Чего хочет от меня жизнь? Что я сделала и что делаю сейчас?! Я хотела всего лишь, чтобы прекратилась моя душевная боль, а вместо этого причиняю боль другим.
   Я думаю... я думаю.
   Все, чему надлежало быть сделанным, уже сделано. Если это работа БОБА, тогда он сможет почувствовать вкус победы, стоит ему заметить во мне хотя бы малейшее сожаление... хотя бы тень... раскаяния. Но я не имею права на жалость. Я обязана верить, что Бобби обязательно вернется ко мне, поджав хвост. Если же нет, то мне придется подобрать свисток, на который он будет отзываться. Пусть этот мальчик завоюет мое внимание заново, пусть позабудет, что я отдалась ему в сарае. Пусть знает, что поцелуи я дарю только тогда, когда этого хочется мне, и никак иначе. Я заставляю себя ничего не чувствовать, как настоящая профессионалка.
   Я сумею это сделать. Я не могу уступить. Мне даже не верится, что все это происходит со мной наяву. Я пропала. Но тут другая, более сильная, более искушенная Лора заявляет о себе. Она смело шагает навстречу тем опасностям, которые поджидают ее во время игр под покровом ночи.
   Когда я узнаю, кто он, я расскажу об этом всему миру!
   За обретение новой силы,
   Лора.
   3 августа 1986
   Дорогой Дневник!
   Сейчас уже десять вечера - того самого вечера, когда я сделала глубоко несчастным Бобби Бриггса. Удивительно, но минут пятнадцать назад он позвонил мне и... путаясь в словах, казавшихся скорее продуманными, а не прочувствованными, стал извиняться за те поспешные клятвы в вечной любви, которые мне, может, было странно слышать из уст мальчишки. Наверное, эти слова должен был произнести кто-нибудь более опытный, чем он... Но все равно, сказал он, с его стороны это была сущая правда, и единственная ошибка заключалась в том, что он проявил слишком большую поспешность.
   Он, похоже, составил свою речь по словарю или энциклопедии, и мне хотелось провалиться сквозь землю, только бы не слышать ее. А ведь он извиняется за то, что не только я, но и любая девушка повсюду на земле, не в одном только Твин Пикс, мечтает услышать от парня. Его слова были подобраны с таким расчетом, чтобы доказать, что и сейчас, через несколько часов после оргазма, он по-прежнему любит меня. Еще одно чудо... А чем я на него отвечаю? Я держу трубку и молчу, заглушая в себе слова любви, идущие прямо из сердца, потому что боюсь: все это часть грандиозной интриги, цель которой - вынудить меня мчаться без тормозов в первом ряду по дороге, ведущей к безумию.
   Я оказываюсь в ловушке собственной души - того ее уголка, который больше всего ненавижу. Это твердая, мужская часть меня самой. Она заявляет о себе, чтобы вести борьбу. Заявляет с внезапностью, одновременно и отрезвляющей и приводящей меня в ужас, заставляя всколыхнуться воспоминания, бередя старые раны. Борьбу за то, чтобы спасти ту Лору, которой я снова хотела бы быть. Ту, о которой все думают, что она никуда и не исчезала. Все видят девочку в легком летнем платьице, с развевающимися на ветру волосами, с улыбкой, словно выгравированной на моем лице, - на самом же деле ее породил страх, что сегодня же вечером в любой момент за мной может явиться человек, который хочет убить меня.
   Л.
   4 августа 1986
   9: 30 утра
   Дорогой Дневник!
   До меня доходит, что я, наконец, решилась вступить в игру уже всерьез. Кажется, целую вечность я твердила себе об этом, но только сейчас чувствую подлинную решимость дать бой, чего бы мне это ни стоило. Бросить вызов силам тьмы, рассчитывая лишь на тот крошечный огонек, по-прежнему сохраняющийся в моей душе. Может быть, он даст мне стойкость, которой мне все это время так недоставало.
   Ах, как несправедлива жизнь. В тот самый момент, когда перед тобой возникает предостережение, видимое или только слышимое, и велит ОСТАНОВИТЬСЯ, ты умираешь! Ребенок умирает, не пожелав подстраховаться, как будто это такое уж неудобство, а ведь весь мир с этим как-то справляется.
   Я заглянула к себе внутрь и нашла там подтверждение тому, что уже, наверное, слишком поздно: мои глаза не глаза пятнадцатилетней девочки, а глаза человека, боящегося оглянуться вокруг себя и задуматься над самыми простыми вещами. Внутренний голос твердит мне, что я уже не мыслю так, как должна была бы мыслить в моем возрасте, когда представляется, что достаточно иметь несколько теплых свитеров, чтобы не чувствовать окружающего тебя холода жизни.
   Внутренний голос предупреждает: твой разум - это разум человека, слишком много знающего о жизни, зачастую оканчивающейся просто так, без всякого предупреждения. Сколько ударов она нам наносит, побуждает нас предаваться грезам, от которых на самом деле нет никакого проку. На небесах уже все равно предопределен весь ход моей жизни. И я это знаю.
   В действительности ты не властен даже над событиями одного дня. Да что там дня! Ты еще не успела открыть глаза при появлении на свет, как кто-то, воплощение зла и коварства, уже выбрал тебя в качестве жертвы. Довольный, он потирает руки и хихикает, зная, как он всесилен в этой игре, где ты ничего не решаешь.
   Лора.
   6 августа 1985
   4: 47 утра
   Дорогой Дневник!
   Не могу позволить себе заснуть, чтобы не пропустить тот миг, когда в окне появится БОБ. Он не должен застать меня врасплох.
   Я много думала о своей жизни. Я взрослею помимо собственной воли. Когда он придет за мной, я или отправлюсь с ним и вернусь обратно домой израненная, но гордая своей победой над повергнутым врагом, иди не вернусь вовсе. Это будет значить, что погибну я сама, молчаливо признав не только недооцененную мною силу своего врага, но и его волю.
   Сейчас я лежу, наполовину онемевшая, наполовину обжигаемая болью. А между тем каждое утро я все же ухитряюсь вставать и уходить из дома правда, мне приходится напоминать себе, что это действительно мой дом. Напоминать, как будто от этого места не ведет заметный даже невооруженным глазом кровавый след.
   Ничуть не сомневаюсь, что БОБ следит за каждым моим движением. Этот кошмар, зовущийся Мужчиной, сидит высоко, не видимый в лучах солнца, или, может быть, свернувшись в клубок, прячется где-то внизу. Неважно, где он. Важно, что он так и сверлит меня своим взглядом, проникая в самую глубь, распознавая даже малую толику сомнения в моей душе, отмечая самое слабое биение сердца, когда мне случается видеть какого-нибудь проходящего мимо мальчика, злорадствуя при каждом объятии матери, которая понятия не имеет о том, какая пропасть пролегла теперь между нами.
   Каждый день пытаюсь я запечатлеть в памяти черты лица, глядящего на меня из зеркала. Я впиваюсь в него взглядом. И в ужасе отшатываюсь, мысленно представляя себе, каким оно станет, когда вскоре, как снится мне в ночных кошмарах, будут найдены мои останки.
   Какая злость охватывает меня, как сильно желание послать проклятие небесам, назвать ветер обманщиком за то, что он никак не обнаруживает своего присутствия. Я готова обрушить свою ярость на двух самых близких людей - тех двоих, кто позволил мне родиться. Я обращаю свои крики о помощи ко всем, кто в состоянии их услышать. Я кричу всему миру, что и Мать-природа не способна творить чудеса. Ее божественность - это тоже обман.
   Чья-то неведомая воля снова и снова повергает меня на землю в чаще леса. И здесь надо мной учиняют странное неописуемое надругательство. Вскрывают вены. А Мать-природа ничего не делает, чтоб покончить с этим злом, она не раздвигает деревьев в лесу, чтобы помочь крику вылететь из леса. Наоборот, она убаюкивает этого человека, виновника моих несчастий, скрывая его от мира, пряча от дневного света. Он знает: здесь его не предадут. Все совершается по неизменному распорядку - и свет уступает место тьме, чтобы вернуться, когда придет его время. Этот человек чувствует себя в безопасности. Пройдет двенадцать часов, и одна крайность сменится другой, как заведено в мире, таков закон Вселенной, столь для него удобный.
   Его время - это вечер, тот час, когда спасение почта невозможно. Час, когда большинство тех, чьи надежды чисты и воспоминания связаны разве что с качанием на качелях, уже крепко спят. Под закрытыми веками быстро двигаются их глаза. Которые ничего не видят.
   Из моих уст никогда не вырвется ни малейший крик, который бы разбудил даже тех, кто спит в соседней комнате. Мир не повернётся ко мне ни на один градус, не придет мне на выручку, не заставит спящих открыть глаза, чтобы увидеть, что со мной творится... Вот он, этот человек!.. Его глаза словно впечатаны в выражение безмолвного ужаса, застывшего на моем лице... И нет объяснения, почему этот человек выбрал именно меня в качестве своей жертвы и есть ли у него продуманный план действий.
   Мне остается только ждать. И, как я ни устала, не закрывать глаз в постоянном ожидании вызова. Вызова на борьбу, чтобы узнать, кто больше олицетворяет силы тьмы. И кто, узнав это, сможет, тем не менее, выжить?
   Я сижу, ожидая его прихода, и мое бодрствование поддерживается сознанием, что скорее я привыкну к тьме, чем он к свету.
   Лора.
   10 сентября 1986
   Дорогой Дневник!
   Как пишется в таких случаях, к сему прилагаю мою душу и память. И еще то, что в избытке отсутствует у моего врага, - совесть. "Вина" - всего лишь слово, используемое им, чтобы заставить меня замолчать. У него нет никакого уважения к морали, нет страха перед опасностью.
   Как может этот незваный гость бояться смерти или возможного наказания, если он постоянно приходит с моей стороны дома и появляется в окне, как будто оно его собственное?
   Он издевается надо мной, появляясь в одежде того, кто может в первую минуту показаться твоим близким другом. Или соседом. Или коммивояжером, обладающим способностью входить без приглашения и даже требовать чашку кофе ("Обычного, если не возражаете"), прежде чем раствориться в воздухе и стать одной из тех грез, в виде которых он иногда и предстает.
   Он, что, думает, мы будем сидеть с ним и мирно болтать, прежде чем увести единственного ребенка в этой семье из ее комнаты и продолжать над ней свои эксперименты?
   Неужели я вызываю его к жизни в своих мечтаниях, медленно убивая себя, или он рассказал моим родителям о своих посещениях, предложив в обмен на их собственную безопасность, не мешать ему появляться здесь, делать вид, что его как бы и нет. Как будто бесплатная реклама, приходящая по почте, которую откладывают, не читая. Они же должны слышать, когда меня уводят? Или, может быть, им все равно?
   Л.
   11 сентября 1986
   2:20 утра
   Дорогой Дневник!
   Не могу сказать тебе, как меня огорчает, что он не видит во мне ни малейшей для себя угрозы.
   Он постоянно уверен, что находится в полной безопасности: в любую минуту может войти в мой дом и выйти, ничего не опасаясь и не произведя никакого шума. Он знает, что, пользуясь темнотой, всегда может сжать мое запястье с такой силой, что это заставит меня молчать, и он сможет тогда уволочь меня, словно куклу, которую тащит ребенок, в такое место, где никто ни за что не сможет нас отыскать. Он может не беспокоиться: ведь место это находится за много-много миль от ближайшего источника света, кроме того, который иногда исходит - о, как явственно запечатлела все моя память! - от его губ и глаз. Свет, который похищен им у меня. С тех самых пор, как я себя помню, я терпеливо пыталась смириться со своей участью, не выдать тайну про человека, стремящегося украсть мою невинность и тем самым не позволяющего той девочке, которой я была, взрослеть, лишающего ее радостей такого взросления. О, сколько времени отдала эта маленькая девочка снам, снившимся ей, едва она научилась бегать, и скакать через прыгалку, и улыбаться малейшему ветерку, щекотавшему ей шею. С бескорыстной щедростью она все раздавала и раздавала богатства своей души, пока там, на дне корзинки, почти уже не осталось больше никаких плодов.
   Скоро я сама, надеюсь, подзову его к своему окну. Боюсь, он ждет, что я, наконец, устану от ночных сидений за дневником. Когда я борюсь сама с собой, то запрещая себе, то порываясь распахнуть окно и протянуть ему мою руку. Какая-то часть меня продолжает сомневаться, что он действительно существует, а значит - нечего бояться того, кто стоит сейчас за окном, и незачем опасаться уходить в лес на мое обычное место, и не стоит сопротивляться. Пусть там слышатся какие-то шумы, пусть кто-то невидимый с размаху шлепает меня по затылку - клянусь, я не собьюсь с ровного шага, не остановлюсь. Это та часть меня, которая жаждет все новых и новых ран, грубых прикосновений, оскорблений и угроз. Та часть моей души, которая заставляет меня верить, что, в конце концов, его алчный аппетит пропадет. Я подобна зверьку, замершему перед дулом его дробовика, молящему лишь о том, чтобы на стене его дома нашлось место для моей шкурки.
   Стряхни с себя наваждение, приготовься к неизбежному. Да, будет боль, во не сильнее, чем раньше. Пусть всегда перед тобой стоит образ дома, твоя кровать и его теплый запах, который, как ни старайся, не удается выполоскать. Дом по-прежнему ждет тебя.
   Веди с ним ту же игру, что он ведет с тобой. Смирись с тем, что ты плохая, грязная и презренная. И единственное, на что я гожусь - это быть брошенной, как кусок мяса, на съедение волкам. У меня не должно быть детей, потому что, кто знает, какими монстрами им уготовано стать... Помни, ты ничего не должна принимать близко к сердцу. Пусть его тело беспрепятственно входит в тебя, как это ни ненавистно, но старайся сделать так, чтобы при этом не пострадала твоя душа, то единственное и незаменимое, что есть в тебе.
   Знай: его привлекает только страх, который сам же он и порождает в тебе, и отсутствие всякого интереса к жизни, когда после ночной встречи он приводит тебя домой. Как он притворяется, словно изо всех сил нажимает на кнопку дверного звонка; как издевается над тобой, твоей жизнью, твоими надеждами, твоей незащищенностью; как следит за твоей внутренней борьбой, когда ты считаешь себя недостойной даже войти в тот дом, где когда-то сделала свои первые шаги; следит, как ты успеваешь поймать слезинку, прежде чем она выкатится из глаза. Ты ищешь его глазами, а он уже исчез.
   Подобно молитве, шепчу я слова поддержки себе. Уже несколько дней, как я тихо поскуливаю или извожу себя насмешками, почти мечтая о его приходе, а его все нет и нет. У меня дикая головная боль оттого, что я все стараюсь понять его слабости, между тем как в действительности я не знаю за ним даже и одной. Может быть, я совершенно не права, думая, что в жертве его привлекает один только страх... Скажу честно, я устала притворяться, что все не так страшно, как кажется, и думаю, что если мне не удастся скоро заснуть, то я начну видеть БОБа повсюду. А это, конечно же, было бы для меня сейчас не слишком хорошо.
   Мне так одиноко, и я все время думаю о Бобби. Как бы он сжал меня в своих объятиях! Представить себе не могу, чтобы это делал кто-то другой.
   Будь осторожна, Лора.
   1 октября 1986
   Дорогой Дневник!
   Прошу прощения, что не писала все это время. Столько всего произошло. Сегодня вечером, когда я стала раздеваться, готовясь ко сну, к моему окну подошел Бобби Бриггс. Голова у меня пошла кругом, такое это было неописуемо красивое зрелище, прямо как во сне. Говорит, в Спарквуде сейчас начнется одна классная вечеринка. Ее устраивает его друг Лео. Мне кажется, я слышала о нем раньше - один из тех слухов, до которых я большая охотница. Что-то мне не хочется, ответила я. Как раз только что думала, как бы хорошо нам с тобой вдвоем поваляться. И спать так хочется, что не до вечеринок.
   Не беда, ответил он, по части общения проблем не будет. У него для меня новенькое "угощение": попробуешь - и спать сразу расхочется.
   Я исчезаю через окно, Дневник. Ш-ш-ш-ш-ш!
   Расскажу все, когда вернусь. Пока что прячу тебя... берегись БОБА... иногда он является с опозданием.
   Лора
   P. S.
   Только что до меня дошло, что само имя БОБ уже есть предостережение...
   Б. БЕРЕГИСЬ
   О. ОПАСНОГО
   Б. БОБА
   3 октября 1986
   Дорогой Дневник!
   Прямо не знаю, с чего начать! Я вернулась домой под вечер следующего дня, не услышав ни слова упрека от моих домашних церберов, мамы и папы.
   Как только мы вышли из дома, я тут же сообразила, что раз нам надо добираться на вечеринку в другом конце города, да к тому же там будут ребята, по крайней мере, на пять или даже десять лет старше меня... разве можно надеяться, что я вернусь домой к утру? Да никогда! Тем более Бобби имел для меня кое-что "быстро действующее"... по крайней мере, так я считала, пока мы не добрались до Лео... Величайшее заблуждение с моей стороны!
   Как бы там ни было, сначала я похвалюсь тебе. Ну и хитроумную сеть обмана сумела я сплести. Все там было на месте, каждая ячейка, так что ни у кого не возникло ни единого вопроса, когда я заявилась домой почти в шесть часов вечера! Надо ли говорить, что сейчас дефицит сна у меня огромнейший? Три дня и четыре ночи... Да еще "угощение", которое принес Бобби, чтобы выманить меня из дома... да так я смогу не спать еще с месяц и буду при этом тихо мирно терять вес фунт за фунтом. С той ночи, как я спала в последний раз, я уже потеряла шесть с половиной фунтов. Я убедилась, что какой бы наркотик я ни принимала, тем меньше я сплю и тем меньше ем.
   В оставленной мною записке все было просто и по делу. Если тебе скучно читать, можешь пропустить. Мне же она доставила удовлетворение и радость, что я так ловко запудрила мозги своим, как выражается Бобби, "предкам".
   "Мама, сейчас около пяти утра, и я честно старалась уснуть все это время. Мои попытки заняли больше двух часов, и все бесполезно. Тут неожиданно я вспомнила о поляне в лесу, где я побывала на днях с Троем... Ему так понравилось там пастись! Думаю, одеяло и хорошая книга помогут мне найти то уединение, которое я ищу.
   Я бегу не от тебя, мама, поверь! Я так и вижу, что ты обиделась, приняв все на свой счет. Пожалуйста, не думай так. Мне просто необходимо уединиться от всех людей. Побыть всего несколько часов с Троем, на природе, подремать над книгой или что-нибудь в этом роде. Прошу тебя не волноваться. Если я не буду дома к шести вечера, то обязательно позвоню.
   Любящая тебя, Лора".
   Я провела ночь на самой умопомрачительной вечеринке в жизни, а между тем мама преспокойно сидела дома, полагая, что я погружена в чтение интересной книги и пристанищем мне служит мягкое одеяло, расстеленное на траве. Дерьмо! Мне же нужно как-то договориться, чтобы с Троем кто-то погулял... совсем вылетело у меня это из головы. Надеюсь, Зиппи не станет звонить и спрашивать у родителей, должен ли он это сделать... Проклятье! Придется мне самой договариваться. Сейчас вернусь. Пойду позвоню в конюшню.
   Итак! Бобби взял грузовичок у своего дяди на вечер, и пока мы ехали по 21-й, мы могли рассчитывать, что нас не остановят... У Бобби, понятно, нет водительских прав... я какую уже ночь без сна, да еще с сознанием, что оставила родителям абсолютно лживую записку... Ты в состоянии себе все это представить?
   И вот мы катим по дороге, грузовичок старенький, а музыка играет удивительно громко и чисто, все слова разобрать можно. Такое чувство, что все складывается как нельзя лучше. Мимо проносятся деревья, звучит музыка, мчится наш грузовик, а я начинаю раздеваться, чтобы надеть на себя новое платье, полученное ко дню рождения от кузины Мэдди. Она прислала его авиапосылкой. Да, неужели я не говорила тебе, что на прошлой неделе мы чуть не час проболтали с ней по телефону? Платье - умереть можно! В обтяжку и с вставкой спереди, которая позволяет при желании приподнимать груди. Не то что другие платья, когда твои груди плотно прижаты к телу. Бобби чуть не угрохал нас - еще каких-нибудь четверть дюйма, и мы бы врезались в дерево! И еще говорит, что это была бы желанная смерть, поскольку "мои глаза не могут оторваться от твоей роскошнейшей груди". Как тебе, правда, похоже на какую-нибудь песенку в стиле "кантри"? - Нет, в самом деле, "мои глаза не могут оторваться от твоей роскошнейшей груди"!
   Припарковавшись, Бобби завел меня за грузовичок и поцеловал. Важно, сказал он, чтобы я знала: Лео на самом деле классный парень, с отличным чувством юмора и поговорить умеет. Потом решительно кивнул головой и заявил: "Нет!" Я его спросила, какого черта он тогда все это говорит и что будет, если я наплюю на это его "Нет"? Мы уже входили в дверь, и тут он повернулся ко мне и шепчет: "Сегодня ночью это не имеет значения, потому что, я уверен, ты будешь только со мной... и не трахайся с этим парнем. Лео, чтоб ты знала, мастак по часта всяких дерьмовых дел..."
   Я кивнула и неожиданно почувствовала себя заинтригованной словами "всяких дерьмовых дел", а точнее, их сексуальным подтекстом. Как только Бобби пошел за пивом для меня, тут же рядом оказался Лео. "Дерьмовые дела"... они начались сразу же, в ту же минуту.
   Мы оба это почувствовали.
   - Лора Палмер... - сказал он, - как насчет этого дела? Последний раз, когда я тебя видел, старина Дуэйн Милфорд вручал тебе медаль или чего-то... приз какой-то?
   Я должна была прервать его и уточнить:
   - За Отличные Успехи! На Протяжении Последних Пяти Лет.
   А чем, спросил он, я могу подтвердить свои успехи? Чем угодно, заверила его я, но дело в том, что я сейчас засну стоя и умру от жажды в то же самое время. Он окликнул Бобби, за что я была ему благодарна, потому что тот видел, как я вхожу в спальню, - и это после предупреждений и всего остального.
   (Держись, Дневник, мне еще нужно записать пару строк... погоди, сейчас соберусь с духом и расскажу тебе невероятную историю.)
   Значит, я в этой комнате вместе с Лео и Бобби, мы как раз собираемся пустить "соломку" по кругу, и тут открывается дверь из ванной. Туда вход прямо из спальни... в дверях появляется Роннетта Пуласки. Вид у нее такой, как будто она перестала есть всю эту жирную дрянь в забегаловках и стала следить за своей фигурой. Выглядела она шикарно, вот только нос был не очень. Она была под сильным кайфом и по тому, как Лео кивнул ей головой и быстро произнес равнодушное приветствие, я поняла, что это здесь вполне обычное дело.
   Хочешь услышать про всякие чудные вещи? Знаешь, я только теперь поняла: когда я ходила сама в то место, куда меня водит БОБ, то, помнишь, я тебе говорила... ну, насчет того, что иногда я нюхала там свои трусики и мне хотелось сунуть голову какой-нибудь девочке между ног, чтобы почувствовать ее запах... (Господи, бывает, что об атом легко говорить, а бывает - ну прямо невмоготу) Так вот, в такие моменты я представляла себе Роннетту. Кроме Донны, она единственная из девочек, кого я видела голой... года два или даже больше тому назад мы участвовали в одном школьном спектакле, где нам с ней вдвоем надо было по ходу представления переодеваться... ну вот мы и оказались голыми, стоя друг перед дружкой и улыбаясь... в общем, меня к ней что-то, по-видимому, привлекало, наверное, глаза, печальные и в тоже время холодные. Мне нравилось смотреть на ее обнаженное тело... все это, в общем, было странно и непривычно. Понятия не имею, что она думает обо мне... сомневаюсь, что стоит об этом спрашивать. Мне надо только одно - слухи, что мы с Роннеттой "встречаемся", не упуская ни малейшего шанса для наших свиданий. Мама тогда, я знаю, тут же бросилась бы к Хэйвордам (может, даже прямо в больницу побежала бы), а папа решил бы, что мы с ней просто обсуждаем какую-нибудь новую игру... может, очередная разновидность гонки за консервной банкой! Какое мне дело!!!
   Боже, я поймала кайф! Пишу - и не ногу остановиться. Получается, наверное, не меньше тысячи слов в минуту. Надеюсь все-таки, что ты сможешь хоть что-нибудь разобрать в моих каракулях, потому что, видит Бог, писать медленнее я не в силах. Такого наркотика я раньше еще не пробовала - мечта! Чувствуешь себя сильной, уверенной, умной и чертовски знающей, доложу я тебе. Вчера ночью никто, представляешь, ни разу не спросил, сколько мне лет. Да, черт подери, я, оказывается, могу кое-что значить сама по себе... Мы только входили в дом, а я уже сразу почувствовала, как внутри у меня все струны дрожат от нетерпения.
   И тут же поняла, что Бобби был прав, когда говорил, что вечеринка будет классная. Смотрим, в одном углу гостиной что-то толпится народ - наверняка какая-нибудь хреновина, тем более что и Лео тоже там, и весь внимание. Ну, мы с Бобби туда протиснулись. Надо же посмотреть.
   Глядим, а там на софе лежит одна девка с задранной юбкой и вызывает любого на спор, что никто не сможет ее удовлетворить. Говорит, если только такой найдется, тогда она готова выложить сто баксов. Для начала пусть пятеро попробуют.
   Тут на меня нашло. Я же все-таки уже немного освоилась, как ты помнишь, и, кроме того, была, с одной стороны, на взводе, а с другой - полностью расслабленная... Огляделась по сторонам - и на моем лице, наверное, можно было ясно прочесть, чего мне хочется, потому что Бобби сразу же схватил меня за руку и попытался легонько оттащить. Я ему сказала, что если для него это не слишком неприятно, то я была бы не прочь попытать счастья. Он только поглядел на меня и ничего не ответил, - наверное, по выражению моего лица понял, что переубедить меня в таком состоянии ему не удастся... мне кажется, он подумал, что даже начинать разговор на эту тему сейчас не стоит...
   Тогда я спросила у нее позволения сперва шепнуть ей на ухо несколько слов, прежде чем... принять окончательное решение.