известное тебе искусство дипломатии с тайнами любви, которых ты, очевидно, не знаешь. И мы найдем способ вернуть назад твоего любимого.
Кейт поднялась, утерла слезы тыльной стороной ладони и пообещала:
- Я скоро вернусь.
Обняв ее за плечи, Дугхалл посоветовал ей:
- И не трать больше свой илиам на живых. Настоящие трупы не плачут, так что получше смой свое художество.
Выдавив крохотную улыбку, Кейт повернулась и заторопилась прочь из комнаты.
Глава 23
- Ну не видел еще такого крепкого сукина сына, прям не убьешь, произнес незнакомый голос, и Криспин открыл глаза. Голова его разламывалась от боли, и внутри ее то и дело вспыхивали искры - единственное, что он видел в окутавшем его море тьмы. Его кости, кожа, нутро... даже волосы, казалось, были охвачены пламенем.
- Я ж знаю, что ты очнулся. И ежели не начнешь немедленно со мной разговаривать, прощайся со своими ровненькими зубами.
Где он?
Окружавшая Криспина вонь казалась невыносимой: разило тухлой рыбой, грязью, тленом, где-то плескалась вода, кричали морские птицы, а вдали гудела, должно быть, целая тысяча голосов, грохотали колеса телег, цокали копыта...
И как он попал сюда?
- Я уже берусь за палку.
- Что ты хочешь узнать? - с трудом прохрипел Криспин.
Он вспомнил дубинку, ее удары - снова и снова, опустившуюся на него тьму и Трансформацию, не принесшую ему ничего хорошего. Ничего вообще.
Он услышал грубую усмешку:
- Я так и думал, что ты можешь говорить. А теперь, подлец, отвечай мне, кто ты такой. Когда я нашел тебя в том переулке, ты молчал как рыба. Если бы ты не был такой интересной добычей, я бы оставил тебя сборщикам падали.
В переулке, отметил Криспин. А потом вспомнил нож.
- Кто-то пырнул меня ножом.
- Это мне известно. А еще тебя ограбили. И бросили голышом как младенца, только вот ты малость поуродливее будешь. Пальцы с когтями, на жопе хвост, и морда растянутая, как у волка. Или у льва. Весь в крови, дыр в твоей шкуре хватило бы на целую дюжину покойников, а ты еще дышишь. Ничего более странного я еще не видел... поэтому и привез тебя сюда рассмотреть повнимательнее. И понять, на что тебя, так сказать, можно употребить.
Как это - употребить?
И потом, он ведь куда-то шел, в том переулке, так?
Криспин подумал, что, наверное, преследовал кого-то и был в гневе. Хотел убивать. И в этот миг память разом вернулась к нему, и он вспомнил, что гнался за кузеном Ри, похитившим его дочь, и что времени на ее спасение у него остается совсем немного. Ри уже где-то укрылся вместе с Алви... и если еще не убил ее, то скоро может сделать это. Ему нужно побыстрее выбраться отсюда, надо немедленно спасать дочь! Он попытался броситься на пленившего его человека и убить негодяя, чтобы тот не стоял у него на пути.
Но что-то остановило его. Врезалось в горло, запястья, ноги, грудь, бедра. Криспин напрягся, пробуя разорвать незримые путы, но лишь взвыл от боли и бессильной ярости, а потом услышал голос своего пленителя:
- И что ты, проклятый, все время делаешь одно и то же. Незачем возиться с тобой. Никакого толку от тебя мне все равно не будет.
Слова эти остановили Криспина. Вспомнив про дубинку и тьму, которую приносили с собой ее удары, он застыл, и на сей раз все обошлось.
- А ведь учится, подлец, и вовремя соображает.
Криспин услышал звук шаркающих шагов. Мужчина, должно быть, находился совсем рядом с ним, а теперь чуть отошел.
- Мне нужна вода, - сказал Криспин. - И еда.
- А мне нужны ответы.
Этот человек хотел узнать, кто он. Что лучше сказать ему, ложь или правду? У правды свое обаяние, но сейчас она казалась более невероятной, чем ложь.
- Мое имя Криспин Сабир, - сказал он спустя мгновение.
Мучитель его надолго замолчал, так что Криспин подумал, что, быть может, голос его прозвучал слишком тихо, и уже более громко повторил:
- Мое имя Криспин Сабир.
- Ага, ага. Я слышу.
Зрение Криспина начинало проясняться. Он уже мог видеть вокруг себя какие-то неясные силуэты. Теперь он выяснил, что лежит в темной комнате, под самым потолком которой находятся два узких окошка, а вокруг все заставлено коробками, ящиками и какими-то непонятными предметами. Сарай, должно быть. Но вот о похитителе своем Криспин не получил еще даже отдаленного представления. Впрочем, силуэт его свидетельствовал о том, что человек этот был невероятно широк в плечах и крепок.
- Я так и думал, что услышу что-нибудь в этом роде. Кто, кроме членов Семьи или близких к ней людей может сделать так, чтобы его чудовищное дитя пережило день Гаэрваны, когда парниссы тыкают палками и колют иголками верещащих младенцев, а потом убивают тех, кто показался им странным.
Ухватившись за слова человека, Криспин поспешил воспользоваться удобным моментом.
- Я могу оказать тебе колоссальную услугу, - сказал он. - Ты вправе воспользоваться моим положением и связями. Я могу обеспечить тебе благоденствие среди Сабиров. Ты спас мою жизнь... а она стоит целого состояния и власти...
С внезапным смехом человек оборвал его:
- Стоит она не дороже дерьма в канаве, парнишка. Сразу видно, что ты давно не был в городе. Сабиры уже не те, какими были в тот день, когда тебя пырнули ножом. Мы покончили с Семьями в Калимекке, разделались и с парниссами. Вся твоя родня уже разбежалась по щелям. Те Сабиры, которые остались в живых, либо прячут свои шкуры, либо ищут помощи в других городах. Если тебе нечего предложить мне, кроме своего имени, я убью тебя прямо сейчас и продам твое мясо пирожнику.
- Ты же сказал, что меня трудно убить.
- Трудно, но можно. Оттяпаю тебе голову, и тогда ты ничего не успеешь сделать мне.
Он был прав, и Криспин умолк. Он попробовал представить себе перемены в городе: низвержение Семейств, падение парниссерии, беженцы, покидающие город... и попытался сообразить, что предложить этому человеку, чтобы выкупить свою жизнь и свободу.
- Я могу дать тебе золото.
- В наши дни золото стоит не дороже простого камня. Его нельзя посадить в землю, нельзя съесть, в него нельзя одеться. Из-за беспорядков в городе поставщики завяли, как трава в засуху. Но если ты знаешь, где я могу наложить свои лапы на большой запас еды, говори...
Криспин не стал медлить с ответом. На случай осады Сабиры держали большие запасы продуктов в своем Доме и в других более или менее доступных местах. Криспин и сам устроил себе несколько подобных складов, о которых знал лишь он один. Этих припасов ему хватило бы на несколько лет.
- У меня есть припасы на случай осады, - сказал он.
- Говори мне, как их найти, и когда я получу свой харч, сразу вернусь и освобожу тебя.
- Нет. - Криспин усмехнулся. - Боюсь, что, получив еду, ты начисто забудешь дорогу сюда. Так что развяжи меня, а потом я расскажу тебе, где находится один из моих складов.
- Ага. И тогда ты сразу превратишься в зверя и попытаешься перегрызть мне глотку... Нет. Еще раз этот фокус у тебя не получится.
Они смотрели друг на друга из разных концов помещения.
- Нам нужно как-нибудь договориться. Тебе нужна пища, мне свобода.
- Еще я хочу, чтоб моя глотка осталась целой. - Мужчина внимательно изучал взглядом Криспина, заткнув большие пальцы за веревочный пояс, дважды охвативший его объемистое чрево. Долгое время он ничего не говорил. Криспин сомневался в том, что подобные усилия мысли привычны для его собеседника, а потому тоже молчал, дожидаясь, пока незнакомец одолеет непривычный для него мысленный путь. Наконец тот улыбнулся и сказал:
- Ладно. Получается так.
Криспин хотел спросить, что именно получается, но не успел задать свой вопрос. Шагнув к нему, мужчина вновь ударил его дубинкой по голове, и для Криспина все вокруг снова исчезло, окутавшись тьмой и болью.
- Прости, не предупредил заранее. Прикинул, что тебе будет легче, если ты не будешь знать, чего от меня ожидать.
Голова Криспина болталась взад и вперед по неструганым доскам, и грохот деревянных колес, подскакивавших на брусчатке, мукой отзывался в его костях. Он был крепко - и неудобно - связан. Все тело его болело, и он не мог шевельнуть ничем, кроме глаз, видевших лишь грязную солому и доски под нею.
- Какая предусмотрительность, - заметил Криспин. Незнакомец расхохотался:
- О, я же миляга, спроси у любой из шлюх в "Красном блюде".
- Я непременно сделаю это, - ответил Криспин, усмехнувшись.
И постарался запомнить. "Красное блюдо". Таверна, приютившая шлюх, или гостиница, хозяин которой не брезгует этим источником дохода, а может, и просто публичный дом, расположенный где-нибудь в портовом квартале. Название непременно поможет ему отыскать это заведение. Возможно, ему не удастся убить незнакомца сразу, как он отыщет его, однако столь очевидная мысль просто напрашивалась. Не исключено, что возможность убить этого мерзавца каким-нибудь медленным и изысканным способом доставит ему куда больше удовольствия, чем поспешное завершение этого дела.
- Мы едем в район Сабиров, - пояснил мужчина. - Ты говоришь, где находятся твои припасы. Я еду туда, гружу харч в фургон, и мы едем в другое место. Там я разгружаюсь, увожу эту телегу от своего дома и привязываю лошадей так, чтобы их никто не видел с улицы. Рано или поздно кто-нибудь найдет тебя, и если тебе повезет, этот человек отпустит тебя, а не перережет глотку.
- Такая сделка не кажется мне честной, - возразил Криспин.
- Ты же еще не мертв, так? Я не собираюсь убивать тебя, так? А я ведь мог бы заставить тебя пойти со мной в твою кладовую и потом убить, но я такой же честный человек, как и ты. Пусть у тебя будет шанс, хоть и не очень большой и без гарантии. Но кто из нас может на что-нибудь рассчитывать в наше время?
- Да, действительно, - ответил Криспин. - И, учитывая это, я благодарю тебя и предупреждаю, чтобы ты не забыл свернуть на улицу Манутас возле "Дерева Дарджин", а там вернешься по Проточному переулку, назад к горшечникам... Ты ведь знаешь квартал Сабиров?
- Уж твою ухоронку я как-нибудь найду, - негромко пообещал мужчина. Можешь не беспокоиться об этом.
Глава 24
Ян работал в одном из умирающих садов Дома Галвеев, спасая растения, еще способные выжить, и вырывая погибшие и безнадежно искалеченные. Работа была бесцельна: никто не бродил теперь по садам в поисках уединения, и Ян полагал, что, кроме него, никто не интересуется этим заброшенным уголком. Он ничем не мог помочь нынешним обитателям Дома, если не считать переноски продуктов из кладовых на кухню. Однако работа приносила ему утешение, и, избегая той обстановки напряжения, в которой пребывали Кейт, Дугхалл и Элси, Ян трудился в одиночестве, вдали от всех. Теплая земля звала к себе и благодарно отвечала на прикосновения. Она предлагала ему время для размышлений. Она дарила ему покой.
Ри ушел, и Кейт молча страдала, не выходя из комнаты, что в иной ситуации позволило бы Яну надеяться на изменения к лучшему в его собственном случае, в его отношениях с ней, однако он не имел права обманывать себя. Кейт не любила его и полюбить не могла, хотя он считал, что все-таки небезразличен ей. Небезразличен, но и только. Даже если Ри никогда не вернется, даже если она решит снова сойтись с ним, Яном, ему не добиться от нее полноты ответного чувства. Он способен любить ее вечно, но если Кейт не ответит на его любовь с такой же страстностью и ненасытностью, его судьбой окажется участь вечно голодного за пиршественным столом. Вожделенная трапеза всегда будет перед его глазами, он даже получит возможность изредка притронуться к ней, однако же насытиться ему не позволят.
Он уже сделал все возможное, чтобы помочь Кейт в ее делах, но теперь никакой помощи от него не требовалось. Здесь, в Доме, он был бесполезен. Он остался из верности или тщетной надежды на то, что какие-то обстоятельства или чары вдруг сделают его желанным для Кейт. Но вполне возможно, его держало здесь еще и то самоубийственное чувство мрачного удовлетворения, которое он испытывал каждый день, встречаясь с Кейт и понимая, что ему никогда больше не суждено обладать ею.
Ян взялся за окопанное растение, с корнем вырвал его и бросил в груду сорняков, которые надлежало сжечь. Пора уходить отсюда. Здесь его присутствие стало бессмысленным, а впереди у него еще целая жизнь. Быть может, ему стоит подыскать себе новый корабль или попытаться найти мятежников, похитивших у него "Кречет" и бросивших на верную гибель на другом краю мира? Что ему делать здесь - среди кудесников, оборотней, членов тайных обществ и древних богов?
В саду вдруг появилась Алви. Девочка подошла к Яну и присела возле него. И молча, не сказав ни слова, принялась выдирать сорняки.
Взглянув на нее, Ян заметил, что лицо ее очень бледно, нижняя губа прикушена, а глаза полны невыплаканных слез. И так же молча он указал ей на еще не прополотое место, а сам приготовился ждать.
Девочка долгое время ничего не говорила и просто занималась работой. Наконец она посмотрела на Яна и произнесла:
- Только что он опять убил человека, который помог ему, пусть даже и ради собственной выгоды. Он сделал это, не защищая себя, не из страха... он убил просто ради забавы, потому что ему нравится убивать и потому что ему легко это сделать. Он нарушил данную им клятву.
Прикусив губу, Ян искоса взглянул на нее:
- Твой отец?
- Да.
Ян подумал о собственном отце... Мать Яна была всего лишь его любовницей, однако отец искренне любил ее и заботился о своем сыне, и тем не менее он был, как свидетельствовало все, что удалось узнать Яну, человеком злым, рвущимся к власти и готовым на все, чтобы заполучить и удержать ее в своих руках.
- Ты хочешь, чтобы он был хорошим человеком, - сказал наконец Ян. - Он - твой отец, и ты хочешь, чтобы он был достоин твоей любви и восхищения?
- Он любит меня. Я знаю, что любит. И я надеялась, что в душе его найдется что-то доброе. Что он может стать хорошим.
- Ты надеялась на то, что твоя любовь изменит его? Она кивнула.
- Он не изменится, Алви, - ответил Ян. - Он любит себя - таким, какой он есть. Я знаю его. Мы были знакомы в детстве, хотя он старше меня.
- Все мои ощущения, связанные с ним, просто ужасны. За исключением тех мгновений, когда он думает обо мне. Я прикасаюсь к дороге и могу ощутить его любовь. Она реальна, я ее чувствую. - Алви притронулась к руке Яна и посмотрела ему в глаза. - Как могло случиться, чтобы посреди целого моря зла в его душе сохранилась капля добра?
Отряхнув землю с ладоней, Ян повернулся лицом к Алви. Взяв ее руку, он произнес:
- Я должен сказать тебе кое-что неприятное. Но тебе придется понять меня. Ты согласна выслушать и позволишь мне договорить до конца?
Девочка смотрела на него своими большими, почти что круглыми глазами:
- Да.
- Тогда слушай. Дочь, которую любит Криспин, - это крошечное, беспомощное создание, которое он давным-давно отослал прочь от себя. Такой ты представляешься ему, и прошедшие после твоего отъезда годы не внесли в эту картину никаких изменений. Это... что-то вроде воспоминания о каком-нибудь понравившемся тебе дивном уголке, который ты посетила один раз, но так и не сумела забыть. Тебе известны подобные места?
Она кивнула.
- Отлично. Этот образ хранится в твоей памяти, и ты наслаждаешься им, потому что для тебя то место всегда идеально. Там всегда светит ясное солнце, там не холодно и не жарко - словом, все как надо и все прекрасно. Поэтому и ты тоже любишь его. - Ян вздохнул. - Но если бы ты смогла вернуться в свой заветный утолок прямо сейчас, он показался бы тебе совсем другим, и чем дольше ты задержалась бы в нем, тем больше заметила бы различий. Рано или поздно похолодает, цветы увянут, пойдет дождь, бури обломают ветки на деревьях. В лесу может вспыхнуть пожар, и все переменится. Твой уголок останется тем же самым, но он уже не будет казаться тебе таким привлекательным и манящим к себе. Прежнее воспоминание уйдет в небытие. И новый образ в твоей памяти будет зависеть только от тебя. Но ты хороший человек и поэтому скорее всего научишься любить реальность так же, как и воспоминания.
Алви впилась взглядом в его лицо, словно ястреб, выслеживающий мышь:
- Но мой отец нехороший человек.
- Ты права. Его нельзя назвать добрым.
- Я больше не младенец.
- Конечно, теперь ты большая.
- Я уже совершала поступки, которые не понравятся ему.
- В самом деле?
Она изогнула бровь, чуть улыбнулась и на мгновение показалась ему очень взрослой и умудренной годами.
- Я позволила Ри привести меня к вам, хотя без всякого труда могла бы укрыться от него и дождаться, пока мой отец придет за мной. Но я тогда не была готова встретиться с ним. И до сих пор не готова. Почему-то мне кажется, что наша встреча не принесет ему много радости.
- Наверное, ты права.
Алви встала, и на лице ее проступила почти пугающая решимость.
- Жизнь полна трудных решений, так, наверное? - спросила она.
Ян едва не усмехнулся, вспомнив о том, какой вопрос он обдумывал, прежде чем Алви составила ему компанию.
- Не то слово, жизнь полна адски трудных решений.
- Ян, скоро он придет за мной. Отец вернулся домой, но не потому, что проиграл. Я могу ощутить его... ярость. Он отправился домой, потому что надеется найти там помощь. Он думает о брате и кузене... людях, которые способны помочь ему... магическими средствами. Чтобы найти меня, он не побрезгует ничем. Он собирается уничтожить всех, кто встанет у него на пути.
Ян почувствовал, как при этих словах кровь в его жилах похолодела.
- У меня есть здесь дела, - продолжила Алви. - Но дела есть и у тебя. Ты нужен им больше, чем они сами предполагают.
И она ушла, не сказав более ни слова, а Ян тревожно смотрел ей вслед. Она совсем еще дитя - но пугающее дитя, пусть не способное читать мысли, но обученное читать тропу. Она отыскала его в этом заброшенном уголке, что, по мнению Яна, было почти невозможно. Она знала, что он хочет уйти, но не решается на это, и отыскала его не для того, чтобы найти утешение в его обществе, а потому, что должна была сказать ему нечто, способное переменить его планы.
Она была одинока в этом мире, как может быть одинок только ребенок. Мать этой девочки умерла, одна только мысль об отце вселяет в нее страх, и все же она умудряется оставаться отважной и сильной. А еще доброй.
Кроме того, она его родственница. Кровная. Быть может, он сумеет стать ей отцом, заменить то чудовище, которое она уже не смела любить. Ян вернулся к своим сорнякам, но мысли его устремились многочисленными путями в будущее, разыскивая знаки, которые могут подсказать ему правильное направление действий.
Глава 25
- Он послушался тебя? - Алариста осторожно отвернулась от окна и опустилась в мягкое кресло.
- По-моему, он останется. - Алви кивнула.
- Хорошо. Занда говорит, что мы не должны отпускать его. - Алариста закрыла глаза и сжала свои хрупкие руки, ощущая ненависть к этой точно бумажной коже и крови, не спешившей течь по жилам даже сейчас, когда она грелась на солнце у окна, выходящего в безветренный уголок сада.
Алви принесла Аларисте одеяло, помогла закутаться в него.
- А сейчас ты чувствуешь своего отца?
- Не очень четко; он сошел с дороги, как и я сама, и она уже не соединяет нас.
- Тогда нам придется вернуться на дорогу. Я должна знать, придет ли сюда хотя бы один из Соколов. Еще мне нужно знать, что делает твой отец, и... - Алариста умолкла. Если бы не это тело, сделавшееся таким хрупким и беспомощным, так что даже простая прогулка вне Дома была ей теперь не по силам...
- Если ты хочешь вздремнуть, я подожду, - сказала Алви. - Или я могу встать на дорогу, а потом вернуться к тебе с новостями. Я уже знаю, какова на ощупь магия Соколов. И если к нам направляются не защищенные экранами Соколы, я смогу почувствовать их приближение.
- Прошу тебя. Боюсь, у нас осталось слишком мало времени. А я пока... отдохну здесь, до твоего возвращения.
- На обратном пути я прихвачу тебе что-нибудь поесть, - кивнув, сказала Алви.
- Я не голодна.
- Я знаю, но Дугхалл настаивает на том, чтобы ты ела побольше.
- Тогда принеси мне каких-нибудь фруктов. Они не вредят моему желудку, как все остальное.
- Я найду для тебя что-нибудь повкуснее. - Алви приветливо улыбнулась старой женщине и выбежала из комнаты.
Алариста с завистью посмотрела ей вслед; находясь в обществе Алви, она начинала жалеть об утраченной молодости, о той прежней неистощимой энергии, неослабевающей надежде, вере в то, что она как-нибудь да отыщет решение любой проблемы. Старость бросала мрачную тень на этот юношеский оптимизм, к тому же в данный момент Алариста размышляла над делом, которое может погубить ее. Если никто из Соколов не ответит на зов - причем в самое ближайшее время, - ей придется стать третьей в зацбунде Дугхалла и Кейт, и столь непомерное для нее усилие убьет ее.
Алариста не страшилась смерти... За пределами этого мира ее ждал Хасмаль, и она мечтала о возвращении к нему с нетерпением, о котором не говорила здесь никому. Однако она опасалась, что если умрет слишком скоро, то так и не завершит дела, ради которого вернулась в мир из-за пределов смерти, дела, порученного лишь ей одной и никому другому. И тогда жизнь ее закончится неудачей.
Только вот что именно она должна совершить? Там, в Вуали, все казалось ей таким ясным. Тогда она была совершенно уверена в том, что, вернувшись в мир, справится с любыми трудностями. Но как только душа ее оказалась в этой непривычно дряхлой, умирающей плоти, кристальная ясность мысли, обретаемая в ином мире, за воротами смерти, исчезла в дымке перепутанных воспоминаний, нужд, горестей и боли. Что же она должна сделать? Занда не объясняла этого. Призванные Говорящие молчали, и напряженное общение с ними утомило ее настолько, что Алариста решила воздержаться от дальнейших попыток. Дугхалл тоже не мог помочь ей, чары его не дали ей ответа.
Она закрыла глаза, чтобы легче думалось, а жаркое солнце согревало ее тело под мягким одеялом, накинутым на ее плечи. Алариста попыталась отыскать в своей памяти некогда известную ей тайну. Но плоть опять одолела ее.
Алариста уснула.
Глава 26
- Ты утверждаешь, что ее можно считать образцом упрямства и глупости, но ушел от нее все-таки ты, - сказал Янф, повернувшись к Ри.
- Зачем это богам... ты сомневаешься в моей правоте... - Дугхалл тоже подпер голову руками и прикрыл ненадолго глаза. Призраки его собственных слабостей, невыносимых неудач, нелепых ошибок и срывов поплыли за сомкнутыми веками. - Ах, Водор Имриш, пошли мне нужные слова. - Вздохнув, Дугхалл посмотрел на Кейт. - Любовь - истинная, непреходящая - и есть высший дар, который могут послать человеку боги. Такую любовь испытывал Соландер к каждому живому созданию. Он любил настолько глубоко, что одолел время и смерть, чтобы и мы могли узнать эту любовь. Винсалис испытывал это чувство к своему другу Соландеру и Янхри, впоследствии ставшей его женой, и любовь эта преобразила его, дала ему слова, описавшие будущее мира, проложившие для многих из нас тропу, ставшие нашей путеводной звездой.
Любовь - не пустая похоть, это сила, и сила могучая. Величайшая сила во всей вселенной. Она сильнее ненависти и смерти, могущественнее всех чар и кудесников. - Дугхалл пожал плечами и опустил взгляд на свои руки. Некоторые утверждают, что в ней и заключается истинный источник чудес и даже самой жизни, хотя я и сомневаюсь в этом. Слишком уж много на свете всякого зла и уродства. Так мне кажется. Я стар, пусть тело мое и кажется молодым. За прожитые мной годы я познал и дружбу, и нежность, и страсть, и сочувствие. Я делил ложе со многими женщинами и, даруя им плодородие, заслужил титул одного из младших божеств. Но истинное чувство я испытал лишь тогда, когда Соландер прикоснулся ко мне своей любовью.
То, что существует между вами, Кейт, между тобой и Ри, то, что позволяет вам любить всем сердцем и всей душою... во мне этого нет. А если и есть, то я не нашел той женщины или того дела, которое мог бы любить столь полно и искренне. Ни Соколы, ни одна из всех этих женщин, ничто в моей жизни не дало мне этого ощущения истинной любви, какое дарил Соландер. - Дугхалл заглянул в глаза Кейт, жалея, что она не может разделить с ним те чувства, которые владели им в этот момент. - Я отдал бы свою жизнь, свою душу и вечность, ради одного только мига любви, той любви, которую ты отвергла из ложно понятого чувства долга и вины, потому что ты выжила, а Семья твоя погибла.
Он вновь посмотрел на свои руки... сильные, молодые... но молодость эта принадлежала не ему, а Аларисте. Она так любила Хасмаля, что отдала годы своей жизни, отдала за то, чтобы спасти жизнь своего любимого.
- Мертвые мертвы, Кейт, а живые могут быть слепыми, глупыми и безрассудными... Если ты решила отказаться от самой лучшей, самой прекрасной части твоей жизни ради долга перед мертвыми, я скажу, что ты сошла с ума и не заслуживаешь благословения, которое послали тебе боги.
- И тем не менее ты говоришь, что я не должна идти за ним?
- Да, говорю.
- Потому что я только испорчу дело? И все погублю?
- Да.
- Тогда что же мне делать? Распрямившись, он глубоко вздохнул:
- Для начала иди умойся и сними это смешное одеяние. Потом возвращайся сюда, поешь как следует, и когда закончишь, вместе подумаем, что нам делать дальше... Я полагаю, Ри не хотел становиться Соколом, а это меняет все наши планы. - Дугхалл встал, подошел к Кейт и опустил ладонь на ее плечо. - А после мы с тобой посидим и поразмыслим, как сочетать известное тебе искусство дипломатии с тайнами любви, которых ты, очевидно, не знаешь. И мы найдем способ вернуть назад твоего любимого.
Кейт поднялась, утерла слезы тыльной стороной ладони и пообещала:
- Я скоро вернусь.
Обняв ее за плечи, Дугхалл посоветовал ей:
- И не трать больше свой илиам на живых. Настоящие трупы не плачут, так что получше смой свое художество.
Выдавив крохотную улыбку, Кейт повернулась и заторопилась прочь из комнаты.
Глава 23
- Ну не видел еще такого крепкого сукина сына, прям не убьешь, произнес незнакомый голос, и Криспин открыл глаза. Голова его разламывалась от боли, и внутри ее то и дело вспыхивали искры - единственное, что он видел в окутавшем его море тьмы. Его кости, кожа, нутро... даже волосы, казалось, были охвачены пламенем.
- Я ж знаю, что ты очнулся. И ежели не начнешь немедленно со мной разговаривать, прощайся со своими ровненькими зубами.
Где он?
Окружавшая Криспина вонь казалась невыносимой: разило тухлой рыбой, грязью, тленом, где-то плескалась вода, кричали морские птицы, а вдали гудела, должно быть, целая тысяча голосов, грохотали колеса телег, цокали копыта...
И как он попал сюда?
- Я уже берусь за палку.
- Что ты хочешь узнать? - с трудом прохрипел Криспин.
Он вспомнил дубинку, ее удары - снова и снова, опустившуюся на него тьму и Трансформацию, не принесшую ему ничего хорошего. Ничего вообще.
Он услышал грубую усмешку:
- Я так и думал, что ты можешь говорить. А теперь, подлец, отвечай мне, кто ты такой. Когда я нашел тебя в том переулке, ты молчал как рыба. Если бы ты не был такой интересной добычей, я бы оставил тебя сборщикам падали.
В переулке, отметил Криспин. А потом вспомнил нож.
- Кто-то пырнул меня ножом.
- Это мне известно. А еще тебя ограбили. И бросили голышом как младенца, только вот ты малость поуродливее будешь. Пальцы с когтями, на жопе хвост, и морда растянутая, как у волка. Или у льва. Весь в крови, дыр в твоей шкуре хватило бы на целую дюжину покойников, а ты еще дышишь. Ничего более странного я еще не видел... поэтому и привез тебя сюда рассмотреть повнимательнее. И понять, на что тебя, так сказать, можно употребить.
Как это - употребить?
И потом, он ведь куда-то шел, в том переулке, так?
Криспин подумал, что, наверное, преследовал кого-то и был в гневе. Хотел убивать. И в этот миг память разом вернулась к нему, и он вспомнил, что гнался за кузеном Ри, похитившим его дочь, и что времени на ее спасение у него остается совсем немного. Ри уже где-то укрылся вместе с Алви... и если еще не убил ее, то скоро может сделать это. Ему нужно побыстрее выбраться отсюда, надо немедленно спасать дочь! Он попытался броситься на пленившего его человека и убить негодяя, чтобы тот не стоял у него на пути.
Но что-то остановило его. Врезалось в горло, запястья, ноги, грудь, бедра. Криспин напрягся, пробуя разорвать незримые путы, но лишь взвыл от боли и бессильной ярости, а потом услышал голос своего пленителя:
- И что ты, проклятый, все время делаешь одно и то же. Незачем возиться с тобой. Никакого толку от тебя мне все равно не будет.
Слова эти остановили Криспина. Вспомнив про дубинку и тьму, которую приносили с собой ее удары, он застыл, и на сей раз все обошлось.
- А ведь учится, подлец, и вовремя соображает.
Криспин услышал звук шаркающих шагов. Мужчина, должно быть, находился совсем рядом с ним, а теперь чуть отошел.
- Мне нужна вода, - сказал Криспин. - И еда.
- А мне нужны ответы.
Этот человек хотел узнать, кто он. Что лучше сказать ему, ложь или правду? У правды свое обаяние, но сейчас она казалась более невероятной, чем ложь.
- Мое имя Криспин Сабир, - сказал он спустя мгновение.
Мучитель его надолго замолчал, так что Криспин подумал, что, быть может, голос его прозвучал слишком тихо, и уже более громко повторил:
- Мое имя Криспин Сабир.
- Ага, ага. Я слышу.
Зрение Криспина начинало проясняться. Он уже мог видеть вокруг себя какие-то неясные силуэты. Теперь он выяснил, что лежит в темной комнате, под самым потолком которой находятся два узких окошка, а вокруг все заставлено коробками, ящиками и какими-то непонятными предметами. Сарай, должно быть. Но вот о похитителе своем Криспин не получил еще даже отдаленного представления. Впрочем, силуэт его свидетельствовал о том, что человек этот был невероятно широк в плечах и крепок.
- Я так и думал, что услышу что-нибудь в этом роде. Кто, кроме членов Семьи или близких к ней людей может сделать так, чтобы его чудовищное дитя пережило день Гаэрваны, когда парниссы тыкают палками и колют иголками верещащих младенцев, а потом убивают тех, кто показался им странным.
Ухватившись за слова человека, Криспин поспешил воспользоваться удобным моментом.
- Я могу оказать тебе колоссальную услугу, - сказал он. - Ты вправе воспользоваться моим положением и связями. Я могу обеспечить тебе благоденствие среди Сабиров. Ты спас мою жизнь... а она стоит целого состояния и власти...
С внезапным смехом человек оборвал его:
- Стоит она не дороже дерьма в канаве, парнишка. Сразу видно, что ты давно не был в городе. Сабиры уже не те, какими были в тот день, когда тебя пырнули ножом. Мы покончили с Семьями в Калимекке, разделались и с парниссами. Вся твоя родня уже разбежалась по щелям. Те Сабиры, которые остались в живых, либо прячут свои шкуры, либо ищут помощи в других городах. Если тебе нечего предложить мне, кроме своего имени, я убью тебя прямо сейчас и продам твое мясо пирожнику.
- Ты же сказал, что меня трудно убить.
- Трудно, но можно. Оттяпаю тебе голову, и тогда ты ничего не успеешь сделать мне.
Он был прав, и Криспин умолк. Он попробовал представить себе перемены в городе: низвержение Семейств, падение парниссерии, беженцы, покидающие город... и попытался сообразить, что предложить этому человеку, чтобы выкупить свою жизнь и свободу.
- Я могу дать тебе золото.
- В наши дни золото стоит не дороже простого камня. Его нельзя посадить в землю, нельзя съесть, в него нельзя одеться. Из-за беспорядков в городе поставщики завяли, как трава в засуху. Но если ты знаешь, где я могу наложить свои лапы на большой запас еды, говори...
Криспин не стал медлить с ответом. На случай осады Сабиры держали большие запасы продуктов в своем Доме и в других более или менее доступных местах. Криспин и сам устроил себе несколько подобных складов, о которых знал лишь он один. Этих припасов ему хватило бы на несколько лет.
- У меня есть припасы на случай осады, - сказал он.
- Говори мне, как их найти, и когда я получу свой харч, сразу вернусь и освобожу тебя.
- Нет. - Криспин усмехнулся. - Боюсь, что, получив еду, ты начисто забудешь дорогу сюда. Так что развяжи меня, а потом я расскажу тебе, где находится один из моих складов.
- Ага. И тогда ты сразу превратишься в зверя и попытаешься перегрызть мне глотку... Нет. Еще раз этот фокус у тебя не получится.
Они смотрели друг на друга из разных концов помещения.
- Нам нужно как-нибудь договориться. Тебе нужна пища, мне свобода.
- Еще я хочу, чтоб моя глотка осталась целой. - Мужчина внимательно изучал взглядом Криспина, заткнув большие пальцы за веревочный пояс, дважды охвативший его объемистое чрево. Долгое время он ничего не говорил. Криспин сомневался в том, что подобные усилия мысли привычны для его собеседника, а потому тоже молчал, дожидаясь, пока незнакомец одолеет непривычный для него мысленный путь. Наконец тот улыбнулся и сказал:
- Ладно. Получается так.
Криспин хотел спросить, что именно получается, но не успел задать свой вопрос. Шагнув к нему, мужчина вновь ударил его дубинкой по голове, и для Криспина все вокруг снова исчезло, окутавшись тьмой и болью.
- Прости, не предупредил заранее. Прикинул, что тебе будет легче, если ты не будешь знать, чего от меня ожидать.
Голова Криспина болталась взад и вперед по неструганым доскам, и грохот деревянных колес, подскакивавших на брусчатке, мукой отзывался в его костях. Он был крепко - и неудобно - связан. Все тело его болело, и он не мог шевельнуть ничем, кроме глаз, видевших лишь грязную солому и доски под нею.
- Какая предусмотрительность, - заметил Криспин. Незнакомец расхохотался:
- О, я же миляга, спроси у любой из шлюх в "Красном блюде".
- Я непременно сделаю это, - ответил Криспин, усмехнувшись.
И постарался запомнить. "Красное блюдо". Таверна, приютившая шлюх, или гостиница, хозяин которой не брезгует этим источником дохода, а может, и просто публичный дом, расположенный где-нибудь в портовом квартале. Название непременно поможет ему отыскать это заведение. Возможно, ему не удастся убить незнакомца сразу, как он отыщет его, однако столь очевидная мысль просто напрашивалась. Не исключено, что возможность убить этого мерзавца каким-нибудь медленным и изысканным способом доставит ему куда больше удовольствия, чем поспешное завершение этого дела.
- Мы едем в район Сабиров, - пояснил мужчина. - Ты говоришь, где находятся твои припасы. Я еду туда, гружу харч в фургон, и мы едем в другое место. Там я разгружаюсь, увожу эту телегу от своего дома и привязываю лошадей так, чтобы их никто не видел с улицы. Рано или поздно кто-нибудь найдет тебя, и если тебе повезет, этот человек отпустит тебя, а не перережет глотку.
- Такая сделка не кажется мне честной, - возразил Криспин.
- Ты же еще не мертв, так? Я не собираюсь убивать тебя, так? А я ведь мог бы заставить тебя пойти со мной в твою кладовую и потом убить, но я такой же честный человек, как и ты. Пусть у тебя будет шанс, хоть и не очень большой и без гарантии. Но кто из нас может на что-нибудь рассчитывать в наше время?
- Да, действительно, - ответил Криспин. - И, учитывая это, я благодарю тебя и предупреждаю, чтобы ты не забыл свернуть на улицу Манутас возле "Дерева Дарджин", а там вернешься по Проточному переулку, назад к горшечникам... Ты ведь знаешь квартал Сабиров?
- Уж твою ухоронку я как-нибудь найду, - негромко пообещал мужчина. Можешь не беспокоиться об этом.
Глава 24
Ян работал в одном из умирающих садов Дома Галвеев, спасая растения, еще способные выжить, и вырывая погибшие и безнадежно искалеченные. Работа была бесцельна: никто не бродил теперь по садам в поисках уединения, и Ян полагал, что, кроме него, никто не интересуется этим заброшенным уголком. Он ничем не мог помочь нынешним обитателям Дома, если не считать переноски продуктов из кладовых на кухню. Однако работа приносила ему утешение, и, избегая той обстановки напряжения, в которой пребывали Кейт, Дугхалл и Элси, Ян трудился в одиночестве, вдали от всех. Теплая земля звала к себе и благодарно отвечала на прикосновения. Она предлагала ему время для размышлений. Она дарила ему покой.
Ри ушел, и Кейт молча страдала, не выходя из комнаты, что в иной ситуации позволило бы Яну надеяться на изменения к лучшему в его собственном случае, в его отношениях с ней, однако он не имел права обманывать себя. Кейт не любила его и полюбить не могла, хотя он считал, что все-таки небезразличен ей. Небезразличен, но и только. Даже если Ри никогда не вернется, даже если она решит снова сойтись с ним, Яном, ему не добиться от нее полноты ответного чувства. Он способен любить ее вечно, но если Кейт не ответит на его любовь с такой же страстностью и ненасытностью, его судьбой окажется участь вечно голодного за пиршественным столом. Вожделенная трапеза всегда будет перед его глазами, он даже получит возможность изредка притронуться к ней, однако же насытиться ему не позволят.
Он уже сделал все возможное, чтобы помочь Кейт в ее делах, но теперь никакой помощи от него не требовалось. Здесь, в Доме, он был бесполезен. Он остался из верности или тщетной надежды на то, что какие-то обстоятельства или чары вдруг сделают его желанным для Кейт. Но вполне возможно, его держало здесь еще и то самоубийственное чувство мрачного удовлетворения, которое он испытывал каждый день, встречаясь с Кейт и понимая, что ему никогда больше не суждено обладать ею.
Ян взялся за окопанное растение, с корнем вырвал его и бросил в груду сорняков, которые надлежало сжечь. Пора уходить отсюда. Здесь его присутствие стало бессмысленным, а впереди у него еще целая жизнь. Быть может, ему стоит подыскать себе новый корабль или попытаться найти мятежников, похитивших у него "Кречет" и бросивших на верную гибель на другом краю мира? Что ему делать здесь - среди кудесников, оборотней, членов тайных обществ и древних богов?
В саду вдруг появилась Алви. Девочка подошла к Яну и присела возле него. И молча, не сказав ни слова, принялась выдирать сорняки.
Взглянув на нее, Ян заметил, что лицо ее очень бледно, нижняя губа прикушена, а глаза полны невыплаканных слез. И так же молча он указал ей на еще не прополотое место, а сам приготовился ждать.
Девочка долгое время ничего не говорила и просто занималась работой. Наконец она посмотрела на Яна и произнесла:
- Только что он опять убил человека, который помог ему, пусть даже и ради собственной выгоды. Он сделал это, не защищая себя, не из страха... он убил просто ради забавы, потому что ему нравится убивать и потому что ему легко это сделать. Он нарушил данную им клятву.
Прикусив губу, Ян искоса взглянул на нее:
- Твой отец?
- Да.
Ян подумал о собственном отце... Мать Яна была всего лишь его любовницей, однако отец искренне любил ее и заботился о своем сыне, и тем не менее он был, как свидетельствовало все, что удалось узнать Яну, человеком злым, рвущимся к власти и готовым на все, чтобы заполучить и удержать ее в своих руках.
- Ты хочешь, чтобы он был хорошим человеком, - сказал наконец Ян. - Он - твой отец, и ты хочешь, чтобы он был достоин твоей любви и восхищения?
- Он любит меня. Я знаю, что любит. И я надеялась, что в душе его найдется что-то доброе. Что он может стать хорошим.
- Ты надеялась на то, что твоя любовь изменит его? Она кивнула.
- Он не изменится, Алви, - ответил Ян. - Он любит себя - таким, какой он есть. Я знаю его. Мы были знакомы в детстве, хотя он старше меня.
- Все мои ощущения, связанные с ним, просто ужасны. За исключением тех мгновений, когда он думает обо мне. Я прикасаюсь к дороге и могу ощутить его любовь. Она реальна, я ее чувствую. - Алви притронулась к руке Яна и посмотрела ему в глаза. - Как могло случиться, чтобы посреди целого моря зла в его душе сохранилась капля добра?
Отряхнув землю с ладоней, Ян повернулся лицом к Алви. Взяв ее руку, он произнес:
- Я должен сказать тебе кое-что неприятное. Но тебе придется понять меня. Ты согласна выслушать и позволишь мне договорить до конца?
Девочка смотрела на него своими большими, почти что круглыми глазами:
- Да.
- Тогда слушай. Дочь, которую любит Криспин, - это крошечное, беспомощное создание, которое он давным-давно отослал прочь от себя. Такой ты представляешься ему, и прошедшие после твоего отъезда годы не внесли в эту картину никаких изменений. Это... что-то вроде воспоминания о каком-нибудь понравившемся тебе дивном уголке, который ты посетила один раз, но так и не сумела забыть. Тебе известны подобные места?
Она кивнула.
- Отлично. Этот образ хранится в твоей памяти, и ты наслаждаешься им, потому что для тебя то место всегда идеально. Там всегда светит ясное солнце, там не холодно и не жарко - словом, все как надо и все прекрасно. Поэтому и ты тоже любишь его. - Ян вздохнул. - Но если бы ты смогла вернуться в свой заветный утолок прямо сейчас, он показался бы тебе совсем другим, и чем дольше ты задержалась бы в нем, тем больше заметила бы различий. Рано или поздно похолодает, цветы увянут, пойдет дождь, бури обломают ветки на деревьях. В лесу может вспыхнуть пожар, и все переменится. Твой уголок останется тем же самым, но он уже не будет казаться тебе таким привлекательным и манящим к себе. Прежнее воспоминание уйдет в небытие. И новый образ в твоей памяти будет зависеть только от тебя. Но ты хороший человек и поэтому скорее всего научишься любить реальность так же, как и воспоминания.
Алви впилась взглядом в его лицо, словно ястреб, выслеживающий мышь:
- Но мой отец нехороший человек.
- Ты права. Его нельзя назвать добрым.
- Я больше не младенец.
- Конечно, теперь ты большая.
- Я уже совершала поступки, которые не понравятся ему.
- В самом деле?
Она изогнула бровь, чуть улыбнулась и на мгновение показалась ему очень взрослой и умудренной годами.
- Я позволила Ри привести меня к вам, хотя без всякого труда могла бы укрыться от него и дождаться, пока мой отец придет за мной. Но я тогда не была готова встретиться с ним. И до сих пор не готова. Почему-то мне кажется, что наша встреча не принесет ему много радости.
- Наверное, ты права.
Алви встала, и на лице ее проступила почти пугающая решимость.
- Жизнь полна трудных решений, так, наверное? - спросила она.
Ян едва не усмехнулся, вспомнив о том, какой вопрос он обдумывал, прежде чем Алви составила ему компанию.
- Не то слово, жизнь полна адски трудных решений.
- Ян, скоро он придет за мной. Отец вернулся домой, но не потому, что проиграл. Я могу ощутить его... ярость. Он отправился домой, потому что надеется найти там помощь. Он думает о брате и кузене... людях, которые способны помочь ему... магическими средствами. Чтобы найти меня, он не побрезгует ничем. Он собирается уничтожить всех, кто встанет у него на пути.
Ян почувствовал, как при этих словах кровь в его жилах похолодела.
- У меня есть здесь дела, - продолжила Алви. - Но дела есть и у тебя. Ты нужен им больше, чем они сами предполагают.
И она ушла, не сказав более ни слова, а Ян тревожно смотрел ей вслед. Она совсем еще дитя - но пугающее дитя, пусть не способное читать мысли, но обученное читать тропу. Она отыскала его в этом заброшенном уголке, что, по мнению Яна, было почти невозможно. Она знала, что он хочет уйти, но не решается на это, и отыскала его не для того, чтобы найти утешение в его обществе, а потому, что должна была сказать ему нечто, способное переменить его планы.
Она была одинока в этом мире, как может быть одинок только ребенок. Мать этой девочки умерла, одна только мысль об отце вселяет в нее страх, и все же она умудряется оставаться отважной и сильной. А еще доброй.
Кроме того, она его родственница. Кровная. Быть может, он сумеет стать ей отцом, заменить то чудовище, которое она уже не смела любить. Ян вернулся к своим сорнякам, но мысли его устремились многочисленными путями в будущее, разыскивая знаки, которые могут подсказать ему правильное направление действий.
Глава 25
- Он послушался тебя? - Алариста осторожно отвернулась от окна и опустилась в мягкое кресло.
- По-моему, он останется. - Алви кивнула.
- Хорошо. Занда говорит, что мы не должны отпускать его. - Алариста закрыла глаза и сжала свои хрупкие руки, ощущая ненависть к этой точно бумажной коже и крови, не спешившей течь по жилам даже сейчас, когда она грелась на солнце у окна, выходящего в безветренный уголок сада.
Алви принесла Аларисте одеяло, помогла закутаться в него.
- А сейчас ты чувствуешь своего отца?
- Не очень четко; он сошел с дороги, как и я сама, и она уже не соединяет нас.
- Тогда нам придется вернуться на дорогу. Я должна знать, придет ли сюда хотя бы один из Соколов. Еще мне нужно знать, что делает твой отец, и... - Алариста умолкла. Если бы не это тело, сделавшееся таким хрупким и беспомощным, так что даже простая прогулка вне Дома была ей теперь не по силам...
- Если ты хочешь вздремнуть, я подожду, - сказала Алви. - Или я могу встать на дорогу, а потом вернуться к тебе с новостями. Я уже знаю, какова на ощупь магия Соколов. И если к нам направляются не защищенные экранами Соколы, я смогу почувствовать их приближение.
- Прошу тебя. Боюсь, у нас осталось слишком мало времени. А я пока... отдохну здесь, до твоего возвращения.
- На обратном пути я прихвачу тебе что-нибудь поесть, - кивнув, сказала Алви.
- Я не голодна.
- Я знаю, но Дугхалл настаивает на том, чтобы ты ела побольше.
- Тогда принеси мне каких-нибудь фруктов. Они не вредят моему желудку, как все остальное.
- Я найду для тебя что-нибудь повкуснее. - Алви приветливо улыбнулась старой женщине и выбежала из комнаты.
Алариста с завистью посмотрела ей вслед; находясь в обществе Алви, она начинала жалеть об утраченной молодости, о той прежней неистощимой энергии, неослабевающей надежде, вере в то, что она как-нибудь да отыщет решение любой проблемы. Старость бросала мрачную тень на этот юношеский оптимизм, к тому же в данный момент Алариста размышляла над делом, которое может погубить ее. Если никто из Соколов не ответит на зов - причем в самое ближайшее время, - ей придется стать третьей в зацбунде Дугхалла и Кейт, и столь непомерное для нее усилие убьет ее.
Алариста не страшилась смерти... За пределами этого мира ее ждал Хасмаль, и она мечтала о возвращении к нему с нетерпением, о котором не говорила здесь никому. Однако она опасалась, что если умрет слишком скоро, то так и не завершит дела, ради которого вернулась в мир из-за пределов смерти, дела, порученного лишь ей одной и никому другому. И тогда жизнь ее закончится неудачей.
Только вот что именно она должна совершить? Там, в Вуали, все казалось ей таким ясным. Тогда она была совершенно уверена в том, что, вернувшись в мир, справится с любыми трудностями. Но как только душа ее оказалась в этой непривычно дряхлой, умирающей плоти, кристальная ясность мысли, обретаемая в ином мире, за воротами смерти, исчезла в дымке перепутанных воспоминаний, нужд, горестей и боли. Что же она должна сделать? Занда не объясняла этого. Призванные Говорящие молчали, и напряженное общение с ними утомило ее настолько, что Алариста решила воздержаться от дальнейших попыток. Дугхалл тоже не мог помочь ей, чары его не дали ей ответа.
Она закрыла глаза, чтобы легче думалось, а жаркое солнце согревало ее тело под мягким одеялом, накинутым на ее плечи. Алариста попыталась отыскать в своей памяти некогда известную ей тайну. Но плоть опять одолела ее.
Алариста уснула.
Глава 26
- Ты утверждаешь, что ее можно считать образцом упрямства и глупости, но ушел от нее все-таки ты, - сказал Янф, повернувшись к Ри.