Тим кое-как набросил на плечи дорогую куртку, небрежно смяв воротник.
   - До чего же вздорный характер у дяденьки! Ведь ясно, откуда уши торчат: былая слава прошла, а это - остаточные явления! Выеживается! Кому решил мозги промыть, кого раздраконить? Да Тимофей Семушкин пошлет на фиг кого угодно и выхватит свой фартовый билет! Давно уже в этой бодяге пообтесался, что мне новый бесплатный плевок судьбы? Один черт! Ирка-гадюка! К завтрему так устроюсь - сплошной блеск! Все сделаю грамотно, заради Бога! Ладненько, отбываю с вечерней лошадью. Я тебе брякну, Андрюха. Не дрейфь и займись сексом! Салют! Хорошего дня!
   Тимоша явно просто хорохорился.
   После его ухода Зойка испуганно прошептала:
   - Ой, я упала!
   И потерянно, низко наклонив голову, вжалась в кресло. Она была давно дружна с Иркой, но считала, что терять такого танцора, как Семушкин, из-за Иркиной дурацкой влюбленности, нельзя ни при какой погоде. Андрей был с ней совершенно согласен. Более того, в нем впервые пробудился протест: надоело бояться! Почему он должен подчиняться и слушаться, почему обязан выполнять все распоряжения и указания Степана не только на паркете, но и дома? Молчание ягнят... И потом, он, Андрей, по сей день не знает и не понимает ни черта в своей биографии, не разбирается ни в своем прошлом, ни, тем более, в будущем... А хотелось бы. Даже очень.
   И Андрей вышел из комнаты, оставив Зойку в тяжкой растерянности, и толкнул дверь к Степану Николаевичу. Юрасов спокойно стоял возле "стенки", выбирая чтение. Он любил вечером, если оставалось время, листнуть старый роман. Какого-нибудь Гончарова, например. К книгам Степана приучила сестра, тихо и скромно проработавшая всю жизнь в районной библиотеке возле дома.
   Андрей никогда эти странных вкусов и пристрастий не понимал. И тренер совершенно напрасно, впустую долго пытался заинтересовать сына чтением. Ничего не получилось. "Кто-то ошибся: ты или я..." Андрея по-прежнему привлекали только музыкальные группы. Но на диски и кассеты для сына Юрасов никогда денег не жалел. Тоже не самое плохое увлечение. Каждому свое...
   - Ты что, Андрюша? - спросил Степан Николаевич, словно ничего не случилось. - Тебе что-то нужно? Вообще уже поздновато, пора ложиться, завтра рано вставать.
   - Я хотел бы поговорить. По-крупному, - сказал Андрей. - Давно хотел, но надумал сегодня... Больной разговор...
   Юрасов внимательно посмотрел Андрею в глаза: иногда тренер злоупотреблял своей привычкой и манерой испытывать собеседников взглядом. Своеобразный тест-проверка: Степан отлично знал, что в глаза не смотрят лишь негодяи и сумасшедшие.
   Андрей взгляд выдержал, хотя начал возмущаться все больше и больше. "Нет, ребята, все не так, все не так, как надо..." Чересчур застращал и застрожал тренер всех в последнее время, не раздышаться никак! Сплошное бесправие и беззаконие! Может, пора восставать? Устроить бунт на корабле... И вождь сформировался готовенький: пофигист Тимофей Семушкин, которому нечего терять, кроме своих цепей. Но Андрею есть что терять. Поэтому он сейчас осторожно, исподволь пробует нащупать пути решения. И стоит в обороне. Всего-навсего...
   - Видимо, не поговорить, а спросить, - поправил его Степан Николаевич. - Спрашивай, о чем хочешь, у тебя крайне редко возникает такое желание. Я даже иногда удивляюсь, глядя на тебя. Ты очень нелюбопытен.
   - Я, наверное, копил вопросы на черный день. Складывал, - пояснил Андрей. - Теперь вот набралась куча... Хотя, в общем и целом, не так уж много... Скажите мне, Степан Николаевич, зачем я вам нужен?
   Юрасов прекрасно понимал: данная тема рано или поздно обязательно возникнет, и ее придется обсуждать. Семьи у Степана не получилось, от почти прожитой жизни осталась самая малость: любимая старшая сестра Манечка, тоже одинокая, да танцы. На остальное у него просто не хватило времени: танцы навсегда заслонили окружающее и заполнили будни и праздники.
   Когда-то Степан мечтал о сыне, шутил, что вот, дескать, родится и вырастет, и пойдут они с ним вместе по бабам. Сын так и не родился, к женщинам Степан относился трепетно и нежно, бравировал исключительно на словах и страшно боялся уходить из этого мира, не оставив себе замены. Боялся и не хотел. "Мне нужно уйти, улыбаясь..."
   Он давно уверовал, что именно ему нельзя ничего не оставить после себя: Степан не имеет никакого морального права спокойно умереть, поскольку мир без Юрасова невозможен. С его уходом жизнь потеряет так много, что перестанет даже называться жизнью.
   Но лучший и любимый ученик, белокожий, ловкий Тимоша, в смысле замены тренера не устраивал, не радовал моральными качествами, сомнительными духовными ценностями и проснувшимися на алой заре физиологическими наклонностями. Порочное дитя. Не успеешь оглянуться, уже обнимается с новой девкой. Да еще слава Богу, что с девкой! Вокруг влюбленных друг в друга юношей невпроворот. Степан этих страстей и вовсе не одобрял и не понимал. Хотя уж лучше кого-то по-своему любить, чем по стандарту ненавидеть.
   Из молодых да ранних, Тимофей проворно высказался весь, до конца, слишком быстро разболтался, показал всем, на что способен - и остановился на финише. Он не годился на длинные дистанции. Каждый в жизни может быть только либо стайером, либо спринтером. Степан искал такого, который в состоянии спокойно, целенаправленно и размеренно, всегда бежать вперед, до конца. Именно тогда случайно появился Андрей... Пластичный и музыкальный, с абсолютным слухом.
   Юрасов взял мальчика не просто для того, чтобы скрасить ежевечернее одиночество. Нужен был именно сирота.
   Тренер, стараясь себя не выдать, с презрением и настоящей иронией относился к своим ученикам, в основном детишкам пресловутых новых русских, которым ничего не стоило, в оголтелой погоне за мировой славой потомства, выкладывать немалые долларовые суммы за занятия танцами. Степан хорошо помнил, как его отец, подполковник милиции, с трудом скопивший за всю свою жизнь на подержанную "Волгу", тотчас продал ее, увидев, что платить за танцы сына нечем. И потом понемногу "отщипывал" от этих денег, предназначенных исключительно для спортивно-танцевальных тренировок Степана.
   Мать часто недобро, грубо упрекала тихого, бессловесного отца за неумение жить, прилично зарабатывать и нормально содержать семью.
   - Бандитье ловить за такие деньги могут только дураки! - постоянно заявляла мать. - Это чтоб тебя же за копейки и пристрелили в темном переулке! Еще и детей перережут вдобавок!
   Отец вздыхал и отмалчивался. Безответному подполковнику милиции почему-то очень хотелось видеть сына гениальным танцором, которому не найдется равных в мире. У каждого свои собственные мечты, иногда странные и порой кажущиеся родным нелепыми и дикими.
   - Ты, сынок, не обращай на мамины крики внимания, - говорил Степану отец. - Она нервная, жизнь прожила непростую, почти нищую. Да еще моя работа без выходных и праздников...
   Глядя на родителей, Степан в детстве поклялся самому себе, что либо сможет зарабатывать кучи денег для своей будущей семьи, либо никогда не женится. Ему удалось выполнить оба поставленных условия.
   ...Степан растил Андрюшу бережно, заботливо, как родное дитя. Это было его второе "я", его продуманный фон, его неизменная тень... Экран, на котором вновь оживет бессмертный Юрасов. Ученик должен безупречно повторить тренера, ярко отразить его блеск, его славу, его успех, но ни в коем случае не затмить. Мальчик обязан идти однажды проторенным, опробованным, испытанным Юрасовым путем - и никаких своих, неожиданных и непонятных дорог.
   Поэтому, говоря всем вокруг о самобытности и своеобразии таланта Андрея, Степан попросту лицемерил: он отлично видел и сознавал, что ни о какой оригинальности вопрос не стоит. Юрасов создал и воспитал Андрея - и Андрюша станет продолжателем Степана на Земле, его конкретной, четкой копией. И ничего больше. Сказать все это Андрею? Да упаси Боже! Но ответ на заданный вопрос у Степана давно уже готов.
   - Видишь ли, Андрюша, я - одинокий человек... Ни жены, ни детей... Всегда мечтал о сыне. А единственный недостаток, который проходит, - это молодость.
   Банальный и вполне логичный ответ. Не придерешься. Отличная полуправда, всегда подходящая для объяснений и оправданий. А ему есть в чем оправдываться.
   Степан хорошо помнил, как однажды смертельно испугался, увидев, что тринадцатилетний Андрюша влюбился - а он все делал достаточно серьезно и глубоко - в Аллочку Чеботареву. В знаменитую Аллочку, известную всему миру сначала своими танцами, а потом спортивной школой, с которой осмелился спорить один лишь Юрасов.
   Андрей смотрел на Аллу чумным взором, маленький мальчик в мире больших людей, а она его абсолютно не различала среди сверстников-танцоров близорукими, ласковыми глазами. А ужаснулся Степан потому, что чересчур точно, почти буквально Андрей повторил на этот раз тренера и отца: получился безусловный ксерокс, на удивление чистый и правильный, на редкость идеальный. Когда-то давно Юрасов тоже белел в присутствии необыкновенной Аллы и выступил ныне в роли ваятеля-творца, дерзнувшего слепить свое "я", повторить свой образ, создать собственный характер. И перепугавшегося от того, что натворил. Нельзя объять необъятное...
   Да, ему было по-настоящему страшно, когда он смотрел на Андрея и видел перед собой себя самого в юности. "За прошлое пла`чу..."
   Что будет дальше, Юрасов думать не осмеливался, - будущее его пугало и тревожило точно так же, как Андрюшу.
   - Я бы хотел знать еще кое-что, - продолжал с пристрастием допрашивать Андрей. - Вы взяли меня... Просто так... Учили, растили. Но там были деньги... Я помню сберегательную книжку... И квартиру, где мы с мамой жили... Плохую, конечно, всегда сырую, маленькую, на первом этаже. Но все-таки это моя квартира.
   Степан снова внимательно посмотрел на Андрея и усмехнулся. Он почему-то долго не верил в реальность подобных вопросов. Ему казалось - Андрей на них неспособен. Но Манечка давно подсказала брату оформить все документы, чтобы Андрей в случае конфликта почувствовал себя обезоруженным. Сестра была опытнее и старше. Мудрая черепаха Тортила... Вовсе не склонная идеализировать Андрюшу и всех остальных.
   - Квартира несколько лет назад отремонтирована и оформлена на твое имя, - сказал Степан. - Ты можешь переехать туда, как только захочешь. Мебель там тоже новая. А книжка вот...
   И Степан вынул из "стенки" и положил перед несколько ошеломленным и смущенным Андреем сберкнижку на его имя.
   - Из твоих денег я не взял ни копейки, - продолжил Степан. - Хотя, наверное, мог: на мебель, на евроремонт... Но до режима жесточайшей экономии мне пока довольно далеко. Ты начинаешь мелочиться, Андрей. Это дурно и совсем не радует.
   Андрей помолчал, но пришел в себя достаточно быстро: чувство стыда и некоторого раскаяния легко испарилось. В конце концов, каждый должен уметь постоять за себя. Всего-навсего...
   - Зачем вы выгнали Тимофея? - спросил Андрей. - Он, конечно, жуткий раздолбай, я понимаю, но такого танцора больше не найти! Нерационально и несправедливо!
   - Его никто не выгонял! - спокойно ответил Степан. - Тимофей ушел сам. Он взрослый и может самостоятельно решать основные жизненные вопросы. Плохо, что вы с ним пока ищете на них однозначные ответы. Жизнь вообще скупа на них, на однозначные. И воспитывать его и тебя я пытался совершенно напрасно, поскольку хорошими людьми просто рождаются. Или - или. Хотя мне, надо признаться, не слишком нравится ваша дружба. Я ее не очень понимаю. У Тимофея дурные наклонности. И я не удивлюсь, если услышу о нем самое плохое.
   Андрей выслушал все молча, но невнимательно, краем уха. Он впервые подумал, что тренер врет, глупо философствует, пытаясь оправдаться перед ним и предстать в ином свете и выгодном ракурсе. Пришло время переоценки ценностей и падения прежних кумиров. Пробил иной час. Отнюдь не звездный. Всего ничего...
   - А мама? - неожиданно выпалил Андрей. - Откуда вы знаете маму?
   Юрасов смутился и опустил глаза. Ага, вот оно что! Добрались до сути! Они были в близких отношениях... Собственно, Андрей так и предполагал. А что еще можно подумать?
   - Видишь ли, Андрюша, - тихо сказал Степан Николаевич, - мне не хотелось бы говорить на эту тему... Дело в том, что я до сих пор не могу вспомнить, как ни пытаюсь, как и откуда попал в ее записную книжку мой телефон. Мы не были знакомы. Я не помню твою мать... И ваша фамилия мне ничего не говорит. Наверное, твой брат когда-то подвозил меня, и я дал ему свой телефон... Или кто-то хотел устроить ко мне в школу ребенка... Ей-богу, не знаю...
   Андрей изумленно смотрел на Юрасова. Разве так бывает, Экспромт? Позже именно этот вопрос задаст ему Лиза. И он ответит:
   - И не такое бывает...
   - Мне не стоило начинать никчемные расспросы... - потерянно пробормотал Андрей. - Чего было лезть... Инициатива наказуема... Баш на баш...
   - Стоило, - отозвался Степан Николаевич. - И стоило сделать это значительно раньше. Но для тебя время идет неторопливо. Вероятно, к лучшему.
   ...После этого разговора Андрей надолго ушел в себя и никак не мог оттуда выбраться. Тренировки шли на автопилоте. Зойка напрасно строила глазки, взбивала челку и приставала с нежностями. Все ее усилия пропадали втуне.
   Тимофей позвонил ему через две недели: он осваивал и завоевывал новое пространство, а потому мыслью по древу не растекался.
   - Я тут, дружбан, слегка зашился! От балды мухлевал разные делишки, - сообщил Тимоша приятелю. - Какие у тебя фигушечки?
   - Какие всегда! - буркнул Андрей. - Пляски на паркете... А у тебя?
   - Совсем не кисло! - радостно похвастал Тимоша. - Теперь мы живем, Андрюха! Работку непыльную по нахалке нарыл, блеск! И жрачка дармовая! Случайно откопал и словчил! Мужик подсказал башковитый. Честь ему и хвала! А то уж я совсем изверился, ежкин нос! Зато нынче знаю, откуда ноги растут. Ты загляни ко мне утречком, нарисую полную картинку. А опосля аккурат в это самое время почапаем ко мне в клуб. Его с молотка берут! Столпешник боярышень! И на вскидку очень приличные баксы. Ты вздрогнешь и отпадешь!
   Но Андрей не вздрогнул и не отпал: новое занятие Тимофея ему сильно не понравилось.
   - Дурно пахнет и душу не греет, - буркнул он. - И именно это как раз плевок судьбы. Хотя вовсе не бесплатный. Баш на баш!
   - Ты, идиот продвинутый! С нарезки съехал? Завел любимую, старую волынку: "Ну и пусть будет нелегок мой путь!" В герои наметился? - завопил Тимоша. - Бездарно выеживаешься вроде Степки! Каков поп - таков и приход! Монеты не пахнут, особенно крупняк! Ты же их не свистнул, а надыбал! А в базарно-рыночной повседневности глупо мучиться проблемой выбора! И совесть болеть не должна! Она давным-давно у всех отболела и сдохла! И в землю закопали, и надпись написали! Лабуда! Госпожа мораль всегда в роли страдательной! Пока в этой круговерти пляшешь, нельзя ни размякать, ни размокать! Ломись по-наглому - и ага!
   Андрей брезгливо поморщился.
   - Здесь морду корчить нечего! - яростно продолжал Тимоша. - Мы - дети смутного времени! Распахни глаза! Я тебе местечко выговорил и заначил, но у него, видите ли, типа совесть! И потому никак не вытанцовывается! Вот хреножуть! Да тебя старшие дяденьки и тетеньки неправильно научили! Чтоб ты сам себя потом измордовал! Совки паршивые! А ты ее хоть раз видел, совесть эту ежиную? Ну, если даже сподобился, то "глазки закрывай"!
   Андрей на Тимофеевы философские страсти и политические провокации не поддался и бурно дискутировать не стал: все равно они друг друга ни в чем не переубедят. Бессмысленно. Каждый останется при своем. До поры до времени.
   Тогда Андрей еще верил, что разрыв Тимоши и Степана - ненадолго, что Тим скоро перестанет артачиться, вернется на паркет и помирится с тренером, а все эти стриптизы канут в прошлое, как бредовый случайный сон. Не кануло.
 
   ...Зиночка явно хочет, чтобы на месте разболтая-Тимошки оказался Андрей. И он не против, но рядом Викуля... Зачем это Зинаида, далеко не дура, уселась рядом с дорогостоящей, розовой куклой? Чего нашла в ней? Может, понравилась, хочет попробовать, что получится? Да ничего путного с Викой у Зинки не выйдет! Виктория четко запрограммирована на мужиков, типичная натуралка, несмотря на свои ножки розовые. А впрочем, кто знает... Если взяться за дело с умом да с Зинкиной опытностью...
 
   ...Тогда, около двух лет назад, пара Литвиненко - Черных гремела особенно звонко. На весь белый свет. Приветливо улыбалась близорукими глазами Аллочка Чеботарева. Горели яркие лампы и софиты, скользили и стучали по паркету легкие туфли...
   Вытягиваясь вечерами на диване рядом с Зойкой, Андрей продолжал слышать непрерывную, навязчивую музыку и снова и снова мысленно прокручивал одни и те же привычные движения, отработанные до автоматизма детали и штрихи, бесконечные балетные па. Зойка прижималась грудками и шептала на ухо что-то ласковое, неразборчивое... Лапушка...
   Ее давно уже нет с ним рядом. Значит, так тому и быть. Нет и не надо. Было бы о ком жалеть...
   Зойка сделала свое дело - вполне грамотно, как говорит Тимоша, - и может уйти. В конце концов, этим партнершам, унесенным временем, нет числа. К калейдоскопу их лиц и имен Андрея приучил сам Степан.
   ...После того нехорошего разговора Андрей слегка отдалился от Юрасова. Даже попробовал жить отдельно, в своей квартире на Бутырской, вместе с Зойкой. Но быстро соскучился и загрустил без тети Маши, ее забот, пирожков, булочек и уюта, и снова переехал на улицу Удальцова.
   Зойка - обе руки левые! - готовить не умела и не любила, да и времени у нее на это не оставалось. Андрею постоянно хотелось смолотить большую вкусную еду, вдоволь нахлебаться тетимашиного отменного супцу и наглухо отрубиться до утра на чистых, льняных, пахнущих дорогим стиральным порошком простынях. Поэтому конфликт почти забыли, и вернуться к нему можно было, только хорошенько порывшись в памяти. Возвращаться не хотелось, но о разладе стал напоминать Тимоша, появляющийся в жизни Андрея все чаще и чаще.
   Тимофей за прошедший год заматерел, освоился в своем клубе, стал получать приличные, чуть ли не бешеные "бабки", как сам докладывал. На жизнь не жаловался. Да и по его внешнему виду было незаметно, что он бедствует. Всегда в отличном прикиде.
   А Андрей стал потихоньку, понемногу задумываться о своем будущем. О грядущем, которое тесно и словно навсегда связано с Юрасовым, им основано и задумано, им одним создано. Андрей, казалось, оставался к своей судьбе непричастным, чувствовал себя посторонним, будто речь шла вовсе не о нем и не о его дальнейшем пути. Подопытным кроликом быть надоело. Да и сколько лет он сможет еще танцевать? Профессионалом или любителем, какая разница? Что он будет делать дальше, чем собирается заниматься, зарабатывать на жизнь? У него, конечно, есть свои деньги, но рано или поздно они кончатся. Сдать квартиру и продолжать жить у Степана? Тоже попробовать открыть свою школу танцев? Нет однозначного ответа. Юрасов прав: жизнь скупа на них, на однозначные. Печальный прогноз... А от паршивых мыслей спасение одно - работа. Танцы до изнеможения. Пляски на паркете...
   Неизвестно, когда и к какому решению пришел бы Андрей, но в его жизнь вмешалась Маринка... Точнее, он сам ее к себе "примешал".
   Он не понимал, почему. Но было в ней, в этой простой, на первый взгляд, девке, что-то таинственное, притягивающее, заставлявшее мужиков безумствовать и с ходу бросаться за ней, моментально ошалев. Флегматичная растрепа, несколько лет назад неудачно упавшая на тренировке и сломавшая руку. Ну, прифартило девке! Так ведь это еще не все, везуха особая на том не закончилась: рука неправильно срослась и осталась кривоватой. На операцию Маринка не согласилась - боялась. Посему танцы оказались заказаны. Вот и ищи себе другую профессию, иди туда, где на твою руку не сильно будут обращать внимание! Так нет, малахольная, от жизни отбившаяся Маринка сутками просиживала на соревнованиях танцоров и в спортзалах, откуда ее, хорошо зная и сострадая, никогда не выгоняли. Сидела и сидела, молча, тихо, подперев кулачком вечно лохматую, плохо стриженную головку, никому не мешая. До самого конца тренировок и выступлений, когда наступала пора отправляться домой. Неухоженная, неприбранная, к внешности своей равнодушная, безразличная барышня, влюбленная только в танцы, где ей давно ничего не светило и не могло ни крохи обломиться...
   - Ой, жалко ее! - иногда сочувственно вздыхала Зойка, виновато и смущенно поглядывая на странную девушку. - Хочется помочь, а не знаешь как...
   Андрей тоже давно приметил эту чумовую, не от мира сего девицу. К которой мужики липли, словно медом помазано, а она почти не реагировала, еле отвечала, едва шевеля пухлыми губами и не поворачивая головы. Закрытая книга...
   Маринкин мир, где постоянно пребывала она одна, настойчиво манил, звал к себе, увлекал загадочностью и неясностью. Андрею порой хотелось подойти и попросить ее:
   - "Позови меня с собой!"
   Однажды он не выдержал искушения и так и сделал. Неграмотно, по комментарию Тимоши.
   - Куда с собой? - спросила Маринка без тени удивления. - Где я, там нет ничего...
   Понято, подумал Андрей. Дело тухлое...
   - Есть мнение, сударь, - через какое-то время доложил ему приятель Тим, - что ты зверанулся, с головой не дружишь и крепко втюрился в девушку Марину!
   - Это не мнение, - спокойно отозвался Андрей. - Это правда. Ты, как всегда, блестяще отслеживаешь ситуацию.
   - А посмотреть? - начал набиваться Тимофей. - На девушку по имени Марина? Откуда она вдруг взялась?
   - Оттуда! - лаконично и четко объяснил Андрей и разрешил великодушно. - Смотри сколько влезет, не купленная! Иди и смотри. А ко мне не приставай!
   - Вопросов больше нет! Будут проверялки! - заявил Тимоша и ждать себя долго не заставил.
   Через несколько дней он позвонил с подробным отчетом о прошедших смотринах. И с ходу заматюгался.
   - Ну, ты впендюрил, Андрюха! Я укатался! Эта девка - еще та! Тихий омут! Теперь всех святых выноси! - честно поведал приятель. - Выслушай крик моей души! Ты совсем размышлялку потерял, ежели связался с данной юной леди! На кой хер тебе эта сонная девушка? На манную кашу с хреном потянуло? Да твое депрессушное чудо в перьях кого хошь заморозит и любому устроит козью морду! Лучше расслабься и займись сексом. Это святое! Но не с ней! Включи, друг, свою соображалку! Крик моей души закончился! А теперь объясни, почему ты к замухрышке примагнитился? Или просто закрутился и запараллелился?
   - Через почему, - буркнул не умеющий обижаться на Тимофея Андрей. - И не пытай больше вопросами! Сам не знаю, что тебе отвечать!
   В глубине души он понимал, что Тим прав. Но был бессилен перед самим собой. Да и бороться со своими желаниями не сильно собирался, а однажды вечером пригласил барышню к себе на Бутырскую.
   Марина поехала. Она долго рассматривала своеобразное, одинокое жилище Литвиненко: вроде и богато, и красиво, а очень неуютно и холодно. Словно здесь никогда не включается отопление. И пахнет пылью и пустотой.
   - Разве вы здесь живете? - спросила Маринка.
   Андрей кивнул и уточнил:
   - Да, иногда... Чаще у отца. Неродного. У Юрасова. Родители умерли.
   Маринка смущенно поправила свою типа прическу.
   - Я не знала про Юрасова, - сказала она. - И про ваших родителей...
   - Он меня вырастил, - объяснил Андрей. - С десяти лет. Иногда даже забываю, что он мне неродной. Хотя зову по имени-отчеству.
   - Значит, не забываете, - отозвалась Маринка. - А что мы будем делать?
   Андрей растерялся. Оказывается, он даже не знал, зачем позвал ее к себе. Вдруг позвалось как-то...
   - Потанцуем! - неожиданно предложил ей Андрей и врубил музыку. - Попробуем...
   Маринка, с робкой и счастливой улыбкой, положила ему на плечо руку, и они двинулись вперед в медленном фокстроте. Танцевала она неплохо, - еще не до конца потеряла форму, - но чересчур осторожно и боязливо. И чересчур старательно.
   - Смелее! - подбодрил ее Андрей. - У вас хорошо получается... Можно завтра повторить на паркете...
   Он просто так сказал, не думая ни о чем серьезном. Они почайпили, и Андрей проводил барышню домой. Ему даже не пришло в голову уложить ее с собой в постель. Но Маринка уцепилась за его слова и назавтра подошла к нему с той же самой робкой и неуверенной улыбкой надежды: она мечтала снова встать на паркет. И он спокойно повел ее вперед, попросив Зойку немного отдохнуть. Партнерша глянула недоумевающе и встревоженно и прошептала:
   - Ой, я упала!
   Она ойкала и "падала" в любых жизненных ситуациях.
   Только одна Зойка с ее тонкой интуицией любящей быстро заподозрила неладное. Остальные едва обратили внимание на новую, довольно нелепую, странную пару и восприняли происходящее как прихоть и каприз юной звезды, склонной к состраданию. Ни о чем не догадался и Степан, лишь недовольно бросил мимоходом:
   - Сильно не отвлекайся, здесь не дом милосердия!
   Но Андрей отвлекся слишком сильно. Ему хотелось бесконечно, непрерывно кружиться рядом с Мариной, вести ее за собой, не разнимая влажных ладоней, не выпуская ее испуганных пальцев. Он заглянул Марине в потерянные глаза и прочитал в этих зеленых свою судьбу. От нежности кружилась голова. Танцы были образом его жизни, Маринка стала образом мысли. Неловкая, неуверенная в себе Маринка с ее кривоватой рукой. Но на первый взгляд почти незаметно...
   Они начали тренироваться вместе каждый день. Всего-навсего... Зойка молчала и злилась про себя. Степан удивленно пожимал плечами, но от замечаний и комментариев вслух тоже пока воздерживался. И никакой платы с Маринки не требовал. Пусть сынок немного поиграет и развлечется! Это иногда бывает очень полезно.