– Блестяще. Почему ты мне не позвонила?
   Дирли-Ду застыла. Радость встречи с понравившимся ей Куницыным омрачилась мыслью, что она сильно подставила президента нефтяной компании. Возможно, это последние деньки Вячеслава Матвеевича на свободе. Дирли-Ду раскаивалась, чувствовала себя подлой предательницей.
   – Я… Я потеряла твою визитку.
   – Заехала бы в офис.
   – Не хотела делать тебя предметом обсуждений внимательных сотрудниц. Наверняка все они влюблены.
   – В кого?
   – В своего президента, конечно.
   Вячеслав Матвеевич улыбнулся. От мокрой Дирли-Ду снова чудесно пахло его любимыми духами. Ее общество непонятно почему было легким и приятным.
   – Хочу пригласить тебя, Дирли-Ду.
   – В ресторан?
   – Не совсем. Я лечу в Японию на неделю – отдохнуть, развеяться, подумать. Поедешь со мной?
   – О! – изумилась Дирли-Ду. – Так далеко?
   – На самолете близко. Съездим в Киото, Токио, посмотришь Золотой дворец, Мияджиму, Киомидзудеру, монастыри. А? В моей жизни наступил переломный момент, надо многое осмыслить. Природа Японии, ландшафты, умиротворенность, старинные дворцы, дух вечности – прекрасный фон для этапных жизненных размышлений.
   – Да? Но тогда я буду тебе помехой! – заволновалась Дирли-Ду. Она вообще-то собиралась в Париж с Андреем, а не в Японию с Куницыным. – Такие мысли требуют одиночества.
   – В одиночестве я додумаюсь до самоубийства, пожалуй, – криво усмехнулся Вячеслав Матвеевич. – А когда ты рядом, мои мысли приобретают знак плюс. – Не понимаю почему. Словно надеваю розовые очки.
   – До самоубийства! – повторила Дирли-Ду. – А производишь впечатление такого благополучного. – И так все плохо внутри?
   – Ты тоже с виду стопроцентная любимица фортуны. Однако ведь плакала от рахманиновского концерта. Значит, и тебя что-то мучает? Иначе сидела бы и жевала шоколадку, а не проливала слезы…
   – Ну…
   – И следовательно, мы с тобой одинаковы. Поэтому едем вдвоем. Тебе понравится Япония.
   – Ничего себе! – возмутилась Дирли-Ду. – Как ты ловко завернул! Япония – это, несомненно, хорошо, но…
   «Но Франция и Пряжников лучше!» – мысленно закончила Дирли-Ду.
   – Я подумаю, ладно? Когда ты уезжаешь?
   – Как только смогу тебя убедить.
   – Нет, правда!
   – Когда захочу, тогда и уеду.
   – Я тебе позвоню. Дай новую визитку.
   – Опять ведь потеряешь!
   – Теперь нет. А куда мы едем?
   – За город. У меня там коттедж. Недавно купил. – Комплекс «Родниково». Прекрасный воздух.
   Дирли-Ду напряглась. Очевидно, Вячеслав Матвеевич жаждал повторения того, что случилось (вернее, не случилось!) у них в резиденции «Ойлэкспорт интернешнл». Но теперь в сумочке Дирли-Ду отсутствовало снотворное и усыпить партнера не удастся, а к невероятному сексу с милым Куницыным она еще морально не подготовилась. Даже чувствуя свою огромную вину перед ним.
   – Я хотела к себе… Я так промокла, – жалобно хрюкнула она.
   – В доме еще идут отделочные работы, но камин уже действует. Разведем огонь, согреешься.
   – Нет, это так неожиданно. Я честно не знаю..
   – Я не могу так сразу… – неуверенно лепетала Дирли-Ду. –Давай в следующий раз, ладно? А сейчас отвези меня в гостиницу. Я временно живу в гостинице. Называется «Фламинго», знаешь?
   Вячеслав Матвеевич не дрогнул, разворачивая автомобиль в противоположную сторону.
   – Я буду ждать твоего звонка, – коротко попрощался он, помогая Дирли-Ду выйти из машины.
   – Чао, милый! – Дирли-Ду поцеловала Вячеслава Матвеевича в щеку.
   – Дирли-ду-дирли-ду-дирли-ду, – механически напевал Куницын, вновь направляя колеса в сторону «Родникова». Встреча с Дирли-Ду так обрадовала его, что даже ее отказ освидетельствовать камин не разочаровал. Загадочная и неповторимая Дирли-Ду поставила последнюю точку в эпопее с Виолой, избавила от мифа, от наваждения, преследовавшего Куницына десять лет. Дирли-Ду доказала, что Виола не единственная и не вечная, что Вячеслав Матвеевич способен увлечься другой женщиной. Президент компании выздоравливал, дождь смывал остатки чувства, образ когда-то любимой Виолы тускнел и растворялся в серой пелене. – Дирли-ду-дирли-ду-дирли-ду, – пел Куницын и улыбался. Ему было хорошо. В салоне витал аромат исчезнувшей женщины. И если таинственная Дирли-Ду никогда больше не возникнет на его пути, он все равно благодарен ей…
   «Костя! Убить тебя мало! – думала Дирли-Ду, наблюдая из холла гостиницы, как отъезжает автомобиль Куницына. – Как ты мог подбить меня на такую авантюру?! Подставить такого милого человека! Все воруют нефть. На то она и нефть, чтобы делать на ней деньги. Почему он прицепился именно к Куницыну? Что я натворила!»
   Дирли-Ду вышла из гостиницы, поймала такси и поехала к Андрею.
   ***
   Саша разложила на столе бумагу и бюст и в поте лица трудилась над статьей. Было бы современнее оставить авторучку и набирать текст на компьютере, но Саша печатала двумя пальцами и с огромным трудом.
   Максим сидел, подперев подбородок рукой и вонзив локоть себе в живот, созерцая непонятную картину: справа от него лежал пирожок-"лодочка" с сосиской и болгарским перцем, слева – одинокий презерватив в упаковке зеленого цвета. Вид у Макса был философский и самоуглубленный.
   – Максим, послушай, так будет нормально: "Видные фигуры столичного бомонда посетили вчера элитный ночной клуб «Аляска»?
   – Нормально.
   – А вот такое предложение: «Известная всему миру знаменитость весело и раскрепощенно обнималась с московскими девушками».
   – Угу.
   – Хорошо. Я почти закончила. Эх, придется перепечатывать, тягомотина-то. Максим, перепечатай?
   Колотов оторвался от своего пейзажа и возмутился:
   – Сдурела, что ли? Мне, корифею отечественной литературы, выдающемуся журналисту современности, гению информационного жанра, тратить время на работу машинистки!
   – Я просто так предложила, просто так, – засуетилась Александра. – Ты ведь все равно ничего не делаешь. Пялишься на презерватив. Что ты на него пялишься-то? Им пользоваться надо, а не рассматривать.
   – Много ты понимаешь! Это образ.
   Александра со вздохом села к компьютеру, разложила слева от клавиатуры свои бумажки и углубилась в поиски буквы "д". Через минуту нашла.
   – Объяснил бы мне, убогой, какой образ?
   – Дилемма. Две подруги, одинаково привлекательные, обе уже трое суток по уши влюблены в меня. Надо выбирать. Одна прекрасно готовит, настолько прекрасно, что останавливается сердце. Другая – отличная любовница. Но спокойно позволит мне умереть с голода. Вот и думаю.
   – Понятно. – Саша сочувственно покачала головой. – Ты действительно в трудной ситуации. – Если бы одна девушка давала пищу душе, а другая телу, то, немного зная тебя, я не сомневаюсь, ты бы выбрал вторую. Но тут надо выбирать не между духовным и телесным, а между телом и телом. А твой испорченный организм хочет и жратвы, и секса одновременно. Ужасно! Не могу найти "ц"!
   – Хорошо, что ты меня понимаешь. Твои предложения?
   Пару минут Саша не отвечала, усиленно вглядываясь в клавиатуру. Потом задумчиво посмотрела на коллегу.
   – Конечно, выбирай ту, что хорошо готовит. И потихоньку будешь ей изменять с другой.
   – Александра! Что ты придумала? – снова возмутился Колотов. – Мой друг Пряжников постоянно упрекает меня в цинизме. Но послушал бы он, что мне советует нежная двадцатилетняя девушка.
   – Или скажи им, что без ума от обеих, и тусуйтесь втроем. Тоже неплохо.
   – Не все так прогрессивны, голубушка моя.
   – Ты, Колотов, такой обаяшка, что они наверняка согласятся.
   – Да, я очень привлекателен, – быстро согласился Максим.
   – Я не отказалась бы. Где, черт побери, двоеточие?
   – Прямо под пятой функциональной клавишей.
   – Чего? Ты бы пальцем лучше показал.
   – Подвизаться в журналистике и не уметь печатать!
   – Печатать! Я и кассету в диктофон через раз забываю вставить. И знаешь, все сходит с рук. На днях брала интервью у Марата Карибаева, певца, битый час принимала изящные позы в кресле, изображала из себя Софи Марсо, вместо того чтобы проверить ленту. Оказалось, батарейки кончились, ничего не записалось. Вот дурында!
   – Твоя самокритичность очень трогательна.
   – На память надеяться – обязательно что-нибудь наврешь. И Марат так мило согласился все повторить у него дома. Квартирка – закачаешься. Колонны, стекло, живые цветы, подсветка – короче, Эрмитаж. – Молодой, а так преуспел. Лимузин сверкает, сапоги из змеиной кожи. Вроде совсем недавно появился на сцене. Девочки сходят с ума. В шоу-бизнесе можно заработать по-быстрому.
   – Повторил?
   – Что?
   – То, что у тебя не записалось на кассету.
   – Ну да. Интервью в следующем номере. Мы оба остались довольны встречей.
   – Рад за тебя.
   Максим скользнул взглядом по Сашиной спине, взял пирожок-"лодочку" и откусил половину. Время близилось к обеду.
   – Наверное, все же Татьяна, – сказал он, убирая со стола презерватив. – Но Маруся… Да и Татьяна… Или… М-да…
   Саша покачала головой:
   – Бедняга. Разрываешься. Не могу на тебя смотреть, слезы душат. Бросай обеих. Может, скоро встретишь универсальную.
   «Универсальная Дирли-Ду, – подумал Колотов. – Она изумительно разогревает в микроволновке бифштексы. Она что-то делает ночью с Пряжниковым, и он по утрам сияет от счастья. Но Дирли-Ду из области несбыточного. Поэтому или Татьяна, или Маруся».
   Макс встал, навис над взмокшей от усердия Александрой, убрал ее руки с клавиатуры компьютера и защелкал клавишами. Его взгляд не отрывался от листа, исписанного Сашиными каракулями. Через секунду текст был набран.

Глава 42

   Сегодня за стойкой не было лазурно-голубого портье, а выглядывала милая девчушка в униформе. С ней Андрей моментально нашел общий язык.
   – Меня интересует Елена Мортенсон-Корейкина из 215-го номера.
   – Она полчаса назад была здесь, – улыбнулась девушка. – Забежала, покрутилась в холле и исчезла. Наверное, забыла что-то купить.
   – Ну, если она отправилась в магазин, ждать ее придется долго. Я как раз успею осмотреть ее номер.
   – Извините?
   Андрей достал свою «корочку»:
   – Если хотите, я проведу обыск в вашем присутствии.
   – А ордер у вас есть? – строго спросила юридически грамотная девушка. – В чем виновата Елена Мортенсон-Корейкина?
   – В маниакальном желании сохранить инкогнито. У меня нет ордера…
   – Я не хочу, чтобы меня уволили.
   – …но есть вот это. – Андрей присоединил к удостоверению хрустящую банкноту.
   Девушка задумалась:
   – Конечно, заманчиво, но…
   Андрей с пониманием прибавил еще одну купюру.
   – О'кей. Вот ключ. Постарайтесь быстро. Если она вернется, я вас предупрежу.
   Преступный детектив рванул по лестнице и через две минуты оказался в люксе Дирли-Ду…
   …На кухне пряжниковской квартиры заседала коалиция, разрабатывавшая планы убийства капитана Смирнова. Коалиция объединяла две персоны – Дирли-Ду и Макса. Репортер хотел отомстить Косте за проигранные в казино деньги, Дирли-Ду тоже горела негодованием, но причину Максу не объясняла.
   А жертва сама шла в руки. Деятельный налоговый полицейский возник на пороге с вопросом «где Андрей?» и требованием бутерброда.
   – С утра во рту ни крошки. А денег нет. Все продул, – объяснил он. – Андрей скоро придет? Он мне нужен.
   Дирли-Ду и Максим подскочили к Константину, повалили его на диван и принялись душить.
   – За что? – кричал и отбивался капитан. – Я есть хочу, а не группового секса! Пожрать дайте!
   Дирли-Ду, добрая и отзывчивая по натуре, вернулась на кухню и принялась мастерить крупный бутерброд. Максим еще разок врезал поверженному врагу подушкой.
   – Какие-то вы сегодня интересные, – удивился Костя. – Шизики. У тебя новые очки?
   – Новые! – язвительно ответил Макс. – Пришлось купить после той драки у «Сицилии». Из-за тебя, неугомонного, лишился любимых очков. Ты, вообще, спокойно жить умеешь? Без эксцессов? Зачем завлек меня в казино?
   – Первый раз я так прогорел, Макс. Не из-за тебя ли, друг? Ты по жизни как, везучий?
   – Везучий я, везучий. Только остался без машины еще на неопределенное время. А мне нельзя! Я журналист. Я должен быть одновременно в пяти местах,
   – Возьми мою. Правда. Не огорчайся.
   – Бутерброд!
   Дирли-Ду внесла в комнату круглый поднос, на котором громоздилось нечто.
   – А кофе будешь?
   – У-у, – утвердительно промычал Костя набитым ртом.
   – А в холодильнике хоть что-то осталось? – спросил Максим, с ужасом оглядывая неподъемную конструкцию. – Дай откусить.
   – Не дам! – отодвинулся от Макса голодный капитан и прикрыл добычу плечом.
   – Батон, котлета, кусок ветчины, капуста, помидор, сыр, петрушка… – перечисляла Дирли-Ду.
   – Гель для волос, – вставил Максим.
   – …яйцо, горчица, майонез, цыганский соус, гранат, черная икра.
   – А икру я не нашел! – заволновался Костя.
   – Да посмотри! Между капустой и ветчиной. Ты уже съел!
   – И не почувствовал! – разочаровался капитан. – Вот блин!
   – В холодильнике целая банка. Я вчера купила. – И пиво, кстати. Упаковочка.
   Услышав про пиво, Макс мгновенно исчез. А Дирли-Ду села на диван вплотную к Косте.
   – Костя… – ласково начала она, прикасаясь к сильной руке Константина. – Ты уже активизировал военные действия против Куницына?
   – Угу, – ответил капитан, увлеченно дожевывая котлету. – Он у меня в кармане.
   – А нельзя остановиться?
   – Что ты, Дирли! Нет, невозможно!
   – Но я не хочу, не хочу, чтобы ты его губил! – отчаянно воскликнула Дирли-Ду. – Я раскаиваюсь в своем поступке. Я проклинаю тот момент, когда согласилась на твое предложение.
   Костя напряженно молчал.
   – Ну, прошу, не губи его! Он не такой уж плохой, как ты думаешь!
   – Куницын – холодный, расчетливый делец. Он наносит вред государству и обществу.
   – Пусть, пусть наносит вред. Но я не хочу участвовать в его разоблачении. Давай" сделаем монтаж, давай вырежем тот кусок пленки, где я травила Куницына снотворным, а ты взламывал сейф. Неужели у тебя мало кандидатур на скамью подсудимых? Почему именно он?
   Костя сник и не отвечал. Дирли-Ду заглядывала ему в глаза и теребила за руку.
   – Ну, обещай мне, пожалуйста, что не будешь топить Куницына!
   – Нет, не могу, – тихо, но твердо ответил Константин. – Он преступник.
   – Я расскажу все Андрею!
   Костя на секунду задумался:
   – Да? Но ты ведь обещала не говорить!
   – Расскажу, расскажу! – тоном вредной девчонки повторила Дирли-Ду.
   – Ладно. Он, конечно, будет драться со мной за то, что я использовал тебя. Но Куницыну это не поможет. Теоретически Андрей на моей стороне. Он не питает нежных чувств к нефтяному магнату.
   Дирли-Ду совсем расстроилась.
   – Не обижайся, Дирли, – нежно попросил Константин и, подумав, притянул Дирли-Ду к себе. – Куницын не стоит твоих слез, поверь!
   Макс с бутылкой в руке вошел в гостиную и изумленно посмотрел на слившуюся парочку.
   – А что это вы здесь делаете? Без присмотра? Ну-ка, разбежались в стороны. Все Андрею доложу! Изменник! Изменница!
   – Максим, забыла тебя предупредить. Там, в холодильнике, на розовой тарелке кусок мяса, но ты его не ешь. Мне показалось, оно уже с душком.
   Колотов жалобно пискнул, как подбитый рябчик.
   – А я уже съел. Весь, – со слезами в голосе сказал он. – Почему же ты сразу его не выкинула! Зачем оставила в холодильнике?! Боже, меня тошнит! И температура, кажется, поднимается. Вызывайте «скорую»!
   Костя засмеялся, и Дирли-Ду тоже.
   ***
   Через стеклянную стену было видно взлетное поле. По нему медленно, плавно двигались авиалайнеры, своими круглыми лбами напоминавшие исполинских дельфинов. Вдали то и дело, один за другим поднимались в воздух самолеты, их хвосты были украшены яркой символикой различных авиакомпаний.
   Алекс и Ольга стояли у гигантской стеклянной стены, смотрели на взлетное поле и разговаривали. Роман сидел в кресле неподалеку, просматривая какие-то бумаги. Посадку на их рейс еще не объявили.
   – Я тебе позвоню в Москву, Оля.
   Между ними было расстояние в полтора метра. Алекс держал руки в карманах брюк, отодвинув назад полы светло-коричневого пиджака. Ольга играла замком маленькой сумочки, которая висела у нее через плечо на цепочке. Герр Шепарев был сегодня удивительно меланхоличен. В его глазах даже можно было заметить прозрачную дымку грусти и сожаления.
   – Позвоню тебе, хорошо?
   – Зачем? – повела плечом Ольга. Она усмехнулась и с иронией посмотрела на опечаленного капиталиста.
   – Ну… Узнать, как долетели.
   – Хорошо. Позвони.
   Минуты три Алексей хранил молчание. Грусть при расставании с девушкой – это было для него внове. Неизведанные эмоции приятно щемили сердце.
   – Чем ты будешь заниматься в Москве?
   – Как обычно. Жить.
   Ольга была холодна – так, словно это не она вчера днем в солнечном номере отеля, пока Роман ездил на какой-то нефтеперерабатывающий завод, таяла под руками Шепарева и, смеясь, отвечала на его поцелуи. Алекс не мог понять, испытывает ли она ту же печаль из-за необходимости расстаться.
   – Костюм идеально подошел тебе.
   – Да. Спасибо.
   Дорогой костюм от Диора, прямо с осеннего показа в Париже, безупречно сидел на Ольге, добавляя ноту умиротворенности в ее агрессивно эффектную внешность. «О, ты подразорилась», – заметил Роман, наблюдая, как вертится перед зеркалом подруга. «Решила вознаградить себя за ужасно скучную поездку», – обманула Ольга.
   – А ты? Возродишь отношения с Деборой? Или Моникой? Или Синтией? Или Орнеллой? Кто там у тебя еще, – равнодушно поинтересовалась Ольга.
   – Придется, – вздохнул Алекс. – А что же мне делать? Ты улетаешь. Один я не могу. Не выношу одиночества. Да и разрядка необходима – бизнес выматывает.
   – Твои бойкие девочки, несомненно, организуют тебе полноценный досуг, – кисло улыбнулась Ольга.
   – С тобой мои девочки не могут конкурировать. – А ты улетаешь!
   – Мне никто не предлагал остаться, – напомнила Оля.
   – Но ты ведь невеста Романа! – лицемерно возмутился Алекс.
   – Как мило с твоей стороны! Подобная щепетильность просто восхитительна! Хорошо, что вспомнил наконец.
   – Пригласите меня на свадьбу?
   – Обязательно. Если она состоится.
   – А почему бы нет? Роман, насколько мне известно, настроен решительно, – зачем-то соврал Алекс.
   – Правда? – скептически улыбнулась Ольга. – Только я теперь немного в сомнениях.
   – Почему?
   – Потому что произвела переоценку. До встречи с тобой Роман мне казался стопроцентным любовником. Но у тебя качественный показатель – сто пятьдесят процентов.
   Алекс замер с выражением самодовольного кретинизма на лице.
   – Поэтому я в раздумьях, – бесстрастно продолжала Оля. – Оказывается, я идеализировала Романа. Ты подорвал мою уверенность в нем. Уже по части секса он проигрывает тебе. Возможно, и в других вопросах будет не на высоте. Все познается в сравнении. В общем, Роман лишился звания идеального жениха, и я, наверное, вновь отправлюсь на поиски личного счастья.
   – А Роман знает о том, как стремительно упал его рейтинг?
   – Думаю, нет. Вы, мужчины, чрезвычайно самоуверенны. Он до сих пор полагает, что в сексе бесподобен.
   – Тебе действительно понравилось со мной?
   – А ты не заметил?
   Алекс, конечно, заметил, но ему очень хотелось слышать вновь и вновь, какой он гигант и виртуоз.
   – Ты, Алеша, фантастически хорош. Ты упоителен. Ты заставил меня пережить сказочные, изумительные, обжигающие ощущения, – прямолинейно льстила Ольга, помня о том, что лесть должна быть размашистой и глобальной, иначе ее не примут. Она сохраняла на лице равнодушное, бесстрастное выражение. – Признаюсь, история моей сексуальной жизни включает не одного только Рому. Но с таким мужчиной, как ты, мне еще не довелось встречаться. Что-то непередаваемое.
   Два года Ольга обрабатывала полуфабрикат – Романа – и за это время поднаторела в искусстве комплиментов. Подобные речи удовлетворенный Шухов выслушивал не раз. Но Алекс привык иметь дело с безгласными и туповатыми Синтиями и Кристами, которым недоступны были лингвистические экзерсисы, а свое восхищение партнером они выражали большей частью стонами, вздохами и нежным повизгиванием. Поэтому он напряженно вникал, млел и жаждал подробностей.
   – Вчера получилось особенно хорошо, правда?
   – Да, милый, безумно! Ты талантлив во всем – и в бизнесе, и в сексе. – «Только на тромбоне не играешь», – добавила Ольга про себя. – Ты превратил мое унылое нюрнбергское заключение в волшебный праздник. И за костюм спасибо.
   – Мне тоже очень понравилось с тобой. Я, наверное, скоро приеду по делам в Москву. Увидимся?
   – Приезжай, посмотрим.
   – О чем беседуем? – показался справа по борту огромный румяный Шухов. В последние дни он с негодованием чувствовал, что начинает немного злиться, увидев Алекса в непосредственной близости от Ольги, понял, что Ольге удалось добиться своего – заставить его ревновать, и теперь мужественно давил ногами зародыш ревности.
   – Вот обсуждаем, действительно ли эти авиамонстры так надежны, как кажется. Оля боится лететь.
   – Боишься? – Роман обнял Ольгу. – Ну, тогда оставайся. Алекс приютит тебя.
   – С удовольствием останусь, – кокетливо полыхнула глазами в сторону Шепарева Ольга, одновременно прижимаясь к Роману.
   – А я с дикой радостью приму тебя в свои объятья, – признался Алекс.
   – Рома, пусти, я схожу припудрю носик. – Оля оставила мужчин одних.
   – Ты ее недооцениваешь, – сказал другу Алекс.
   – Почему?
   – Для роли обыкновенной подстилки она слишком хороша, умна, образованна. И, мне кажется, она вовсе не жаждет выйти за тебя замуж.
   – Конечно! Она только об этом и думает.
   – Ну и долго ты собираешься продолжать игру?
   – Пока она мне не надоест. Еще не надоела.
   – Ясно. Знаешь, Рома, что я тебе скажу? Она первая тебя бросит.
   – Алекс, не смеши.
   – Вот увидишь!
   – Так, наш рейс. Ну, давай двигаться..
   …Алексей видел, как оторвался от земли самолет, в котором сидели в соседних креслах Роман и Ольга. Он достал свой органайзер – кроме проводов в аэропорту, у него еще были другие дела. Длинноногая мулатка с шоколадными коленками прошла совсем близко от Алекса, откровенно на него поглядывая. Шепарев отвернулся. В груди была незнакомая пустота.

Глава 43

   В ночь на шестнадцатое октября сыщик плодотворно трудился, и если бы не подозрительная влюбленность Дирли-Ду в презервативный секс, то давно бы рыжая красавица маялась утренней тошнотой и внезапными переменами настроения. А сейчас Пряжников сидел на лавочке перед подъездом многоэтажки, в которой жила недавно Вероника Соболева, встречал ранние сумерки и терпеливо ждал, пока вернется из магазина, или с базара, или от родственников свидетельница Лидия Павловна Мотыгина.
   Лидия Павловна утверждала, что видела Алену Дмитриеву первого октября, в день убийства Вероники, в 10.03 утра, связав появление девушки с отбытием мусорного грузовика и музыкой, доносившейся из квартиры мальчика-меломана Васи.
   Настырный Пряжников, озабоченный новым глобальным подозрением, уже побывал в жилищно-эксплуатационном управлении и по документам выяснил, что первого октября к дому Лидии Павловны и Вероники по ошибке направили два мусорных грузовика. Один приехал, как обычно, в половине десятого, второй – в час дня. Навестил Андрей также и школу, где учился меломан Вася. Расточая улыбки и комплименты, упорный сыщик изъял у классной руководительницы журнал пятого "В" и узнал, что первого октября Вася Лапин не мог в десять утра истязать музыкальными воплями Лидию Павловну, так как сидел на уроках и даже получил двойку по географии, двойку по литературе и неуд за хамское поведение. Сам Вася радостно подтвердил все факты – он хорошо запомнил этот насыщенный день. После школы, в предвестии материнского гнева, Вася купил себе набор жвачек, кассету с хитами (на ней песня Агутина «Оле-оле») и пластмассовые наручники. Но все сложилось как нельзя более удачно. Материнского возмездия за двойки не последовало, так как в соседнем подъезде убили женщину и все взволнованно обсуждали это происшествие, забыв не только про Васю, но и про блок вечерних телесериалов.
   И сейчас Андрей терпеливо дожидался прихода Лидии Павловны, в надежде вытрясти из нее признание, что она видела Алену Дмитриеву не утром, а в половине второго – когда отъехал ошибочный грузовик-мусоросборник.
   От соседнего подъезда отделилась сумрачная фигура, подползла к скамейке и приткнулась рядом с Андреем. Это был небритый, расхристанный мужик низкого роста, сизый и откровенно страдающий, в замызганном пиджачке и мятой панамке. Он что-то бубнил себе под нос.
   – …Все несчастья от них, противных, говорю, погибель наша, наказание, кара, возмездие… ползают такие мелкие… безобидными прикидываются, а на самом деле – весь вред от них, гадких….
   «О тараканах, что ли? – подумал Андрей. – У него начинается белая горячка!»
   – …Ненавижу, ненавижу их! Баба – дьявольское отродье, погибель наша, наказание, кара, возмездие..
   – грипп ее мучает, аспирин купила, кальцекс, а меня что мучает, не спросила, вот ложись и помирай, ох, как плохо мне, никакой жалости, аспирин, последние деньги истратила на мерзость непонятную, да пусть сдохнет от этого гриппа, ненавижу, ненавижу… Баба – это мужику путевка в ад, собьет с пути, всю душу вытрясет, испоганит, мерзко мне, мерзко…