– Уже поздно, Белл. Давай я отведу тебя домой. Ее голубые глаза помрачнели.
   – Может быть, ты все же предпочтешь поцеловать меня? Или тебе не хочется?
   Не хочется? Он просто сгорает от желания. И не только целовать, но и обладать ею. Но сегодня он постарается сдержаться, ибо время для этого еще не пришло. На этот раз, однако, он не потеряет самообладания.
   Ее вздох прервал его размышления.
   – Я знаю, что веду себя неприлично, – пробормотала Белл хмурясь. – Не хочешь – не целуй меня, только не отсылай домой.
   Стивен смотрел на нее, зная, что не должен позволять себе ничего лишнего. В конце концов он не придумал ничего лучшего, как притянуть ее к себе.
   Она устроилась в его объятиях поудобнее. И вскоре, изнемогая от усталости, которая странным образом сочеталась с невыразимой радостью, он уснул.
   Белл ждала, когда он проснется и начнет целовать ее. Ей не терпелось вновь испытать те удивительные чувства, которые вызывали его ласки. При одном воспоминании о них она трепетала. Но она так и не ощутила нежного прикосновения пальцев к своей шее. Его ровное, спокойное дыхание возвестило, что этой ночью она может не надеяться на поцелуи.
   Ее охватило горькое разочарование. Предчувствие, что все сложится не так, как она себе представляла. Она, незамеченная, проскользнула в его дом вопреки тому, что ей советовал здравый смысл. Увы, когда она прислушивалась к доводам здравого смысла? Но на этот раз Белл пожалела, что не сделала этого.
   Ей следовало оставить отношения со Стивеном такими, какими они были накануне. Ведь она не может допустить, чтобы их связали прочные узы. Однако днем молодая женщина почувствовала, что не может просто порвать с ним. Она сожалела о своем поведении накануне. Одна мысль о том, что она никогда больше его не увидит, никогда не испытает вновь тех чувств, которые он в ней пробуждает, сильно ее расстроила. Белл как никогда остро ощутила свое одиночество.
   Пожалуй, именно поэтому ей и не следовало приходить. Но Белл не отдавала себе отчета в том, что ощущает себя в этот момент сильной только потому, что надежно покоится в объятиях Стивена. А ведь она почти с тринадцати лет привыкла полагаться на себя. И не хочет зависимости от этого человека. Но лежа рядом с ним в его постели, она поняла, что ошибается. Она привыкла рассчитывать на его помощь в любом деле: надо ли закончить перестройку дома или починить испорченное кресло. Но он никогда не сможет помочь ей преодолеть все, что мешает начать жизнь заново.
   Стряхнув с себя сонливость, Белл приподнялась, чтобы взглянуть на спящего. Она нежно провела рукой по его высоким скулам, по шраму в форме полумесяца, который внушал ей сострадание. На ее глазах проступили слезы.
   – Как жаль, что я не могу сказать, что люблю тебя! – шепнула Белл человеку, который в ее глазах был так похож на пирата и который так неожиданно вошел в ее жизнь. Но она не может и не хочет сказать ему об этом. Она осторожно высвободилась из его рук и тихо выскользнула из комнаты.
   Проснулся Стивен рано. Комната была наполнена бледно-серым светом, возвещавшим о наступлении утра. На душе у него было тихо и спокойно.
   «Все будет хорошо, все наладится», – с уверенностью подумал он и перекатился на другой бок, чтобы вновь заключить Белл в объятия.
   Но ее не было.
   Стивен спустил ноги на пол и внимательно оглядел комнату в поисках Белл, как сделал это много месяцев назад, когда принес ее из парка.
   Как и тогда, он надеялся увидеть ее у окна или в кресле, терпеливо ожидающей его пробуждения. Однако ее нигде не было. Она ушла, как будто растворилась в воздухе.
   Горькая досада охватила Стивена. Он вспомнил, как Адам предостерегал его, чтобы он не причинил Белл боли. Стоя у кровати, одинокий и покинутый, Стивен думал, что если кому и суждено испытать боль, то в первую очередь ему.

Глава 19

   Стивен метался по кабинету, словно посаженная в клетку пантера. После пробуждения он провел здесь несколько часов.
   Постепенно его боль перешла в ярость. Он даже не хотел задумываться над тем, почему она ушла. Размышлял Стивен совсем о другом. Как случилось, что он не смог противостоять этой женщине? Ни одному из тех сильных, волевых дельцов, с которыми сталкивался Стивен после смерти отца, не удавалось достичь того, чего за несколько месяцев добилась его легкомысленная соседка. Почему, спрашивается?
   Эта мысль привела его в бешенство. Для того ли столько лет, превозмогая все страхи и тревоги, он накапливал в себе силу, чтобы какая-то женщина победила его?
   Но сколько ни старался он изгнать ее из своих мыслей, все его старания были тщетны: воспоминание о ее веселом, радостном смехе, словно весенний вихрь, вновь и вновь врывалось в его мысли.
   Уже вечером Натан привез предварительный отчет о муже Белл.
   – Пока еще мне не удалось отыскать ее отца, – заметил Натан. – Вы уверены, что его зовут Холли? – И, поколебавшись, он добавил: – Вы не сомневаетесь в его существовании?
   Стивен отвернулся, не зная, что ответить. Как может он быть уверен, что этот человек и в самом деле существует?
   – Продолжайте поиски, – только и проронил он.
   – Хорошо. К счастью, мне удалось кое-что выяснить о Брэкстоне. – Натан положил папку на стол, оставив Стивена наедине с принесенной информацией.
   Но Стивен только сидел и смотрел на нее, неуверенный в том, что хочет знать о ее содержимом. Прошло немало времени, прежде чем он наконец решился открыть ее.
   Изложенные на нескольких страницах факты были очень просты. Гершел Брэкстон, строго придерживавшийся своих религиозных убеждений ренвиллский квакер, был богатейшим фермером, которому принадлежала почти вся земля в округе. Белл долгое время жила в его доме, хотя уточнить, с какого по какое время, трудно.
   Самым интересным во всем этом было то, что Натан так и не смог обнаружить запись о браке между Гершелом Брэкстоном и Белл Холли. Времени у него, конечно, было мало, но все это наводило на некоторые размышления.
   Стивен вспомнил о неискушенности Белл, которая, видимо, не имела никакого опыта физической близости. Неужели она так никогда и не была близка с мужчиной? Неужели никогда не была замужем? Тогда почему она жила с этим фермером? Почему приняла его фамилию? И почему именно ей досталось богатое наследство, если она не была официальной женой фермера?
   Слишком много вопросов и недостаточное количество ответов.
   Зазвонил дверной звонок, и в душе Стивена неожиданно возродилась надежда. Дурацкая надежда, предостерег он себя, не услышав в вестибюле ни звонкого смеха, ни радостного приветствия.
   Стало быть, Белл не вернулась.
   «И не вернется!» – резко напомнил себе Стивен. Он пропустил сквозь пальцы свою темную шевелюру.
   – Вот черт! – без всякого на то основания выругался он, когда в глаза ему вдруг ударил луч солнца.
   – Сэр, для вас бандероль, – послышался от дверей голос Уэнделла.
   Стивен подозрительно уставился на сверток в упаковочной бумаге.
   – Положите на мой стол.
   – Хорошо, – сказал дворецкий, выполняя отданное ему распоряжение.
   В этот день Стивен уже виделся с Натаном и поэтому знал, что бандероль не от него, да и не ждал он никаких пакетов. Да и кто мог бы послать ему бандероль с изображением большого расцвеченного снегиря?
   Ответ мог быть только один – Белл Брэкстон.
   Он очень сомневался, что эта бандероль содержит хорошие новости. Стивен нехотя развязал бечевку. Внутри лежал пакет с пришпиленной к нему запиской.
   «Мой дорогой пират! У меня нет желания выходить замуж, а ничто другое тебя не устраивает. Поэтому нам лучше не встречаться.
   Белл».
   Стивен с такой силой ударил кулаком по столу, что фиолетовые чернила забрызгали всю его поверхность. Переведя дыхание, он вскрыл внутренний пакет, где нашел свой портрет, который сурово смотрел на него, точно насмехаясь.
   С большим трудом Стивен подавил желание скомкать записку и портрет и швырнуть их в ревущее пламя камина.
   Он вновь принялся расхаживать по комнате, чувствуя, что с каждым шагом в нем растут гнев и досада…
   – Могу я побеспокоить тебя?
   Стивен, вздрогнув, повернулся и увидел перед собой Адама.
   – А что, ты думаешь, твой приход может причинить мне беспокойство? – сурово отрезал он.
   Адам, съежившись, заколебался. Наконец, слегка оправившись, вошел в комнату.
   Если бы Стивен не был так поглощен своими мыслями и огорчениями, то непременно заметил бы, что Адам выглядит так, точно провел много бессонных ночей подряд. Глаза побагровевшие, волосы взлохмачены, словно к ним давно не прикасалась расческа.
   Но Стивен, с головой ушедший в свои проблемы, не замечал его состояния. Расхаживая по комнате, он заговорил вслух:
   – Впервые в жизни я предлагаю женщине выйти за меня замуж, а она отвечает, что не прочь завести со мной роман, но не более того.
   – Узнаю нашу Белл, – с грустной улыбкой сказал Адам.
   – Думаю, это первый случай, когда женщина и мужчина меняются ролями. Все женщины мечтают выйти замуж, ни одна не хочет быть просто любовницей. – Стивен покачал головой. – Но не такова наша Белл. Похоже, она и в самом деле безумна, как утверждают слухи.
   – Сомневаюсь, – подавленно проговорил Адам. Остановившись, Стивен посмотрел на камин.
   – Стивен… – нерешительно начал Адам через несколько секунд.
   За это время Стивен уже успел забыть о присутствии брата. Вздрогнув, он обернулся:
   – Что?
   – Видишь ли, я собирался… я хотел…
   – Да выкладывай же наконец, с чем пришел! – нетерпеливо потребовал Стивен.
   – Я хочу поговорить с тобой.
   – Поговорить со мной? И о чем же?
   Не зная, что сказать, Адам сунул руки в карманы. Пока он бесцельно разгуливал по грязному снегу в общественном парке, мысль потолковать со своим рассудительным братом представлялась ему вполне разумной. Это намерение зрело в нем несколько недель, но он так и не собрался с духом. И теперь Адам чувствовал, что теряет остатки мужества.
   – В чем дело, Адам? – раздраженно вопрошал Стивен. – У тебя опять неприятности? Ты пьянствовал, картежничал? От тебя забеременела женщина? Или кто-нибудь пытается тебя убить? – Классически правильные черты лица Стивена кривились от сарказма. – Предупреди меня, пожалуйста, заранее, чтобы я не угодил под пулю.
   Этот выпад окончательно лишил Адама самообладания.
   – Прекрати разговаривать со мной как с ребенком! – неожиданно вскинулся он. – Я уже не двенадцатилетний мальчуган, которым ты мог помыкать, как хотел.
   Стивен, не ожидавший такого отпора, оторопел:
   – Ты думаешь, я по своей доброй воле взвалил на себя такую ответственность, жертвовал своими жизненными перспективами, чтобы заботиться о тебе? А тебе никогда не приходило в голову, что я сам нуждался в чьей-либо заботе? – Он резко повернулся. – Нуждался в чьей-либо поддержке? Хотел слышать уверения, что все будет в порядке, но так и не дождавшись чьей-либо помощи, вынужден был полагаться на собственные силы? И я, черт возьми, выстоял! А ты тем временем выучился пьянствовать, картежничать да попадать в дурацкие ситуации.
   Подавляя боль, Адам заскрежетал зубами:
   – Хочешь ты это признать или нет, но я взрослый. И ты уже не мой опекун.
   – Вот и слава Богу! Отныне заботься о себе сам! – резко ответил Стивен, гневно повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.
   Адам проводил его взглядом до самых дверей, и его хрупкая надежда сменилась чувством полного отчаяния.
   «Каким образом я дошел до крайности? – думал он, усаживаясь в удобное широкое кресло с изогнутыми краями спинки. – Стивен совершенно прав: я полный неудачник».
   Рядом с креслом стоял хрустальный графинчик с бренди. Повернув голову, Адам некоторое время изучал затейливые узоры на хрустале, подкрашенные изнутри янтарной жидкостью. Протянув руку, налил себе бокал, затем еще один.
   Он наливал уже третий бокал, когда дверной звонок возвестил о прибытии посетителя. Адам почти не расслышал звонка: он любовался лучистой игрой бренди.
   – Сэр, – окликнул его дворецкий. – Вас кто-то хочет видеть.
   – Скажите, что меня нет, – протянул он.
   – Слушаюсь, сэр.
   Дворецкий взялся за круглые медные ручки, чтобы закрыть обе половинки двери, когда какой-то человек втиснулся внутрь.
   – Вы не можете вот так врываться в дом! – возмущенно запротестовал Уэнделл.
   – Я пришел повидать Адама, – сказал вошедший, – и не позволю вытолкать себя взашей!
   Адам поднялся с кресла, поплескивая бренди в бокале:
   – Том!..
   – Привет, Адам!
   Двое мужчин, почти ровесники, в упор уставились друг на друга.
   – Сэр, – вмешался дворецкий, – прикажете вызвать полицию?
   Адам рассматривал человека, который уже не впервые вторгался в их дом. На этот раз, однако, его голубые глаза были совершенно ясны, темные волосы аккуратно зачесаны, фрак и брюки тщательно отутюжены.
   – Не надо, Уэнделл, – сказал Адам. – Я сам справлюсь.
   – Хороший у вас дом, – произнес Том с нарочитой беспечностью, тщетно пытаясь скрыть, что рука у него слегка подрагивает.
   «Нервничает!» – подумал Адам, усаживаясь поглубже в кресло.
   – Ничего удивительного, что в прошлый раз ты не успел разглядеть обстановку.
   Том весь как-то съежился, побагровел:
   – Боюсь, в прошлый раз я вел себя не совсем… правильно.
   – Не совсем правильно? – повторил Адам, поднимая брови точно так же, как его брат.
   – Я слышал, рука у Стивена зажила?
   – К счастью, – сказал Адам шуршащим, как иссохшая листва, голосом.
   – Да, к счастью, – повторил Том, смело входя в комнату. Он прошел от окна к окну, осмотрел книжную полку, письменный стол и повернулся к Адаму. Весь его вид говорил, что он предпочел бы быть где угодно, только не здесь.
   – Не надо мне было приходить.
   – Тогда зачем же ты пришел? Том вздохнул:
   – Я хотел извиниться. С того вечера ты меня избегаешь, а мне пришлось прятаться, пока я не выяснил, что твой брат не собирается ничего предпринимать…
   – И ты это выяснил? – перебил Адам.
   – Да, черт побери! – со сверкающими глазами воскликнул Том. – Чего ты от меня хочешь? Я был не прав, свалял дурака. То, что ты хотел откупиться от меня, еще не повод, чтобы размахивать пистолетом. Уверяю тебя, я не хотел палить ни в него, ни в кого-либо другого. Но я был так сильно расстроен. – Его глаза померкли. – Что я могу сделать, чтобы все уладить?
   Адам обхватил лицо ладонями:
   – Не знаю, Том. Не знаю, можно ли все уладить. Том шагнул вперед:
   – Но ведь надежда всегда остается?
   – А вот у меня ее нет! – пробурчал Адам. – Когда наконец я начну жить сам по себе, опираясь лишь на собственные силы?
   Том подошел вплотную к креслу и положил руку на плечо Адаму:
   – Мы можем жить с тобой вместе.

Глава 20

   Выйдя из дома, Стивен громко выругался. Закрыв глаза, потер виски. «В какой момент я сбился с верного пути?» – подумал он. И вдруг его осенило. Он сбился с пути в тот день, когда решил строго следовать по стопам отца.
   Стивен рассмеялся резким и горьким смехом. Как выяснилось, он отнюдь не является точным подобием отца. «А не могу ли я стать самим собой? – задумался Стивен. – Но каков я в действительности, когда не веду дела отца и не воспитываю его сына?»
   Стивен пересек улицу и вошел в обнесенный узорчатой чугунной оградой парк. Здесь он надеялся обрести ясность мыслей. И, быстро шагая по аллеям, сосредоточенно раздумывал. С каждым шагом его гнев на Адама постепенно проходил, и в конце концов в душе у него осталось только чувство вины – чувство вины и раскаяние. Брат нуждается в нем, а он вместо помощи выместил на нем все свое раздражение и досаду. Придя к такому выводу, Стивен повернул к дому.
   Взойдя на небольшой холмик, он увидел на тонком льду заводи, где летом обычно плавают лебеди, тепло закутанную фигурку. Зима была не холодная, с талым снегом, а последние несколько дней выдались особенно теплыми. И хотя этот день был холодным, Стивен знал, что лед недостаточно прочен, чтобы выдержать вес человека. Его пронзило чувство тревоги и беспокойства.
   Он бросился бежать. Тем временем фигурка сделала шаг вперед. Одета она была в теплое пальто и вязаную шапочку, и Стивен даже издали понял, что это женщина.
   – Стойте! – кричал он на бегу. – Не двигайтесь!
   Женщина остановилась, вытянув руки в стороны, чтобы удерживать равновесие. Она повернула голову в его сторону, и, узнав сияющие голубые глаза, Стивен едва не остановился от изумления.
   – Белл! – выкрикнул он, и его беспокойство превратилось в щемящий страх.
   Увидев его, она помахала рукой, и тут вдруг под ногами у нее послышался треск, по льду зазмеилась тонкая трещина. Замерев, Белл посмотрела себе под ноги, не понимая, что происходит. Она сделала шажок в сторону Стивена.
   – Не двигайся, Белл! – воскликнул он, подбегая к самому краю озера.
   Она стояла спокойно, не глядя на Стивена. По-видимому, даже не чувствовала никакого испуга. Как бы подтверждая это предположение, она медленно откинула голову назад и поглядела на холодное ясное небо.
   – Первый хороший день за многие недели, – сказала она и сделала еще пару шажков. Лед снова затрещал.
   – Если ты не будешь стоять на месте, этот день станет твоим последним днем! – сурово прокричал Стивен.
   Ответом ему был лишь странный, проникающий в самую душу смех.
   Убедившись, что лед не выдержит его тяжести, Стивен снял с себя пальто и расстелил его перед Белл.
   – Ты получил мой подарок? – спросила она.
   – Осторожно иди ко мне, Белл.
   – Ты получил мой подарок? – продолжала допытываться она.
   – Да, получил. А теперь, пожалуйста, как можно осторожнее иди ко мне.
   – Тебе он понравился? Стивен застонал:
   – Белл, неподходящее время и место, чтобы обсуждать твой рисунок!
   – Значит, ты понял, что это я его сделала?
   – Да, конечно.
   – И как же ты понял?
   – Белл! – громко предостерег Стивен.
   – Объясни, как ты это понял?
   – По стилю, – нетерпеливо ответил он, сосредоточенно наблюдая за льдом. – Стиль такой же, как у другого твоего рисунка.
   – Ты очень любезен.
   – Стараюсь быть, – сухо ответил он. – Пожалуйста, сойди со льда.
   – Но я так и не достала свой шарф.
   – Свой шарф?
   – Да. Если бы не шарф, разве полезла бы я как последняя дура на лед? Его унесло ветром, и, скользя по льду, словно конькобежка, я пустилась вдогонку.
   – Иди сюда, Белл. Забудь о шарфе.
   – Но я только что его купила!
   – Я куплю тебе другой.
   – Это не выход. – Лед снова затрещал. – А может быть, и выход. – Она быстро прошла через его пальто, как раз в тот момент, когда лед за ней раскололся на мелкие куски. – Вот это да! – вскричала она, возбужденно сверкая голубыми глазами. – Чуть было не провалилась!
   – Просто чудо, что не провалилась! Тебе следует быть поумнее и не рисковать жизнью по пустякам.
   – Конечно, следовало бы быть умнее. – Она рассмеялась, подняв голову к небу. – Но беда в том, что я никак не умнею.
   Теперь, когда она стояла на твердой суше, а его пальто, точнее, воспоминание о нем, плавало среди осколков льда, Стивену стало не по себе. Стоя перед ним без шапочки, с всклокоченными волосами, Белл, казалось, убедительно подтверждала слухи о своем безумии.
   Он чувствовал к ней непонятное притяжение и вполне понятное отталкивание. У него было такое ощущение, будто он на плоту в бушующем море. Вблизи ни куска суши, куда можно было бы причалить. И ни дуновения ветра, который мог бы направить его путь.
   – Зачем ты совершаешь такие поступки? – спокойно спросил он. – Однажды ты сказала, что тебе небезразлично мнение других людей. Но я все больше и больше в этом сомневаюсь. – И после некоторого колебания он добавил: – Неужели ты не знаешь, что говорят о тебе люди?
   Ее смех резко оборвался. Только что ярко сияющее лицо заволокла пасмурная хмурь.
   – Конечно, знаю. Или ты думаешь, что я идиотка? Он посмотрел ей в глаза:
   – Нет, Белл, никто не считает тебя идиоткой. Но кое-кто говорит, что ты… – Он так и не договорил.
   – Чокнутая? – На ее лице появилась слабая улыбка. Стивен, хотя и чувствовал себя неловко, не стал увиливать:
   – Да.
   Ее улыбка стала шире, она шагнула вперед.
   – Что ж, они правы. Я и в самом деле чокнутая. Если хочешь, полоумная, но богатая, как Крез, поэтому люди мирятся с моими выходками. Думаешь, я не знаю этого? – Улыбка исчезла с ее лица. – Но кто может сохранить здравый рассудок в этом безумном мире, где деньги и физическая сила ценятся куда выше, чем семья и друзья? Нет хуже беды, чем родиться женщиной, всецело зависящей от милости мужчин, особенно такой женщиной, которая думает не только о светских раутах и балах и имеет свое мнение не только о последней моде.
   – Что-то с трудом в это верится.
   – В самом деле? – Она задумчиво оглядела его. – Что, если бы твоя жена организовала национальное американское суфражистское общество?
   Стивен нахмурился.
   – А что, если бы твоя жена была членом подпольного общества, которое помогало переправлять рабов с юга на север?
   – Это – другое дело, – твердо сказал Стивен.
   – Почему? – с вызовом бросила она.
   – Мы говорим не о других женщинах, – сказал Стивен, уклоняясь от ответа на ее вопрос. – Мы говорим о тебе. И я не могу поверить, что люди основывают свое мнение о тебе на том, что у тебя, видишь ли, есть свое суждение по любому поводу.
   Наклонив голову, она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.
   – В самом деле? – произнесла она вызывающим тоном. – Значит, ты считаешь, что я не в своем уме? – Она подошла ближе и провела пальцами по его груди.
   Он схватил ее за кисть. Хватка была такая крепкая, что даже причиняла боль.
   – Прекрати! Прекрати эту игру! Да, черт возьми, я уже потерял счет, сколько раз задавался вопросом, в своем ли ты уме!
   Белл глубоко вздохнула, и ее глаза сверкнули. Она попыталась вырваться.
   – Белл… – проговорил он хотя и устало, но ласково. Весь его гнев как по волшебству исчез. – Почему, ну почему ты поступаешь так, что я невольно начинаю подозревать худшее?
   – Что бы я ни делала, ты все равно останешься при своем мнении.
   – А что я, по-твоему, должен думать, когда ты водишь пальцами по моей груди в общественном парке или отправляешься одна, без всякого сопровождения в ресторан?
   – Предрассудок, не позволяющий женщинам ужинать в ресторане одним, давно устарел. Кстати, кроме нас двоих, там никого не было.
   – Но ведь я мужчина!
   – Вот именно. Будь я мужчиной, нам просто не о чем было бы спорить.
   Стивен что-то пробормотал себе под нос, но, не сдаваясь, продолжил:
   – Ты устраиваешь вечера, на которые приглашаешь и джентльменов, и слуг.
   Белл пристально поглядела на него:
   – И кого же ты считаешь джентльменами? Уэнделла, Гастингса или себя?
   – Ты знаешь, что я имею в виду.
   – Ты хочешь сказать, что проявлять доброту к слугам недопустимо?
   Стивен опустил голову. Даже в собственных ушах его слова начинали звучать нелепо:
   – Допустимо или недопустимо, но так не принято.
   – Может быть, в других бостонских домах так не принято, а к себе домой я могу приглашать кого хочу, включая Уэнделла и Гастингса. В чем еще проявляется мое безумие?
   Замешательство Стивена усиливалось.
   – Ты появляешься на приемах в давно вышедших из моды платьях.
   Он не заметил, что ее щеки покрылись алыми пятнами.
   – Ты говоришь первое, что тебе приходит на ум, не считаясь с тем, уместно это или нет. – Белл отвернулась, чтобы Стивен не видел ее лица. – И что я, по-твоему, должна делать? – спросила она. – Попивать чай с Луизой Эббот или вышивать тамбуром алтарное покрывало?
   – Для начала и это было бы неплохо. Она крепко зажмурила глаза.
   – Уж лучше тогда сидеть взаперти в бревенчатом доме где-нибудь за городом.
   – Ты сама не веришь в то, что говоришь.
   Она медленно повернулась и взглянула на него в упор.
   – Я отнюдь не уверена, что это было бы хуже.
   – О чем ты говоришь, Белл? – Его сердце громко застучало. – Ты задала мне столько загадок, на которые я не знаю ответа. Пожалуйста, расскажи мне о своем прошлом. У меня такое впечатление, будто ты и жила взаперти.
   Она окинула его долгим, бесконечно долгим взглядом. Стивен ждал, что она вот-вот заговорит, когда Белл вдруг приложила ладонь к его груди. Его тело бурно откликнулось на это прикосновение. Рассудок требовал ответа, но тело вспоминало лишь пережитые ими вместе вспышки страсти и жаждало новых ощущений.
   – Белл! – произнес он предостерегающим тоном. Но, не слушая предупреждений, она только шепнула:
   – Обними меня, Стивен.
   И все его благие намерения пошли прахом. Он отчаянно стиснул ее в объятиях. Прижал губы к ее шее, ощущая ее тепло. Белл тихо вскрикнула. Откинула голову, и глазам Стивена открылась ее кремово-белая кожа, полуспрятанная бархатом и мехом. Его руки скользнули к ее бедрам, и он крепко прижал ее к себе.
   Тем временем ее руки блуждали по его спине, разжигая и без того жгучий огонь.
   Он со стоном отстранился:
   – Нет, я не стану доводить до конца начатое. Я не хочу быть просто проводником на твоем пути к плотским наслаждениям и забвению или пособником твоего бегства, от чего бы ты ни убегала.
   Она тяжело вздохнула.
   – Ты думаешь, я не знаю, что когда жизнь доводит тебя до безумия, ты обращаешься ко мне? Когда вопросы становятся слишком острыми или требуют правдивого ответа, ты бросаешься ко мне в объятия. Почему, и сам не знаю, но, видимо, я помогаю тебе рассеять грусть, что так часто появляется в глубине твоих глаз. Но отныне этому конец, Белл! Слышишь? Я хочу помочь тебе вспомнить. Хочу, чтобы ты не пряталась от того, что тебя тайно преследует.