Не оглядываясь на собеседника, генерал зашагал дальше. После вспышки гнева сердце билось чаще, а все тело заливало тепло. Собеседник семенил рядом, отставая от него на шаг.
    — Три дня тебе даю, — уже спокойно сказал генерал. — Три. Найдешь мне толстяка и… — Он сделал паузу, глубоко вздохнул. — И девчонку. Девчонка важнее. Понял?
    — Так точно.
    — Что понял?
    — Толстяк и девчонка. Девчонка важнее.
    Генерал устало махнул рукой:
    — А теперь ступай с глаз моих, Кобылин.
    Собеседник тут же круто, как по команде «кругом», развернулся и быстро пошел по дорожке по направлению к воротам.
* * *
   Таня и Павел прибыли в «укрывище» Валерия Петровича Ходасевича в тот час, когда дачники уже снимались с мест — ехали по направлению к Москве. Шоссе в сторону столицы стояло наглухо.
   — Люблю ездить против часа пик! — весело сказала Таня.
   — Ты вообще все против любишь, — буркнул Паша. — Против правил, против того, о чем тебя просят…
   — Молчи, философ, — беззлобно огрызнулась она. — За «хвостами» лучше посматривай.
   До особняка добрались без приключений.
   Когда Таня запарковала свою временную разъездную машину посредине шефского газона, на крыльцо особняка вышел отчим. В интерьере богатого «новорусского» дома он смотрелся вполне органично: этакий нефтяной топ-менеджер, которому выпало счастье разбогатеть на левых продажах «черного золота»
   Олицетворение сытости и благодати.
   Однако когда он увидел падчерицу, его круглое лицо выразило крайнее неудовольствие.
   — Здравствуй, Пашенька, — бросил он и протянул Синичкину руку.
   — Здравствуйте, Валерий Петрович.
   — Проходи в дом.
   Татьяна замешкалась, выходя из машины (да и страшновато было являться пред очи отчима). Валерий Петрович не поленился, сошел с крыльца и потопал по направлению к ней. Синичкин тем временем исчез в доме.
   — Я же просил, Татьяна, больше здесь не появляться, — ледяным тоном проговорил отчим.
   — У Пашки машина сломалась.
   — Давай разворачивайся и дуй домой, — сухо приказал полковник Ходасевич.
   На глазах у Тани закипели слезы.
   — Ты что же, и чаем меня с дороги не напоишь?
   — Не напою, — коротко и категорично ответил отчим и повернулся в сторону дома, показывая, что разговор окончен.
   — Ах, вот как! — вскричала она. — Значит, когда тебе убежище нужно — тогда «Таня, помоги»?! А как получил свое — так «пошла вон»?! Так, да?!
   Выкрик ее получился совсем детским, и Татьяна осознавала это, но очень уж оскорбительным показалось ей поведение отчима. И чрезвычайно обидно было уехать, так и не узнав, в чем дело.
   Что заставило всесильного (как ей казалось) полковника бросить свою любимую квартиру и искать пристанища в чужом доме? За что убили Гараняна?
   Что отчим и Армен раскопали в уголовных делах? Зачем Валере понадобился Пашка? И что они с ним вместе затевают?
   Валерий Петрович снова повернулся к ней.
   — Татьяна, слушай меня внимательно, — спокойно и строго проговорил он. В редчайших случаях — по пальцам одной руки можно было пересчитать! — Валера называл ее не Танюшкой, не Танечкой, а официально: Татьяной. Так он говорил, только когда был не на шутку рассержен.
   — Татьяна, не хочу повторять. Это взрослые игры.
   Очень опасные игры. Тебе здесь нечего делать.
   Он развернулся и пошел к дому. И Таня поняла, что никакие ее крики или слезы не смогут заставить отчима переменить свое решение.
   Валерий Петрович, ни разу не обернувшись, исчез в особняке — в своем убежище, которое, между прочим, нашла для него она.
   «Ах так! — опять по-детсадовски воскликнула она и закусила губу. — Ну, мы еще посмотрим'»
   Таня снова уселась за руль разъездной «девятки».
   Вытянула до отказа подсос. Подкачала педалью бензин. Повернула ключ зажигания. «Тых-тых-тых», — пропыхтел стартер, а потом, как и следовало ожидать, машина, захлебнувшись бензином, заткнулась. Таня еще раз, обмирая («Только б не завелась!»), крутанула стартер. Слава богу, никакого результата.
   Тогда она с чувством выполненного долга открыла капот. Надела нитяные перчатки — не дай бог попортить маникюр. Оглянулась: не видно ли ее манипуляций из дома. Кажется, видно не было. Поднятый капот заслонял ее от нескромных взглядов из окон.
   Тогда она выдернула центральный провод из крышки трамблера. Другой его конец вытащила из катушки зажигания.
   Провод оказался у нее в руках.
   Она еще раз оглянулась на дом: похоже, мужчины отправились пить чай на кухню, а окна ее выходили на противоположную сторону. Татьяна размахнулась и зашвырнула провод в кусты. Получилось далеко — недаром она играла в теннис. На всякий случай она постаралась запомнить место падения.
   Затем она уселась за руль с приятным чувством выполненного долга: терзать аккумулятор дальше.
   …Примерно на пятнадцатом бесплодном прокруте стартера из дома вышел Паша.
   С псевдонедовольным лицом прошагал по лужайке к машине. Таня выскочила из-за руля, воскликнула:
   — Что-то не заводится!
   А когда Павел оказался совсем рядом, приникла к нему и зашептала:
   — Пашенька, Пашуня, пожалуйста! Не выдавай меня!
   Расчет ее был на то, что отчим в устройстве двигателей внутреннего сгорания все равно ни бельмеса не смыслит…
   …И этот расчет блестяще оправдался.
   Через десять минут Татьяна уже смиренно сидела в уголке огромной буржуинской кухни, скромненько прихлебывала чай с сухариками и делала вид, что нисколько не интересуется разговором, который ведут мужчины. Хотя ушки у нее, конечно, были на макушке.
   Жаль только, что она не застала начала беседы.
   Но, слава богу, отчим не отправил ее куда-нибудь в гараж под замок. А то с него станется. Комитетчик, блин! Первая форма секретности!.. Татьяна до сих пор злилась на него.
   Но, по правде говоря, одновременно и радовалась: мужики все ж таки оказались джентльменами. И, коль скоро она проникла в дом, не стали отсылать ее, как семилетнюю девчонку, в дальнюю комнату. Разрешили присутствовать при разговоре. А следственно, не мытьем, так катаньем она вот-вот узнает, какое такое «дело номер триста шесть» заставило Валерочку скрыться из собственного дома. Что он, спрашивается, такого нарыл? А главное, что именно отчим вместе с Пашкой собираются предпринять?
   Павел спросил, намешивая себе очередную бадью кофе:
   — Откуда они узнали, что вы, Валерий Петрович, вышли на след?
   «Кто это, интересно, они?»
   — А они и не узнали, — спокойно отвечал отчим, посасывая сигарету.
   «Ох, задаст мне генеральный перцу, — подумала Таня, — когда Валерочка его особняк прокурит!»
   — Тогда почему они «запалили» конспиративную квартиру? — спросил Пашка. — И почему ждали вас около вашего дома?
   — Потому же, почему они убили Гараняна, — пожал плечами Валера.
   — Действительно, почему?
   «Да, он, конечно, туповат, этот Пашка, — подумала Таня. — Я бы сразу обо всем догадалась. Конечно, если бы обладала информацией в полном объеме».
   Отчим покосился на Татьяну. Та сделала вид, что смотрит в окно и разговором мужчин ничуть не интересуется. Валера проговорил:
   — События развивались, я подозреваю, следующим образом. Некто узнал, что определенные уголовные дела запрошены комитетом…
   Валера называл ФСБ по старинке комитетом.
   — И не просто комитетом, — продолжал он, — но конкретно — Гараняном. В каких-то из дел содержалась информация, компрометирующая этого некто.
   Серьезно компрометирующая. Угрожающая ему гибелью…
   Отчим затушил одну сигарету и тут же закурил другую. Стал расхаживать по кухне.
   — Причем данная информация содержалась в этих документах в неявном виде, — произнес он. — Между ними, этими делами, существовало что-то общее. Об этом мне и Гаранян говорил… И ее, эту связь, можно было заметить… Обнаружить… А можно и не заметить.
   В МВД, похоже, ее не заметили… Или не захотели.
   — А вы? — воскликнул Пашка.
   — А я… — Отчим покосился на Таню. — Я не знаю.
   Татьяна поняла: он чего-то недоговаривает. Может, потому, что она здесь. А может, Валерий Петрович не до конца доверяет Пашке. Даже Пашке. Или просто считает, что выдавать лишнюю информацию преждевременно.
   — Значит, запрошенные дела угрожали этому некто гибелью? — спросил Павел.
   — Думаю, да.
   — И он узнал, что дела запросила ФСБ?
   — Именно.
   — Кроме того, некто выяснил, что новым расследованием занимались конкретно вы с Гараняном?
   — Ты все правильно понимаешь, Пашенька.
   — И он убил Гараняна и стал преследовать вас?
   — Так точно.
   — Значит, — заключил Павел, — он, этот некто, человек, во-первых, чрезвычайно информированный.
   Во-вторых, влиятельный. А в-третьих, ему подчиняются настоящие отморозки. Раз уж они убили Гараняна.
   — Браво, Паша. Ты стал прекрасно логически мыслить.
   Если в голосе Валерия Петровича и прозвучала ирония, то она была настолько тонкой, что ее заметила одна лишь Таня. Но не Паша. , — Спасибо. Ваша, Валерий Петрович, школа.
   Синичкин был как никогда серьезен.
   Таня еле удержалась от смешка.
   Паша стал развивать свою мысль дальше.
   — Значит, этот некто — кто-то из руководства нашего МВД, — проговорил он. — Или вашей ФСБ.
   Несмотря на то что они оба давным-давно не служили в ФСБ и в МВД, Павел до сих пор оперировал понятиями «наше министерство», «ваш комитет».
   — Не факт, Пашенька, — покачал головой отчим.
   — Почему же не факт?! — Синичкин, показалось Тане, был поражен до глубины души. — Кто еще мог о делах узнать? А потом подослать к Гараняну и к вам отморозков?
   — Вот это меня и смущает, — выдохнул очередную порцию табачного дыма Ходасевич.
   — Что?
   — Отморозки.
   — В смысле?
   — А в том смысле, что отморозки в ФСБ не служат.
   — Пожалуй, нет, — согласился Синичкин.
   — В милиции, как я понимаю, тоже, — продолжил полковник.
   Его ирония наконец дошла даже до толстокожего Пашки.
   — Еще как служат, — ухмыльнулся он.
   Отчим стал донельзя серьезным и пристально посмотрел на Синичкина.
   — А как ты себе реально представляешь ситуацию?
   Генерал милиции вызывает майора спецназа и приказывает ему замочить двух полковников ФСБ?
   — Именно так это я себе и представляю, — буркнул Павел.
   — Н-да… К сожалению, не так уж невероятно. Вполне может быть…
   — Вот-вот, — вставил Синичкин.
   — Но ведь возможны и другие варианты… — задумчиво сказал Ходасевич.
   — Например?
   — Например, в МВД или в ФСБ сидит «крот».
   — Чей «крот»?
   — Не знаю.
   Полковник Ходасевич выдержал паузу, раскурил еще одну сигарету и махнул рукой:
   — Работать он может на кого угодно. На главаря преступной группировки. На Администрацию президента…
   Отчим встал, в задумчивости стряхнул пепел прямо на пол, прошелся по кухне. Продолжил:
   — Он может работать и на Федеральную службу охраны. И на Службу внешней разведки. Наверху, знаешь ли, все следят за всеми…
   — Ну и что мы имеем при таком раскладе?
   — Допустим, именно «крот» сообщил своим хозяевам о нашем с Гараняном интересе к делам. А он, этот «крот», может оказаться кем угодно. Секретаршей. Фельдъегерем. Архивариусом… Правильно я рассуждаю? — отчим задумчиво задал риторический вопрос. И, хоть он и не нуждался в одобрении, Паша брякнул: «Правильно». (Таня сочла за благо отмолчаться.) — Итак, — Валерий Петрович продолжал мерить шагами кухню, — этот «крот» настучал на меня с Гараняном своим хозяевам. И они начали действовать.
   Сначала убрали Армена. А теперь пытаются ликвидировать меня… Как ты считаешь, возможен такой вариант?
   Синичкин нехотя согласился:
   — Возможен. — И, подумав, добавил:
   — Но версия о «кроте» сильно расширяет круг подозреваемых.
   — К сожалению, да, — кивнул отчим.
   И тут Татьяна не удержалась. Она выпалила со своего места в уголке («Лучше б уж сидела тихо, дура!»):
   — Значит, нужно идти другим путем! Надо, Валерочка, выяснить, что связывает между собой те уголовные дела, которые ты изучал!
   Отчим медленно и недовольно стал разворачивать к ней свою объемистую тушу.
   — И я не верю, Валерочка, — Татьяна все-таки прокричала свою мысль, пока тот не перебил ее, — чтобы ты, когда просматривал дела, ни о чем не догадался!
   Повисла неловкая пауза. Отчим посмотрел на Таню с выражением: откуда ты, мол, вообще тут взялась?
   Затем перевел взор на Синичкина и досадливо проговорил:
   — Я тебя прошу, Паша. Очень прошу. Почини ты в ее колымаге то, что она там испортила. — И обратился к Тане:
   — Помнишь такую английскую поговорку: любопытство сгубило кошку?
   Та повесила голову.
   — Я тебе, Татьяна, советую, — продолжил полковник. — Нет — приказываю… Нет, даже умоляю: не уподобляйся ты той самой кошке. Езжай домой. Подобру-поздорову.
   — Пока жива, — поддакнул Пашка.
   …Через пятнадцать минут все было кончено. Татьяна рулила на своей колымаге в сторону дома. Отчим и Павел остались на даче обсуждать свои важные дела.
   «Шовинисты! — восклицала Таня в адрес мужчин первую половину дороги, все время, пока ехала в толпе дачников по загородным трассам. — Конспираторы! Шпиономаны!»
   Однако, когда она миновала развязку с Кольцевой дорогой, направление ее мыслей переменилось. Она сказала самой себе: «А ведь все равно они без меня не обойдутся!»
   Таня не знала, по какой причине мужчины обратятся к ней за помощью и за какой конкретно, но она это предчувствовала. И потому сразу повеселела.

Глава 3

    Седьмое июля, понедельник
 
   Слежку за собой Таня заметила утром.
   Она ехала на работу и слушала «Рамштайн». «Духаст! Ду-хаст!» — разрывался машинный магнитофон.
   Бедному маленькому «пежику» и соседям по пробкам эта музыка не нравилась, зато Таню безумные вопли немецкой группы настраивали на решительный лад.
   Решительность ей сегодня ох как понадобится — когда на презентацию пивной рекламы явится заказчик и начнет возмущаться, что «агентство известное, а наворотили полную чушь».
   Таня была вся в своих мыслях и потому обратила внимание на машину, следующую за ней сзади, уже в самом центре, когда ехала по Котельнической набережной.
   Неприметная темно-синяя «Дэу Нексия». Тащится за ее «Пежо» с самого Рязанского проспекта. Тонированные стекла «Нексии» наглухо задраены — очевидно, внутри работает кондиционер. Стекла затонированы так сильно, что даже лобовое отливает синим — поэтому разглядеть, кто сидит в машине, нет никакой возможности.
   Может, это случайность? Совпадение? А может, дорожный Казанова желает познакомиться?
   Но моторизованные донжуаны обычно всячески стараются обратить на себя внимание избранной девушки. Этот водитель держался тихо, как мышка, и никакого очевидного интереса к Татьяне не проявлял.
   На перекрестке у Яузы, у высотного здания, Таня остановилась на светофоре в правом ряду. Она оказалась на стоп-линий первой. «Нексия» притулилась сзади, за три машины до нее.
   — Ну, поглядим, что вы за фрукты, — вслух прошептала Татьяна.
   Ее «пежик», хоть и был уже совсем не нов, разгонялся — дай бог любой «бээмвэхе». Машина весом всего-то восемьсот кило (плюс пятьдесят Таниных) брала с места суперрезво, обставляя неповоротливые джипы и «Ауди».
   Таня заранее отжала сцепление и воткнула первую передачу.
   Она ездила этим маршрутом на работу уже три года и потому примерно знала — чувствовала! — когда на каждом светофоре на ее пути зажжется разрешающий сигнал.
   Вот и сейчас: едва мигнул красный, Таня тут же задала шпор своему железному коню. «Пежик» так и прыгнул вперед. Тане почудилось, что преследующая ее машина укоризненно прошептала: «Ну вот. Сначала „Рамштайном“ меня травишь, а теперь гонками».
   Татьяна успокаивающе погладила «пежика» по кнопке гудка и выжала газ до упора. Вторая передача, третья… На спидометре сорок, шестьдесят… Впереди — пустое пространство. Машины, стоявшие вместе с ней на светофоре, остались далеко позади. Ничто не мешало ей разгоняться. Четвертая передача! Скорость — восемьдесят!
   В зеркало заднего вида Таня заметила: «Некоим» увидела ее бегство и заметалась в потоке, пытаясь настичь улетающего «пежика». Вот машина преследователей опасно перестроилась, подрезала джип — тот обиженно загудел. Еще одно перестроение…
   — А водитель у этой тачилы совсем неплох, — прошептала Таня.
   Она неслась по правому ряду мимо военной академии. Мелькали решетки и колонны.
   Впереди, на перекрестке с Китайгородским проездом, горел красный. У светофора сгрудилось железное стадо автомобилей.
   «Нексия» сзади еще раз лихо перестроилась и, кажется, успокоилась: люди в ней заметили ярко-красный «Пежо».
   Таня сбросила скорость. Она не собиралась больше гнать. Сомнений не было: «Нексия» и в самом деле ехала за ней.
   — Что и требовалось доказать, — прошептала она.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента