Эпидемия эта оказалась цикличной, повторяющейся через каждые несколько лет. Поэтому Медслужба объявила на планете карантин, что было вполне оправданно. Были приняты строжайшие меры и, как оказалось, очень своевременно: новой эпидемии удалось избежать. И все же многие бизнесмены выражали свое недовольство действиями Медслужбы, утверждая, что она не имеет права так поступать, что наказание несоразмерно вине, что она подрывает экономику планеты, сурово наказывая ее ради сохранения здоровья населения всей Галактики. Они заявляли так, хотя то заболевание, которое правительство пыталось утаить, могло передаться торговым партнерам этой планеты. Бизнесмены неизменно воспринимали карантин как наказание.
   Размышляя об этом, Кальхаун сделал вывод, что если раньше на Ланке случилась эпидемия, которую удалось скрыть, сейчас правительство ни при каких обстоятельствах не признает этого. И любой врач, который осмелился бы предать гласности этот факт… Теперь ему был вполне понятен заговор молчания врачей Ланке.
   Но в данном случае ситуация была гораздо опаснее, чем на той планете в созвездии Лебедя, о которой вспомнил Кальхаун. Тот мертвый человек, которого Кальхаун бегло осмотрел, не был уроженцем Ланке. Однако врачи на планете знали все и о нем, и о болезни, от которой он умирал, когда вспышка бластера ускорила его неизбежный конец. Но этот человек был чужаком не только на Ланке, он был бы чужаком на любой планете. Нигде в Галактике не было цивилизации, которая находилась бы на таком низком уровне развития, И в то же время это, без сомнения, был человек. Кальхаун видел фильмы о затерянных в космосе колониях и поселениях отверженных и слышал даже еще более трагичные истории о том, как скрываются от правосудия нарушители закона. Но он считал это вымыслом.
   — И все-таки откуда же он?
   Он чувствовал, что вопросов возникло уже слишком много. Но ему нужно было действовать, предпринять ряд совершенно определенных шагов. Первое, что он сделал, это направил свой корабль на небольшое звездное скопление, где находилась секторная штаб-квартира Медслужбы. Нажав соответствующие кнопки, он предупредил Мургатройда:
   — Начинаем суперпрыжок. Пять… четыре… три… два… один…
   Как и всегда, внезапно закружилась голова, подступила знакомая тошнота и возникло ощущение падения по спирали. Затем, так же внезапно, все прошло. Медицинский корабль совершал суперпрыжок через световые годы. Окруженный коконом сверхсжатого пространства, он несся с огромной скоростью, во много раз превышающей скорость света.
   Кальхаун раздраженно ходил взад-вперед по приборному отсеку.
   — Тот человек, — внезапно заговорил он, — не похож на обитателя Ланке, Мургатройд. Он родился и вырос не на этой планете! Врачи там знали об этом, и они были страшно напуганы. Но откуда же он появился?
   Мургатройд степенно прошел к своему месту в рубке управления, лег, свернулся клубочком, накрылся своим хвостом и уткнулся носом в пушистый мех. Для тормаля характерно стремление имитировать действия людей так же, как для попугаев — подражать человеческой речи. Когда Кальхаун разговаривал с ним для того, чтобы пообщаться, Мургатройд обожал делать вид, что он обсуждает важные предметы. Но сейчас Кальхаун действительно разговаривал сам с собой, и Мургатройд понимал это. Он сказал: «Чи!» — и приготовился слегка вздремнуть.
   Кальхаун направился в отсек корабля, где находилась фильмотека микрофильмов, и стал искать нужную ему информацию. Фильмотека эта представляла собой кладезь всевозможных фактов и наиболее эффективную систему хранения информации: «Эскулап 20» нес с собой больше справочных материалов, чем многие национальные библиотеки. Система поиска и выдачи нужной информации представляла собой одно из самых значительных достижений техники за предыдущее столетие.
   Но в этой уникальной фильмотеке не оказалось данных о заболевании, одним из симптомов которого являлось распухание, отвердение и пигментация тканей по обе стороны носа. Он также не нашел упоминания о микроорганизмах, описание которых совпадало бы с теми, что он обнаружил на одежде мертвого человека и в его крови.
   Оставался без ответа также и самый главный вопрос: откуда появился этот в высшей степени странный человек на Ланке?
   Кальхаун проверил, как идет процесс выращивания культуры того микроорганизма, который ему удалось выделить. Рост был необычайно бурным.
   Потом пришел черед заняться другой проблемой. Кальхаун дал задание компьютеру найти информацию о подходящих для обитания людей планетах, находившихся поблизости от планеты Ланке, о которых известно, что они еще не освоены. В результате неудавшихся попыток заселить такую планету на ней могли остаться люди, которые оказались не в состоянии или не захотели покинуть ее. Такой подход показался ему наиболее приемлемым, хотя вопросов он мог вызвать больше, чем дать ответов.
   По данным Межзвездного справочника микрофильмов таких планет поблизости от Ланке не оказалось. Он увеличил объем пространства для поиска, но ответ был тот же. Еще больший объем пространства — и снова ничего.
   Тогда Кальхаун попробовал изменить подход, начав поиски планет, не вполне подходящих для заселения людьми, то есть по общепринятой классификации с коэффициентом обитаемости ниже единицы. Возможно, в таких условиях, где не могло существовать поселение людей, могли выжить отдельные индивидуумы. Он дал соответствующее задание компьютеру, который нашел несколько подобных планет: газовый гигант с колоссальным уровнем гравитации, одну планету без атмосферы, еще одну, где температура в полдень на экваторе опускалась до минус шестидесяти градусов, еще…
   В конце концов одна из них показалась Кальхауну подходящей. Это была третья по счету планета в системе звезды типа Джи. Планета находилась на относительно небольшом расстоянии от Ланке и была известна под названием Дели. Неглубокие моря, единственный материк, температура в разумных пределах. Атмосфера типичная для третьих по степени удаленности от своей звезды планет, но с содержанием в составе смеси газов четырех десятых процента сложного газа, производного метана, который, судя по всему, был безвреден для живых организмов. Эти данные были получены с автоматической исследовательской станции, которая, передав эту информацию с планеты, затем пропала. На снимке, сделанном с борта станции, были видны остатки поселения людей. Классификация по коэффициенту обитаемости — ноль, так как не было данных о том, что какой-либо корабль вернулся в свой космопорт после посещения этой планеты. Предполагалось, что в атмосфере планеты присутствует какой-то вредный для здоровья человека фактор, но он остался неизвестен.
   Этих данных было явно недостаточно, чтобы сделать какие-то определенные выводы. Скудная информация не могла дать ответ на те вопросы, которые мучили Кальхауна, и, в частности, откуда на Ланке мог появиться этот странный человек с плохими зубами.
   Прошло семь часов с того момента, как корабль вошел в подпространство. Внезапно Кальхаун увидел, что буквы на мониторе компьютера начали раздваиваться. Читать стало невозможно. Он потряс головой, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, но это не помогло. Тогда он закрыл глаза, дал им с минуту отдохнуть и снова взглянул на экран… Никакого эффекта. Кальхаун попробовал прикрыть один глаз ладонью и продолжать читать, и, хотя это требовало очень большого напряжения, он едва мог различить написанное.
   Пришлось смерить температуру. Чувствовал он себя превосходно, но температура у него оказалась повышенной, а с глазами становилось все хуже. Он мрачно сказал Мургатройду:
   — Я начинаю понимать врачей на Ланке. Видимо, я подхватил то, чем они боялись заразиться. Да, это действительно заразная болезнь.
   Когда прошло десять часов с того момента, как они покинули Ланке, зрение его улучшилось, в глазах больше не двоилось. Он по-прежнему чувствовал себя прекрасно, но температура продолжала повышаться и стала на полградуса выше, чем три часа назад.
   — Заболевание протекает нетипично, — буркнул он Мургатройду. — Мне, возможно, придется прибегнуть к твоей помощи, в медицинском смысле.
   Он осмотрел себя так тщательно, как только человек может осмотреть самого себя без чьей-либо помощи. Затем исследовал под микроскопом образцы своей слюны, крови и других вырабатываемых человеческим организмом жидкостей. Везде Кальхаун обнаружил наличие крошечных пигментированных микроорганизмов строго сферической формы и в большом числе. На его глазах они разделялись на две половинки, каждая из них восстанавливала свою сферическую форму, затем они быстро увеличивались в размерах, чтобы снова разделиться. И все это время они быстро и хаотично носились во всех направлениях, видимо чувствуя себя прекрасно в жидкой среде организма Кальхауна. Реакция на реагент Дафлоса показала наличие высокотоксичного вещества, продукта их бурной жизнедеятельности.
   — А ведь я принял меры предосторожности! — произнес Кальхаун таким тоном, как будто он не мог поверить своим глазам. — Я переоделся, принял душ и мог бы войти в операционную, не нарушив там стерильной атмосферы. — Он покачал головой. — Похоже, у меня есть еще немного времени. Тот человек находился на более поздней стадии болезни. Я еще могу прибегнуть к твоей помощи, Мургатройд.
   Кальхаун посмотрел на себя в зеркало: по обеим сторонам его носа ткани слегка распухли. Он стал готовить необходимое оборудование и внезапно остановился, вдруг осознав то, что смутно не давало ему покоя уже давно.
   — Министр здравоохранения не посадил меня на карантин. Он отправил меня, не опасаясь, что я смогу сообщить о том, что происходит на планете, в Главное управление Медслужбы. Теперь мне понятно почему. Еще до того, как корабль выйдет из подпространства, я должен умереть, а ты, Мургатройд, не сможешь довести корабль до места, и он затеряется в бесконечности космоса. Мы должны сделать все, чтобы не допустить этого!
   Он взял немного крови из своей руки и ввел ее Мургатройду там, где у него на коже было место, которое с самого рождения у тормалей особым образом обрабатывается так, что они не чувствуют боли на этом участке тела. Мургатройд не возражал и, зевая, вернулся на подушку, собираясь вздремнуть. Кальхаун сказал себе, что через час ему нужно будет проверить частоту пульса и дыхание Мургатройда. Его самого начало лихорадить. Опять стало двоиться в глазах и появилось легкое головокружение. Пока Кальхаун ждал, когда организм тормаля начнет реагировать на агрессивные микробы, зверек мирно спал. Его пульс должен был участиться на четыре—пять ударов в минуту, температура тоже должна была повыситься. Кальхаун предполагал, что Мургатройд проспит часа два или три, а может быть, и четыре. Затем он проснется, и в его крови уже будут находиться антитела для защиты против внедренных в его организм микробов. Он снова будет в добром здравии и сможет поделиться своим здоровьем с Кальхауном.
   Но все пошло по-другому. Когда через полчаса Кальхаун подошел к Мургатройду проверить его пульс, тот проснулся и вопросительно произнес: «Чи?» Он был полон энергии и энтузиазма, готовый активно включиться в жизнь. Пульс у него был нормальный, как и температура.
   Кальхаун в недоумении уставился на него. Мургатройд выглядел абсолютно здоровым. Не было никаких признаков того, что существует какая-либо угроза его здоровью и что его организму необходимо защищаться, вырабатывая антитела.
   Так оно на самом деле и было. В данном случае угрозы его здоровью действительно не существовало. Есть некоторые заболевания, опасные для животных, но бессильные перед организмом человека. И наоборот, есть болезни, заразиться которыми может только человек, но не животное. В экспериментальных медицинских исследованиях часто приходится вести длительные поиски подопытных животных, в организме которых могут существовать те или иные виды микробов.
   Заболевание, которое наводило ужас на жителей планеты Ланке и от которого страдал Кальхаун, оказалось совершенно неопасным для Мургатройда. Возбудители этой болезни уничтожались в результате обычных химических процессов, происходящих в организме зверька, так что в выработке особых антител просто не было необходимости. Значит, Кальхаун был абсолютно бессилен против этой инфекции. Ему стало совершенно ясно, что через какое-то время — может, это будут дни, а может, и часы — он безусловно умрет. Медицинский корабль будет продолжать свой путь, затем он сделает прыжок из подпространства где-нибудь на расстоянии одного светового года от места назначения. Оттуда корабль должен будет сделать еще один, более короткий прыжок через пространство, чтобы приблизиться к планете, на которой находится Главное управление Медслужбы. Потом «Эскулап 20» будет на протяжении одного—двух миллионов километров двигаться с использованием силы притяжения Лаулора в пределах Солнечной системы, одна из планет которой и является местом его назначения.
   Но если Кальхаун умрет, ничего этого не произойдет. Медицинский корабль выйдет из подпространства, и Мур-гатройд не сможет ничего сделать. А потом в конце концов он умрет от голода, жажды и одиночества, так и не поняв, что произошло. «Эскулап 20» затеряется в бесконечных просторах Вселенной, а Ланке…
   — Мургатройд, — сказал Кальхаун, — плохи наши дела, друг. И твоя судьба решается вместе с моей. Но я понимаю, что нас ждет, а ты… Что же я могу сделать для тебя?
   Мургатройд сказал с уверенностью: «Чи-чи-чи!»
   — Зрение проясняется, — вдруг оживился Кальхаун. — Похоже, болезнь то наступает, то отступает. Временами мне явно становится лучше.
   Он дотронулся до своего лица и ощупал распухшие, ставшие неэластичными ткани по обе стороны носа. Мургатройд с надеждой посмотрел на кофейник и сказал вопросительно: «Чи?» Если бы в эту минуту кто-то сказал Кальхауну, что случится через мгновение, он ни за что не поверил бы. Ничто не предвещало того, что произошло в следующую минуту.
   Внезапно все изменилось. Корабль находился в коконе сжатого пространства, который представлял собой как бы микрокосмос в космосе. В это время даже если бы вся Вселенная взорвалась и исчезла, люди на борту корабля, который совершает суперпрыжок, не имели бы об этом ни малейшего представления и ничего не подозревали бы до того момента, когда корабль завершит свой прыжок через световые годы. Корабль в подпространстве был полностью изолирован от внешнего мира, и только в теории существовала одна ситуация, когда на него могло воздействовать что-то извне.
   Но сейчас, когда до выхода из подпространства оставалось еще очень много времени, Кальхаун внезапно почувствовал знакомые симптомы — головокружение, почти нестерпимое ощущение подкатывающей к горлу тошноты и затем всю массу неприятных ощущений, сопровождающих падение вниз, в пустоту, по сужающейся спирали. Одновременно засветились экраны внешнего обзора и «Эскулап 20» вышел в обычное пространство, окруженный мириадами звезд.
   На пульте управления зловеще вспыхнул маленький красный огонек.

II

   Мургатройд первым отреагировал на все происшедшее. Протестующим, негодующим тоном он сказал: «Чи-чи! Чи!!»
   Он привык к неприятным ощущениям, сопровождающим прыжок в подпространство и выход из него. Они ему не нравились. Они никому не нравились. Мургатройд терпел это только ради того, чтобы быть с Кальхауном, чтобы наслаждаться его заботой и вниманием, пить с ним кофе и иногда вести долгие, неторопливые беседы, в которые Мургатройд привносил свои глубокомысленные реплики и искреннее убеждение в том, что он действительно разговаривает. Но сейчас он считал нужным выразить свой протест. Обычно перед выходом из подпространства было часовое предупреждение, потом пятиминутное, потом мерное тиканье, пока не зазвучит сигнал, а потом отсчет цифр до нуля. Все это давало возможность приготовиться, собрать силы с тем, чтобы перенести дальнейшие действительно неприятные ощущения. Но совершенно без всякого предупреждения?! Это было нарушением установленного порядка вещей, это выводило Мургатройда из равновесия. Он сказал: «Чи-чи! Чи-чи-чи!» Он был возмущен.
   Кальхаун пристально смотрел на экраны, заполненные звездами. Он не мог поверить своим глазам. Красный огонек на пульте управления показывал, что недалеко от медицинского корабля находится какой-то твердый объект. Но это было невозможно! «Эскулап 20» был в межзвездном пространстве, на расстоянии сотен световых лет от Ланке. А в межзвездном пространстве нет ничего более твердого, чем свет звезд. Появление здесь твердого объекта было еще более невероятным, чем даже то, что корабль вышел из подпространства раньше времени сам, без участия Кальхауна. Но когда два этих события произошли одновременно, это уже переходило все границы возможного.
   Кальхаун продолжал вглядываться в изображения на экранах. Все это было просто необъяснимо, если только не произошло того самого стечения обстоятельств, вероятность которого столь ничтожно мала, что оно считалось практически невозможным. В теории допускалось, что может возникнуть такая ситуация, когда силовые поля двух кораблей, находящихся в суперпрыжке, способны воздействовать друг на друга. В любом другом случае это было бы невозможно. Но для того чтобы такое взаимодействие было хотя бы теоретически, возможно, нужно, чтобы эти два корабля проходили близко друг к другу, чтобы они были примерно одинакового размера и чтобы их силовые установки были примерно равной мощности. Тогда, в теории, силовое поле одного или обоих кораблей могло быть нарушено. Поэтому в конструкции космических кораблей было предусмотрено специальное устройство, которое называлось регулятором цепи. Вероятность возникновения такой ситуации была равна единице против десяти с большим количеством нулей. Ничего подобного прежде никогда не случалось. Теперь же это произошло.
   Кальхаун сел в кресло пилота и нажал необходимые переключатели. Рычажок с надписью «Суперпрыжок» он опустил вниз. Отключено, хотя поле отключилось само. «Проверка цепи» — этот рычажок он поставил в положение «Включено». С помощью данного прибора проверялись все соединения и контакты. Раздался характерный потрескивающий звук, и зажегся сигнал, означающий, что все в порядке. Переключатель под названием «Регулятор цепи» сработал, когда было нарушено силовое поле, теперь Кальхаун снова поставил его в нужное положение. Краем уха он слышал, что включился динамик внешней связи и из него доносились потрескивание и свистящие шумы, которые получили поэтическое определение «разговор звезд». Все еще не веря собственным глазам, он вглядывался в экраны визоров.
   На экране внезапно померкла и тут же вновь зажглась звезда второй величины, за ней еще одна, менее яркая. Кальхаун включил радар и с изумлением прочитал его показания. Радар регистрировал присутствие какого-то объекта на расстоянии не более семисот километров от «Эскулапа 20». В безбрежном космическом пространстве, в объеме многих тысяч кубических световых лет какой-то объект в суперпрыжке оказался на расстоянии всего семисот километров от его корабля! Сработали устройства, размыкающие цепь, — и вот результат! Согласно показаниям радара другой объект был несколько меньше медицинского корабля, и он, казалось, практически не двигался, только на несколько секунд заслонив собой две ближайшие звезды.
   Мургатройд снова, с еще большим возмущением, сказал: «Чи!! Чи!!»
   — Я не виноват, Мургатройд, — успокоил его Кальхаун. — Помолчи минутку!
   Он включил электронный телескоп, настроил его и стал искать тот объект, который находился так близко от его корабля. Когда Кальхаун увидел его, то пришел в полное изумление.
   На экране телескопа был космический корабль, совершенно непохожий на все корабли, которые когда-либо видел Кальхаун. Сначала Кальхаун подумал, что корабль вообще ни на что не похож, но затем решил, что он все-таки напоминает сооружение, сделанное человеком, который никогда не видел настоящий космический корабль.
   Он нажал кнопку вызова на аппарате космической связи, но сначала отключил экран, который мог передать на другой корабль его изображение.
   — Общий вызов! Всем, кто меня слышит! Что за корабль? Запрашиваю ваши данные!
   Ответа не последовало. Кальхаун нахмурил брови. Несколько минут назад он узнал, что почти наверняка скоро умрет от болезни, вызываемой неизвестными ему микробами. Еще раньше его практически вышвырнули с планеты Ланке за то, что он слишком много узнал. До этого он видел мертвого человека, который появился неизвестно откуда. И вот теперь этот странный корабль, который тоже неизвестно откуда взялся!
   Внезапно он услышал звуки человеческих голосов. Было похоже, что несколько человек тихо разговаривают около включенного микрофона. Они спорили друг с другом. Один из голосов звучал громче других, но слов нельзя было разобрать.
   — Я слышу ваши голоса, — четко и громко сказал Кальхаун. — Кто вы, черт возьми, и что вообще происходит?
   Ему показалось странным, что даже сейчас, когда он смертельно болен и близится его конец, а значит, и конец его обязанностям, он все еще говорит с позиции представителя Медслужбы, человека, облеченного властью, и гражданина Галактики, обращаясь к людям, чьи действия требуют объяснений. Твердым голосом еще раз он повторил:
   — Что у вас случилось?
   Этот другой корабль выглядел до крайности нелепо. Он был весь в заплатках, причем в некоторых местах одна заплатка буквально сидела на другой. У Кальхауна просто не укладывалось в голове, как вообще могло существовать нечто настолько бездарно уродливое. При слабом освещении от звезд электронный телескоп не мог различить мелких деталей, и все же было видно, что бесформенный корпус корабля покрыт ржавчиной, и было ясно, что ни в одном космопорте такой корабль не смогли бы запустить в космос. Тем не менее он здесь, в космическом пространстве!
   Из динамика послышался грубый, резкий голос:
   — Послушайте! Что это вы делаете, а? — Кальхаун удивленно — моргнул, а голос продолжал сварливым — тоном: — Вы что там себе думаете? Вы… понимаете, что я имею в виду?!
   Кальхаун сказал холодно:
   — Это медицинский корабль «Эскулап 20». Кто вы?
   — Медицинский корабль? — буркнул сердитый голос. — Что?..
   Он внезапно замолчал, как будто кто-то закрыл ему рот рукой. Вновь послышалось какое-то неразборчивое бормотание.
   Кальхаун нахмурился, отказываясь понимать этих людей. Он отключил экран на аппарате космической связи потому, что не хотел, чтобы кто-нибудь видел его с признаками болезни на лице. Те, кто находился на заплатанном корабле, тоже не хотели, чтобы их видели. Но вот бормотание затихло, и резкий голос произнес:
   — Кто мы — это неважно! Что вы сделали с нами? Мы летели себе по своим собственным делам, и вдруг что-то ударило по нашему кораблю. И теперь мы здесь, а не там, куда направлялись. Что вы сделали?
   Кальхаун увидел на экране радара, что другой корабль приближается к «Эскулапу 20». Затем он почувствовал, что в глазах у него опять начинает двоиться. Зрение снова стало ухудшаться. Нет, он не собирался сообщать им, в каком состоянии находится. Сделать они для него ничего не смогут, и смерть — это было его, личное. Он был обеспокоен судьбой Мургатройда, но он все еще являлся представителем Медслужбы и должен был вести себя так, как того требовал его долг. Эти люди раздражали его своим невежеством. Они явно ничего не знали о работе Медслужбы.
   Грубый голос сказал свирепо:
   — Я спрашиваю, что вы сделали?!
   — Мы с вами оба это сделали, — холодно ответил Кальхаун. — Мы подошли слишком близко друг к другу. Наши генераторы силового поля не выдержали перегрузки, и регуляторы цепи отключили их. Вам понятно или нужна еще информация?
   — А какая еще информация у вас есть? — требовательно произнес тот же голос.
   Кальхауна лихорадило. Симптомы этого заболевания, теперь это было совершенно ясно, то исчезали, то появлялись вновь. Со временем они, наверное, будут усиливаться все больше и больше, пока он не умрет, но…
   — Насколько я могу судить, — сказал он холодно, — вы не знаете, что и зачем вы делаете, потому что вы не знаете, что с вами произошло. Вы представляете себе, где вы находитесь и как попасть туда, куда вам надо? Другими словами, вам нужна моя помощь?
   — Какая помощь? — этот вопрос был задан с подозрительностью.
   — Прежде всего, — сказал Кальхаун, — вы вышли из подпространства. Вы проверили свой регулятор цепи?
   — Мы такого названия не употребляем, — ответил голос. — Что это такое?
   Кальхаун чуть не выругался. Едва сдержавшись, он закрыл глаза и понял, что теряет чувство равновесия. Ему было очень неприятно сознавать, что его чувство собственного достоинства может пострадать, но пришлось начать:
   — Регулятор цепи… — С закрытыми глазами он объяснил, что это такое и где он должен находиться. — Там где-то должен быть индикатор с надписью «Выключено».