Продали Россию демократы доморощенные, правда, кто купил матушку, то тайна великая есть.
Гуров раскланялся с хозяином, с которым согласовал свой визит по телефону. В прошлый раз прощались они доброжелательно, но сегодня адвокат вновь руки не подал, жестом приглашая следовать за собой. Проходя через гостиную, Гуров чуть не поперхнулся: на месте крошечного, пожелтевшего от старости холодильничка стоял огромный белоснежный двухкамерный агрегат, а изменения, которые ощутил сыщик, войдя в квартиру, заключались в запахах. Вместо прежней бумажной затхлости и пыли квартиру наполняли ароматы, которые ощущаешь, войдя в восточный ресторан.
– Как это понимать, милостивый государь? – Бояринов указал на потертое кресло, сам уселся за стол. – Я недавно прихожу из консультации и наблюдаю подобное безобразие. Моя квартира – не склад ворованных вещей… В общем, понимаете. Заметьте, холодильник полон различных продуктов, многие я не знаю, как называются, раньше я смотрел их по телевизору.
– Простите, Иван Максимович, – Гуров силился сдержать улыбку, – не понимаю, какое отношение к происшедшему имею я, Лев Иванович Гуров.
– Не играйте, уважаемый, с вашими способностями вас не взяли бы в самый захудалый провинциальный театр.
– Неправда, из меня получился бы отличный контролер и вышибала, – серьезно ответил Гуров. – И не шейте мне дело, вы же адвокат. Взятки здесь нет, отсутствует состав преступления. Незаконное проникновение в частную квартиру, согласен. У меня нет даже косвенного соучастия. При большом желании мне можно инкриминировать недоносительство. Знал, но не сообщил. Иван Максимович, вы же отлично понимаете, дело против меня судебной перспективы не имеет.
– Да, черт побери! Но я оттуда ем!
– Для опытного юриста вы выражаетесь непозволительно. – Гурову удалось подавить смех, сыщик говорил абсолютно серьезно. – Вы не едите из холодильника, лишь берете из него продукты, а едите, как все люди, из тарелки.
– Но я ем ворованное, меня вынудили… Если бы мой дед…
– Позвольте не согласиться и перебить, – сказал решительно Гуров. – Возможно, вас разочарует мое сообщение, так как лишает ореола мученика. Человек, на чьи деньги все приобретено, не ворует уже лет двадцать. Срок давности и все остальное… Иван Максимович, оставим спор о колбасе, для подобных дебатов существует Дума. Поговорим о вашем подзащитном.
– У меня нет подзащитного, есть осужденный.
– В тонкостях не разбираюсь. Уважаемый Иван Максимович, я имел неосторожность познакомиться с дедом Тимура Яндиева и пришел к выводу, что парень не виноват.
– Всегда знал, потому для меня нож острый – подобные подношения. Но он молчит! Понимаете? Он не дает мне никакого шанса на его защиту.
– Заговорит. Его показания не могут быть расценены как вновь вскрывшиеся обстоятельства, послужить основанием для повторного судебного разбирательства. Показания Тимура окажутся бездоказательными. – Гуров уже достаточно освоился в кабинете, подвинул пепельницу.
– Курите, курите, – поспешно сказал адвокат. – Откуда вы все знаете, как вы получили дело?
– Не суть важно, Иван Максимович, – ответил Гуров и закурил. – Мне необходимо встретиться с Тимуром Яндиевым.
– Невозможно. Он содержится в камере смертников, свидание с ним может получить только адвокат.
– Уверен, я мог бы встретиться с парнем и без вас, но считаю подобный шаг неэтичным. – Гуров сделал короткую паузу и продолжал: – Если моя работа окажется успешной, с Тимура снимут обвинение в умышленном совершении теракта, повлекшего за собой человеческие жертвы, но могут инкриминировать соучастие. И ему понадобится адвокат, желательно, чтобы вы были в курсе с самого начала.
Сыщик чуть не прикусил себе язык. «Видимо, Станислав прав, и у меня сдвиг по фазе. Куда я тащу совершенно беспомощного человека? Если все будет развиваться, примерно так, как я предвижу, никто данного человека всерьез не воспримет. Однако, если мне будет сопутствовать успех, адвоката могут пристукнуть от злобы, просто так».
– О чем вы задумались, молодой человек? – спросил язвительным тоном хозяин. – Решаете, стоит ли посвящать этого старого пня, осколок прошлого, в кровавые будни дня сегодняшнего? Не пристукнут ли адвокатишку ненароком?
– Примерно так, Иван Максимович, – признался Гуров. – Сделаем так. Мы посетим тюрьму. Я разыскиваю сообщников осужденного. Факт, что розыскник в присутствии адвоката переговорил с парнем, не вызовет ни у кого подозрений. После свидания вы продолжаете заниматься текущими делами и Тимуром Яндиевым не интересуетесь. В случае если вскроются новые обстоятельства, вы, как и положено адвокату, включаетесь в работу.
– Посещают, молодой человек, вернисажи, а встретиться с приговоренным к высшей мере – задача архисложная, для вас невыполнимая. – Хозяин говорил уверенно, но в его взгляде появился откровенный интерес. – Вы – особа, приближенная к императору?
– Просто я работаю в розыске четверть века, у меня много друзей, еще больше врагов. В принципе, Иван Максимович, это моя проблема. Если вам нанесут визит люди любопытные, интересующиеся, почему вокруг вас крутится полковник угро, дайте мне нелестную характеристику, мол, человек за деньги готов на любой обман пойти, морочит людям головы, изображает активность. Вы сожалеете, но ваш подзащитный виновен, решение суда правильно, в помилование Президентом вы не верите.
– Вынуждаете врать старого человека. Грешно.
– Ложь во спасение, Бог простит.
– Лев Иванович, я считаю возможным, что обвинение против Тимура сфабриковано, но все пятеро свидетелей не могут быть подставными. У меня большое подозрение вызвал некто… – Адвокат замолчал, вспоминая фамилию свидетеля, не очень уверенно произнес: – Ивлев. По-моему, служащий банка. Он в автобусе сидел рядом с Тимуром, и тот якобы своим рюкзаком придавил Ивлеву ногу. Ивлев проехал на автобусе немного, вышел на ближайшей остановке, странный свидетель, от таких показаний плохо пахнет.
– Спасибо, Иван Максимович, – Гуров поднялся. – Когда я получу разрешение на посещение осужденного, я вас извещу.
Бояринов пошел провожать гостя, в гостиной, отворачиваясь от огромного холодильника, стесняясь, спросил:
– Что же, ко мне теперь без спроса так и будут приходить неизвестные и совать в холодильник продукты? И сколько же времени все это продлится?
– Мне бы найти таких чертей, у меня в холодильнике дохлая мышь валяется, с голоду померла. Вы, Иван Максимович, примите от людей причитающийся гонорар и живите без головной боли.
– А если замок сменить? – Бояринов вздохнул. – И поставить холодильник в гостиной? Ну надо же такое придумать!
– Я вам глубоко сочувствую, не выжимайте из меня слезу. – Гуров попрощался и ушел.
Гуров, присев на любимый подоконник, курил, пускал дым в форточку, ждал, пока друг выдохнется. Сыщик не сомневался, гнев Петра был вызван не столько бесцеремонной просьбой, сколько генеральским мундиром, который Орлов был вынужден надеть с утра, так как топтался спозаранку на ковре у руководства, теперь переодеться лень, а мундир жал и мешал чувствовать себя комфортно. Можно достать из шкафа штатский костюм, помочь вернуться Петру в нормальное состояние, но известно, генерал стеснялся показываться без штанов, обнажив кривые волосатые ноги.
– Я тебе ясно сказал, что не знаю нынешнего начальника тюрьмы и не буду к нему обращаться с незаконной просьбой. – Орлов расстегнул блестящие пуговицы на груди, глубоко вздохнул. – Ты – спиногрыз, хочешь на чужом горбу в рай въехать.
Гуров ничего не ответил, соскочил с подоконника, достал из шкафа костюм шефа, повесил на край открытой дверцы.
– Переоденься, я пойду с Верочкой поболтаю. Между прочим, по твоей милости девчонка до сих пор не замужем.
– Наглец, она ходила замуж, а холостая теперь не по моей, а по твоей милости. Девочка всех мужиков на тебя примеряет, а ты, паршивец, размера не имеешь.
– Давай, давай, – Гуров вышел, прикрыл за собой тяжелые двойные двери.
В приемной, держа на коленях папки с бумагами, сидели два полковника. Увидев вышедшего Гурова, один из них поднялся, сыщик махнул на него рукой.
– И не думай, Витя, порвет на стельки. Мой вам совет: приходите после обеда.
– Лев Иванович, ты же в отпуске. И чего вы не поделили? – спросил второй посетитель, который был в погонах, несмотря на то, что в управлении форму надевали лишь в крайних случаях.
– Леша, тебе форма идет, – Гуров подмигнул Верочке, которая возилась с суперновым кофейником. – Иди в кадры – власти больше, и форма положена, и девочек хватает.
– Грубый ты мужик, Лев Иванович, – обиделся полковник. – Считаешь, ты один розыскник, остальные лишь прохожие.
– Леша, спроси у девочек, каждая скажет, тебе форма личит, – рассмеялся Гуров, услышал, как на столе Верочки тренькнул телефон, сказал: – О! Верунчик, это городской параллельный?
– Будто не знаете, – сердито ответила Верочка. – Вы уже женились или все раздумываете? Уйдет Мария от вас и правильно сделает!
– Я ей то же самое говорю, – Гуров показал Верочке язык и вернулся в кабинет генерала.
Орлов, уже в штатском костюме, накручивал телефонный диск.
– Никого не застанешь, на фронт ушли, поганцы.
Наконец Орлов соединился, спросил:
– Господин генерал-полковник? Некто Орлов беспокоит. Здравствуй, здравствуй, сейчас я выясню, насколько хорошо ты меня помнишь. Почему звоню не по вертушке? Так ты вроде на пенсии, у тебя спецсвязь должны отключить. Знакомства и старые друзья? Прекрасно, мне и нужны твои друзья. Ты местами заключения руководил. Неважно, что давно, люди ведь работают, своих командиров помнят. Понимаешь, дружище, моему парню необходимо встретиться с осужденным, которого приговорили к вышке, он ждет помилования. Сам, как известно, в отпуске, вернется, ему будет не до помилований. Где сидит? – Орлов взглянул на Гурова, выслушал абонента, сказал: – Правильно, там и содержится. У нас имеются серьезные подозрения, что осужденный был не один и банда гуляет. Почему раньше не спохватился? Руки только две, а дел много. Полковник Гуров. С гонором, говоришь? С этим у него все в порядке. Бог делил на десятерых, отдал одному. Позвонишь, переговоришь? Спасибо, дружище. Как сам, как внуки?
Орлов прикрыл трубку рукой, сказал:
– Лева, о твоем дерьмовом характере даже на садовых участках знают. Шагай, позвони к вечеру.
Адвокат с осужденным поздоровался, парень негромко и вежливо ответил, на Гурова взглянул безразлично. Полковник удивился, что парень был без наручников и внешне не походил на приговоренного к смертной казни: лицо спокойное, отнюдь не изможденное, осанка прямая, глаза, правда, пустые, словно неживые.
– Иван Максимович, поговорите с Тимуром, я послушаю, – сказал Гуров и вынул тем временем из кармана цветные фотографии родственников Яндиева, разложил их перед Тимуром, рядом положил страницу печатного текста, приготовленную заранее.
– Что, Тимур, так и будем молчать?
* * *
Гуров только вошел в квартиру адвоката Бояринова, как почувствовал, что в его обители произошли перемены. Нет, вся обстановка, предметы старины остались на месте. И потемневшее, тусклое огромное зеркало в прихожей, в фигурной, тяжелой, видимо серебряной, раме, и отполированные оленьи рога над зеркалом, и потертый ковер под ногами. Да и сам хозяин Иван Максимович Бояринов по-прежнему костляв, огромным носом и чуть склоненной набок головой похож на грифа, высматривающего добычу, и платочек на жилистой шее.Гуров раскланялся с хозяином, с которым согласовал свой визит по телефону. В прошлый раз прощались они доброжелательно, но сегодня адвокат вновь руки не подал, жестом приглашая следовать за собой. Проходя через гостиную, Гуров чуть не поперхнулся: на месте крошечного, пожелтевшего от старости холодильничка стоял огромный белоснежный двухкамерный агрегат, а изменения, которые ощутил сыщик, войдя в квартиру, заключались в запахах. Вместо прежней бумажной затхлости и пыли квартиру наполняли ароматы, которые ощущаешь, войдя в восточный ресторан.
– Как это понимать, милостивый государь? – Бояринов указал на потертое кресло, сам уселся за стол. – Я недавно прихожу из консультации и наблюдаю подобное безобразие. Моя квартира – не склад ворованных вещей… В общем, понимаете. Заметьте, холодильник полон различных продуктов, многие я не знаю, как называются, раньше я смотрел их по телевизору.
– Простите, Иван Максимович, – Гуров силился сдержать улыбку, – не понимаю, какое отношение к происшедшему имею я, Лев Иванович Гуров.
– Не играйте, уважаемый, с вашими способностями вас не взяли бы в самый захудалый провинциальный театр.
– Неправда, из меня получился бы отличный контролер и вышибала, – серьезно ответил Гуров. – И не шейте мне дело, вы же адвокат. Взятки здесь нет, отсутствует состав преступления. Незаконное проникновение в частную квартиру, согласен. У меня нет даже косвенного соучастия. При большом желании мне можно инкриминировать недоносительство. Знал, но не сообщил. Иван Максимович, вы же отлично понимаете, дело против меня судебной перспективы не имеет.
– Да, черт побери! Но я оттуда ем!
– Для опытного юриста вы выражаетесь непозволительно. – Гурову удалось подавить смех, сыщик говорил абсолютно серьезно. – Вы не едите из холодильника, лишь берете из него продукты, а едите, как все люди, из тарелки.
– Но я ем ворованное, меня вынудили… Если бы мой дед…
– Позвольте не согласиться и перебить, – сказал решительно Гуров. – Возможно, вас разочарует мое сообщение, так как лишает ореола мученика. Человек, на чьи деньги все приобретено, не ворует уже лет двадцать. Срок давности и все остальное… Иван Максимович, оставим спор о колбасе, для подобных дебатов существует Дума. Поговорим о вашем подзащитном.
– У меня нет подзащитного, есть осужденный.
– В тонкостях не разбираюсь. Уважаемый Иван Максимович, я имел неосторожность познакомиться с дедом Тимура Яндиева и пришел к выводу, что парень не виноват.
– Всегда знал, потому для меня нож острый – подобные подношения. Но он молчит! Понимаете? Он не дает мне никакого шанса на его защиту.
– Заговорит. Его показания не могут быть расценены как вновь вскрывшиеся обстоятельства, послужить основанием для повторного судебного разбирательства. Показания Тимура окажутся бездоказательными. – Гуров уже достаточно освоился в кабинете, подвинул пепельницу.
– Курите, курите, – поспешно сказал адвокат. – Откуда вы все знаете, как вы получили дело?
– Не суть важно, Иван Максимович, – ответил Гуров и закурил. – Мне необходимо встретиться с Тимуром Яндиевым.
– Невозможно. Он содержится в камере смертников, свидание с ним может получить только адвокат.
– Уверен, я мог бы встретиться с парнем и без вас, но считаю подобный шаг неэтичным. – Гуров сделал короткую паузу и продолжал: – Если моя работа окажется успешной, с Тимура снимут обвинение в умышленном совершении теракта, повлекшего за собой человеческие жертвы, но могут инкриминировать соучастие. И ему понадобится адвокат, желательно, чтобы вы были в курсе с самого начала.
Сыщик чуть не прикусил себе язык. «Видимо, Станислав прав, и у меня сдвиг по фазе. Куда я тащу совершенно беспомощного человека? Если все будет развиваться, примерно так, как я предвижу, никто данного человека всерьез не воспримет. Однако, если мне будет сопутствовать успех, адвоката могут пристукнуть от злобы, просто так».
– О чем вы задумались, молодой человек? – спросил язвительным тоном хозяин. – Решаете, стоит ли посвящать этого старого пня, осколок прошлого, в кровавые будни дня сегодняшнего? Не пристукнут ли адвокатишку ненароком?
– Примерно так, Иван Максимович, – признался Гуров. – Сделаем так. Мы посетим тюрьму. Я разыскиваю сообщников осужденного. Факт, что розыскник в присутствии адвоката переговорил с парнем, не вызовет ни у кого подозрений. После свидания вы продолжаете заниматься текущими делами и Тимуром Яндиевым не интересуетесь. В случае если вскроются новые обстоятельства, вы, как и положено адвокату, включаетесь в работу.
– Посещают, молодой человек, вернисажи, а встретиться с приговоренным к высшей мере – задача архисложная, для вас невыполнимая. – Хозяин говорил уверенно, но в его взгляде появился откровенный интерес. – Вы – особа, приближенная к императору?
– Просто я работаю в розыске четверть века, у меня много друзей, еще больше врагов. В принципе, Иван Максимович, это моя проблема. Если вам нанесут визит люди любопытные, интересующиеся, почему вокруг вас крутится полковник угро, дайте мне нелестную характеристику, мол, человек за деньги готов на любой обман пойти, морочит людям головы, изображает активность. Вы сожалеете, но ваш подзащитный виновен, решение суда правильно, в помилование Президентом вы не верите.
– Вынуждаете врать старого человека. Грешно.
– Ложь во спасение, Бог простит.
– Лев Иванович, я считаю возможным, что обвинение против Тимура сфабриковано, но все пятеро свидетелей не могут быть подставными. У меня большое подозрение вызвал некто… – Адвокат замолчал, вспоминая фамилию свидетеля, не очень уверенно произнес: – Ивлев. По-моему, служащий банка. Он в автобусе сидел рядом с Тимуром, и тот якобы своим рюкзаком придавил Ивлеву ногу. Ивлев проехал на автобусе немного, вышел на ближайшей остановке, странный свидетель, от таких показаний плохо пахнет.
– Спасибо, Иван Максимович, – Гуров поднялся. – Когда я получу разрешение на посещение осужденного, я вас извещу.
Бояринов пошел провожать гостя, в гостиной, отворачиваясь от огромного холодильника, стесняясь, спросил:
– Что же, ко мне теперь без спроса так и будут приходить неизвестные и совать в холодильник продукты? И сколько же времени все это продлится?
– Мне бы найти таких чертей, у меня в холодильнике дохлая мышь валяется, с голоду померла. Вы, Иван Максимович, примите от людей причитающийся гонорар и живите без головной боли.
– А если замок сменить? – Бояринов вздохнул. – И поставить холодильник в гостиной? Ну надо же такое придумать!
– Я вам глубоко сочувствую, не выжимайте из меня слезу. – Гуров попрощался и ушел.
* * *
Генерал Орлов пребывал в гневе, больше изображал, получалось у старого сыщика достаточно скверно.Гуров, присев на любимый подоконник, курил, пускал дым в форточку, ждал, пока друг выдохнется. Сыщик не сомневался, гнев Петра был вызван не столько бесцеремонной просьбой, сколько генеральским мундиром, который Орлов был вынужден надеть с утра, так как топтался спозаранку на ковре у руководства, теперь переодеться лень, а мундир жал и мешал чувствовать себя комфортно. Можно достать из шкафа штатский костюм, помочь вернуться Петру в нормальное состояние, но известно, генерал стеснялся показываться без штанов, обнажив кривые волосатые ноги.
– Я тебе ясно сказал, что не знаю нынешнего начальника тюрьмы и не буду к нему обращаться с незаконной просьбой. – Орлов расстегнул блестящие пуговицы на груди, глубоко вздохнул. – Ты – спиногрыз, хочешь на чужом горбу в рай въехать.
Гуров ничего не ответил, соскочил с подоконника, достал из шкафа костюм шефа, повесил на край открытой дверцы.
– Переоденься, я пойду с Верочкой поболтаю. Между прочим, по твоей милости девчонка до сих пор не замужем.
– Наглец, она ходила замуж, а холостая теперь не по моей, а по твоей милости. Девочка всех мужиков на тебя примеряет, а ты, паршивец, размера не имеешь.
– Давай, давай, – Гуров вышел, прикрыл за собой тяжелые двойные двери.
В приемной, держа на коленях папки с бумагами, сидели два полковника. Увидев вышедшего Гурова, один из них поднялся, сыщик махнул на него рукой.
– И не думай, Витя, порвет на стельки. Мой вам совет: приходите после обеда.
– Лев Иванович, ты же в отпуске. И чего вы не поделили? – спросил второй посетитель, который был в погонах, несмотря на то, что в управлении форму надевали лишь в крайних случаях.
– Леша, тебе форма идет, – Гуров подмигнул Верочке, которая возилась с суперновым кофейником. – Иди в кадры – власти больше, и форма положена, и девочек хватает.
– Грубый ты мужик, Лев Иванович, – обиделся полковник. – Считаешь, ты один розыскник, остальные лишь прохожие.
– Леша, спроси у девочек, каждая скажет, тебе форма личит, – рассмеялся Гуров, услышал, как на столе Верочки тренькнул телефон, сказал: – О! Верунчик, это городской параллельный?
– Будто не знаете, – сердито ответила Верочка. – Вы уже женились или все раздумываете? Уйдет Мария от вас и правильно сделает!
– Я ей то же самое говорю, – Гуров показал Верочке язык и вернулся в кабинет генерала.
Орлов, уже в штатском костюме, накручивал телефонный диск.
– Никого не застанешь, на фронт ушли, поганцы.
Наконец Орлов соединился, спросил:
– Господин генерал-полковник? Некто Орлов беспокоит. Здравствуй, здравствуй, сейчас я выясню, насколько хорошо ты меня помнишь. Почему звоню не по вертушке? Так ты вроде на пенсии, у тебя спецсвязь должны отключить. Знакомства и старые друзья? Прекрасно, мне и нужны твои друзья. Ты местами заключения руководил. Неважно, что давно, люди ведь работают, своих командиров помнят. Понимаешь, дружище, моему парню необходимо встретиться с осужденным, которого приговорили к вышке, он ждет помилования. Сам, как известно, в отпуске, вернется, ему будет не до помилований. Где сидит? – Орлов взглянул на Гурова, выслушал абонента, сказал: – Правильно, там и содержится. У нас имеются серьезные подозрения, что осужденный был не один и банда гуляет. Почему раньше не спохватился? Руки только две, а дел много. Полковник Гуров. С гонором, говоришь? С этим у него все в порядке. Бог делил на десятерых, отдал одному. Позвонишь, переговоришь? Спасибо, дружище. Как сам, как внуки?
Орлов прикрыл трубку рукой, сказал:
– Лева, о твоем дерьмовом характере даже на садовых участках знают. Шагай, позвони к вечеру.
* * *
Тимур Яндиев, адвокат Бояринов и полковник Гуров сидели на привинченных к полу табуретках за чистым деревянным столом. Комната была без окон, но воздух вполне приличный, не пахло не только тюрьмой, даже казармой. Тяжелая стальная дверь имела «глазок», в верхних углах комнаты внимательный человек мог обнаружить объективы телекамер, естественно, что помещение прослушивалось, разговоры записывались.Адвокат с осужденным поздоровался, парень негромко и вежливо ответил, на Гурова взглянул безразлично. Полковник удивился, что парень был без наручников и внешне не походил на приговоренного к смертной казни: лицо спокойное, отнюдь не изможденное, осанка прямая, глаза, правда, пустые, словно неживые.
– Иван Максимович, поговорите с Тимуром, я послушаю, – сказал Гуров и вынул тем временем из кармана цветные фотографии родственников Яндиева, разложил их перед Тимуром, рядом положил страницу печатного текста, приготовленную заранее.
– Что, Тимур, так и будем молчать?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента