— О-о-о-о… — глухо донеслось из сырых недр подземелья.
   Софоклюс вздрогнул, оглянулся, но ничего, кроме пляшущих в свете факела причудливых теней, разобрать не смог.
   — А это кто воет? — Геракл как следует тряхнул коллегу за плечо.
   — Не знаю. — Тесей испуганно моргнул. — Я постоянно его слышу, ходит где-то рядом, сопит, взрыкивает, но на глаза не показывается.
   — Может, стесняется? — предположил сын Зевса.
   Афинянин снова моргнул и осоловело уставился в темноту.
   — Так это кто, Минотавр?! — испуганно прошептал Софоклюс.
   — Да нет, — Геракл весело осклабился, — какой там Минотавр! Всем в Греции доподлинно известно, что человекобык всего лишь пьяная галлюцинация Тесея!
   — Неправда! — возразил афинянин. — Я лично его несколько раз видел.
   — Ну и сколько ты перед этим выпил? — заржал сын Зевса. — Софоклюс, не бойся, он как налижется, так сразу идет Минотавра искать. Такой у нашего Тесея удивительный бзик.
   На этот раз афинянин не стал протестовать; закрыв глаза, он медленно покачивался из стороны в сторону.
   «Медитирует, — мысленно предположил Софоклюс. — Входит в боевой транс перед схваткой с чудовищем».
   — А откуда вы с ним знакомы? — поинтересовался историк, даже под землей, в жутких туннелях царя Авгия оставаясь пытливым профессионалом.
   — С кем, с Тесеем? — Геракл зевнул.
   — Ну не с Минотавром же, в конце-то концов…
   — Да плавали вместе на «Арго» в Колхиду за золотым руном. Доплыли мы, значит, до Мизии, ну и там меня аргонавты бросили. Наверняка не без вмешательства этого, который перед нами. Но я на дураков долго зла не держу. Эй, Тесей, ку-ку, просыпайся. Пора отсюда выбираться!
   — Да-да? — очнулся Тесей. — О, Геракл, какими судьбами!
   Сын Зевса скорбно вздохнул:
   — Тесей, не дури, и вообще, что ты здесь делаешь?
   — Как что? — возмутился афинянин и, зажав пальцами подбородок, крепко задумался.
   — Нет, всё бесполезно, — махнул рукой Геракл, — он в сандалию пьян. Идем, дубина, по дороге вспомнишь.
   Наугад свернув в просторный коридор, сын Зевса с радостью обнаружил в небольшом тупичке прочную веревочную лестницу, спускавшуюся откуда-то сверху. Под лестницей прямо из земляной стены торчала толстая ржавая труба с огромным зеленоватым вентилем. Под трубой имелась медная табличка с мелким выбитым текстом.
   Геракл наклонился и в свете факела вслух прочел:
   — «Воздушная помпа! В случае возникших в системе подземных водостоков неисправностей до конца открыть вентиль». Хм… Что такое помпа, я не знаю. А вентиль… должно быть, это и есть сие заплесневелое колесико. Эх…
   Поплевав на руки, сын Зевса взялся за дело. Вентиль противно заскрипел и нехотя провернулся.
   — Теперь вроде как всё! — довольно подвел итог проделанной работе Геракл. — Тесей, ты полезешь наверх первым!
   — М-м-м… а собственно, зачем? — подал голос шатающийся афинянин.
   Сын Зевса заговорщицки понизил голос:
   — Там наверху Минотавр!
   — Ах так! — вскричал афинянин и стремительно взлетел по веревочной лестнице, снеся крепким лбом очередную каменную крышку, закрывавшую лаз в опасные подземелья.
   — О-о-о-о… — как показалось грекам, с большим разочарованием донеслось из недр каналов.
   — Наш невидимый друг, похоже, сильно огорчен нашим уходом, — прокомментировал ужасающий вой Геракл.
   — М-да, — согласился Софоклюс, нервно цепляясь за веревочную лестницу, — пожрать как следует этой твари сегодня точно не удастся…
   Когда греки выбрались на поверхность, там уже вовсю царил прохладный осенний вечер.
   Тесей безмятежно лежал в траве рядом с черным зевом подземелья и вроде как блаженно улыбался.
   Геракл снова покачал головой, затем обрезал мечом веревочную лестницу и плотно задвинул каменную крышку.
   — Идем искать колесницу!
   Осоловевший от свежего воздуха историк радостно кивнул.
   — Погоди, Геракл, а как же Тесей?
   Сын Зевса неприязненно посмотрел на афинского героя.
   — А пускай здесь пока полежит, протрезвеет…
   И с чувством выполненного долга греки отправились на поиски непонятно где оставленной колесницы.

Глава двенадцатая
ПОДВИГ СЕДЬМОЙ: КРИТСКИЙ БЫК

   — Ну, как там мой сынуля, не облажался, часом, у царя Авгия? — спросил у Гермеса Зевс, проспавший шестой подвиг своего любимого Геракла, так как накануне слегка перебрал за обедом пузырящейся амброзии.
   — Всё прошло без сучка и задоринки, — ответил божественный вестник, крутя ручки настроек телескописа. — Правда, дворец царя Авгия дерьмом затопило, но это так, мелочь.
   — Царь случайно не утоп? — с подозрением поинтересовался Тучегонитель, блуждающим взглядом ища, чем бы опохмелиться.
   — Нет-нет, Авгий в полном здравии, — заверил владыку Гермес. — Сидит сейчас на крыше своего дворца и гневно потрясает кулаками в сторону Олимпа.
   — Ругается? — с надеждой спросил Зевс, нашаривая под троном верный молниеметатель.
   — Нет, — усмехнулся вестник, — только рожи корчит…
   — А… — разочарованно протянул Громовержец, босой ногой задвигая грозное оружие обратно под трон. — Мне бы опохмелиться..
   — Ты уже после обеда опохмелялся, — возразил Гермес.
   — Да нет, после обеда я напился, — мотнул головой Эгидодержавный.
   — Ну тогда я бы на твоем месте от опохмеления воздержался, — знающе посоветовал Гермес, с неудовольствием оглядывая слегка отекшее лицо владыки Олимпа. — Может, позвать Асклепия с его алкобоюсом?
   Услышав об Асклепии, Зевс непроизвольно дернулся.
   Методы борьбы с алкоголизмом у божественного врачевателя были те еще.
   Например, алкобоюс представлял собою довольно замысловатое устройство. На одном конце стола ставилась емкость с амброзией, за стол сажался страдающий от пагубной зависимости, над головой которого вешалась огромная тяжелая дубина, соединенная хитрыми проволочками с алкоголесодержащей емкостью. Больной тянулся к выпивке и… Бац!.. Устройство срабатывало, охаживая выпивающего по его неразумной головушке.
   — Да ну его к сатировой матери, этого Асклепия, — буркнул Зевс и недовольно поежился.
* * *
   На развилке дорог под Тиринфом Копрей так и не появился.
   Геракл с Софоклюсом прождали его с раннего утра и до самого обеда. Задержка вызвала у сына Зевса вполне понятное недоумение. Ему ведь подвиги нужно совершать, а этот мерзавец шляется непонятно где. Да как он вообще смеет заставлять себя ждать великого сына Зевса?
   Просто немыслимая дерзость!
   — Может быть, он умер, — скучающе предположил Софоклюс, изготовивший себе из большого листа лопуха надежную шапочку от нещадно палящего солнца.
   — С чего бы? — изумился Геракл.
   — Скажем, от побоев.
   — Чьих? Эврисфея?
   — Да нет, твоих! — Историк поправил съехавший на лоб зеленый лист. — Ты ведь ему в прошлый раз, помнится, здорово по башке приложил. Я очень удивлюсь, если он после этого выжил и не остался на всю жизнь бестолковым идиотом.
   Сын Зевса ничего не ответил, ибо и вправду здорово оприходовал наглого посланца не менее наглого Эврисфея.
   Если Копрей действительно помер, то боги на Олимпе крутую бучу поднимут и Геракл сильно пожалеет, что не остался в вонючих подземельях царя Авгия, а опрометчиво выбрался наружу.
   — Полтретьего! — сообщил Софоклюс, посмотрев на булькнувшую наручную клепсидру.
   Сын Зевса мрачно поглядел в небо, где стремительно увеличивалась в размерах огненная точка.
   — Опа, Гермес летит! — обрадовался историк, звонко хлопнув в ладоши.
   Могучий герой его энтузиазма не разделял.
   — Фух! — выдохнул олимпийский вестник, опустившись рядом с колесницей. — Окончательно меня замотали. Клонироваться, что ли?
   Слегка насупленный Геракл ожидал худшего.
   — Что приуныли? — улыбнулся Гермес. — Нету вашего Копрея. Не смог прийти он, болеет. От Эврисфея подцепил ветрянку, лежит теперь весь зеленый от целебных мазей, старые сказания на древних папирусах почитывает.
   Сын Зевса облегченно перевел дух.
   — Значит, так. — Гермес присел на краешек золотой колесницы. — Я на время заменю его. Слушайте, задание номер семь!
   — Да-да, — приободрился Геракл. Софоклюс приготовил свежую дощечку.
   — Как вы, наверное, знаете, на острове Крите начинаются очередные Олимпийские игры. В этом году их организовывает царь Крита Минос.
   — К великому сожалению, я не смогу участвовать в играх, — грустно вздохнул сын Зевса. — Ведь мне нужно совершать героические подвиги!
   — А вот тут, — лукаво усмехнулся Гермес, — тебя, мой друг, ждет небольшой сюрприз. Ведь твой следующий подвиг напрямую связан с Олимпийскими играми!
   — О Зевс, не может быть! — радостно воскликнул могучий герой.
   — Именно так! — горделиво подтвердил вестник. — Я, знаешь ли, могу приносить и весьма приятные новости. Так вот… Тебе необходимо попасть на Крит и принять участие в Олимпийских состязаниях.
   — Во всех?
   — В каких захочешь. Но в одном единоборстве ты просто обязан участвовать непременно.
   — В метании каменного диска? — с замиранием сердца предположил Геракл.
   — Нет, с чего ты взял? В греческом боксе.
   — О нет, — простонал сын Зевса, — ты же знаешь, я не переношу весь этот пафосный мордобой.
   — На этот раз придется перенести, — строго заявил Гермес. — Так хочет сам Зевс!
   — Я уже сражался с неким царем бобриков Амиком, — вспомнил могучий герой, — в Вифинии, когда плавал с аргонавтами. Пренеприятнейшие остались воспоминания.
   — Твоим мнением никто не интересуется! — гневно отрезал божественный вестник. — Скажут участвовать в кулачном поединке, значит, будешь участвовать.
   Сын Зевса в очередной раз тяжко вздохнул.
   — Итак, расклад таков… — Гермес призадумался. — Сразиться на кулаках тебе предстоит со знаменитым местным тяжеловесом по кличке Критский Бык.
   — А нормальное имя у него есть?
   — А зачем тебе?
   — Просто интересно. — Вестник почесал макушку.
   — На самом деле зовут спортсмена Пукилус. — Геракл зло усмехнулся:
   — Ну теперь понятно, почему он стал именовать себя Критским Быком.
   — А вот ты зря смеешься, — прищурился Гермес. — Пукилус великий спортсмен, выдающийся боксер, удостоенный в прошлом году титула «Непобедимый».
   — Ну это только потому, — возразил сын Зевса, — что мы с Тесеем не участвовали в кулачном поединке. Меня дисквалифицировали в начале Олимпиады за то, что метал каменные диски в зрителей. Ну а Тесей, как всегда, очень некстати напился и отправился на остров Лесбос искать Минотавра.
   Божественный вестник слегка повел бровью:
   — Ты мне тут не хвастайся, знаю я вас, героев греческих. Что ты, что Тесей, две сандалии пара. Короче, все олимпийцы, включая Зевса, на тебя поставили, так что смотри не подведи.
   — А кто поставил на Критского Быка? — поинтересовался Софоклюс.
   — А тебе-то зачем знать?
   — Для истории.
   — Ну, раз для истории… — Гермес ухмыльнулся. — На Критского Быка поставили Гера, Эврисфей и Посейдон.
   — А Посейдон на фига? — изумился Геракл, всегда уважавший своего синебородого вечно бухого дядю.
   — Сатир его знает, — пожал плечами Гермес. — Полагаю, он по своему обыкновению с пьяных глаз всё перепутал и вместо того, чтобы поставить на тебя, поставил на Критского Быка. Да не всё ли равно?
   — Ладно, договорились, — согласился сын Зевса, забираясь в золотую колесницу, — вот только правила вспомню. Греческий бокс — это ведь не простое спортивное мордобитие, это целая эстетика расплющенных носов и вывихнутых челюстей.
   — Вспоминай-вспоминай, — похвалил полезное начинание героя Гермес. — Иногда что-нибудь вспоминать очень даже полезно… Уезжай подальше от Тиринфа, и в каком-нибудь безлюдном месте Гефест быстренько телепортирует тебя на остров Крит.
   — Слава Зевсу, хоть плыть не придется, — обрадовался Геракл.
   — А у тебя что, морская болезнь? — удивился божественный вестник.
   — У меня гидрофобия! — значительно сообщил сын Зевса. — Попрошу не путать. Меня не укачивает, просто я, когда везде мокро, не люблю.
   — Бывает, — кивнул Гермес и, не прощаясь, стартовал на Олимп.
   — Ну, хоть на этот раз не будет всяческих выдуманных чудовищ, — несколько воспрянул духом Софоклюс.
   — Ага, тебе легко говорить, — проворчал Геракл. — А я вот эти Сатаровы правила никак вспомнить не могу. Да и вообще сильно сомневаюсь, что я их когда-нибудь знал.
   — Какие еще правила? — недовольно осведомился историк.
   — Такие! — огрызнулся могучий герой. — Правила греческого бокса.
   — А… эстетика мордобоя, как ты только что выразился, — кивнул хронист. — И что здесь сложного? Не плюй сопернику в глаза, грязно не ругайся, ниже пояса не бей, вот и все дела.
   — Не так всё просто, — стоял на своем снова погрустневший Геракл. — Если меня дисквалифицируют из-за какой-нибудь ошибки, победу признают за соперником.
   — А вот это уже хреново, — согласился Софоклюс, и в мрачных раздумьях эллины покатили прочь от Тиринфа.
* * *
   — Слушай, Гефест, а давай еще кое-кого на Крит телепортируем, — заговорщицки прошептал на ухо божественному кузнецу Гермес.
   Гефест, возившийся с огромной телепортационной пушкой, с недоумением поглядел на олимпийского вестника.
   — Ты хочешь сказать, без ведома Зевса?
   — А что здесь такого? — вспылил Гермес. — Всего и делов-то — одного лишнего человечка на Крит перебросить. Я уверен, если что, Зевс будет доволен.
   Гефест задумался.
   — Ладно, давай! — наконец согласился он. — Как его хоть зовут, этого твоего человечка?
   — Херакл, — невозмутимо ответил Гермес.
   — Как?
   — Хе-ра-кл!
   — А… тот самый ненормальный…
   — Да-да, тот самый.
   — Зевсу это может сильно не понравиться.
   — Ну, Гефестушка, пожа-а-а-алуйста.
   — М… м… м… хорошо. Но если что не так пойдет, я всё свалю на тебя…
* * *
   Итак, Олимпийские игры.
   Проводились сии знаменательные состязания практически каждый год и имели для Древней Греции величайшее социально-политическое значение, ибо во время спортивного праздника во всей Аттике объявлялся всеобщий безоговорочный мир.
   Циклопы вели себя довольно прилично, лестригоны никого не жрали, спартанцы временно сворачивали свои экспансионистские планы, одним словом, тишь да гладь да Зевса благодать. Даже такие беспредельщики, как морские пираты, и те в дни Олимпийских игр не смели бесчинствовать.
   За несколько месяцев до празднества по всей Греции рассылались послы, приглашавшие на игры всех желающих.
   Каковы же были сами состязания?
   Ну, прежде всего, марафонский бег от нескольких голодных тигров, греческая борьба, кулачный бой, метание диска, бросание копья и конечно же бега на колесницах.
   Победители на играх в награду получали оливковый венок и пользовались во всей Греции (особенно в спальнях знаменитых красоток) огромным почетом.
   Ну что еще?
   К слову сказать, древние греки вели летосчисление именно по Олимпийским играм, считая первыми состоявшиеся в… м… м… 776 году до нашей эры…
   Как и было обещано, покинувших окрестности Тиринфа Геракла с Софоклюсом вместе с боевой колесницей боги быстренько перебросили на Крит. А Крит уже весь кипел в предвкушении праздника. И как только несчастный остров не потонул под тяжестью совершенно невероятной массы эллинов, осталось загадкой.
   — Хей-хей-хей, пошли-пошли! — весело подбадривал Геракл вяло трусивших лошадей.
   После нескольких телепортационных скачков лошадки несколько очумели и команд могучего героя слушались весьма неохотно.
   Выложенная камнями дорога вела прямехонько к огромному амфитеатру под открытым небом, где очень скоро должны были начаться соревнования по бегу.
   — Бег — это не моя стихия, — неспешно рассуждал сын Зевса, понукая слегка заторможенных лошадей. — Я практически никогда не участвую в этой спортивной забаве. Что может быть красивого в бегущем великом герое? Ну да, он грациозен, он величествен, но ведь он бежит! Не важно, куда и от кого. Но бежит! А разве может бесстрашный сын Зевса бежать, даже если на финише его поджидает достойный приз?
   — Геракл, — недовольно проворчал Софоклюс, — ты меня уже достал своими разговорами. Твоя жизненная философия мне глубоко чужда. Очень редко мне удается найти в твоих речах хотя бы крупицу здравого смысла.
   Но Геракл не обиделся.
   Ничто не могло омрачить его настроения в этот великолепный день.
   — А это еще кто? — удивился Софоклюс, увидев бегущего рядом с их колесницей тщедушного лысого сумасшедшего, которого преследовала огромная свора бродячих собак. — Где-то я его уже видел.
   Сын Зевса тоже посмотрел на преследуемого псами грека.
   — Ба! — воскликнул могучий герой. — Так ведь это же Херакл из психушки Асклепия!
   — И этот сбежал, — сокрушенно покачал головой Софоклюс.
   Даже не посмотрев в их сторону, Херакл резко прибавил скорости и, обогнав(!) золотую колесницу, скрылся в туче дорожной пыли. Воющая, лающая, визжащая собачья свора разношерстной волной устремилась за беглецом.
   — Вот это и есть самый настоящий марафонский бег! — знающе сообщил сын Зевса, дивясь скорости улепетывающего сумасшедшего.
   — А что, — спросил Софоклюс, — сирым и убогим тоже можно участвовать в Олимпийских играх?
   — Всем можно!
   — И мне, если я вдруг захочу?
   — Историков редко допускают к состязаниям.
   — Это еще почему?
   — Физические данные, — просто ответил Геракл. — Вот ты, Софоклюс, когда-нибудь в своей жизни видел историка-культуриста?
   — Нет, ни разу с таким жутким гибридом тупости и гениальности я, слава Зевсу, еще не встречался.
   — Вот то-то и оно! Историки, как правило, довольно болезненные, нервно неуравновешенные, пьющие личности. Одним словом, богемная элита Греции, впрочем, как и философы…
   Добравшись до бурлящего амфитеатра, наши герои заняли самые лучшие (почетные!) места, с которых сын Зевса, гневно ругаясь, согнал каких-то слегка подвыпивших седовласых царей. Охрана правителей хотела было повозмущаться и тут же полетела вверх тормашками на нижние ряды ликующих зрителей.
   — Первый тур — состязание в беге! — пояснил Софоклюсу Геракл, жуя купленную у проворного иудея жареную кукурузу.
   Внизу в начале беговой дорожки уже разминалось несколько длинноногих спортсменов. Чуть поодаль от них в прочных клетках бесновались огромные голодные тигры.
   — А что это они там делают? — полюбопытствовал историк, увидав, как бегуны натирают себе ноги чем-то непонятным.
   — Мажут пятки салом! — разъяснил сын Зевса. — Чтобы тигры резвей за ними бежали.
   Софоклюс поежился и посмотрел на храбрых безумцев с большим уважением.
   Раздался громкий хлопок, и четверо тигров с рычанием кинулись за рванувшими со стартовой полосы спортсменами. А вот пятый тигр бежать передумал, устремившись прямехонько к зрительским рядам.
   — Вот, сатир побери, — с чувством воскликнул Геракл, поднимаясь со своего места, — каждый раз одно и то же…
   Быстро сбежав вниз, могучий герой, подбадриваемый уже приготовившейся давать деру толпой, мощными пинками загнал голодного тигра в одну из клеток, после чего спокойно вернулся обратно на трибуну…
   Бегуны уже одолели два круга.
   — Им осталось пробежать еще три, — заявил Геракл. — Наверняка победит вон тот высокий эфиоп.
   — А ты заметил одну характерную спортивную закономерность? — спросил Софоклюс, с интересом наблюдая за бегунами.
   — Какую же?
   — Что в беге на Олимпийских играх всегда побеждают эфиопы, а в стрельбе из лука греки.
   — Стрельба из лука не входит в число главных видов единоборств, —хмыкнул сын Зевса. — Соревнования по стрельбе проводятся дополнительно, по нечетным дням.
   Голодные тигры заметно устали, и бегуны, значительно приободрившись, припустили пуще прежнего. У некоторых даже открылось второе дыхание.
   Как и предполагал Геракл, первым к финишу пришел высокий голенастый эфиоп.
   Трибуны взорвались.
   Несколько солдат умело загнали тигров в клетки, где выдохшихся хищников уже поджидала свежая телятина.
   — Итак, в марафонском беге на короткую дистанцию победил Тумба Абмут! — зычно прокричал в большую медную трубу распорядитель соревнований. — Но, посовещавшись, мы, бессменные судьи соревнований, с согласия победителя решили передать приз великому Гераклу, спасшему зрителей от голодного тигра.
   — Что?! — подпрыгнул на месте Софоклюс.
   — Вот так! — рассмеялся Геракл и под оглушительные аплодисменты спустился за призом.
* * *
   Сидя на почетной трибуне в оливковом венке, сын Зевса покрутил в руках великолепную золотую амфору с изображением марафонских бегунов и нравоучительно произнес:
   — Вот видишь, Софоклюс, иногда достаточно просто присутствовать во время спортивных соревнований и получишь отличный приз.
   Софоклюс лишь кивнул, поглядывая на взошедших на небольшое возвышение греческих борцов.
   — Совершенно варварский вид единоборств, — прокомментировал сын Зевса. — Двое потных перевозбужденных мужиков час корячатся в маленьком тесном круге.
   — Ну, прямо Камасутра какая-то, — удивился историк, с ужасом взирая на четырехногое, четырехрукое, двухголовое потное чудовище, ползающее по узкому пространству спортивного возвышения.
   К счастью, сей кошмар быстро закончился и на спортивной арене появились мускулистые метатели дисков.
   Геракл, к безмерному удивлению Софоклюса, не сдвинулся с места, продолжая невозмутимо лопать жареную кукурузу.
   — А разве ты не примешь участие в метании? — изумился историк, зная, что сын Зевса величайший мастер данного вида соревнований.
   — Я дисквалифицирован на пять лет, — грустно ответил могучий герой, — личным распоряжением Зевса!
   После дисков метали копья, ну а затем начались приготовления к бегу колесниц. Тут уж Геракл не удержался! Оставив Софоклюса на трибуне, он проворно сбежал вниз и вскоре подвел свой золотой экипаж к белой линии старта.
   — Ге-ра-кл, Ге-ра-кл! — скандировала толпа.
   Сын Зевса величественно кивнул.
   Трое соревнующихся (включая Михаэлюса Шумахериса) тут же отказались от участия в забеге, умчавшись на своих колесницах прочь. Могучий герой при этом даже бровью не повел, восприняв бегство соперников как что-то само собой разумеющееся.
   Раздался удар гонга.
   Колесницы рванули с места.
   Одна из повозок, вместо того чтобы поехать вперед, резко дала назад и врезалась в клетки с тиграми. Возница спрыгнул на землю и, пошатываясь, зигзагами бросился наутек от ругающихся солдат, вооруженных сетью. Бедняга был настолько пьян, что попытался оседлать вырвавшегося из сломанной клетки сытого тигра.
   В итоге на них обоих была искусно накинута крепкая сеть. Зрелище веселящимся эллинам сильно понравилось, и они проводили уносивших пьяного возницу солдат гулом всеобщего одобрения.
   А Геракл тем временем уже здорово обогнал опасливо жавшихся к обочине арены соперников, залихватски вскрикивая и напевая что-то олимпийско-героическое.
   Но за два круга до финиша сына Зевса стал нагонять некий весьма несознательный юноша на небольшой черной колеснице. Геракл недовольно покосился на обнаглевшего соперника, глаза могучего героя гневно сверкнули.
   — Не может быть! — яростно прошептал сын Зевса. — Ведь это же тот самый наглец, который безнаказанно оскорбил меня на дороге в Арголиду, когда я ехал убивать лернейскую гидру!
   Без сомнения, это был тот самый мерзавец. Геракл отлично запомнил его черные локоны и медные боевые доспехи.
   Могучий герой зловеще усмехнулся, старательно припоминая правила спортивной гонки на колесницах.
   Через пару минут сын Зевса пришел к выводу, что никаких правил на самом деле не существует. Устроители Олимпийских игр о такой банальной мелочи элементарно забыли. Это развязывало Гераклу руки. В конечном счете именно руками могучий герой и воспользовался, выдернув из паза притороченное к борту золотой колесницы боевое копье и метнув его прямо в правое колесо обгоняющей повозки.
   Толпа на трибунах восторженно взвыла. Черная колесница содрогнулась. С треском разлетелись деревянные спицы, и заносчивый юноша ласточкой взлетел в небо, опустившись аккурат на ряды бессменных судей.
   — Никто… — бешено проревел сын Зевса, мчась к очередной победе, — никто не смеет побеждать великого сына владыки Олимпа…
   Так Геракл завоевал второй золотой олимпийский приз. А после спортивных скачек произошла кульминация первого дня Олимпийских игр, а именно: греческие кулачные бои.
* * *
   Критский Бык взошел на спортивное возвышение в самом конце боев, когда взмокшие солдаты унесли со спортивной арены бесчувственные тела прочих соревнующихся, многих из которых так и не удалось расцепить.
   — Ну кто? — грозно выкрикнул знаменитый боксер свою ритуальную, заученную наизусть фразу. — Кто хочет бросить мне вызов?
   Желающие пока не спешили, а Геракл решил слегка поиспытывать терпение чемпиона, тем более что об их поединке было объявлено заранее. Многие греки только ради этого редкого зрелища и приплыли на остров Крит.
   Выглядел Пукилус очень даже внушительно, поменьше, конечно, Геракла, но в плечах, пожалуй, такой же. Гладко выбрит, длинные волосы завязаны на затылке в жесткий пучок. На талии олимпийский пояс (ярко-красная набедренная повязка с вышитым посередине золотым львом). Мощные бицепсы так и лоснятся.