Страница:
— Я все же настаиваю на ответе, мистер менеджер.
— Видите ли, себестоимость проходки в граните на такой глубине крайне высока, приходится ужиматься! Королевские, самые дорогие у нас апартаменты строятся в размер трамвайного вагона, а на среднюю цену, как вам сказать… ну, с тем же приблизительно комфортом… как помещалась мумия в египетском саркофаге.
5-й вопрос (с другого конца зала). Скажите, ваших клиентов тоже потрошат при этом, как в Египте?
Дерзость вопроса вызывает у высокопоставленного администратора строгий, даже негодующий взгляд.
Ответ. Интересно… это у вас наследственный оптимизм — плясать на похоронах или вы пользуетесь пилюлями Липпинстока?
Общий шум, смех, возгласы, аплодисменты, шиканье.
6-й вопрос. Чем вы объясните участившиеся слухи, будто ваша уважаемая фирма “BS” всех своих клиентов тотчас по усыплении складывает штабелями на дне приспособленной для этого непромерзающей шахты, после чего их заливают известью на заказанный срок?
Вопрос задан раздельным, невозмутимым, отчетливым голосом. Скандальное замешательство, почти сенсация. Все торопятся разглядеть загадочного разоблачителя, а фоторепортеры — сделать снимки для газет. Вопрос принадлежит мистеру Мак-Кинли, который, стоя в своем ярусе, невозмутимо ждет ответа с головой на бочок и заложенной за борт пиджака рукой. Растерявшийся было администратор со сдержанной ненавистью щурится влево и вверх, на скандалиста.
Ответ. Прошу вас оставить в бюро внизу ваши адрес и фамилию, сэр. В отмену наших правил вы получите личное приглашение фирмы на осмотр нашего местного филиала заодно с государственной Приемочной комиссией.
Мистер Мак-Кинли благодарит поклоном и, вытирая испарину напряжения с лица, снова принимается за свои таинственные заметки и чертежи в записной книжке. Конференция продолжается.
Надпись на экране. “Тем временем на противоположной половине планеты было объявлено о частичном роспуске своей армии и ликвидации авиабаз на чужих территориях, об односторонней отмене всеотравляющих термоатомных испытаний”.
Газетные извещения с заголовками по этому поводу.
Диктор. Таким образом, к тому времени, как Мак-Кинли собрался сделать официальное предложение мисс Беттл, военная тема схлынула с экранов и газетных полос, в мире значительно повеселело.
В назначенную роковую субботу м-р Мак-Кинли проснулся в отличном настроении. Напевая, он готовит себе завтрак, напевая, бреется, напевая, к недоумению соседей-пассажиров, едет в автобусе на службу, напевая, работает у себя в бюро. Он весь в предчувствии назначенных на этот день скромных радостей наступающего уик-энда.
До окончания занятий ему остается лишь снести шефу неотложные бумаги на подпись… Поглядывая на часы, он отправляется к нему в приемную и застает там вопиющий беспорядок, за который кто-то заплатит потерей места. Секретарши нет, неисправный диктофон оказывается включенным. М-р Мак-Кинли невольно становится свидетелем происходящего у шефа сверхсекретного разговора.
Шеф (раздраженно). Простите, я так и не понял ни черта из вашей болтовни. По характеру вашей заявки вам нужно в военное министерство. Но у вас нет ничего на руках… вдобавок, по выяснении дела, вы еще, оказывается, энтомолог! Чего вы хотите?.. Объяснитесь ясней и покороче…
Изобретатель. О’кей, я повторю, босс!.. Мои трехмесячные раздумья о современной войне привели меня, знаете, к довольно безотрадным выводам. Как это ни дико звучит, но именно война в наши дни оказалась наиболее запущенной областью человеческой деятельности. Несмотря на все новинки более емкого, чем когда-либо, истребления, война вырождается на наших глазах, приходит к собственному бесславному отрицанию, из бизнеса превращается в нонсенс. Судите сами, босс, классическая война имела целью утоление назревших эгоистических, в национальном масштабе, вожделений за счет непроворного соседа, то есть по возможности дешевое и эффективное ограбление слабейшего… но, прошу внимания, ведь современная-то термоядерная бойня в положение ограбляемого неминуемо ставит самого победителя, хо-хо! если бы даже такой объявился вдруг в силу непредвиденных капризов провиденья!.. Вы следите за развитием моей мысли? В самом деле, в то время как всякая полнометражная, как она мыслилась дедам, война предполагала в качестве приза аннексии и контрибуции, то, с вашего позволения, кто именно оплатит вам расходы нынешней войны, босс, когда в результате ее противник начисто исчезнет с лица земли, а его надежно опустошенная, вдобавок зараженная территория станет на много лет адской радиопоражающей ловушкой? Черт возьми, да вам не достанется даже труп врага, чтобы утолить на нем воинский экстаз и раздражение! Напротив, собственные налогоплательщики учинят вам крупные уличные неприятности, тогда как избавленная от житейских хлопот жертва ваша будет безнаказанно потешаться над вами оттуда, ха-ха… если только допустить загробное существование!
Шеф (начиная вслушиваться). Довольно свежие мысли!.. Так в чем же, собственно, ваша идея?
Изобретатель. Я имею в виду, босс, что нынешняя высокопроизводительная атомно-водородная война при всей своей мнимой свирепости крайне, я бы даже сказал — непозволительно гуманна… и прежде всего бессмысленна! Вы нажали кнопку — нет столицы противника, а ее население даже без особых болевых ощущений, потому что этак в девятнадцатую секунды, окажется на километровой высоте в виде розоватого вулканического облачка. Однако единовременно с вами нажмет кнопку и ваш компаньон по развлечению… И вот вы сами также плывете по небу в состоянии этакого газообразного пепелка, хе-хе!.. и даже не успев занести в дневничок свои попутные переживания. Кстати, вы слышали смешной анекдот про двух чудаков, которые со скуки съели по жабе за скромное взаимное вознаграждение, сколько помнится, в полсотни монет? Так вот, к концу года ожидается выпуск так называемых пакетных бомб, в один прием смывающих целые материки… но ведь это же коммерция безумия, босс!
Его собеседник угрожающе шевелится, переставляя предметы на столе.
Шеф. Э-э, позвольте-ка, как вас там… вы это, кажется, насчет так называемого разоружения?
Изобретатель. Наоборот, мистер Гровс! Если бы оно случилось, у вас-то еще хватило бы на первое время хлебных крошек в кармане — перебиться, а мне первому и сразу придется с голоду подыхать. Так вот, слушайте-ка меня поприлежней наконец, пока я не сбежал к вашему конкуренту…
Фу, жара какая!
Действительно, воздух почти раскален, как это бывает там накануне осени. Напрасно жужжат вентиляторы. Чрезвычайно своеобразной и лютой наружности изобретатель составляет себе из напитков на столике загадочную смесь, смотрит на просвет, сознательно терзая разбуженную любознательность шефа, потом пьет, созерцая в окне плывучий, из-за полуденной дымки, вид этих застылых стоэтажных кристаллов. У изобретателя хватает нахальства расстегнуть ворот рубашки, — тогда становится видна его грудь, заросшая черным волосом, как, верно, и все остальное тело.
Он продолжает, время от времени давясь хрипучим, металлическим, вроде как при переключении шестерен, смешком.
Изобретатель. Я говорю — напротив, босс. Раз в поколение хорошая потасовка только бодрит прогресс, но я предлагаю взамен бессмысленной концентрации грубой убойной силы применить более тонкие психологические воздействия. Пора освежить войну, вернуть ей былое мистическое величие, этот начисто утраченный ею апокалипсический ужас с его великолепной свитой из адских псов, ухмыляющихся скелетов и прочей замогильной чертовни, как это изображено во фламандском бреду у Брейгеля!.. Снова призвать на вооружение зубовный скрежет, первобытную щекотку страха, затрагивающего наиболее сокровенные биологические клавиши, этакое порабощающее волю смертное содрогание, трепет почти предельной боли, однако без спасительного летального исхода. Настало время, босс, ввести в обиход нечто поцелесообразнее этих ворчливых и разорительных грибов с сердитой шляпкой, черт бы их побрал, и вместе с тем нечто такое, чтоб человечество завизжало, как младенец на коленях у Вельзевула, босс! Я даже предвижу создание двусторонних психологических средств на манер липпинстоковских пилюль — с одной стороны, мобилизующих чувство самосохранения, а с другой — вызывающих физиологическое отвращение к собственному бытию… У-ху-ху, представляете себе современную мотодивизию, пораженную судорогой кровавой рвоты на марше? Надо только пошарить в исторических хрониках, — может, там и отыщется что-нибудь вроде великолепного белкового яда Борджиа или того знаменитого лейстеровского насморка…
Шеф. Да, это и вправду увлекательно… тут непочатый край работы. Вы истинный поэт, продолжайте же, прошу вас!
Изобретатель. Словом, отныне вам следует производить не падаль, не бесполезных калек, а прежде всего сумасшедших! Вообразите шествие танцующих в кровоточащих лохмотьях безумцев, которые своею грозной непоправимой немотой, х-ха, красноречивее расскажут о вашем могуществе, чем даже горы гниющих тел. Что-нибудь в духе византийского Василия Болгароктона, который отпустил на родину полтораста тысяч ослепленных им пленных… по десятку слепцов на поводыря! Словом, у меня уйма замыслов в голове и несоответственно мало возможностей!.. Для начала я могу предложить гибриды новых, гомерической отвратности и баснословной плодовитости насекомых, каких еще не бывало на свете… правда, в ограниченном количестве пока. При виде моих трехголовых жучков я и сам тороплюсь опустить глаза, чтоб не слишком расстраиваться. Я мог бы в трехмесячный срок наладить их серийное производство, в условиях гарантированного сбыта, разумеется… а пока угодно ли вам взглянуть на эти картинки?
Каковы милашки!
Слышен шелест бумаги и удовлетворенное кряканье шефа.
Тем временем в приемной собралось много служащих. Не спуская глаз с аппарата, они внимают чугунным перекатам изобретательского баса. Какая-то стенографистка тихонько плачет в углу, но вот пугается общего внимания и, улыбаясь, делает вид, что красит губы. В окне, несмотря на ясный день, в полную мощность световая реклама фирмы “Боулдер и К°”.
Управляющий конторой (овладев собой). Сейчас, по-видимому, последует заключение сделки. Приготовьте регистрационные бланки, мистер Мак-Кинли, а пока… (окончательно придя в себя) , кто дал вам разрешение покинуть свои рабочие места, господа?
Люди долго не могут опомниться от подслушанного ими проекта обновления войны.
И сразу небо как бы крепом затянулось в тот погожий денек, а заодно и радость назначенного на вечер обручения. Однако верный данному слову м-р Мак-Кинли по дороге домой покупает орхидейку в целлофановой упаковке: для избранницы! Дома он переодевается в парадный, неизменно черный костюм… и тут случайно прошедший под окном взвод солдат вызывает у него подобный удушью упадок решимости. Сдернув галстук с шеи, он валится в кровать, впрочем не спуская глаз с фотографии улыбающейся мисс Беттл.
— Вот уже третий раз вы поступаете со мной нехорошо, мистер Мак-Кинли, — говорит мисс Беттл из своей рамочки, скорее грустно, чем с упреком.
Мистер Мак-Кинли закрывает глаза, чтоб не видеть.
— Я вас дожидаюсь на углу целых восемь минут, а вы еще не выезжали из дому… Конечно, в моем возрасте надо быть терпеливей, но нельзя же напоминать об этом девушке так часто! Ради вас я отказалась от загородной прогулки на пароходе с друзьями…
— Если бы вы знали, мисс Беттл, — мучится угрызаемый совестью м-р Мак-Кинли, — как страшно повторить ошибку собственных родителей… в отношении меня самого!
— Но попытайтесь же совершить хоть один, только один, опрометчивый шаг в своей жизни, мистер Мак-Кинли, — убеждает мисс Беттл, любуясь появившимся у ней на коленях младенцем. — Война уже не вернется никогда. Дайте вашим малышам побегать по зеленым лужайкам!
И, подчиняясь соблазнительной логике мисс Беттл, несчастный счастливец поднимается с постели, чтобы серией последних перед зеркалом штрихов вернуть себе доступную ему мужскую привлекательность. Все готово. Не забыть теперь обручальное колечко! Пряча на груди свой тропический цветок от подсматривающих за ним жильцов, — причем все двери приоткрываются по мере того, как он минует их! — м-р Мак-Кинли спускается по лестнице. Каждая подробность в его внешности с головой выдает попавшего в брачные сети холостяка.
Шепоток на лестнице. Вот наконец-то и наш отшельник прощается со своей свободой! Ишь подрагивает, бедняга, словно голый в воду идет…
В поисках такси жених выходит на соседний сквер, вызывая обычное оживление среди маленьких друзей, и хотя многие из них машут ему руками —
— Хэлло, мистер Мак-Кинли! — видимо, из детской деликатности ни один не пристраивается за ним следом на этот раз. М-р Мак-Кинли важно приподымает шляпу в ответ на приветствие каждого из малышей.
Проходя мимо местной конторы “Боулдер и К°”, он замечает в окне большую фотографию кубастого, с сиреневым румянцем господина килограммов на 115.
Подпись под портретом.
“Дальновидный миллионер м-р Дональд Торнер-младший, записавшийся вчера в наш сальваторий на 4000 лет”.
Пример миллионерской предусмотрительности погружает м-ра Мак-Кинли в очередное парализующее раздумье, пока не возвращает его к действительности воображаемая Мисс Беттл.
— Да станьте же наконец мужчиной, мистер Мак-Кинли! — время от времени произносит ее голос. — Боже, я жду вас здесь семнадцатую минуту!
Такси попадает в уличный затор: часы “пик”. Вот уж девятнадцать минут героически ждет своего жениха мисс Беттл; он торопит водителя. Видно издали: мисс Беттл прогуливается по четыре шага в обе стороны на условленном перекрестке. Смешавшись с очередью ожидающих у троллейбусной остановки, м-р Мак-Кинли наблюдает за своей невестой. Она нервничает, озирается по сторонам; м-р Мак-Кинли поворачивается боком, чтобы остаться незамеченным. Он делает вид, что читает через плечо экстренный выпуск газеты в руках господина перед собою. Но, боже, такие же листки в руках буквально у всех на улице! Все поглощены головокружительными новостями дня.
Внезапно звуки улицы пропадают, слышно лишь зловещее шевеление бумаги.
Заголовки в листках.
“Талантливый подарок молодого ученого человечеству. Отныне Н-бомба самый воздух выжигает начисто. Окрестные водоемы в радиусе тысячи километров устремляются в образовавшийся сверхвакуум!”
“Ожидаемая в официальных кругах большая война разыграется не раньше осени”.
“По авторитетному суждению м-ра Хаббла с Паломарской обсерватории, в случае чего — мы не исчезнем начисто, а превратимся в звездочку 6-й величины, видимую отовсюду в космосе с почтенного расстояния в сто парсеков!”
Решение принято: отбой! М-р Мак-Кинли поспешно, за спиной у себя, засовывает в мусорную урну жениховскую орхидею, но… как же трудно порвать все нити жизни разом! Он заходит в кафе-бар, оказавшийся по соседству. Заняв угловой столик у окна, он заказывает себе:
— Чего-нибудь покрепче там, на троих! — И поверх взятой газеты с терзаниями совести все смотрит, наблюдает через окно за поведением своей избранницы в уличном потоке. Мисс Беттл толкают прохожие, она встревожена, поминутно поглядывает на часики. Медленные минуты ожидания, а ведь ждет она всего только двадцать шесть минут! М-р Мак-Кинли пьет и, видимо, впервые в жизни столько.
Мы видим его со спины, когда же он время от времени оборачивается взглянуть на часы, повешенные над выходом в одно подсобное помещение, всякий раз у него чем-то иное лицо: хмурое, плачевное, растерянное, безразличное, как у приговоренного к казни, наконец.
Воображаемый голос мисс Беттл. Еще не поздно, мистер Мак-Кинли, ладно, я подожду… Вы же знаете, мне теперь все равно некуда спешить!
Нет, придется, видно, в седьмой раз растоптать свою сердечную привязанность. Напрасно он старается какой-нибудь посторонней мелочью вытеснить ее из сознания… И тут до рассеянного слуха м-ра Мак-Кинли достигает случайный разговор молодых людей в нише за соседним столиком. Похоже, это битники, тамошние ничегонедельцы. Их пятеро, и пятый все время маниакально дирижирует какой-то неслышной музыкой, которая проясняется порой, и тогда мы узнаем ее, — это как раз та усыпительная мелодия из процедурного фильма о сальваториях “BS”, которую мысленно теперь поет весь город.
С возрастающим интересом м-р Мак-Кинли вслушивается в беглую, со смешком и навеселе, беседу молодых людей:
— Давно не видно Пита. Надеялся встретить у той танцорки на Лонг-Айленде вчера… так до ночи и не явился.
— Знаешь, он обнищал совсем и духом пал, бедный малый… За что ни возьмется, все из рук валится.
— Ему просто пора найти себе богатую доверчивую старуху.
— Зачем… жениться? Да ты, как видно, сегодня в ударе, Фелси!
— Ну, можно поживиться и без столь мрачных обязательств. Я довольно занимательную книжку читала на днях. Там один — не то молодой чиновник, не то бакалавр, не помню кто, — старуху убил. Она вещи у нищих в заклад принимала. Сейфы до отказа набила, а ему как раз сравнительно пустяков и не хватало… словом, оборотных средств на что-то! Старуха была все равно рвань, ее не жалко… а у него дальний, чистый путь светился впереди!
— И что же, наверно, элегантный и красивый парень? — сочувственно спрашивает подруга Джейн.
— По-видимому… во всяком случае, нетерпеливый очень! Так, знаешь, Эл, он прикрепил топор в петле, у себя под мышкой, вот здесь, и отправился туда вечерком с визитом.
— Почему же так громоздко? Лучше было сунуть ей под подушку пробирку с радиоактивным изотопом, и баста!
— Вот и видно, что ни черта из тебя не выйдет, Эл. С топором-то, да еще под мышкой, в наше время есть шанс сойти за сумасшедшего, а это при неудаче сулит, по крайней мере, половинную скидку в суде.
— Уверена, что очень старинный автор: они это любили в старину, чтоб Ниагара крови, попышнее… кто таков?
— Не помню фамилии… кажется, поляк какой-то!
Вполоборота повернувшись к ним, м-р Мак-Кинли сперва рассеянно, потом внимательнее ловит ухом их непринужденную и откровенную беседу. Он оглядывается справиться об истекшем за минувший срок времени. “Всего только час прошел… боже, какая длинная жизнь на земле, если мерить человеческой тоскою!” М-р Мак-Кинли с воровским выражением лица косится в окно: ушла ли мисс Беттл?
Но, верная данному слову, она все еще ждет его, только прислонилась к косяку аптечной двери, чтобы не слишком толкали прохожие. К ней выходит аптекарь: приняв ее за уличную, он просит ее гулять где-нибудь в другом месте.
— Понимаете, мисс… вы несколько сомнительная реклама для моего заведения!
Через окно м-р Мак-Кинли видит, как к его невесте подкатывается лихой и, видимо, слегка на взводе моряк. Судя по жестам, он зовет мисс Беттл в один известный ему поблизости райский уголок с подачей горячительных напитков. Пантомима уговаривания, соблазняющая жестикуляция, как в старинном кино. Мисс Беттл колеблется, отчаянно поглядывая по сторонам. В ответ морячок показывает ей что-то в кармане, кажется, деньги. Лежащие на столе кулаки м-ра Мак-Кинли сжимаются. Он встает и снова садится, едва подавляя в себе потребность немедленного возмездия.
Мы слышим подлинный разговор его мнимого соперника с мисс Беттл на перекрестке:
Морячок. Мне до слез жалко вас, Пэгги… теперь ваш обормот уже не появится. И право, мне пора возвращаться, у меня будут большие неприятности.
Мисс Беттл. Ради бога, подождем еще минутку, мистер Дроот. Я уверена, он где-нибудь наблюдает за нами поблизости: я так хорошо изучила все его хитрости. Ну, выкиньте еще что-нибудь, положите руку мне на плечо, тряхните… нет, посильнее… теперь еще раз покажите мне деньги и тащите меня куда-нибудь! Сейчас он примчится драться с вами…
Происходит убедительная атака морячка, при виде которой м-р Мак-Кинли, кажется, жует палец у себя за столиком, втягивает голову в плечи, смятой шляпой необъяснимо трет себе лицо. Публика в баре не обращает внимания на странности его поведения: верно, у господина болят зубы!
Морячок уводит наконец мисс Беттл, она кокетливо виснет на его руке. За углом они снова останавливаются — в затишье от уличного движения.
Мисс Беттл. Ради бога, постоим еще хоть минуточку, а то он не найдет нас…
Морячок. Неужели вы собираетесь ждать его здесь до вечера, Пэгги?
Мисс Беттл. Боже, хоть до завтрашней ночи!
Морячок (после паузы). Лучше дайте мне его адресок, я пойду и успею нанести небольшое увечье этому потрошителю, чертову выродку, этой кособокой скотине…
Мисс Беттл (со слезами, стуча кулаками в его грудь). Не смейте так! Это, может быть, самый-самый из всех вас, кого я только знаю… самый честный человек!
Мистер Мак-Кинли планомерно, с видом бесстрастия и без спешки допивает свою горькую чашу, а также часть напитков на столе, потом очумело бредет домой. По дороге он машинально останавливается у витрины — абажуры, кровати, топоры, тесаки и прочие стальные хозяйственные изделия. Пройдя десять шагов, он возвращается взглянуть еще разок на подсознательно запавшую теперь в его воображение мясницкую утварь всяких образцов… И вот уже опять знакомый сквер, и детишки окликают его, не очень устойчивого на ногах, а он своеобычно салютует малышам мятой шляпой.
Диктор. В назначенное время мистер Мак-Кинли получил обещанное приглашение осмотреть в составе Государственной комиссии один из филиалов фирмы “Боулдер и К°”.
Семь парадно одетых джентльменов, государственных деятелей второго разряда, направляются по пустынному, за чугунной оградой, двору к приземистому и сумрачному зданию крематорного стиля; последним поспешает за ними м-р Мак-Кинли.
Их встречает главный управляющий филиалом. Пока один бой в фирменной униформе отбирает у посетителей верхнюю одежду, другой вручает взамен белые халаты с фирменными инициалами на спинах и мягкую, неслышную обувь.
Мистер Мак-Кинли задерживается возле клерка, регистрирующего фамилии высоких посетителей.
Мак-Кинли (важно). Я — Мак-Кинли, из Высшего Лицензионного Совета. Что-то довольно пустовато у вас сегодня!
Клерк. Главный съезд начинается с наступлением темноты… Нам запрещен дневной прием, во избежание беспорядков.
Мак-Кинли. Грабежи?
Клерк. Слишком много желающих попасть в сальваторий бесплатно. (Понизив голос.) Как раз нищие районы кругом, — взгляните, что там у нас делается!
Во всю боковую длину высокой литой ограды с копьями и монограммами “BS”, с той стороны, откуда только и можно подойти, выстроилась молчаливая, недвижная, безликая какая-то, на бесформенное пятно похожая людская толпа. Всех их роднит один и тот же признак — оттенок безнадежности во взгляде; женщины с малышами, старики и самостоятельные, преждевременно повзрослевшие ребятишки.
Остальные члены комиссии слышат разговор Мак-Кинли с клерком:
1-й член комиссии. Почему ж вы не обратитесь в полицию?
Клерк. Мы не можем… Они не нарушают порядка, не мешают работе, они только глядят.
Мак-Кинли (обернувшись в сторону ворот). Но вот как раз и дневные клиенты к вам!
Клерк. О, эти, очевидно, прямо с аэродрома… за последний месяц наплыв из Европы увеличился вдвое, хотя у них там имеется своя сеть комфортабельных сальваториев.
2-й член комиссии. По-видимому, сказывается дурной опыт от прежние войн!
Клерк (горестно). Да, в случае неприятностей Европа превратится в вулканический кратер средней активности. Простите, господа…
Вполголоса клерк отдает распоряжение служащему помоложе, чтобы тот встретил новоприбывших.
Через двор к главному зданию сальватория шествует, с пледом через руку, по моде прошлого века, престарелый, надменного вида господин, возможно даже лорд, во главе своего семейства: параличная жена в кресле на велосипедных колесах, незамужние, подсохшие от времени дочери, личные секретари, домашний врач и единственный внук. Ливрейный лакей несет в руках аквариум с рыбками, также поступающими на долговременное хранение. Владелец их, задумчивый хилый мальчик, тащит вдобавок своего любимца, сидящего в обруче носатого тукана. Кроме того, ведут под уздцы ветхую, но, значит, дорогую по воспоминаниям верховую лошадь. Гувернантка с двумя шпицами в поводке замыкает шествие, отдаленно напоминающее погребальную процессию.
И самое любопытное: приезжие проходят по аллейке как раз мимо напряженно созерцающей толпы, им не стыдно.
— Пожалуйте, этим путем, сэр! — кланяясь, принимает почетных клиентов главный администратор, передавая их помощникам пошустрее.
Комиссия спускается в скоростном лифте в подземные помещения сальватория. Что-то бешено мигает в контрольном окошке кабины, и вспыхивают бесчисленные лампы и номера этажей: 13… 22… 36… Заглушаемый легким свистом падения, управляющий успевает ввести гостей в курс текущих дел и очередных соображений фирмы. Здесь уместно отметить поразительную четкость поведения и речистость всех служащих фирмы “BS”.
Управляющий. После недавних просчетов наших конкурентов мы предпочитаем для своих сальваториев предельные глубины порядка семи-восьми километров. Дальнейшее погружение в земную кору чрезмерно повышает стоимость шахтной проходки и, следовательно, каждого кубометра полезного объема… в особенности из-за повышения глубинных температур.
— Видите ли, себестоимость проходки в граните на такой глубине крайне высока, приходится ужиматься! Королевские, самые дорогие у нас апартаменты строятся в размер трамвайного вагона, а на среднюю цену, как вам сказать… ну, с тем же приблизительно комфортом… как помещалась мумия в египетском саркофаге.
5-й вопрос (с другого конца зала). Скажите, ваших клиентов тоже потрошат при этом, как в Египте?
Дерзость вопроса вызывает у высокопоставленного администратора строгий, даже негодующий взгляд.
Ответ. Интересно… это у вас наследственный оптимизм — плясать на похоронах или вы пользуетесь пилюлями Липпинстока?
Общий шум, смех, возгласы, аплодисменты, шиканье.
6-й вопрос. Чем вы объясните участившиеся слухи, будто ваша уважаемая фирма “BS” всех своих клиентов тотчас по усыплении складывает штабелями на дне приспособленной для этого непромерзающей шахты, после чего их заливают известью на заказанный срок?
Вопрос задан раздельным, невозмутимым, отчетливым голосом. Скандальное замешательство, почти сенсация. Все торопятся разглядеть загадочного разоблачителя, а фоторепортеры — сделать снимки для газет. Вопрос принадлежит мистеру Мак-Кинли, который, стоя в своем ярусе, невозмутимо ждет ответа с головой на бочок и заложенной за борт пиджака рукой. Растерявшийся было администратор со сдержанной ненавистью щурится влево и вверх, на скандалиста.
Ответ. Прошу вас оставить в бюро внизу ваши адрес и фамилию, сэр. В отмену наших правил вы получите личное приглашение фирмы на осмотр нашего местного филиала заодно с государственной Приемочной комиссией.
Мистер Мак-Кинли благодарит поклоном и, вытирая испарину напряжения с лица, снова принимается за свои таинственные заметки и чертежи в записной книжке. Конференция продолжается.
Надпись на экране. “Тем временем на противоположной половине планеты было объявлено о частичном роспуске своей армии и ликвидации авиабаз на чужих территориях, об односторонней отмене всеотравляющих термоатомных испытаний”.
Газетные извещения с заголовками по этому поводу.
Диктор. Таким образом, к тому времени, как Мак-Кинли собрался сделать официальное предложение мисс Беттл, военная тема схлынула с экранов и газетных полос, в мире значительно повеселело.
В назначенную роковую субботу м-р Мак-Кинли проснулся в отличном настроении. Напевая, он готовит себе завтрак, напевая, бреется, напевая, к недоумению соседей-пассажиров, едет в автобусе на службу, напевая, работает у себя в бюро. Он весь в предчувствии назначенных на этот день скромных радостей наступающего уик-энда.
До окончания занятий ему остается лишь снести шефу неотложные бумаги на подпись… Поглядывая на часы, он отправляется к нему в приемную и застает там вопиющий беспорядок, за который кто-то заплатит потерей места. Секретарши нет, неисправный диктофон оказывается включенным. М-р Мак-Кинли невольно становится свидетелем происходящего у шефа сверхсекретного разговора.
Шеф (раздраженно). Простите, я так и не понял ни черта из вашей болтовни. По характеру вашей заявки вам нужно в военное министерство. Но у вас нет ничего на руках… вдобавок, по выяснении дела, вы еще, оказывается, энтомолог! Чего вы хотите?.. Объяснитесь ясней и покороче…
Изобретатель. О’кей, я повторю, босс!.. Мои трехмесячные раздумья о современной войне привели меня, знаете, к довольно безотрадным выводам. Как это ни дико звучит, но именно война в наши дни оказалась наиболее запущенной областью человеческой деятельности. Несмотря на все новинки более емкого, чем когда-либо, истребления, война вырождается на наших глазах, приходит к собственному бесславному отрицанию, из бизнеса превращается в нонсенс. Судите сами, босс, классическая война имела целью утоление назревших эгоистических, в национальном масштабе, вожделений за счет непроворного соседа, то есть по возможности дешевое и эффективное ограбление слабейшего… но, прошу внимания, ведь современная-то термоядерная бойня в положение ограбляемого неминуемо ставит самого победителя, хо-хо! если бы даже такой объявился вдруг в силу непредвиденных капризов провиденья!.. Вы следите за развитием моей мысли? В самом деле, в то время как всякая полнометражная, как она мыслилась дедам, война предполагала в качестве приза аннексии и контрибуции, то, с вашего позволения, кто именно оплатит вам расходы нынешней войны, босс, когда в результате ее противник начисто исчезнет с лица земли, а его надежно опустошенная, вдобавок зараженная территория станет на много лет адской радиопоражающей ловушкой? Черт возьми, да вам не достанется даже труп врага, чтобы утолить на нем воинский экстаз и раздражение! Напротив, собственные налогоплательщики учинят вам крупные уличные неприятности, тогда как избавленная от житейских хлопот жертва ваша будет безнаказанно потешаться над вами оттуда, ха-ха… если только допустить загробное существование!
Шеф (начиная вслушиваться). Довольно свежие мысли!.. Так в чем же, собственно, ваша идея?
Изобретатель. Я имею в виду, босс, что нынешняя высокопроизводительная атомно-водородная война при всей своей мнимой свирепости крайне, я бы даже сказал — непозволительно гуманна… и прежде всего бессмысленна! Вы нажали кнопку — нет столицы противника, а ее население даже без особых болевых ощущений, потому что этак в девятнадцатую секунды, окажется на километровой высоте в виде розоватого вулканического облачка. Однако единовременно с вами нажмет кнопку и ваш компаньон по развлечению… И вот вы сами также плывете по небу в состоянии этакого газообразного пепелка, хе-хе!.. и даже не успев занести в дневничок свои попутные переживания. Кстати, вы слышали смешной анекдот про двух чудаков, которые со скуки съели по жабе за скромное взаимное вознаграждение, сколько помнится, в полсотни монет? Так вот, к концу года ожидается выпуск так называемых пакетных бомб, в один прием смывающих целые материки… но ведь это же коммерция безумия, босс!
Его собеседник угрожающе шевелится, переставляя предметы на столе.
Шеф. Э-э, позвольте-ка, как вас там… вы это, кажется, насчет так называемого разоружения?
Изобретатель. Наоборот, мистер Гровс! Если бы оно случилось, у вас-то еще хватило бы на первое время хлебных крошек в кармане — перебиться, а мне первому и сразу придется с голоду подыхать. Так вот, слушайте-ка меня поприлежней наконец, пока я не сбежал к вашему конкуренту…
Фу, жара какая!
Действительно, воздух почти раскален, как это бывает там накануне осени. Напрасно жужжат вентиляторы. Чрезвычайно своеобразной и лютой наружности изобретатель составляет себе из напитков на столике загадочную смесь, смотрит на просвет, сознательно терзая разбуженную любознательность шефа, потом пьет, созерцая в окне плывучий, из-за полуденной дымки, вид этих застылых стоэтажных кристаллов. У изобретателя хватает нахальства расстегнуть ворот рубашки, — тогда становится видна его грудь, заросшая черным волосом, как, верно, и все остальное тело.
Он продолжает, время от времени давясь хрипучим, металлическим, вроде как при переключении шестерен, смешком.
Изобретатель. Я говорю — напротив, босс. Раз в поколение хорошая потасовка только бодрит прогресс, но я предлагаю взамен бессмысленной концентрации грубой убойной силы применить более тонкие психологические воздействия. Пора освежить войну, вернуть ей былое мистическое величие, этот начисто утраченный ею апокалипсический ужас с его великолепной свитой из адских псов, ухмыляющихся скелетов и прочей замогильной чертовни, как это изображено во фламандском бреду у Брейгеля!.. Снова призвать на вооружение зубовный скрежет, первобытную щекотку страха, затрагивающего наиболее сокровенные биологические клавиши, этакое порабощающее волю смертное содрогание, трепет почти предельной боли, однако без спасительного летального исхода. Настало время, босс, ввести в обиход нечто поцелесообразнее этих ворчливых и разорительных грибов с сердитой шляпкой, черт бы их побрал, и вместе с тем нечто такое, чтоб человечество завизжало, как младенец на коленях у Вельзевула, босс! Я даже предвижу создание двусторонних психологических средств на манер липпинстоковских пилюль — с одной стороны, мобилизующих чувство самосохранения, а с другой — вызывающих физиологическое отвращение к собственному бытию… У-ху-ху, представляете себе современную мотодивизию, пораженную судорогой кровавой рвоты на марше? Надо только пошарить в исторических хрониках, — может, там и отыщется что-нибудь вроде великолепного белкового яда Борджиа или того знаменитого лейстеровского насморка…
Шеф. Да, это и вправду увлекательно… тут непочатый край работы. Вы истинный поэт, продолжайте же, прошу вас!
Изобретатель. Словом, отныне вам следует производить не падаль, не бесполезных калек, а прежде всего сумасшедших! Вообразите шествие танцующих в кровоточащих лохмотьях безумцев, которые своею грозной непоправимой немотой, х-ха, красноречивее расскажут о вашем могуществе, чем даже горы гниющих тел. Что-нибудь в духе византийского Василия Болгароктона, который отпустил на родину полтораста тысяч ослепленных им пленных… по десятку слепцов на поводыря! Словом, у меня уйма замыслов в голове и несоответственно мало возможностей!.. Для начала я могу предложить гибриды новых, гомерической отвратности и баснословной плодовитости насекомых, каких еще не бывало на свете… правда, в ограниченном количестве пока. При виде моих трехголовых жучков я и сам тороплюсь опустить глаза, чтоб не слишком расстраиваться. Я мог бы в трехмесячный срок наладить их серийное производство, в условиях гарантированного сбыта, разумеется… а пока угодно ли вам взглянуть на эти картинки?
Каковы милашки!
Слышен шелест бумаги и удовлетворенное кряканье шефа.
Тем временем в приемной собралось много служащих. Не спуская глаз с аппарата, они внимают чугунным перекатам изобретательского баса. Какая-то стенографистка тихонько плачет в углу, но вот пугается общего внимания и, улыбаясь, делает вид, что красит губы. В окне, несмотря на ясный день, в полную мощность световая реклама фирмы “Боулдер и К°”.
Управляющий конторой (овладев собой). Сейчас, по-видимому, последует заключение сделки. Приготовьте регистрационные бланки, мистер Мак-Кинли, а пока… (окончательно придя в себя) , кто дал вам разрешение покинуть свои рабочие места, господа?
Люди долго не могут опомниться от подслушанного ими проекта обновления войны.
И сразу небо как бы крепом затянулось в тот погожий денек, а заодно и радость назначенного на вечер обручения. Однако верный данному слову м-р Мак-Кинли по дороге домой покупает орхидейку в целлофановой упаковке: для избранницы! Дома он переодевается в парадный, неизменно черный костюм… и тут случайно прошедший под окном взвод солдат вызывает у него подобный удушью упадок решимости. Сдернув галстук с шеи, он валится в кровать, впрочем не спуская глаз с фотографии улыбающейся мисс Беттл.
— Вот уже третий раз вы поступаете со мной нехорошо, мистер Мак-Кинли, — говорит мисс Беттл из своей рамочки, скорее грустно, чем с упреком.
Мистер Мак-Кинли закрывает глаза, чтоб не видеть.
— Я вас дожидаюсь на углу целых восемь минут, а вы еще не выезжали из дому… Конечно, в моем возрасте надо быть терпеливей, но нельзя же напоминать об этом девушке так часто! Ради вас я отказалась от загородной прогулки на пароходе с друзьями…
— Если бы вы знали, мисс Беттл, — мучится угрызаемый совестью м-р Мак-Кинли, — как страшно повторить ошибку собственных родителей… в отношении меня самого!
— Но попытайтесь же совершить хоть один, только один, опрометчивый шаг в своей жизни, мистер Мак-Кинли, — убеждает мисс Беттл, любуясь появившимся у ней на коленях младенцем. — Война уже не вернется никогда. Дайте вашим малышам побегать по зеленым лужайкам!
И, подчиняясь соблазнительной логике мисс Беттл, несчастный счастливец поднимается с постели, чтобы серией последних перед зеркалом штрихов вернуть себе доступную ему мужскую привлекательность. Все готово. Не забыть теперь обручальное колечко! Пряча на груди свой тропический цветок от подсматривающих за ним жильцов, — причем все двери приоткрываются по мере того, как он минует их! — м-р Мак-Кинли спускается по лестнице. Каждая подробность в его внешности с головой выдает попавшего в брачные сети холостяка.
Шепоток на лестнице. Вот наконец-то и наш отшельник прощается со своей свободой! Ишь подрагивает, бедняга, словно голый в воду идет…
В поисках такси жених выходит на соседний сквер, вызывая обычное оживление среди маленьких друзей, и хотя многие из них машут ему руками —
— Хэлло, мистер Мак-Кинли! — видимо, из детской деликатности ни один не пристраивается за ним следом на этот раз. М-р Мак-Кинли важно приподымает шляпу в ответ на приветствие каждого из малышей.
Проходя мимо местной конторы “Боулдер и К°”, он замечает в окне большую фотографию кубастого, с сиреневым румянцем господина килограммов на 115.
Подпись под портретом.
“Дальновидный миллионер м-р Дональд Торнер-младший, записавшийся вчера в наш сальваторий на 4000 лет”.
Пример миллионерской предусмотрительности погружает м-ра Мак-Кинли в очередное парализующее раздумье, пока не возвращает его к действительности воображаемая Мисс Беттл.
— Да станьте же наконец мужчиной, мистер Мак-Кинли! — время от времени произносит ее голос. — Боже, я жду вас здесь семнадцатую минуту!
Такси попадает в уличный затор: часы “пик”. Вот уж девятнадцать минут героически ждет своего жениха мисс Беттл; он торопит водителя. Видно издали: мисс Беттл прогуливается по четыре шага в обе стороны на условленном перекрестке. Смешавшись с очередью ожидающих у троллейбусной остановки, м-р Мак-Кинли наблюдает за своей невестой. Она нервничает, озирается по сторонам; м-р Мак-Кинли поворачивается боком, чтобы остаться незамеченным. Он делает вид, что читает через плечо экстренный выпуск газеты в руках господина перед собою. Но, боже, такие же листки в руках буквально у всех на улице! Все поглощены головокружительными новостями дня.
Внезапно звуки улицы пропадают, слышно лишь зловещее шевеление бумаги.
Заголовки в листках.
“Талантливый подарок молодого ученого человечеству. Отныне Н-бомба самый воздух выжигает начисто. Окрестные водоемы в радиусе тысячи километров устремляются в образовавшийся сверхвакуум!”
“Ожидаемая в официальных кругах большая война разыграется не раньше осени”.
“По авторитетному суждению м-ра Хаббла с Паломарской обсерватории, в случае чего — мы не исчезнем начисто, а превратимся в звездочку 6-й величины, видимую отовсюду в космосе с почтенного расстояния в сто парсеков!”
Решение принято: отбой! М-р Мак-Кинли поспешно, за спиной у себя, засовывает в мусорную урну жениховскую орхидею, но… как же трудно порвать все нити жизни разом! Он заходит в кафе-бар, оказавшийся по соседству. Заняв угловой столик у окна, он заказывает себе:
— Чего-нибудь покрепче там, на троих! — И поверх взятой газеты с терзаниями совести все смотрит, наблюдает через окно за поведением своей избранницы в уличном потоке. Мисс Беттл толкают прохожие, она встревожена, поминутно поглядывает на часики. Медленные минуты ожидания, а ведь ждет она всего только двадцать шесть минут! М-р Мак-Кинли пьет и, видимо, впервые в жизни столько.
Мы видим его со спины, когда же он время от времени оборачивается взглянуть на часы, повешенные над выходом в одно подсобное помещение, всякий раз у него чем-то иное лицо: хмурое, плачевное, растерянное, безразличное, как у приговоренного к казни, наконец.
Воображаемый голос мисс Беттл. Еще не поздно, мистер Мак-Кинли, ладно, я подожду… Вы же знаете, мне теперь все равно некуда спешить!
Нет, придется, видно, в седьмой раз растоптать свою сердечную привязанность. Напрасно он старается какой-нибудь посторонней мелочью вытеснить ее из сознания… И тут до рассеянного слуха м-ра Мак-Кинли достигает случайный разговор молодых людей в нише за соседним столиком. Похоже, это битники, тамошние ничегонедельцы. Их пятеро, и пятый все время маниакально дирижирует какой-то неслышной музыкой, которая проясняется порой, и тогда мы узнаем ее, — это как раз та усыпительная мелодия из процедурного фильма о сальваториях “BS”, которую мысленно теперь поет весь город.
С возрастающим интересом м-р Мак-Кинли вслушивается в беглую, со смешком и навеселе, беседу молодых людей:
— Давно не видно Пита. Надеялся встретить у той танцорки на Лонг-Айленде вчера… так до ночи и не явился.
— Знаешь, он обнищал совсем и духом пал, бедный малый… За что ни возьмется, все из рук валится.
— Ему просто пора найти себе богатую доверчивую старуху.
— Зачем… жениться? Да ты, как видно, сегодня в ударе, Фелси!
— Ну, можно поживиться и без столь мрачных обязательств. Я довольно занимательную книжку читала на днях. Там один — не то молодой чиновник, не то бакалавр, не помню кто, — старуху убил. Она вещи у нищих в заклад принимала. Сейфы до отказа набила, а ему как раз сравнительно пустяков и не хватало… словом, оборотных средств на что-то! Старуха была все равно рвань, ее не жалко… а у него дальний, чистый путь светился впереди!
— И что же, наверно, элегантный и красивый парень? — сочувственно спрашивает подруга Джейн.
— По-видимому… во всяком случае, нетерпеливый очень! Так, знаешь, Эл, он прикрепил топор в петле, у себя под мышкой, вот здесь, и отправился туда вечерком с визитом.
— Почему же так громоздко? Лучше было сунуть ей под подушку пробирку с радиоактивным изотопом, и баста!
— Вот и видно, что ни черта из тебя не выйдет, Эл. С топором-то, да еще под мышкой, в наше время есть шанс сойти за сумасшедшего, а это при неудаче сулит, по крайней мере, половинную скидку в суде.
— Уверена, что очень старинный автор: они это любили в старину, чтоб Ниагара крови, попышнее… кто таков?
— Не помню фамилии… кажется, поляк какой-то!
Вполоборота повернувшись к ним, м-р Мак-Кинли сперва рассеянно, потом внимательнее ловит ухом их непринужденную и откровенную беседу. Он оглядывается справиться об истекшем за минувший срок времени. “Всего только час прошел… боже, какая длинная жизнь на земле, если мерить человеческой тоскою!” М-р Мак-Кинли с воровским выражением лица косится в окно: ушла ли мисс Беттл?
Но, верная данному слову, она все еще ждет его, только прислонилась к косяку аптечной двери, чтобы не слишком толкали прохожие. К ней выходит аптекарь: приняв ее за уличную, он просит ее гулять где-нибудь в другом месте.
— Понимаете, мисс… вы несколько сомнительная реклама для моего заведения!
Через окно м-р Мак-Кинли видит, как к его невесте подкатывается лихой и, видимо, слегка на взводе моряк. Судя по жестам, он зовет мисс Беттл в один известный ему поблизости райский уголок с подачей горячительных напитков. Пантомима уговаривания, соблазняющая жестикуляция, как в старинном кино. Мисс Беттл колеблется, отчаянно поглядывая по сторонам. В ответ морячок показывает ей что-то в кармане, кажется, деньги. Лежащие на столе кулаки м-ра Мак-Кинли сжимаются. Он встает и снова садится, едва подавляя в себе потребность немедленного возмездия.
Мы слышим подлинный разговор его мнимого соперника с мисс Беттл на перекрестке:
Морячок. Мне до слез жалко вас, Пэгги… теперь ваш обормот уже не появится. И право, мне пора возвращаться, у меня будут большие неприятности.
Мисс Беттл. Ради бога, подождем еще минутку, мистер Дроот. Я уверена, он где-нибудь наблюдает за нами поблизости: я так хорошо изучила все его хитрости. Ну, выкиньте еще что-нибудь, положите руку мне на плечо, тряхните… нет, посильнее… теперь еще раз покажите мне деньги и тащите меня куда-нибудь! Сейчас он примчится драться с вами…
Происходит убедительная атака морячка, при виде которой м-р Мак-Кинли, кажется, жует палец у себя за столиком, втягивает голову в плечи, смятой шляпой необъяснимо трет себе лицо. Публика в баре не обращает внимания на странности его поведения: верно, у господина болят зубы!
Морячок уводит наконец мисс Беттл, она кокетливо виснет на его руке. За углом они снова останавливаются — в затишье от уличного движения.
Мисс Беттл. Ради бога, постоим еще хоть минуточку, а то он не найдет нас…
Морячок. Неужели вы собираетесь ждать его здесь до вечера, Пэгги?
Мисс Беттл. Боже, хоть до завтрашней ночи!
Морячок (после паузы). Лучше дайте мне его адресок, я пойду и успею нанести небольшое увечье этому потрошителю, чертову выродку, этой кособокой скотине…
Мисс Беттл (со слезами, стуча кулаками в его грудь). Не смейте так! Это, может быть, самый-самый из всех вас, кого я только знаю… самый честный человек!
Мистер Мак-Кинли планомерно, с видом бесстрастия и без спешки допивает свою горькую чашу, а также часть напитков на столе, потом очумело бредет домой. По дороге он машинально останавливается у витрины — абажуры, кровати, топоры, тесаки и прочие стальные хозяйственные изделия. Пройдя десять шагов, он возвращается взглянуть еще разок на подсознательно запавшую теперь в его воображение мясницкую утварь всяких образцов… И вот уже опять знакомый сквер, и детишки окликают его, не очень устойчивого на ногах, а он своеобычно салютует малышам мятой шляпой.
Диктор. В назначенное время мистер Мак-Кинли получил обещанное приглашение осмотреть в составе Государственной комиссии один из филиалов фирмы “Боулдер и К°”.
Семь парадно одетых джентльменов, государственных деятелей второго разряда, направляются по пустынному, за чугунной оградой, двору к приземистому и сумрачному зданию крематорного стиля; последним поспешает за ними м-р Мак-Кинли.
Их встречает главный управляющий филиалом. Пока один бой в фирменной униформе отбирает у посетителей верхнюю одежду, другой вручает взамен белые халаты с фирменными инициалами на спинах и мягкую, неслышную обувь.
Мистер Мак-Кинли задерживается возле клерка, регистрирующего фамилии высоких посетителей.
Мак-Кинли (важно). Я — Мак-Кинли, из Высшего Лицензионного Совета. Что-то довольно пустовато у вас сегодня!
Клерк. Главный съезд начинается с наступлением темноты… Нам запрещен дневной прием, во избежание беспорядков.
Мак-Кинли. Грабежи?
Клерк. Слишком много желающих попасть в сальваторий бесплатно. (Понизив голос.) Как раз нищие районы кругом, — взгляните, что там у нас делается!
Во всю боковую длину высокой литой ограды с копьями и монограммами “BS”, с той стороны, откуда только и можно подойти, выстроилась молчаливая, недвижная, безликая какая-то, на бесформенное пятно похожая людская толпа. Всех их роднит один и тот же признак — оттенок безнадежности во взгляде; женщины с малышами, старики и самостоятельные, преждевременно повзрослевшие ребятишки.
Остальные члены комиссии слышат разговор Мак-Кинли с клерком:
1-й член комиссии. Почему ж вы не обратитесь в полицию?
Клерк. Мы не можем… Они не нарушают порядка, не мешают работе, они только глядят.
Мак-Кинли (обернувшись в сторону ворот). Но вот как раз и дневные клиенты к вам!
Клерк. О, эти, очевидно, прямо с аэродрома… за последний месяц наплыв из Европы увеличился вдвое, хотя у них там имеется своя сеть комфортабельных сальваториев.
2-й член комиссии. По-видимому, сказывается дурной опыт от прежние войн!
Клерк (горестно). Да, в случае неприятностей Европа превратится в вулканический кратер средней активности. Простите, господа…
Вполголоса клерк отдает распоряжение служащему помоложе, чтобы тот встретил новоприбывших.
Через двор к главному зданию сальватория шествует, с пледом через руку, по моде прошлого века, престарелый, надменного вида господин, возможно даже лорд, во главе своего семейства: параличная жена в кресле на велосипедных колесах, незамужние, подсохшие от времени дочери, личные секретари, домашний врач и единственный внук. Ливрейный лакей несет в руках аквариум с рыбками, также поступающими на долговременное хранение. Владелец их, задумчивый хилый мальчик, тащит вдобавок своего любимца, сидящего в обруче носатого тукана. Кроме того, ведут под уздцы ветхую, но, значит, дорогую по воспоминаниям верховую лошадь. Гувернантка с двумя шпицами в поводке замыкает шествие, отдаленно напоминающее погребальную процессию.
И самое любопытное: приезжие проходят по аллейке как раз мимо напряженно созерцающей толпы, им не стыдно.
— Пожалуйте, этим путем, сэр! — кланяясь, принимает почетных клиентов главный администратор, передавая их помощникам пошустрее.
Комиссия спускается в скоростном лифте в подземные помещения сальватория. Что-то бешено мигает в контрольном окошке кабины, и вспыхивают бесчисленные лампы и номера этажей: 13… 22… 36… Заглушаемый легким свистом падения, управляющий успевает ввести гостей в курс текущих дел и очередных соображений фирмы. Здесь уместно отметить поразительную четкость поведения и речистость всех служащих фирмы “BS”.
Управляющий. После недавних просчетов наших конкурентов мы предпочитаем для своих сальваториев предельные глубины порядка семи-восьми километров. Дальнейшее погружение в земную кору чрезмерно повышает стоимость шахтной проходки и, следовательно, каждого кубометра полезного объема… в особенности из-за повышения глубинных температур.