Миллс. Не трогай пузырек! Я сам возьму таблетку. (Слышно, что и он встал.)
   Блопп. На, я уже взял. В чем дело? Чего ты на меня так уставился?
   Миллс. Положи свою таблетку в рот, тогда и я положу.
   Блопп. Ради Бога. (Начинает говорить несколько неотчетливо, так, будто на языке у него таблетка.) Ты почему не глотаешь?
   Миллс. Сперва надо разгрызть.
   Блопп. Но ты ведь и не грызешь…
   Миллс. Давай проглотим вместе на раз-два-три. Ладно?
   Блопп. Странная мысль. Но если для тебя это так важно, пожалуйста! Раз, два, три!
   Миллс. Ты и не думал глотать!
   Блопп. Потому что ты тоже не проглотил…
   Миллс. Я тебе не верю.
   Блопп. Трудно ожидать, чтобы я поверил тебе.
   Миллс. Почему?
   Блопп. Да потому, что ты строишь из себя святого. Демонстративно лег, подчеркнув, что ведешь себя согласно инструкции, а я нет, а потом сделал донос на меня!
   Миллс. Какой донос? Что ты плетешь?
   Блопп. Донос в центр полетов в Хьюстон. Я, мой милый, не глухой и не слепой. Я даже не дотронулся до крышки магнитофона, а ты сказал, будто я пытаюсь залезть внутрь. Мало того! Когда я ответил, что я и не прикасался к магнитофону, ты начал чем-то скрести у меня за спиной. Этот звук был записан. Ты сделал это умышленно! Ты хотел, чтобы меня заподозрили в том, будто я пытался открыть магнитофон…
   Миллс. Но ты же пытался!
   Блопп. Экспертиза установит и это. Звук, доносящийся издали, регистрируется иначе, чем раздавшийся рядом. Я стоял у компьютера, а ты лежал и царапал ногтями по дереву…
   Миллс. Слушай, тебе что-то привиделось. Возможно, и был какой-то случайный шорох, но я ничего не заметил. Пожалуйста, не говори со мной так. Мы знаем друг друга не первый день. Ты человек импульсивный, но, чем бы ни закончилась эта история, я взываю к лучшей стороне твоей натуры. Подумай спокойно. Было бы отвратительно, если бы здесь случилось что-нибудь…
   Блопп. Куда ты клонишь? Натура любого из нас имеет свои лучшую и худшую стороны. Ты тоже небось не святой.
   Миллс. Но я этого и не утверждаю. Я только хочу предложить, чтобы мы вели себя так, как того требует инструкция. Достойно и рационально.
   Блопп. Так ты переменил свое мнение?
   Миллс. Не понимаю.
   Блопп. Хочешь бросить жребий?
   Миллс. Нет. И, ради Бога, не надо об этом.
   Блопп. Не горячись. Я спросил, потому что ты сам сказал: мы должны вести себя рационально…
   Миллс. И достойно! Тебе не удастся утаить ни одного слова! У нас есть свидетель, вот здесь! (Стучит по стеклянной крышке магнитофона.)
   Блопп. Зря ты так кипятишься. Из-за одного-то слова?.. Извини, если я неверно понял тебя. Теперь я предлагаю: давай ляжем. Если ты мне не доверяешь, ложись с этой стороны, тогда ты сможешь меня видеть… хотя тебе нечего бояться! Что с тобой? Ты то бледнеешь, то краснеешь… хочешь воды? Руки у тебя дрожат – смотри, стакан выронишь!
 
   Звук падающего и разбивающегося стакана.
 
   Миллс. Неправда! Это ты разбил стакан!
   Блопп. Каким образом? Стоя в трех шагах от тебя, когда ты его держал?
   Миллс. Ты разбил! Ты нарочно взял его и бросил на пол, потому что звук записывается, а изображение – нет! Ты хотел меня обвинить – не выйдет!
   Блопп. Обвинить? В чем, ради всего святого? В том, что ты выронил стакан? Тоже мне преступление! А… понятно! Ты подстраиваешь мне уже вторую ловушку. «Высокая комиссия! Сначала Блопп пытался добраться до магнитофона, но это ему не удалось. Тогда он разбил стакан и сказал, что это Миллс его выронил, потому что у того руки тряслись». Ох, уж этот коварный Блопп! Если с Блоппом что-нибудь случится, то лишь потому, что доктор Миллс действовал в состоянии необходимой самозащиты… Если ты будешь продолжать в том же духе, взывая к лучшей стороне моей натуры и одновременно делая свинство за свинством, я забаррикадируюсь в своей кабине. Ясно?
   Миллс. Куда уж яснее. Ты хочешь выставить меня параноиком, психом – но это тебе не удастся!
   Блопп. Зачем мне делать из тебя психа? Что я на этом выиграю?
   Миллс. Ты прекрасно знаешь и сам.
   Блопп. Нет. Вот именно, что не знаю. Допустим даже, что ты ведешь себя как невменяемый…
   Миллс. Я веду себя совершенно нормально. То есть – честно.
   Блопп. Хорошо. Ты ведешь себя совершенно нормально. Если хочешь, я могу повторить это хоть десять раз. Доктор Миллс ведет себя совершенно нормально, нормально, нормально, нормально, нормально, нормально. Довольно тебе? Я сказал только: допустим, ты ведешь себя, как невменяемый, и это зарегистрировано? Что я на этом выиграю?
   Миллс. Ты непременно хочешь услышать?
   Блопп. Ну да. Я прошу тебя.
   Миллс. Ладно. Что у тебя там в кармане?
   Блопп. В котором? В этом – носовой платок, ключи от машины и датчик. В другом – жетон для игрального автомата и блокнот. Это все, ты и сам видишь.
   Миллс. У тебя там что-то еще. Что-то тяжелое – карман оттопыривается. Складной нож, не так ли?
   Блопп. Это у тебя складной нож, а не у меня. Ты сам показал мне его на базе. Что, мол, тебе его дал твой сынишка накануне старта. На нем твои инициалы. Ты носил его в кармане, а теперь пытаешься изобразить дело так, будто он у меня?
   Миллс. Потому что он у тебя. Ты взял его, чтобы открыть кока-колу. Им можно открывать бутылки. Он лежал на столике у микроскопа, и ты взял его.
   Блопп. Я взял твой нож?
   Миллс. Да. Я сам видел. Человек, привыкший пользоваться микроскопом, может и не закрывать второй глаз. Я разглядывал препарат, а другим глазом видел, как ты брал нож.
   Блопп. Когда?
   Миллс. Сегодня днем. Незадолго до обеда. Не делай вид, будто не помнишь.
   Блопп. Интересно, на что мне был твой нож, если в холодильнике, на верхней полке, лежит универсальный консервный ключ.
   Миллс. Неправда, его там нет, и я не позволю тебе подбросить его туда!
   Блопп. Слишком грубыми нитками шито, дорогой мой. Если я могу подбросить консервный ключ в холодильник, значит, я знаю, где он лежит. А если так, на кой черт мне сдался твой нож?
   Миллс. Но он у тебя. Я вижу, как оттопыривается твой карман…
   Блопп. А я вижу, как ты садишься в танк. Одно из двух: либо ты галлюцинируешь, либо лжешь, потому что у меня нет никакого ножа. Если бы я захотел его взять, то спросил бы тебя, и это было бы зарегистрировано. А ведь днем я не мог еще знать, что вечером мы останемся без кислорода. Я не ясновидящий. Чтобы взять твой нож, я не стал бы подкрадываться, когда ты смотрел в, микроскоп. Видишь, чего стоят твои рассуждения? Приложи к затылку холодный компресс.
   Миллс. Какое коварство! И я считал его порядочным человеком! Но меня предостерегали! Давно, еще на базе. Ты быстро сделал карьеру. Ты шел по трупам.
   Блопп. Это называется отвлекающий маневр. Оставим мою карьеру в покое. Ты пользуешься все той же схемой инсинуации. Сперва магнитофон, после стакан, а теперь еще нож. Не знаю – возможно, у тебя мания преследования, но, так или иначе, ты стал опасен. Тебя, собственно говоря, следовало бы связать.
   Миллс. Не подходи ко мне. Слышишь!
   Блопп. Я к тебе не подойду, даже если бы ты сам меня упрашивал. Дураков нет. Это был бы гамбит.
   Миллс. Какой гамбит? Ты сам несешь чепуху.
   Блопп. Ты в любую минуту можешь все переиначить, как ты до сих пор и делал. Сначала ты придрался к тому, что я глядел на магнитофон. Потом, когда стакан выпал у тебя из рук, ты и это использовал против меня, закричав, что его разбил я. Потом был нож, твой нож с твоими инициалами. Ну да, конечно, ты хотел бы, чтобы я подошел к тебе, все равно под каким предлогом. Это была бы ловушка. Сказать, что ты задумал? Ты крикнул бы, что я на тебя бросился, и достал бы нож, чтобы меня зарезать. Лента в Хьюстоне повторила бы твой крик, и ты сказал бы, что тебе удалось вырвать у меня нож. Что ты, мол, действовал в пределах необходимой самозащиты! Вот для чего ты опутывал меня подозрениями. Стройная цепь доказательств! Но я разорвал ее. Ты ничего мне не сделаешь!
   Миллс. Что за гнусная ложь! Ведь это ты сказал минуту назад, что хочешь меня связать!
   Блопп. Я не сказал, что хочу. Я только сказал, что тебя следовало бы связать, потому что ты опасен для окружающих. Ты моментально это использовал, закричав, чтобы я к тебе не приближался. А я даже с места не двинулся.
   Миллс. Блопп раскрыл нож!
   Блопп. Это ты его раскрыл. Достал из кармана и раскрыл. Ты недооцениваешь современную технику звукозаписи. Экспертиза установит, с какой стороны раздался щелчок раскрываемого ножа – с моей или с твоей!
 
   По голосам можно понять, что оба в движении – по-видимому, внимательно следят друг за другом, кружат по станции, как боксеры на ринге.
 
   Миллс. Не приближайся ко мне! Стой на месте!
   Блопп. Я не могу стоять, когда ты идешь на меня с ножом. Мне приходится отступать!
   Миллс. Ложь! Это мне приходится отступать!
   Блопп. Миллс не дурак. Он понял, что разоблачил себя, раскрыв нож, потому что щелчок раздался с его стороны. Поэтому он пошел на меня, а мне приходится отступать. Таким образом Миллс пытается затруднить определение нашего начального положения. Мы сделали полный круг.
   Миллс. Врешь! Полкруга!
   Блопп. Все та же тактика. У Миллса есть нож, а я безоружен. Поэтому я беру со стола геологический молоток. (Легкий стук.) Ну, что ты теперь выдумаешь?
   Миллс. Никакого молотка на столе не было!
   Блопп. Ну вот. Не было. А что я взял со стола?
   Миллс. Ничего! Ты стукнул по столу костяшками пальцев! Опять ты затеял какую-то подлость!
   Блопп. У тебя нож, у меня молоток. Твой перевес уменьшился. Поэтому я предлагаю – ох! (Металлический грохот.) Миллс бросил в меня кислородный баллон!
   Миллс. Неправда! Баллон лежал на полу, и ты пихнул его ногой!
   Блопп. Миллс, оставь второй баллон в покое!
   Миллс. Я поднял его – должен же я чем-то защищаться!
   Блопп. Значит, придется и мне.
 
   Что-то негромко лязгает. Шаги, тяжелое дыхание, вскрик, грохот переворачивающегося столика.
 
   Миллс и Блопп (одновременно). Миллс напал на меня! Блопп на меня напал!
 
   Тишина.
 
   Блопп. Я последний раз предлагаю внести крупицу здравого смысла в это безумие. Если мы будем и дальше вести себя так же, то оба погибнем. Мы одинаково боимся друг друга. Правда, я моложе и сильнее, но ты, ослабев, можешь запереться в своей кабине и забаррикадировать дверь. Разумеется, я сделал бы то же самое, если бы ослабел первым. Попробуй мыслить логично. Если ты запрешься в кабине, тебе нечего будет бояться с моей стороны, ты просто-напросто задохнешься, когда кончится кислород, и я тоже. Мы задохнемся оба, а перед смертью еще замучаем друг друга до сумасшествия. Думаю, это тебя не очень устраивает.
   Миллс. Чего же ты хочешь?
   Блопп. Да все того же.
   Миллс. Жеребьевки?
   Блопп. Да.
   Миллс. Я не верю, что это честное предложение. Это твой новый трюк!
   Блопп. Думаю, единственное предложение, которое ты признал бы честным, это чтобы я повесился у тебя на глазах, не так ли? Дудки. Я предлагаю: решим жеребьевкой!
   Миллс. Ну, что же… объясни, как ты это себе представляешь…
   Блопп. Мы бросим жребий. Проигравший пойдет в свою кабину и примет яд. В контейнере с химическими реактивами есть цианистый калий. Перед тем проигравший закроется изнутри, чтобы отвести подозрение от того, кто остался в живых. Что ты на это скажешь?
   Миллс. Хорошо. Ты своего добился. Жребий так жребий.
   Блопп. У меня в кармане монета в один доллар. Мне орел, тебе решка. Орел проигрывает, решка выигрывает. Когда монета упадет, мы оба скажем, что выпало – орел или решка. Согласен?
   Миллс. Согласен.
   Блопп. Внимание, бросаю! (Звон монеты.) Решка! Решка!
   Миллс. Орел! Орел!
   Блопп. Решка! Врешь, решка!
   Миллс. Это ты врешь! Орел!
 
   Пауза.
 
   Блопп. Тупик. Собственно, я должен был этого ожидать. Но еще не все потеряно. Мы можем довериться кому-нибудь третьему.
   Миллс. Да ведь тут никого нет.
   Блопп. А компьютер? Мы включим его, чтобы он сделал сообщение. Если в десятом слове, которое он скажет, будет четное число слогов – ты выиграл, если нечетное – я. Согласен?
   Миллс. Согласен. То, что скажет компьютер, от нас не зависит, угадать здесь ничего нельзя. Но надо его включить так, чтобы он говорил медленно, а мы вместе будем считать слова до десятого.
   Блопп. Не стоит откладывать. И без того уже столько кислорода пошло впустую! Приготовься считать. Внимание! Включаю компьютер! Начали.
   Лунак. Процедура «КП» – «Критическая ситуация», пункт второй спасательной инструкции, предусматривает в условиях чрезвычайной угрозы режим крайне экономного расходования кислорода.
 
   Компьютер говорит несколько медленнее, чем обычно. Миллс и Блопп считают вполголоса произносимые им слова – «раз, два, три» и т. д. Десятым оказывается слово «в», и по этому поводу – односложное оно или нет – начинается спор.
 
   Блопп. Десять! Нечетное! «В» было десятым словом!
   Миллс. «В» не считается! Это вообще не слово и не слог! Десятым словом было «условиях» – четыре слога, четное! Я выиграл!
   Блопп. О-о! Уж это мошенничество у тебя не пройдет! Условия были согласованы заранее и зарегистрированы на ленте! Ни о каких исключениях не было речи! «В» – это слово! Я выиграл!
   Миллс. Неправда, я!
   Блопп. Отправляйся за цианистым калием! Быстро!
   Миллс. Сам отправляйся! Не толкай меня! Я никуда не пойду! Руки прочь! Как ты смеешь!
 
   Грохот и крики. Они начинают бороться. Катаются по полу. Слышны звуки ударов, переворачивающейся мебели, оханье, хрипы: «Миллс, пусти!!!», «Блопп… не души… а! нож! брось это! Миллс! Ох! Нет! Нет!!! Блопп меня душит… не убивай меня…» Шум борьбы сперва нарастает, как бы перемещаясь по всей станции, – это могут быть удары тел о стены, о контейнеры. Люди борются без передышки, слабеют и, наконец, как бы замирают, а затем тишина; и все это время Лунак размеренно читает инструкцию.
 
   Лунак. По наполнении запасного резервуара кислородом до максимума, то есть до уровня, соответствующего давлению 90 кгс/см2, можно приступить к третьему пункту спасательной инструкции, к операции «С» – «Спасение». Следует отыскать в настилке пола квадрат, обозначенный красной буквой «С», и поддеть его, чтобы он выскочил из настилки. Под квадратом пола «С» размещена аварийная аппаратура для электролиза воды. Электролиз разлагает воду на водород и кислород. Аварийную электролизную аппаратуру следует соединить кабелями с зажимами распределительного щита Е-4 и Е-5. Аккумуляторная батарея вырабатывает электроток, необходимый для разложения воды на кислород и водород, в течение 250 часов в количестве, достаточном для удовлетворения потребностей двух человек. Кислород, накапливающийся в кварцевом резервуаре, нужно вводить в помещение станции, а водород следует выводить наружу по специальному трубопроводу Т-б, маркированному зеленой люминесцентной краской. Чтобы обеспечить приток кислорода, достаточный для двух человек, следует перевести регулятор вентиля на букву «С» – «Спасение». Аварийную аппаратуру можно задействовать в течение восьми минут. После ее включения необходимо по-прежнему следить за экономным расходованием кислорода. С этой целью следует лечь навзничь, расслабить мышцы и думать о чем-нибудь приятном или, по крайней мере, безразличном…