За столом я потеряла счет алжирским министрам и до сих пор путаю министра культуры с министром экономики. Кормили прекрасно, со свойственным арабам размахом и щедростью, чего не оценил только сидевший на диете Жерар, который ел умеренно и почти совсем не выпивал. Подсуетившийся Поль договорился с министром телевидения, что именно я от делегации выйду в прямой эфир аналога нашей программы «Время» в 20 часов по первому алжирскому каналу. И хоть я была далеко не самым известным представителем делегации, зато я была единственной блондинкой, а это для Алжира еще большая редкость, чем какие-то там французские кинозвезды. Кстати, алжирский первый канал, как оказалось, широко транслируется во Франции, так что арабская официантка из моего любимого чайного салона в Париже после моего возвращения во Францию еще долго относилась ко мне с подобострастием. Справедливости ради следует сказать, что не успела она позабыть об этом, как я пару лет спустя уже и сама зазвездила во Франции, так что ее авансом выданная восторженность с лихвой окупилась впоследствии. Но не будем забегать вперед.

Глава третья
Режиссер Клод Лелуш

   О том, у кого семь детей, но пять жен, о том, почему болезнь мозга способствует честности у воров, о том, сколько тысяч человек участвует в массовках, о том, когда режиссеры принимают себя за Господа Бога, о том, где Клод прятался от гестапо, а также о том, почему счастья нет, а жизнь – это океан гадостей, и о том, кто сравнивает русских с самоубийцами.
 
   Великий кинорежиссер был интересен мне не только как потенциальный герой моей программы «Парижские откровения», но еще и потому, что почти все девушки мира в возрасте от семи до семидесяти семи лет мечтают стать актрисами. Видимо, мой подростковый период серьезно затянулся, так как я мечтаю об этом до сих пор.
   Ассистент великого кинорежиссера, имеющий простую до оригинальности фамилию Con (по-французски «Дурак»), долго томил меня в приемной. Ожидание затянулось настолько, что мой не успевший не только позавтракать, но и пообедать желудок решил, что поскольку он, видимо, мне никогда больше не понадобится, то имеет право свернуться в комочек и посмотреть, как я на это отреагирую. Я попыталась обмануть его, глотая слюну, но вкус слюны мне совсем не понравился, и это заставило желудок съежиться еще сильнее.
   Наконец двери в кабинет отворились, и я увидела создателя фильма «Мужчина и женщина» и других не менее замечательных произведений. Интерьер помещения состоял из коллекции антикварных кинокамер и рыжих кожаных диванов. Невольно вспомнилось, что один известный деятель российского шоу-бизнеса называет кушетки в продюсерских кабинетах диванами для прослушивания. Но оказалось, что на них еще и сидят. Что мы с Лелушем и сделали. Клод по-отечески пожурил меня за размытость моего имиджа во французских журналах того момента – гламурная обложка журнала «Гала», изображающая благочестивую мать с сыном и одновременно, по контрасту, вульгарно-сексуальная бомба на обложке мужского журнала «Антревю». Лелуш посоветовал мне определиться, какой мне быть на самом деле. В тот момент я думала, что можно совмещать. Но время показало, что мудрец был прав – совмещать хлопотно. Я уговорила великого режиссера дать интервью моей программе у него дома под тем предлогом, что недопустимо, что народ, представителем которого я являюсь, не был проинформирован обо всех деталях его частной жизни. И раскланялась. После ужина мои отношения с желудком наладились, и мы с ним решили помириться.
   Интервью происходило на одной из парижских квартир гения в присутствии оператора, осветителя и камеры со специальным прибамбасом, на профессиональном языке диковинно называемом «Стадикамом», позволяющем оператору не скучать во время съемок, а плавно без рывков елозить камерой по общающимся. Мы с Лелушем профессионально поменяли пять точек съемки, прежде чем расположились на кухне, где я великодушно предложила ему выпить его же чаю. Лелуш с его философским отношением к миру и добродушием в отношении блондинок согласился, а заодно рассказал мне о своих семи детях, пяти женах и миллионе фильмов. Но на провокации посудачить о звездах он не поддался и даже высказался несколько богохульно, в смысле – я могу решить судьбу актера, поэтому не могу себе позволить испортить ему карьеру. Зато похвалил игру одной из героинь книги, которую Вы (молодец!) держите сейчас в своих руках, – певицы Патрисии Каас, актрисы Клаудии Кардинале и любителя красивых женщин Джереми Айронса, сыгравших в его фильме «And now… ladies end gentelmen». Мне довелось его посмотреть, да и Патрисию придется скоро интервьюировать, поэтому с его обсуждения я и начала наш прикамерный и прифотоаппартный разговор.
   – Господин Лелуш, как появилась мысль снять этот фильм? – Мне захотелось познать таинство рождения шедевров, для наилучшего в них собственного проникновения.
   – Идея этого фильма родилась на основе двух реально происшедших историй. – Лелуш удобно расположился на мягком диване гостиной. – Одна из них – история главного героя, которого сыграл Джереми Айронс. Лет пять-шесть лет назад ко мне в офис пришел человек, чтобы вернуть мне деньги, которые он украл из моего кабинета несколько лет назад. И тогда я спросил его, почему он возвращает мне деньги, так как я никогда не видел вора, который возвращает украденное. Он мне объяснил, что он суеверен и что два года назад у него обнаружили болезнь мозга и он должен был быть срочно прооперирован. Хирург сказал ему, что у него только один шанс из двадцати или пятидесяти, чтобы выжить. И этот человек дал себе слово, что если он выживет, то вернет все то, что украл за свою жизнь. В тот день он пришел ко мне вернуть то, что украл у меня. Еще я знаю, что он с этой же целью зашел в «Ван Клиф энд Арпелс» и к другим ювелирам, он объехал весь мир с целью вернуть украденное. Он сказал, что можно плутовать со всеми, кроме Бога. Таким образом он выполнил условия своего договора с Всевышним.
   И я решил, что это замечательный сюжет для фильма, потому что у нас у всех есть долги, которые должны вернуть, мы все совершали в своей жизни более или менее неблаговидные поступки, и это прекрасная метафора для комедии. Это то, что касается главного героя. Теперь о героине Патрисии Каас. Несколько лет назад я снимал фильм с Жан-Полем Бельмондо в Зимбабве, и в отеле, где мы жили, в пиано-баре играла и пела пианистка. Это ужасно – девушки, играющие в пиано-барах, потому что их никто не слушает.
   – Как певцы в ресторанах, когда вокруг все жуют! – встряла я, вспомнив, как однажды Александр Розенбаум на концерте в ресторане неожиданно прервал выступление и возмутился: «Я тут жилы рву перед вами, а вы – жрете! Имейте уважение к артистам!»
   – Точно, – кивнул Лелуш. – Так вот, я увидел девушку, которая играла в баре на пианино. И никто ее не слушал. Она очень хорошо пела. Я спросил: «Что Вы делаете здесь, такая красивая, с таким прекрасным голосом?» Она рассказала мне историю своей жизни. Это была прекрасная история, и я решил когда-нибудь сделать из нее фильм. Итак, героиня похожа на ту девушку, которую я встретил в Зимбабве, а герой Джереми Айронса похож на того вора, который пришел ко мне несколько лет назад возвращать краденое.
   – Почему Вы выбрали Патрисию, которая раньше никогда не снималась в кино? – Я надеялась, что Лелуш не уловит предательских, ревнивых ноток в моем голосе.
   – Потому что она похожа на ту девушку из бара отеля. И еще Патрисия тоже начинала свою карьеру как певица пиано-бара, она даже пела на праздниках пива, что еще хуже, чем петь в пиано-барах. А также в ее лице видна та грусть, которую я искал для этого персонажа. Мне нужна была девушка грустная даже тогда, когда она улыбается. Я обожаю людей, у которых в лице есть ностальгия. Потом я провел пробы с ней. Я обожаю голос Патрисии. Героиня в фильме поет около пятнадцати песен, и мне нужна была хорошая певица. Я провел актерские пробы с Каас, и оказалось, что она еще и хорошая актриса.
   – На Ваш взгляд, она хорошо играет? – спросила я.
   – Да, но, на мой взгляд, она не играет, а значит, играет хорошо.
   – Я Вас приглашаю попить чайку у Вас дома, – пригласила я Лелуша на его собственную на кухню.
   – Я принимаю Ваше приглашение! – засмеялся он. Мы переместились на кухню и стали пить чай, продолжая разговор.
   – Журналисты много писали о том, что во время съемок Патрисия влюбилась в Джереми Айронса, – поделилась я сплетнями из желтой прессы. – Это помешало Вам работать или помогло? И участвовали ли Вы в развитии этого романа?
   – Я всегда боюсь, – поежился Клод Лелуш при упоминании о бульварной прессе, – когда актеры влюбляются на съемках, и их отношения развиваются быстрее, чем сценарий. Если между ними идиллия, то это прекрасно. Но если они начинают ссориться, то это катастрофа для фильма.
   – Так, значит, это правда, что они влюбились друг в друга?! – воскликнула я.
   – Не мне об этом судить, – с улыбкой остановил меня режиссер, – я свечку не держал. Я знаю много секретов, но я не имею права об этом рассказывать. Это их личная жизнь, а не моя. В некоторых случаях мне это помогает. На этот раз помогло. Когда я рассказываю по фильму историю любви, а актеры влюбляются на самом деле друг в друга, это великолепно, потому что им не нужно притворяться.
   Требую занимательных подробностей о съемках.
   – На съемках всегда происходит что-нибудь удивительное. Мы снимали на холмах Аллашафья в Марокко. Так звали целительницу, которой поклоняются местные жители и которая даже после смерти продолжает исцелять страждущих из своей могилы, и было очень любопытно видеть всех многочисленных участников съемочной группы – актеров, технический персонал, поднимающихся к вершине Аллашафья, чтобы загадать желание и войти в отношения с потусторонними силами этой страны. На мой взгляд, это один из самых впечатляющих моментов во время съемок.
   Как человек, имеющий некоторый опыт в организации съемочного процесса, я с ужасом представила себе, как каждый день грузовики привозили на гору и увозили тонны аппаратуры и техники.
   – Во время съемок, – понимающе разделил мой ужас Лелуш, – мы обычно долго живем в стране, где снимаем, неподалеку от места съемок. Я, например, приехал в Марокко незадолго до начала съемок для выбора натуры и прожил там около месяца со своими ассистентами и помощниками. А потом мы приехали на два месяца уже с актерами и техникой непосредственно для съемок.
   – Вы жили в пустыне или каждый день с сотнями сотрудников и аппаратурой приезжали и уезжали? – продолжала ужасаться я.
   – Мы жили в отеле недалеко от пустыни, – успокоил меня Клод, – куда каждый вечер возвращались все вместе.
   – Но ведь это безумно трудно устанавливать, а потом собирать всю технику и декорации каждый день? – никак не успокаивалась я.
   Лелуш решил меня навсегда лишить кинопродюсерских амбиций:
   – У нас были вертолеты и грузовики. Это же целая армия – съемочная группа.
   – И сколько человек в армии? – поинтересовалась я.
   – По-разному. В те дни, когда снимается массовка, число ее участников достигает иногда две-три тысячи человек.
   – Как же Вы управляете такой толпой? – Мои глаза, видимо, навсегда останутся округленными.
   – Это и есть профессия режиссера, – улыбнулся Лелуш.
   – Вы используете рации, как русская милиция?
   – Да, – улыбка Клода переросла в смех, – как русская милиция.
   – А что, – я продолжала выпытывать технические подробности, – громкоговорители, рупоры, как в старом добром кино, больше не используете?
   – Используем, – признался Лелуш, – потому что тремя тысячами человек нельзя управлять только с помощью рации.
   – В каждом Вашем фильме играет много звезд. Как они уживаются между собой и трудно ли ими управлять, в том случае если они капризничают?
   – Когда я планирую съемки фильма, очень трудно предусмотреть, как совместить одну звезду с другой, – видимо вспомнив о звездных конфликтах, Лелуш сморщился, – этого господина с этой дамой. Но наступает момент, когда на площадке устанавливается приятный микроклимат, звезды становятся разумными, все прилагают усилия и все проходит хорошо. Во время съемок как раз все проходит скорее гладко. Трудности возникают вне съемочной площадки, в процессе написания сценария и диалогов. На съемках все уже проходит хорошо.
   Спрашиваю Клода, часто ли возникают на съемках фильмов непредвиденные заранее трудности.
   – Когда мы планируем съемки, мы предусматриваем гораздо больше проблем, чем их возникает на самом деле. Мы так боимся выбиться из съемочного графика, потому что съемки фильма так дорого обходятся, что ассистенты стараются предусмотреть все и не просто все, а даже больше.
   – Что приятнее всего в Вашей профессии? – Мой банальный вопрос вызывает неожиданно богохульный ответ.
   – В процессе съемок фильмов мне больше всего нравятся отношения, которые устанавливаются с актерами и техническими сотрудниками. Это волшебный момент, потому что в одно прекрасное мгновение ты уподобляешься Господу Богу, ведь ты управляешь судьбами людей. Ты можешь все изменить, ты можешь их наградить или наказать.
   Ого! Оказывается, звездная болезнь поражает по обе стороны камер. Вот в такие моменты я чувствую себя гениальной интервьюершей.
   – А как быть, – видимо, я всерьез готовлюсь к кинопроизводству, – если Вы уже отсняли несколько сцен с актером, а потом он вдруг закапризничал? Не переснимать же весь фильм сначала?
   – Дело в том, что я не снимаю капризных людей, – с удовольствием раскрывает мне тайны своей профессии Лелуш. Наверное, он точно знает, что в таком адском труде никто не захочет составить ему конкуренции. Тяжелые последствия работы у него на лице – любой психолог скажет, что неспроста у Лелуша появился его знаменитый лицевой тик, в виде подмигивания, но я, как вежливая девочка, не стану заострять на этом внимания. – Я всегда предварительно делаю пробы, и уже там становится видно, капризны ли эти актеры. И если это так, я их не беру, потому что это большой риск для съемок фильма. Ко всему прочему, с этими людьми нужно надолго выезжать на съемки. Я выбираю только тех, кто легко адаптируется к ситуации и условиям. Мы делаем пробы. Для фильма, о котором мы говорим, я делал пробы с Патрисией, Джереми и Клаудией Кардинале. Когда я вижу, что у меня с ними складываются хорошие отношения, тогда я им предлагаю работать со мной.
   – Говорят, что Джереми Айронс – большой ловелас, – снова не удержалась я от сплетен.
   – Да, это правда, – честно признался за того Лелуш.
   – Не ревновала ли Патрисия Джереми к другим участницам съемок?
   – Знаете ли, великие бабники очень хитрые люди, – улыбается Клод со знанием дела, – и все свои интрижки они проворачивают незаметно.
   – Вы тоже бабник? – Журналист не может позволить себе задавать такие вопросы, а блондинка может.
   – Мне доводилось заглядываться на некоторых женщин, – расхохотался Лелуш. – Готов признаться лишь в одном – что предпочитаю женщин мужчинам.
   Интересуюсь, как началась его режиссерская карьера, в каком возрасте он почувствовал, что хочет стать именно Клодом Лелушем – великим режиссером.
   – Я захотел делать кино, когда стал в него ходить. Во время войны моя мать прятала меня в кинозале. Нас разыскивало гестапо. Так я познакомился с кино, проводя целые дни в парижском кинотеатре, потому что немцы не арестовывали людей в кинозалах. И так родилась моя страсть к кино. Поскольку я провел часть жизни в кинотеатре, то очень скоро я почувствовал, что больше счастлив в кинотеатре, чем в жизни. Люди на экране были красивее, умнее, смелее, чем на самом деле. И я решил, что кино – это лучшая жизнь. Я сказал себе: «Я предпочитаю общаться с людьми на экране, чем на улице». Я принял решение, что сделаю из этого свое ремесло и вся моя жизнь будет вращаться вокруг кино. Вот так выросла эта страсть. Да, кстати, и Россия сыграла очень важную роль в моей жизни.
   – Но об этом мы поговорим в Вашей гостиной, – прервала его я не только потому, что устала сидеть известной точкой на жестком кухонном стуле, но еще и потому, что как профессионал чувствовала, что нужно поменять точку съемок – на диване.
   – На диване так на диване. Женщина на диване. – Похоже, Лелушу понравилось словосочетание или он придумал название продолжению «Мужчина и Женщина». – Хорошо!
   Итак, мы устроились на диване и я возвращаю его к нашим, российским баранам:
   – Вы сказали, что Россия сыграла свою роль в Вашем становлении как режиссера?
   – Да, я начинал свою карьеру как оператор новостей и в 1957 году приехал в Советский Союз на съемки короткометражного фильма. Я провел несколько дней в Москве, снимая на улицах тайком. И в один прекрасный момент я попал на съемочную площадку «Мосфильма», где снимался фильм «Летят журавли». Мне посчастливилось встретить Татьяну Самойлову, Алексея Баталова и, конечно, Михаила Калатозова, режиссера фильма. Два дня я пробыл на съемочной площадке, группа меня хорошо приняла, мне показали исходники фильма и его монтаж. Я влюбился в этот фильм, мне он показался великолепным, и глядя на то, как работает Калатозов, я решил, что тоже буду режиссером. То есть, глядя на движение камеры этого фильма, я решил престать работать новостийным оператором и стать режиссером. Вот таким образом Россия сыграла очень важную роль в моей жизни. И этот фильм остается моим любимым. И, кстати, именно я выбрал этот фильм для участия в Каннском кинофестивале. Известно, что он получил «Золотую пальмовую ветвь». То есть я, в свою очередь, сыграл решающую роль в международной судьбе этого фильма.
   Доводилось ли ему работать с русскими актерами, спрашиваю. Оказалось, зря.
   – Я не знаю новых актеров, я плохо знаю старых, – посетовал на наш промоушен Лелуш. – Русское кино не популярно во Франции. Но я хотел бы некоторые важные сцены моего будущего фильма снять в Москве. Скоро я приеду на несколько дней в Москву, чтобы познакомиться с актерами и с техническими специалистами, отобрать места для съемок.
   – Из всех актеров мира, с которыми Вы работали, с кем было легче всего работать? Кто стал приятной неожиданностью? И наоборот, с кем Вам не понравилось сотрудничать? – засыпала я его вопросами, требуя желтеньких подробностей.
   – Вы знаете, – задипломатничал Лелуш, – это не в моих правилах плохо говорить о людях.
   – Тогда скажите хорошо. – Я была сама покладистость.
   – Я буду говорить только о хорошем, – приободрился Лелуш. – Все актеры, которые снимались в моих фильмах, доставили мне огромное удовольствие от работы с ними. Потому что я делал пробы до заключения контрактов. У меня было два-три, может быть, больше – три-четыре разочарования в актерах, но для сорока фильмов это не много. И я конечно же оставлю эти разочарования в себе, потому что не хочу помешать актерской карьере. Может быть, в том, что мы не сработались с этими людьми, есть и моя вина. Но их не было много. Я думаю, что на сорок фильмов три-четыре маленьких проблемы с актерами – это не много. Потому что во всех остальных случаях все проходило отлично.
   Предлагаю бросить жребий или поставить диагноз – тиран или демократ?
   – Я стараюсь ясно выражаться, – ответил за виртуального психоаналитика Клод. – Я пытаюсь точнее объяснить, чего я хочу, и когда я знаю, чего я хочу – это достаточно просто. Я думаю, что только те режиссеры, которые не знают, чего хотят, становятся тиранами, чтобы спрятать свою некомпетентность. Я думаю, что, когда знаешь, чего хочешь, ты – не тиран. Я не люблю тиранов ни в политике, ни в жизни, ни на съемочной площадке. Я люблю дискутировать и все обсуждать, стараясь найти решение с актерами и с остальными участниками группы. На съемках нужно уметь быть терпеливым и вместе с тем очень быстро реагировать. Потому что, когда актеры в отличной форме – происходит чудо, и это момент, когда нужно броситься и успеть все снять.
   Заговорили о том, где Лелуш черпает вдохновение, особенно необходимое при создании шедевров.
   – Любовь к жизни, – коротко ответил гений. – На мой взгляд, жизнь – это океан гадостей, и каждый раз, когда мы достигаем конца гадости, – мы счастливы. Я не думаю, что счастье существует. Счастье – это искусство подходить к концу гадости, к концу трудности. Мне это чаще всего удается. Моя собственная жизнь не раз послужила для меня источником историй для моих фильмов. Я стараюсь жить как можно интенсивнее, по максимуму. И чем дольше я живу, тем сильнее у меня воображение, а чем сильнее у меня воображение, тем больше я хочу снимать кино. То есть для меня феномен созидания – главное в моей жизни. И очень важно, чтобы в моей жизни происходило как можно больше событий, потому что чем их больше, тем больше шансов, что это попадет на экран.
   Когда мои герои так долго и красиво отвечают, я иногда отвлекаюсь и смотрю по сторонам. На этот раз по всем сторонам висели красивые картины. Интересно, он сам их собирал?
   – Это картины художницы Шаблие о Париже, – перехватил мой взгляд Лелуш, – они изображают парижскую жизнь и иллюстрируют песни Шарля Тренэ. Я нахожу их очень веселыми. Это почти как кино.
   На классический вопрос всех журналистов мира о любимом блюде Лелуш как человек, семья которого имела отношение к Востоку, конечно же назвал блюдо арабской кухни – кускус (для тех, кто с бронепоезда, поясню: похоже на плов, только вместо риса – пшенка, да и специи другие). Когда стало понятно с закуской, пришлось, при всем моем отвращении к спиртному, спросить про напитки. Услышать про минеральную воду я и не надеялась.
   – Иногда я люблю выпить вина, – разочаровал меня и обрадовал некоторых моих российских знакомых Лелуш, – особенно бургундского. Еще я люблю пиво и обожаю водку.
   Следующий мой вопрос про его грехи, в вышеупомянутом контексте, имел уже довольно факультативный характер.
   – Мои грехи схожи с грехами всех тех мужчин, которые любят смотреть на женщин. – Лелуш почему-то пристально посмотрел на меня. – Хотя я в жизни никогда не приставал к женщине против ее воли, но если она ко мне пристает, я позволю ей добиться своего.
   Отвела разговор подальше о греха и от его грехов и, как и положено в таких случаях как с пристающими, так и с позволяющими к себе приставать, заговорила о его семье. Заодно, поинтересовалась, что он считает своим домом.
   – Я очень люблю свои дома. У меня их несколько, потому что у меня много детей. У меня их семеро. Поэтому мне нужен очень большой дом.
   Зная, что дети у него от разных жен, но памятуя о его восточно-историческом бэкграунде, на всякий случай поинтересовалась, не живут ли все его дети вместе с ним.
   – Нет, мы не живем вместе, но иногда мы все вместе собираемся, и тогда нам нужен большой дом. Как видите, мне нужно минимум семь спален, то есть мне необходимо иметь огромные дома. У меня есть один в деревне, один в снежных горах и один в Париже.
   Я подозреваю, что он рассказал мне не обо всех домах, наверное, опасаясь, что его французский налоговый инспектор прочтет мою книгу.
   При пожаре или переезде из дома в дом какую свою самую любимую вещь он берет с собой?
   – Фильмы, – не стал оригинальничать Лелуш. – Я вожу с собой повсюду множество фильмов на кассетах и на пленках.
   Неужели свои сорок фильмов? Какой самофетишизм!
   – Это фильмы разных режиссеров, – улыбнулся Клод. – Мои картины всегда хранятся у меня в кабинете. Но у меня есть около пятидесяти фильмов, с которыми я живу, которые мне необходимо пересматривать.
   Заговорили об одном из его новых проектов.
   – Это фильм я вынашиваю вот уже тридцать лет. Он о человеческой природе, а это очень глубокая тема. Подготовка к съемкам уже заняла два года, да и сами съемки займут не меньше года. Я очень надеюсь, что мне удастся снять его. Это будет самая сумасшедшая картина из всех, которые я сделал. Истории мужчин и женщин, проходящие через века. Легенды веков. Это фильм о человеческой природе, о мужчинах и женщинах, которые переживают одни и те же истории. Я думаю, что мы не все о себе помним. В истории человечества есть две-три истории, которые повторяются, как будто бы этого никогда не было.
   – Ну конечно же это рождение, любовь и смерть, – полезла я, перебивая а-ля Канделаки, поперек батьки в пекло.
   – Нет, не только это. Скорее обычные истории. Я думаю, что из поколения в поколение мы проживаем одну и ту же жизнь, мы с каждым разом совершенствуемся, но я думаю, что жизнь – это череда повторений, в разных декорациях и в разной одежде. Я уверен, что все в жизни меняется, кроме главных удовольствий: любовь, еда, путешествия. И эти удовольствия не эволюционировали, хотя человечество претерпело прогрессивные изменения во всех областях, кроме этих, которые трогают нас до глубины души. Об этом фильм. Он показывает, что люди Средневековья были так же счастливы, как и мы, потому что эти главные вещи не меняются.
   И еще немного о России.
   – В 1957 году я приезжал в Россию, лет десять назад я снова посетил Москву в качестве президента Московского кинофестиваля. И каждый раз я уезжал из этой страны счастливым. Для меня за границей самое главное – люди, а не пейзажи. Даже самая прекрасная страна в мире ничего не стоит, если жители этой страны не такие, как нам бы хотелось. Я обожаю вашу страну именно благодаря вашим людям. Москва – очень красивый город, но я предпочитаю Москве москвичей. И еще у вас потрясающая кухня.
   Неожиданный поворот потребовал пояснений: