Лекух Дмитрий. Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник)

   Честно говоря – и не хотелось.
   Пара-тройка вполне себе долбанутых бывших физтеховцев.
   Все, кстати, как на подбор, бывшие кандидаты и доктора наук, по нынешним паскудным временам срочно перековавшиеся в продавцов компьютерной техники и прочего программного контрафакта.
   Словом – всякой твари по паре.
   Только геев не было.
   Не приживались.
   Не наш стиль.
   Зато девиц всегда вокруг нас крутилось – хоть отбавляй.
   В основном, конечно, – студентки, модельки, актрисульки из столичных театров и прочие искательницы всевозможных приключений на свои хорошенькие задницы.
   Надоедливые и нудные – изгонялись.
   На их место тут же стройными рядами вписывались новые претендентки.
   Благо, красивых девчонок в Москве, слава Богу, куда больше, чем в каком-нибудь хваленом Париже.
   Бывал я в этом Париже, и не раз, знаете ли.
   Помойка и есть помойка.
   Грязь.
   Окурки горками на тротуарах, между кучками аппетитно пахнущего собачьего говна.
   Парижане, понимаете ли, – очень любят собак.
   Бумажные кульки.
   Грязная, вонючая Сена.
   Сплошной генетический мусор на улицах.
   Будто ты не на родине Рембо, Бодлера и Луи Арагона, а в каком-нибудь сраном Тунисе.
   Парижанки?
   Да, ухоженные.
   Да, с хорошо прорисованными мордочками.
   Но до наших им – как до небес.
   Или, точнее, – до Пекина, если путешествовать до этого города строго в указанной в поговорке позиции.
   А по-другому – никак…
   Кстати, справедливости ради, кое-кто из девиц в нашей компании – приживался. А одна, самая язва, даже умудрилась стать почти непререкаемым авторитетом.
   Ее, по-моему, даже наши крутые футбольные хулиганы слегка побаивались.
   Только это – уже совсем другая история…
 
   Но и на этом фоне Боря умудрялся выделяться и постоянно оказываться в центре внимания.
   Легко и свободно рассуждал обо всем на свете.
   Смешно шутил.
   Не задумываясь, сорил деньгами.
   Не обидно и как-то не пошло хлопал ладонью по затянутым в кожу и джинсу хорошеньким девичьим попкам.
   Не отказывался и от запускаемого порой косячка.
   А однажды даже умудрился вогнать в глубокий ступор ребят из известной рок-группы: отобрав у одного из них гитару, выдал на ней такое, что бедный парень неожиданно для себя понял, что данным инструментом владеет на уровне пытающегося говорить по-английски среднемосковского пэтэушника…
   А еще Боря, единственный в нашем кругу, неизменно появлялся на всех вечеринках в хорошем костюме и галстуке.
   И не потому, что этого требовал его социальный статус, – плевать он на него хотел. Просто ему так больше нравилось.
   И плевать он хотел на то, что у нас это «не принято»…
   В общем – жил человек в свое удовольствие, всем нравился, а если кому и не нравился, то самого Борю это – ну, нисколечко не волновало.
   А потом от него ушла жена.
   Никчемная, в принципе, барышня.
   И Боря неожиданно – поплыл.
   Даже нет, не так, не «поплыл».
   Просто начал осыпаться.
   Кусками.
   Блоками.
   Как осыпается слепленный ребятишками из мокрого песка и гальки красивый домик на каком-нибудь крымском пляже.
   Солнце палит, песок высыхает, домик осыпается.
   Рушится.
   Не сразу, но очень быстро…
   …Сначала Боря запил.
   Нет, не вглухую, не люто, как запивают время от времени мужики в русских деревнях.
   И не истерично, с визгом, с ненавистью к миру, с неизбывной любовью и жалостью к себе, драгоценному, как любит уходить в запои не очень-то, врать не буду, мною любимая столичная интеллигенция.
   Нет.
   Просто его ежедневная норма алкоголя неожиданно резко выросла.
   До вполне себе умопомрачительных размеров.
   Я бы, наверное, умер.
   Но это – только сначала.
   Потом на его всегда элегантных костюмах и галстуках стали появляться подозрительные сальные пятна, а в его обществе – подозрительно сальные девицы.
   Потом он как-то неожиданно обрюзг.
   А потом у него начались проблемы на работе…
 
   Удивительно, но наша, в общем-то, отнюдь не сентиментальная компания не раз пыталась ему помочь.
   Пытались найти мужику пару – одна из наших девчонок даже прожила у него пару недель.
   Правда, без толку.
   А я созвонился с его бывшей женой Катей.
   Встретились.
   – Почему? – спрашиваю я.
   – Потому, – отвечает она.
   И, подумав, добавила:
   – Не твое дело.
   А ведь и действительно, не мое, думаю.
   Допила кофе – и ушла.
   И зачем, спрашивается, приходила?
   На меня, что ли, посмотреть?!
   …Через некоторое время его устали «спасать» и просто прекратили звать в нашу компанию.
   Потому как – бесполезно.
   А вам самим интересно было бы видеть перед собой еще совсем недавно блестящего мужика, который не может связать двух слов еле ворочающимся языком?!
   А если и связывает, то несет такую чушь, что становится тошно жить, и уши, просто как в самолете, закладывает?!
   Я, правда, как-то умудрился поймать момент, когда он был почти что в сознании, и попытался вытащить его на «серьезный разговор».
   Так.
   Напоследок.
   Можно сказать – просто для очистки совести.
 
   Мы сидели в одном из моих любимых ресторанчиков на Лубянке, в «Хардкоре», и пили хорошее красное вино – мне удалось убедить его отодвинуть в сторону тут же заказанную бутылку виски.
   – Борь, – спрашиваю, – ты хоть понимаешь, что разваливаешься?
   – Понимаю, – кивает.
   – Ну, так зачем тогда?!
   Он как-то странно усмехнулся и неожиданно посмотрел на меня совершенно трезвыми и безжалостными глазами.
   – Просто я ее люблю. Тебе этого не понять…
   После чего его зрачки обрушились внутрь себя, и он начал безостановочно глушить виски стаканами.
   А я – ушел.
   Это было слишком тяжело и неправильно.
   Да и не нужен я был ему тогда, по большому-то счету…
   …Потом он потерял бизнес.
   Партнерам стало невмоготу удерживать от распада впадающего время от времени в ступор генерального директора.