Страница:
По асфальтовой дорожке, пересекающей всю школу от столовой до мужского корпуса, одиноко прогуливалась еще одна девушка. Ее миловидное лицо с широко расставленными большими глазами было печально. Она с завистью смотрела на развлекающихся кто как может школьников. Последнее время ее саму никто никуда не звал и не приглашал. Ей было скучно.
Увидев вдалеке скамейку с тремя подружками, Яна в замешательстве остановилась. Ей просто до дрожи захотелось сейчас быть там, вместе с ними. Сидеть, обнявшись, и с горящими глазами трепаться о разных глупостях. Девушка вздохнула. С того самого дня, как она отказала Серому, подруги стали ее напрочь игнорировать. Относились к ней с пренебрежением, не удостаивая даже случайным взглядом. И сейчас звеньевая растерянно стояла, не отваживаясь подойти к своим бывшим закадыкам.
Наконец она решилась и, закусив губу от волнения, стала быстро подниматься на холм.
– Привет, девочки! Как дела?
Беседующая троица поворотила к ней свои личики, изображая крайнее изумление.
– Ой, какие люди! И без охраны? Чем обязаны такой чести?
Яна с трудом удерживалась, чтобы не психануть. Настолько она устала от такого отношения.
– Ну ладно вам, девочки! Ну что вы в конце концов?
Борисова язвительно хмыкнула. Затем откинулась на спинку скамейки.
– Здесь девушки сидят, поняла? – медленно, по слогам выговорила она. – А девочкам здесь делать нечего. Пусть идут в песочек играть.
Две других одобрительно похлопали в ладоши.
– Хорошо сказала!
Яна вспыхнула. Она была готова провалиться от унижения.
– Я что, может обязана ему что ли?! Я ничего не обязана!
Романова подалась вперед.
– Так и мы тебе тоже ничего не обязаны! Вообще ничего! Иди куда шла, принцесса. Ты нам мешаешь. У нас здесь свои дела, понятно?
Поняв, что здесь ей делать нечего, Яна побрела к столовой дожидаться обеда. Она едва сдерживала слезы. Обида на бывших подруг душила ее. Вообще в последние дни ее жизнь сильно изменилась. Уже привыкшая к раболепству и заискиванию, она вдруг неожиданно столкнулась с каким-то всеобщим неуважением. Все как-то сразу заметили, что между ней и «хозяевами» словно пробежала черная кошка. Отношение к Яне изменилось моментально. Теперь над ней нередко смеялись и даже хамили. Проверка «домашки» и вовсе стала пыткой. Ребята и девчонки совершенно не желали отвечать уроки как положено, словно мстя ей за былое пренебрежение.
У самой столовой она натолкнулась на двух шакалов. Они словно поджидали ее. На их лицах играла недобрая усмешка. Высокий белобрысый Смира смачно харкнул в ее сторону.
– Слышь, Кадя! Кажись, она снова не при делах.
– Ага. А ты еще извинялся тогда.
– Ну, это можно поправить...
Стараясь не смотреть на их угрожающие лица, испуганная девушка быстро прошла мимо. Ее всю трясло. О жестокости этих ребят по школе уже ходили легенды. Им ничего не стоило подкараулить ее вечерком и отомстить за былое унижение. Ей стало страшно.
Яна даже и не догадывалась, что шакалы не просто так встретили ее. Вообще, после той сцены на спортивке, они напрочь закаялись обижать волчьих однокашниц. Мало ли чего! Где гарантия, что те потом не станут подружками хозяев? На самом деле сегодня утром Серый в приватной беседе сам велел Смире с Кадей напугать Маковскую.
– Не бить, не обзывать. Поняли? Просто намекните так, ненавязчиво. Типа, плохо будет. Ясно вам?
Страшно гордые оказанным доверием, пацаны были готовы исполнить любое желание хозяина.
– Все поняли, босс. Сделаем в лучшем виде...
На следующее утро, открыв парту, Серый обнаружил там записку – свернутый вчетверо лист бумаги. Он развернул ее и злорадно усмехнулся. Мелким аккуратным почерком там были написаны три слова:
– Сережа, я согласна...
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Увидев вдалеке скамейку с тремя подружками, Яна в замешательстве остановилась. Ей просто до дрожи захотелось сейчас быть там, вместе с ними. Сидеть, обнявшись, и с горящими глазами трепаться о разных глупостях. Девушка вздохнула. С того самого дня, как она отказала Серому, подруги стали ее напрочь игнорировать. Относились к ней с пренебрежением, не удостаивая даже случайным взглядом. И сейчас звеньевая растерянно стояла, не отваживаясь подойти к своим бывшим закадыкам.
Наконец она решилась и, закусив губу от волнения, стала быстро подниматься на холм.
– Привет, девочки! Как дела?
Беседующая троица поворотила к ней свои личики, изображая крайнее изумление.
– Ой, какие люди! И без охраны? Чем обязаны такой чести?
Яна с трудом удерживалась, чтобы не психануть. Настолько она устала от такого отношения.
– Ну ладно вам, девочки! Ну что вы в конце концов?
Борисова язвительно хмыкнула. Затем откинулась на спинку скамейки.
– Здесь девушки сидят, поняла? – медленно, по слогам выговорила она. – А девочкам здесь делать нечего. Пусть идут в песочек играть.
Две других одобрительно похлопали в ладоши.
– Хорошо сказала!
Яна вспыхнула. Она была готова провалиться от унижения.
– Я что, может обязана ему что ли?! Я ничего не обязана!
Романова подалась вперед.
– Так и мы тебе тоже ничего не обязаны! Вообще ничего! Иди куда шла, принцесса. Ты нам мешаешь. У нас здесь свои дела, понятно?
Поняв, что здесь ей делать нечего, Яна побрела к столовой дожидаться обеда. Она едва сдерживала слезы. Обида на бывших подруг душила ее. Вообще в последние дни ее жизнь сильно изменилась. Уже привыкшая к раболепству и заискиванию, она вдруг неожиданно столкнулась с каким-то всеобщим неуважением. Все как-то сразу заметили, что между ней и «хозяевами» словно пробежала черная кошка. Отношение к Яне изменилось моментально. Теперь над ней нередко смеялись и даже хамили. Проверка «домашки» и вовсе стала пыткой. Ребята и девчонки совершенно не желали отвечать уроки как положено, словно мстя ей за былое пренебрежение.
У самой столовой она натолкнулась на двух шакалов. Они словно поджидали ее. На их лицах играла недобрая усмешка. Высокий белобрысый Смира смачно харкнул в ее сторону.
– Слышь, Кадя! Кажись, она снова не при делах.
– Ага. А ты еще извинялся тогда.
– Ну, это можно поправить...
Стараясь не смотреть на их угрожающие лица, испуганная девушка быстро прошла мимо. Ее всю трясло. О жестокости этих ребят по школе уже ходили легенды. Им ничего не стоило подкараулить ее вечерком и отомстить за былое унижение. Ей стало страшно.
Яна даже и не догадывалась, что шакалы не просто так встретили ее. Вообще, после той сцены на спортивке, они напрочь закаялись обижать волчьих однокашниц. Мало ли чего! Где гарантия, что те потом не станут подружками хозяев? На самом деле сегодня утром Серый в приватной беседе сам велел Смире с Кадей напугать Маковскую.
– Не бить, не обзывать. Поняли? Просто намекните так, ненавязчиво. Типа, плохо будет. Ясно вам?
Страшно гордые оказанным доверием, пацаны были готовы исполнить любое желание хозяина.
– Все поняли, босс. Сделаем в лучшем виде...
На следующее утро, открыв парту, Серый обнаружил там записку – свернутый вчетверо лист бумаги. Он развернул ее и злорадно усмехнулся. Мелким аккуратным почерком там были написаны три слова:
– Сережа, я согласна...
Глава 11
Малыш обеими руками раздвинул сухие облезлые кусты и полез в освободившееся пространство. Через несколько шагов перед ним оказалась просторная яма, совершенно незаметная для непосвященного человека. Спрыгнув в нее, он оказался в своей личной «берлоге». Удовлетворенно вздохнув, он включил маленький фонарик и стал внимательно осматривать окружающую обстановку.
Три года назад, бродя по школьному лесу в поисках грибов, Малыш случайно обнаружил это самой природой созданное укрытие. И с тех пор яма стала его личным секретом, маленькой тайной, о которой он никогда никому не говорил. Он любил приходить сюда и, спрятавшись от всего мира, разлечься на куче опавшей листвы. Закрыв глаза, он мечтал и фантазировал, чувствуя себя как бы совершенно в другом, далеком мире.
Неподалеку от его укрытия проходила одна из тех узеньких лесных тропок, по которым так любили прогуливаться влюбленные парочки. И нередко ему доводилось наблюдать за их милыми проделками. Малыш горящими от любопытства глазами глядел, как те обнимаются и целуются. Потом, возбужденный, лежал на своем ложе из листьев, представляя на их месте себя и свою безответную любовь.
– Наташа...
Вот уже наступил ноябрь, а он все никак не решался подступиться к этой девушке. Да что же это такое?! Несколько раз Малыш уже был буквально на грани того, чтобы признаться ей в своих чувствах. Но в самый последний момент страх перед отказом останавливал его, и рвущиеся наружу слова умирали, не успев родиться. Так хоть по крайней мере у него остается надежда. И он мог по-прежнему мечтать, закрыв глаза и улыбаясь своим несбыточным видениям...
Приглушенный смех прервал его любовные фантазии. Осторожно приподняв голову, Малыш стал вглядываться в сооруженную им прореху в кустах. По тропинке, тесно обнявшись, шли двое. Они то и дело останавливались и целовались, перемежая это вспышками смеха. Рука парня непрерывно шарила под расстегнутой курткой спутницы, та совершенно не обращала на это внимания.
– Ирка, что-то я тебя хочу!
– Что, прямо здесь что ли? – Борисова деланно вытаращила глаза. – А увидит кто?
– Ну, кто увидит, тот здесь и останется!
Малыш побледнел от страха, узнав голос Белого. – Ой блин, вот это попал! – Он замер, боясь даже шелохнуться. Если его тут засекут, то... жутко даже подумать. Этот обморозок запросто мог забить его до полусмерти. Ему это как два пальца обоссать. Изувечит на всю жизнь, потом из больниц не вылезешь. А то и вообще прибьет... Малыш весь съежился, сжался, стараясь раствориться в спасительной темноте куста.
– Давай отойдем вот сюда!
Затаившийся «партизан» с ужасом обнаружил, что они направляются прямо в его сторону. С громадным трудом подавив желание вскочить и бежать, Малыш нервно смотрел на остановившуюся рядом парочку. – Еще один шаг, и надо драпать, авось не узнают...
– Ну ладно, тут кажись нормально. Оттуда не видать. – Белый хищно поглядел на свою подружку. – Ну что, Ириша, сольемся как партия с народом?
Борисова возбужденно выдохнула.
– Давай!
Она прислонилась спиной к дереву. Белый быстро расстегнул ей кофту, блузку и добрался до груди. – У-у-у... Прижав девушку животом, он впился в ее рот и стал ожесточенно мять податливые упругие титьки. Затем задрал юбку и схватился за ее промежность.
Борисова возбужденно зашипела и стала извиваться бедрами. – Ой как хорошо! – Она дышала как паровоз и все сильнее прижимала к себе парня. Вдруг она остановилась.
– Подожди!
Присев на корточки, девушка быстро расстегнула молнию на джинсах Белого и немного повозившись, высвободила торчащий твердый член.
– Ого, какие мы!
– А ты думала...
Она обхватила орудие руками и взяла головку в рот. Белый с шумом вдохнул в себя воздух. – Ка-айф! – Он обхватил партнершу за щеки. – Давай, Ириша! – Та несколько раз сильно засосала, и начала быстро двигать головой, раз за разом погружая в себя член до самого предела.
Малыш не верил своим глазам. С того места, где он затаился, все было видно как на ладони. Раскрыв рот и выпучив глаза, он в полном ступоре пялился на происходящее. Он вообще не понимал толком, чего они такое делают и зачем это нужно. Неожиданно парень ощутил какое-то шевеление внизу живота. Его собственный член словно проснулся и стал быстро расти в размерах. Стало приятно и хорошо. Даже страх перед расправой как-то отошел на второй план, уступив место жгучему любопытству – что же будет дальше?
– Все, хорош! Поднимайся.
Подхватив разошедшуюся девушку под мышки, Белый помог той подняться. Оба тяжело дышали и смотрели друг на друга затуманенными глазами.
– Повернись!
Борисова обхватила дерево руками и оттопырила попку. Белый быстро задрал ей юбку и спустил вниз колготки вместе с трусиками. В сгустившемся вечернем мраке белым пятном выделялись обнаженные ягодицы. Тихо зарычав, волк грубо схватил партнершу за бедра и вогнал в нее свой «инструмент».
– Давай, давай! – простонала она...
Малыш весь дрожал. Обеими руками сжав свой перевозбужденный пенис, он задыхаясь вглядывался в невероятную картину полового акта. Партнеры охали и приглушенно стонали. Белый засаживал с такой силой, что девушку буквально подбрасывало вверх. Она только мычала в ответ и подмахивала, с трудом сохраняя равновесие. Вдруг Белый зашипел будто рассерженная змея.
– Балл-я-а-а! ...
Впившись пальцами в дергающуюся задницу, он стал быстро-быстро двигать членом. Борисова тоже дошла до кондиции. Навалившись грудью на дерево, она держалась за него одной рукой, а другой яростно растирала лобок. Она дышала скоро и коротко, словно кошка.
– Ну же, ну!!!
Белый в последний раз с силой вошел в нее и застыл, извергая семя. Лицо его перекосилось, зубы оскалились. Теперь он и в самом деле походил на злобного зверя, словно только что выползшего из лесной чащобы. Ощутив мощные толчки спермы, Борисова взвизгнула и стала кончать сама. До боли прижавшись щекой к дереву, она что есть силы надавила ладонью в паху и сжала бедра. Ее глаза были закрыты. Сквозь стиснутые зубы прорывались глухие хрипы...
Потрясенный Малыш провожал взглядом удаляющуюся парочку. Когда затихли их шаги, он без сил повалился на кучу листьев. Он задыхался и жадно ловил холодный лесной воздух. Судорожно стиснутые руки все еще сжимали влажные, пропитанные чем-то липким штаны...
Три года назад, бродя по школьному лесу в поисках грибов, Малыш случайно обнаружил это самой природой созданное укрытие. И с тех пор яма стала его личным секретом, маленькой тайной, о которой он никогда никому не говорил. Он любил приходить сюда и, спрятавшись от всего мира, разлечься на куче опавшей листвы. Закрыв глаза, он мечтал и фантазировал, чувствуя себя как бы совершенно в другом, далеком мире.
Неподалеку от его укрытия проходила одна из тех узеньких лесных тропок, по которым так любили прогуливаться влюбленные парочки. И нередко ему доводилось наблюдать за их милыми проделками. Малыш горящими от любопытства глазами глядел, как те обнимаются и целуются. Потом, возбужденный, лежал на своем ложе из листьев, представляя на их месте себя и свою безответную любовь.
– Наташа...
Вот уже наступил ноябрь, а он все никак не решался подступиться к этой девушке. Да что же это такое?! Несколько раз Малыш уже был буквально на грани того, чтобы признаться ей в своих чувствах. Но в самый последний момент страх перед отказом останавливал его, и рвущиеся наружу слова умирали, не успев родиться. Так хоть по крайней мере у него остается надежда. И он мог по-прежнему мечтать, закрыв глаза и улыбаясь своим несбыточным видениям...
Приглушенный смех прервал его любовные фантазии. Осторожно приподняв голову, Малыш стал вглядываться в сооруженную им прореху в кустах. По тропинке, тесно обнявшись, шли двое. Они то и дело останавливались и целовались, перемежая это вспышками смеха. Рука парня непрерывно шарила под расстегнутой курткой спутницы, та совершенно не обращала на это внимания.
– Ирка, что-то я тебя хочу!
– Что, прямо здесь что ли? – Борисова деланно вытаращила глаза. – А увидит кто?
– Ну, кто увидит, тот здесь и останется!
Малыш побледнел от страха, узнав голос Белого. – Ой блин, вот это попал! – Он замер, боясь даже шелохнуться. Если его тут засекут, то... жутко даже подумать. Этот обморозок запросто мог забить его до полусмерти. Ему это как два пальца обоссать. Изувечит на всю жизнь, потом из больниц не вылезешь. А то и вообще прибьет... Малыш весь съежился, сжался, стараясь раствориться в спасительной темноте куста.
– Давай отойдем вот сюда!
Затаившийся «партизан» с ужасом обнаружил, что они направляются прямо в его сторону. С громадным трудом подавив желание вскочить и бежать, Малыш нервно смотрел на остановившуюся рядом парочку. – Еще один шаг, и надо драпать, авось не узнают...
– Ну ладно, тут кажись нормально. Оттуда не видать. – Белый хищно поглядел на свою подружку. – Ну что, Ириша, сольемся как партия с народом?
Борисова возбужденно выдохнула.
– Давай!
Она прислонилась спиной к дереву. Белый быстро расстегнул ей кофту, блузку и добрался до груди. – У-у-у... Прижав девушку животом, он впился в ее рот и стал ожесточенно мять податливые упругие титьки. Затем задрал юбку и схватился за ее промежность.
Борисова возбужденно зашипела и стала извиваться бедрами. – Ой как хорошо! – Она дышала как паровоз и все сильнее прижимала к себе парня. Вдруг она остановилась.
– Подожди!
Присев на корточки, девушка быстро расстегнула молнию на джинсах Белого и немного повозившись, высвободила торчащий твердый член.
– Ого, какие мы!
– А ты думала...
Она обхватила орудие руками и взяла головку в рот. Белый с шумом вдохнул в себя воздух. – Ка-айф! – Он обхватил партнершу за щеки. – Давай, Ириша! – Та несколько раз сильно засосала, и начала быстро двигать головой, раз за разом погружая в себя член до самого предела.
Малыш не верил своим глазам. С того места, где он затаился, все было видно как на ладони. Раскрыв рот и выпучив глаза, он в полном ступоре пялился на происходящее. Он вообще не понимал толком, чего они такое делают и зачем это нужно. Неожиданно парень ощутил какое-то шевеление внизу живота. Его собственный член словно проснулся и стал быстро расти в размерах. Стало приятно и хорошо. Даже страх перед расправой как-то отошел на второй план, уступив место жгучему любопытству – что же будет дальше?
– Все, хорош! Поднимайся.
Подхватив разошедшуюся девушку под мышки, Белый помог той подняться. Оба тяжело дышали и смотрели друг на друга затуманенными глазами.
– Повернись!
Борисова обхватила дерево руками и оттопырила попку. Белый быстро задрал ей юбку и спустил вниз колготки вместе с трусиками. В сгустившемся вечернем мраке белым пятном выделялись обнаженные ягодицы. Тихо зарычав, волк грубо схватил партнершу за бедра и вогнал в нее свой «инструмент».
– Давай, давай! – простонала она...
Малыш весь дрожал. Обеими руками сжав свой перевозбужденный пенис, он задыхаясь вглядывался в невероятную картину полового акта. Партнеры охали и приглушенно стонали. Белый засаживал с такой силой, что девушку буквально подбрасывало вверх. Она только мычала в ответ и подмахивала, с трудом сохраняя равновесие. Вдруг Белый зашипел будто рассерженная змея.
– Балл-я-а-а! ...
Впившись пальцами в дергающуюся задницу, он стал быстро-быстро двигать членом. Борисова тоже дошла до кондиции. Навалившись грудью на дерево, она держалась за него одной рукой, а другой яростно растирала лобок. Она дышала скоро и коротко, словно кошка.
– Ну же, ну!!!
Белый в последний раз с силой вошел в нее и застыл, извергая семя. Лицо его перекосилось, зубы оскалились. Теперь он и в самом деле походил на злобного зверя, словно только что выползшего из лесной чащобы. Ощутив мощные толчки спермы, Борисова взвизгнула и стала кончать сама. До боли прижавшись щекой к дереву, она что есть силы надавила ладонью в паху и сжала бедра. Ее глаза были закрыты. Сквозь стиснутые зубы прорывались глухие хрипы...
Потрясенный Малыш провожал взглядом удаляющуюся парочку. Когда затихли их шаги, он без сил повалился на кучу листьев. Он задыхался и жадно ловил холодный лесной воздух. Судорожно стиснутые руки все еще сжимали влажные, пропитанные чем-то липким штаны...
Глава 12
– Ну что, Эля, давай рассказывай!
Наташа устроилась поудобнее и приготовилась слушать задание по истории. В руках она держала тетрадку – своеобразный кондуит, в котором плюсами и минусами отмечались «заслуги» учеников из ее звена.
– Как скажете. – Массагутова чуть улыбнулась кончиком губ. – А что именно Вы хотели услышать?
Наташа пристально посмотрела на нее – не издевается ли? Вообще Элька была неплохой девчонкой, и Терехова очень тепло к ней относилась. Но поскольку в прошлые годы они дружили с разными подругами, которые к тому же на дух не переваривали друг дружку, то Наташа и Эля также практически не общались. Все ограничивалось сдачей уроков, которые твердая «хорошистка» Массагутова обычно отбарабанивала без запинки.
Вообще эта хорошенькая татарочка была в классе на особом положении. Помятуя о ее дружбе с подругой босса, волки продолжали неплохо к ней относиться. Иногда они даже удостаивали ее беседами, во время которых речь обычно шла об их незабвенном друге Шер-Хане. Элька рассказывала им кой-какие неизвестные подробности из жизни короля и королевы. Парни дивились, переглядывались между собой и восхищенно цокали языками.
Разумеется, в связи с таким отношением к ней «хозяев», Массагутова пользовалась в классе немалым весом и авторитетом. Никто не желал с ней связываться и ругаться. Даже «волчицы». Эти четыре подруги, которые просто задолбали весь класс своими насмешками и приколами, с Элькой всегда разговаривали вежливо и уважительно...
– Что услышать? Историю, вообще-то. А что ты, не знаешь что ли?
– Я много чего знаю, да не все рассказываю.
Массагутова откровенно улыбалась, глядя на растерявшуюся звеньевую. Наташа никогда еще не видела ее такой непослушной.
– Тебе минус поставить? – тихо спросила она.
Элька сделала большие глаза.
– Ой, боюсь, боюсь, боюся!
– Ну как знаешь...
Терехова вздохнула и потянулась к тетради. Ей очень не хотелось ставить «прокол», но сегодня та была просто невыносима. Вдруг упрямица накрыла ее руку своей.
– Да ладно тебе, Наташа. Знаю я все. – Она по-прежнему улыбалась, но глаза ее стали серьезными. – Что ты, шуток не понимаешь?
Терехова медленно высвободила руку. Она недоверчиво смотрела на хитрое личико Массагутовой. – Что она еще задумала?
– Да ведь тебя не поймешь. То ли шутишь, то ли нет.
– Да вот, я такая! – Элька снова было рассмеялась, но тут же взяла себя в руки. – Знаешь, Наташа, мы тут вот... в общем как-то... одни остались что ли... Она покраснела и вовсю запиналась. – В общем... давай дружиться! Ты как?
Терехова изумленно смотрела на пунцовую от смущения девушку. Никак она не ожидала подобного поворота. Вообще, после неприезда Майи ей и в самом деле стало довольно одиноко. У всех остальных девочек уже давно сложились прочные дружеские союзы, в которые они совершенно не желали принимать новых лиц. И несмотря на внешнее уважение и авторитет, Наташе стало практически не с кем перемолвиться словом, поделиться сокровенным и наболевшим. У Массагутовой в принципе были те же проблемы. С той лишь разницей, что ее-то с радостью приняли бы в любой «девичник».
– С удовольствием, Элечка! Спасибо тебе. – Наташа сама взяла ее за руку. – Я, знаешь, и сама хотела тебе предложить, но как-то не решалась.
– Ой как здорово! – Та облегченно вздохнула. – Как гора с плеч прямо. Так волновалась...
– Ну, по Вас не скажешь. – Наташа изобразила ее, сделав хитрое лицо. Та забавно сморщила носик, и обе дружно рассмеялись...
Принимавшая уроки Лушева удивленно покосилась на соседок. – Во дают! И чегой-то они развеселились? – Пожав плечами, она снова повернулась к своему визави.
– Нет, вот это все меня не устраивает. Плохо знаешь. Иди доучи, потом подойдешь.
Славка Диблов расстроенно поник головой и попытался уговорить строгую звеньевую.
– Ну ладно тебе, Тань... Нормально я знаю...
– Это ты так думаешь. Я все сказала.
«И пошел он, Солнцем палимый, повторяя – суди ее Бог!». Лушева проводила Славку взглядом и раздраженно поджала губы. – Совсем ничего не учат! Такие тупые все! ...
За прошедшее время кроткая незаметная Танечка превратилась в настоящего тирана и деспота. Сдача «домашки» превратилась для ее «поднадзорных» в целое испытание. Она совершенно не желала идти ни на какие уступки и компромиссы, вдоволь используя данную ей наконец маленькую власть. Она так долго ждала этого момента, так мучилась от обиды на однокашников, столько выплакала слез в подушку... И теперь, когда пришло ее время, Лушева с наслаждением вымещала на ребятах и девчонках свою многолетнюю обиду.
Все прекрасно помнили, по чьей высочайшей протекции она получила свою «должность». Поэтому проблем с дисциплиной у Танечки не возникало. Лишь однажды, в самом начале года тот же Диблов по старой привычке повел себя неуважительно и отказался отвечать уроки. Звеньевая тут же наябедничала своим покровителям. Вечером, после ужина, Черныш отвел ослушника в лес и так вломил ему, что Славка неделю провел в изоляторе, утверждая врачихе, что подскользнулся на лестнице.
После этого случая никто не осмеливался «шутить» с Танечкой. Сдача уроков у нее превратилась в настоящий марафон. Бедные троешники по нескольку раз за вечер ходили пересдаваться. Порой это затягивалось до самого ужина. Сама Лушева совершенно не любила гулять, и с удовольствием просиживала весь вечер напролет, раз за разом отсылая прочь злосчастных неудачников...
Наташа устроилась поудобнее и приготовилась слушать задание по истории. В руках она держала тетрадку – своеобразный кондуит, в котором плюсами и минусами отмечались «заслуги» учеников из ее звена.
– Как скажете. – Массагутова чуть улыбнулась кончиком губ. – А что именно Вы хотели услышать?
Наташа пристально посмотрела на нее – не издевается ли? Вообще Элька была неплохой девчонкой, и Терехова очень тепло к ней относилась. Но поскольку в прошлые годы они дружили с разными подругами, которые к тому же на дух не переваривали друг дружку, то Наташа и Эля также практически не общались. Все ограничивалось сдачей уроков, которые твердая «хорошистка» Массагутова обычно отбарабанивала без запинки.
Вообще эта хорошенькая татарочка была в классе на особом положении. Помятуя о ее дружбе с подругой босса, волки продолжали неплохо к ней относиться. Иногда они даже удостаивали ее беседами, во время которых речь обычно шла об их незабвенном друге Шер-Хане. Элька рассказывала им кой-какие неизвестные подробности из жизни короля и королевы. Парни дивились, переглядывались между собой и восхищенно цокали языками.
Разумеется, в связи с таким отношением к ней «хозяев», Массагутова пользовалась в классе немалым весом и авторитетом. Никто не желал с ней связываться и ругаться. Даже «волчицы». Эти четыре подруги, которые просто задолбали весь класс своими насмешками и приколами, с Элькой всегда разговаривали вежливо и уважительно...
– Что услышать? Историю, вообще-то. А что ты, не знаешь что ли?
– Я много чего знаю, да не все рассказываю.
Массагутова откровенно улыбалась, глядя на растерявшуюся звеньевую. Наташа никогда еще не видела ее такой непослушной.
– Тебе минус поставить? – тихо спросила она.
Элька сделала большие глаза.
– Ой, боюсь, боюсь, боюся!
– Ну как знаешь...
Терехова вздохнула и потянулась к тетради. Ей очень не хотелось ставить «прокол», но сегодня та была просто невыносима. Вдруг упрямица накрыла ее руку своей.
– Да ладно тебе, Наташа. Знаю я все. – Она по-прежнему улыбалась, но глаза ее стали серьезными. – Что ты, шуток не понимаешь?
Терехова медленно высвободила руку. Она недоверчиво смотрела на хитрое личико Массагутовой. – Что она еще задумала?
– Да ведь тебя не поймешь. То ли шутишь, то ли нет.
– Да вот, я такая! – Элька снова было рассмеялась, но тут же взяла себя в руки. – Знаешь, Наташа, мы тут вот... в общем как-то... одни остались что ли... Она покраснела и вовсю запиналась. – В общем... давай дружиться! Ты как?
Терехова изумленно смотрела на пунцовую от смущения девушку. Никак она не ожидала подобного поворота. Вообще, после неприезда Майи ей и в самом деле стало довольно одиноко. У всех остальных девочек уже давно сложились прочные дружеские союзы, в которые они совершенно не желали принимать новых лиц. И несмотря на внешнее уважение и авторитет, Наташе стало практически не с кем перемолвиться словом, поделиться сокровенным и наболевшим. У Массагутовой в принципе были те же проблемы. С той лишь разницей, что ее-то с радостью приняли бы в любой «девичник».
– С удовольствием, Элечка! Спасибо тебе. – Наташа сама взяла ее за руку. – Я, знаешь, и сама хотела тебе предложить, но как-то не решалась.
– Ой как здорово! – Та облегченно вздохнула. – Как гора с плеч прямо. Так волновалась...
– Ну, по Вас не скажешь. – Наташа изобразила ее, сделав хитрое лицо. Та забавно сморщила носик, и обе дружно рассмеялись...
Принимавшая уроки Лушева удивленно покосилась на соседок. – Во дают! И чегой-то они развеселились? – Пожав плечами, она снова повернулась к своему визави.
– Нет, вот это все меня не устраивает. Плохо знаешь. Иди доучи, потом подойдешь.
Славка Диблов расстроенно поник головой и попытался уговорить строгую звеньевую.
– Ну ладно тебе, Тань... Нормально я знаю...
– Это ты так думаешь. Я все сказала.
«И пошел он, Солнцем палимый, повторяя – суди ее Бог!». Лушева проводила Славку взглядом и раздраженно поджала губы. – Совсем ничего не учат! Такие тупые все! ...
За прошедшее время кроткая незаметная Танечка превратилась в настоящего тирана и деспота. Сдача «домашки» превратилась для ее «поднадзорных» в целое испытание. Она совершенно не желала идти ни на какие уступки и компромиссы, вдоволь используя данную ей наконец маленькую власть. Она так долго ждала этого момента, так мучилась от обиды на однокашников, столько выплакала слез в подушку... И теперь, когда пришло ее время, Лушева с наслаждением вымещала на ребятах и девчонках свою многолетнюю обиду.
Все прекрасно помнили, по чьей высочайшей протекции она получила свою «должность». Поэтому проблем с дисциплиной у Танечки не возникало. Лишь однажды, в самом начале года тот же Диблов по старой привычке повел себя неуважительно и отказался отвечать уроки. Звеньевая тут же наябедничала своим покровителям. Вечером, после ужина, Черныш отвел ослушника в лес и так вломил ему, что Славка неделю провел в изоляторе, утверждая врачихе, что подскользнулся на лестнице.
После этого случая никто не осмеливался «шутить» с Танечкой. Сдача уроков у нее превратилась в настоящий марафон. Бедные троешники по нескольку раз за вечер ходили пересдаваться. Порой это затягивалось до самого ужина. Сама Лушева совершенно не любила гулять, и с удовольствием просиживала весь вечер напролет, раз за разом отсылая прочь злосчастных неудачников...
Глава 13
– Ну что молчишь, мудила? Еще добавить?
Развалившись на скамейке, Кадя презрительно глядел на Мишку Зайцева. Тот стоял на коленях перед шакалами и покорно ждал решения своей участи. Из его глаз текли слезы. Только что его сильно избили, и теперь он со страхом думал о том, что экзекуция еще не закончена. Рядом с ним стояли еще двое «провинившихся».
– Ты что, хомяк пузатый? Хочешь, мы тебя девочкой сделаем?
Колька Силин (Колян) посмотрел на корешей и подмигнул. Все пятеро загоготали. Идея показалась весьма забавной. Шакалы с чувством «глубокого удовлетворения» наблюдали за испуганными пацанами. Смира пнул Мишку ногой.
– Ну так что? Где бабки?
– Ну нету щас... Честное слово! В воскресенье привезут... – бормотал несчастный паренек. Он попытался разжалобить мучителей. – У меня мама болеет, в больнице лежит...
Он разревелся. Две недели назад он попал в неприятный переплет – потерял перочинный нож, одолженный на время у приятеля. А тот неожиданно потащил его на разборку к шакалам. Получивший взятку Смира присудил совершенно дикую цифру – в течение недели Мишка должен вернуть бывшему приятелю червонец! Когда в воскресенье он осторожно намекнул отцу на денежку, тот вытаращил глаза и наотрез отказался. – Ты что? Мать болеет, каждая копейка на счету. А тебе поразвлечься захотелось?
Шакалы не вняли его мольбам и оправданиям. Был включен счетчик. Через десять дней долг достиг двадцати пяти рублей. Жизнь превратилась для парня в кошмар. Каждый день он с ужасом подсчитывал все растущую цифру долга. При встречах шакалы нехорошо подмигивали ему, проводя ладонью по горлу. Мишка отвечал им затравленным взглядом. Пытаясь спастись, он умолял приятеля отказаться от «иска». Но тот заявил, что уже отстегнул Смире пятерик, и вообще у этих не принято давать обратный ход...
– Не, пацаны, этот чмырь вообще обурел! Муттера своего приплел. – Кадя смачно плюнул в волосы должнику. – Ты что урод, думаешь, нам до этого дело есть? Последний раз говорю – бабло гони! Есть бабки?
– Сейчас нету, – чуть слышно прошептал Мишка. Он весь сжался и пригнул голову.
– Коз-зел!
Кадя встал и с размаху поддел его ногой в лицо. Парнишка повалился в грязь. Из разбитого носа густо потекла кровь, заливая рот и подбородок. Шакал повернулся к своему корешу.
– Ну что с ним делать будем, Смира? У него точно ни хера нет.
– А давайте опустим его в натуре! – вмешался Ромыч. Дьяконов Ромка во всем старался подражать своим вожакам и был одним из самых жестоких садистов в этой бригаде.
Главшакал задумавшись глядел на окровавленного пацана. – Что ж с ним делать-то, с этим козлом? Вдруг ему в голову пришла идея. Он довольно загреготал и потер ладони.
– Знаю я. Мало не покажется. – Смира прищурился и покачал головой. – Это будет супер! – Он снова обратился к жертве. – Чего разлегся-то? Канай отсюда, конь педальный! И свечку не забудь поставить.
Глядя вслед убегающему со всех ног Мишке, он добавил: – Ночью пригодится...
Подойдя к шестой палате, она прислушалась. Там было тихо. Неужели спят?! Нин-Фа покачала головой. – Чудеса! – Воспитательница осторожно прошла к лестнице и стала подниматься наверх. Кажется, на сегодня все закончилось...
Прошло еще около часа. Во всех коридорах спального корпуса стояла тишина, и казалось, ничто не нарушит его безмятежного покоя. Вдруг в «дикой» палате началось какое-то шевеление. Шакалы один за другим скидывали одеяла и садились в кроватях. Раздался тихий шепот.
– Ну что, доставай.
– Сейчас. Вот она!
Из тумбочки на тьму божию появилась БУКЛЯ. Это было варварское изобретение, дошедшее с незапамятных суровых лет. Еще в голодное послевоенное время, когда на территории нынешней школы располагался интернат для беспризорников, у детей были в ходу всевозможные штучки, поражавшие своей жестокостью даже видавших виды тогдашних воспитателей. Со временем почти все это кануло в Лету, забылось навсегда. Но кое-что каким-то непонятным образом сохранилось, переходя из поколения в поколение в виде преданий и легенд.
Одним из таких «раритетов» была букля. Сей незатейливый инструмент представлял собой сверток бумаги в виде конуса, набитый хлопчаткой. Не представляющая с виду ничего особенного штукенция на самом деле являлась совершенно изуверским средством наказания непослушных.
– Вот она, родимая!
– Спички не забудь.
– Уже взял...
Пять темных фигур крадучись стали пробираться ко второй палате. Дойдя до нее, остановились и стали вглядываться в темноту.
– Кажись все спят.
– Слава-те-яйца!
– Артем, встань у лестницы! Если что Нин-Фа – скажешь, что заболел. И в изолятор.
Парень фыркнул:
– Типа, как вы тогда?
– Болтай меньше! Давай быстро туда. Колян, стой здесь. Если что – кашлянешь.
Оставшиеся трое карателей тихо вошли в спальню. Ничего не подозревающие ребята мирно посапывали в своих постелях. Подойдя к постели «приговоренного», шакалы остановились.
– Давай сюда.
Смира взял в руки буклю и покрутил в руках, приноравливаясь. – Жги. – Стоящий рядом Кадя чиркнул спичкой и зажег вату с широкого отверстия свертка. – Все. – Шакал узким концом осторожно вставил буклю в нос лежащему. Зайцев было сделал во сне движение, но палач сильно дунул в горящую вату. Густая струя серного дыма охватила мозги Мишки, он застонал в беспамятстве. После второго, еще более сильного дуновения, он соскочил с кровати как сумасшедший. Парень изо всех сил пытался крикнуть, но вся внутренность его груди была обожжена и прокопчена дымом. Задыхаясь, он упал на кровать. Участники этого инквизиторского дела уже давно скрылись. Слышалось только глубокое храпение Зайцева, прерываемое тяжкими стонами. Периодически просыпавшиеся от звуков ребята только шепотом ругались и снова засыпали, накрыв голову подушкой...
Наутро так и не пришедшего в сознание парнишку отнесли в изолятор. А оттуда на «скорой» в больницу. Врачи никак не могли понять, что же такое с ним случилось. А когда Зайцев очувствовался и получил способность говорить, то оказалось, что он и сам ничего не помнит. Списали все на неожиданный приступ удушья. Никому и в голову не пришло заподозрить неладное. А те пацаны, что в курсе истории с долгом, были до смерти напуганы и предпочитали помалкивать о своих подозрениях.
Развалившись на скамейке, Кадя презрительно глядел на Мишку Зайцева. Тот стоял на коленях перед шакалами и покорно ждал решения своей участи. Из его глаз текли слезы. Только что его сильно избили, и теперь он со страхом думал о том, что экзекуция еще не закончена. Рядом с ним стояли еще двое «провинившихся».
– Ты что, хомяк пузатый? Хочешь, мы тебя девочкой сделаем?
Колька Силин (Колян) посмотрел на корешей и подмигнул. Все пятеро загоготали. Идея показалась весьма забавной. Шакалы с чувством «глубокого удовлетворения» наблюдали за испуганными пацанами. Смира пнул Мишку ногой.
– Ну так что? Где бабки?
– Ну нету щас... Честное слово! В воскресенье привезут... – бормотал несчастный паренек. Он попытался разжалобить мучителей. – У меня мама болеет, в больнице лежит...
Он разревелся. Две недели назад он попал в неприятный переплет – потерял перочинный нож, одолженный на время у приятеля. А тот неожиданно потащил его на разборку к шакалам. Получивший взятку Смира присудил совершенно дикую цифру – в течение недели Мишка должен вернуть бывшему приятелю червонец! Когда в воскресенье он осторожно намекнул отцу на денежку, тот вытаращил глаза и наотрез отказался. – Ты что? Мать болеет, каждая копейка на счету. А тебе поразвлечься захотелось?
Шакалы не вняли его мольбам и оправданиям. Был включен счетчик. Через десять дней долг достиг двадцати пяти рублей. Жизнь превратилась для парня в кошмар. Каждый день он с ужасом подсчитывал все растущую цифру долга. При встречах шакалы нехорошо подмигивали ему, проводя ладонью по горлу. Мишка отвечал им затравленным взглядом. Пытаясь спастись, он умолял приятеля отказаться от «иска». Но тот заявил, что уже отстегнул Смире пятерик, и вообще у этих не принято давать обратный ход...
– Не, пацаны, этот чмырь вообще обурел! Муттера своего приплел. – Кадя смачно плюнул в волосы должнику. – Ты что урод, думаешь, нам до этого дело есть? Последний раз говорю – бабло гони! Есть бабки?
– Сейчас нету, – чуть слышно прошептал Мишка. Он весь сжался и пригнул голову.
– Коз-зел!
Кадя встал и с размаху поддел его ногой в лицо. Парнишка повалился в грязь. Из разбитого носа густо потекла кровь, заливая рот и подбородок. Шакал повернулся к своему корешу.
– Ну что с ним делать будем, Смира? У него точно ни хера нет.
– А давайте опустим его в натуре! – вмешался Ромыч. Дьяконов Ромка во всем старался подражать своим вожакам и был одним из самых жестоких садистов в этой бригаде.
Главшакал задумавшись глядел на окровавленного пацана. – Что ж с ним делать-то, с этим козлом? Вдруг ему в голову пришла идея. Он довольно загреготал и потер ладони.
– Знаю я. Мало не покажется. – Смира прищурился и покачал головой. – Это будет супер! – Он снова обратился к жертве. – Чего разлегся-то? Канай отсюда, конь педальный! И свечку не забудь поставить.
Глядя вслед убегающему со всех ног Мишке, он добавил: – Ночью пригодится...
* * *
Нин-Фа на цыпочках прошлась по темному коридору. Вроде везде тихо. Она облегченно вздохнула. – Кажется, угомонились паршивцы! – Этот второй этаж был самым буйным и непослушным. Каждый раз ей приходилось тратить массу усилий и нервов, дабы противное хулиганье угомонилось наконец. Она с ностальгией вспомнила прошлый год. Да-а, тогда здесь была просто железная дисциплинка. Теперь «блюстители порядка» спали наверху, и осиротевший этаж превратился в какой-то мерзкий вертеп. Новые хозяева не только не следили за другими, но и сами были, пожалуй, наиболее наглыми нарушителями.Подойдя к шестой палате, она прислушалась. Там было тихо. Неужели спят?! Нин-Фа покачала головой. – Чудеса! – Воспитательница осторожно прошла к лестнице и стала подниматься наверх. Кажется, на сегодня все закончилось...
Прошло еще около часа. Во всех коридорах спального корпуса стояла тишина, и казалось, ничто не нарушит его безмятежного покоя. Вдруг в «дикой» палате началось какое-то шевеление. Шакалы один за другим скидывали одеяла и садились в кроватях. Раздался тихий шепот.
– Ну что, доставай.
– Сейчас. Вот она!
Из тумбочки на тьму божию появилась БУКЛЯ. Это было варварское изобретение, дошедшее с незапамятных суровых лет. Еще в голодное послевоенное время, когда на территории нынешней школы располагался интернат для беспризорников, у детей были в ходу всевозможные штучки, поражавшие своей жестокостью даже видавших виды тогдашних воспитателей. Со временем почти все это кануло в Лету, забылось навсегда. Но кое-что каким-то непонятным образом сохранилось, переходя из поколения в поколение в виде преданий и легенд.
Одним из таких «раритетов» была букля. Сей незатейливый инструмент представлял собой сверток бумаги в виде конуса, набитый хлопчаткой. Не представляющая с виду ничего особенного штукенция на самом деле являлась совершенно изуверским средством наказания непослушных.
– Вот она, родимая!
– Спички не забудь.
– Уже взял...
Пять темных фигур крадучись стали пробираться ко второй палате. Дойдя до нее, остановились и стали вглядываться в темноту.
– Кажись все спят.
– Слава-те-яйца!
– Артем, встань у лестницы! Если что Нин-Фа – скажешь, что заболел. И в изолятор.
Парень фыркнул:
– Типа, как вы тогда?
– Болтай меньше! Давай быстро туда. Колян, стой здесь. Если что – кашлянешь.
Оставшиеся трое карателей тихо вошли в спальню. Ничего не подозревающие ребята мирно посапывали в своих постелях. Подойдя к постели «приговоренного», шакалы остановились.
– Давай сюда.
Смира взял в руки буклю и покрутил в руках, приноравливаясь. – Жги. – Стоящий рядом Кадя чиркнул спичкой и зажег вату с широкого отверстия свертка. – Все. – Шакал узким концом осторожно вставил буклю в нос лежащему. Зайцев было сделал во сне движение, но палач сильно дунул в горящую вату. Густая струя серного дыма охватила мозги Мишки, он застонал в беспамятстве. После второго, еще более сильного дуновения, он соскочил с кровати как сумасшедший. Парень изо всех сил пытался крикнуть, но вся внутренность его груди была обожжена и прокопчена дымом. Задыхаясь, он упал на кровать. Участники этого инквизиторского дела уже давно скрылись. Слышалось только глубокое храпение Зайцева, прерываемое тяжкими стонами. Периодически просыпавшиеся от звуков ребята только шепотом ругались и снова засыпали, накрыв голову подушкой...
Наутро так и не пришедшего в сознание парнишку отнесли в изолятор. А оттуда на «скорой» в больницу. Врачи никак не могли понять, что же такое с ним случилось. А когда Зайцев очувствовался и получил способность говорить, то оказалось, что он и сам ничего не помнит. Списали все на неожиданный приступ удушья. Никому и в голову не пришло заподозрить неладное. А те пацаны, что в курсе истории с долгом, были до смерти напуганы и предпочитали помалкивать о своих подозрениях.
Глава 14
– Сегодня баня! Девочки идут сейчас. После тихого часа ребята строятся у выхода. Не забудьте чистые вещи.
Ольга Алексеевна строго посмотрела на радостно загудевший класс. Как всегда, в первое воскресенье месяца, в лесной устраивалось всеобщее мытье. Все с радостью ждали этих дней. Но вовсе не потому, что так уж сильно жаждали почистить грешные тела. Просто данная процедура вносила хоть какое-то разнообразие в их уныло-монотонное существование.
– У-ай-яй! – прорычал Серый. – Типа легко?
– Типа да! – отвечал Черныш.
В последнее время вконец ошалевшие от своей абсолютной власти волки даже перестали нормально разговаривать. У них сформировался свой, совершенно дурной словарь, по сравнению с которым лексикон Эллочки-Людоедки казался просто энциклопедией. В ходу были всего два слова: – «Типа» и «Ай-яй!». Все очень просто. На любой вопрос следовал ответ – «Типа...». На все остальное волки реагировали ленивым – «Ай-яй!». Если вопрос был конкретным, например «Сколько времени?», то в ход вступал запасной вариант – «Ровно!». Иногда чересчур сухие диалоги разбавлялись словами – «да, нет, легко». Конечно, периодически возникали моменты, когда приходилось вспоминать «человеческую» речь, например на беседах с Беллой. Но такие эпизоды возникали нечасто, и не нарушали общей картины прогрессирующего «озверения»...
Первыми всегда мылись девочки. Их время было перед обедом. Начиная с десяти часов, класс за классом, они непрерывно заходили в старое одноэтажное здание бани. Мытье у девчонок занимало вдвое больше времени, чем у ребят. Раздеваясь в «предбаннике», они чинно заходили в моечную и быстро разбирали жестяные тазы, служившие шайками. Младшеклассницы обычно сразу же начинали дурить. Голенькие девчонки бегали по всему помещению, щипались, толкались и обливали друг дружку холодной водой. Сопровождающая их пионервожатая грозно стучала в дверь кулаком, призывая к порядку расшалившихся малолеток.
Старшие классы вели себя намного солиднее. Уже вполне оформившиеся девушки неторопливо и с достоинством совершали таинство омовения. Распустив длинные волосы, обнаженные красотки ревниво разглядывали фигуры однокашниц, сравнивая их с собой. У них уже давно сложилась своеобразная иерархия в этом плане. Если в прежние годы пальму первенства безоговорочно держали Ларина и Лерман, то ныне в фаворитках неожиданно оказалась Борисова. Эта бывшая «кубышка» за полгода вытянулась в настоящую приму, и теперь словно Золушка наслаждалась завистливыми взглядами подружек...
– Зырьте, зырьте! Вот это жопы! А титьки-то, титьки!!!
Целый взвод пацанов разлегся на крыше дровяного склада. Они с восторгом пялились в окна бани, разглядывая голых девчонок. Из года в год самым сокровенным мальчишеским секретом являлся вот этот наблюдательный пост. С покатой крыши склада, расположенного неподалеку от бани, вполне можно было рассмотреть запретное зрелище. Вообще окна бани были замазаны белой краской. Но в самом верху было оставлено чистое пространство, сантиметров тридцать шириной. С целью проникновения хоть какого-то света в помещение. И вот через эти-то полоски целые поколения пацанов изучали «анатомию женского тела». Склад находился несколько в стороне от людских троп и почти всегда пустовал. Так что при некоторой доле осторожности можно было не опасаться, что тебя «засекут».
Ольга Алексеевна строго посмотрела на радостно загудевший класс. Как всегда, в первое воскресенье месяца, в лесной устраивалось всеобщее мытье. Все с радостью ждали этих дней. Но вовсе не потому, что так уж сильно жаждали почистить грешные тела. Просто данная процедура вносила хоть какое-то разнообразие в их уныло-монотонное существование.
– У-ай-яй! – прорычал Серый. – Типа легко?
– Типа да! – отвечал Черныш.
В последнее время вконец ошалевшие от своей абсолютной власти волки даже перестали нормально разговаривать. У них сформировался свой, совершенно дурной словарь, по сравнению с которым лексикон Эллочки-Людоедки казался просто энциклопедией. В ходу были всего два слова: – «Типа» и «Ай-яй!». Все очень просто. На любой вопрос следовал ответ – «Типа...». На все остальное волки реагировали ленивым – «Ай-яй!». Если вопрос был конкретным, например «Сколько времени?», то в ход вступал запасной вариант – «Ровно!». Иногда чересчур сухие диалоги разбавлялись словами – «да, нет, легко». Конечно, периодически возникали моменты, когда приходилось вспоминать «человеческую» речь, например на беседах с Беллой. Но такие эпизоды возникали нечасто, и не нарушали общей картины прогрессирующего «озверения»...
Первыми всегда мылись девочки. Их время было перед обедом. Начиная с десяти часов, класс за классом, они непрерывно заходили в старое одноэтажное здание бани. Мытье у девчонок занимало вдвое больше времени, чем у ребят. Раздеваясь в «предбаннике», они чинно заходили в моечную и быстро разбирали жестяные тазы, служившие шайками. Младшеклассницы обычно сразу же начинали дурить. Голенькие девчонки бегали по всему помещению, щипались, толкались и обливали друг дружку холодной водой. Сопровождающая их пионервожатая грозно стучала в дверь кулаком, призывая к порядку расшалившихся малолеток.
Старшие классы вели себя намного солиднее. Уже вполне оформившиеся девушки неторопливо и с достоинством совершали таинство омовения. Распустив длинные волосы, обнаженные красотки ревниво разглядывали фигуры однокашниц, сравнивая их с собой. У них уже давно сложилась своеобразная иерархия в этом плане. Если в прежние годы пальму первенства безоговорочно держали Ларина и Лерман, то ныне в фаворитках неожиданно оказалась Борисова. Эта бывшая «кубышка» за полгода вытянулась в настоящую приму, и теперь словно Золушка наслаждалась завистливыми взглядами подружек...
– Зырьте, зырьте! Вот это жопы! А титьки-то, титьки!!!
Целый взвод пацанов разлегся на крыше дровяного склада. Они с восторгом пялились в окна бани, разглядывая голых девчонок. Из года в год самым сокровенным мальчишеским секретом являлся вот этот наблюдательный пост. С покатой крыши склада, расположенного неподалеку от бани, вполне можно было рассмотреть запретное зрелище. Вообще окна бани были замазаны белой краской. Но в самом верху было оставлено чистое пространство, сантиметров тридцать шириной. С целью проникновения хоть какого-то света в помещение. И вот через эти-то полоски целые поколения пацанов изучали «анатомию женского тела». Склад находился несколько в стороне от людских троп и почти всегда пустовал. Так что при некоторой доле осторожности можно было не опасаться, что тебя «засекут».