Легостаев Андрей Анатольевич. Рыцарь без ордена

   Он словно бык налетел на врага и сшиб его с ног одним ударом.
   Чевар упал — он не успел нанести магический удар, слишком демонстративно показал свою радость, что овладел талисманом врага и не был готов к столь стремительному грубому навалу массой, которой граф значительно превосходил Орестая, в чьем обличье сейчас находился чародей.
   А зрители так толком ничего не могли понять в этом странном бою. Однако, поскольку многие уже были под хмельком (пиво оно, конечно, не вино, но коварнее, ох как коварнее), то особо и не удивлялись, твердо зная, что финал трагического зрелища будет однозначным и сейчас каждый гадал: кто? Кто окажется повержен, а кто продолжит с ними пир?
   Орестай, вернее тот, кто был в его облике, оказался распятым под могучим телом графа. Извернувшись ужом, он выпростал руку и с силой отбросил в сторону откушенные пальцы с антимагическим перстнем.
   Перстень слетел с окровавленного пальца и со звоном запрыгал к самому краю площадки.
   Роберт непроизвольно посмотрел в его сторону. И в то же мгновение чародей рванулся вбок — хорошо смазанное жиром телом пронырнуло под графом. Роберт вскочил на ноги и успел схватить врага руками. Сжимая противника что есть силы за талию, чтобы вновь не выскользнул, граф поднял его над головой.
   Все, кто не мог оторвать взгляда от двух фигур на светло-серой каменной площадки, казалось, даже позабыли дышать — несколько тяжелых шагов и арситанец скинет врага вниз, на смертоносные железные колышки…
   Из раны на кисти хлестала кровь, но граф не обращал на это ни малейшего внимания. Потом, когда проходит горячка боя, пытаешься вспомнить, что думал в тот момент, когда от любого движения, любой ошибки зависела жизнь и понимаешь, что не думал вообще ничего. Как так получается? Но когда решаешь как поступить — совершаешь ошибки. Роковые.
   Роберт шагнул к краю помоста, держа врага на вытянутых вверх руках. И вдруг вновь на него навалилась магическая тяжесть — чародей, видимо, в предсмертную минуту тоже действовал инстинктивно, то есть единственно верно.
   Могучие ноги графа чуть подогнулись от невероятного груза, навалившегося на плечи, на руки, на грудь, на сердце, которому стало тесно и, казалось оно больше не может биться. Вся подготовка и защита графа от магии рухнули при первом штурме. Сил сопротивляться против колдовства у него больше не было. Силы Чевара тоже были на исходе, но их могло хватить. Могло хватить… Шаг, еще шаг. До победы лишь несколько шагов, но как их пройти?..
   Нет, не дойти, хотя вроде бы площадка такая маленькая…
   Роберт бросил поднятое тело прямо себе под ноги и отступил на полшага назад, тяжело переводя дух.
   Чевар грохнулся с высоты поднятых рук Роберта, который на рост никогда не жаловался. Он крякнул от боли, поджал под себя руки — сейчас ему было не до чародейства.
   Несколько мгновений — сколько? — у графа было, чтобы подскочить к кольцу, которое остановилось у самого края.
   Он не успел.
   Он наклонился за перстнем, схватил его левой рукой и в тот же момент магический удар, совсем слабый, словно пинком, ударил ему чуть ниже поясницы.
   Принцесса Гермонда не смогла сдержать крика ужаса, когда граф Астурский, несколько секунд пробалансировав на краю, размахивая руками, пытаясь удержать равновесие, все же полетел вниз.
   Все слишком хорошо успели рассмотреть, что находится на дне канавки, окружавшей площадку смерти.

Эпизод шестой

   Когда закричала принцесса Гермонда, увидев, как граф Роберт сверзнулся с арены, общий вздох непроизвольно вырвался из многогрудой толпы.
   Орестай, стоящий почти в центре арены, тяжело бухнулся на колени. Его колотила мелкая дрожь, лицо было искажено, с лица стекали капли пота, веселыми струйками сбегавшие по густо смазанной специальным жировым составом груди.
   Блекгарт отвернулся, сглотнув тяжелый комок в горле. Он не верил до самого последнего мгновения, что это может случиться. Ему казалось, что отец, неутомимый странник и боец, все же должен умереть в постели через много-много лет.
   — Чего отвернулся? — вдруг раздался сердитый голос Найжела. — Рано вы с Орестаем, или кто он там, хороните Роберта.
   Блекгарт быстро посмотрел на арену. Хоть до нее было довольно далеко, но он заметил, что там, с краю, на чисто символическим бордюрчике что-то темнеет.
   В падении правой кровоточащей рукой и ногой граф умудрился зацепиться за поребрик не больше пальца толщиной и высотой и сейчас висел, распластавшись по каменной стене арены, собираясь духом.
   Наверх — нельзя, пришедший в себя Чевар встретит его новым магическим ударом.
   Вниз — как не всматривайся между штырей, даже ногу негде поставить при самом осторожно прыжке, это верная смерть.
   Чтобы выжить, из двух смертей выбирают более мучительную. Быть проколотым железными штырями слишком просто и бездарно для графа Роберта Астурского, Блистательного Эксперта ордена, имени не имеющего.
   Сколько нужно времени, чтобы Чевар подошел к краю площадки полюбоваться на пронзенного врага? Секунда, три? А может он видит ногу, до колена оставшуюся на арене, пяткой цепляющейся в угол, где поребрик смыкается с площадкой?
   Наверное видит, что ж не торопиться? Медлить нельзя.
   Хватит ли сил на рывок? Тело-то уже потеряло былую легкость…
   Боли от раны он совсем не замечал. Вот и первое увечье. За столько-то лет…
   Может быть, первое и последнее, если сейчас не хватит сил. Должно хватить, он отвечает за свою жизнь перед братьями ордена.
   Ну, раз!
   Береги меня против магии амулет Найжела, а уж телом я как-нибудь совладаю!
   Он, словно пытаясь взглядом впитать силу чудесного перстня, посмотрел на него, слегка разжав пальцы левой руки. И чуть не сорвался от неожиданности — это был перстень, подаренный ему покойной супругой в день их свадьбы, он специально передел его на безымянный палец, чтобы талисман Найжела с мизинца не свалился.
   Значит, сейчас он беззащитен против магии Чевара. Значит, у него нет шансов.
   Не успев додумать эту мысль, граф сумасшедшим рывком вынес тело на площадку, перекатился через спину, подальше от рокового края, и быстро встал на четвереньки, готовясь дать отпор врагу. Годилось все — пальцы в глаза, зубами откусить нос, руками оторвать самое уязвимое мужское место. Не до благородства, лишь бы выжить. Ибо его жизнь ценна не только ему одному.
   Но Чевар стоял посреди арены на коленях и вовсе не собирался нападать!
   И тишина. Никто ничего не понимал.
   Как граф сумел не упасть на дно смертоносной канавы, каким чудом выбрался?
   Почему Орестай не нападает, да что с ним случилось в конце-то концов?!
   Все молчали, понимая, что происходит то, что не должно было происходить. И в немом изумлении взирали на арену.
   Лишь принцесса охнула, вновь увидев графа.
   Его желтая набедренная повязка упала вниз на колья — в борьбе размотался узел.
   И эта повязка сегодня будет единственной поживой с его стороны для кровожадных железных кольев.
   На то, что граф совершенно обнажен, почти никто не обратил внимания. Принцесса Гермонда обратила. Она не знала, выживет ли граф, но с ужасом подумала, что… В общем мы не будет здесь передавать ее мысли. Просто скажем, что она поклялась перед небом, если граф Астурский останется жив, ни ему, ни его сыну она слова плохого не скажет. Ей стало стыдно за злой розыгрыш, которой она придумала.
   Слава небесам, что не успела. Лишь бы граф был жив, лишь бы он справился с этим мерзавцем, осмелившимся столь долго ее целовать перед глазами жениха…
   Граф был жив — голый, грузный, тяжело дышащий, с окровавленной рукой, он стоял и высматривал на арене куда мог скатиться перстень с отпугивающим магию талисманом. Потом понял: амулету некуда было больше деваться, кроме одного — во рту Чевара он соскочил с откушенного мизинца и чародей его проглотил! Трудно поверить, но чем иначе объяснить происходящее сейчас с колдуном?
   Он стоял на коленях, обеими руками держась за грудь, словно его жег изнутри мучительный огонь. Он весь трясся, но вряд ли это можно было назвать дрожью:
   каждый рывок, хоть и очень маленький, был не туда-назад, а больше-меньше, он словно съеживался и раздувался, быстро-быстро. Хоть и не заметно, но эти колебания усиливались. И с каждым таким оседанием-возбуханием чародей терял черточку Орестая, превращаясь в того, кто он есть на самом деде — магия сползала с него. И рык нестерпимой боли — дикий, почти звериный оглашал древнюю орнейскую арену смертного боя.
   Первым побуждением графа было пойти и свернуть ему шею, чтобы прекратить нечеловеческие страдания. Все-таки когда-то Чевар был ему другом. Да, славные были времена: Роб, Ной и Чев, троица непобедимых… Но Чев сейчас не тот, это вообще другой человек, ни симпатии, ни жалости к которому граф не чувствовал.
   Пусть, покажет всем — старейшине, знатным орнеям, кто он есть и что не с Орестаем сражался граф. Интересно, а где сейчас сам Орестай? Раз Чевар столь уверенно завладел его обликом, вряд ли глава клана грача еще жив…
   Граф стоял и смотрел за превращением — брезгливо было, неприятно. Засаднила рука со свежей раной. Граф хотел отереть руку о повязку и только тут заметил, что он наг. Усмехнувшись, он подошел к потерявшему способность соображать чародею, сорвал с него повязку и обернул вокруг чресел.
   Посмотрел на перстень покойной жены в левой руке, улыбнулся, и надел его на средний палец, где всегда и носил. Именно он сегодня сохранил ему жизнь.
   Что все закончено, было совершенно ясно.
   Роберт почему-то подумал, что когда все это кончится, он поручит кому-то из своих оруженосцев ковыряться в трупе ножом, чтобы извлечь талисман Найжела.
   Конечно, это лучше всего выполнил бы Марваз, но где он?!
   Все молча смотрели на арену. Словно завороженные. Наконец, старейшина, видя, что дело не чисто, подозвал к себе главного жреца. Они посовещались шепотом и жрец сделал знак своим помощником.
   Раздувание-опадание человека, ничуть внешне обликом не походившего уже на Орестая, стало настолько чудовищным, что было заметно даже стоящим в самых дальних рядах, а рев был столь непереносим, что хотелось поскорее его прекратить. И каждый рыцарь жаждал объяснений — все видели, что не стражники, а именно жрецы, которые только и могут из орнеев владеть магией, готовятся ступить на мосток, который уже приготовились перекинуть на арену смерти. Для графа Роберта Астурского.
   — Да убей же его, Роб! — раздался голос Найжела, перекрывающий рев перерождающегося в свой прежний облик Чевара.
   И тут как прорвало плотину, тишины точно не бывало, кричал каждый. И даже принцесса Гермонда прошептала своими нежными губками: «Убей его!».
   Граф еще раз посмотрел на чародея. Вмешательство не требовалось — Чевар умирал.
   Могучая сила камня-дионисия, обычно дремлющая, убивала его. Руки — не молодые руки Орестая, а уже стареющего Чевара, разодрали грудь в сплошное кровавое месиво, словно хотели вырвать огонь из груди, пусть даже вместе с сердцем. В постоянно меняющемся, искаженном болью лице, Роберт признал когда-то знакомые черты бывшего друга, но как он изменился — морщинистая кожа, гнилые зубы.
   Видно, Чевару за эти годы тоже пришлось пройти огонь и воду.
   Но сейчас для чародея все кончено. И не добиться от него ни слова: ни где расположен остров Царя Мира, ни как он там оказался.
   — Убей его, уничтожь! — неслось отовсюду.
   Роберт запросто мог бы свернуть шею ничего не соображающему чудовищу, но… Нет, заговорить Чевару больше не суждено — почерневший язык вываливается изо рта, набухшие помутневшие глаза вот-вот выскочат из глаз.
   — Убей его!
   Что ж, на шажок, на самый маленький, он приблизился к своей цели. Он знает точно, что на правильном пути, раз его пытались остановить. Но граф Роберт не был бы сам собой если бы не умел извлекать всю возможную выгоду из ситуацию. Он взглянул на сына, чтобы победно улыбнуться ему, и, увидев, на нем трехцветную ленту посла, вспомнил о другой своей миссии.
   — Убей его! Убей! — других слов, если они и произносились, было не разобрать.
   К держащим помост стражникам подошли жрецы, но путь им преградил распоряжающийся здесь всем начальник дворцовой стражи:
   — Туда можно войти, только когда один из них будет мертв!
   — Вы же видите, что он маг и…
   — Здесь свои законы, — холодно произнес начальник стражи. — Я не могу вас пустить, пока тело подает хоть какие-то признаки жизни.
   Он был прав. Рыцарство подчинялось жрецам-священникам. В храме. Здесь, как он уже сказал, другие законы.
   А толпа не унималась, ей уже надоел этот дикий рев и странная агония:
   — Убей его, убей!
   Внезапно дикий рык захлебнулся и прекратился — разбухший язык заткнул горло лучше любого кляпа.
   Граф Роберт высоко поднял руки, призывая ко вниманию.
   И все покорно замолчали.
   — Ваше величество! — граф обращался к старейшине старейшин орнеев, а через него ко всем присутствующим. — Вы все видели сами! Я победил и сейчас убью его своими руками. Но! Я хочу, чтобы все слышали! По дороге в столицу на наш поезд напали грязевые магические куклы, принявшие облик благородного рыцаря Найжела, главы клана вепря, и его спутников. Вы все слышали уже об этом, наверное. Не для кого ни секрет, что я привез важные предложения от короля Арситании, которые выслушает и примет решение совет старейшин. И кто-то очень хочет помешать этому.
   Вы все видите — под видом одного из ваших благородных рыцарей меня вынудил принять бой маг, никакого отношения к вам, славные орнеи, не имеющий. Кто-то хочет не меня убить, а помешать дружбе наших стран! Я все сказал! А теперь я убью его, чтобы ничто не помешало дружбе арситанцев и орнеев. И пусть все знают, что на этом пути будут сметены все преграды!
   Неожиданно для всех, в том числе и для самого графа Роберта, Чевар встал с колен и, с трудом передвигая отяжелевшими разбухшими ногами, слепо двинулся на врага.
   — Берегитесь, граф! — предупреждающе взвизгнула принцесса Гермонда. И сама подивилась собственному порыву.
   — Убейте его, граф, убейте! Никто не должен помешать вам.
   Главный из присутвующих жрецов хотел было вмешаться и магией остановить ополоумевшего монстра, уже мало чем напоминающего человека, но начальник стражи вновь остановил его: здесь арена воинов, и раз уж маг пробрался, чего быть не должно, то все равно решать проблему именно ему, командиру дворцовой стражи. Он отдал распоряжение и дюжина арбалетчиков вставили стрелы в пазы.
   Граф отступил на несколько шагов, решая в какую точку нанести удар, чтобы свалить монстра наверняка.
   Арена была совсем небольшой, отступать не имело смысла, нужно было действовать — убить красиво и эффектно, сейчас он уже был не просто бойцом, он сейчас дипломат и должен привлечь на свою сторону всех, кого возможно.
   Но Чевар вздулся так, что ростом уже вдвое превосходил Роберта, его невпопад размахивающие кулаки напоминали кувалды. Казалось, ничто его остановить уже не сможет — дикая злая яростная сила чародейства влекла его вперед.
   Граф и не стал останавливать. Он просто отошел в сторону.
   И чудовище, бывшее некогда Чеваром, прошло мимо графа, не заметив его. С полдюжины роковых шагов оно проделало очень быстро (хотя для графа эти мгновения длились бесконечно — он ждал, что враг заметит, куда идет, остановится и развернется).
   Его вздох облегчения потонул в криках толпы — радости, торжества, зычного хыкания.
   — Арситания и Орнеи! — догадался крикнуть Лайон и этот клич был мгновенно подхвачен другими.
   Вспышка яркого огня, разметавшая свалившегося на острые штыри монстра, оповестила графа о том, что это приключение кончилось. Да, всего лишь приключение, одно из многих на его пути. Всегда и во всем ему сопутствовала удача. На долго ли еще ее хватит? Раньше он не задумывался над этим вопросом. Но сегодня… Он впервые получил увечье. Два пальца — казалось бы пустяк, меч в руке удержит, а понадобиться, так и левой рукой владеет не хуже правой, но… За всю жизнь у него никогда не было серьезной раны, так, одни царапины… Не предупреждение ли судьбы, случившееся сегодня?
   На арену был брошен мосток. Найжел первым встретил друга и крепко обнял.
   — В какой-то момент я действительно думал, что потеряю тебя, — признался он.
   — Меня спас твой перстень. Но я виноват перед тобой.
   — В чем же?
   Граф принял из рук Блекгарта плащ, улыбнулся ему и вновь повернулся к старому другу.
   Вокруг раздавались приветствия славному герою, победившему злого колдуна. У места, где упал монстр, толпились зеваки и прочие торопили их, чтобы самим взглянуть на останки чародея — не каждый день удается увидеть поверженного злого мага. Если вообще удается.
   — Потом поговорим, Най, — сказал Роберт и повернулся к подошедшему начальнику стражи: — Я сейчас по вашему ритуалу должен что-либо?
   — Нет, граф Роберт. Я от души поздравляю вас. Мы-то все думали, что это рыцарь Орестай. Но где же он сам?
   — Думаю, что его вы тоже уже не увидите, — ответил граф. — Я мало знаю о магии, но столь долгое и полное перевоплощение означает лишь, что колдун выпил душу и перенял облик, убив жертву. Но я здесь ни при чем.
   — Вас никто и не обвиняет. Вам уже приготовлен бассейн с горячей водой, там ждет знахарь обработать ваши раны. Надеюсь, мы увидим вас еще на пиру.
   — Да, — вмешался Найжел, — ведь пир продолжается. И, хочу заметить, Роберт, не ожидал, что ты и здесь все повернешь себе на пользу. Но твоя речь произвела впечатление. Было бы неплохо закрепить успех и выпить по кубку для закрепления успеха кое с кем из…
   — Да, я так и поступлю, Най.
   В сопровождении Блекгарта и Найжела, а также подоспевших слуг и неизменного Теня, он отправился приводить себя в порядок и смывать сало, которым было намазано тело Чевара, грязь арены и собственную кровь. Марваза так до сих пор нигде и не нашли.
   Гости не спеша, обсуждая увиденное, вернулись в пиршественный зал (кое-кто, правда, покинул трибуны раньше, едва ясно стало, что чародей погиб, дабы побыстрее успокоить возбуждение кубком доброго пива).
   Праздник продолжился своим чередом.
   Принцессу Гермонду заботливый муж подвел к ее креслу, где все цветы и посуда уже были сменены, усадил, улыбнулся, взял кубок вина и пошел к собравшимся кружком знатным рыцарям, обсуждавшим из ряда вон выходящее событие. Даже обидно стало, что на ее свадьбе центральное место в разговорах занял граф Роберт. Впрочем, он действительно — герой. А она-то думала, что все россказни про него — глупые басни… И вдруг неожиданно для себя она поняла, что влюбилась. Не в мужа, единственного перед небесами, а в этого странного, старого, внешне неуклюжего графа. Ей стало страшно. Она хотела всем казаться взбалмошенной, капризной и распутной. Но… Но на деле она боялась мужчин, боялась всего. Она почувствовала, что сейчас заплачет. И вспомнила мудрые слова своей бабки:
   «Женщина не должна хотеть, за нее хотят мужчины. А она должна радоваться если их желания не несут ей зла. Иначе лучше сразу броситься с высокой скалы, чем мучиться всю жизнь, ибо следуя за своими желаниями женщина мостит дорогу к позорной и мучительной смерти». Как правило, после таких слов бабушка рассказывала историю (а было в ее памяти подобных повестей невероятное множество), подтверждающую ее рассуждения. Да, вот и сейчас принцессе надо желать, когда вернется ее муж и улыбнется ей…
   Появление графа Роберта, с еще блестящими от воды волосами, и в свежих парадных одеждах, в сопровождении сына и Найжела, вызвало всеобщее оживление.
   Трайгал встал с кубком в руках и все замолчали. Мало кто слышал, чтобы глава клана бобра говорил, он был живой легендой орнеев.
   — Если все арситанцы такие, как вы, граф Роберт, то лучшего союзника нам не найти.
   Это была победа — неожиданная. И не очень главная. Не ради нее граф приехал на Орнеи. Но все равно, он должен был ее добиться так или иначе; знал, что будет трудно, но это его не пугало. Тем не менее, он порадовался, что хоть одной проблемой стало меньше.
   Но Марваза так нигде и не нашли.
   Взгляд Роберта остановился на принцессе Гермонде и что-то ему подсказало, что его неприятности от магии Чевара еще не кончились. Что колдун мог влить в нее за время того долгого поцелуя? Всю ли магию выпил Найжел? И много, ох как много говорят сейчас о нем, Роберте, когда главным действующим лицом должна быть невеста.
   Он встал и поднял кубок. Дождался тишины и когда все приготовились слушать героя, он произнес долгую и страстную тираду о красоте Арситании и лучшей ее дочери Гермонде, которая теперь принадлежит Орнеям. Граф не пожалел красок, чтобы польстить принцессе. Цели он добился — все вновь заговорили о нем. Но перехватив ее святящийся не только благодарностью взгляд, тяжело вздохнул.
   Он очень хотел есть — страстно, ненасытно, почему и пришел сейчас сюда, чтобы отъестся до отвала. Так всегда происходило после того, как его жизнь находилась над бездонной пропастью.
   А ведь сегодня он мог реально погибнуть. Быть пронзенным проржавелыми штырями в канаве… Эта смерть не для графа Астурского. Наверное поэтому он жив и сейчас с удовольствуем обкусывает чуть более пережаренную чем следовало бы телячью лопатку, поданную с тушеными грибами, а потом наброситься во-он на тот заячий паштет с такой аппетитный корочкой, украшенной дольками кислого лимона, не произрастающего в здешних краях.
   На громкое объявление герольда о появлении нового гостя граф сначала не отреагировал, поглощенный утолением голода. Но почувствовав движение в зале поднял голову.
   — Я не расслышал — кто это? — переспросил он у Найжела, который уселся на место Блекгарта, позволив тем самым юноше незаметно удалиться в сад вместе с возлюбленной.
   — Кайдр, глава клана грача, — сухо пояснил Найжел. — Дядя Орестая.
   Старый орней в парадных одеяниях подошел к столу старейшины и приветствовал его.
   Затем поздравил молодых и слуги на специальный столик водрузили подарки новобрачным от клана грача.
   Сын старейшины перевел удивленный взгляд на отца.
   — Прошу прощения, что я не успел на сам священный обряд, — повернулся Кайдр к старейшине старейшин. — Глубокое несчастье задержало меня. Мой наследник Орестай погиб на охоте от зубов пещерного медведя семь дней назад. Я обязан был похоронить его, как полагается воину, умершему от ран.
   В зале повисла гнетущая тишина. Каждый думал по-своему, но все — об одном и том же.
   Как объяснить старому воину, что произошло совсем недавно? Кто возьмет на себя смелость рассказать ему? Он и так шатается от горя, лицо посерело, щеки ввалились.
   Впрочем, Роберт видел его в первый раз — может, старый Кайдр всегда так выглядит.
   Старейшина всех орнеев встал и громко сказал, обращаясь ко всем присутствующим:
   — Да простят меня гости, я сам хочу приветствовать вождя клана грача. Он устал с дороги и ему тяжело находится среди такого большого скопления людей. Пусть ему принесут обед в мои покои.
   Он подошел к старому орнею и взял его под руку. Когда они покинули зал, раздался вздох облегчения — всем было тягостно смотреть на старика, потерявшего любимого племянника и сейчас узнающего каким оскорблениям подвергся его род. Хотя, причем тут клан грача? Во всем виноват злой колдун, убитый графом Робертом. Наверняка, в смерти подлинного Орестая повинен тот же чародей. Да будет проклята вся и всяческая магия, не рыцарское это дело! Да здравствует граф Роберт Астурский, отомстивший за Орестая и наглядно показавший всем превосходство рыцаря над магом.
   Если бы все было так просто…
   Граф взял под руку Найжела, левой рукой прихватив со стола полный кубок вина, и вывел в сад.
   — Ты что-то хочешь мне сказать?
   — Да, я виноват перед тобой, Най.
   — Ты уже второй раз это говоришь, Роберт. Но в чем ты виноват?
   — Чевар откусил мне палец на котором был твой перстень.
   — Ну и?
   — Он проглотил его, Най. Это и погубило Чева. Неизвестно, чем бы иначе закончился поединок.
   — И… — Найжел тяжело переживал утрату. — Знаешь, Роб, если бы мне предложили выбрать твою жизнь или этот перстень, как бы он мне ни был дорог, то я…
   — Спасибо, — граф трехпалой рукой со свежей повязкой привлек к себе старого друга и обнял его. — Спасибо.
   — Болит? — спросил Найжел, кивнул на перевязанную кисть.
   — Ерунда, забудь об этом. Я вот думаю, как бы пройти к арене и поискать перстень. Ведь Чевар лопнул, но камню-то что сделается?
   — Действительно! — глаза Найжела загорелись. — Пошли скорее!
   У места недавнего поединка находилось лишь несколько солдат, под надзором заместителя командира дворцовой стражи, и слуги.
   — Вы достаете тело? — спросил Найжел как человек, имеющий право задавать вопросы.
   — Да от тела-то ничего и не осталось почти, — с охотой отозвался воин. — Голова, уродливая как невесть что, да куски мяса.
   — А куда потом девают тела погибших? — словно ради пустого любопытства спросил Роберт.
   — Отдаем родственникам, — ответил стражник. — Если их нет — пусть жрецы закапывают на городском кладбище для иноземцев. Только это куда ж хоронить? Да и желающих пока нет… Так что соберем в урну и отдадим жрецам.
   — Короче, — напрямик сказал Найжел. — Этот… в общем, он откусил моему другу палец.
   — Да. Я видел. Совершенно не по-мужски, как… как… Одним словом — колдун, что с него возьмешь!
   — Он проглотил перстень. Он дорог как память. Мы бы хотели…